Текст книги "Шалости фортуны"
Автор книги: Дмитрий Ребров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)
Ольга взглянула на парней и едва не засмеялась – так забавно они выглядели. Юра собирался было закусить ломтиком ветчины, да так и замер – с открытым ртом и вилкой в руке, оцепенело глядя на Бориса Ивановича. Саша тоже не мигая смотрел на отца, руки его судорожно шарили по столу в поисках ручки – он выронил ее на слове «титан».
Борис Иванович спросил, по-прежнему внимательно глядя на Юру и Сашу:
– Ну так что, ребята, поможете мне?
Первым пришел в себя Саша. Он откашлялся и осторожно начал:
– Борис Иванович, четыреста тонн лома – немалая партия и стоит немалых денег. Я хотел бы получить полную информацию – степень чистоты, объем каждой фракции, вид отходов и так далее. Но предложение ваше, безусловно, интересно, и я готов взяться за это дело.
– Да что там, Борис Иванович, я беру ваш лом! – перебил его очнувшийся Юра. – И цену дам хорошую, и вывезу весь – не успеете глазом моргнуть!
– Вот и хорошо, вот и ладно, – хлопнул в ладоши Шевчук-старший. – Давайте сделаем так. Я улетаю на четыре дня в Германию. Но, чтобы не терять времени, дам вам адрес завода и сегодня же сообщу туда о нашей договоренности. – Он протянул парням по визитке. – Поезжайте на завод сами. Там все обсудите с моим коммерческим директором Боркером Михаилом Моисеевичем. Документы все оформите с ним же. Ну а что касается конкуренции, тут уж разбирайтесь сами – кто из вас...
– О Боже, который час? – перебивая Шевчука, воскликнул Юра. – Извините, Борис Иванович, я совсем забыл – мне же через час тетку встречать в Домодедове. Простите, пожалуйста, но я должен немедленно бежать, – продолжал он, вставая из-за стола и двигаясь к выходу. – Извини, Оля, извини, Саня, просто вылетело из головы... – Он уже одевался. – Борис Иванович, так вы не забудьте на завод позвонить. Вот вам моя визитка, а фамилия моя – Куртасов. Слышите? Кур-та-сов! – крикнул он уже с лестничной площадки и хлопнул дверью.
Едва за Юрой закрылась дверь, из-за стола встал Саша.
– Борис Иванович, Оля, мне тоже пора. Вам, надо поговорить – мое присутствие не совсем уместно.
– Ну что вы, Саша, – возразил с улыбкой Шевчук-старший, – напротив, мне очень приятно ваше общество...
– Нет-нет, Борис Иванович, я должен идти, – изрядно покраснев, упрямо твердил Саша. – Я, видимо, не совсем здоров – голова что-то... Позвольте мне уйти. Вот вам моя визитка. Извините, пожалуйста. Всего вам доброго! До свидания, Оля.
Хлоп! – закрылась дверь и за Сашей.
Ольга захохотала в голос.
– Вуаля! – улыбнулся отец. – Ну, что я говорил?
– Папка, ты гений! – Ольга кинулась отцу на шею.
Борис Иванович глубоко вздохнул, а потом тихо и грустно пробормотал под нос: «Славные ребятки...»
* * *
Часом позже отец уехал. Ольга кругами ходила по квартире, не находя себе места. В устроенном отцом спектакле она играла пассивную роль зрителя. И сейчас, когда первый акт закончился, ее деятельная натура не давала ей покоя. Она не желала оставаться зрителем. Она сама привыкла быть режиссером!
Ольга снова и снова представляла себе стоящие перед Юрой и Сашей задачи, и с каждым разом они казались ей все проще и проще.
«В самом деле – ну что за проблема? Первым прибыть на место и уболтать какого-то провинциального коммерсанта, – думала она. – Какие такие особые качества нужны для этого! Нет, сама идея превосходна, но сложность задачи явно маловата. Нужны какие-то дополнительные препятствия... Что, интересно, могло бы им помешать?..»
Вдруг ее осенило. Ольга схватила трубку и набрала номер справочной аэропорта.
– Подскажите, пожалуйста, когда ближайший рейс на Екатеринбург? – Оля выслушала ответ и положила трубку.
До отлета оставалось полтора часа. Значит, Юрик с Саней либо уже в Домодедове, либо подъезжают к нему. Для задуманного ею это было как нельзя более кстати.
Первым Оля набрала номер мобильника Юры.
Телефон зазвонил, когда до аэропорта оставалось километра два-три, не больше.
– Слушаю, – ответил Юра.
– Юрик, это Оля, ты где сейчас?
– В Домодедове. А что случилось, зайка? – ответил он.
– Это не телефонный разговор. Скажи, ты можешь ко мне приехать?
– Когда?
– Немедленно! – отрезала Ольга.
– Зайка, это невозможно. Я ведь сижу в самолете. Ты же знаешь, после посадки никого не выпускают... вот, нас уже куда-то потащили...
Частник, который вез Юру в аэропорт, хохотнул: «Во брешет!»
– Ты же тетку встречал? – ехидно спросила Ольга.
– Ну да, я ее встретил. И отправил на своей машине в Москву. Ну а сам, раз такая оказия, решил махнуть на ваш завод сегодня же, пока Санька не скупил там все... А что все-таки случилось? Это как-то связано с сегодняшним разговором? – встревожился Юра.
– Не волнуйся, твои железки ждут тебя не дождутся! Ничего серьезного, просто я... Ладно, Юрик, счастливого пути! – И в трубке раздались гудки отбоя.
Юра пожал плечами и отключил аппарат.
...Сашу в самолете Юра не обнаружил. Он одновременно и удивился, и обрадовался. У него появилась фора, а это облегчало задачу. Саша не появился на заводе и на следующий день. Тогда Юра совсем успокоился и приступил к планомерной осаде Боркера. Тот оказался крепким орешком, но Юра вцепился в него мертвой хваткой и не сдавался. После двух дней почти непрерывных торгов и споров пресловутый консенсус был все же найден и документы подписаны.
Потом началась нервотрепка с товаром, его замером, взвешиванием, сортировкой, погрузкой... В этой круговерти Юра едва сумел выкроить время для нескольких звонков в Москву. Оля живо интересовалась ходом переговоров, подбадривала Юру, а когда он заключил наконец контракт – горячо и искренне поздравила его.
Юра ликовал: он победил, а женщины любят победителей! Теперь, после этой сделки, его шансы завоевать Ольгу возрастут стократно!
Позвонил он и Саше. Тот тоже поздравил Юру, и тоже казался вполне искренним. Юра в порыве великодушия даже попенял Саше, что тот не приехал на завод. «Здешнего добра, – говорил Юра, – хватило бы на двоих, куда же ты пропал?» В ответ Саша замялся и пробурчал что-то невнятное. А в целом, к удивлению Юры, он вовсе не казался огорченным.
За хлопотами с сортировкой и погрузкой незаметно пролетели две недели. Наконец последние килограммы металла нашли свое место в вагонах, и Юра со спокойной душой вылетел в Москву.
Из аэропорта Юра сразу поехал домой. Фирма подождет. Эта поездка его здорово измотала, очень хотелось отдохнуть, выспаться, прийти в себя.
Он зашел в подъезд. Из почтового ящика во все стороны торчали свернутые газеты. Юра выгреб почту. Из кипы газет выпало письмо, он поднял его и сразу узнал крупный ровный почерк Ольги. Тут же, у лифта, он вскрыл конверт. В нем оказалась розовая открытка с целующимися голубками. На глянцевом картоне было напечатано, что он, Юра, приглашается на торжественный ужин по случаю бракосочетания. А под текстом – два имени: Ольга и Александр.
...Да, Ольга Шевчук была деловым человеком и весьма высоко ценила в людях предприимчивость, целеустремленность и волю к победе.
Но прежде всего она была женщиной.
А какая, скажите, женщина смирится с тем, что ей предпочли груду металлолома?!
ПОМНИШЬ ЛИ ТЫ...
Юля закончила письмо и стала собираться. Она механически складывала свои и Дашкины вещи в сумки, а мысленно продолжала разговор с Алексеем.
«Ты должен меня понять, Алеша. То, что я делаю, – это подло, это шантаж, но у меня просто нет другого выхода. Ты же ничего не хочешь менять в нашей убогой жизни. Даже слушать об этом не желаешь, а у меня больше нет сил выносить все это. Эту ужасную общагу с ее грязью, сквозняками и тараканами. Эту унизительную нищету и вечное ожидание получки: дадут – не дадут? Этот замкнутый мирок военного городка – царство сплетен за колючей проволокой! Пять лет я терплю все это. Но теперь мое терпение лопнуло! Лешенька, милый, дорогой, я вовсе не хочу тебя потерять, но как же мне уговорить тебя бросить эту никому не нужную армию? Ну почему мы не можем жить по-человечески? Ведь сколько раз папа предлагал: увольняйся, я помогу устроиться. Я бы тоже нашла себе интересную работу. Или родила бы сына, о котором ты, я знаю, мечтаешь... Ну как, как мне тебя убедить?..»
...Вот и все – вещи уложены, Дашка готова. Юля в последний раз оглядела комнату: сероватый, затянутый паутиной трещин потолок, стены, покрытые шелушащейся темно-зеленой краской. Старая казенная мебель – шкаф, две сдвинутые скрипучие койки и ободранный стол. На нем – письмо Алеше. Юля еще раз перечитала его и удовлетворенно кивнула. Все верно, только так: или – или! Это ее последний шанс вытащить мужа из армии. Юля вздохнула и повернулась к дочери:
– Ну что, Дашутка, пойдем?
– Пойдем, – улыбнулась дочка.
Они вышли из общежития и пошли к КПП. Юля в обеих руках несла сумки, Даша держалась за одну из них, прижимая к груди плюшевого зайца – папин подарок на день рождения. Дорога предстояла дальняя: автобусом до станции, потом электричкой до Москвы – всего часов пять.
Когда они сели в автобус, Дашутка вдруг негромко и очень серьезно спросила:
– А папа? Он к нам потом приедет?
– Приедет, доченька, – ответила Юля, упрямо тряхнув головой. – Обязательно приедет!
В этот же день комбат пригласил всех офицеров и прапорщиков в штаб. Когда все собрались, в класс зашел командир полка. Он был сосредоточен и хмур.
– Товарищи офицеры! Вам известно, что незаконными вооруженными формированиями захвачен ряд населенных пунктов в Дагестане. Руководством страны принято решение об укреплении нашей военной группировки на Северном Кавказе. – Командир полка окинул тяжелым взглядом офицеров и продолжил: – Сегодня я получил приказ: для ликвидации террористов направить батальон из состава нашего полка. Ваш батальон – лучший в части, поэтому решено отправить вас. Командование выражает уверенность, что вы с честью исполните свой долг и не уроните высокого звания воина воздушно-десантных войск.
Командир вышел, и в классе повисла напряженная тишина. Многие из сидящих здесь уже воевали в Чечне и хорошо представляли, что их ждет в горах Дагестана. Встал комбат.
– Ну, что приуныли, хлопцы! – начал он. – Вы же у меня орлы обстрелянные, пороху понюхавшие. Так что носы не вешать, а слушать порядок отправки...
Комбат принялся ставить задачи: кому что сделать, когда и куда прибыть. Офицеры слушали и записывали.
Слушал и записывал и командир первой роты капитан Алексей Кудинов. А про себя думал: «Ох, не вовремя эта заваруха! Вот-вот должен прийти вызов из академии, а тут... Похоже, академия моя накрылась медным тазом. Да еще Юлька последнее время бесится. Как ей сказать об этой... командировке?»
Тем временем комбат закончил. Все встали и потянулись к выходу, обсуждая невеселую новость.
– Кудинов, останься, – приказал комбат.
– А вас, Штирлиц, я попрошу... – хохотнул, проходя мимо, Валерка Мухин, взводный из кудиновской роты.
Комбат закрыл дверь и повернулся к Алексею.
– На тебя, Лешка, пришли документы из академии. Так что по идее тебе надо собираться в Москву, а не в Дагестан. – Он пристально смотрел Алексею в глаза. – Но мы-то с тобой знаем: – ТАМ будет жарко. А менять перед боем командира роты... Приказать я тебе ничего не могу, так что решай сам.
– Да ты что, Ильич? Что я – не понимаю? А академия... Ну опоздаю к началу занятий недельки на две, причина-то уважительная...
Комбат коротко кивнул и пожал Алексею руку.
– Только знаешь, Ильич... Ты про вызов из академии не говори пока никому. А то дойдет до Юльки... Что-то нервная она стала, – попросил Кудинов.
– Лады, – ответил комбат. – Ну давай, Лешка, беги собираться. А то дел еще...
Кудинов до позднего вечера готовил роту к отправке. Только в одиннадцатом часу он добрался до общежития. Дверь в его комнату почему-то была заперта. Он тихонько открыл ее и на цыпочках вошел внутрь. Когда глаза привыкли к темноте, Алексей понял, что в комнате никого нет, и зажег свет. Письмо на столе он увидел сразу.
«Алексей! Мы с Дашей уезжаем в Москву, к маме. Я тебе не раз говорила, что жить той жизнью, которой живем мы, унизительно. В ответ ты молчал или отшучивался. Теперь шутки кончились. Либо ты увольняешься и приезжаешь в Москву, либо остаешься служить и теряешь нас с Дашей. Выбирай – или армия, или семья!
Очень любящие тебя Даша и Юля.
P.S. В сентябре ты в любом случае будешь в Москве – дай нам знать о своем решении».
Кудинов скомкал лист и швырнул его в угол комнаты. Вот черт! Только этого не хватало! Не вовремя, ох, как все не вовремя!..
Он сел на койку и обхватил руками голову. Потом резко встал.
Нет, раскисать нельзя! Значит так – никакого письма не было! Любящая жена собрала мужа в поход и поцеловала на прощанье. И все! А пока он будет считать, что Юлька с Дашкой сидят дома и терпеливо его ждут. ТАМ ему нужны крепкие нервы, а значит, никаких семейных драм в тылу!
Алексей собрал кое-какие вещи, взял тревожный чемоданчик, выключил свет и вышел из комнаты. У него еще были дела в роте.
Какое счастье вновь оказаться в любимом городе!
Видеть вокруг громады новых зданий, а не старые казармы. Заходить в шикарные магазины, а не в скудный военторг. Смотреть лучшие спектакли и концерты, а не однообразную самодеятельность. А как радостно встретиться со старыми друзьями!
Мама с готовностью взяла на себя заботы о внучке, и Юля была совершенно свободна. Она подолгу гуляла по Москве, побывала во всех любимых театрах и даже – вместе с Дашей – в цирке и зоопарке! И, конечно же, ходила по гостям.
Друзьям она говорила, что просто приехала навестить родителей. Только Машке, лучшей подруге, рассказала о своей затее. Та горячо поддержала, полностью одобрив ее план.
Так прошли четыре беззаботных недели. А потом Юля захандрила. Она стала скучать по Алеше – с каждым днем все сильнее. Все чаще она думала, что идея с отъездом не была такой уж удачной. Что ставить ультиматумы глупо и недостойно. Что Алеша в конце концов может выбрать службу – и вовсе не потому, что не любит ее (в этом-то она не сомневалась), а просто из-за того, что она загнала его в угол.
Но ведь не ради себя одной она затеяла этот побег! Дашутке скоро пять – а что она видела в этом несчастном Богучарове? А сам Алеша? Она знала, как муж переживает, что он, здоровый и сильный мужик, не в состоянии обеспечить свою небольшую семью даже самым необходимым. Как унижала его неизбежная помощь от тестя с тещей, хотя никто никогда ни словом не упрекнул его в этом. Да и она сама, наконец! Молодая, красивая женщина, она вовсе не собирается просидеть всю жизнь за колючей проволокой!..
А от Алексея не было ни слуху ни духу. Юля предполагала, конечно, что он не бросится сразу за ней, что для принятия такого решения потребуется время – неделя, две, месяц, наконец! Но прошло уже два месяца, а от него по-прежнему не было никаких вестей...
Началась операция в Чечне. К тоске по мужу добавилась тревога. Юля знала, что летом Алеша блестяще сдал экзамены в академию и с сентября должен приступить к занятиям. Но все равно на душе было неспокойно и после каждого репортажа из Чечни щемило сердце – а вдруг?!
Конечно, можно было бы для спокойствия позвонить в Богучарово, узнать, где капитан Кудинов. Но о звонке сразу стало бы известно Алеше, и тогда вся затея с ультиматумом теряла смысл. Нет, надо набраться терпения и ждать!
И Юля ждала. Она больше не гуляла целыми днями по Москве и стала избегать встреч с друзьями. Ей казалось крайне важным быть дома, когда Алеша приедет или позвонит, словно именно от этого зависело его решение.
Она часами просиживала с фотоальбомом на коленях, не спеша, по страничке, перебирая их с Алешей совместную жизнь...
За этим занятием ее застал звонок от Машки.
– Привет, Юлька! У тебя что – оспа? – бодро спросила подруга.
– С чего ты взяла?
– А что ж ты от людей прячешься?
– Просто нет настроения...
– Понятно! О своем капрале тоскуешь? Дура ты, Юлька! Ты для чего с этой гауптвахты удрала? Чтобы в четырех стенах сидеть и над его фоткой слезы лить? – гневно спросила Маша.
– Да ты что? Какие слезы?
– Мокрые! Пойми, малахольная, мужики – они хоть и примитивны, как инфузории, – тоже хоть что-то, да чувствуют. Ты здесь нюни распускаешь, а он в Дубосекове своем спокоен, как танк: никуда, мол, она не денется. А если хочешь, чтобы он там выл от тоски, то забудь о нем – гуляй, веселись, роман с кем-нибудь закрути... Вот тогда он, голубчик, будет твой! Весь – от головы до хвоста!
– Прекрати, Машка! Что ты чушь какую-то несешь? Какой роман? Слушать противно!
– Ну, роман – не роман, а киснуть я тебе не дам! Вот что... Ты в телецентре была когда-нибудь? (Маша работала редактором на телевидении).
– Нет.
– Прелестно! Завтра утром я за тобой заскочу – поедешь со мной. – Тон подруги не допускал возражений.
– Что я там забыла?
– Во-первых, развеешься. Новичку наш дурдом весьма любопытен. А во-вторых, ты работать собираешься, когда твой фельдмаршал капитулирует? Вот и присмотрись, может, понравится.
...В телецентре, правда, оказалось много интересного. Подруга устроила Юле экскурсию по полной программе. Знакомые по телеэкрану лица, залитые светом студии и полутемные аппаратные сменяли друг друга, как в калейдоскопе. От обилия впечатлений Юля довольно быстро утомилась и попросила Машу о передышке.
– Отлично, – ответила та. – Тогда я немного поработаю, а ты кофейку попьешь.
Они зашли в монтажную, где у мерцающего экрана сидел одинокий мужчина. Он повернулся к вошедшим и заорал:
– Машка, ну где ты бродишь? Я тут бьюсь один, как рыба об лед...
– Спокойно, Шурик! – бодро ответила Маша, включила кофеварку для подруги, а сама села рядом с мужчиной к экрану. Пока перематывалась пленка, она пояснила Юле, что Шурик на днях вернулся из Чечни и готовит из отснятого там материала фильм.
Шурик и Маша стали просматривать пленку, вполголоса обсуждая увиденное. Юля с чашкой кофе пристроилась за ними, поглядывая на экран.
А там мелькали кадры войны: интервью какого-то усталого генерала, стреляющие пушки и танки, раненые солдаты, разрушенные дома, плачущие женщины... Вот приземляется вертолет. Из него выскакивает парень в камуфляже. Он что-что кричит и призывно машет рукой. Юля вздрогнула – она узнала этого парня. Это был Валера Мухин, сослуживец Алеши. К вертолету бегут люди. Они достают оттуда носилки. У Юли заныло в груди... Носилки несут к оператору...
– Нет, Шурик, больше раненых не надо, – негромко сказала Маша.
Тот согласно кивнул и потянулся к пульту.
Вдруг сзади раздался звон разбитой чашки и – следом – жуткий хрип Юли:
– Стойте!
На носилках лежал Алексей.
...Слезы застилали глаза и мешали Юле разглядеть мужа, поэтому она снова и снова просила повторить страшные кадры.
Алеша явно без сознания. Бледное – ни кровинки! – лицо. Шея и грудь обложены комьями окровавленной ваты. Левая штанина разорвана до бедра. На ноге повязка. И тоже – кровь. Страшно, Боже мой, как страшно!
Юля подняла заплаканное лицо к Шурику:
– Но ведь он жив? Скажите, он жив?
– Ну конечно же, – растерянно бормотал тот. – Это же госпиталь... Раз в госпиталь, значит, жив...
– Когда это было? Где этот госпиталь? Пожалуйста, вспомните, – умоляла Юля.
– Конечно-конечно... Госпиталь – в Моздоке... – Шурик рылся в своих записях. – Вот! 14 октября, Моздок – все точно.
– Господи, это же почти две недели назад! А как быстрее попасть в этот Моздок? Это в Чечне?
– Это в Северной Осетии, но госпиталь в Моздоке – полевой. Понимаете? Там делают только неотложные операции, а потом отправляют раненых в другие города.
– А Алеша? Куда отправили Алешу?
– Этого я не знаю, но могу попытаться узнать.
– Шура, дорогой мой, узнайте! Ради Бога, узнайте! – схватила его за руки Юля.
– Юлька, успокойся, – обняла ее за плечи Маша. – На вот, прими валерьяночки. А ты не стой, – цыкнула она на Шурика, – бери телефон и звони! Капитан Алексей Кудинов...
Через минуту Шурик набирал номер военного пресс-центра в Моздоке, где у него были знакомые.
Маша тем временем усадила Юлю в кресло.
– Ты же говорила, что он в академию поступил? Как же он тогда в Чечню-то попал?
– Да разве он оставит своих?! Он же помешан на долге, у него и в роду все военные! Да тут еще мое письмо... – охнула Юля и снова заплакала. – Какая же я дура, Машка! Дура и дрянь!..
Маша опять стала ее успокаивать, а Шурик в это время уже уговаривал какого-то майора Каратаева:
– Сергей, это крайне срочно! Я тебя очень прошу – немедленно... Да, капитан Кудинов Алексей...
Минута тянулась за минутой. Все молчали, с надеждой и тревогой ожидая ответа из далекого Моздока.
– Да-да! – Шурик схватил ручку и стал записывать. – Так... так... когда?.. Спасибо, Серега, с меня причитается! Будь здоров, дорогой.
– Что? – прошептала Юля.
– Капитан Кудинов – осколочные ранения в шею, левую голень и бедро. Прооперирован в полевом госпитале в Моздоке. Состояние стабильное, средней тяжести. Отправлен для дальнейшего лечения в Ростовский окружной военный госпиталь 17 октября.
В тот же день Юля вылетела к мужу, сказав дома, что едет в Богучарово.
В Ростовском аэропорту Юля взяла такси. Пожилой шофер долго молчал, искоса поглядывая на пассажирку. Было видно, что она не в себе, да и пункт назначения – военный госпиталь – говорил сам за себя.
– Что, дочка, беда у тебя? – мягко и участливо спросил наконец шофер.
Юля молча кивнула.
– Кто же у тебя там?
– Муж, – едва вымолвила Юля, боясь заплакать.
– Из Чечни?
Юля снова только кивнула.
Водителю явно хотелось поговорить. Он пустился в пространные рассуждения о том, что кашу, как всегда, заваривают одни, а расхлебывать приходится другим. О том, что власть давно должна была прижать бандитов к ногтю, иначе что же это за власть?
Потом он стал расхваливать госпиталь. Какие там замечательные врачи, скольких раненых они спасли в прошлую чеченскую войну. Какой там прекрасный парк, речка совсем рядом...
Юля слушала его вполуха, думая о своем. Как там Алеша? Пустят ли к нему?
Она и ждала этой встречи, и боялась ее. Что она скажет? Какими должны быть ее слова, чтобы Алеша забыл о том злосчастном письме? Господи, если бы этого письма не было!
Они приехали. Юля, выйдя из машины, бросилась через дорогу, к госпитальным воротам. Она не видела, как справа, из-за притормозившего троллейбуса, стремительно выскочила светлая иномарка. А водитель слишком поздно заметил перебегающую дорогу женщину...
От удара Юля взлетела вверх, врезалась головой в лобовое стекло и без сознания упала на асфальт.
Хозяин иномарки и не успевший уехать таксист принесли Юлю в приемный покой госпиталя. Там сначала ее брать не хотели, отсылали в городскую больницу. Но дотошный таксист объяснил дежурному врачу, что пострадавшая – жена офицера, ехала к раненому мужу именно сюда, в окружной госпиталь. Тот посмотрел Юлины документы, позвонил в регистратуру и, убедившись, что это правда, распорядился Юлю принять.
Утром Юля проснулась на больничной койке. Правую руку сковывал гипс, а грудь и голову стягивали бинты. Все плыло перед глазами, волнами накатывала тошнота, но Юля все-таки нашла силы встать. Она оглядела палату, увидела на стене зеркало и осторожно двинулась к нему.
Юля взглянула в зеркало и оторопела. Последняя бомжиха выглядела бы по сравнению с ней фотомоделью. Огромная синяя шишка над глазом, опухшие разбитые губы, порезы и ссадины, щедро обработанные йодом, «украшали» ее лицо. Почти полголовы было покрыто лишь коротеньким неровным «бобриком». От этого жуткого зрелища у Юли против воли хлынули горькие слезы.
В этот момент в палату зашла медсестра.
– Больная, кто вам разрешил встать? Немедленно ложитесь! – сразу накинулась она на Юлю, но, увидев ее слезы, тут же изменила тон. – Прошу вас, ложитесь, вам нельзя ходить...
Юля молча плакала.
– Пойдемте в кровать, – обняла ее медсестра. – Я помогу вам...
Юля не двигалась с места. Наконец она разомкнула запекшиеся губы и, показав на зеркало, хрипло прошептала:
– Кто это?
Сестричка охнула, закрыв рот руками, и опрометью кинулась прочь. В дверях она столкнулась с врачом и испуганным шепотом, слышным на всю палату, огорошила его новостью:
– Павел Андреич, у новенькой с сотрясением – амнезия...
Врач тут же уложил Юлю в постель, а сам сел рядом и стал ее расспрашивать. Но Юля не слышала его вопросов. Перед глазами стояла уродливая маска, увиденная в зеркале. Потом в ее сознании всплыло странное слово – амнезия.
«Амнезия... – Мысли возникали с трудом, медленно и мучительно. – Кажется, это потеря памяти... Выходит, я ничего не помню?..»
– Извините, – прошептала Юля врачу, – я очень устала, мне надо отдохнуть... Извините...
– Да-да, конечно, – ответил врач, – отдыхайте, а после обеда к вам зайдет невропатолог.
Полдня Юля пролежала, отвернувшись к стене, и, когда в палату пришел обещанный специалист, она уже была готова к разговору.
Невропатолог, дородная дама средних лет, представилась Тамарой Михайловной. От нее Юля узнала, кто она, зачем приехала в Ростов и что с ней здесь произошло.
– Можешь считать, голуба моя, что легко отделалась. Два ребра да рука после такой аварии – это, поверь мне, ерунда. А вот голову ты ушибла серьезно. Временная потеря памяти от сильного удара – штука вполне обычная. Не переживай и не паникуй, память восстановится обязательно, нужны только время и покой.
– Но я вспомню все? То есть я хочу спросить, не бывает ли после амнезии такого, что какие-то эпизоды не восстанавливаются?
– Да, такие случаи известны. – Врач внимательно посмотрела на Юлю. – Такое обычно происходит, когда пациент сам подсознательно не желает вспоминать что-то из своей жизни. Что-то страшное, трагичное или стыдное...
– Тамара Михайловна, – прервала ее Юля, – когда я увижусь с мужем? Скажите, что с ним?
– Героя твоего я сегодня видела. Ранение в шею у него, к счастью, неопасное. С ногой похуже – установили аппарат Илизарова, придется ему с полгодика железки потаскать. Но ходить будет, можешь не сомневаться. Да что ходить – плясать будет! Как он рвался к тебе! «Дайте, кричит, костыли немедленно!», – усмехнулась Тамара Михайловна.
– Так он сейчас придет? – с дрожью в голосе спросила Юля.
– Нет, голуба моя, сегодня ты будешь отдыхать! – Врач встала. – А завтра увидитесь и начнете потихонечку вспоминать... И не волнуйся – все у вас будет хорошо. На вот, пригодится... – Тамара Михайловна наклонилась к Юле и сунула ей в руку маленький сверток.
Когда дверь за врачом закрылась, Юля развернула бумагу и достала косынку – очень красивую, яркую, с затейливым восточным узором.
Юля благодарно улыбнулась и подумала: «Ну что ж. Амнезия, так амнезия!..»
К встрече с мужем Юлю готовили целой палатой. Наконец результат коллективных усилий удовлетворил всех. Завершающим штрихом стала кокетливо повязанная косынка.
Вскоре привели Алешу. На костылях он держался еще неуверенно, хотя накануне и тренировался ходить. Медсестра помогла ему сесть на стул рядом с кроватью и пристроить поудобнее ногу в железном каркасе. Он взял Юлину ладошку в свои огромные, как сковородка, руки и ясно, по-детски улыбнулся:
– Ну, здравствуй, Юленька...
У Юли выступили слезы, и она закрыла глаза рукой в гипсе.
Из-за спины Алексея возникла Тамара Михайловна и грозно сказала:
– Так, голуба моя, будешь реветь – я твоего героя мигом выставлю!
– Нет-нет! – Юля убрала руку от лица и улыбнулась сквозь слезы. – Я не буду... нет...
Алеша твердо помнил инструкции Тамары Михайловны: ни о чем Юлю не расспрашивать и как можно больше говорить самому. Он стал довольно бодрым голосом что-то рассказывать, сбиваясь и запинаясь от волнения. Юля, впрочем, не слушала его. Она лишь неотрывно смотрела на Алешу. Вот он, ее муж, – высокий, красивый, сильный, а главное – живой...
Они стали регулярно встречаться. Сначала в Юлиной палате недолго, по 20– 30 минут. Потом Юле разрешили вставать, и они проводили вместе целые дни, стараясь уединиться где-нибудь в укромном уголке.
Алеша рассказывал Юле всю их совместную жизнь. Рассказывал подробно, стараясь ничего не упустить, памятуя слова Тамары Михайловны о том, что толчком к восстановлению памяти может стать любая малозначительная деталь. Рассказывал день за днем, год за годом, начиная с их знакомства в Рязани на дне рождения у Юлиной подруги. Рассказывал откровенно, ничего не приукрашивая и не забывая ни своих, ни Юлиных ошибок и обид.
Поначалу он был скован, его монологи напоминали, скорее, доклады: «Я пошел», «ты сказала», «мы поехали»... Но со временем в нем проснулся явный талант рассказчика. Он входил во вкус и разыгрывал целые сценки, изображая в лицах произошедшие когда-то события. Порой это выглядело так забавно, что Юля не могла удержаться от смеха. А еще она была поражена тем, какое, оказывается, большое значение он придавал самым невинным, по ее мнению, словам и поступкам. Она взглянула на их семейную жизнь глазами мужа и жадно внимала каждому его слову, извлекая бесценный урок.
А еще они... целовались. Часто и долго, наслаждаясь близостью любимого человека и страдая от невозможности отдать ему всего себя без остатка. После «первого поцелуя» Алексей признался:
– Юлька, мы женаты пять лет, у нас дочь, и я знаю каждую родинку на твоем теле. Но, честное слово, я мандражировал, как школьник на дискотеке.
– А я?! – воскликнула Юля. – Ты-то хоть уверен, что целуешься со своей женой, а я... – она лукаво прищурилась. – А вдруг ты авантюрист-многоженец?! Сговорился с Тамарой и дуришь бедной девушке ее пустую голову...
А время шло, и однажды утром Юле сказали, чтобы она готовилась к выписке. Война продолжалась, и окружному госпиталю требовались места для новых раненых.
Юля бросилась искать Алексея. Они столкнулись в коридоре, неподалеку от кабинета невропатолога.
– Алеша, меня выписывают! Завтра я должна уехать, что делать? – огорошила его Юля.
– Та-а-ак... – растерянно усмехнулся он. – А как же память?
– Память? – переспросила Юля. – Давай сядем, Алеша, тебе тяжело стоять.
Они присели на лавочку здесь же, в коридоре. Алексей начал было рассказывать что-то, но Юля его прервала.
– Подожди, Алеша, мне надо подумать.
Юля, опустив голову, о чем-то сосредоточенно размышляла. Потом подняла на мужа глаза и решительно встала.
– Пойдем к Тамаре!
– Зачем?
– Пойдем, увидишь.
Они зашли в кабинет. Алексей остался стоять у двери, а Юля подошла к столу невропатолога.
– Тамара Михайловна, помните, вы говорили, что бывают случаи, когда некоторые эпизоды после амнезии не восстанавливаются? – спросила Юля.
– Да, такое случается, когда больной подсознательно... – начала врач, но Юля ее перебила.
– Так вот. Я вспомнила все. Все, кроме одного единственного эпизода... – Она повернулась к Алексею, в ее голосе звучала какая-то отчаянная решимость. – Одного-единственного, Алеша!
