Текст книги "Шереметьево"

Автор книги: Дмитрий Силлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Было дело, выжигали, и не одну, – кивнул Никифор. – Жители с нами уходили, а мы там все подчистую зачищали.

– Помогало? – осведомился я.

– Не очень, – честно признался новгородец. – Одного сожжешь, трое тут же откуда-нибудь вылезут. Они ж под землей передвигаются, как кроты, только быстрее в разы. Выделяют какую-то светящуюся гадость, которая разъедает даже бетонные здания, и ползут себе на запах свежего мяса. А еще они умеют мертвой плотью манипулировать. Не оживлять мертвых, а именно использовать мертвечину, как мы копьями воюем или мечами. Даже фрагменты тел, даже отдельные кости, если они как-то связаны между собой и могут ползти по земле. Скведы и форты наши так уничтожили – подползли, подняли старое кладбище, что рядом было, и пока ожившая мертвечина нас отвлекала, прожгли стены и убили всех, кто не успел отступить. Страшно они это делают. Оглушат ударом щупальца, потом сдавят им, переломают в кашу все кости, после чего заглатывать начинают, медленно так. Бывало человек очнется, если сквед с ног начал, и кричит. Я видел такое со стены, до сих пор от этого крика по ночам просыпаюсь.

– Понимаю, – кивнул я. – А кто такие крыланы? Сколько путешествую здесь, ни разу такой твари не видел.

– Мы тоже раньше не видели, – кивнул Никифор. – Недавно они появились. Правда, к счастью, редко встречаются. Когда по земле ходят, крылья сворачивают на манер древней плащ-накидки. Даже прикрепленный к шее кожаный капюшон у них имеется, чтоб лысую башку от солнца прикрывать. Спят на земле, завернувшись в крылья, или на деревьях. Могут и вниз головой зависнуть на ветке, как небольшие рукокрылы делают – ступни у крыланов гибкие и сильные. Появляются только для того, чтобы убивать. Весной вот мастера, который огнеметы делал, нашли здесь, в крепости, с перерезанным горлом. Подозревают люди, что это крыланы постарались. Мастер в Лихудовом корпусе Кремля жил, где оружейники живут и работают. Туда так просто не пройти, охрана и на входе, и на каждом этаже. Получается, чужому только по воздуху в корпус попасть можно, стало быть, без крыланов не обошлось.

Я призадумался, вспомнив стрелка в плаще, разместившегося на бетонной площадке, к которой не вела ни одна из лестниц. Получается, это крылан меня в ногу подстрелил, и тут же свалил от греха подальше, поняв, что провалил задание. Получается, он спецом по мою душу прилетал. Соответственно, возникает вопрос – кто мог дать мутанту такое конкретное задание убить некоего бродягу, шатающегося между мирами? И в князя ли стрелял тот мутант? Может, и не было это запланированным убийством новгородского правителя? Просто мутант промахнулся, стреляя в меня.

Во второй раз.

Естественно, озвучивать свои предположения я не стал. Доказательств нет, значит, и нечего языком молоть попусту. Лучше сосредоточиться на том, ради чего я пришел в это обширное помещение.

За стеллажами со средневековым оружием стояли несколько пирамид с огнестрелом, обмотанные толстыми цепями. Без ключа даже облезлую музейную «берданку» не сопрешь, к которой патронов наверняка нет и быть не может. Прямо скажем, негусто было тут с годным оружием. Три изрядно потертых АК, один ППШ, два автомата Судаева, четыре «трехлинейки», семь гладкоствольных охотничьих ружей, вышеупомянутая «берданка». Остальное – дульнозарядные музейные раритеты и самодельные ружья-самострелы сомнительной огневой мощи. Среди этой неказистой коллекции мой «Вал» и трофейный пулемет, отнятый мною у деревенских рэкетиров, стояли особняком, обмотанные аж двумя цепями. Оперативно сработали подручные Никифора, ничего не скажешь. Не успели меня разоружить, как мое имущество было доставлено на склад и оприходовано по высшему разряду.

Никифор с видимой неохотой отомкнул замки и вернул мне оружие. «Ярыгин» мой был извлечен из огромного сейфа, стоящего рядом с пирамидами, за ним последовал мой рюкзак и разгрузка. Я не поленился проверить, все ли в целости.

– Не боись, в Новгороде воров нет, – бросил Никифор, запирая сейф. – Последнего повесили на воротах Кремля полгода назад. С тех пор хоть золотом улицы обсыпь, никто не тронет, разве что на обочину сгребут, чтоб ходить не мешало.

– Достойно вы тут все обустроили, – кивнул я, взвешивая на ладони мешочек с золотом и раздумывая, считать монеты или дамп с ними, даже если кто-то и спер пару «Сеятелей», все равно ничего не докажешь. – Грамотно. Да только, боюсь, покупать мне у вас нечего. Смотрю, в сейфе у тебя с патронами не густо.

– Так это мы еще не все обошли, – хмыкнул Никифор. – Пошли дальше, там у нас самое интересное.

Действительно, в правом крыле длинного здания находилась любопытная экспозиция. А именно – вооружение боевых роботов, снятое с подбитых, либо неисправных машин. В основном, конечно, это были стальные клешни и хвостовые шипы, дискомёты, камнеметательные устройства и универсальные аркебузы, способные стрелять как арбалетными болтами, так и круглыми пулями. Когда кончались патроны, снаряды и ракеты, у био включалась программа выживания. Верные «сервы» – роботы обслуги – быстренько переоборудовали боевые машины под суровые условия постапокалипсиса, и те продолжили охоту на людей и мутантов при помощи средневекового оружия.

Правда, в данном крыле здания находились не только поделки «сервов». Были тут и наплечные кассетники, набитые противопехотными ракетами, и снаряды с характерными следами огненного мха на гильзах, и грудная пушка «Рекса», выдранная из тела неисправного «серва»… и левая «рука» боевого робота Мountain А-14 с обрывками проводов, свисающими с остатков локтевого сустава, на которой был смонтирован шестиствольный пулемет «Minigun М134». Правда, толку от него было немного – блок стволов искорежен страшным ударом, и вряд ли подлежит восстановлению. А вот большие короба с остатками зеленой защитной краски, стоящие в углу, меня заинтересовали.

– Тоже с «Маунтина» сняли? – поинтересовался я, указав на них пальцем.

– Как звали ту кучу металла, я не знаю, – пожал плечами Никифор. – Она уже на ладан дышала, когда на Новгород попёрла, кто-то ее потрепал нехило. Видимо, думала, что тут тупое мясо по улицам бегает. Ошиблась. Мы ей под стопу противотанковую мину на веревочке подтащили, она и наступила. Ну и вот. Что осталось, мы переплавили, а до пулемета у меня все никак руки не дойдут.

Это кузнец себе польстил изрядно. В кустарных условиях нереально восстановить помятые и местами порванные стволы до функционала. Плюс электропривод поворота блока стволов у пулемета отсутствовал – видимо, питание на «миниган» подавалось от аккумуляторов робота, которых я поблизости не увидел. Думаю, и сам Никифор это все понимал и сейчас, заметив мою заинтересованность, просто набивал цену.

– Пулемет ваш мне и не нужен, – сказал я, откидывая крышку ближайшего короба.

М-да, называется, счастье было так близко… Короб оказался безнадежно пустым, второй – тоже. Я аж сплюнул на пол от досады.

– Ты там, никак, боеприпас искал? – осведомился Никифор. – Так это ты зря. Мы его отдельно храним, мало ли что. Правда, патроны из тех коробов к нашему оружию не подходят, проверено.

– Если подойдут к моим пулеметам, я заберу все, – сказал я, звякнув монетами. – Показывай.

То, что я увидел, меня изрядно порадовало.

В отдельной комнате на полу стояли «цинки». Не на полу стояли, а на деревянных брусках, чтоб под днищем воздух гулял и сырость не скапливалась. Сверху ящики были свежеокрашены зеленой масляной краской, думаю, и внутри не забыли пройтись. Молодцы новгородцы. Интересно, кто их научил? Но об этом потом, так как мне гораздо более интересно, что находится внутри цинков.

– Патроны с тех коробов вот в этом, – указал Никифор на крайний слева. – Я проверял на этой неделе. Вроде ржа по донцам пока не пошла, годные.

– Проверял, небось, потому, что собирался их на порох пустить? – подмигнул я кузнецу, одновременно, как я понял, являющемуся кем-то вроде заведующего этого склада. В ящике, как и ожидалось, оказались ленты с натовскими патронами калибра 7,62x51 миллиметр, вполне себе подходящими для моих «миниганов». Набиты те ленты в ящик были довольно плотненько, но при этом аккуратно проложены сухим картоном, что убедило меня в целости патронов – бракованный боеприпас так хранить не будут.

Никифор состроил непонимающее лицо.

– Так я ж говорил, что если тот пулемет восстановлю…

– Короче, – сказал я, вновь тряхнув мешочком с золотом. – Что здесь внутри, вы уже знаете. В общем, половину золота я отдаю за этот цинк, а другую половину – за бензин для моего байка. Три канистры по двадцать литров меня вполне устроят. И не говори, что у тебя его нет. На заднем дворе я видел грузовик с надутыми шинами, в протекторах которых свежая грязь набилась.

– Глазастый, – усмехнулся Никифор. – Насчет патронов, пожалуй, договоримся, но вот бензин… Если пулемет свой прибавишь к золоту, то, пожалуй…

И тут снаружи раздался тяжелый звон. Тоскливый такой, с надрывом, будто недалекий колокол заранее звонил по погибшим, которые пока что были еще живы.

Кузнец же замер, будто окаменев, при этом предупреждающе подняв руку – стой, мол, не шевелись. Ну, я и стоял, пока в колокольном звоне не обозначилась пауза.

– Семнадцать, – побледнев, произнес Никифор. – Семнадцать скведов. Те, выжившие, вернулись с подмогой. Столько еще не было. Это же целая армия мертвой плоти, которую они поднимут с самой глубины. Саму землю поднимут, в которую тысячелетиями мертвые ложились. Я слышал о таком. Если появилось более двенадцати скведов – это смерть для любого города, для любой крепости…

– Ну ты это, хорош хоронить себя и родичей заранее, – сказал я, хотя самому от таких речей стало как-то не по себе. – Надо самим глянуть. Может, звонарь ваш упился, забрался на звонницу, и сам себе концерт устроил.

Кузнец посмотрел на меня, как на умалишенного, после чего покачал головой.

– Это конец, чужак. Всем. И тебе тоже. Лучше было бы тебе обогнуть Новгород и ехать себе восвояси. А теперь вместе с нами погибнешь очень плохой смертью.

– Может, ты и прав, – пожал я плечами. – Но это не значит, что теперь надо сесть посреди склада и ждать, пока нас накроет ни пойми чем. Пошли на стены, поглядим, что там за сборище скведов по наши души приперлось… На тебе мой ПКМ, замаялся я с ним таскаться. Если это реально скведы, он тебе пригодится. Если нет – думаю, мы с тобой сторгуемся, и все равно пулемет твоим будет. Так что забирай, и возвращать не надо.

Я, конечно, храбрился, подбадривая поникшего кузнеца и себя заодно. Когда кому-то пытаешься настроение поднять, и самому вроде как не так страшно. А причина для страха была, причем нехилая…

На стенах столпились практически все жители Кремля, но свободных мест было предостаточно – битва с порождениями Последней Войны нехило подкосила население крепости. Мы поднялись по всходам – я с «Валом» на изготовку, Никифор – с пулеметом наперевес – подошли к зубцам… и замерли, пораженные открывшейся картиной.

Оно стояло на широкой площади, раскинувшейся напротив главных ворот Кремля. Проломившее асфальт огромное дерево, состоящее из шевелящихся щупалец. А вокруг этого жуткого живого дерева разливалось холодное, призрачное сияние, окутывало его словно облаком, состоящим из жидкого стекла.

Я на глаз прикинул расстояние – метров сто пятьдесят, не больше. По идее, слившихся в экстазе скведов можно было бы из чугунных пушек расстрелять. Глядишь, и разворотили бы жуткое дерево из щупалец.

О чем я и сказал Никифору.

– Бесполезно, – покачал головой кузнец. – Они специально поближе к воротам из земли вышли. Обернулись какой-то гадостью, которую ни ядром, ни пулей, ни огнем не взять. Они так Старую Руссу с землей сровняли, один парнишка только до нас оттуда добрался живым и смог рассказать, как пал город. Бились русичи страшно, но все в землю легли, когда выросло возле их укреплений большое дерево скведов. Вернее, земля людей поглотила. И нет от этой напасти спасения. Смотри, чужак, вот оно, начинается…

Да, это действительно было жутко…

Везде, куда не кинь взгляд, шевелилась трава, трещал и ломался асфальт, качались и падали деревья, которых более не держала ожившая земля. Из нор в ужасе лезла наружу всякая живность – стальные сколопендры, черви толщиной в руку, жуки величиной с ладонь, похожие на миниатюрные танки с ножками… Но сейчас эти мутанты сами были жертвами взбунтовавшейся земли, и, не зная куда бежать, лишь метались из стороны в сторону…

А колышущаяся земля тем временем выталкивала наружу обломки древних костей, которые тут же начинали обрастать грязью, комьями глины, ошметками мертвечины, что валялись тут и там после прошлой атаки. И вот уже стоит, покачиваясь и тупо вертя подобием головы жалкая пародия на человека. И лезут, вырастая на глазах, из беспалых рук ее желтые костяные мечи…

– Реконструкция по скелету, – произнес я слова одного ученого, услышанные как-то на другом конце земли по радио. – Слепки. Этим вашим скведам достаточно кусочка кости, чтобы по нему воспроизвести из подручных средств все остальное, а потом подкорректировать в соответствии со своими нуждами.

Подошедший Степан с «калашниковым» на плече, посмотрел на меня удивленно, покачал головой.

– Мудрено ты говоришь, гость, непонятные слова произносишь. Но, что бы ты не говорил, время слов прошло. Настало время умирать. Скоро скведы наберут полную силу, земля поднимется не только за стенами, но и внутри Кремля. И тогда нам ничего не останется, как драться с землей перед тем, как лечь в нее. Странно, правда?

Действительно, странно. И страшно. Кошмарные муляжи вырастали прямо из земли один за другим. Вернее, они и были ею. Почва, в которой некогда разложились закопанные в ней тела, странным образом хранила информацию об этих трупах. А пучки щупалец сумели вытащить эту информацию и сделать из нее кошмарное оружие.

Между тем слепки уплотнялись, все больше становясь похожими на людей, как похожи на нас мертвые манекены, повторяющие человеческую анатомию. Только, в отличие от них, земляные слепки были живыми – во всяком случае, казались таковыми, ведь и кукла, которую дергают за ниточки, тоже кажется живой.

Их становилось все больше и больше, уже и свободного места нет возле крепости, все занято этими тварями, карикатурно похожими на людей…

Степан с ужасом смотрел на происходящее, губы его при этом шевелились. Я услышал шепот:

– И создал господь бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душою живою[3]3
    Библия, Бытие, 2:7.


[Закрыть]…

– Не богохульствуй, – сплюнул Никифор, отводя назад затворную раму пулемета. – Сравнил божье творение с этой мерзостью.

Слепки между тем начали движение. Они неторопливо шли вперед, цепляясь метровыми когтями друг за дружку, и перестук костяных клинков, торчащих из конечностей этих тварей, заполнил всё вокруг… Уже можно было различить детали. Они и вправду были похожи на ожившие манекены: вместо лиц слепые маски без намека на эмоции. Правда, при этом сохранились некоторые черты тех, с кого скведы лепили свои куклы. Понятно было, кто мужчина, кто женщина, а кто – подросток, едва вошедший в силу. Детей и животных я не заметил. Видимо, скведы реконструировали лишь тех, кто представлял для них интерес в качестве бойца.

– Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся, – продолжал бормотать Степан, тем не менее, снимая с плеча «калашников». – Ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в бессмертие[4]4
    Библия, Первое послание к коринфянам святого апостола Павла, 15:51–53.


[Закрыть].

– Ну, понятно, заклинило, – бросил Никифор. – Ладно, ближе к делу оклемается. Пора.

И вскинул пулемет, который, по моему разумению, вряд ли чем мог помочь против земляной армии, которая с минуты на минуту должна была ринуться на штурм. Пока что слепки напоминали сонных мух, одурманенных дымом костра. Но что-то мне подсказывало – вялость эта временная. Сияние вокруг сборища скведов становилось все нестерпимее, и чем сильнее полыхало их силовое поле, тем быстрее двигалась армия слепков.

Но тут случилось неожиданное.

– Погоди, – сказал я, кладя руку на плечо Степана. – Побереги патроны, они еще пригодятся. Мне.

– Что?

Кузнец, прервав молитву, удивленно посмотрел на меня.

И невольно прищурился.

Из-под отворота моего камуфляжа бил свет, словно под ним горел очень яркий фонарик. Артефакт, который дал мне Перехожий, вновь сиял, причем гораздо сильнее, чем до этого в руках князя. Я так и не спросил у братьев, как к правителю Новгорода попала пластинка с отверстием под загадочный артефакт, но сейчас это было и не важно. Гораздо важнее было то, что я знал теперь.

Это знание пришло ниоткуда, как порой ни пойми с чего появляется уверенность в том или ином, беспричинная, но твердая, как камень, пока что не разбившийся о еще более твердую преграду. Я понимал, шанс разбиться и в прямом, и в переносном смысле гораздо выше и реальнее, чем эта моя уверенность. Но, с другой стороны, это был шанс. Пусть мизерный, но уж лучше его отработать, чем стоять на стенах в ожидании, пока тебя покрошат когтями страшные порождения скведов.

– Действуем быстро, – сказал я, забирая у Степана автомат – он так обалдел от этой моей уверенности, что даже не сопротивлялся. – Вы сейчас предупредите пушкарей, чтоб были наготове, после чего откроете ворота.

– Че-го??? – вылупился на меня Никифор.

– Чего слышал. Или можете подождать с четверть часа и превратиться в бастурму вместе с остальными жителями города. Всё, я пошел. Действуйте.

И ринулся вниз по всходам.

Когда меня вели к княжьим покоям, я успел заметить, куда загнали мой байк – в длинное одноэтажное кирпичное строение неподалеку от ворот. Ума не приложу, на кой оно было нужно, но возле него даже в такое сложное время торчал охранник – долговязый, жилистый отрок годов восемнадцати от роду. Жилистый, прыщавый и оттого очень злой и ответственный, что было на его лице написано аршинными буквами. В руках отрок держал короткое копье, причем держал уверенно. Похоже, не только днем, но и ночью с ним не расставался. Ладно.

Бежать пришлось недалеко. Метров двести вдоль стены, на которой замерли жители Новгорода. Кто-то морально готовился умереть достойно, в бою, кто-то молился, а некоторые просто застыли на месте, пораженные невиданным зрелищем. Вот и хорошо. Меньше внимания будет ненормальному, который вместо того, чтобы на стене стоять, готовиться, молиться, цепенеть и т. д., несется куда-то, словно наскипидаренный конь.

А бежать следовало поскорее, так как по моим расчетам слепки скведов уже к крепостному валу подошли, вот-вот начнут лезть наверх по спинам друг друга. Им лестницы не нужны, так взберутся, друг по дружке. Хрен ли им, не чувствующим боли и эмоций? Земля и есть земля, мертвая и бесчувственная, хоть и кажется живой со стороны.

Отрок был настроен решительно. Направил копье мне в лицо и зашипел нарочито грубым голосом, кося под взрослого воина:

– Стоять, мля, куда прёшь?

В другой обстановке я, может, и объяснил бы юноше, что ругаться на боевом посту нехорошо, не по уставу это. Но не было у меня времени что-либо объяснять. Поэтому я не снижая скорости бега мягким внутренним блоком отвел в сторону древко, при этом резко крутанув тазом, вкладывая в движение вес всего тела.

Если человек не ждет подобного, то может и упасть. Такие блоки нарабатываются на стальных грифах от штанги – тебе ими в морду тычут, а ты должен защититься, и при этом чтоб потом синяков на руке не было, свидетельствующих о том, что задание выполнено неверно.

Юноша не ждал. Скорее всего, и не подозревал о таких вот хитрых техниках, поэтому закрутило его влево неслабо. Правда, на ногах он устоял, и даже, набычившись и выпятив вперед нижнюю челюсть, попытался вернуться в исходное положение, в процессе возврата пырнув меня копьем снизу.

И здесь он был в корне неправ.

Я ж не бабочка и не жук какой, чтоб меня на булавку насаживать. Можно было, конечно, сделать обвод, завладеть копьем, зацепить ногу долговязого, уронить на землю, и, придушив слегка древком, прочитать лекцию о хороших манерах и уставе караульной службы. Но это все – время, которого у меня не было. Поэтому я просто махнул ногой, будто по высокому мячу бил. Ну, и попал, куда метил – трудно было промахнуться по подбородку, столь яростно выпяченному вперед.

Апперкот в боксе, нанесенный со всей дури в нижнюю челюсть, штука страшная. Но спорт предусматривает капы и перчатки, которые мягче голого кулака. А если то же самое пробить с ноги, да еще рантом тяжелого «берца», результат будет однозначным.

Послышался неприятный хруст. Одновременно с ним долговязого приподняло над землей. Его копье вместо моего живота пропороло небо – и вылетело из рук хозяина, который со всего маху грохнулся на спину, и остался так лежать в глубоком нокауте.

Что ж, надеюсь, что незадачливый копейщик отделался потерей пары зубов и легким сотрясением мозга, а не переломом челюсти и неслабой черепно-мозговой травмой. Могло быть как первое, так и второе. Когда меня пытаются пырнуть в живот отточенным железом, я силу не рассчитываю. Тем более, если все получится, парень мне потом по жизни благодарен будет. А не получится, значит, помрет без мучений минут через десять, так и не поняв, кто его раздирает на части костяными когтями.

На дверях склада висел внушительный амбарный замок, который, впрочем, меня не остановил. Прямой удар ногой – и проржавевшие шурупы с визгом вылетели из подгнившего дерева, после чего замок сиротливо повис на одной петле. Понятное дело, за состоянием дверей и запоров внутри крепости никто не следил – кому воровать-то? Впрочем, я воровать и не собирался. Только свое забрать.

Мой байк стоял возле самого входа, прислоненный к стене – катить внутрь тяжелую и неповоротливую машину желающих не нашлось. Вот и ладушки, вот и хорошо. Тем более, что ключ зажигания тоже был на месте.

Впрочем, на этом хорошее кончилось. Патронов в коробах по-прежнему не было, а после того, как я завел байк, стало ясно, что и бензин практически на нуле. Вроде когда въезжал в Кремль, побольше его было. Может, кто успел слить немного дефицитного топлива, а, может, я сам просто не заметил за жестким экшеном, что бак почти пустой…

Так или иначе, заправляться было нечем – канистры на мотоцикле отсутствовали. Похоже, хозяйственные новгородцы утащили их в какой-нибудь специальный сейф. Впрочем, даже если б они и остались на старом месте, все равно времени заправиться не было. Я уже слышал за рокотом мотора, как слева натужно, с визгом скрипят шестерни невидимого механизма и петли тяжеленных стальных ворот. А Никифор-то со Степаном оказались молодцами. Доверились мне полностью. Наверняка своротили по пути пару-тройку челюстей, но пробились к воротам и сейчас просто делали то, что я им сказал. Хотя, в общем-то, они ничего не теряли. Было и так понятно – в случае, если я подведу, все жители крепости просто умрут, и некому будет обвинить кузнецов в предательстве.

Но я очень постараюсь не подвести.

Сунув «калашников» Степана в широкий ружейный чехол слева, я проверил мой «Вал». М-да, неважное вундерваффе против целой армады мертвечины, поднятой скведами из недр земли.

Но я все же попробую.

Мотоцикл набрал скорость почти мгновенно. Я успел заметить, как на его рев развернулись люди на стенах, готовясь стрелять в новую напасть, подкравшуюся с тыла. И выстрелили бы, наверно, если б успели. Но я уже пролетел меж приоткрытыми створками ворот и несся по мосту, прямо на безликую массу мертвечины, медленно двигающуюся к Кремлю.

Думаю, скведы могли придать любую форму своим творениям. Но они выбрали верный ход – создать фигуры из гнили, костей и земли, наиболее устрашающие, кошмарные, омерзительные для человека. Наверняка хорошо покопались ментально в мозгах осажденных, и слепили самое отвратительное и пугающее, вытащенное из подсознания, то, что любой человек, однажды увидев во сне, тут же постарается забыть после пробуждения.

Трупы, сочащиеся гноем, волочащие за собой собственные кишки, вывалившиеся из распоротых животов…

Мертвец без нижней челюсти, с окровавленным языком, свешивающимся на грудь…

Женщина с блестящими перламутровыми пуговицами, вбитыми в пустые глазницы…

Земляная кукла с фрагментами гнилой плоти, интегрированными в подобие человеческого тела. И рядом – человеческое тело с зияющими ранами, заполненными землей, в которой деловито копошились клубки крупных дождевых червей.

И у каждого из них одно общее – длинные пальцы, оканчивающиеся костяными мечами, некоторые из которых были настолько длинными, что скребли по земле…

Таких вот тварей успел схватить мой взгляд, пока я летел навстречу им по мосту. А за ними тащилась толпа еще более ужасных монстров, за которыми величественным и жутким памятником вздымали щупальца к серому небу скведы, завернутые в сверкающее силовое поле.

При достаточной доле воображения можно было представить этот пучок гигантских щупалец стилизованным изображением Дерева Жизни, которому поклонялись практически все древние народы планеты. Как знать, может, Последняя Война как раз и пробудила это самое Дерево, способное отнимать жизни легко и непринужденно, а также дарить новую жизнь мертвой плоти. Скорее, тогда оно к жизни отношения и не имеет. Дерево Смерти, вот наиболее подходящее для него название. Кстати, такому Дереву вполне логично и поклониться, и человеческую жертву принести, чтоб не разгневалось и полностью не уничтожило племя. Кто знает, какие древние кошмары, спящие в недрах земли, пробудила минувшая ядерная война? И как знать, каких еще чудовищ разбудят другие войны, в частности те, что, возможно, идут сейчас в моем родном мире…

Ну вот, опять настигли меня философские размышления. Естественный для меня процесс перед жесточайшим экшеном и во время такового. Кто-то орёт как ненормальный, брызжа слюной и захлебываясь кровью, как чужой, так и своей. А я, значит, думаю о судьбах миров, древних преданиях и прочей ерунде, в то время, как мое тело само решает, что ему делать…

Тяжелый мотоцикл с разгону врубился в толпу слепков, которые не успели осознать, что же такое вылетело на них из ворот крепости. Успели бы, подняли б свои ногти-мечи, и какое-нибудь из них точно проткнуло меня насквозь. Но весь мой расчет был на эффект неожиданности.

И он, дамп меня побери, сработал!

Рев мотора смешался с хрустом костей, которые сминало в труху широкое переднее колесо моего байка. Подозреваю, что и шины у него бронированные, рассчитанные именно на такую атаку – уж больно лихо ломил мой байк через толпу слепков, словно катер по волнам, рассекая их, раздвигая мощным корпусом, только брызги гнили и гноя во все стороны разлетаются.

Но я понимал – скоро все это должно кончиться. Уж больно плотным было месиво, через которое я проламывал путь. Байк начал заметно терять скорость, а до Дерева Смерти оставалось еще метров сто, не меньше…

При этом где-то там, за потоком бесполезных философских размышлений, билась искорка здравого смысла – зачем? На кой тебе надо пробиваться к этим щупальцам, которые ты ничем не уделаешь, даже своей «Бритвой». Любое из них хлопнет раз по макушке, и останется от тебя мокрое место. Так для чего ты все это делаешь?

Но я знал, что все делаю правильно. Откуда? Да кто ж его разберет. Знал – и все. И делал в меру сил, своих и моего мотоцикла.

Которых оставалось все меньше и меньше…

Я уже еле удерживал руль, норовивший вырваться из моих рук. И хотя байк, натужно ревя, все еще двигался вперед, я осознавал, что в моем распоряжении лишь несколько секунд, после которых меня просто разорвут на части.

Уже со всех сторон тянулись ко мне страшные когти, уже скалились в мое лицо черные провалы, некогда бывшие ртами живых людей, и где-то в самом центре моего мозга рождалось мерзкое, холодное, злорадное, многоголосое, чужое хихиканье, отвратительное, будто кто-то методично, с нажимом водил по стеклу ржавым гвоздем.

«Иди к нам, – скрипели потусторонние голоса. – Здесь ты найдешь то, что давно заслужил. Живительный холод и радость полного подчинения. Иди к нам, человек…»

Байк взревел, словно раненый зверь – и заглох. Но за мгновение до того, как мотоцикл тяжело завалился на бок, я соскочил с седла, одновременно выдергивая из ножен мою «Бритву».

Нож сверкал, словно внутри его клинка билась молния. Я рубанул ножом, и ближайший труп развалился надвое, правда, успев перед этим махнуть своей ужасной лапой. Костяные клинки вспороли мой камуфляж и кожу под ним. Плевать, главное, мышцы не порваны. А, значит, продолжаем думать о вечном, не мешая телу делать привычную работу.

Я кромсал ножом направо и налево, ошметки плоти, земли и костей летели во все стороны… но при этом я не продвинулся ни на шаг. Слепки все прибывали, давили со всех сторон, запах разрытой могилы пропитал все вокруг – и я понял, что все бесполезно. Еще пара-тройка секунд, и однозначный финал неизбежен. Ожившее кладбище сомнет меня, задавит массой и похоронит в себе, сделав своей неотъемлемой частью, крошечным атомом кошмарной экосистемы, созданной Деревом Смерти.

И тут сквозь окровавленные прорехи моего камуфляжа ударил свет. Ярчайший, ослепительный и холодный, словно закаленная сталь.

Я на мгновение рефлекторно прикрыл глаза, ощущая при этом, как лютый мороз проникает внутрь меня, распространяясь от медальона, висящего у меня на груди. Было полное впечатление, что еще доля секунды – и я превращусь в ледяную статую.

Первым порывом было сорвать с себя княжий подарок… но я не сделал этого. Напротив, я открыл глаза, рискуя спалить сетчатку нестерпимым светом – и не пожалел. Такое надо было видеть!

Свет, льющийся из-под отворота моего камуфляжа, сфокусировался, и теперь бил точно в цель узконаправленным сверкающим лучом. И целью было Дерево Смерти. Вернее, полупрозрачный энергетический кокон, окружающий его, словно футляр, вырубленный из толстого льда.

Сейчас же этот «лед» таял на глазах.

От того места, куда ударил луч, по поверхности футляра расходились снежно-морозные концентрические круги, буквально пожирающие защитное поле скведов… которым это очень не нравилось. Щупальца нервно дергались, свивались в клубки – и явно старались отодвинуться подальше от смертоносного ледяного пламени.

Слепки, толпящиеся вокруг меня, замерли, превратившись в жуткие, гротескные статуи. Понятное дело, кукловодам сейчас было не до своих кукол – у них появились проблемы посерьезнее, чем уничтожение одинокого психа, прущего с ножом против целой армии нечисти.

Впрочем, этому психу сейчас тоже было не до битвы. Я стоял столбом, ощущая нереальную боль в мышцах и суставах от мгновенно-глубокой заморозки, и ничего не мог поделать. Признаться, неприятно это – ощущать себя неким пушечным лафетом, минометной плитой, подставкой для чужого оружия, никоим образом не подвластного твоей воле. Тем не менее, эффект от него был налицо, и это не могло не радовать, хотя от раздирающей боли в теле я был на грани потери сознания. Только бы Никифор со Степаном не подвели…