Текст книги "Бизнес-блюз"

Автор книги: Дмитрий Новоселов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

– А на фига мы все это время будем сидеть в машине? – поинтересовался Дальтоник. – Глеб, насколько я понимаю, должен позвонить, прежде чем приехать. Подождем его здесь. Пусть секретарша вынесет стулья.

– А если он подъедет, встанет у конторы, и только потом позвонит? Вам придется столкнуться с ним в коридоре. Береженого бог бережет. Нюансов масса, какой-нибудь мелочью можно сорвать всю операцию.

– Хочу сразу посмотреть ему в глаза, как только вы предъявите ему свои удостоверения, – высказал я пожелание.

– Я сейчас повешу на решетку окна свою куртку, ее будет видно снаружи. Как только клиент возьмет деньги, я ее сниму, тогда войдут все наши сотрудники, а следом – вы. Только не бейте!

Он дал нам ключи от машины и мы втроем отправились в «шестерку». Спарыкин сел впереди и завел двигатель. Он принялся рассказывать свои ментовские истории, Чебоксаров задремал, а я смотрел через лобовое стекло автомобиля на морщинистую кору озябшего тополя и на грязный асфальт перед забором. Мне ничего другого не оставалось, потому что остальной вид был скрыт от меня мерами предосторожности.

Через какое-то время из здания вышел Женя. Он сел на переднее сидение и начал курить. Следом один за другим потянулись и расселись в машины остальные оперативники. Иногда кто-нибудь из нас выходил пописать.

Ровно в два у Жени затрезвонил телефон. Он послушал, сказал: «Да» и повернулся ко мне.

– Клиент дал о себе знать. Скоро будет.

У меня неожиданно заколотилось сердце. Я не на шутку разволновался и посмотрел на Чебоксарова. Ему было пофиг. И вправду, я совсем забыл, он ведь делает дыхательные упражнения.

Когда у обочины остановилась наша ГАЗель, мое волнение достигло апогея. Из кабины вышел Глеб, открыл задние дверцы, достал коробку с папками «Корона» и пошел к двери. Все было настолько буднично, что не верилось. Потом он появился снова и вернулся за второй коробкой. Всего он сделал четыре ходки. На последнем заходе он поставил ношу на землю и закрыл машину на ключ. Через десять минут с окна сняли куртку.

– Пошли, – сказал Женя.

Мы вышли все одновременно, но менты из других машин оказались проворнее. Когда все подошли к комнате, мы с Чебоксаровым оказались последними и ничего не понимали из-за широких спин.

Наконец, после титанических усилий, нам удалось протиснуться внутрь и я увидел Глеба. Он сидел на стуле, держал в руках деньги и растерянно озирался по сторонам. Маленький, худой, беззащитный. Я его знал плохо, мало ли у нас на фирме работников. Несколько раз общался по работе, пару раз он привозил ко мне домой какие-то вещи, поднимал на этаж. Ненависти к нему я не испытывал, скорее жалость.

Ваня начал профессионально орать на водилу. Он сообщил ему, что теперь тот сядет лет на восемь – это как минимум. Рассказал, что все записано на пленку и присовокупил, что дело курирует сам министр. (Интересно, министр чего?) При каждом вопле Глеб затравлено вздрагивал.

Позвали понятых. Они засвидетельствовали все происходящее и расписались, где надо. Глебу они сочувствовали.

Надо было видеть Апрельцева. Этот труженик частного сыска вел себя так, словно только что поймал Шамиля Басаева, Усаму Бен-Ладена и неуловимого Джо одновременно. Он нагло курил и посматривал на всех свысока.

После Ваниных криков с преступником начал разговаривать Женя. Он вкрадчиво попросил его выдать сообщников и пообещал за это отмазать от суда.

– Мы ведь знаем, что ты не главный.

Глеб молчал. Он был в шоке. Нас он, казалось, вообще не узнавал.

Пока технари демонстративно сворачивали аппаратуру, все молчали, потом опять начал орать Ваня. Он пригрозил Глебу, что его прямо сейчас поместят в камеру, в которой бедного парня обязательно отпидарасят. На чем основывалась такая уверенность, Ваня не объяснил. От этих воплей неожиданно возбудился Колька, он тоже начал кричать, махать руками и, в конце концов, со всего размаха заехал незадачливому расхитителю частной собственности промеж глаз.

Удар был не сильный, но громкий. В результате Чебоксаров выбил себе палец, согнулся в три погибели и попросил вызвать «скорую», а Глеб, наконец, пришел в себя и начал быстро, быстро бормотать, называть фамилии и цифры. Из его сбивчивого повествования можно было понять, что главный у них Кирилл, что воровать группой они начали в августе, что у него из зарплаты идут вычеты за аварию, а ему нужно кормить дочерей, жену, которая работает в детском садике и сестру – инвалида. Иван делал какие-то пометки в блокноте, а Женя шепнул мне на ухо:

– Ну, все. Один запел. Хороший клиент. Я чувствую, он всех сдаст. Сейчас здесь закончим, отвезем его в контору, подержим до ночи и расколем.

По идее все было кончено. В окно светило яркое холодное солнце, но меня по-прежнему колотило.

Чебоксаров дул на руку и стонал. Кисть у него сильно опухла. Один из милиционеров предложил ему вправить сустав. Колька отшатнулся от него как от чумного.

– Нужно показать врачу. Сделать рентген. Может, потребуется операция.

– Отрежут по локоть, – неудачно пошутил опер, незнакомый с Чебоксаровскими причудами.

У Кольки сразу стали бешенные глаза и вместо «скорой» он стал звонить моей жене. Наверное, нужно за это начинать брать с него деньги.

Спарыкин с Апрельцевым вышли в коридор. Полковник поманил нас пальцем.

– Нужно рассчитаться с человеком, – ткнул он пальцем в частного сыщика. – Я обещал ему пять тысяч за беспокойство.

Чебоксаров достал больной рукой из внутреннего кармана небольшую пачку долларов, вытащил из нее две сотни.

– Вот, вместе с премиальными.

Отличник недовольно скривился, а Дальтоник сморщился от боли, опуская пачку обратно.

– Ребята из УВД заберут десятку, которой рассчитались с Глебом, как вещдок, – продолжил подводить итоги операции Спарыкин после того, как Апарельцев удалился. – Так вот, мы про нее забудем. Это и будет их гонорар. Сейчас нужно выбить из всех фигурантов признание и постараться за три дня получить деньги. Хоть сколько. Вам нужно срочно определить сумму ущерба. В офисе пока ведите себя, как ни в чем не бывало. Делайте вид, что обеспокоены отсутствием водителя. Остальных, скорее всего, будем брать завтра. Нужно этого орла довести до кондиции. Кто обнаружил воровство?

– Вероника.

– Пообещайте ей премию. Отпустите сейчас домой. Тихо, чтобы никто не понял, а вечером после работы, ее и еще пару надежных людей оставьте, пусть всю ночь ищут все исправленные накладные и счета, начиная с августа месяца. Как узнаете сумму, звоните мне. Прибавим процентов тридцать и предъявим. Вряд ли, конечно, но по горячим следам можно попытаться что-то вернуть.

– А если не удастся? – спросил Колька.

– Посадим.

Делать нам тут было больше нечего. Женя вызвался отвезти нас: Дальтоника в больницу, меня – домой.

Мы уже было вышли, но я кое-что вспомнил и вернулся.

Ваня все еще разговаривал с Глебом. Он теперь не орал, просто хмурил брови и допрашивал с видом строгого отца, читающего нотации нашкодившему ребенку. Сбоку стояли понятые в лице двух ярко накрашенных девиц, скорее всего секретарша и бухгалтер одной из фирм, арендующих в здании офис. Они читали мелко исписанные листы бумаги и краем уха прислушивались к разговору.

Я подошел к нашему водителю со спины, нагнулся к затылку и громко и резко спросил:

– Зачем вы убили Виталика? – в моем понимании именно так нужно было раскалывать преступников.

Глеб вздрогнул и испуганно обернулся.

– Кто его убил? – еще раз проорал я.

– Я не знаю, – сказал вор. – Я не знал, что его убили.

– Он был в вашей шайке?

– Нет. Я не знаю. Мы с холодного склада никогда налево не возили. Всегда с теплого. Я про Виталика ничего не знаю. Мне всегда Кирилл отпускал.

Я ему поверил.

Иван поинтересовался, кто такой Виталик. Я вывел опера в коридор и рассказал ему про подозрительный пожар на складе.

– Попробуйте пробить этот вариант, – попросил я. – Может, есть какая-то связь.

– А че ты полез? Надо было по-другому к этому подходить. Не умеешь – не берись. Не так беседы ведут. На понт брать нужно! Ладно уж. Попробуем прощупать.

Снаружи сигналила машина. Это Колька торопил меня, опасаясь за судьбу своих бесценных пальцев.

Когда я вышел на улицу, совсем низко, касаясь крыльями растопыренных ветвей, пролетел самолет. Его гул проник в грудную клетку. Я представил людей, сидящих в мягких креслах, которые летят туда, где, возможно, никогда не было зимы. Открыв дверь машины, я плюхнулся на сидение и закрыл глаза. Я в самолете и за стеклом не тонировка, а небесная ночь. Впереди бирюзовое море и тропические острова.

Вообще-то я боюсь самолетов. Если честно, то я не полетел в Индию со своими дамами из-за этого тоже. Я боюсь самолетов, огня, секса и представителя страховой компании. Что ж, у всех свои проблемы. Вон Колька – он боится внезапно заболеть и умереть. Я открыл глаза и посмотрел на его руку. Она посинела и увеличилась. Мне стало жалко Чебоксарова. Он держал кисть на весу и дул на нее.

У ворот больницы Дальтоника встречала Ольга. Меня она не видела из-за непроницаемых стекол. Она нежно взяла бедолагу под локоть и повела в приемный покой, как почтенного старца.

– Симпампулистая врачиха, – размечтался Женя. – Я бы ее трахнул.

– Это моя жена, – сообщил я.

Женя смутился и молчал всю дорогу. У самого дома он пробормотал что-то типа прощения или прощания.

Я выехал из гаража, остановился посреди двора, поставил автомобиль на ручник и задумался. Для меня было открытием, что моя жена может вызывать такие эмоции у посторонних мужиков.

Что бы сказали люди, если нас с Ольгой поставить рядом? Я опустил солнцезащитный козырек и посмотрел на себя в зеркало. Увиденное не произвело благоприятного впечатления. Для описания моего внешнего вида как нельзя лучше подходило слово скомканный. Еще один повод для комплексов.

Первым делом мне пришлось отправиться в канцелярский офис. В целях конспирации я придумал самый пустяковый повод, попросил менеджера предъявить сверку расчетов с «ПРО100». Оказалось, что не напрасно. За прошлый месяц мы задолжали Москве двести тысяч. Я сделал замечание бухгалтеру, погрозил кулаком девчонкам за компьютерами, шепнул Веронике, чтобы вышла в рекреацию, где отпустил ее домой, рассказав о предстоящей ночной работе. Потом я спустился на склад и посмотрел в глаза Кириллу. Ничего кроме преданности я в них не увидел. Меня распирало от злорадства, завтра с утра он уже будет лить из этих глаз горькие слезы.

Раз уж я оказался на заводе геофизоборудования, то решил посетить с дружественным визитом остальных арендаторов, чтобы выяснить, какие действия ими предприняты по вьетнамскому вопросу.

Автозапчасти были закрыты на учет. Директор стройматериалов, имя которого я так и не вспомнил, сообщил что подготовил все письма и отправил их на адрес завода с уведомление. Нанятый им юрист заверил, якобы шанс отсудить аренду все-таки есть, но только у тех, кто не имеет просроченных платежей. Колодий звенела посудой и опять восхваляла «незалежну» Украину; на благополучный исход дела она надеялась слабо и вовсю искала новое помещение. Гурылев отсутствовал. Его работники были не при делах.

По дороге в офис я купил газету «Из рук в руки», чтобы на досуге начать искать запасные варианты. Времени у нас оставалось совсем мало, и негативный сценарий был весьма вероятен, тем более, что подходящих помещений не так много и нужно во что бы то ни стало опередить остальных. Все-таки Колодий – хитрая баба.

Пока я листал газету бесплатных объявлений, нарисовался Чебоксаров. Рука у него была загипсована и весела на косынке. Он морщился, щурился, страдал и, для пущей убедительности, слегка прихрамывал.

– Перелом? – поинтересовался я.

– Нет, сильный вывих.

– А на фига гипс?

– Очень сильный. Нужен полный покой. Они хотели наложить тугую повязку, но я подкинул пару копеек и сразу нашелся фирменный французский гипс. Дня через четыре снимут.

Колька нежно посмотрел на место ранения, потом прилег на диван и закрыл глаза.

– Я сейчас поеду домой, полежу, – сообщил он. – Но, знаешь, что подозрительно? Я звонил к нашим людям в правительство и никого не смог найти. Замминистра в командировке, сотовый не отвечает. Заместитель главы администрации губернатора отсутствует, мобилу не берет. Председатель «Госкомимущества» на совещании. У министра торговли встреча.

– По-моему, вы должны были встречаться завтра.

– Все правильно. Но, обычно, когда светят бабки, а я четко и ясно дал всем понять, что шуршунчики будут, они оживляются, как алкаши перед бутылкой и сразу начинают звонить. А тут два дня прошло и – тишина. Подозрительно. Такое ощущение, что они меня избегают.

– Ты раньше времени не паникуй. И так, никакого настроения нет. Может быть простое совпадение.

– Может. Я все телефоны отключу, постараюсь поспать. Меня не теряйте. Завтра поеду с утра протирать ковры в больших кабинетах.

За Чебоксаровым пришел Аркашка. На ближайшие три дня он станет его шофером. Когда они ушли, я позвал Ларису. Мы покурили. Лариса рассказала, что Светка из бухгалтерии сделала аборт от Аркашки. А двумя месяцами раньше от него же делала аборт секретарша Урожаева. А еще годом раньше, какая-то баба, которую я вообще не знаю, тоже делала аборт от Аркашки и на почве этого попала в секту. Теперь ходит и клянчит у нашего директора деньги. Если честно, то я не знал, что Аркашка так плодовит.

После сигареты я вспомнил, что голоден. Чтобы не питаться в одиночку, я решил найти себе партнера. Хотел вначале позвонить Шамруку, но решил не искушать судьбу.

Зачем-то набрал номер жены, якобы для того, чтобы выяснить, нет ли дома чего-нибудь вкусненького. Она опять была недоступна. Наконец мой выбор пал на Спарыкина.

– Хорошо, что ты позвонил, – сказал полковник. – Есть новости.

– Давай пожрем у «деда».

– Минут через пятнадцать.

В кабаке я сел около рыбок и в ожидании полковника стал рассматривать аквариум. Аляпистые создания лениво порхали среди зеленых глистоподобных растений. Рыбы двигались отрешенно и независимо, но мне казалось, что все они косят выпуклыми глазами наверх, в ожидании корма

Что-то я распсиховался. Нужно взять себя в руки. Вот уже на ни в чем ни повинных рыбок накинулся.

– Барбусы, – сказал появившийся Спарыкин. – Я пробил вьетнамца, – он положил на стол ксерокопию фотографии с паспорта. – Нгуен Зуй, шестидесятого года рождения. Имеет российское гражданство. В восемьдесят шестом окончил наш сельхозинститут по специальности «пчеловодство». Женат на Марии Андрияновой, чувашке, уроженке села Сосновка. Трое детей.

– Что-то он больно молодо выглядит.

– А у вьетнамцев всегда так. Они стареют резко. Вроде бегает пацан – пацаном, потом хоп, уже старик.

– По этому поводу Макарыч, наверное, сказал бы, что маленькая собака всегда щенок. Или что-то типа этого.

– Макарыч мужик авторитетный, – Спарыкин развернул еще одну бумажку. – Я узнал весь их расклад.

У нас в городе всего четыре ням-няма, которые что-то понимают и хорошо говорят по-русски. Все они граждане России. Они не торгуют и не содержат торговых точек. Они выполняют представительские функции. Самый главный среди них – Шон. Он оканчивал юридический институт в Киеве, потом женился и переехал к нам. Этот Шон шарахается в самых высоких кругах – правительство, Облдума, «Госкомимущество», МВД и иже с ними. Шон отвечает за легализацию незаконных эмигрантов, подписание крупных договоров аренды, захват баз и прочее. Он имеет связи и ездит на шестисотом «мерсе».

Наш Нгуен рангом пониже. Он высматривает подходящие помещения, оформляет договора и поддерживает отношения с хозяевами. За каждый договор он получает определенную сумму и каждый месяц пару копеек в качестве аренды. Следующее звено это приезжие. Они никого здесь не знают, но имеют деньги. Именно на их фирмы заключаются договора. Эти парни ломают стены, делают косметический ремонт, превращают помещение в рынок и в свою очередь сдают его в аренду рядовым ням-нямам, которые вообще ничего по-русски не понимают и, чаще всего, не имеют никаких документов. За счет этих торговцев и держится вся пирамида. Вот, смотри: завод сдает помещение за двести рублей за квадрат. Правильно?

– Было сто пятьдесят, сейчас – двести.

– А какую площадь занимают ваши пять фирм?

– Полторы тысячи квадратов.

– Давай считать. Полторы тысячи умножаем на двести рублей – получаем триста тысяч. Триста тысяч в месяц забирает завод. Вьетнамец, который вложил бабки в ремонт, разбивает эти полторы тысячи квадратных метров на клетушки по шесть квадратов. Если убрать проходы, лестничные пролеты и бытовые помещения, то получается грубо – двести секций. Эти секции он сдает рядовым торговцам уже по пятьсот рублей за квадрат. Это недорого. Прилавки идут нарасхват. Получается, что каждый торговец платит в месяц три тысячи рублей. А их – двести. Значит, три на двести получается шестьсот. Шестьсот тысяч рублей собирает директор фирмы. Триста отдает заводу, чистый навар – триста штук. Или, по-другому – десять тысяч баксов. Пускай из этих десяти – штука уходит ментам, штука – директору завода, штука тем четверым, которые бегают по инстанциям, остается – семь. Тоже не плохо. Согласен?

– Сказка!

– Перейти из простого торговца в хозяина рынка – голубая мечта каждого вьетнамца. Причем, такая же эфемерная, как аленький цветочек. На самом деле, низшие слои зарабатывают копейки. Хоть товар и контрабандный, но навар все равно – копеечный.

– А кто давал взятку директору завода?

– Взятки дает Нгуен и два других вьетнамца, его уровня. Но, собирают они эти деньги опять таки с бойцов. Обычно хозяину, в нашем случае – Урожаеву, сразу покупают машину, а потом обговаривают ежемесячную сумму. Причем по всей цепочке идет обман. Нгуен берет с вьетнамца, на которого оформляется рынок, денег больше, чем отдает директору, а тот в свою очередь отыгрывается на продавцах. Вот так.

– За машину и за штуку баксов в месяц Урожаев будет биться до последней капли крови.

– Да и сами эскимосы южной разновидности – тоже. Знаешь в чем их сила?

– В сплочении.

– И в количестве.

– И что же нам делать?

– Бороться. Будем думать как.

– Я так понимаю, что бороться нам придется не с вьетнамцами, а с целой армией местных ублюдков, которые у них на содержании.

– У меня есть кое-какие мысли.

За разговором я незаметно для себя опустошил все тарелки. Я даже не помнил, что нам подавали.

– Позвони Жене, – попросил я Спарыкина. – Что рассказывает наш ворюга?

Полковник достал телефон, набрал номер и протянул мне трубку.

– Жень, это Сергей Тихонов. Как там наш подопечный?

– Колется, как грецкий орех под молотком. Уже пять листов исписал. Память у него удивительная, помнит каждый эпизод.

– А по поводу пожара?

– Про пожар ни слова. Похоже, это не их рук дело. А может, он просто не в курсе. Завтра возьмем Кирилла, попытаем его.

– На вскидку, исходя из его показаний, много они у нас наворовали?

– Я, конечно, не подсчитывал, но на первый взгляд – прилично.

– Козлы.

Пока мы пили чай, полковник рассказал историю о том, как в восемьдесят пятом, на светофоре, тут недалеко, на углу проспекта и Чернышевского, у него с головы сорвали ондатровую шапку.

– У меня тогда машины не было. Я ходил пешком. Ондатру ловил сам, в деревне у матери в сети вместе с рыбой. Парни из ГУИНа помогли с выделкой. У них там всякие специалисты сидят. Тогда ондатра была в моде. Шапочные воры в то время действовали так: присматривают головной убор и, как только, загорается красный, срывают и бегут на ту сторону дороги. Пока потерпевший очухается, уже преследовать невозможно – машины едут. Светофор горит минуты две. Этого им как раз хватает чтобы скрыться. Жизнью, конечно, рискуют…

– Наркоманы?

– Я уж не помню. Кажись – нет. В то время наркоманы были редкостью.

– Поймали?

– А как же! Мне так обидно было. Я – молодой мент. Орденоносец. Всех на уши поднял. Взяли тут же на рынке. При продаже. Я ему зуб выбил.

Мы попрощались под музыку метели. Когда я садился в машину, позвонила Белла Тейтельбаум.

– Как дела? – для приличия спросила она.

– Терпимо. Как тебе Макарыч?

– Прогрессивный дедушка. Это правда, что во время Карибского кризиса он находился на Кубе и держал руку на кнопке запуска ядерных ракет?

– Истинная правда, – заверил я из мужской солидарности, хотя слышал об этом впервые.

– А что это за история, якобы какой-то начальник отдал приказ пуска ракет на территорию Соединенных Штатов, но Макарыч не послушался, связался с Хрущевым и спас весь мир?

– И это так, – подтвердил я очередную ахинею.

Белла присвистнула и от потрясения даже не попрощалась.

Молодец генерал. Умеет масштабно врать. Знает, с какой стороны подступиться к искушенным дамам.

Город подмигивал мне воспаленными глазами светофоров и приветствовал неприятными лицами, которые в огромных количествах были расклеены по заборам. Чаще всего встречались лики нашего губернатора и его ближайшего соперника московского олигарха – Пичугина. Причем фотографии Пичугина нещадно обрывали или закрашивали черной краской. Раньше на стенах писали неприличные слова, а теперь расклеивают нецензурные рожи.

Снег падал как-то странно, его было видно только в свете фонарей, а в остальных местах осадков не наблюдалось. На остановках стояли люди. Они смеялись, курили, что-то друг другу доказывали. Некоторые пошатывались. Мне казалось, что большинство из них счастливее меня. Они не думают о работе после работы, свободно греют руки у костра и ходят за покупками к вьетнамцам. По большому счету мы мало друг от друга отличаемся. Если я и зарабатываю больше кого-то, то все мои бабки уходят на обновление реквизита и смену декораций.

Интересно получается, вроде давно не пил, а депрессия опять тут как тут.

Кстати, о депрессиях. Где там наш психотерапевт? Я порылся в меню своей «нокии», и, найдя строку Сенчилло, нажал enter.

– Моя фамилия Тихонов, – сказал я женскому голосу на том конце. – Вы обещали меня принять.

– Я вас помню. Ваша фамилия красным карандашом написана на листке моего перекидного календаря. К сожалению, пока возможности нет. Все расписано. Если кто-нибудь откажется, я вам сразу перезвоню. Как ваше состояние?

– Стремительно ухудшается. Неужели в нашем городе столько психов?

– Людей с проблемами.

– Да, людей с проблемами.

– Больше, чем вы думаете. Не переживайте, я о вас не забыла.

– Спасибо вам, добрая тетенька.

На работу смысла ехать не было. Я отправился домой. По дороге мне довелось сделать важное открытие. Оказывается, я могу разжигать сигарету от автомобильного прикуривателя, правда с закрытыми глазами. Я даже могу делать пару затяжек, держа сигарету в собственных руках, но только до тех пор, пока жар от кончика не начнет достигать кожи. Потом приходится выкидывать. Я остановился у обочины и, испортив шесть сигарет, наконец-то накурился. Нужно будет купить мундштук.

Макарыч в коридор не вышел, наверное, опять был занят Беллой. Зато дома мне удалось, наконец, пообщаться и с женой и с дочерью. Маринка похвасталась школьными успехами. Я послушал ее английский и проверил дневник. Ольга покормила меня блинчиками, и, хотя она до сих пор разговаривала со мной сквозь зубы, иногда в ее глазах мелькало некое подобие улыбки.

Позвонил Полупан. На моем телефоне садилась батарейка и мне пришлось перезвонить ему с домашнего.

– Ты чего не объявился?

– Забыл.

– Ну, что там ваши воры? Есть связь с пожаром?

– Похоже, что нет. Но окончательно будет ясно завтра, когда возьмут остальных.

– А что, большая группа?

– Насколько я понял – трое.

– Не забывай про меня. Я ведь ради тебя стараюсь.

Сегодня я впервые за несколько недель смотрел телевизор. Я хихикал над юмористами, а сам в панике ждал наступления ночи. Когда началась очередная серия слезливой нуднятины, мне пришел на ум хитроумный ход. Зная, что девчонок не оторвать, я пару раз демонстративно зевнул и отправился в постель. Вначале немного притворялся, а потом незаметно уснул.

Глубокой ночью зазвонил сотовый. Я поставил его на зарядку в кабинете. Пришлось топать через всю квартиру. Сейчас я, как никогда, ненавидел эту маленькую игрушку.

– Сергей Леонидович? – спросил пьяный мужской голос.

– Кто это?

– Извините.… Это я… – язык у собеседника конкретно заплетался.

– Кто говорит?

– Это я, Глеб, ваш водитель. Меня сегодня поймали.

– Ты откуда звонишь?

– Я…. Из дома…. Меня выпустили до утра. Пожалуйста, заберите заявление. Я вам все возмещу. У меня две дочери и сестра – инвалид. Мне за аварию выплачивать надо было. Совсем кушать нечего. Мы сад продадим. Все возместим. Только не сажайте.

– Ты что, совсем дурак? Ты знаешь сколько время?

– Извините.

– Ты в дугу пьяный поднимаешь меня с постели и еще о чем-то просишь.

– Извините. Только не сажайте. Сестра инвалид. И две сиротки.

– Завтра поговорим.

– Вот, жена плачет. Просит, чтобы не сажали.

– Поговорим завтра. Я хочу спать. Если еще раз позвонишь, я посажу тебя на всю жизнь. Так и передай своей жене, сестре – инвалиду и сироткам.

– У меня есть шанс?

– Да, да, успокойся, шанс есть. Ищи деньги. Лично мне тебя сажать, резона нет.

– Спасибо.

Я нажал на отбой. Естественно, сон пропал.

На всякий случай я звякнул в канцелярский офис. Трубку взяла Вероника. Она сказала, что все в порядке, все на месте и уже заканчивают обрабатывать ноябрь. Пока приблизительно украдено тысяч сто пятьдесят.

Я нашел сигареты, накинул халат и вышел на лоджию с твердым желанием выкурить сигаретку. Но у меня в квартире не было автомобильного прикуривателя, а спичку зажигать руки отказывались.

Внизу под окном было черным-черно. Только справа горели огни ночного города. Был виден лишь кусок, рабочий квартал. Остальную панораму закрывала пожарная лестница. На кой черт она вообще нужна? Все жильцы первым делом заваривали пожарный выход. Вряд ли она поможет при пожаре, а вот грабитель очень легко мог попасть по ней в любую квартиру. Нужно все-таки установить сигнализацию.

Я зашел в квартиру, нашел в кабинете шариковую ручку и сломал ее напополам. Будет мундштук. Потом снял халат, надел трико, куртку и спустился в гараж. Я зажигал сигареты от прикуривателя, курил их через ручку и слушал музыку. Потом, когда из ушей повалил дым и все мечты о далеких островах закончились, я, наконец, уснул, уронив голову на пассажирское сидение.