Текст книги "Бизнес-блюз"

Автор книги: Дмитрий Новоселов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

– Откуда? Двухсотый. Трехлетка.

– Поздравляю, – облегченно сказал я.

Интересно устроен человек. Когда Шамрук сказал про покупку, я подумал про дорогую машину и чуть не задохнулся от зависти. В принципе он – мой друг, делить нам с ним нечего, по идее я должен порадоваться да и все, так нет, откуда ни возьмись является зависть. И ничего с этим не поделаешь. Я где-то слышал, что на самом деле двигателем прогресса является лень. Лень стало человеку таскать на себе тяжести, он придумал колесо, лень бегать за зверем – лук и стрелы, лень стирать в проруби – получай стиральную машину. Наверное, это верно. На самом деле, ну какое изобретение можно придумать от трудолюбия. Стучи и стучи по дереву камнем, нафиг тебе железо, если ты такой трудолюбивый. На втором месте по влиянию на скорость эволюции, я считаю, стоит зависть. Как много полезных вещей придумали люди от зависти. От зависти даже лень проходит. А на третьем месте – безусловно ненависть. Самые гениальные изобретения человечество сделало готовясь к войнам. Вот вам и десять заповедей! Соблюдай мы их – до сих пор ходили бы в обезьянах.

Шамрук пригласил обмыть машину. Я отказался, опять сославшись на работу.

А работа тем временем подошла к концу. Наступил вечер. Лариса попрощалась, одевая шапку. Убежал Аркашка. Офис пустел на глазах. Зашла уборщица Фая, посмотрела на меня, погремела ведрами и вышла. Я домой не торопился. И причина этой неторопливости была ясна для меня как пень. Я ждал, когда уснет жена. Ну, не уснет, так угомонится или, по крайней мере, ляжет. Я боялся секса. Мне казалось, что у меня ничего не получится.

Моя вторая половина оказалась легкой на помине. Она позвонила вначале на сотовый, затем в офис. Задала пару бессмысленных вопросов. Мое наличие на месте, судя по недовольному голосу, ее не слишком успокоило.

– Приду поздно, – сказал я.

– Ладно, – произнесла она таким тоном, каким говорят: «Знаю я твою работу».

Мне почему-то вспомнились слова Макарыча о том, что в жизни любого человека рано или поздно происходит событие, после которого все меняется. Я зачем-то стал перебирать свою жизнь и пытаться найти такое событие. Я разделил свое существование на отрезки и скрупулезно пытался выяснить, что же резкого случилось в тот период. Получалось, что никаких скачков в моей жизни не было. Все происходило плавно, по плану, так как положено.

Потом, осознав глупость и бессмысленность данного занятия, я прекратил это дело и снова разложил перед собой Ленины рисунки. Теперь панорама, которая складывалась из них, показалась мне знакомой. Это точно вид из окна.

Интересно, почему Полупан спросил про воровство, выручку и конкурентов? Разве смерть Лены и дела в нашей фирме могут быть как-то связаны? Минут тридцать я пытался найти общие точки соприкосновения между двумя этими событиями, но у меня ничего не получилось.

Позвонил уролог. Он сказал, что у меня абсолютно нормальные анализы, что никакого воспалительного процесса в этой области нет, что мне надо подумать про свои нервы.

– А вы не ошибаетесь, доктор? – спросил я. – Может еще какой-нибудь анализ сдать?

– Не переживайте, мы провели все, что надо, и даже больше. Только на вкус не пробовали.

– Ясно, – сказал я.

Мне было душно, я открыл форточку. За стеклом роились белые пчелы. Они стали влетать в створ, жалили меня и таяли, некоторые путались в волосах.

Вернувшись за стол, я опять достал фотки своих сказочных островов и серебристых пляжей. Если бы у меня был миллион долларов, то я бы бросил к чертям собачьим эту работу, купил яхту и путешествовал по миру. Хотя, конечно, миллиона бы не хватило, чтобы получать нормальные проценты и жить на них без всяких проблем, нужно как минимум миллиона три. Первым делом я бы поплыл в Новую Зеландию, а потом, пожалуй, в Тринидад и Тобаго. Там, за окном, за декабрем, где-то под облаками лежит прекрасная земля, огромная и зовущая, а я сижу в этой жалкой коморке и боюсь идти домой, потому что опасаюсь, что не смогу трахнуть свою собственную жену.

Все, хватит. Я оделся, выключил свет и вышел из комнаты. Внизу под лестницей, в кабинете бухгалтерии горел свет. Я открыл дверь и полюбопытствовал.

За столом, уставившись в монитор сидел утренний мастер по ремонту компьютеров. Он стучал по клавишам и шевелил губами. Я кашлянул, он опять подпрыгнул и вылупился на меня. Он явно опять испугался. Трус какой-то.

– Ты чего здесь делаешь? – поинтересовался я.

– Я, это… Чтобы никому не мешать, – промямлил он.

Его наивная физиономия меня почему-то раздражала. Вот люди, ради пары копеек готовы вкалывать по ночам.

– Давай иди отсюда, – сказал я. – Не люблю, когда кто-то шарахается по офису во внерабочее время.

– Я сейчас закончу, – попробовал он возразить.

– Не, не, – сказал я. – Давай проваливай, пока я здесь.

Компьютерщик с недовольным видом стал собирать свои манатки. На секунду мне померещилась злоба в глубине его зрачков. Вот крысеныш. Я дождался, пока он оделся и, выйдя из тепла в белую ночь, ссутулившись, побрел в темноту.

– Кто распорядился его впустить? – спросил я у охранника.

– Это компьютерщик вместо Виталика.

– Кто распорядился его впустить?

– Вроде бы Петровна. Он утром пришел и сказал, что вместо Виталика.

– Так прямо и сказал? Вместо Виталика?

– Нет, по-моему, просто сказал, что новенький. А потом они долго беседовали с Петровной. Ну, я и подумал. Он недавно пришел, говорит, чтобы никому не мешать ночью пошвыряется.

– Больше его не пускать, ни днем, ни ночью. Пока я не выясню, кто его нанял.

– Ладно, – пожал плечами охранник.

Я сел в свою «Тойоту» и завел дизель. Я очень ошибся, что не прогрел машину. Холод стоял жуткий. Моя бренная оболочка мгновенно заледенела. По пути домой я хотел о чем-то подумать, но все мои мысли тоже замерзли и валялись в голове бесполезным хламом. До самого дома ни одна не оттаяла. Дом уже спал, спал гараж. Окна почти не горели. И даже Макарыч спал и не вышел меня встречать.

4.

На завтрак я выпил чашку крепкого кофе и проглотил пять таблеток валерьянки по ноль два грамма. Жена со мной почти не разговаривала, она бормотала что-то под нос и гремела посудой. Может, она вела себя так из-за того, что ей что-то казалось, а может, просто от недоеба. Когда Ольга начинала выкрутасничать, то становилась совершенно чужим человеком, как будто не было этих долгих десяти лет.

Дочка собиралась в школу. Она катастрофически походила на жену и тоже фыркала. В такие минуты мне казалось, что я перенесся в студенческие годы в общагу, когда комендант, будь он не ладен, подселял ко мне в комнату неприятных типов, которые доставляли кучу неудобств и неловкостей.

Вот и сейчас все как в молодости, только мрачнее и без легкости в движениях. Не удастся мне сегодня проковырять дырочку в инее, намерзшем на стекло троллейбуса, по пути на лекции.

Я оделся строго – в черный костюм, белую рубашку и серый галстук. С утра нам предстояла встреча с директором завода, по слухам человеком недалеким, а такие уважают официоз.

На лестничной площадке меня окликнул генерал. Трусы на нем были неожиданно ярко-синего цвета, а майка с двойной строчкой. Можно сказать – вырядился. Он был приветлив, а Пуля отнеслась ко мне без интереса.

– Как спалось? – традиционно спросил Макарыч.

– Хреново.

– Чем больше бабок, тем хуже сон, – сообщил сосед и откашлялся.

– У меня к тебе просьба, – стушевался он. – Подгони мне кого-нибудь.

– В плане? – удивился я.

– В плане потеребулькаться.

– Потрахаться что ли?

– Ну.

«Вот старый хрен», – хотел сказать я, но промолчал.

– Ты меня своими разговорами раззадорил что-то. Вообще спать не могу, – заявил дед в свое оправдание.

– У меня есть одна знакомая, Белла Тейтельбаум, – припомнил я. – Она западает на стариков, а от военных пенсионеров вообще тащится.

– Молодая?

– Лет тридцать.

– Молодая, – разочаровался генерал. – На молодых нужно слишком много денег.

«Вот жмот», – опять промолчал я.

– Между прочим, она хоть и страшненькая, но из очень имущей семьи, да и сама весьма неплохо зарабатывает.

– Не родись красивой, а родись евреем, – успокоился Макарыч. – Познакомь. Моя старуха до рождества останется у дочери, так что на Новый год мне бы даму.

Я пообещал Макарычу, что обязательно ей позвоню.

– Как бизнес? – спросил генерал.

Я вкратце рассказал ему про историю с вьетнамцами.

– Я был во Вьетнаме, – заверил меня Макарыч. – Мы обучали красных работать с новейшим зенитным комплексом. Правда, они обучались херово, поэтому поначалу пришлось стрелять самим. Один наш взвод за день сбил шесть американских самолетов. На этом война и кончилась.

Он раскрыл было рот, чтобы выдать еще какую-нибудь небылицу, но я поспешно перебил его прощанием и ушел, сославшись на то, что уже опаздываю, и это было истинной правдой.

Выезжая из гаража, я протянул дворнику, который чистил снег у ворот, десятку. Тот взял, но спасибо не сказал. Я вначале обиделся, но потом стал размышлять на тему, зачем я дал ему деньги? За то, что он хорошо и вовремя убирает снег, или для того чтобы услышать спасибо? Если за дело, то, как бы и обижаться не на что, а если по второму варианту, то он правильно сделал, что промолчал, нефиг тут боярам потакать. Хотя, конечно, спасибо никому не помешает.

Небо светлело все разом безо всякого восхода. Тут при всем желании по сторонам света в предрассветных сумерках не сориентируешься. Это из-за туч. Опять будет метель.

Перед офисом я вышел из машины, собрался духом и попробовал закурить, но испугался зажигалки и плюнул. Так ведь и бросить не долго. Хоть какая-то польза от невроза.

Дальтоник ждал меня у проходной завода. Мы поднялись с ним в приемную к Урожаеву и полчаса слушали, как секретарша стучит по клавишам допотопной печатной машинки. Завод разворовали до последнего предела. Панели потерлись, обои отваливались. Наконец, из-за дубовых дверей кабинета выбежал посетитель – шаловливый юркий мужичонка – и нам позволили войти.

Урожаев встал нам на встречу, как дорогим гостям. Он вышел из-за стола и крепко пожал нам руки. Высокий стройный седой мужик с правильными чертами лица, только глаза глупые.

Мы представились.

– Рад вас видеть, парни, – весело сказал он. – Вы по какому вопросу?

– Мы по поводу аренды, – сказал Колька.

– А что случилось? – с участием спросил Урожаев.

– Вроде вы собрались нас выселять после Нового года, – осторожно сказал я.

Этот производственный деятель представлялся мне совсем по другому, поэтому я не был готов к тому спектаклю, который он разыграл перед нами в следующую минуту.

– Ребята, – озабоченно сказал он. – Я такими пустяками, как аренда, не занимаюсь. Мне некогда. Я завод вытаскиваю из ямы, – он так и не сел, а продолжал ходить по кабинету, размахивая руками. – Этими мелочами занимаются мои замы. Знаете, какая проблема с кадрами! Кругом одни идиоты! Я практически не сплю.

В это время у него на столе зазвонил телефон. Вначале послышался треск устаревшего советского аппарата, а потом сработал определитель. Урожаев подошел к столу и посмотрел на дисплей. С первого раза он, видимо, не понял что за номер, со второго разглядел не до конца. Только надев очки, он разобрал цифры. Номер принадлежал незначительной персоне. Урожаев махнул рукой, затем наклонился и свирепо крикнул аппарату:

– Пошел на хуй! – как будто звонивший мог его услышать, а может, именно потому, что не мог. – Невозможно работать, – он снова обратил свой взор в нашу сторону. – Я недавно был в Японии, делал доклад, так вот, там все директора компаний мне стоя аплодировали!

«Сказочник», – подумал я. «Ганс Христиан», – прочитал я в глазах у Кольки.

Телефон продолжал звонить.

– Через месяц еду в Бразилию, потом в Мексику, – перекричал его трели Урожаев. – Наша продукция пользуется гигантским спросом, нужно только все восстановить.

Он поднял трубку внутренней связи и сказал секретарю:

– Забери у меня звонок, и это, если будет звонить мэр, скажи ему, что сегодня я подъехать не смогу, у меня совещание в правительстве.

Урожаев опять встал и как бы вспомнил про нас:

– Я тут с одной иностранной фирмой заключил договор о реализации нашей продукции, я пускаю их к себе на территорию, а они продают мои приборы и ширпотреб. Может быть, поэтому вас выселяют?

– Это вьетнамцы что ли иностранная фирма? – ехидно спросил Колька.

– Я, между прочим – интернационалист, – зачем-то сказал Урожаев. – У моей дочери муж – башкир!

«Не повезло башкиру», – проморгал Чебоксаров.

«Да уж», – кивнул я ему в ответ.

– А может, мы тоже начнем продавать вашу продукцию? – робко вставил я.

– Договора уже подписаны. Я своих решений не меняю, – перебил меня директор.

– А если наши условия окажутся более выгодными? – не успокоился я.

– Поздно, – отрезал гениальный докладчик. – Да вы не беспокойтесь, у нас площадей полно! Мы обязательно вам что-нибудь подберем. Идите к моему заму. Я дам команду.

– А можно мы останемся на старом месте, а вьетнамцы пойдут на площади, которых полно? – предложил Дальтоник.

Эта фраза разозлила внешнего управляющего. Он переменился в лице и хотел что-то сказать, но у него в кармане зазвонил сотовый. Он приложил его к уху, послушал минуту, а потом начал орать:

– Первый вагон отгружай на Сахалин, а второй – на Украину! Нет! Они должны уйти сегодня! – при этом он страшно матерился. – Невозможно работать, кругом одни идиоты! Он сел, потом опять встал.

– Ну, все, парни, мне некогда. Приятно было вас увидеть. У меня сегодня встреча с губернатором. Он меня часто вызывает, советуется.

Начальник пошел в нашу сторону, потом свернул к правой стене. На ней висел дартс. Урожаев взял два дротика, отошел на три шага и метнул первый с разворота в прыжке. Дротик в мишень не попал. Вторую стрелку этот придурок кинул уже нормально, тщательно прицелившись, но все равно промазал.

От этого шоу мы с Колькой в конец опешили.

– Заходите в любой момент, – с досадой сказал Урожаев и пожал нам руки.

Мы вышли, молча дошли до лестницы, а на ступеньках начали ржать, как сумасшедшие.

– Вся Япония ему стоя аплодировала! – корчился от смеха Дальтоник.

– Ты видел, как он разговаривал с телефонным аппаратом! – вторил ему я.

– Мы кончаем этого дебила! – хохотал Чебоксаров.

Проходящие мимо люди бросали в нашу сторону недоуменные взгляды.

– Слушай, – в перерывах между волнами смеха спросил я у Кольки. – А что, интересно, он там отгружал по сотовому? Завод уже сто лет ничего не производит.

Мой наивный вопрос вызвал у друга новый затяжной приступ веселья.

– Ты купился? – проорал он. – Как ты мог купиться?!

С минуту он ничего не мог сказать, только хныкал.

– Понты, одни сплошные понты, – выдал мой напарник. – Учись, это делается так. Опускаешь руку с сотовым телефоном в карман, нажимаешь вот на эту кнопочку, потом еще два раза на эту. Варианты звуковых сигналов. Телефон звенит. С деловым видом подносишь трубу к уху и можешь нести любую ахинею, на какую у тебя только хватит фантазии. Я сам иногда так делаю, чтобы свалить откуда-нибудь, сославшись на срочное дело, или чтобы произвести впечатление на собеседника.

Мы еще минуты две прикалывались над внешним управляющим, потом пошли к заму. Зама мы знали хорошо. В прошлом году, чтобы добыть разрешение на снос стены на складе, мы купили ему холодильник. Зам был из разряда вечных, нормальный мужик. Он работал на своей должности уже лет двадцать, пережил всех директоров и больше всего нервничал из-за того, что вот уже пять лет, как на заводе отменили гудок. Как будто утренний гудок и есть гарант экономического процветания. Хотя старика, конечно, понять можно, как-никак – символ молодости.

Отмахиваясь от табачного дыма и надсадно кашляя, зам выслушал нашу проблему и поведал следующее:

– Идея с вьетнамцами полностью принадлежит этому остолопу. Они ходили по заводу, указывали пальцами на помещения, а мы записывали.

– Когда? – осведомился я.

– Месяца два назад, в воскресенье. Как собачки бегали за этими плоскорожими. Сколько лет работаю, такой кхм… управляющий первый раз. Это его племяш с азиатами познакомил. У нас тут вся его семья работает. Племянник – начальник отдела сбыта…

– А что он сбывает? – спросил я.

– Кое-что с советских времен осталось на складе. Сестра – юрист. Муж сестры – завгар.

– А зять башкир кем? – поинтересовался Дальтоник.

– Башкир отдыхает. Ему и так не сладко.

– А что на счет площадей?

– Из свободных площадей у меня имеется в наличие только бомбоубежище и ангар.

Работники нашего канцелярского направления уже все знали о предстоящем выселении. Они столпились вокруг нас и встревожено задавали нам наводящие вопросы. Зная, что паника есть быстрая смерть, мы заверили их в том, что все будет нормально и ушли в комнату менеджеров.

– Наверное, нужно собрать всех арендаторов и обсудить этот вопрос, – предложил Колька. – Воевать легче сообща.

– Согласен, – подхватил я. – Сфига мы должны за всех париться. Я считаю, что если мы по своим каналам сможем задушить этого придурка, то, все остальные должны нам отстегнуть. Связи стоят денег. Может, даже пару копеек на этом конфликте заработаем.

– Вот я и говорю, – подтвердил Чебоксаров. – Нужно со всеми все обсудить, чтобы потом не было непоняток.

Вошла Вероника, в руках она держала лист бумаги, который оказался тем самым письмом. «Руководствуясь возникшей производственной необходимостью, – говорилось в нем, – доводим до Вашего сведения, что договор аренды номер такой-то на следующий год продлен не будет». Внизу стояла подпись Урожаева.

– Ладно, – попросил ее Колька. – Обойди, пожалуйста, всех арендаторов и попроси, чтобы хозяева позвонили нам на мобильные – или мне или Николаю Александровичу.

Вероника сделала шаг по направлению к двери, потом остановилась и шепотом сказала:

– Вчера я обнаружила еще две свежие переделанные накладные, между прочим, на десять тысяч. Так мы скоро обанкротимся. Надо что-то делать.

– Мы приняли меры, – заверил ее Дальтоник.

– Веди себя, как ни в чем не бывало, – напомнил я. – Тебе не удалось заметить, кто мог копаться в компьютере?

– Нет, я не следила. Просто в конце дня, когда сдавала выручку, думаю, дай проверю вчерашний день. И сразу их увидела. Там была выписка, положим, рублей на двести, а приписали сразу пять тысяч. Они совсем обнаглели. Раньше подгоняли, а теперь, штампуют, что попало!

Возмущение Вероники выглядело вполне искренним.

– Когда поймаем воров, нужно дать ей премию за бдительность, – предложил Чебоксаров, когда она ушла.

Я полностью с ним согласился.

– По идее, – поделился я с Колькой внезапно осенившей меня мыслью. – Почему мы должны стараться за всех? Ты когда пойдешь в правительство к нашим людям, посоветуйся, может быть, проще просить только за себя. Понимаешь, если мы останемся с вьетнамцами, то это тоже неплохо. Там, где вьетнамцы – там народ. Оптовички из районов могут на вьетнамскую рухлядь подтянуться. Глядишь, розничная выручка поднимется.

– Не патриотично, но верно. Это как бы повод для того, чтобы вести с Урожаевым торг. Вначале наехать, дескать, ты что, охерел в конец, наших на узкоглазых меняешь, а потом дать слабинку. Ладно, пускай своих вьетнамцев, но вот этих пацанов оставь. А если получится сохранить всех арендаторов, то тогда предъявим им свои расходы.

– Тут, конечно, может оказаться, что у остальных связи покруче нашего будут, – предположил я.

– Это у кого же? – не согласился Чебоксаров. – Автозапчасти – алкаши и лохи, посудники – приезжие, стройматериалы – там вообще наемные директора, а хозяева в Москве. Разве что – Гурылев, он давно на рынке, забил весь город бытовой химией, и, судя по всему, парень не совсем простой. Если глубоко задуматься, то нам все равно, с вьетнамцами, или в прежнем составе, лишь бы остаться. Хотя бы на год. Этот конфликт должен послужить нам уроком. Больше никакой аренды. Только собственность!

– Были бы бабки, – подтвердил я. – Постарайся выяснить, кто у него начальник.

– Кто, кто. Госкомимущество и арбитражный суд. Ладно, я поехал по министерствам искать концы.

– А я – в офис.

На заводской автостоянке к подошве моего ботинка прилип использованный презерватив. Я не сразу его заметил и затащил в машину. Он отстал от обуви и приклеился к полу, пришлось выходить из тачки и вытряхивать коврик. Глядя на резиновотехническое изделие, мне вспомнились мои проблемы в этой области и необычная просьба Макарыча. Я решил ее незамедлительно выполнить, порылся в записной книжке, нашел номер сотового Бэллы Тейтельбаум и позвонил. Минут пять мы вспоминали наши студенческие годы, рассказывали кто кого видел, а потом всю дорогу до офиса я рекламировал генерала, не жалея красок и фантазии. Я был в ударе. Из моего рассказа Макарыч получался одновременно дряхлым и немощным, что особенно нравилось Бэлле, и в то же время сильным и неугомонным.

Хоть и не сразу, но Белла все-таки клюнула. Вначале она записала его домашний телефон, а потом и вовсе согласилась, на то, чтобы я дал ему номер ее мобилы.

Когда я разговариваю по телефону или думаю за рулем, то не замечаю, как еду. Если меня потом спросить, по каким улицам я добрался до места назначения, то вряд ли вспомню. Все мои действия отточены до автоматизма. А может, у меня машина умная. А может, мы течем. Скорее всего, так и есть, мы течем в потоке, нас несет течением, как в жидкости. Нужно только вовремя поворачивать и останавливаться. Точно! Мы в жидкости, мы сами – жидкость. Не знаю, как моя машина, а я – то уж точно, самая жидкая жидкость. Мне нечего бояться. Вот моя сигаретка, а вот и зажигалка. Жидкость огня не боится.

Я повернул колесико, но как только мелькнула искра, меня опять бросило в жар, и я понял, что самовнушению мой мозг поддается неохотно.

В вестибюле на первом этаже курили девчонки из бухгалтерии. Я стряхнул снег и с наслаждением вдохнул в себя никотиновое облако. Потом вдохнул еще, потом подпрыгнул в самую гущу и снова вдохнул. Потом я зажмурил глаза и попросил одну из дам вставить мне в рот горящую сигарету. Девушка выполнила мою просьбу, я затянулся и попросил вынуть. Сам я брать в руки сигарету боялся, поэтому девчонка засовывала мне в пасть бычок, я делал затяжку, она вынимала, я выдыхал, и так до самого фильтра и все это с закрытыми глазами. Несмотря на то, что табачок был слишком легким для меня, я получил настоящий кайф. Открыв глаза, я окинул мутным взглядом тружениц «Один ЭС Бухгалтерии» и заметил, что они смотрят на меня с таким видом, как будто более припизднутого существа, им в жизни встречать не приходилось. Я их понимаю. Повод, конечно, есть. Плевать. Зато я сделал вывод, что курить я все-таки могу, пусть даже и из чужих рук.

В офисе я прошел в комнату к Чебоксарову, сел за компьютер и вошел в базу. Мне нужно было посмотреть отчеты за прошлый квартал, изучить динамику торговли и вникнуть в наши долги московским поставщикам. Комп вел себя необычно, он периодически вис и выдавал какую-то чушь, как будто сервер хорошенько встряхнули и перетасовали файлы. Кто-то у меня по балде получит. Надо сказать Виталику… Впрочем Виталику уже никто ничего не скажет. Вернувшись в свой кабинет, я открыл планинг и написал крупными красными буквами: «Программист», – потом подумал и добавил: «Ремонтник». Это должен быть один человек. Нужно выяснить, кто пригласил вчерашнего суетливого. Может он парень что надо и я зря на него наехал. Если это человек Петровны, то она, не дай боже, еще обидится. Что плохого, собственно, сделал тот компьютерщик? Ну, сел за мой стол без спросу. Ну, остался на ночь в помещении. Может, он как лучше пытался?

Я хотел тот час же пойти к Петровне и расставить все точки над «и», но мне помешали телефонные звонки. Один за другим стали трезвонить арендаторы со злополучного геофизического завода.

После арендаторов тишина царила в кабинете всего секунд десять, потом телефон вновь затрезвонил. На этот раз дал о себе знать частный детектив по фамилии Апрельцев.

– Все отлично, – оптимистично заявил он. – Он подписался. Мы попали в яблочко, с первого раза.

– Кто подписался? – я уже успел про все забыть.

– Ваш водитель, – прокряхтел Апрельцев. – Давай встретимся и все обсудим. Я как раз собирался обедать.

– Где? – поинтересовался я.

– Мне без разницы, – выдал сыщик. – Все равно у меня денег нет.

– Через пятнадцать минут «У дедушки».

«У дедушки» нам всегда держали столик и отпускали со скидкой двадцать процентов как постоянным клиентам. Хотя в данном случае скидка лично для меня не имела значения, потому что обед с Апрельцевым я спишу на представительские расходы.

Я вошел в кафе как раз в тот момент, когда частный детектив давал последние указания официанту. Судя по уважительному виду последнего, заказывал Апрельцев отнюдь не бизнес-ланч. Изучив карту вин, он ограничился стаканом «Хванчкары» и кружкой «Миллера».

– Заодно, милейший, примите заказ и у моего друга, – небрежно бросил он. «Хорошо, хоть не шофера», – подумал я.

– Если говорить о вашем работнике, то, как его фамилия я не знаю, а зовут его – Глеб, – сразу перешел к делу Апрельцев.

Глеба я помнил смутно. Худой ничем не примечательный брюнет. Пришел к нам устраиваться водителем «ГАЗели» через кадровое агентство.

– Расскажи, как все было, – попросил я.

– Как и договаривались, сегодня утром я сделал согласованную заявку, – он протянул мне накладную. – Ее приняли, через пятнадцать минут отправили по факсу счет, а через час привезли, уже с пробитым чеком. Надо сказать, что фирма у вас работает оперативно.

В накладной было выбито двадцать пачек бумаги «Зум», тридцать папок «Корона», десять настольных органайзеров и еще по мелочи восемнадцать позиций на общую сумму десять тысяч рублей с копейками.

– Ну?

– Он привез, выгрузил, – продолжил Апрельцев, хищно поглядывая на салат, который поставил перед ним официант. – Мы для проформы все пересчитали, я расплатился. Потом говорю: «Ты можешь, привезти такой же бумаги, сто пачек, и таких же папок сто штук, только в два раза дешевле?». Он почесал череп, подозрительно посмотрел на меня и говорит: «Легко, только не в два раза дешевле, а всего на сорок процентов. Пойдет?». Я говорю: «Пойдет».

– Дальше.

– Дальше он представился и дал мне номер своего сотового, потом записал мой и попросил, если что изменится, сообщить ему, а он, в свою очередь, когда наберет заказ, даст мне знать. «Разумеется, все будет без всяких документов», – говорит. «Отлично», – отвечаю я. На том и расстались. Я сразу позвонил тебе.

Апрельцев был не дурак пожрать на халяву, как выяснилось, кроме салата он заказал еще уху по-царски, жареную семгу и рыбное ассорти с черной икрой. Свое пристрастие к морепродуктам он объяснил просто:

– Чтоб не полнеть, – и чавкнул так, что мне стало стыдно перед окружающими. Хотя, наверное, любому из оглянувшихся было приятно посмотреть на человека, обладающего таким отменным здоровьем и аппетитом.

– Хочу аванса, – капризно сказал частный сыщик за десертом.

Мы вместе вышли из заведения, я дал ему тысячу, он скомкал ее в кулаке, сказал: «Отлично», и умчался на ржавой шестерке выявлять преступников.

Я тут же решил поделиться свежей новостью с Чебоксаровым, но его мобильник был отключен. Он всегда вырубает его, когда шарахается по высоким кабинетам. Тогда я позвонил Спарыкину.

– Я как раз сижу в УВД у ребят из ОБЭП, – произнес он, выслушав мое сообщение. – Ты где?

– «У дедушки».

– Через десять минут будем.

– Сколько вас? – испугался я и достал кошелек.

– В две штуки уложимся, – туманно выразился Спарыкин.

В портмоне насчитывалось две с половиной. Я опять вернулся в зал.

Через двадцать минут дверь заведения в который раз распахнула душу, и улица выплюнула на порог три силуэта. Тела сверху и снизу были белыми, а посередине – серыми. В одном из пришельцев я узнал Спарыкина, остальные были мне неизвестны. Черный кожаный плащ на меху представился Иваном, синий пуховик – Евгением. Спарыкин и Иван отряхнули снег у дверей, а Женя таял и мок. Менты сильно смахивали на бандитов восьмилетней давности, вели себя развязно, растопыривали ноги, а у кожаного плаща, как бы случайно, откуда-то из глубины выглядывала золотая цепь в палец толщиной и нестерпимо ярко сияла в свете люминесцентных ламп.

– Давай рассказывай, – предложил Спарыкин, после того, как официант получил заказ.

Я без подробностей поведал им историю, которую изложил мне Апрельцев.

– Я предлагаю установить аппаратуру и пометить купюры, – высказал свое мнение Евгений.

– Это само собой, – перебил его Иван. – А я, Лукьяныч, – обратился он к Спарыкину, – буду находиться внутри, в качестве одного из сотрудников, чтобы все шло как надо.

Было видно, что он насмотрелся американских фильмов и мечтал о карьере агента под прикрытием.

– Значит так, – уточнил Спарыкин. – Апрельцев получает звонок от водителя, о том, что заказ готов. Дальше…

– Постой, – перебил его Иван. – Апрельцев это кто?

– Наш агент.

– У агента должен быть псевдоним.

– Да иди ты на хер, – добродушно не согласился Спарыкин.

– Лукьяныч, – поддержал друга Женя. – Так положено. Мы не знаем, на что выйдем, поэтому не имеем права называть вслух фамилию агента. Псевдоним нужен.

– Это ведь не долго – придумать псевдоним, – молвил Иван и глубоко задумался.

– Хорошо, – вынужден был согласиться полковник. – Но, лично мне, кроме «Ленин» ничего на ум не приходит.

Женя прислушался к звучавшей из динамиков популярной песне и предложил:

– Горбун отверженный.

– Слишком длинно, – возразил Иван.

– Отличник, – предложил я.

– Почему? – спросил Иван.

– Он все время говорит «отлично».

– Годится, – сказал Спарыкин.

– Пойдет, – согласился Женя.

– Ну ладно, – с досадой промямлил Иван, он так и не придумал ни одной версии.

– Значит так, – продолжил свою мысль Спарыкин, – Отличник получает звонок от водителя о том, что заказ готов. Дальше он должен позвонить нам и уточнить, во сколько группа сможет все подготовить. И, исходя из этого, уже назначить встречу водителю. Аппаратура есть? Меченные купюры?

– Аппаратура есть, – успокоил Иван. – А меченые купюры нам ни к чему. Перепишем номера при понятых, лишь бы они имелись в наличии.

– Купюры будут, – заверил всех я.

Дальнейшая трапеза была не такой шумной. Я не ел и наверняка очень скучал, если бы Сапарыкин не вспомнил историю о том, как в девяносто первом буфетчица кафе «Снежинка», предтечи нынешнего заведения, вскрыла себе вены в подвале. Она, дура, на какой-то пьянке в забытьи перепихнулась с местным шофером. Это случилось с ней всего один раз. А поскольку дамой она была весьма порядочной, то корила себя за сей поступок долго и сильно, до полной гипертонии. Вдобавок ко всему на очередном медосмотре у нее обнаружили сифилис. Это сейчас все просто, а тогда за укрывательство сажали в тюрьму. Ей дали сутки на то, чтобы привести мужа. Баба спустилась вниз, написала на бумаге «Я тебя люблю» и полоснула по рукам мясным ножом. Самое интересное, что у того шофера ничего не обнаружили, а заразил ее родной муженек. Теперь он отец троих детей и счастливо живет с учительницей четырнадцатой школы.