355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дмитрий Володихин » Малюта Скуратов » Текст книги (страница 8)
Малюта Скуратов
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 14:56

Текст книги "Малюта Скуратов"


Автор книги: Дмитрий Володихин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Глава шестая
ОПРИЧНЫЙ ПОХОД НА СЕВЕРНУЮ РУСЬ

Шел декабрь 1569 года. Большая карательная армия устремилась в северорусские земли. После убийства святителя Филиппа произошло великое опричное разорение Новгородчины, досталось также Пскову, Клину, Твери, Торжку и другим городам земской Руси.

Самый конец 1569-го – первые месяцы 1570 года стали временем наиболее масштабной волны опричных репрессий: на этот раз погибло как минимум в десять раз больше народа, чем при «расследовании» по делу о «земском заговоре».

Вот скупые, но устрашающие слова псковского летописца, рассказывающего об опричном разгроме Новгорода: «[Царь Иван] прииде с великою яростию в Великий Новград, с силою, и плени Новградконечне, яко же и от начала не бысть над ним таково зла и не мощи изрещи сицевыя беды, еже сотворися над ним: первое, архиепископа Пимена взят и в заточение посла… и Святую Софею соборную церковь пограбил, и пойма чюдотворныя иконы корсунския и казну всю, драгие вещи пойма, и архиепископль двор и монастыри все и церкви пограбил, и всех людей. И многих православных умучи многими муками… глаголют, 60 ООО {27} мужей и жен и детей в великую реку Волхов вмета, яко и реки запрудитися… И сице бысть Великому Новуграду запустение» [124]124
  Прибавления. Окончание списка Оболенского / / ПСРЛ. Т. 5: Псковские летописи. Вып. 1. М., 2000. С. 115.


[Закрыть]
. А вот еще одно летописное известие на ту же тему: «Меж Рожества и Крещения прииде царь и великий князь Иван Васильевич с великою опалою в Великой Новгород, и многия нарочитыя люди погуби, и множество много людей на правежи побиено бысть иноческого и священническаго чина, и инокинь, и всех православных християн. И бысть туга и скорбь в людех велия, и святыя обители и церкви Божия и села запустеша» [125]125
  Псковская 3-я летопись. Окончание Архивского 2-го списка / / ПСРЛ. Т. 5: Псковские летописи. Вып. 2. М., 2000. С. 261.


[Закрыть]
.

Что же Малюта? Он оказался в своей стихии. То ли ему было поручено возглавить «зачистку», то ли он возглавлял крупнейший отряд «исполнителей». В любом случае, Григорий Лукьянович сыграл поистине выдающуюся роль в трагических событиях зимы 1569/70 года.

Синодики репрессированных содержат знаменательное свидетельство: тогда отряд Г. Л. Скуратова-Бельского уничтожил 1505 человек; некоторых, для разнообразия, расстреляли из пищалей. Очевидно, кому-то хотелось изобразить подобие настоящих боевых действий с настоящим неприятелем. А может быть, опричные стрелки просто желали потренироваться. Ведь без долгой практики навык утрачивается!

Впрочем, свидетельства Шлихтинга и опирающегося на него Гваньини как будто позволяют дать случаю с расстрелом из пищалей иную трактовку. По их данным, помимо Новгорода и Пскова серьезный ущерб причинен был Торжку и Твери. Иван IV с карательным отрядом опричников «…учинил такое же тиранство, как и в Новгороде Великом: поубивал и потопил горожан, похитил все их движимое и недвижимое имущество. Храмы Божии он лишил золота и серебра; пятьсот литовцев и русских, которые были взяты в плен в крепости Полоцке и там же (то есть в Торжке и Твери. – Д В) содержались в тюрьмах, он приказал удушить и перебить. Девятнадцать военнопленных татарских вельмож, содержавшихся… в тюрьме, он приказал убить и для выполнения этого назначил начальником своего приспешника Малюту Скуратова. Татары же, узнав об этом и не ожидая ничего другого, кроме стоящей перед глазами гибели и жалкой смерти, пришли в отчаяние и твердо решили между собой защищаться, пока смогут. У каждого был скрытый в рукаве ножик. Когда вышеупомянутый Малюта ворвался к ним с прочими приспешниками, татары единодушно, как рычащие львы, начали энергично защищаться и каждый из них кинулся на предводителя приспешников Малюту с ножом. Хотя он был в кольчуге, они пропороли ему живот, так что вытекли внутренности. Татары, защищаясь, так ожесточенно сражались, что четверо из приспешников пали от страшных ран, а прочие отступили, не сделав дела. Когда великому князю донесли об этом событии, он тотчас послал пятьсот стрелков с пищалями и луками на помощь этим приспешникам против девятнадцати татар. Они были со всех сторон осыпаны стрелами и прикончены пулями из пищалей, и потом рассечены на части и брошены в реку».

Известие вполне достоверно, помимо, разумеется, фантастического числа стрелков: пребывая на службе у придворного медика Арнольфа (по другой версии – Лензея [126]126
  Симонов Р. А. Врач Ивана IV Арнольф: историографический миф и исторический факт / / Вопросы истории. 1998. № 5. С. 106–114.


[Закрыть]
), Шлихтинг, скорее всего, отлично знал, от каких ран тому приходилось лечить царских приближенных. Следовательно, татарских вельмож расстреляли вовсе не потому, что опричному командованию захотелось жестокой забавы. Просто отряд «исполнителей» во главе с Малютой не сумел с ними справиться врукопашную.

Ранение в живот Григорий Лукьянович получил, скорее всего, в марте 1570 года. Нет точных данных, когда именно карательная экспедиция добралась до Твери, но во второй половине февраля опричное воинство все еще грабило Псков [127]127
  Скрынников Р. Г. Трагедия Новгорода. М., 1994. С. 96.


[Закрыть]
.

Очень похоже на то, что пожалование думного чина Г. Л. Скуратову-Бельскому явилось «заслуженной наградой» за его неустанные усилия в карательной работе. И особенно – за ранение, полученное на этой службе от тверских пленников. В черновом наброске завещания, составленном летом 1572 года {28} , государь Иван Васильевич поучает сыновей: «А людей бы есте, которыя вам прямо служат, жаловали и любили, их ото всех берегли, чтобы им изгони ни от кого не было, и оне прямее служат». Что ж, «прямой служилец» Малюта получил от него «жалование» и «любовь» полной мерой.

Крайне сомнительно, что в Новгороде, Пскове, Твери и т. п. сложился какой-то чудовищный разветвленный заговор, требовавший столь масштабных карательных усилий. В конце 1567-го – начале 1568 года, когда царь вплотную столкнулся с угрозой «земского заговора», у него были серьезные основания тревожиться. Угроза, в той или иной степени, реально существовала. Что же касается северного карательного похода, то измены и заговоры, приписанные целым областям, имели фантомный характер.

До наших дней дошли документы, свидетельствующие о расследовании по «изменному делу» в Новгороде и Пскове. Из них, в частности, известно об обвинении «…наугороцкого архиепискупа… Пимена и… новгородцких дьяков… и подьячих… и гостей… и владычных приказных… и детей боярских… о сдаче Новагорода и Пскова, что архиепископ Пимен хотел с ними Новгород и Псков отдати литовскому королю, а царя и великого князя Ивана Васильевича всеа Руси хотели злым умышлением извести, а на государство посадити князя Владимира Андреевича».

Поздние новгородские источники донесли предание, согласно которому некий Петр Волынец злостно оболгал перед Иваном IV всю землю Новгородскую – архиепископа, дворян, купцов… Историк В. Б. Кобрин увидел в клеветнике дворянина Петра Волынского, прежде служившего князьям Старицким, а затем занявшего важный пост в Посольском приказе. Этот человек сам какое-то время находился под следствием: будто бы не донес про чужие «непригожие речи» о государе. Но репрессии он счастливо пережил, отделавшись испугом. Кобрин полагал, что именно П. Волынский помог царю состряпать «дело» о новгородской «измене» и тем самым избавил себя от расправы. Другой специалист, Р. Г. Скрынников, убедительно показал: версия о губительной роли Петра Волынского в разгроме Северной Руси не получила у Кобрина серьезной аргументации [128]128
  Кобрин В. Б. Легенда и быль о новгородце Петре Волынском / / Он же. Опричнина. Генеалогия. Антропонимика: Избранные труды. С. 161–164; Он же. Еще раз о Петре Волынце (Волынском) / / Там же. С. 165–166; Скрынников Р. Г. Царство террора. СПб., 1992. С. 367.


[Закрыть]
. Думается, прав тут Скрынников. Красивая получается история о вынужденном злодействе Петра Волынского… вот только нужна ли была такая игрушка царю? Какое еще расследование требовалось спровоцировать? Требовался ли предлог для того, чем занимались государь и опричники в Северной Руси?

Характер действий опричного воинства в Новгороде, Твери, Пскове, Торжке, да и в других местах, нимало не напоминает следствие и наказание выявленных предателей. Ничего подобного! Это серия масштабных погромов, сопровождавшихся ограблением монастырей, городов и деревень, уничтожением имущества, убийствами виноватых и случайных людей без разбора, в том числе представителей духовенства. Опричники сказочно обогатились. На финальной стадии похода они перестали поддерживать хотя бы видимость организованной службы: многие разбрелись по богатым усадьбам земцев в поисках наживы и не явились на смотр, назначенный Иваном IV.

Допустим, даже такой вот сумасшедший способ наказывать всех за грехи некоторых еще можно было бы понять – не оправдать, нет, но хотя бы понять. Но… каким образом могли изменить царю и сдать Новгород военнопленные? А их истребили несколько сотен человек. В том числе татар, которые, видимо, пытались сдать Новгород полякам… сидя в Твери!

Ну а новгородский посад, что, имел какие-то возможности договориться с правительством Речи Посполитой о сдаче города? И откуда у посадских людей – ремесленников и торговцев – возьмется власть для подобного действия? Предположим, богатые купцы новгородские могли замыслить недоброе, а наказание досталось не только им, но и всем торговым людям города. Уже очень большая натяжка, но она еще как-то объяснима.

Но тогда придется еще объяснить, какую роль в «изменном деле» по связям с польской короной и князем Владимиром Андреевичем Старицким сыграло крестьянство отдаленных сельских областей. Громили-то не только центры обширных земель, но и окраины. Деревни, села. Тот же Р. Г. Скрынников приводит факты: «Следы “набега” опричников можно обнаружить даже в самых отдаленных уголках Новгородской земли. Согласно ревизии, проведенной через год после разгрома в “черных” волостях Кирьяжского погоста под Корелой, немало крестьянских дворов погоста запустели после опричного погрома. Крестьян “опричники замучили, живот (имущество. —Д.В.) пограбили, двор сожгли”, “опричные замучили Ивашка, а скотину его присекли, а живот пограбили, а дети збежали от царева тягла”… “опричные кони и коровы… пограбили, и он осиротел и безвестно збежал”» [129]129
  Скрынников Р. Г. Трагедия Новгорода. С. 95.


[Закрыть]
, – и тому подобное. О, конечно же крестьяне, жившие под Корелой, между Ладожским озером и озером Вуокса, только и думали, как бы отдать свою землю… полякам. Желающие могут отыскать на карте Карельского перешейка бывшую Корелу, а ныне город Приозерск Ленинградской области. С картой будет понятнее, какая там могла завестись «измена» в пользу литовцев и поляков, находившихся за пол-Руси от глухих деревень под Корелой…

Весьма удачно высказался на этот счет историк Б. Н. Флоря. По его мнению, столь масштабный заговор, в который – судя по тому, что сказано в следственном деле, – оказались вовлечены социальные верхи Новгородской области и правительство Речи Посполитой, должен был отразиться в источниках. Прежде всего – в переписке короля Сигизмунда с ведущими литовскими политиками. «Подобных документов, – пишет Б. Н. Флоря, – сохранилось немало, среди них большое собрание писем короля Миколаю Радзивиллу Рыжему, виленскому воеводе и одному из первых лиц в Великом княжестве Литовском. Однако сведений о каких-либо контактах с Новгородом в этих источниках нет». Наблюдение исключительно важное! Ученый также отмечает, что Новгородчина не знала древнего родового землевладения княжеской знати. Тут жили в основном небогатые помещики, получавшие выгоду от Ливонской войны, – им давали новые земли в завоеванных областях. Иначе говоря, внешняя политика царя Ивана Васильевича их устраивала. Новгородские купцы также получили от государя большой подарок – возможность участвовать в прибыльной торговле через Нарву, завоеванную в 1558 году. «Все это дает достаточные основания для того, чтобы считать новгородский заговор вымыслом – резюмирует Б. Н. Флоря. – Исследователи… затратили много сил и изобретательности, чтобы выяснить, как и при каких обстоятельствах появился этот вымысел и кто был заинтересован в его распространении, однако до сих пор никакого определенного ответа на эти вопросы мы не имеем» [130]130
  Флоря Б. Н. Иван Грозный. С. 235.


[Закрыть]
.

Царь Иван IV – опытный политик. Он многое повидал на этом свете. Монарх, занимающий трон вот уже несколько десятилетий и вдруг попавшийся на удочку какого-то «вымысла», – явление редкое, странное. Можно сказать, неправдоподобное.

А вот создать подобный вымысел он имел все возможности…

Причина опричного нашествия на Северную Русь – совершенно другая. Нет оснований видеть в насельниках громадной области общее стремление отложиться в пользу инославного монарха. И не более того оснований полагать, что Иван IV искренне заблуждался, был обманут и т. п. Если произошла ошибка, то при чем тут военнопленные? При чем тут вообще Тверь и Торжок? Население Корельского уезда? Массовые надругательства в отношении духовенства? Грабежи? Определенно, причины карательного похода совсем иные. Ничего романтического, одна «проза жизни».

Вероятнее всего, карательная экспедиция на Северную Русь отличалась продуманностью и была совершена с двумя целями. Первой из них было пополнение казны. Второй – устрашение земщины. Может быть, устрашение стояло на первом месте.

Русский народ того времени, молодой, агрессивный, полный энергии, отличался от будущих поколений, живших в XIX и XX веках. Он был прежде всего намного «моложе» в цивилизационном отношении. И, следовательно, для русских того времени было естественным сопротивляться притеснению; в первую очередь это относилось к любому нарушению церковных устоев и любой репрессии против добродетельного архиерея. Печальная судьба митрополита Филиппа уже являлась достаточным основанием для бунташных настроений. Омерзительное отношение опричников к храмам и их безнравственное поведение могли сыграть роль мощных дестабилизирующих факторов. Некоторые свидетельства источников позволяют предположить, что активное вооруженное сопротивление опричникам оказывалось. В частности, Генрих Штаден, повествуя об убийстве И. П. Челяднина-Федорова и о разграблении всех принадлежавших ему вотчин, пишет: «Села вместе с церквами и всем, что в них было, с иконами и церковными украшениями – были спалены… Великое горе сотворили они {29} по всей земле! И многие из них были тайно убиты» [131]131
  Страна и правление московитов / / Штаден Г. Записки немца-опричника. С. 45. (Курсив мой.)


[Закрыть]
. Более того, по его словам, переезд государя в Александровскую слободу произошел под влиянием «мятежа». Позднее, во время царского похода в северные земли, в частности против Новгорода и Пскова, бои с опричными отрядами, по свидетельству того же Штадена, явно имели место. В. И. Корецкий полагал, что летом 1568 года произошло выступление московского посада, напугавшее Ивана Васильевича [132]132
  Корецкий В. И. К истории неофициального летописания времени опричнины / / Он же. История русского летописания второй половины XVI – начала XVII в. С. 14–33. Это мнение В. И. Корецкого, основанное главным образом на кратких летописных заметках, подверглось впоследствии критике, однако полностью опровергнуто не было. См., напр.: Солодкин Я. Г. История позднего русского летописания. М., 1997. С. 23–24.


[Закрыть]
. Автор «Пискаревского летописца» сообщает: «И бысть ненависть на царя от всех людей [133]133
  Пискаревский летописец. С. 190. (Курсив мой.) Это известие в разное время датировали то 1566 годом, то 1568-м (первый вариант более распространен). Слова о «ненависти» относятся к периоду до начала массового террора.


[Закрыть]
.

Страна отстаивала себя, она не желала молча сносить унижения. Новгородчина, весьма вероятно, могла превратиться в очаг наиболее активного сопротивления. Царь нанес ответный удар, стремясь подавить любые искры смуты, которую пришлось облечь понятным и привычным именем «измены».

Если проанализировать маршрут «северного похода», то станет видно, что опричная армия прошла добрую половину земской территории. Видимо, Иван Васильевич задался целью не только подавить волнения, но и провести масштабную акцию устрашения на возможно большей территории.

Что ж, с карательными функциями Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский справлялся превосходно. Во время карательного похода на Северную Русь он оказался незаменимым помощником Ивана IV. Мало какой человек, пребывая в здравом уме и твердой памяти, помня о Боге, взялся бы за такое злодейство. А Малюта не только взялся, но и выполнил его с большой основательностью.

В то время как Безнин воевал, подставлял голову под пули и стрелы, вел долгие трудные тяжбы с западными дипломатами, этот «специалист»… тяжко трудился, едва успевая пот отирать со лба, после того, как у очередного «подследственного» голова слетала с плеч.

И кто из них более достоин царской награды?

Тогда почему Михаил Андреевич Безнин получил тот же самый чин думного дворянина на шесть лет позже, чем Малюта? Когда уже и опричнины след простыл…

Научные, публицистические, историософские труды о временах Ивана Грозного наполнены полемикой: нужна ли была та бойня, которая обрушилась на Московское государство в 60—70-х годах XVI века? Оправданна ли она? Каковы ее реальные масштабы?

Ответы на первые два вопроса во многом зависят от ответа на третий.

Существуют заметки иностранцев – как тех, которые посетили Россию, так и тех, кто никогда в нашей стране не бывал, – где названы умопомрачительные цифры: десятки, сотни тысяч жертв грозненского террора! Критический анализ этих источников заставляет задуматься о том, откуда авторы заметок брали информацию. Чаще всего это слухи, сплетни или, еще того хуже, «контрпропаганда» поляков, литовцев, немцев. В тех случаях, когда иноземец начинает вещать самыми общими словами об эпическом деспотизме Ивана IV, об ужасах его правления, как раз и появляются ни с чем не сообразные исчисления жертв. При описании массовых казней – например в Новгороде Великом (1570) или Полоцке (1563) – иностранным авторам изменяет чувство меры. Тут их фантазии нет предела, а реальной информированности не видно. В подобных случаях использовать иностранный источник – большая ошибка.

Но когда речь идет о том, сколько именно русских людей или царских пленников подверглось казни в какой-то конкретный день, при стечении строго определенных обстоятельств, уровень достоверности в записках иностранцев – заметно выше. В конце концов, те из них, кто присутствовал при расправе, могли очень хорошо и точно запомнить всё происходившее. Так, думается, показания Шлихтинга о казнях в Москве летом 1570 года весьма точны {30} . И ни отвернуться от них, ни проигнорировать их нельзя.

Что ж русские источники?

Самым важным из них являются синодики казненных. Именно они составляют наиболее серьезную документальную основу, по которой можно судить о размахе государственного террора. Конечно, они не полны. Во-первых, твердо известны жертвы опричников, не попавшие в синодики. В их числе – бывший митрополит Филипп, убитый Г. Л. Скуратовым-Бельским в 1569 году. Во-вторых, синодики охватывают период с конца 1564-го – начала 1565-го по ноябрь 1575 года. Те, кто погиб от казней раньше 1564-го или позже 1575-го, туда заведомо не вошли. Правда, и массовый террор не выходит за эти хронологические рамки. Наконец, в-третьих, синодики составлялись в последние годы царствования Ивана IV. Точнее говоря, в начале 1580-х. Их создатели работали без особого тщания, небрежно [134]134
  См.: Веселовский С. Б. Исследования по истории опричнины. С. 342–346.


[Закрыть]
. К тому же многие документы, касающиеся карательной деятельности, за полтора-два десятилетия могли быть утрачены.

А значит, синодики дают документированный минимум жертв государственных репрессий. Если присоединить к их данным достоверные сведения из других источников, итоговая цифра получится примерно четыре-пять тысяч жертв.

Реальное количество тех, кто пострадал от грозненских казней, больше. Но насколько больше – на 500 человек или на пять тысяч, определить невозможно.

Теперь стоит задуматься, сколь велика названная цифра – четыре-пять тысяч строго документированных жертв – для средневековой России? Мало это или много?

Если применять мерки XXI века, то цифра эта впечатлить не может.

Во время Смуты начала XVII столетия казнили очень много. Особенно после того, как было подавлено восстание Болотникова. Нещадно казнили разинцев, чему не приходится удивляться: они и сами вдоволь напились чужой кровушки. Большими жертвами аукнулась Пугачевщина… и т. д.

А XX век внес новые коррективы. Всего за несколько месяцев после изгнания врангелевцев из Крыма большевики казнили там более пятидесяти тысяч человек [135]135
  Волков С. В. Трагедия русского офицерства. М., 2002. С. 384–385.


[Закрыть]
. Стоит повторить: за несколько месяцев – в десять раз большая сумма жертв государственного террора, чем за все правление Ивана IV. О дальнейших «успехах» карательной машины в «стране советов» и вспоминать-то не хочется…

В интеллигентской среде вот уже третий век циркулируют мифы об «извечном» деспотизме русского государственного строя и о его же «извечной» свирепости. Дескать, у «Большого медведя» лапы и морда вечно в крови.

И после блаженной памяти XX столетия подобное искажение нашей истории легко утверждается в массовом сознании. Вот уже несколько поколений с удивительной неразборчивостью принимают его на веру. Между тем оно абсолютно неверно. Никакой «вечной», «постоянной», «изначально присущей» склонности к массовым репрессиям в русской политической культуре не существовало.

Конечно же совершались казни по политическим мотивам. Конечно же случалось так, что в распоряжении палача оказывалось сразу несколько человек. Такое бывало и в XV веке, и в начале XVI. У нас (по древней византийской традиции) ослепляли политических противников, держали их в заточении, терзали тяжкими кандалами, отправляли на плаху… Например, осенью 1537 года регентша Елена Глинская повесила три десятка новгородцев – за открытое участие в мятеже князя Андрея Старицкого.

Всё это так. Политическая борьба на Руси отнюдь не принимала благостных розовых оттенков.

Но если спускаться от времен Ивана Грозного век за веком в колодец времен, то чем дальше, тем яснее будет становиться: Русь на протяжении нескольких веков не знала массовых репрессий. Нельзя сказать, чтобы они находились на периферии политической культуры. Нет, неверно. Массовые репрессии пребывали за ее пределами. Они просто не допускались.

Никакая «азиатчина», «татарщина» и тому подобное не втащили на русские земли пристрастие к такого рода действиям. Русь знала Орду с середины XIII века. Но свирепости от Орды не научилась. На войне, в бою, в запале, в только что взятом городе, когда ратники еще разгорячены недавней сечей, – случалось разное. Крови хватало. А вот по суду или даже в результате бессудной расправы, связанной с каким-нибудь «внутренним делом»… нет. Никаких признаков масштабного государственного террора.

Можно твердо назвать дату, когда массовые репрессии вошли в политический быт России. Это первая половина – середина 1568 года. И ввел их не кто иной, как государь Иван Васильевич.

Его современники, его подданные были смертно изумлены невиданным доселе зрелищем: слуги монаршие убивают несколько сотен виноватых и безвинных людей, в том числе детей и женщин! Несколько сотен. На тысячи счет пойдет зимой 1569/70 года. А пока – сотни. Но и это выглядело как нечто невероятное, непредставимое. Царь устроил настоящую революцию в русской политике, повелев уничтожать людей в таких количествах…

Для XVI века не четыре тысячи, и даже не 400, а всего лишь 100 жертв репрессий и то – слишком много. Далеко за рамками общественной нормы.

Поневоле возникает почва для вопроса: а не стало ли это государево нововведение результатом западноевропейского «импорта»? Политическая культура Западной Европы XVI столетия отличалась гораздо большей жестокостью, нежели русская. Масштабное пролитие крови стало для европейцев приемлемым из-за грандиозных столкновений на религиозной почве.

Торквемада появился на политических подмостках Европы задолго до Ивана Грозного.

За доброе десятилетие до опричнины королева Мария Тюдор принялась массами жечь протестантов на землях «просвещенной» Англии. Как на грех, примерно тогда между Московским государством и королевством Английским были установлены дипломатические отношения. В Москве с интересом ознакомились со свежим политическим опытом недавно обретенных союзников…

Кровопролитные войны между католиками и гугенотами во Франции начались до того, как у нас появилась опричнина. Боевые действия шли на протяжении многих лет и сопровождались характерными инцидентами, например знаменитым побоищем в Васси.

Расправы шведского короля Эрика XIV над собственными подданными, особенно над аристократией, относятся к 1560-м годам, то есть они по времени фактически параллельны опричнине… но все же производились чуть раньше того самого грозненского «срыва» 1568 года.

Зверства нидерландских иконоборцев относятся к 1566 году. Накануне, так сказать…

Ответные зверства герцога Альбы в тех же Нидерландах начались во второй половине 1567 года. Впритык!

О, у государя Ивана Васильевича были отличные «учителя». Российская дипломатия, связывавшая царский престол со множеством престолов европейских, приносила Ивану IV ценные сведения о тамошних политических «новинках». Если Московское государство, с легкой руки первого русского царя, действительно заимствовало практику массовых политических репрессий у Европы, то это был опыт, требовавшийся русской цивилизации меньше всего.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю