Текст книги "Когда был Ленин мумией"

Автор книги: Дмитрий Лычковский

Соавторы: Ирена Полторак
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Глава 16. Последний халдей Вавилона

Ему снилась Надя. В Горках. Она сидела в кресле-качалке: толстая, седая, похожая на грозовую тучу, в платье мышиного цвета, но с пионерским галстуком на шее и томиком «Истории краткого курса ВКП(б)» на укутанных теплым пледом коленях. Смотрела на Ильича укоризненно из-под тяжелых, как у ящерицы, век и молчала, не выказывая ни малейшего намерения встать навстречу. Но когда он, уязвленный таким странным поведением жены, закричал: «Надюша, это я, я! Иди же ко мне!», Крупская лишь вскинула руку в пионерском салюте и принялась раскачиваться в кресле, весело болтая ногами-колодами. Быстрее, быстрее, быстрее, – пока кресло вместе с ней не превратилось в смазанный вихрь в виде гигантского веретена, который начал засасывать в себя ближайщие вещи, сорвал и утащил с головы Ильича кепку, а затем взялся и за него самого. Ленин сопротивлялся как мог, с ужасом понимая, что проигрывает вихрю, делая шаг вперед, два шага назад. Вот непреодолимая сила уже сбила его с ног, вот поволокла к себе по полу, на котором почему-то росли пучки травы. Ильич пытался зацепиться за них – безуспешно. И в тот самый момент, когда ноги Ленина уже засосало в бездну, а руки еще пытались вцепиться в пустоту, в самой глубине его пустой черепной коробки прозвучало: «Эх, Вовчик, Вовчик, и дернул же тебя черт реорганизовать Рабкрин…»

– Вовчик, Вовчик… Да очнись ты! – Ильич вздрогнул, открыл глаза, и с облегчением вынырнул из липкого кошмара. Над ним, склонившись к самому лицу, стоял Шайба и жарко шептал, – Вставай, дело есть. Жду в коридоре.

Сообразив, наконец, на каком он свете, Ильич утер лоб, покрывшийся от пережитого кошмара тягучей испариной, и с натугой вылез из саркофага. Немного постоял, привыкая, словно моряк после качки, к вертикальному состоянию, затем проследовал за Шайбой в коридор.

– Давай за мной, тока тихо, – обронил тот.

Довольно долго они шли в кромешной темноте, в которой уголовный, однако, ориентировался прекрасно. Дойдя до какой-то ему одному ему понятной приметы, Шайба скомандовал стоять. Памятуя о коварных ловушках пирамиды, Ильич беспрекословно замер. Шайба погремел коробком, чиркнул спичкой и осветил стену, иссеченую барельефами и египетскими символами. «Где-то тут, – шаря рукой по стене, бормотал он. – Ага, есть!» Он вдавил чуть выдававшуюся из камня морду шакалоподобного Анубиса, и одна из плит с легким скрежетом ушла в пол, открыв узкий лаз. «Давай вперед, быстро…» Ильич встал на колени и, царапнув лысиной о низкий свод, послушно пополз. Шайба, кряхтя, двинулся за ним, не забыв предварительно дернуть за собой торчащий из стены бронзовый рычаг, отчего многотонная плита мигом встала на место.

«Шевели мослами, тут недалеко, – пыхтел он в спину Ильичу. – Метров десять прямо, потом налево, вниз и опять прямо» Ильич выполнил инструкцию, заметив, что лаз постепенно расширяется. Впереди забрезжил неровный свет. «Туда!» Он пополз еще расторопней и почти что ввалился в небольшую, практически пустую – ни статуй, ни каноп, ни саркофагов – погребальную камеру, посреди которой их ожидал, горделиво выпрямившись, маленький высохший человечек.

Ленин уставился на него во все глаза – благо выглядел человечек диковинно. Просторный, до полу, хитон расшит сверкающими звездами. На голове у хозяина камеры красовался высоченный остроконечный колпак, а в руке он сжимал увесистый посох, украшенный сверху золотым яблоком. Похожие костюмы мастерили дети в семье Ульяновых для живых картин, когда собирались представлять старинных звездочетов.

– Принимай гостей, Ассириец! – хохотнул Шайба, отряхивая с коленей желтую пыль. – Ну и глубоко же ты залег на дно. Насилу доползли в твою берлогу.

– Здравствуйте, товарищ Ассириец – поздоровался и Ильич.

– Табия, – ответил тот, огладив рукой бороду, смахивающую на новенький каракулевый воротник и совершенно не вязавшуюся с его сморщенным личиком. – Называй меня Табия.

Выговор у него был какой-то необычный.

– И чем тебе погоняло не нравится? Нормальный кликон – Ассириец. По мне, так Халдей звучит еще хуже, – возмутился Шайба.

– Табия, – упрямо повторил незнакомец.

– Ну и хер с тобой, пускай будет Табия, – миролюбиво сказал Шайба и сел на корточки, привалившись спиной к стене.

– А отчество ваше позвольте узнать? – вежливо поинтересовался Ильич, давая понять, что ему, в отличие от уголовного, не чужд политес.

Приложив руку к груди, Ассириец отчетливо произнес: «Таб-Цили-Мардук, сын Набу-аплу-иддина, потомка Син-или». Ильич смешался. Сходу запомнить было непросто.

– Э-э-э, очень приятно. Рад знакомству, товарищ… Табия. Ленин, Владимир Ильич. Искренне рад!

– Харэ расшаркиваться, – подал голос Шайба. – Времени мало. Давай по делу, Ассириец.

Табия жестом пригласил Ильича присесть на каменную лавку – единственное убранство камеры.

– Мой беспутный друг, – молвил он, величественно указав сухонькой ладонью на Шайбу, – сказал, что ты хотел бы узнать путь в мир живых. Так?

Ильич кивнул, сглотнув набежавшую от волнения формальдегидовую слюну.

– И взамен за то, что я сдерну завесу тайны, – продолжил Табия, – ты обещаешь уничтожить ненавистного Хуфу вместе с его соплеменниками, да будут стерты и навеки преданы забвению их проклятые имена. Так?

– Всегда готов! – не раздумывая, поклялся Ленин.

– Хорошо. Вопрошай.

– Как я могу попасть в мир живых? Только в таком же активном виде, как сейчас – когда могу ходить, говорить, действовать!

– Все зависит от того, кем ты там был.

– Революционером. Вождем мирового пролетариата.

Табия поднял седые кустистые брови домиком и посмотрел на Ленина с любопытством:

– Ты говоришь странное. Я понял только слово «вождь». Ты был вождем? – уточнил он.

– Да.

– Тогда никак. Ни вождям, ни воинам, ни царям боги не даровали права возвращаться из царства теней, мрака и тлена, чтобы менять мир живых. Это удел магов. А ты не маг.

– Ну а вы, товарищ, можете?

– Я – могу. Ибо я последний из великих халдеев Вавилона. А для мага нет границ между мирами. Я могу быть здесь, могу быть там. И, в отличие от тех, чьи имена будут стерты, мне не нужен для этого раб и посредник.

– Может, Вовчик, век на свободе не лежать, – подтвердил Шайба. – Этот колдун покруче фараона и его прихвостней. Если надо, грев наверху получит, маляву передаст. Такой жучара, что хочет, протащит.

– Мой беспутный друг преувеличивает, – скромно поправил Табия. – Не все, а лишь то, что могу унести в руках.

– Да ладно прибедняться, – начал было Шайба, но его перебил Ильич, которому не терпелось убедиться, что маг говорит правду.

– Ну а как это выглядит технически, товарищ? Слова словами, но мы, большевики, верим делу. Не затруднит ли вас воочию продемонстрировать свои способности?

«Блага сень бога Мардука», – пробормотал маг. Он отступил назад на пару шагов и посохом провел вокруг себя круг, который тотчас же вспыхнул синим и ровным, как у газовой горелки, пламенем. Тем же манером Табия начертал на полу в круге два треугольника и оказался стоящим внутри шестиконечной звезды.

– Что бы ты хотел получить в доказательство моего могущества из предметов, которые были дороги тебе в той жизни?

– Ну хотя бы… – Ильич подумал. – Вот, кепку! – И провел по своей лысине.

– Кепку? Это то, что ты носил при жизни на голове? – уточнил маг.

– Да.

– Узри же…

Табия ударил в пол посохом, отчего звезда на полу, горевшая синим пламенем, внезапно полыхнула красным, и, выкрикнув «этемму ашшурбанипал элини», исчез. В воздухе запахло, как после грозы.

– Понял, да? – подал голос Шайба. – Я когда первый раз этот цирк увидел, думал, обосрусь. А сейчас ничего – привык.

– И долго он… – Ильич был сильно шокирован.

– Да не, он парень быстрый, одна душа тут, другая там.

Словно подтверждая его слова, звезда вновь вспыхнула – и в центре ее возник вспотевший и почему-то покрытый копотью Табия. В правой руке он сжимал все тот же посох, а в левой… – и тут ошибки быть не могло! – ленинскую любимую кепку.

– Возьми, вождь.

Табия протянул Ильичу добытое и стукнул в пол посохом. Едва тлевшая звезда тут же растаяла вместе с кругом.

– Да, товарищ… Признаюсь, не ожидал, – выдохнул Ленин, с трудом возвращая себе присутствие духа. – А можно полюбопытствовать, чем вам фараоны не угодили? Со мной понятно, с товарищем Шайбой тоже. Но у вас к ним что за счеты?

При слове «фараоны» лицо мага исказилось такой злобой, что даже Шайба опасливо втянул голову в плечи.

– Не произноси имени этих шапи-кальби…

– Шапи что?

– Этих шапи-кальби, тех, кто вышел изо рта собаки, – прокричал Табия. – Да будут стерты их имена! Да пожрут шакалы их зловонное ба, да иссушит жар пустыни их покрытые скверной ах! Да обратятся в прах их канопы со всем содержимым! Эти шелудивые псы Египта, истребив обманом магов вавилонских, украли у народа моего священные книги. И, погрузив свой змеиные языки в сосуд мудрости халдейской, испили из него, присвоив себе то, что по праву было нашим.

– А нельзя ли поконкретней? – попросил запутавшийся Ильич, – Что именно у вас украли эти приспешники рабовладельческого строя?

– Знания. То, что по крупицам век за веком собирали мы – великие хашдайя, на славу всему народу вавилонскому. Это из наших таблиц, покрытых божественной клинописью, узнали египетские шакалы, как заглядывать в прошлое и предсказывать по звездам будущее, как врачевать страждущих и перемещаться меж мирами, как силой одной лишь мысли сложить из невидимых кирпичей мирозданья то, что велико и осязаемо. Без этого Египет так и остался бы тем, чем он был – пылью под ногами халдеев.

– Ну а потом, все вынюхав, плагиаторы продемонстрировали свой звериный оскал и пустили ваших товарищей-магов в расход! – догадался Ильич, так как с его точки зрения это было логично. Конкурентов нужно уничтожать железной рукой.

– Не всех, – прогремел маг. – Ибо уцелел я – Таб-Цили-Мардук, сын Набу-аплу-иддина. Последний из Великих бабилайя. И я отомщу! Я увижу с вершины астрального зиккурата, как разлетятся в прах их зловонные канопы. И тогда стоящая на пути луны Сипа зи Ан На узрит перед собой Сухур мас Куша и убоится Па бил Сага и…

«Хорошо ругаться можешь», – подумал Ильич, а вслух поспешил бодро заверить мага, что его мечты сбудутся.

– Всенепременно, товарищ! А мы вам в этом обязательно поможем! Однако хотелось бы детальней узнать о противнике. Что вы там говорили про рабов и посредников?

– Так, – кивнул Табия. – Фараон не в силах прорвать границу мира мертвых без помощи раба, того смертного, который вызывает его по всем правилам магии из мира живых. Только мы – великие хашдайя обладаем такой мощью, что не нуждаемся ни в чьем посредничестве. Мудро не доверили мы этой тайны таблицам, украденным шапи-кальби, и…

– Ну хорошо, хорошо, свою мощь вы нам уже доказали, – вежливо, но твердо перебил его Ленин. – Давайте ближе к фараонам. Объясните, зачем рабу из мира живых вызывать себе на голову хозяина из мира мертвых. Иными словами, как фараоны отыскивают себе посредников?

Маг презрительно рассмеялся:

– Шапи-кальби хорошо изучили человеческую природу. Веками их жрецы, скрывая истину, внушали непосвященным, что с помощью магии любой смертный может без усилий обрести богатство, власть, женщин. Внушали, что достаточно прочесть заклинание, начертить священные знаки, возвать к душе этемму, и та, явившись из мира мертвых, будет послушна и тут же исполнит все.

– А разве не так? – удивился Ильич, которому как-то довелось на досуге полистать Папюса.

– Нет. Все это внушалось лишь для того, дабы фараоны и их жрецы, уйдя в царство мертвых, могли с помощью ритуальной магии возвращаться время от времени в мир живых. Для этого шапи-кальби оставили в мире живых книги-ловушки. Человек, мечтающий о власти и богатстве, читает такую книгу, верит каждому ее слову, чертит по ней пентаграмму, произносит заклинание, истинного смысла которого не знает. Книжка его убедила, что взамен он получит в свое распоряжение сущность, которая станет исполнять его желания. А на самом деле наоборот. Человек, вызывающий душу из мира мертвых, не повелитель, а раб. Фараон использует его как возницу между мирами. Никакой власти вызывающий над ним не имеет.

– Такси это, ясно? – Включился в объяснения Ленину и Шайба. – Лох книжку прочел, душу вызвал, а сам даже чаевые не получит.

– Но погодите, вот и в классической литературе случаи описаны – когда люди, вызывающие духов, получали взамен многое, – не уступал Ленин.

– Самовнушение, – отмахнулся маг. – На самом деле власть имеет тот, кто является. Ведь вызывающий его живой, чтобы получить желаемое, должен сначала исполнить повеления того, кого вызвал с того света. Иначе не сбудется, – так всегда предупреждает книжка-ловушка.

«Недурно. Отличная возможность для манипуляции массами», – мельнуло в голове у Ильича. За этим последовала еще более интересная мысль.

– Товарищ Табия, а случалось ли, что какой-нибудь архидурак нарушил бы инструкции? Взял, к примеру, и нарисовал круг со звездочкой неправильно.

– Нет. Коварные шапи-кальби об этом позаботились. Тот, кто вызывает, очень внимательно следит, чтобы пентаграмма была в точности, как в тайной книге, ибо там написано, что ошибающийся – погибнет. Если круг начертан неправильно, угрожает книга, то человек будет незащищен, дух вырвется, накинется на него и разорвет на куски. На самом деле это ложь. С вызывающим из мира живых ничего не случится. А вот вызываемый из мира мертвых, если пентаграмма начертана неправильно, может навечно застрять между мирами.

– Что и требовалось доказать, – констатировал Ленин довольно. – Вот это действительно шансец. И мы его, поверьте, не упустим.

Глава 17. Великий почин

Обратно окрыленному разговором Ильичу ползлось не в пример легче. «Какая глыбища, какой матерый человечище, – восторгался он, уворачиваясь в темноте от пяток уголовного, шустро шурующего на четвереньках впереди. – Он меня всего глубоко перепахал».

Добравшись до входа в лаз, Ленин удовлетворенно констатировал, что ничуть не устал. Что значит – вновь обрести смысл существования. Даже когда Шайба, чиркнув спичкой, глянул на его лицо, припорошенное серой каменной пылью и сказал: «Ну и рожа у тебя, Володя! Чистый упырь», это не умерило ленинской радости ни на йоту.

– Да и у вас, товарищ Шайба, не лучше! – почти благодушно констатировал он.

Тем более что это было чистой правдой. Колыщащийся тусклый свет спички так хитро отбросил тень на гориллообразную физиономию Шайбы, что его надбровные дуги выросли втрое. При виде их Ильичу неожиданно вспомнился дом в Симбирске и потрепанный учебник естествознания в отцовском кабинете, где точно таким портретом с подписью Homo sapiens neanderthalensis на странице 124 обожал пугать его брат Саша. Стоило отцу уехать в очередную командировку, как Саша выуживал заветную книгу, подносил портрет к лицу брата и страшным голосом внушал, что ночью, когда Володя ляжет спать, бровастый и зубастый неандерталенсис придет с веревкой и подвесит его вниз головой. Правда, подвесили в конце концов не Володю, а самого Сашу. И не за ноги. Ильич тряхнул головой, прогоняя тревожащие душу воспоминания, шепнул: «Мы пойдем другим путем».

– Мозгом не повредился? – забеспокоился Шайба. – Каким другим путем? Как пришли, так и уйдем! Тут у козлобородых ловушек понаставлено… На лучше – подсвети, – и сунул Ильичу порядком замусоленный коробок с буржуазным наездником на этикетке. Ленин стал поспешно чиркать спичками, пока уголовный, чертыхаясь, возился с заевшим Анубисом. «Есть!» Дождавшись, когда плита встанет на место, Шайба зачерпнул с пола горсть пыли и резко дунул на нее, припорошив потревоженную кладку.

– Порядок. Теперь ни одна тварь не унюхает. Давай, Ильич, за мной. Быро-быро.

Скользя вдоль стены, они минут за десять добрались до знакомого коридора. Сиганули к родной тряпице с кругами в крестах, откинули ее и обомлели.

Рядом с ленинским саркофагом выстроился караул из четырех здоровенных мумий с серповидными мечами. На самом саркофаге, почесывая грязные бинты на острой коленке, сидел египтянин в длинном переднике цвета хаки. Лицо его неприятно поражало полным отсутствием волос: начисто были сбриты даже брови и ресницы, что придавало пришельцу сходство с марсианином. Завидев Ленина с Шайбой, египтянин чуть заметно кивнул – двое солдат тут же зашли им за спину, отрезая выход, затем неспешно поднялся и, подойдя вплотную к пленникам, со зловещим спокойствием поинтересовался:

– Куда ходил тот, у кого пять ибисов за плечами, а также тот, – он повернул голову к Шайбе, – которому ибис на голову только…

– Гражданин начальник, да в чем проблема? – забалагурил Шайба, изображая наивного дурачка. – Ну вышли мы с корешом в коридор покурить…

– Покурить?

– Не, я хотел сказать пожевать…

– Что пожевать?

Шайба с готовностью вынул из кармана пиджака горсть светлой трухи.

– Обыкновенно – кокса. Но мы когда жуем, чавкаем – народ в камере просыпается. Вот и вышли в коридор, чтоб не мешать братве кемарить…

– Ясно. Этих за мной, – обронил безбровый солдатам и, заметно приволакивая ногу, вышел в коридор. Повинуясь приказу, солдаты ловко вывернули Шайбе с Ильичом руки за спину и потащили следом за ним.

«Сучары бацильные! Петухи драные», – завелся Шайба. У самого выхода он попытался пнуть ногой в пах конвоира слева, но ничего не вышло. Не ослабляя захвата, тот извлек откуда-то из-под бинтов небольшую дубинку черного дерева и огрел Шайбу по голове. Пуская слюни, уголовный бесформенным кулем повис у конвоиров на руках. Ильич, семенивший следом с поднятыми руками, мудро решил чужой ошибки не повторять.

Каким-то хитрым путем их за считанные секунды вывели в помещение, в котором Ленин сразу опознал пышную погребальную камеру Хуфу. Хозяин камеры был на месте – восседая на домашнем троне, он медленно гладил перебинтованными руками свернувшуюся у него на коленях отвратительную мумию кошки. При виде Ильича она вскочила на лапы, выгнулась дугой так, что кости скелета с треском развернулись гармонью, и мерзко зашипела.

– Ш-ш-ш, Бастет, тихо, – успокоил ее фараон. – Это же не змей Апоп, а всего лишь лысый Ич! Говори, Небмаатра.

Ленин открыл было рот, но оказалось, что Небмаатра – не ругательство, а имя безбрового опричника, почтительно склонившегося к ногам фараона.

– О божественный сын Солнца, чьи деяния обгоняют его светозарную тень, – скрипучим голосом начал доносчик. – Да будет тебе известно, что эти двое сегодня ночью покинули без разрешения свои саркофаги. В сердце мое закралось страшное подозрение, что затевают они мерзкие козни и вынашивают замыслы, дабы воспрепятствовать божественному ходу вещей, уже освященному самим Ра.

Хуфу раздраженно согнал мумию кошки с колен и повернул глазницы к Ленину.

– Похоже в уши твои, Ич, коих пока еще числом два, не вошли слова моей мудрости. И в силу тупоумия своего ты решил, что можешь противиться моим повелениям. Отвечай, где находился вместе с этим ободранным шакалом с…

– С 00.15 до 3.45, – угодливо подсказал Небмаатра.

Это «пока еще числом два» очень не понравилось Ильичу но, вопреки ожиданиям фараона и его приспешников, привело не в подавленное, а напротив – в боевое настроение. Наклонив по-птичьи голову к плечу, Ленин бессознательно сунул руки себе подмышки и отрезал:

– Я – где находился? Я-то делом занимался! Пока некоторые товарищи убивали время вычесыванием кошачьих блох, я выяснял умонастроения масс. И обнаружил, что всюду царят разброд, шатания и полное непонимание важности момента. То, что вы тут себе воображаете как организованное собрание, на самом деле – разобщенная, политически безграмотная толпа.

– А мне что за дело, о чем думает чернь, – высокомерно удивился фараон. – Эти ничтожные должны быть счастливы уже тем, что по милости моей не рассыпятся в прах, а обретут вечную жизнь, став подданными нового государства Египетского.

– Опасная уверенность! – парировал Ленин, который в ходе фараоновских речей вызывающе покачивался с пятки на носок. – С психологией широких масс необходимо считаться. Вы же образованный человек, и должны быть в курсе, что у вас в Египте чуть не при каждом правителе имели место вооруженные восстания. – Он стал перечислять, демонстративно загибая пальцы, – При Аменемхете I были? Были! При Сенусерте I повторились? Повторились. При Сенусерте II продолжились? Продолжились. А знаменитое восстание 1715 до нашей эры, когда вот такая, как вы говорите, чернь, захватила и разрушила столицу, поставила к стенке фараона, экспроприировала государственные запасы зерна, уничтожила податные списки, подвергла преследованию чиновников и судей – и в конечном счете покончила со Средним царством. Уроки истории надо учитывать! Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя, – назидательно добавил он.

Возникла долгая пауза, в ходе которой безбровый смотрел на Ильича так, словно мечтал повесить его на собственных бинтах. Но Хуфу разверз уста и заговорил на удивление благосклонно.

– Я знал, что ты не так прост, – удовлетворенно констатировал фараон. – Речь твоя хитра, как у верховного жреца бога Тота. Куда ты ведешь меня, к своей выгоде, Ич?

– Ну какая тут выгода? – хмыкнул Ленин. – Просто хотел подсказать, как вождь вождю. Опираясь на ваш же собственный опыт, мною творчески переработанный…

– Говори!

– Надо занять людей, – деловито заговорил Ильич. – Чтобы дурью не маялись, надо заставить их трудиться. Это должен быть сознательный организованный бесплатный труд на благо общества, который одновременно станет победой над собственной косностью, распущенностью, эгоизмом.

– Ты говоришь о строительстве новой пирамиды? – удивился Хеопс.

– Ну зачем сразу – пирамиды. Стройка века в нашем случае без надобности. Достаточно субботника. Пускай займутся уборкой помещений: канопы протрут, скульптуры почистят, саркофаги подремонтируют. Дайте резолюцию – и я готов подхватить ваш великий почин и организовать работу, – дипломатично заключил Ленин, временно уступая лавры фараону.

– Великий почин… Великий почин! – повторил Хуфу, с удовольствием обкатывая новое выражение. – Звучит достойно. Надо было начертать эти слова на моей пирамиде. Что ж, ты убедил меня, Ич. Бери мумий и заставь их работать. А я, по итогам дел твоих, подумаю, какой должности ты достоин в новом государстве.

Ухватив обалдевшего Шайбу за локоть, Ленин потянул соратника к выходу. Однако безбровый Небмаатра, скрипнув коленкой, шагнул вперед и заступил им дорогу.

– Только помни! – уже почтительно, но упрямо сказал он Ильичу, – Ночью, когда все ложатся в саркофаги, вы оба должны быть на своем месте. Иначе двумя жителями в новом царстве станет меньше.