355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дмитрий Казанцев » Влиятельные джентльмены » Текст книги (страница 5)
Влиятельные джентльмены
  • Текст добавлен: 3 марта 2021, 08:30

Текст книги "Влиятельные джентльмены"


Автор книги: Дмитрий Казанцев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

Корнелиус Нойманн.

Плещеев слышал его голос много раз и по радио, и в воспроизведённых подполковником записях. А потому не спутал бы ни с чем.

– Так вот и делайте свою концессию с ними! – нервно выкрикивал американец немецкого происхождения. – Трест! M&A! Что хотите! А меня оставьте в покое.

– Нам бы очень хотелось…

Чего хотелось бы собеседнику Нойманна, капитану дослушать не дали два дула чего-то длинноствольного, очутившиеся разом под капитанскими лопатками. Боковым зрением Плещеев успел заметить, что и с Женей Тишкевичем приключилась та же напасть. В следующее мгновение им споро и тихо вставили по кляпу в рот и скрутили, связав руки и ноги пластиковыми стяжками.

Плещеев подивился было, как их, профессиональных бойцов, сцапали, словно двух скаутов в бегах. Однако одного взгляда на пленителей стало достаточно, чтобы понять: профессионалами те были не плоше сыскных. В ладном сером камуфляже и балаклавах, с отнюдь не гражданским оружием, они более всего походили на гильдейское ополчение – вот только ни одна из гильдий не могла бы позволить себе таких в ополченцы. Разве что десятскими или даже сразу сотскими.

Их споро подхватили и практически бесшумно потащили куда-то в другой конец дома. За несколькими поворотами начался прямой коридор, и по его правой стороне сыскалась дверь какой-то подсобки, к которой и направлялись пленители. Двое, несшие капитана, бросили его на пол прямо в коридоре и открыли дверь. Другие двое толкнули за дверь Женю Тишкевича и вышли обратно. А вот вернувшиеся за Юрием Степановичем только протянули к нему руки, но поднять его не успели.

Раздались два выстрела.

Два стоявших ближе к Юре бойца без звука повалились на спины. Оставшиеся резко вскинули автоматы, вжались в стены, присев, и немедленно открыли ответный огонь.

Юра извернулся, силясь разом не попасть под выстрелы и увидеть, кто стрелял.

Это Лесников с Угличевым подоспели вовремя!

Плещеев мог поклясться, что именно их силуэты мелькнули в конце коридора и скрылись за углом за долю секунды до того, как бойцы в балаклавах начали стрелять в ответ.

Автоматы дали несколько очередей и стихли. Двое в камуфляже переглянулись, жестами договорившись, кто пойдёт проверить, а кто будет прикрывать. Но как только тот, что был справа, сделал пару шагов, из-за угла вылетела дымовая шашка.

Бойцы в сером снова начали стрелять в место, где только что было видно тот самый угол. Только теперь там начинал клубиться плотный и едкий дым. При этом автоматчики медленно отступали в противоположный конец коридора.

Но когда заканчивались уже вторые обоймы, из-за их спин вдруг вылетела вторая дымовая граната.

Бойцы отреагировали мгновенно: один из них развернулся и стал стрелять короткими очередями в то место, откуда вылетела вторая шашка, второй – продолжил в прежнем направлении.

Юра лежал теперь, вжимаясь в пол, и старался дышать как мог неглубоко, чтобы не глотать едкий дым, уже добиравшийся и до него. Двое в серых камуфляжах, похоже, тоже начали его ощущать, потому что один из них вдруг на секунду прекратил стрелять и сунул руку в карман – за респиратором, не иначе.

Этой секунды оказалось достаточно.

Из дыма перед ним возник кто-то в синем и маске-противогазе. Боец вскинул было автомат, который он всё ещё держал в одной руке, но прицелиться не сумел. Его противник ухватил дуло рукой и рванул вверх. Одним быстрым выверенным движением пихнул бойца ногой в живот, отбросив к стоявшему спиной напарнику, и перехватил вырванный автомат так, что в следующую долю секунды уже был готов стрелять из него сам. Юра знал только одного человека, который умел так красиво врукопашную и притом стал бы сражаться на его стороне: это был подполковник Велецкий.

Боец в сером упал навзничь. Всё произошло настолько быстро, что когда его напарник, услышав это, резко развернулся, выстрелить и он не успел. Из дыма соткался Денис Лесников и молниеносно вогнал тому нож под подбородок. Глаза бойца тут же закатились, и он осел на пол.

В это время тот, что упал рядом с ним, отброшенный Велецким, вытащил из кобуры на ноге пистолет и уже целил в подполковника, как подоспевший Угличев вскинул свой автомат и нажал на курок. Единственный выстрел пришёлся противнику строго промеж глаз.

И стало тихо.

– Юрий Степанович, Вы в порядке? – подал голос подполковник, всё ещё созерцавший дела рук своих сослуживцев.

– Да… В полном, Ваше высокоблагородие…

Капитан Плещеев не был в полном порядке – его глаза болели и неостановимо слезились, лёгкие пылали, но больше всего урона, конечно же, оказалось нанесено его самолюбию. И именно поэтому жаловаться сейчас начальнику он был не в состоянии.

Пока Велецкий разрезал пластиковые стяжки на его руках и ногах и давал ему мокрую тряпку, чтобы прикрыться от дыма, Денис и Захар заглянули в подсобку, куда занесли Женю Тишкевича. В подсобке как раз сыскались их коллеги, Иван Шульгин и Тарас Полоус.

Как только и их освободили от пут с кляпами, подпоручик Лесников с благодарностью отметил:

– Ваше высокоблагородие, хорошо, что Вы подоспели! Без Вас тут бы стало слишком жарко! – и тут же с любопытством спросил: – А что Нойманн?

– Нойманн в порядке, жив-здоров, – ответил Велецкий. – Мексиканцы из помянутого мною синдиката, судя по всему, не имели целью причинить вреда. Простой шантаж.

– Шантаж? С такими-то дюжими наёмниками?! – воскликнул, забыв про субординацию, перенервничавший подпоручик Тишкевич.

Подполковник повернулся и пристально посмотрел на него, подняв бровь.

– Шантаж, Евгений Сергеевич, только тогда эффективен, когда очевидна серьёзность злого намерения, – ответил он.

Женя сразу стушевался, а остальные прекратили расспросы.

Легендарный и чересчур самодостаточный Велецкий и в этот раз умудрился во всём разобраться сам. Пусть даже его соратники и почти сумели скопом провернуть то же самое.

* * *

– Мой дорогой Тимур, сидите сегодня с Ольгой дома, никуда не выходите и никого не впускайте. До вечера я вернусь сам или пришлю кого-то доверенного, которого вы оба знаете в лицо.

– Что с тобой? Тебе…

– Да, мне страшно. Надеюсь, что вам бояться нечего. Но всё же дом не покидайте и дверь не открывайте. И вот ещё, держи-ка эту штуку. Но помни, что без погон тебе её иметь нельзя. А потому никому не показывай. И без нужды из неё не стреляй.

– Не волнуйся за нас. С нами всё будет хорошо.

– Только за вас, дорогие мои, я в этой жизни по-настоящему и волнуюсь…

* * *

Холодный дождь заливал Петроград, будто стараясь смыть его в Неву. Силуэты людей, бежавших по улице в надежде добраться до парадной и не промокнуть окончательно, были едва различимы в вечерних огнях машин.

Тёмно-коричневый роскошный автомобиль с затемнёнными стёклами и узнаваемой «летящей леди» Роллса и Ройса на капоте остановился в Свечном на углу с Лиговкой. Тёмная фигура отделилась от стены и проворно юркнула в приоткрывшуюся дверь машины. Дверь тут же закрылась – и блестящий от капель автомобиль, высокомерно рыкнув, плавно тронулся с места, чтобы сделать круг по кварталу, пока господа внутри разговаривают.

– Добрый вечер, Александр Климентович, – человек в котелке на заднем сидении сказал это так, что было ясно, что имел он в виду обратное.

– Добрый, Ваше сиятельство. Чем обязан такой скорой аудиенцией? – подполковник, только что севший в машину, стряхнул капли воды с рукавов плаща.

– Кроме благодарности за очередное с блеском исполненное поручение, у меня всё же остался к Вам вопрос по завершении дела.

– Вопрос, мессир?

– Да. «El Fuego» вам угрожали?

– Угрожали. Но пусть это не беспокоит Ваше сиятельство, я могу защитить себя и свою семью. Не смею Вас утруждать просьбами на этот счёт.

– Смело, господин подполковник. И безусловно в Вашем духе, ведь каждый знает, как Вы любите работать в одиночку. Но в этот раз я попрошу Вас принять нашу помощь. «El Fuego» сильны. И, что главное, они не присылают пустых угроз.

– И тем не менее. Благодарю Вас покорнейше за предложенную поддержку. Пока я в ней не нуждаюсь.

– Что ж, Ваш выбор. Но знайте – если Ваше мнение вдруг изменится, Вам нужно лишь позвонить. Нам действительно дорога Ваша поддержка наших начинаний, а потому Вы можете всецело рассчитывать на ответное содействие.

– Спасибо ещё раз, Ваше сиятельство.

Внезапно по соседней улице пронеслись машины экстренных служб с сиренами. Подполковник резко посерьёзнел лицом и рывком обернулся на звук.

– Велецкий, в какой стороне отсюда Ваш дом? – медленно произнёс человек в котелке, делая знак водителю притормозить.

Но тут по улице громко прошумели новые сирены, да в том же направлении – и Александр Климентович, прямо на малом ходу открыв дверь машины, сорвался с места и растворился в темноте.

* * *

На Филиппов день гуляли все, не вспоминая про пост. Гуляли в Таврическом, через который правящая коалиция протащила концессию – и теперь у страны на полвека был доступ к далёкой перспективной нефтедобыче, да притом и почти без первоначальных вложений. Гуляли в гильдии нефтяников, половина которой рассчитывала поживиться на новом месторождении, а вторая уж не рассчитывала, а вполне определённо строила планы войти в долю с Нойманном. Гулял сам Корнелиус Нойманн, получивший благодаря русскому протекторату доступ к жиле «чёрного золота». Гулял, правда, сдержанно и как-то напряжённо, но это, верно, лишь потому, что осеннею порою американская часть его натуры поборола русскую, а за океаном, всякому известно, не умеют гулять так, как здесь…

Гуляли и в Охранном отделении, где теперь уже доподлинно были уверены в том, что всё улеглось, международного скандала удалось избежать, а значит можно приступить, наконец, к награждению причастных и непричастных. Подполковник Велецкий был на радостях вызван Рязановым куда-то в высшие сферы. Поговаривали даже, что на Высочайшую аудиенцию… Это, конечно, вряд ли, но вот что с товарищем министра они сейчас уговаривают очередное приношение французских виноделов – это как пить дать!

На улице шёл сильный дождь, даром что на носу декабрь по новому стилю. Дежурный принёс промокший конверт на имя начальника как раз во время очередной здравницы в честь Государя. Отслушав гимн, капитан Плещеев, ещё не садясь обратно на стул, походя взял конверт с подноса. Хм, без адреса, подписан на печатной машинке…

Он хотел было отнести конверт в кабинет Велецкого, но, воодушевлённый гимном и разгорячённый шампанским, помедлил под взглядами товарищей, да и открыл его – кто здесь наперсник командира, в конце концов! Кого хвалили перед самим генералом…

«Вы напрасно продолжили поиски янки. Подумайте об этом, когда будете строить новый дом и новую жизнь на пепелище!»

Юрий Степанович сперва покачнулся, стараясь собрать порядком уже разбежавшиеся за вечер мысли – да и кинулся на улицу опрометью как был в одном мундире, прямиком в мёрзлый ливень. Только крикнул дежурному, чтобы подполковника срочно, срочно вызвонили домой.

За руль нельзя, хотя и очень хотелось. По счастью, одно из служебных авто стояло прямо перед входом, да и водитель был внутри. Плещеев вихрем влетел на переднее сиденье и, задыхаясь от волнения, потребовал доставить его по адресу командира, который знал на зубок. Взглянув в глаза капитана, шофёр даже не спросил форменного разрешения, а сразу же молча включил сирены и принялся гнать что есть мочи. Но всё равно не успел.

Знакомый переулок был оцеплен огнеборцами.

Те уже сбили пламя, но всё равно методично поливали из брандспойтов дом, бывший ещё утром трёхэтажным. А на пороге дома, не обращая внимания ни на кого вокруг, сидели двое: мальчик лет одиннадцати и маленький человек в перепачканном сажей местами прогоревшем мундире с бездыханной девочкой на руках.

* * *

У холодного окна по другую сторону от ветреного и зябкого ноября за маленьким столиком сидели двое – мальчик и мужчина. Оба осунувшиеся и усталые так, как не устают ни от одной самой тяжкой работы. Мальчик сидел, опустив глаза и бессильно опершись на стол, а мужчина держал его руки в своих и иногда сжимал их так, словно держал мальчика на краю бездны.

– Папа… Я забуду это?..

– Нет, не забудешь… Но в будущем обязательно найдётся что-то ещё. Что-то ещё, кроме этого. То, что тоже можно помнить.

– Можно, я найду тех, кто это сделал? И они мне заплатят…

– Обещаю тебе, Тимур, я найду их раньше тебя. И раньше, чем они сами думают.

Мальчик на секунду отвернулся и смахнул что-то с глаз.

– Не держи в себе ничего, Тимур, прошу тебя. Со мной ты можешь открыто говорить обо всём. Даже…

– Я же мог спасти Ольгу!..

– Ты прав. И я тоже мог спасти её. Но… что нам теперь остаётся? Делать то, что в наших силах. Спасать тех, кого ещё можно спасти…

– Я буду делать так, когда вырасту! Как ты!

– Да. И я знаю, что у тебя это получится лучше, чем у меня. И знаю, где тебе лучше всего было бы этому учиться. Я увезу тебя в Москву, подальше от… отсюда. И от меня.

– От тебя?.. Но почему, папа? Я не хочу… не хочу далеко…

– Прости, Тимур… Но только так у меня будет надежда на то, что ты жив и здоров. Не надобно тебе оставаться в Петрограде, пока я здесь…

* * *

Летом 1978 года Тимур Велецкий успел дважды побывать на гауптвахте – точнее, в том месте, которое именовалось этим грозным словом в Третьем Московском кадетском корпусе. Офицеры-воспитатели сравнивали два табеля и дивились: в табеле успеваемости, как и в прошлом году, не сыщешь места, свободного от похвал, а в табеле дисциплины – свободного от взысканий. Подростковые «бунты» были делом обыденным для корпуса, в котором мальчики находились безвыездно порою по несколько лет подряд. Но даже на их фоне Тимур умудрялся чудить.

Нет, он не задирал младших. Он даже заступался за них, когда кто-то из старших кадетов хотел дёшево утвердиться… Правда, и дежурным офицерам на этих старших после не докладывал. Офицерам, ясное дело, не грубил, но и «будет исполнено» отвечал не сразу, а лишь по некотором размышлении и то не всегда. Отлучался в самоволки средь бела дня, но после непременно извинялся. Более же всего пренебрегал правилами безопасности – что на марш-бросках, что на учебных стрельбах, которые полюбились юноше сверх всякой меры, что на занятиях по верховой, которые и нужны-то были лишь в угоду традициям офицерского воспитания…

И даже если бы кому пришла в голову сумасбродная и совершенно недопустимая мысль копаться в личных вещах кадета, то и тогда едва ли умудрился бы он связать перемены в поведении ученика с коротким письмом в плотном конверте:

«Я оставляю тебе всё своё имущество. Документы у Матвея Фёдоровича, нашего нотариуса. К тому времени, когда ты придёшь в совершенные лета, домик, купленный мной на паях в подмосковном Семёновском, должен быть построен и отделан. Ты сможешь начать там новую, свою собственную жизнь.

Я прошу тебя быть смелым и честным, и всегда прислушиваться к голосу сердца, но ещё более – к голосу разума.

И, наконец, я запрещаю тебе лишь две вещи: искать меня и беспокоиться обо мне. Мои дела не позволяют иметь такое сокровище, как семья. Я должен был понять это раньше. Но я горд тем, что ты носишь фамилию Велецкий. И всегда буду помнить об этом»

Свой тринадцатый день рождения Тимур встретил, против собственных ожиданий, не на гауптвахте, а в более чинном месте – в госпитале.

Госпиталь был самым обыкновенным, муниципальным, хотя и обновлённым социалистами за казённый счёт одиннадцать лет назад. Однако представления о необходимости спартанского воспитания для юношей всё ещё были сильны, а потому палата мальчиков была скромна, да к тому же и двухместна. Но на меблировку Тимур мало обращал внимания, а делить пространство с обитателями второй койки получалось быстро и без споров.

Тимуру нравился предыдущий сосед по палате – бойкий и неунывающий Серёжа Востряков, третий сын в семействе лавочника. Он каждый день угощал Тимура чем-нибудь вкусным из домашних ссобоек и обещался непременно взять его к себе приказчиком, когда вырастет и обязательно откроет большое дело.

Но третьего дня Серёжу выписали, и в палату поступил новенький, имени которого Тимур так и не запомнил. Вечно грустный и не по возрасту требовательный, он не был нытиком, но всегда был словно бы чем-то недоволен.

Новенький был старше Тимура годом, а то и двумя, но на фоне физически развитого красавца кадета смотрелся худощавым подростком. Они были несхожи во всём, вплоть до причин попадания в больницу: на Тимуре после падения с лошади прямиком на неподатливый барьер не было, как говорили, живого места, однако через несколько месяцев упорного лечения врачи прочили ему полное восстановление. Новенький же повредил ногу вроде бы и не сильно, и скоро уже должен был идти на выписку, однако с детской мечтой об офицерской службе он теперь должен был проститься. Он даже мог почти свободно ходить по палате, однако врачи рекомендовали ему в совершенных летах иметь при себе если не костыль, то по крайней мере трость. На всякий случай.

Тимур много говорить не мог, да и никогда не учился. А вот его новый сосед учился упорно, хотя от природы был вовсе к этому не расположен. И скоро Тимур привык и к шепелявости, и к лёгкому заиканию, и к иным аффектациям – привык, потому что ему стало интересно слушать. Новенький рассказывал про историю, про своих предков и про русские древности вообще, про детство и взросление человечества в те чарующие страшные эпохи, когда мир был ещё юн…

«Пойду в офицерское училище – непременно запишусь на факультатив по истории… хотя бы по истории права», – пообещал себе Тимур.

Мальчик причудливо выбирал рассказы для Тимура. Он рассуждал про неприглядные, кровавые грани прошлого, словно бы любуясь ими. Про те дни, когда милосердие отбрасывалось за ненадобностью, а простая человечность растворялась в ожесточении борьбы… Но после третьего или четвёртого рассказа Тимур уже знал: даже топот гуннской конницы, даже ад польского нашествия – это ещё не конец.

В обречённом Цареграде, осаждённом персами и аварами, откроются храмовые сокровищницы, как последний источник средств для спасения Отечества. И неутомимый император найдёт союзников среди самых диковинных варваров, и самолично поведёт на врага воспрявших духом римлян – в атаку безнадёжную, а потому неудержимую.

Над слиянием Оки и Волги Кузьма Минин немыслимым даром убеждения поднимет сограждан против законной власти Владислава Васы Польского – для спасения уже, казалось, не существующей России.

И даже над пепелищем растоптанной Рязани найдётся место для нечаемой, неосязаемой ещё надежды – пусть даже воплотиться ей суждено не сейчас и не здесь.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю