Текст книги "Влиятельные джентльмены"

Автор книги: Дмитрий Казанцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Дмитрий Казанцев, Антон Казаков
Влиятельные джентльмены

Пролог

Новенький геликоптер модного ультрамаринового цвета кружил над таким же новеньким и сияющим нефтехранилищем. Иероглифы по борту не оставляли сомнений в том, что это собственный транспорт главы корпорации. Да и всякий здесь знал, что хозяин прилетел самолично осмотреть своё детище.

Перед входом в главное здание, которое в тон ясному летнему небу отливало лазурью, расположился оркестр. Вдоль дорожки, ведущей к месту посадки геликоптера, в строгом соответствии с рангом, возрастом и опытом выстроились управленцы и инженеры.

Самые уважаемые приготовились встречать старого дельца прямо у дверей винтокрылой машины. «Правитель должен быть правителем, чиновник – чиновником, отец – отцом, а сын – сыном». Конфуций был бы доволен.

Кинокамеры добросовестно записывали, как геликоптер сделал круг над всем комплексом хранилища. Потом ещё один. Неторопливо и обстоятельно он пролетел над огромными цистернами, что сияли полированными боками чуть поодаль от главного здания, словно давая хозяину возможность полюбоваться своим достоянием.

Однако к посадочной площадке, расположенной аккурат на полпути между вместилищами нефти и офисом из стекла и бетона, геликоптер так и не полетел. Он поднялся над тремя самыми большими ёмкостями, каждая в целый инь11
  32 метра


[Закрыть] высотою. Завис. Его лопасти замедлили вращение. И через несколько секунд он рухнул точно между цистернами.

Судя по шару огня, кроме полного бака горючего на борту геликоптера сдетонировало что-то ещё. Этого оказалось достаточно, чтобы стены ещё новых и почти пустых цистерн не выдержали, и огненный смерч пронёсся над комплексом, разнося все стёкла в новеньком офисе и сметая всех тех, кто выстроился для встречи своего хозяина. Начиная с самых уважаемых.

* * *

Бесстрастный голос русского диктора комментировал кадры, присланные с четверть часа тому из Пекина. Количество погибших и пострадавших. Примерная сумма причинённого ущерба. Не преминул он упомянуть и о том, что по прошлогоднему соглашению между Пекином и Петроградом изрядная часть нефти предназначалась для отправки в русские владения.

Но двоих джентльменов, которые смотрели репортаж, расположившись в старомодных креслах перед телевизионной панелью, нефтяные концессии сейчас интересовали мало. Это – важно. Но это – потом. На сей момент у них были вопросы и поглавнее.

– Мастер, восточный капитул просит нашей помощи, – тот из двоих, что был моложе, высокий джентльмен, одетый в щегольский тёмно-серый костюм-тройку, выключил изображение.

Потемневший экран вместо картинки теперь показывал отражение просторного, уходящего куда-то вдаль зала. Портреты, развешанные по стенам, причудливо искажались в зеркале кинескопа.

– Чем же это досадное происшествие повредило нашим дорогим братьям? – голос старшего звучал озадаченно, как не звучал уже добрый десяток лет. – Неужто они поддались искушению поучаствовать в добыче на этом месторождении?

Невысок и худощав, он излучал в пространство такую внутреннюю силу, что любой сторонний наблюдатель безошибочно определил бы, кто из них двоих – главный.

Старший сидел, откинувшись на высокую спинку, и в раздумьях медленными движениями ладоней разглаживал слегка мятый низ своей бархатной коричневой жилетки.

– Может статься, что всё куда серьёзнее, Мастер, – обеспокоенно покачал головой молодой. – Местное правительство уже рвёт и мечет. Они ищут того, кто мог это сделать. Гоминьдан22
  Китайская Национальная партия


[Закрыть] скоро заявится с обысками во все неправительственные организации. А там и до погромов недалеко.

– Они всерьёз подозревают нас? – старший поднял брови. – Разве мы похожи на ламаистов или на уйгуров?

– Они подозревают всех, Мастер…

– Страх, мой дорогой Ученик. Это означает лишь страх. Что ж, по крайней мере эта эмоция объяснима. А значит, управляема, – озадаченность начала сходить с его лица, уступая место холодной и спокойной уверенности.

– Мы поможем нашим братьям в Китае? – с надеждой спросил его визави. На китайских коллег рассчитывать он явно не осмелился бы, а не владеть ситуацией ему было крайне неприятно.

– Я не возражаю, – уклончиво ответил старший. – В конце концов, наше дело – не ссориться с правительствами, а по возможности направлять их ко благу. Думаю, что лучшей помощью было бы изобличить того, кто стоит за взрывом. Ничто не обеспечит восточному капитулу более качественного алиби.

– Именно об этом он и просит, Мастер, именно об этом!

– Что же, мой нанкинский коллега слаб, но мудр… Кстати, мой дорогой Ученик, допреж помощи всё же проверьте, доподлинно ли не он всё это организовал? Судя по тому, что я слышал, уж больно ловко всё обстряпано… Всех ведь вокруг пальца обвели! Не говоря о том, сколько шуму наделали.

– Как вам будет угодно, Мастер, – без удовольствия кивнул высокий джентльмен в костюме. – Позволю себе лишь заметить, что ему сейчас ни в каких видах это не было бы выгодно.

– Скорее всего, Вы правы, скорее всего… – старший задумчиво потёр подбородок. – Да, да. Всё же мы несём просвещение, а не террор. Мы строим будущее, а не вот это вот всё. И потому мы поможем Нанкину! Есть ли среди проверенных братьев умелый сыскарь?

– А вот здесь мне вновь нужны Ваши указания, Мастер. Сыскари среди нас есть, и с немалым опытом. Но здесь, осмелюсь предположить, случай особый. Нанкин после затяжной войны никому не верит. И профиль поэтому нужен очень специальный. Боюсь, что именно его никто из наших не имеет. Мы не были к такому готовы. Это моя вина…

– Полно, мой дорогой Ученик, – мягким голосом перебил человек в жилетке. – Ни в коем случае не примеряйте на себя роль провидца. Нам не дано знать будущее. Нам дано лишь управлять настоящим.

– Вы прикажете найти опытного сюцая на месте? – не понял его высокий джентльмен.

– Доверять ханьцам? Ни в коем случае! Если уж у Нанкинского капитула нет проверенного друга, и они обратились к нам, то лучше всего будет отыскать надёжного человека где-то на нашей территории.

По лицу его молодого собеседника пробежала тень раздумий.

– Осмелюсь возразить, Мастер. Много ли в Российской империи специалистов по китайскому криминалу? Да ещё такого уровня? Разве что… – он вдруг просиял, что-то вспомнив. – Разве что Вы одобрите того бойкого офицера, уволенного со службы социалистами? Который ещё с полгода начальствовал охраной нашего брата Михаила Александровича? Конечно, это всего лишь начальник охраны…

– Офицер, говорите? Интересно… – прищурился старший. – Его сиятельство Михаил Александрович уже дорос до обер-камергера. И в свои неполные сорок явно метит и выше. Начальником его охраны не может стать абы кто. А тот отставной капитан… Теперь я, кажется, припоминаю его досье! Не тот ли это офицер, что имел незаурядные переплёты на Дальнем Востоке? Кому за последнюю его китайскую операцию был обещан орден?

– Всё так, Мастер, именно его я и имею в виду! Кстати, орден он, что важно для нас, так и не получил. Спасибо социалистам. С Вашего позволения, я немедленно отправлю людей присмотреться к нему. Может статься, что именно его лучше всего будет отправить в Нанкин. Но что делать, если… – высокий вдруг снова помрачнел. – Ведь на последних выборах в Думу победили прогрессисты. Социалисты ушли в отставку. Что, если он уже восстановлен на службе?

– Так это даже лучше, мой дорогой Ученик! – спокойно парировал человек в жилетке. – Более того, если он ещё не на службе, то помогите ему туда вернуться. Генерал Рязанов нашу дружбу упрямо отвергает, но уж Вы-то наверняка сможете подкинуть ему правильную идею по своим каналам.

– Хорошо, будет исполнено. Как представить нас капитану, когда придёт время?

– Как обычно. Благотворительной организацией. Клубом по интересам. Собранием единомышленников. А там – видно будет.

– Дозволено ли мне будет не только помочь ему с восстановлением на службе, но и…

– Помочь, угрожать или оба разом – это уже на Ваше усмотрение, – перебил старший и безразлично пожал плечами. – Я Вас не ограничиваю. Разве что прошу не переусердствовать. Засим, – он выпрямился в кресле, показывая, что разговор окончен, – кандидатуру нашего офицера предлагаю считать утверждённой.

– Как Вам будет угодно, Мастер, – высокий джентльмен в костюме-тройке церемонно поклонился. – Значит, капитан Велецкий.

Настоящая служба

Слава неловко крался на полусогнутых ногах через темноту. Сухой воздух пах краской и строительной пылью. От этого в носу невыносимо свербило. Сердце бешено билось. Он бы с удовольствием вжался в стену, но её-то он всё никак и не мог нащупать.

Два щелчка тихих от «глушителя» выстрелов застали Славу врасплох. Он резко развернулся на звук, но зацепился за какой-то выступ на полу и завалился навзничь.

Эхо выстрелов утонуло в низком гуле вытяжки под потолком. Сразу за эхом Слава услышал глухой стук упавшего совсем рядом тела. Он задышал ещё чаще и стал машинально отползать, пятясь, пока не уткнулся спиной в какой-то ящик.

«Ну всё, – подумал Слава, пытаясь отдышаться. – Не пойду дальше, пропади оно пропадом! Делайте со мной, что хотите, господа бандиты, но сил больше нет…»

В этот момент над ним вырос чей-то силуэт.

В помещении, похожем то ли на цех, то ли на склад, горели только аварийные лампы под потолком. Тусклый красный свет мало помогал и лишь придавал зловещести всему, что ещё можно было разобрать в потёмках. Поэтому при виде силуэта Слава никак не смог с собой совладать и мгновенно отдался нахлынувшей панике.

Он инстинктивно задёргался, перебирая ногами в попытке отползти ещё дальше, но на деле только вжимаясь в ящик за спиной. Попытался закричать, но крик застрял в горле, рассыпавшись на хрип и всхлипывание. А когда силуэт молча вскинул руку с чем-то похожим на пистолет, Слава только и смог, что зажмуриться в ожидании выстрела, чувствуя, как текут из глаз не подобающие мужчине слёзы.

Но выстрел почему-то прозвучал у Славы из-за спины.

Два характерных глухих щелчка – и силуэт сначала вздрогнул с тихим вскриком, а потом кулём упал обратно в темноту.

От обморока спасло только то, что через секунду Славу уже хлестали по мокрым щекам и трясли за плечи.

– Нет времени лежать и отдаваться ужасу, Ростислав Львович! Берите себя в руки и вставайте, пока нас не настигли остальные! – шипели из темноты.

Единственный, наверное, во всей бывшей империи человек, называвший Славу по имени-отчеству, Алекс, тряс его, пытаясь привести в чувство. Слава нечленораздельно мычал что-то о том, что сил больше нет и что его можно оставить прямо здесь.

Тогда Алекс внезапно тряхнул его резко и сильно. Слава самопроизвольно открыл глаза и вытаращился в красноватый мрак. А Алекс тихо, но отчётливо произнёс:

– Друг мой, через пять минут ты либо окажешься снова привязанным к стулу с кляпом во рту, либо застреленным, либо со мной снаружи. Выбор твой невелик, но прост, не правда ли?

Слава ничего не ответил, только нащупал в темноте предложенную другом руку и дал поднять себя с пола. Алекс коротко шепнул: «За мной!» – и повёл его к выходу, неясно как разбирая дорогу впотьмах.

Они вывалились в предрассветные сумерки внезапно. У Славы даже перехватило дыхание от резкой перемены затхлости и запаха краски на влажный, зябкий от мороза воздух. От этого он снова споткнулся и едва не упал.

Дойдя до неприметного грязно-коричневого фургона, Алекс скомандовал: «Залезай!» – и рванул с места, как только Слава оказался в машине.

Через пролом в заборе, бывший когда-то воротами, они незамеченными покинули неведомую огороженную территорию. Но даже когда они направились в сторону оживлённого и безопасного шоссе, нутром Слава ещё отказывался верить, что всё позади. И от этого очень нервничал.

– А если они нас преследуют?..

– Не преследуют. Я вывел из строя их машины до того, как войти.

Алекс, напротив, выглядел спокойным, словно буддист в час шаматхи.

– А если они нас потом найдут?!

– Не найдут. На этот случай у меня тоже имеется некоторый план…

– Да как ты можешь быть так убеждён, Александр Климентович?! – не выдержал Слава.

Алекс впервые отвлёкся от дороги и пристально посмотрел ему в глаза.

– А я, знаешь ли, не убеждён, – сказал он, наконец, и снова повернулся вперёд. – Убеждённость в моей работе – верный способ проглядеть важное. Но мы сделаем то, что полагается в таких случаях: всё возможное. А посему – не беспокойся. Я в этом, если помнишь, кое-что понимаю.

Он снова глянул на Славу, но уже с усмешкой.

– А вообще, Ростислав Львович, странное дело получается! Не ты ли мне намедни, с неделю тому, упоённо расписывал: «Мне бы так – расследования, работа под прикрытием»… «Настоящая польза», «Настоящая служба»? Так вот же она, служба настоящая! А ты нос воротишь, – и Алекс озорно подмигнул.

Слава смерил его тяжёлым взглядом и слегка по-детски насупился:

– Ты, Александр Климентович, меня тоже пойми. Никак не мог знать я неделю назад, чему завидовал…

В ответ Алекс только в голос расхохотался.

* * *

Февраль 1970-го в Петрограде выдался не по-питерски благостным – слегка морозным, безмерно солнечным, и оттого немного беспечным. Это было столице в диковину. Дома на окраинах играли всеми своими красками, и даже сероватый местами центр словно бы сделался особенно ярок и праздничен.

Вместо обычной спешки и кутания в пальто от влажного, кусачего ветра люди неспешно прогуливались под ясным небом и, жмурясь, улыбались солнцу. Водители как будто уже и не так нервничали в заторах, а почти умиротворённо щурились солнечным бликам в снегу и на куполах. Пешие обыватели старались улизнуть со службы на часок пораньше, чтобы прогуляться до любимой ресторации – привычной, знакомой едва ли не с отрочества, но в такую погоду словно бы новой и особенно прекрасной. Черными стайками после постной трапезы разлетались семинаристы – те же, в сущности, школяры, но в сословном, а потому особенно приметные. Дворники с виду прилежно, но много вальяжнее обыкновенного махали широкими лопатами, соскребая снег с тротуаров. Городовые дремали на перекрёстках, а вездесущие туристы на тех же перекрёстках щебетали небуднично, с особенным возбуждением… Да, жизнь расцвела даже в мороз!

Единственным, кто, похоже, не поддавался этому настроению, был неприметный крепко сложенный мужчина в тёмно-сером пальто с коричневой кожаной папкой в руке. Он не обращал внимание ни на игру солнца с предмартовским снегом, ни на витрины дорогих магазинов, соревновавшихся в искусстве зазывания покупателя, ни на красивые старомодные трамваи, заменявшие столице подземку. Он почти бежал от Невского по Малой Морской, по-столичному раздвигая неспешно гуляющих обывателей, непрерывно бубня при том извинения, но нисколько не меняя курса.

Свернув направо, он нырнул в едва приметную арку массивного казённого здания и через минуту уже стоял во внутреннем дворе перед большой парадной. Надпись, исполненная в дореформенной орфографии позолоченными буквами на поблекшей от времени, но всё ещё роскошной табличке, гласила: «Отдѣленіе по охраненію общественной безопасности и порядка». Мужчина на секунду задержался, запрокинув голову и будто что-то припоминая. Потом хмыкнул и взбежал по лестнице в холл.

Симпатичной, но необычно крупной и широкоплечей девушке за стойкой на входе он тихо сказал:

– Добрый день, Алла Георгиевна.

– Александр Климентович! Как я рада! После стольких лет! – с улыбкой рокотнула она спустя секунду замешательства. – Его превосходительство примет Вас сейчас же! Я ему доложу, а Вы, пожалуйста, проходите на пятый, в его кабинет.

– Превосходительство… – протянул мужчина с тенью удивления на лице. – А где именно я, Алла Георгиевна, мог бы тот кабинет на пятом отыскать?

– Из лифта направо и до конца. Там не заблудитесь, – вновь широко улыбнулась девушка, показав рукой в сторону лифтового холла.

Заблудиться и правда оказалось сложно. В конце длинного прямого коридора, обставленного в старомодной манере имперских времён, возле тяжёлой двустворчатой двери стоял часовой. На самой двери висела табличка: «Генерал-майор В.С. Рязанов-второй». Прямо перед ней посетитель остановился, а часовой постучал в дверь и сунул голову между створками:

– Ваше превосходительство, к Вам капит… – часовой запнулся, – к Вам Велецкий! – и через секунду уже в его сторону: – Проходите, его превосходительство ждёт Вас.

«Превосходительство, вот же ж…» – вновь усмехнулся Велецкий и шагнул внутрь.

Кабинет генерала Рязанова больше напоминал бальную залу. Может быть, не такую и большую, но явно достаточную для средней руки светского приёма. На высоких стенах, обитых по низу тёмным бархатом, висели картины в потемневших от времени рамах. Посередине стоял большой стол тёмного дерева, а за ним, в конце залы, на небольшом возвышении – такое же большое и тёмное бюро.

От бюро к посетителю спешил невысокий и слегка пухлый человек «поздних средних», как он сам любил говорить, лет в тёмно-синем мундире с золотыми эполетами.

– Александр Климентович, дорогой! Сколько лет, сколько зим!

– Пять… Ваше превосходительство, – запнувшись на обращении, улыбнулся Велецкий.

– Ах, давай без «превосходительств», мы же давно друг друга знаем! – генерал подхватил его под руку и повёл в конец кабинета. – Для тебя я, как и прежде, Василий Семёнович.

Дойдя до бюро, генерал поставил два из стоявших перед ним стульев напротив друг друга и жестом пригласил сесть.

– Ну что, давненько не бывал капитан Велецкий в Охранке? – подмигнул он.

– Я бы сказал, давненько не бывал Велецкий при исполнении, – улыбнулся Александр Климентович.

– И то правда, – хохотнув, согласился генерал. – Знатно, знатно нас прежнее правительство приложило… Ну да что ж мы всё о грустном?

Генерал остановился под портретом правящего Государя и постарался, как умел, дружески посмотреть на Велецкого.

– Слышал я, Александр Климентович, что жизнью своей ты сейчас не то, чтобы очень доволен?

– «Копать не могу, просить стыжусь», – грустно улыбнувшись, честно ответил Велецкий, не считая нужным рисоваться перед бывшим, но всё таким же всеведущим командиром. – По всему выходит, что я должен благодарить социалистов за то гражданское пособие, на которое сейчас живу…

– …но благодарить не будешь?

– Не буду.

– А тех, кто их давеча в Думе скинул? И после минувших выборов новый кабинет сколотил? – теперь уже генеральский взгляд походил на рентген.

– Я человек военный, хоть и отставной, – пожал плечами Велецкий. Ему что либералы, что прогрессисты были равно безразличны. Главное, чтобы без работы не оставляли, как левые. Но генерал улыбнулся одобрительно.

– Ты виски не желаешь?

– Нет, Василий Семёнович, спасибо, мы ж с Вами как будто на работе, а я на работе ни капли не могу…

– И то верно, – легко сдался генерал. – Кстати о «как будто на работе».

Велецкий с видимым усилием справился с собой, чтобы не стиснуть от нетерпения папку в руках. Рязанов же помолчал с полминуты, медленно прохаживаясь перед бюро, и лишь затем продолжил:

– Как нас тогда господа социал-демократы-то поразогнали… Тогда и проблем с организованным беззаконием ох как прибавилось. При том как-то почти сразу в каждом закоулке. То бандитские синдикаты в Екатеринодаре, то фальшивомонетчики в Москве. Про то, как в Пскове среди бела дня банк ограбили, ты и без меня в газетах всяко видывал… Хотя тебе после Китая всё это, наверное, смешным чудится?

Велецкий посмотрел в пол, вспоминая.

– Китай – не Россия, Василий Семёнович, – сказал он серьёзно. – Там самый разбойничий рай. Война ведь не так давно закончилась.

– Четверть века тому уж!

– Гражданская война и после не стихала, как Вы знаете. У нас же, слава Богу, никакой войны, тем более гражданской, отродясь не видели.

– Ну в дни юности наших отцов и по окраинам империи было неспокойно… Да и в девятьсот шестом… На юге и сейчас, кстати, какие-то сепаратисты сызнова чуть не в предместья наших новых городов полезли! – Василий Семёнович всплеснул руками. – Мне, конечно, грех жаловаться, я, вон, генеральские эполеты на этом всём получил, меж нами будь сказано. Но чем дальше, дорогой Александр Климентович, тем оно хуже становится. Теперь к нам ещё и из-за границы заботы приходить стали. В прошлом году – торговцы оружием из Южной Америки.

– Запрещённым?

– Да, не гражданским. А теперь вот – ещё и дурманщики какие-то с востока… Хороших людей на службе всё сильнее не хватает.

Велецкий напрягся ещё больше, хотя вроде было уже некуда. Генерал задумчиво посмотрел в сторону, помолчав секунду. А потом вдруг заглянул ему прямо в глаза. Тот от неожиданности даже перестал моргать.

– Ты, Александр Климентович, живая легенда, чего тут таить. Ту твою китайскую операцию будут в академиях преподавать, как только секретность позволит. Это уже ясно. И орден ты свой, кстати, за неё всё-таки получишь. Это я тебе лично обещаю. И никто у тебя его больше не отберёт. Занимаешься же ты сейчас, по-моему, всякой ерундой – то частным детективом, то чуть ли не телохранителем… Тьфу! – Рязанов покачал головой. – Но дело не в этом. Я вот что тебе скажу: капитаном в Охранном отделении тебе после такого тоже не быть!

Генерал сел обратно на стул перед Велецким. Тот выглядел чистой статуей командора, разве что сжал свою папку в руках так, что хрустнули суставы пальцев. Василий Семёнович же мягко и ласково подытожил:

– Возвращайся к нам сразу майором, а?

* * *

– Приходи, говорит, обратно сразу майором! И, главное, как театрально всё изобразил, а?! – смеясь, рассказывал Славе немало повеселевший за несколько последних дней Александр Климентович в баре на Лиговском. Они встретились здесь аккурат в субботу накануне той странной недели, которая закончилась для Славы бегством в полуобморочном состоянии из неизвестной ему мануфактуры. Встретились по давней своей традиции, как делали каждую вторую субботу любого месяца, кроме разве что Светлой седмицы и Святок.

Ростислав Львович Никитин был несколькими годами старше Велецкого, однако в жизни устроиться не сумел, а потому так и остался Славой и для близких, и для дальних, и для первого встречного, а главным образом – для себя самого. Коренастый, жилистый – хотя, в отличие от Велецкого, и совершенно не спортивный – с явственно очерченным брюшком, картофельными носом и неистребимой щетиной на лице, никак не сочетающейся с детским выражением глаз, он самому себе казался то ли докером, то ли рассыльным. Да и быть бы ему рассыльным, не выхлопочи сердобольный женин дядюшка место в рекрутинговой конторе. За это место Слава держался.

Держался он и за Александра Климентовича. Лет с пять тому, после громких и радикальных сокращений охранных ведомств по инициативе правительства социалистов, стал тот захаживать в Славину контору. Не честясь, представился на вестернизированный манер просто «Алексом», да с тех пор так и позволял себя называть. А после всякого нового устройства непременно возвращался.

Несмотря на тяжёлые времена, в общении со Славой ни словом, ни жестом не выдавал Велецкий гордого офицерского норова, хотя вообще-то за его сословием такой деликатности не водилось. Мало того, время от времени он помогал Славе дельным советом, а пару раз даже и денежной ссудой – пока у самого Алекса имелись запасы из того, что он откладывал со своего бывшего жалования.

 Взять со Славы особо было нечего, и по всему выходило, что помогал Велецкий от души. Слава, не избалованный чьим бы то ни было участием, ценил такое расположение и сам старался от души для этого бывшего офицера – даром, что был из небогатой семьи и по всему офицерам должен был не доверять. По крайней мере, так писали щелкопёры. Ну а по жизни вышло так, что майор Велецкий сделался, почитай, единственным Славиным другом.

Даже теперь, когда жизнь Алекса внезапно пошла на лад, Слава, удивляясь себе, завидовал Александру Климентовичу как-то по-доброму, а потому болтал о том без умолку:

– А правда ли, что и в наше время приключаются настоящие погони за бандитами?

– Не всегда непременно за бандитами, но бывает, приключаются…

– Прямо со стрельбой?

– На улицах, Слава, после новых законов особо не постреляешь, хотя до увольнения мне и случалось…

– А где?

– У Екатерингофа, напротив старой гильдии мотористов. Там сейчас как раз монорельс этот новомодный строят… Но вот на трактах и в наше время применять оружие иногда приходится.

– И вот прямо на сотне вёрстмиль в час?

– На тракте иногда и быстрее едешь, если преследование… Но это ведь не каждый день, слава Богу. Раз в год бывает, да и то…

– Эх, вот занялся бы я в своё время гимнастикой какой-нибудь вместо того, чтобы таскать мешки эти окаянные!

– Спортивная подготовка, Слава, в нашем деле не главное, – Александр Климентович деликатно отстранил от собеседника бутыль «Сигарного солоду», которую сам при начале вечера на радостях и заказал.

– Но ведь расследования! Оружие! Погони! Работа под прикрытием! Это не за бумажками штаны протирать…

– Гражданское оружие и Вам, друг мой, купить никто не возбраняет. А в армейском, поверьте мне, радости куда меньше, чем кажется. Не говоря уж про расследования. И тем более погони. Но без бумажек, уверяю Вас, ни в каком разе и там не обходится.

– Но по-всякому эта работа для настоящего мужчины!

– Вы полагаете? – Алекс улыбнулся, вспоминая некоторых своих сослуживцев.

– А то! Будь у меня хоть один шанс в настоящем деле – я бы показал себя! Не то, что в конторе… Я ведь ого-го, на самом-то деле!

– Будь моя воля, Слава, я бы оградил и Вас, и всякого штатского от любой потребности в общении с уголовным элементом… В том, собственно, моя работа и состоит. Снова, – не без скрытого самодовольства улыбнулся Велецкий при мысли о любимой и, чего греха таить, щедро оплачиваемой согражданами работе.

– А как же настоящая служба! Штатский-не штатский, а всякий должен быть готов в строй встать. «За царя, за Родину, за веру!»

– Друг мой, всеобщий призыв уже третий год отменили, – почти по-отечески улыбнулся Велецкий. – Неужто вы панель не смотрите?

– При чём здесь панель? – насупился Слава. – При чём здесь призыв? Я, может, не плоше Вас… ну, в глубине души… и тоже хочу настоящую пользу приносить! В настоящем деле!

* * *

На том и условились: как только Слава будет полезен в каком-нибудь «настоящем деле», майор Велецкий непременно его позовёт. Разумеется, майор более всего надеялся на то, что с непривычки Слава даже после неплохого виски будет-таки мучаться в понедельник главоболием, каковое есть лучшее средство от глупых идей. Ровно так оно и получилось, а потому утром среды Слава был безмерно удивлён, услышав в своём рабочем телефоне знакомый голос с коротким вопросом: «Друг мой Ростислав, Вы не передумали участвовать в расследовании?».

Слава уходил с работы в этот день пунктуально, но не без внутреннего трепета. Может быть, лучше сказаться Велецкому больным? Или занятым до позднего часа? Мало ли какой заморский концерн открылся в столице и срочно, срочно требует новых кадров! С другой стороны, авантюрная часть его натуры – маленькая, потаённая до времени и оттого пугающая теперь – требовала узнать по крайней мере то, в чём заключается дело. Ведь не мог же Слава понадобиться для заурядного крючкотворства в Охранке!

Дело сразу же показалось ему простым и захватывающим одновременно: Велецкий решил прикрыть лавочку рассыльных, торговавших чуть не по всей Выборгской то ли морфином, то ли ещё чем похуже. Александр Климентович рассказывал страшные вещи о том, что дурманщики обхаживают тысячу с лишним человек. «Завирает», – лениво думал Слава, с чувством гоняя чаи у Велецкого в домашней столовой, обставленной без излишеств, но со вкусом. У самого Славы столовой дома, понятное дело, отродясь не водилось, зато водилась супруга и двое малолетков – а оттого ужинали у Алекса. Приходящая кухарка уже откланялась, снабдив мужчин горячими кушаниями и чаем, а потому можно было секретничать, не опасаясь чьих бы то ни было посторонних ушей.

– Неужто действительно наркотические вещества?

– Наркотические и определённо запрещённые. За них несчастные любые деньги выложить готовы…

– Бедняги… – вздохнул Слава.

После смерти отца он по молодости лет сам едва не стал морфинистом. Но суровое внушение и тяжёлая рука супруги оказались и тогда действенным средством от душевной нестабильности.

– Так что, друг мой Ростислав, – продолжал Алекс, – это расследование выходит делом не только служебным, но и общественным. То есть самой настоящей службой по всем статьям. Как раз такой, которой тебе и хотелось.

– Но, я… Как я-то тебе могу в нём пригодиться?

– По всему получается, Слава, что порошок этот им доставляют в газетах рассыльные. В тех газетах, которые не по подписке, а за наличный расчёт, ясное дело…

– Зачем же рассыльным этим мараться? А уж если поймают, так на поселениях куковать лет десять, это как пить дать!

– Рассыльные – народ небогатый. Ни квалификации, ни опыта, ни даже особого усердия там не нужно – но и платят соответственно. Разве туда не те идут, кого больше никуда не берут? Без гражданского пособия они бы и вовсе концы с концами не сводили. Да и сейчас… Вот и ищут, где подзаработать. Некоторые ничем не гнушаются. Моральные аспекты на голодный желудок – так себе мотивация.

Про голодный желудок Слава знал не понаслышке, хотя и успел порядком подзабыть. Но майорскому неверию в людей всё одно удивлялся.

– И где же они таких набирают по-Вашему, Александр Климентович? И, опять-таки, как я-то здесь могу помочь?

– А вот это и есть самый интересный вопрос! Я полагаю, что именно через вас торговцы дурманом и находят рассыльных.

– Окститесь! Я, Ваше высокоблагородие, ни в жизнь свою…

– Полно, Слава, полно, я же не Вас лично имею в виду! Но ваше достопочтенное агентство, которому и сам, известно, обязан несколькими временными заработками. Вы ведь Выборгскую сторону обслуживаете?

– Д-да…

– Рассыльных на газеты туда подбираете?

– Не без этого…

– Вполне может статься, что это и не ваши, а кто-то из конкурентов. Хотя, насколько я могу судить, все крупные газеты на Выборгскую рассыльных нанимают именно через Вашу контору. В любом случае, кто как не Вы сможет помочь мне при начале этого расследования?

– Ох… Я рад, конечно, стараться… Но только каким образом?

– Самым непосредственным. Вы мне предоставите данные обо всех разносчиках газет, рекрутированных за последние полгода при посредничестве вашего агентства.

– Но ведь это ж… Это ж личные сведения так-то… Персональные данные, вот! Их и мне-то смотреть вполглаза можно, не в обиду будь сказано, а Вам – и того меньше…

– Ну а если и я тоже взгляну так, вполглаза?

Условились после недолгих пререканий на том, что Слава скопирует для давнего приятеля все анкеты рассыльных, хоть раз отправленных с газетами на Выборгскую, Алекс просмотрит их все в Славином присутствии, а после вот здесь же, прямо в этой столовой, кинет в камин. Да так, чтобы Слава видел.