Текст книги "Бессы"

Автор книги: Дмитрий Факовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Бессы

Дмитрий Фака Факовский

(роман)

часть1

«Вы никогда не будете способны на обыкновенное человеческое чувство. Внутри вас всё отомрёт. Вы станете полым. Мы вас заполним собой» (Джордж Оруэлл, «1984»)

Все события и герои являются художественным вымыслом автора

Глава 1.

***

Чёрная «девятка» быстро летела за горизонт по грязной ухабистой дороге мимо пустых полей, обрамлённых кривыми снежными валами.

Холодное февральское солнце меркло за хмурыми тучами, невидимо уходя в закат.

В салоне было холодно. Противно пахло бензином.

После пятничной пьянки у Факера раскалывалась голова и ныл желудок.

«Проебал последнее бабло», – равнодушно, без какого-либо сожаления, думал он, прикрывая тяжелые липкие веки, раскинувшись на заднем сидении, мечтая отключиться хотя бы на несколько минут.

Будто издалека заржал Фёдор: по DVD пошли последние кадры какой-то части «Ледникового периода».

«Не гони», – Факер тронул Толика за плечо.

Ко всему дерьму до кучи на него накатила паранойя.

«Да мы не нарушаем», – отмахнулся тот.

«По ТВ только и показывают мясо. Люди гибнут – их разрывает на куски, понимаешь?» – попытался сформулировать он свой страх, с трудом ворочая языком.

До боли хотелось пить.

«Наша жизнь – вечная гонка с предопределённым концом, не ссы», – Толик подмигнул в зеркало заднего вида, но, заметив, что его совсем развезло, сбросил скорость.

Факер нашел в ногах бутылку выдохшейся тёплой минералки, и стал жадно пить.

«Чё ещё есть?» – спросил Фёдор, когда мультик закончился.

«Поищи», – Толик кивнул на бардачок.

Тот зашумел дисками.

«Какое-то унылое говно», – разочарованно буркнул он.

«Оле нравится», – хмыкнул Толик.

«Всё равно – говно», – даже обиделся Фёдор.

«Мелкий, ты чего резкий такой?» – с подъёбкой спросил его Толик.

«Он не резкий, просто трудный возраст», – оскалился Факер, чувствуя временное облегчение.

Казавшееся бесконечным поле закончилось. За тонированным стеклом пролетали покосившиеся кресты кажущегося нереально огромным для здешних мест кладбища, за которым сквозь голую ограду берёз виднелись серые бетонные постройки, темнеющие пустыми окнами.

Факера снова замутило.

«Тормозни», – дёрнул он Толика.

Тот ударил по тормозам. «Девятка» резко остановилась.

«Не заблюй салон давай», – улыбнулся он.

Факер с трудом вывалился из машины. Холодный мокрый воздух приятно бодрил, унося прочь запах бензина и разбавляя головную боль. Тяжело вдохнув пару раз, он закашлялся. Факера стошнило в кювет желтой дрянью, но голову сразу же отпустило. Он с облегчением улыбнулся и утёр рот ладонью.

В небе загалдело вороньё. Пошел мелкий снег. Факер поёжился и полез обратно в зловонный, но теплый салон.

Грязное облако смеси паров бензина и углекислого газа поглотило его.

«Потерпи, осталось пятнадцать километров», – приободрил его Фёдор.

«Да я в порядке», – отмахнулся Факер.

Они тронулись.

Когда раскинувшееся на пару километров кладбище закончилось, вдоль дороги поползли полуразвалившиеся дома, ангары и просто обломки хаотично торчащих стен.

«Что это?» – спросил Факер, прижавшись лбом к холодному стеклу.

«Батя говорит – какой-то колхоз. Но я родился, когда тут уже пиздец был», – ответил Фёдор.

«Почему пиздец?» – спросил Факер, разглядывая проносящиеся мимо них призраки былого благополучия.

«Американцам продали, те всё распродали – скотину, технику, оборудование. Люди начали разъезжаться, а кто не уехал – спились или просто так померли», – ответил мелкий.

«Что, совсем все?» – переспросил Факер.

«Ага, лет десять уже как – ни души», – сказал тот.

***

По правде говоря, все они с радостью сидели бы себе по домам, занимаясь разными приятными да полезными делами, вместо того, чтобы ехать в эту областную пердь, однако стрелка была набита именно на сегодня – и никаких гвоздей.

Расклады предложил Фёдор: в одном из сел в сотне километров от столицы у знакомых пацанов круглый год был отличный дубас, да ещё и по сходной цене – три стакана на сотню зелени. Товар хранили в молочных бидонах, и передавали через свои каналы в город. Несмотря на то, что в теме с ними был и местный мусор, рисковать никто не хотел: в последнее время сотрудники ОБНОН устроили между собой настоящие веселые старты, перебивая друг у друга рекорды эффективности.

Пацаны предпочитали продавать дешевле, но надежнее. Всё держалось на личном контакте, продавали сразу много – от десяти стаканов, а левых людей в темы старались не вписывать.

Фёдору бы никто и не доверял, да вот только он тут родился, и это по местным понятиям имело вес. К тому же, тут жили его родители. Так что, даже если бы он собрался рвануть в город с концами, до него всегда можно было бы добраться.

«Ты когда стариков в последний раз навещал», – спросил его Факер.

«Может осенью», – безразлично пожал тот плечами.

С утра мелкий привёз ему пятку и бутылку газированной минералки.

«Я бы сдох», – Факер с благодарностью выпил воду, отрыгнул и воскурился.

Качество было отменным.

Разрабатывая концепцию будущего бизнеса, они с Толиком сошлись во мнении, что можно смело смешивать траву с сушеной фиалкой где-то два к одному – всё равно будет убивать с двух-трёх банок.

Толкать стакан можно за сотню зелени. Таким образом, рентабельность дела с учетом сопутствующих расходов, бензина и времени составляла 400%.

Тем более что всё дело для них заключалось в сущем пустяке – съездить, забрать, и отдать: Толик заверил, что у него есть какие-то ребята, которые возьмут сразу все пятьдесят стаканов.

Дело оставалось за малым: собрав бабло и забив стрелку, они отправились на периферию решать свои финансовые проблемы.

Других вариантов сорвать денег по-быстрому и без видимых проблем попросту не было, а жить в привычном докризисном ритме, просто вкусно жрать и пить – хотелось всем.

***

Когда они въехали в село – окончательно стемнело. Плюс ко всему – повалил снег.

«Блядская страна», – выругался Толик.

«Не пизди», – осёк его Факер.

«То тепло, то снег», – недовольно протянул Фёдор.

«Скоро всё ёбнется», – хмыкнул тот.

Мелкий принялся показывать дорогу.

Улицы были темны, вокруг не горел ни один фонарь.

«Девятка», врубив фары, с трудом пробиралась сквозь снежную тёмную пелену.

«Стой!» – вдруг дёрнул Фёдор его за руку.

Толик ударил по тормозам.

В двух метрах перед ними лежало уже изрядно припорошенное снегом тело.

«Это ведь не мы его ёбнули?» – лениво спросил Факер, с трудом приходя в себя из коматозной спячки, с отвращением чувствуя, как вновь накаляются его нервы.

На смену тошноте пришло дикое желание выпить и покурить.

Фёдор вылез из машины и осторожно подошел к телу, присев рядом на корточки и принявшись искать артерию, в надежде нащупать пульс.

Через полминуты он обернулся и махнул рукой.

Нехотя, Толик вылез следом и подошел к телу.

«Живой?» – спросил он.

«Ага, помоги перевернуть», – сказал мелкий.

Даже со спины было видно, что это – мужик, причем – весьма крупный.

«Недолго лежит, иначе бы околел уже давно», – сказал Фёдор.

Они подхватили тело под скрюченные руки, и перевернули с живота.

Крупный мужик оказался всего лишь молодым парнем лет двадцати пяти.

«Это Гусь!» – радостно захохотал Фёдор, и принялся от души шлёпать своего знакомого по роже.

Толик учуял запах водки, после чего заметил погоны да звёзды, выглядывающие из-под камуфляжной куртки, в которой ходил тут каждый второй.

«Это мы к нему едем?» – недоверчиво спросил он.

«Надо его забрать», – не слушал Фёдор.

Сплюнув, Толик помог Гусю подняться, и они подтащили его к машине.

«Нет, ну на хуй! Давайте его в багажник» – запротестовал Факер, когда парни принялись заталкивать пьяного мента к нему на заднее сидение.

Оказавшись в тепле, тот открыл глаза и удивленно уставился на Фёдора.

«Привет, а ты что тут делаешь?» – удивился мусор.

«Мы тебя на дороге нашли», – ответил ему Толик, с тревогой глядя в зеркало заднего вида.

«Как это на дороге?» – удивился Гусь.

«А вот так – с тебя бутылка», – подмигнул ему мелкий.

«Алексей», – представился мент, протерев глаза и, кажется, кое-как разобравшись в происходящем.

«Девятка» продолжила своё медленное перемещение сквозь почти абсолютную тьму.

Едва не переехав их нового знакомого, Толик вцепился в руль двумя руками и всматривался вперёд, почти не моргая.

«Тут недалеко, за следующим поворотом – четвертый дом», – сказал Фёдор.

«Это вы к Мишке?» – спросил Гусь.

«К нему самому, дело есть», – улыбнулся мелкий.

«Я в курсе», – кивнул мент, расплывшись в улыбке.

«Уже с утра отмечаешь?» – решил подъебать его Факер.

«Ага. Премии нам выдали», – ответил тот.

«За что это?» – продолжал язвить он.

«Да маньяка одного поймали – педофила. Неделю назад двух племяшек малолетник изнасиловал и сжег. А когда мать с отцом пришли – топором их зарубил да убежал. Старый он уже был – на пенсии сидел, плюс – инвалидность. Далеко не ушел, спрятался в одной из заброшенных хат. Его собаки нашли», – сказал мусор.

«Арестовали?» – спросил Толик.

«Завалили при задержании», – ответил Гусь.

«Круто», – присвистнул Фёдор.

«Ага, уже восьмой случай у нас за три года, как я с учёбки сюда вернулся», – хмыкнул мент.

***

«Девятка» остановилась возле массивного металлического забора.

Местные, в отличие от гостей столицы типа Факера и Толика, не считали, что живут в селе. Во всяком случае, на земле тут уже давно никто не работал, а само село в основном состояло из добротных двухэтажных домов или пятиэтажек, как в центре.

«В советское время тут строили перед Олимпиадой прогрессивное социалистическое поселение», – пояснил Фёдор.

Толик несколько раз просигналил.

Вскоре забор приоткрылся, из него выглянула маленькая черная голова в вязаной шапочке.

«Это Мишка», – мелкий быстро выскочил из машины и подбежал к товарищу. Обменявшись короткими рукопожатиями, они раздвинули металлические ставни.

За забором находился каменный двухэтажный дом, самодельная деревянная баня и огромный пятиметровый гараж, где можно было спрятать целый комбайн.

«Основательно у вас тут», – улыбнулся Факер, здороваясь с хозяином и проходя в дом.

Вкусно пахло жареной картошкой с луком.

Проведя в состоянии амебы большую часть дня, под вечер Факер ожил, и уже был на низком старте.

«Есть выпить?» – спросил он.

«Да легко, пять минут – и все будет», – подмигнул Мишка, помогая раздеться всё ещё плохо координирующему движения Гусю.

Факер оглянулся: дом был большим, но скудно меблированным.

В воздухе витал еще один, приятный и знакомый, но неидентифицируемый им сейчас запах.

Они зашли в гостиную. Вокруг крытого бумажной скатертью стола стояли табуретки, в углу – диван, а напротив него – телевизор, едва слышно жующий новости.

«Про нас там ничего не рассказывают?» – заржал Гусь.

«Не-а, хватит вам уже славы. И так вчера весь день говорили», – отмахнулся от  него Мишка.

«Мы телевизор все равно не смотрим», – снова огрызнулся менту Факер.

«Ты за всех не говори, мы с Олей смотрим «Дом-2», – улыбнулся Толик.

«Любишь ебаться, люби и разную хуету смотреть», – философски изрек мелкий.

Хозяин подал жареную картошку, сало, соленые огурцы и помидоры.

«Чем богаты», – сказал он.

«Хорошо вам тут», – сказал Толик.

«Только работы ни хера нет. Как и денег. А так, ты прав – заебись, сплошная романтика и, как вы, городские, любите говорить, – свежий возду», – ответил Мишка.

«Деньги будут», – усмехнулся Фёдор.

Гусь разлил самогон из початой трехлитровой банки.

«Я за рулём», – нахмурился Толик, трогая под свитером сумку-ремень с баблом за товар.

«Оставайтесь до завтра у нас», – тут же предложил хозяин дома.

«Та ладно», – отмахнулся он.

«Уже темно. Снег валит. Куда вам спешить? Я тут покамест один живу, так что никаких проблем», – принялся убеждать его Мишка.

По отношению к дорогим гостям хозяин вел себя весьма радушно.

«Не выёбывайся», – Факер налил ему треть стакана.

Толик махнул рукой и выпил.

***

«А девки у вас имеются?» – спросил Толик, когда они приговорили два литра.

«Конечно!» – хмыкнул Мишка.

«Породистые?» – уточнил он.

«Я не думаю», – уныло хмыкнул Факер, желая, в первую очередь, ещё бухнуть, и вовсе не собираясь жертвовать синькой, размениваясь на пизду.

«Нормальные девушки, не то, что ваши бляди», – обиделся хозяин.

«Наши бляди – ваши передовички», – хохотнул Факер.

Гуся совсем развезло, и он медленно сполз под стол на кучу старых затоптанных бесплатных газет.

Фёдор принялся снимать пьяного мента на мобильник, комментируя причудливую позу скрюченного тела в форме при погонах для YouTube.

«Вот почему я не завожу скайп – палево все это», – Факер закурил, и не без радости пнул под столом Гуся.

Тот что-то невыразительно замычал, вяло зашевелившись.

Пинать пьяного мусора было приятно.

«Бухим ментом Интернет не удивишь», – скептически отреагировал Толик, продолжая наблюдать за скачущим вокруг стола Фёдором.

«Ломиться в наш клуб – идея конечно тоже не заебись», – улыбнулся мелкий, наконец, заканчивая съемку.

«У вас есть клуб?» – оживился Толик.

«Я бы еще бухнул», – угрюмо буркнул Факер, вовсе не настроенный куда-то выходить в собачий холод, тем более что самогон тут еще наверняка имелся.

А самогон был ну очень вкусным.

Он вопросительно посмотрел на Мишку, но тому, видимо, самому не терпелось оторваться.

«Сегодня же суббота! Конечно, есть – там и выпьем, и с девочками замутим», – заржал он.

«Бля-я», – уныло протянул Факер, понимая, что спокойно побухать ему не дадут.

Они вышли на кухню.

«Как раз молоко готово», – улыбнулся Мишка, подходя к томящейся на небольшом огне газовой плиты алюминиевой кастрюле с пахучим зельем, от аромата которого не помогала избавиться даже работающая на полную мощность вытяжка.

«Еще долго?» – нервно спросил Толик, с тревогой думая, что он уже бухой, и нести в клуб лэвэ – не лучшая идея, но пытаться где-то спрятать его – вообще не вариант.

«Сейчас отожму, примем – и рванем», – ответил Мишка, профессиональными быстрыми движениями процеживая горячее молоко через марлю.

«На алкоголь я не буду», – вновь взялся Толик за своё нытьё.

«По пятьдесят грамм», – улыбнулся радушный хозяин.

«На хуй, я по девочкам», – уперся он.

Мишка разлил молоко в три рюмки, после чего они с Факером и Фёдором быстро выпили.

Гусь уже мирно храпел, свернувшись под столом калачиком.

«Может, на диван его бросим?» – спросил Факер с некоторым сочувствием.

Живое существо, всё же.

«Не стоит его беспокоить. Он заслужил покой», – ответил Мишка.

***

Они вышли.

Было холодно, но снег стих, ветер слегка разогнал тучи и с неба полился жидкий свет Луны и звёзд, отчего реальность стала более-менее реальной.

«Тут недалеко – через две улицы. Заодно и проветримся», – сказал Мишка.

Они двинулись вслед за ним. Шли молча, не считая редких попыток Толика сально шутить: на бухло их конкретно нагребло.

Факер взглянул на небо. Оно было пугающе чёрным и большим. На душе у него заскребло, на секунду его охватил ужас перспективы провалиться в эту бездну.

Он оторвал взгляд от чёрного мрака, и уставился перед собой, полез в карман куртки за сигаретами, но понял, что забыл их в доме. Спрашивать курить у Толика ломало – тот только заткнулся, и теперь Факер пытался погрузиться в тишину и втыкнуть в спину идущего перед ним Мишки, словно в спасительный маяк среди бушующего океана, чтобы абстрагироваться от давящего на него сверху вселенского ужаса бескрайнего космоса, вслушиваясь, как скрипит у них под ногами снег.

Когда он уже погрузился в нирвану, Мишка резко застыл на месте. Факер едва успел тормознуть, чтобы не врезаться в него, но это его не спасло: у габаритного Толика с реакцией было похуже, и он на скорости влетел в товарища, а тот, в свою очередь – в их проводника, после чего все трое оказались в сугробе.

Снег приятно освежил, и Факер начал приходить в себя, возвращаясь в прекрасную русскую зиму, пахнущую выпитым им алкоголем и собачей мочой.

Он поднял голову, обнаружив, что приземлились они перед здоровенным магазином, построенным с классическим советским размахом. За затемненными окнами тускло желтел свет. Туда-сюда сновали молодые и пьяные ребята – преимущественно пацаны да немногочисленные тёлки, хохочущие и громко говорящие на примитивном местечковом сленге.

Они несли из магазина бухло и сигареты, чтобы не переплачивать: вниз по улице – в нескольких десятках метров, находился клуб, возле которого темнели пятна пьющих и курящих людей.

«Нам что-то нужно?» – спросил Мишка, поднимаясь и отряхиваясь от снега.

«Купим внутри», – резко ответил Факер – местная публика его напрягала.

«А ты кого хотел увидеть?» – спросил, будто читая его мысли, Толик.

Они быстро пошли к клубу.

***

Оглядываясь всего на несколько лет назад, Факер видел там совершенно другого человека. Всё переменилось кардинальным образом. Он не просто стал иным, он бы просто-напросто не общался с собой прежним, ибо говорить этим людям было не о чем.

Да и не был он человеком в его нынешнем понимании, ведь человеком не рождаются, а становятся.

И, в общем-то, не факт, что Факер им стал.

Но, суть была даже не в нём, а в мире, стремительно летящем куда-то вперёд, трансформируемом и меняющемся, но остающемся одинаковым в своей гнилой сути.

Эти воспоминания не были ностальгическими.

Скорее они помогали ему проще относиться к жизни. Злясь на подрастающее поколение, он каждый раз возвращался назад, понимая, что был ничуть не лучше их.

Может быть – куда хуже.

Святая вера в то, что если он начал выдавливать из себя по капле врага, и старался жить не по лжи, вдохновляла его и оправдывала некоторые не самые правильные, не всегда законные, может быть, даже аморальные поступки.

Когда они подошли к клубу, картины из прошлого снова начали всплывать в его нетрезвом мозгу.

Факер был совершенно не настроен углубляться в пьяный психоанализ, в попытках установить связь поколений между ним, как он считал – свободным человеком, и этими черными тенями укутанных в толстые зимние одежды люмпенов.

Он не испытывал к ним никакого презрения, свято веруя, что к народу нужно прислушиваться, но не следовать за ним.

Правда, глядя каждый раз на таких, как эти ребята – малограмотных, пьющих еще засветло, и в будни и в праздники, счастливых тем, что есть, – энергичных и живых, – в глубине души он чувствовал горькое разочарование от осознания того, что они не хотят вырываться из нынешней матрицы, построенной для них государством. Они будут всегда недовольны – ругать власть, олигархов, жуликов и воров, – но мало кто решится выплеснуть эту желчь, это острое неудовлетворённое гниющее недовольство, взорвать его в протест – митинг, забастовку, кровавое огненное восстание с сожжением государственной администрации и захватом почтамта и станции пригородной электрички.

Глава 2.

***

Сначала внезапные приступы агрессии даже не настораживают.

Мало ли…

Искать приключения на свою задницу, предварительно напившись – вполне тривиальное времяпрепровождение для нормального пацана. Даже если в итоге бить будут тебя.

В этом нет ничего такого.

Ничего страшного.

Как минимум до того момента, когда ты впервые начинаешь задумываться о том, что у всего этого есть смысл.

Перебрав в пабе, ты всё так же лезешь бить лицо молоденькому гламурному мальчику при деньгах и милой девушке. Он, к тому же, легче тебя килограммов на тридцать, что делает тебя безусловным фаворитом драки. Как бы сильно ты не надрался. Да и пивное пузо в данной ситуации выглядит скорее твоим преимуществом. Чисто визуально ты прикидываешь, что вырубишь парнишку с одного удара. Лучше бить в подбородок. Или, как учил Майк Тайсон, джебом – в нос, чтобы наверняка вогнать хрящи и прочее дерьмо в мозг.

Только вот, избивая мальчика, перед тем как быстро свалить от охраны и ментов – на всё про всё у тебя от силы две минуты, – ты уже чётко знаешь, почему ты это делаешь, и что тобой движет.

Находясь в состоянии пьяной эйфории, ты не придаешь внезапному прозрению значения, списывая всё на кураж.

Тебе кажется, что так и должно быть.

Позже, проснувшись с похмелья ближе к обеду, проблевавшись, попив соленой минеральной водицы и прибив несколько банок, ты вдруг начинаешь понимать, что вчерашний срыв был вовсе не дебошем пьяного быка, как может показаться на первый взгляд, а самым настоящим актом гражданского протеста.

Это пугает, ибо сначала тебе кажется, что ты сходишь с ума. Типа, у тебя шизофрения и все дела – об этом часто пишут в книгах и показывают в кино, так что удивляться нечему.

Потому что то, что ты делаешь, то, как ты обосновываешь своё поведение, – всё это явно ненормально.

Родители, люди вокруг, глобальные СМИ – все они учили тебя с пелёнок, что нужно быть толерантным и вообще – терпеть.

Типа, Христос терпел, и нам велел.

Ты ведь прекрасно знаешь, что если каждый начнёт нарушать правила и делать то, что он считает нужным, наплевав на мораль, закон и общественное мнение, всё очень скоро рухнет, и мир поглотит Апокалипсис обезумевших, словно киношные зомби, бессов – уже не людей, а бездушных созданий, поглощённых лишь удовлетворением собственных инстинктов.

Одновременно с этим в тебе крепнет ощущение абсолютной ясности и чёткой структурированности случившегося накануне.

И, главное, ты чётко знаешь, что ты – прав.

***

В тот вечер всё снова было как обычно: невзрачная компания проходящих людей, и Факер среди них.

Они даже не были его друзьями.

Как оказалось, друзей у него вообще не было. Но это так – лирика.

Короче, просто знакомые и знакомые знакомых, какие-то люди по работе и по муткам.

Настоящие друзья, если они у него когда-то и были, со временем интегрировались в эту практически однородную массу равнодушных ему людей.

Текучка нивелировала их стартовую ценность. Ценить их было не за что, и вместо того, чтобы напрягаться, что-то кому-то доказывая, куда проще было сменить конкретного человека или даже всю компанию.

Они были разделены не по политическому или религиозному принципу, и даже не по интересам, а по социальному статусу.

Например, менеджеры на дух не переносили барыг, а барыги – менеджеров.

Журналисты и прочие околополитические деятели, к которым с отвращением относил себя Факер, и вовсе ненавидели всех и вся, зная истинную цену людям, их поступкам и словам.

Это было то самое горе от ума: будучи посвящёнными в тонкости манипуляции общественным сознанием и непроизвольно принимая участие в глобальном манипулировании как детали одной большой пропагандистской машины, они были глубоко несчастными людьми, ибо правда общественно-политического устройства и бытия была до такой степени отвратительной, что просто не оставляла места для каких-либо иллюзий, выжигая на корню саму веру в светлое и доброе.

В пабы ни барыги, ни журналисты не ходили. У первых не было денег, да и бухлу они предпочитали дурь, а вторые – не видели смысла пить пиво, когда можно было накатить водки.

Менеджеры пили немецкое светлое, их телки – мартини. Факер набухивался stout – от него больше пёрло и не хотелось блевать.

Однажды врачи сказали, что его печени – конец.

Типа, не стоит есть жаренное, пить кофе, не говоря уже о пиве. Тем более – о тёмных сортах. Да, его тогда колбасило: когда шалит печень – это вам не шутки. Однако перетерпев, Факер снова окреп назло врачам, и принялся хлестать британское тёмное с удвоенной энергией.

Иногда ему казалось, что он теряет хватку, и это его безмерно огорчало. Кроме бухла в этой жизни было всё меньше радостей. И он это честно признавал.

На второй план отошел даже дуст, ставший просто фоном – что-то типа сигарет с кофе и без, когда ты уже даже не считаешь банки, настолько это вошло в привычку.

Не говоря уже о тёлках, в отношении которых ему все чаще хотелось совершать насилие, причем – отнюдь не сексуальное, настолько они были тупы и ещё раз тупы.

Это было слишком пошло, чтобы возбуждать.

Снять кого-то не составляло труда – социальные сети максимально облегчили старания.

Только вот, в последнее время его ломало напрягаться даже по минимуму.

Единственный вопрос, который волновал Факера, заключался в аномалии: бухая каждый день уже несколько месяцев кряду, он почему-то не спился. Нет, он не самоуспокаивался подобным образом – просто с грустью констатирует, что продолжает пить, но не спивается. Спился бы, возможно, ему стало бы и легче. Ещё и пацаны подкалывали, дескать, по нему и не скажешь, что он так круто присел на бутылку.

Поэтому он пил снова и снова – с остервенелым упорством.

***

«Вы слышали, что китайцы додумались сдавать друзей напрокат? Даже специальные фирмы открыли», – радостно прервала бессвязное бормотание за их столом Леся, едва ли не впервые за весь вечер подав голос.

Костя выводил её в люди пару раз в месяц, предпочитая отдыхать чисто в мужской компании.

Во всяком случае – без неё.

Сначала Леся вообще ничего не делала – только училась себе, да была у него дома вместо мебели. Ну, готовила, убиралась, стирала и трахалась, конечно, тоже. Да вот только Костя, привыкший работать в поте лица с шестнадцати лет, едва приехав в столицу из провинции, был правильным капиталистом, и напрягал не только других, но и напрягался сам, причём – больше всех, отвечая, как хозяин, за бока нанятой рабочей силы.

Ситуация же, когда он пахал с утра до ночи, а какая-то коза только и имела проблем, как учёба да хлопоты по дому, показалась ему возмутительной.

Поэтому, как только Леся покончила с университетом, Костя отправил ее работать. Учитывая же, что мозгами, несмотря на диплом финфака, его девушка была обделена, а опыта работы у неё не было – взяли её только официанткой в один из клубов в нем самом близком районе.

Вообще Леся была тёлкой симпатичной, даже красивой. Рожа и фигура – на отлично. Да вот только у Факера на недалеких блондинок была врождённая аллергия, так что даже когда где-то на море или за городом эта сучка рассекала в купальнике или коротких шортиках и в футболке с выпирающими сосками туда-сюда как заправская блядь, у него даже ничего не шевелилось – настолько сильным было его презрение к отсутствию интеллекта.

«Человек – это, в первую очередь, Homo Sapiens. И если у этого Homo нет Sapiens, то ебаться с ним – практически то же самое, что зоофилия», – рассуждал про себя Факер со снобизмом, впрочем, не отказываясь от гипотетических перспектив отодрать и её.

Его равнодушие не вводило Костю в заблуждение, и при малейшем проявлении внимания к Лесе он реагировал неадекватно – краснея и нервничая.

«Это комплексы», – давно поставил диагноз Факер.

Нервозности в их отношениях хватало и без него.

Нетрудно догадаться, что после пары случаев опоздания Леси домой после рабочей смены нервы у Кости окончательно сдали, и он перевел её на трудиться секретарем-референтом в главный офис сети супермаркетов электроники к своему бывшему сокурснику, который давно был женат и при детях, так что сразу, без всяких там глупостей, запряг Лесю в работу.

Лишь после этого в их гражданском союзе наступило болотистое спокойствие, и они даже вышли в люди.

«Мы тут все как напрокат», – хмыкнул Факер.

Его не поняли.

«Сидим и бухаем», – снова огрызнулся он, но все сделали вид, что его правдорубство не услышано.

***

Когда Факер спрашивал себя, что он тут делает, то, как правило, начинал заниматься самовнушением о писательском интересе, дескать – откуда еще брать материал для разработки?

Раньше ему иногда даже удавалось трахать баб этих самовлюбленных козлов.

В данной ситуации его пёрло ещё и то, что по факту разоблачения ни один из них не решился набить ему лицо. Хотя многие, наверное, могли бы это сделать.

«Слабаки», – думал он злорадно.

Но после короткой эйфории его вновь накрывало уныние.

Со временем фокусы с бабами менеджеров перестали прокатывать, а их разговоры на фоне пьянства становились всё более постными и малосодержательными, превращаясь в жевание бессмысленной жвачки из футбола, политики, и сальных шуток.

«Какое тут на хуй вдохновение», – думал разочарованный Факер, но каждый раз снова шел на ежемесячные посиделки, куда его всё ещё звали, продолжая напиваться среди обездушенного хаоса немолодых ребят, многим из которых уже перевалило за тридцать, утратившим за несколько лет культа золотого тельца в погоне за аморфной мечтой былую свежесть.

За десять лет в бизнесе, обзаведясь собственными юридическими лицами, офисами и даже наемными сотрудниками, пережив взлеты и кризисы, они пришли к промежуточному финишу и, оглянувшись, осознали, что ничего в глобальном плане, не считая мишуры, так и не приобрели.

Да, кое-кто успел прикупить себе квартиру, но многие продолжали выплачивать ипотеку или ютиться на съемных хатах. Ещё у них были тачки, и дважды в год они моги позволить слетать в Турцию или Египет.

Плюс – качественно жрать, бухать и содержать своих телок.

Но, помимо барахла – груды вещей, еды и марочного алкоголя, – у них не было ничего.

Они пытались как-то заполнять эту пустоту – читали глянец, смотрели арт-хаус, говорили общими фразами о высоком, увлекались йогой и подумывали даже о каббале, однако каждый раз осознавали, что всё это – не более чем имитация, не способная заменить собой душу.

Истинный смысл жизни может заключаться лишь в сострадании к людям, в любви.

Закрывшись же в себе, они не были способны к этому.

Как правило, во время таких пьянок, Факер молчал, лишь слушая их бессмысленный трёп.

С возрастом он понял, что зависть – намного более страшная штука, чем может показаться.

В отличие от Факера, целенаправленно забившего болт на материализм и потреблядство, избавиться от него удавалось немногим. И если зависть материальную можно было компенсировать еще более интенсивной работой, ведь цена вопроса в данном случае была лишь в бабле, то душевная пустота, сосущая их изнутри, трахающая мозги в бессильной злобе, была непреодолимым комплексом, выдавить который из себя они были не в состоянии.

Они мечтали слетать в Австралию, а он – о мире во всем мире.

Это уничтожало их изнутри, указывая на мелочную, ничего не стоящую сущность.

Поэтому, дабы не баламутить болото, он предпочитал безмолвно напиваться.

***

В отличие от всей этой менеджерской братии, что первый, что второй кризис Факер на себе практически не прочувствовал.

Во-первых, из-за специфики деятельности: люди продолжали тратить бабло чтобы мочить друг друга при любой политической или финансовой погоде, делая это, как показывала практика, к тяжелые времена даже более энергично.

Во-вторых, по сути, у него ничего не было – квартиру он и то снимал у родственничков, – следовательно, он был на хуй никому не нужен, что само по себе уже было неплохо.

Меньше дрочат – крепче спишь.

А вот все эти менеджеры – мелкие и средние, их не разберешь, – включившись в эту гонку, уже не могли сбавлять обороты и, тем более, останавливаться. Они были частью системы, где кроме них еще были продавцы, покупатели, клиенты, и вообще – до хера людей, каждый из которых имел свой интерес в этом циничном процессе паразитирования на тех, кто по идее, и должен был снимать все сливки – трудовом народе, рабочих и крестьянах, всех тех кто, собственно, и производил товар, которым вся эта стая уродов внаглую управляла, переведя миллионы людей из разряда собственников в категорию легальных рабов, отобрав у них главное – орудие производства и землю.