Текст книги "На пути к Цусиме"

Глава I. Подготовка похода: планы, размышления, опасения

На рубеже XIX – XX вв. Россия оставалась одной из великих военно–морских держав и по общему числу своих боевых кораблей уступала лишь «владычице морей» Британии и Франции. Накануне войны с Японией примерно треть из них находилась на Дальнем Востоке и составляла Тихоокеанскую эскадру. Под началом ее командующего вице–адмирала О. В. Старка состояло семь броненосцев водоизмещением 12 674—13 000 т, 10 крейсеров 1–го и 2–го рангов, 2 минных крейсера, 7 мореходных канонерских лодок и 25 миноносцев. Основные силы эскадры базировались в Порт–Артуре, но некоторые (крейсер «Варяг» и несколько канонерских лодок, в том числе «Манджур» и «Кореец») большей частью стояли в иностранных портах. Помимо этого во Владивостоке базировался отдельный отряд контр–адмирала К. П. Иессена в составе 5 крейсеров (один из них вспомогательный) и 10 миноносцев[1] 1
  Состав русского флота на Дальнем Востоке к началу Русско–японской войны // Из истории Русско–японской войны 1904–1905 гг. Порт–Артур / Под ред. В. П. Козлова и др. Ответ. Сост. И. В. Карпеев. Т. 2. Воспоминания участников. М., 2008. С. 783. Приложение.


[Закрыть]. 20–ти крупнотоннажным русским боевым судам на Дальнем Востоке противостояло 21 японское при соотношении в водоизмещении как 190 тыс. тонн у России к 260 тыс. у Японии. Последняя имела здесь 6 броненосцев водоизмещением 12 500—15 200 т, 15 броненосных и бронепалубных крейсеров[2] 2
  См.: Архив внешней политики Российской империи (далее АВПРИ). Ф. 138 (Секретный архив министра). Оп. 467. Д. 217. Л. 1 об. – 2. – Диаграмма русского и японского флотов на Дальнем Востоке. Составил секретарь канцелярии барон Штакельберг 27 января 1904 г.


[Закрыть] и 46 миноносцев.

В первые месяцы войны многие из этих кораблей были потоплены или серьезно повреждены. Не желая сдаваться врагу, после боя с японцами экипажи крейсера «Варяг» и лодки «Кореец» затопили свои суда. Первая торпедная атака японских миноносцев на корабли Тихоокеанской эскадры на рейде Порт–Артура в ночь на 27 января 1904 г[3] 3
  Здесь и далее, кроме специально оговоренных случаев, даты даются по «старому», юлианскому, календарю.


[Закрыть]. на полгода вывела из строя два лучших броненосца эскадры и повредила один крейсер. 29 января взорвался и затонул минный транспорт «Енисей» (погибло 95 матросов и офицеров, включая командира), 31–го – на собственную подводную мину наскочил крейсер «Боярин» (погибла машинная команда), 31 марта на минной банке подорвался флагманский броненосец «Петропавловск», на котором вместе с 630 членами экипажа погиб и новый командующий Тихоокеанской эскадрой, один из самых талантливых российских флотоводцев того времени вице–адмирал С. О. Макаров.

Японский военный флот также нес тяжелые потери. К лету 1904 г. японцы безвозвратно потеряли броненосцы «Хацуза» и «Ясима»[4] 4
  Здесь и далее названия японских кораблей приведены в транскрипции источника.


[Закрыть], более десятка крейсеров разных классов, 22 миноносца и 10 контрминоносцев. Броненосцы «Асахи» и «Фудзи» получили серьезные повреждения и вернулись в строй только в июле 1904 г. По подсчетам «Московских ведомостей», только за неполный первый месяц военных действий Япония 9 судов потеряла безвозвратно (совокупным тоннажем в 12 000 т) и 5 – временно (отведены в доки; совокупный тоннаж 52 000 т), тогда как Россия – 2 (7 700 т) и 2 (19 500 т) соответственно. Таким образом, заключала газета, «потери японцев с лишком вдвое превосходят наши»[5] 5
  Цит. по: Новое время. 1904. 22 февраля/6 марта. № 10046. С. 6.


[Закрыть]. Япония тщательно скрывала данные о потерях боевых кораблей и все, что касалось своего ВМФ, обставляла особенно строгой тайной (потеря броненосцев «Hatsuse» и «Yashima» была скрыта даже от собственных граждан). Стремясь ввести противника в заблуждение, японцы камуфлировали под броненосцы транспортные суда, сооружая на них бутафорские деревянные надстройки[6] 6
  См.: АВПРИ. Ф. 143 (Китайский стол). Оп. 491. Д. 2978. Л. 31 об., 112.


[Закрыть].

Несмотря на тяжелые потери, к весне 1904 г. господство на море перешло к Японии, а остатки русской Тихоокеанской эскадры были вынуждены ограничиться почти исключительно оборонительными действиями.

Пользуясь превосходством своего военного флота, в апреле – июне 1904 г. Япония десантировала на материке крупные сухопутные соединения и начала наступление сразу в двух направлениях – против основной русской группировки и на Порт–Артур, который в апреле был блокирован, а в июле и осажден. Из‑за низкой пропускной способности Сибирской железной дороги (в лучшее время на отдельных участках – не более 8—10 пар поездов в сутки, по японским оценкам – до 10–15 тыс. солдат в месяц[7] 7
  The Japan Times. 1904. September 18. № 2273. P. 6.


[Закрыть]) Россия так же быстро перебрасывать подкрепления в Маньчжурию не могла, а это, в свою очередь, связывало руки российскому командованию и в целом предопределяло не в ее пользу исход борьбы и на сухопутном театре военных действий. Сказались и стратегические просчеты высшего российского военного руководства. Всего за год до начала войны, в феврале 1903 г., военный министр А. Н. Куропаткин убеждал Николая II, что Россия «отстоится» и с одними сухопутными силами, и чем дальше на материк заберется Япония, «тем поражение ее будет решительнее». Кроме того, министр был уверен, что в течение того же 1903 г. Порт–Артур «будет приведен в такое оборонительное состояние, что будет в силах выдержать осаду в полтора года»[8] 8
  Дневник А. Н. Куропаткина / Под ред. М. Н. Покровского. Б. м., 1923. С. 32.


[Закрыть].

Практика опровергла многие из этих расчетов. «Сухопутная армия, выставленная Россией на Дальнем Востоке в 1904–1905 гг. в срок, который был ей предоставлен для борьбы с Японией, – признавал позднее и сам генерал Куропаткин, – не могла победить японцев»[9] 9
  Куропаткин А. Н. Русско– японская война 1904–1905 гг. Итоги войны. СПб., 2002. С. 177.Не желая называть подлинного виновника, Николая II, ответственность за это Куропаткин возложил на… 2–ю эскадру: «Поражение под Цусимой, – считал он, – предрешило вступление на путь мирных переговоров и предрешило заключение мира в то время, когда собранная миллионная армия уже готова была к энергичному переходу в наступление». – Там же. С. 210.


[Закрыть]. Действительно, из‑за допущенных просчетов Россия с ее многомиллионной армией вступила в войну, имея на ее основном театре менее 100 тыс. солдат, или около 8 % ее состава мирного времени. На протяжении всего первого этапа войны (до Ляоянской операции августа 1904 г.) превосходство Японии в живой силе на суше было подавляющим – кратным.

В общем, к весне 1904 г. стало очевидно, что переломить течение неудачно начавшегося конфликта можно было лишь обеспечив господство на море, для чего требовалось отмобилизовать и отправить на Дальний Восток силы Балтийского и Черноморского флотов. Вопрос заключался лишь в том, когда и какие именно суда посылать и какую задачу перед ними ставить.

Оправившись от шапкозакидательских настроений первых недель войны, Россия с тревогой воззрилась на катастрофическое ослабление на Дальнем Востоке своих военно–морских сил. «Спала тогда пелена с глаз у многих, – вспоминал очевидец, – и вместо прежних равнодушных речей, сомневавшихся в надобности для России иметь сильный флот в Тихом океане, стали раздаваться страстные призывы, доказывавшие, что государственный интерес России властно требует немедленного усиления нашей морской силы в Желтом море»[10] 10
  Теплов В. Происшествие в Северном море // Русский вестник. 1905. Январь (№ 1). С. 433. В том же 1905 г. эта серия статей В. А. Теплова была переиздана в Петербурге отдельной брошюрой.


[Закрыть]. В консервативной и проправительственной печати стали появляться все более настойчивые требования о скорейшей отправке туда подкреплений из Балтики и Черного моря. Необычайно широкий общественный резонанс получили статьи во влиятельной петербургской газете «Новое время» профессора Николаевской морской академии, капитана 2–го ранга Н. Л. Кладо, в которых тот резко критиковал Морское министерство и зажигательно призывал возможно скорее направить на Дальний Восток все военные суда, вплоть до транспортов и кораблей береговой обороны, которые дальше Финского залива в море не выходили (при этом, как признавал впоследствии один из сотрудников «Нового времени», редакция газеты «была осведомлена об истинном положении и полной неподготовленности посылаемых судов и их снаряжения»[11] 11
  Снессарев А. В. Мираж нового времени. Почти роман. СПб.,
  1914. С. 67.


[Закрыть]).

Публика приняла предложения Кладо с восторгом, однако многие специалисты отнеслись к ним настороженно. В военно–морских кругах Кладо вообще недолюбливали и считали человеком небескорыстным, действовавшим в интересах вице–адмирала А. А. Бирилева, который мечтал о кресле морского министра и в конце июня 1905 г. действительно его получил – нечастый и в российской, и в мировой практике случай, когда в условиях еще продолжавшейся войны руководителем военно-морского ведомства назначался адмирал, не имевший боевого опыта[12] 12
  Исторической правды ради отметим, что этот выбор оказался не так сокрушительно плох, как это могло бы показаться на первый взгляд. Во всяком случае, именно Бирилеву Россия обязана проведением морских реформ 1905–1914 гг.


[Закрыть]. Позднее личный секретарь адмирала 3. П. Рожественского лейтенант Е. В. Свенторжецкий, явно со слов своего шефа так комментировал морскому писателю В. И. Семенову публицистические выступления Кладо: «Знаете ли Вы, что г. Кладо все свое гражданское мужество проявляет в надежде на воздаяние? Весь его литературный вопль – перепев бирилевского доклада от октября (или ноября) месяца 1904 года! Доклада, в котором наш «боевой» адмирал (где только он воевал?) доказывает полную возможность и даже необходимость посылки нам в подкрепление всякой рухляди […] Свалят (морского министра) Авелана, посадят на его место Бирилева – тут‑то Кладо и расцветет!»[13] 13
  Семенов В. И. Расплата. СПб., 1907. С. 377.


[Закрыть].

В общем, вокруг флотских дел закипели нешуточные страсти. На волне этих настроений 1(14) февраля 1904 г. Николай II принял группу адмиралов – 3. П. Рожественского, А. М. Абазу и великого князя Александра Михайловича, а спустя еще три недели заслушал «длинный морской доклад»[14] 14
  Дневники императора Николая II / Под ред. К. Ф. Шацилло. М., 1991. С. 193–194, 197.


[Закрыть]. Вскоре о подготовке похода части Балтийского флота во главе с Рожественским к японским берегам открыто заговорили и в западноевропейской печати[15] 15
  См., напр.: The Times. 1904. February 26. № 37327. P. 3.


[Закрыть]. Однако зарубежные комментаторы – британский авторитет в военно–морских вопросах У. Уилсон (W. H. Wilson), а за ним и другие западноевропейские эксперты – усомнились в способности будущей русской эскадры не только выполнить возложенную на нее боевую задачу, но даже добраться до цели, настолько труден и долог быть путь[16] 16
  Статья У. Уилсона в «Daily Mail» цит. по: The Japan Times. 1904. April 6. № 2131. P. 6.


[Закрыть].

Российскому императору понадобилось более двух месяцев, чтобы окончательно осознать, что в лице Японии Россия столкнулась вовсе не с таким заведомо слабым противником, как ему представлялось накануне войны. К практическому решению проблем своих военно–морских сил на Дальнем Востоке Николай II обратился в начале апреля 1904 г., едва, по собственному выражению, «опомнившись от ужасного несчастья» – гибели адмирала Макарова на броненосце «Петропавловск». 2(15) апреля он принял бывшего командующего Тихоокеанской эскадрой адмирала Старка, 5(18) выслушал очередной пространный «морской доклад», а 12(25) долго беседовал с начальником Главного морского штаба контр–адмиралом свиты Рожественским, которому тогда особенно благоволил[17] 17
  Дневники императора Николая II. С. 2031204.


[Закрыть]. В ходе этих совещаний был принципиально решен как вопрос о формировании новой эскадры и посылке ее на Дальний Восток, так и проблема ее командующего. Еще 31 марта (12 апреля) в интервью французской газете «Petit Parisien» Рожественский признал, что вопрос о нем как командующем эскадрой фактически уже решен, причем на самом высоком уровне[18] 18
  Цит. по: The Times. 1904. April 12. № 37366. P. 3.


[Закрыть].

17(30) апреля дядя царя, генерал–адмирал великий князь Алексей Александрович приказом по морскому ведомству распорядился именовать бывшую Тихоокеанскую эскадру 1–й эскадрой, а суда, строившиеся на Балтике, – 2–й эскадрой флота Тихого океана. 19–го числа командующим новой (2–й) эскадрой был утвержден контр–адмирал Рожественский с оставлением в должности начальника Главного морского штаба. Инициатива этого назначения исходила от Николая II и его дяди, генерал– адмирала. Сам же Рожественский, судя по воспоминаниям его соратников и его собственным позднейшим документам, не хотел брать на себя эту тяжелую обузу, будучи вообще против посылки эскадры в планировавшемся составе. Однако как человек чести и долга он счел себя не вправе официально заявлять об этом и принял командование.

В августе 1904 г. на секретном совещании в Петергофе 2–й эскадре была поставлена задача соединиться в Порт–Артуре с кораблями 1–й и, нанеся поражение главным силам японского флота, завоевать господство на море. Однако вскоре 1–я русская Тихоокеанская эскадра была окончательно обессилена, а 20 декабря 1904 г. после многомесячной осады пал и Порт–Артур. Вместо того чтобы немедленно вернуть 2–ю эскадру из Индийского океана домой, смириться с тем, что война проиграна, и начать переговоры о заключении «мира не унизительного» (первый мирный зондаж через своего посланника в Лондоне Япония предприняла уже в июле 1904 г[19] 19
  См.: История внешней политики России. Конец XIX – начало XX века (От русско–французского союза до Октябрьской революции) /
  Под ред. А. В. Игнатьева. М., 1997. С. 166. Историк И. В. Лукоянов не исключает, что в действительности инициатива мирного зондажа исходила не от японского посланника Хаяси Тадасу, а от находившегося тогда в Западной Европе отставного министра финансов России С. Ю. Витте. – См.: Лукоянов И. В. «Не отстать от держав.». Россия на Дальнем Востоке в конце XIX в. СПб., 2008. С. 578–579.


[Закрыть]., а разговоры о гипотетическом посредничестве различных западноевропейских политиков в будущих мирных переговорах японская печать затеяла еще в марте того же года), Николай лично настоял на продолжении похода. Тогда же «Новое время» опубликовало большое письмо адмирала Бирилева, в котором тот доказывал, что «2–я эскадра есть огромная, хорошо сформированная и укомплектованная сила, равная силам японского флота и имеющая все шансы на полный успех в открытом бою»[20] 20
  Новое время. 1904. 5(18) декабря. № 10333.


[Закрыть]. «Падение Порт–Артура ничего не изменило в неблагоприятную сторону в положении адмирала Рожественского [...] Нет, жребий уже брошен, и надо испить чашу до дна [...] Идти назад – нельзя», – вторил Бирилеву со страниц той же газеты его последователь «Прибой» (Кладо)[21] 21
  Новое время. 1905. 2(15) января. № 10361.


[Закрыть].

Между тем здравомыслящие российские военные и военно–морские деятели понимали, что после падения Порт–Артура эскадра Рожественского теряет шансы на успех – именно об этом в конце декабря 1904 г. в интервью парижской «L’Echo de Paris» говорил вице–адмирал Ф. В. Дубасов. По словам нововременского обозревателя, эта откровенность председателя Морского технического комитета России произвела на европейскую публику «огромное впечатление»[22] 22
  Новое время. 1905. 3(16) января. № 10362.


[Закрыть], даже несмотря на то, что адмирал поспешил заявить, что журналисты его «неправильно поняли». Герой обороны самой крепости генерал Р. И. Кондратенко еще в середине сентября 1904 г. в частном письме начальнику Квантунского укрепрайона генерал–лейтенанту А. М. Стесселю отмечал, что «потеря Артура и находящегося здесь флота» приведет к «безвозвратному проигрышу» всей кампании; «единственный почетный выход из такого положения» Кондратенко видел в скорейшем «заключении теперь, до падения П. Артура, мирных условий, которые, несомненно, можно (до падения Артура) установить не унизительные для народного самолюбия»[23] 23
  Hokkaido University. Slavic Research Center library. Коллекция Б. И. Николаевского. Series 65. Box 110. Folder 5. 110:6 – Письмо P. И. Кондратенко А. М. Стесселю. Порт–Артур. 18 сентября 1904 г.


[Закрыть].

Русский император доводам Дубасова и его единомышленников не внял, и Петербург предписал Рожественскому добиваться намеченной в Петергофе цели самостоятельно. Фактически это означало, что его эскадре предстояло разгромить весь японский флот вблизи его берегов – сходу, после многомесячного изнурительного, почти кругосветного плавания, за тысячи миль от своих баз и во враждебном окружении, то есть совершить почти невозможное. Невыполнимость этой задачи хорошо понимал и сам командующий 2–й эскадрой, который, получая телеграммы Морского министерства, приходил в бешенство и сдавленным голосом костил петербургских «предателей»[24] 24
  Семенов В. И. Указ. соч. С. 301.


[Закрыть].

Но все это было много позже – уже в походе. Теперь же, весной 1904 г., положение Рожественского как командующего, по свидетельству его штабного офицера подполковника (впоследствии генерал– лейтенанта) по адмиралтейству В. А. Штенгера, «было совершенно отличное от обычного положения флагмана. Ему были даны обширные полномочия для изготовления и снабжения эскадры. С этого времени по всем делам эскадры адмирал со всеми учреждениями сносился непосредственно [...] Морской министр, Главный морской штаб и все подведомственные учреждения почти прекращают связь с адмиралом, мало что зная о его планах»[25] 25
  Флота генерал В. А. Штенгер. Париж. Подготовка 2–й эскадры к плаванию // С эскадрой адмирала Рожественского. Сб. статей (Русское военно–морское зарубежье. Вып. 4). СПб., 1994. С. 32.


[Закрыть]. Тем не менее, командующий не мог игнорировать общественное настроение, созданное статьями Кладо, которое принесло вновь созданной эскадре большой вред. Пользуясь им, заинтересованные лица из числа высших флотских чинов навязали Рожественскому включение в состав эскадры старых военных, либо плохо приспособленных под военные коммерческих пароходов, а также покупку у частных компаний тихоходных транспортных судов, некоторые из которых по негодности были им отправлены домой в первые же дни похода. Считалось, что чем больше кораблей и моряков будет послано на Дальний Восток, тем лучше. «Наши мудрецы утверждают, что, перемножив между собою пушки, арбузы, мужиков, фиктивные скорости и т. д., – комментировал сложившуюся ситуацию старший штурман флагманского броненосца эскадры «Князь Суворов», – […] ни получат боевой коэффициент эскадры, не многим уступающий таковому же эскадры адмирала Того. Но это – не более как обман несведущей, сухопутной публики. Обман злостный»[26] 26
  Семенов В. И. Указ. соч. С. 262.


[Закрыть].

Николай II не сделал ровным счетом ничего, чтобы оградить командующего от посторонних влияний, хотя был единственным, кто не только мог, но был прямо обязан позаботиться об этом. Мало того, он сам до последнего момента колебался в правильности избранного курса и несколько раз то принимал «неизменное решение эскадры на Дальний Восток не посылать», то возвращался к плану, выработанному еще в апреле. Главными его советчиками и экспертами при решении этого вопроса выступали великий князь Александр Михайлович и руководители Морского министерства – вице–адмирал Ф. К. Авелан и великий князь генерал–адмирал Алексей Александрович. Если верить троюродному брату Николая II, этот царский дядюшка управлял флотом «согласно традициям XVIII века», а относительно посылки флота на Дальний Восток сказать ничего не мог, «но имел гражданское мужество в этом признаться»[27] 27
  Великий князь Александр Михайлович. Воспоминания. Кн. 1. М., 1999. С. 170, 214.


[Закрыть]. Последний российский император не был наделен от природы большими дарованиями, но один «талант» имел несомненно – приближать к себе либо бездарностей, либо проходимцев. В итоге к моменту выхода в море 2–я Тихоокеанская эскадра представляла собой не слаженный боевой организм, а скорее плохо управляемую армаду из 37 разномастных судов с многочисленным (около 12 тыс.), но недостаточно обученным и неопытным, либо возрастным экипажем – судовые команды на две трети состояли из новобранцев и мобилизованных запасных. В военном отношении и те, и другие были подготовлены плохо. К тому же «молодые», как правило, боялись предстоящего похода, а многие «старики» и того хуже – были настроены пораженчески. В общем, моральный дух моряков оставлял желать много лучшего. Вести такую эскадру в бой было огромным риском, но чтобы заявить об этом открыто, требовалось большое гражданское мужество, на недостаток которого у Рожественского задним числом нашлось много желающих ему попенять. «Все знают, – с горькой иронией писал адмирал уже после заключения мира с Японией, – что до начала войны я был 10 месяцев начальником штаба, имел время пересоздать флот, перевоспитать офицера, обучить матроса, заготовить обилие средств и запасов, знают, что я ничего этого не сделал, а изменнически повел на убой неученых людей на нестройной эскадре. Будь у меня хоть искра гражданского мужества, я должен был кричать на весь мир: «Берегите эти последние ресурсы флота! Не посылайте их на истребление!..»»[28] 28
  Российский государственный архив военно–морского флота (далее РГА ВМФ). Ф. 1233 (3. П. Рожественский). Оп. 1. Д. 3. Л. 1.


[Закрыть]. Однако и не посылать подмогу на Дальний Восток было нельзя – отказаться от этого фактически означало признать свое поражение. Между тем пока держался Порт–Артур, шанс переломить ход войны у эскадры все‑таки оставался.

Сразу после своего нового назначения Зиновий Петрович с головой погрузился в работу. Вот как тот же Штенгер описывал обычный рабочий день командующего: «Вставал он в 7 часов утра ив 8 часов уже сидел за бумагами в кабинете; при этом резолюции его […] почти никогда не ограничивались краткой подписью: «справку», «к распоряжению» и т. п., а почти всегда составляли подробное и определенное решение, так редактированное, что можно было его целиком переписывать как ответные бумаги; нередко эти резолюции были очень резки, иногда в них проглядывала ирония, но всегда были определенны. Почерк у адмирала был редко хороший, и все свои заметки и резолюции он всегда писал чернилами и всегда без поправок. Бесчисленное количество […] просителей он принимал обычно утром до 10 час.; с 10 же часов начинались доклады по делам Штаба и шли без перерыва до 1 часа дня. При этом телефон из других министерств действовал беспрерывно, телеграммы в то тревожное время сыпались как из рога изобилия и решения по ним следовали немедленно. Тут же наряду бывали сношения по вопросам, касающимся формирующейся эскадры и разных предложений изобретателей, самых разнообразных и подчас несуразных. Далее наступало время завтрака, но уже в 2 часа адмирала не было дома – он делал многочисленные визиты, участвовал в заседаниях и пр. В 4 часа он снова был дома, где его уже ждала полная приемная народу. Тут были и заводчики, и всякие иностранцы, и чины флота и Штаба, и опять это колесо вертелось до 7 часов вечера, когда адмирал обедал. В 8 часов обычно я снова бывал у него с последними бумагами и телеграммами и уходил не раньше 11 часов, притом нагруженный бесконечными приказаниями, экстренными поручениями и пр., и пр. – адмирал продолжал один работать и ежедневно около 2 часов ночи предупреждал меня по телефону, что посылает мне еще партию бумаг, давая по некоторым указания. Тут кончался его рабочий день»[29] 29
  Штенгер В. А. Указ. соч. С. 30–31.


[Закрыть].

Одной из важнейших задач, требовавшей скорейшего решения, было обеспечить безопасность плавания 2–й Тихоокеанской эскадры на большей части ее долгого, в 18 тыс. миль, пути на Дальний Восток. К началу лета 1904 г. под личным руководством Рожественского особо доверенные офицеры из его ближайшего окружения разработали три варианта маршрута эскадры[30] 30
  Теоретически существовал и четвертый маршрут, наиболее для тех лет экзотический. 28 апреля 1904 г. на имя военного министра поступило письмо В. Русанова с изложением плана прохода эскадры на Дальний Восток через Северный ледовитый океан (См.: РГА ВМФ. Ф. 417 (Главный морской штаб). Оп. 1. Д. 2953). Немного раньше с аналогичным проектом в письме на «высочайшее» имя выступил капитан Кульчицкий. Кульчицкий уверял, что, выйдя из Балтики в июне, экспедиция, в которой он был готов принять участие в качестве штурмана, уже в августе прибудет к месту назначения (См.: he Times. 1904. April 11. № 37365. P. 3). О том, что русская эскадра сделает попытку пройти на Дальний Восток «северо–восточным» путем, в марте 1904 г. сообщила и парижская газета «Temps». – Цит. по: The Japan Times. 1904. March 12. № 2111. P. 3.


[Закрыть]. Однако в августе император утвердил смешанный вариант, согласно которому часть кораблей должна была идти через Средиземное море, Суэцкий канал и Красное море, а новые боевые суда с глубокой осадкой – двигаться вокруг западного побережья и южной оконечности Африки. Соединение эскадры предполагалось на Мадагаскаре. Все варианты разрабатывались в глубокой тайне, но даже беглого взгляда на карту было достаточно, чтобы определить наиболее уязвимые с точки зрения безопасности места. Для балтийской части эскадры ими были балтийские проливы (Большой и Малый Бельты, Эресунн (Зунд) и Каттегат), а для черноморской – Босфор и Дарданеллы, а также Суэцкий канал и Красное море. Естественно, что в дальнейшем именно в эти районы были направлены российские контрразведчики. Поскольку главную ударную силу 2–й эскадры составляли новые эскадренные броненосцы, базировавшиеся на Балтике[31] 31
  Этих броненосцев было семь: «Наварин» (вошел в строй в 1891 г., водоизмещение 10,2 тыс. т), «Сисой Великий» (1894 г., 10,4 тыс. т), «Ослябя» (1898 г., 12,7 тыс. т), «Император Александр III» (1901 г., 13,5 тыс. т), «Орел» (1902 г., 13,5 тыс. т), «Князь Суворов» (1902 г., 13,5 тыс. т) и «Бородино» (1901 г., 13,5 тыс. т). Новейшие из них представляли последнее слово в военном кораблестроении.


[Закрыть], с самого начала особое внимание было обращено на скандинавские страны, мимо которых им предстояло пройти.

Впервые сведения о том, что купленные в Англии миноносцы Япония направляет в Швецию для действий против русского Балтийского флота, поступили в Департамент полиции МВД в апреле 1904 г.[32] 32
  Государственный архив Российской Федерации (далее ГА РФ). Ф. 102 Департамент полиции, Особый отдел (далее ДП ОО). Оп. 316. 1904 (II). Д. 1. Л. 53.


[Закрыть] Кроме того, серьезные подозрения в Петербурге вызывало необычайное штатное многолюдье японской миссии в Стокгольме и особенно – частые визиты здешнего японского военно–морского атташе в различные шведские и датские порты. Выяснение обстоятельств дела директор Департамента полиции А. А. Лопухин поручил И. Ф. Манасевичу–Мануйлову, однако что‑либо конкретное тому разузнать не удалось.

Тогда же, в апреле, Главный морской штаб заинтересовался слухами о том, что на шведских верфях по заказу Японии строятся миноносцы. Для проверки слуха в Стокгольм был направлен военно-морской атташе в Германии капитан 2–го ранга князь А. А. Долгоруков, близко знакомый с дальневосточными делами по прежней службе – до своего назначения в Западную Европу он служил старшим флаг–офицером начальника штаба эскадры Тихого океана и в этом качестве в 1900–1901 гг. участвовал в подавлении «боксерского» восстания в Китае. Поскольку источником информации из Стокгольма на этот раз выступил тамошний российский посол тайный советник Е. К. Бюцов, за «подробными указаниями» Долгорукову было предписано обратиться именно к нему[33] 33
  РГА ВМФ. Ф. 417. Оп. 1. Д. 3015. Л. 201. – Шифрованная телеграмма контр–адмирала А. А. Вирениусакн. А. А. Долгорукову в Берлин. Петербург, 20 апреля 1904 г.


[Закрыть]. Однако на месте эти слухи не подтвердились, и уже через неделю Долгоруков вернулся в Берлин. Когда в конце 1904 г. было установлено, что на шведских предприятиях японские военные заказы все‑таки были размещены (например, на заводе «Бофорс» для Японии производились бронебойные 12–дюймовые артиллерийские снаряды), выяснением подробностей первоначально занялись военный агент в Скандинавии полковник А. М. Алексеев и генеральный консул в Стокгольме В. А. Березников, но уже в январе 1905 г. вся их агентура по «бофорскому делу» была передана чиновнику Департамента полиции А. М. Гартингу[34] 34
  Алексеев М. Военная разведка России. От Рюрика до Николая II. Т. 1. М., 1998. С. 120–121; ГАРФ. Ф. 102 ДП ОО. Оп. 316. 1904 (II). Д. 11. Ч. 2. Л. 171–180.


[Закрыть].

С конца мая – начала июня 1904 г. тревожные сообщения из‑за рубежа относительно намерений японцев хлынули в Главный морской штаб потоком. Многочисленные, разные, никак не связанные между собой и порой весьма неожиданные источники были единодушны в том, что Япония готовит серию диверсий, призванных затруднить формирование 2–й Тихоокеанской эскадры и ее предстоящий поход на Дальний Восток. Об этом в полевой штаб наместника на Дальнем Востоке и в Петербург доносили военные и военно–морские агенты из Китая (генерал–майор К. Н. Дессино[35] 35
  Генерал К. Н. Дессино еще 18 апреля (1 мая) 1904 г. направил начальнику полевого штаба наместника секретный рапорт следующего содержания: «По полученным сведениям, Япония, чтобы воспрепятствовать приходу нашего Балтийского флота на Дальний Восток, решила отправлять партиями морских офицеров на путь следования этого флота и фрахтовать для них яхты для крейсирования, особливо в Красном море. 8 японских морских офицеров с английским механиком Henry R. Harvy на днях проехали через Шанхай. Кроме того, мне известно, что японцы ищут для покупки быстроходные пароходы. Вообще же Япония покупает много пароходов; постоянно можно видеть в Шанхае английские и американские экипажи, возвращающиеся домой пассажирами, вследствие продажи пароходов. Об отправлении японских офицеров на путь следования нашего флота я телеграфировал Главному штабу. Генерального штаба генерал–майор Дессино». – Российский государственный военно-исторический архив (далее РГВИА). Ф. 846 (Военно–ученый архив – ВУА). Оп. 16. Д. 27262. Л.135.
  1(14) мая 1904 г. тот же генерал Дессино направил в полевой штаб наместника следующую шифрованную телеграмму: «Япония, чтобы помешать нашему флоту из России придти сюда, шлет на предполагаемый путь партиями морских офицеров, которые будут разъезжать в особенности в Красном море на фрахтованных пароходах. № 439». – РГВИА. Ф. 846 (ВУА). Оп. 16. Д. 27262. Л. 21. Перевод шифрованной депеши военного агента из Шанхая в Мукден генерал–квартирмейстеру штаба наместника генерал–майору В. Е. Флугу. Подана 1 мая 1904 г., получена 2 мая 1904 г.


[Закрыть]), Франции (полковник В. П. Лазарев), Дании и Швеции (полковник А. М. Алексеев), Великобритании (капитан 1го ранга И. Ф. Бострем), телеграфировали из Шанхая бывший посланник в Корее А. И. Павлов и чиновник Министерства финансов Л. Ф. Давыдов, российские консулы в Кардиффе, Ньюкастле, Гонконге, Сингапуре, Джедде, чиновники МИДа и дипломатические агенты в Турции, Египте и в других странах. Угроза, нависшая над эскадрой, вполне подтверждалась сообщениями о тайной переброске японцами отрядов своих военных моряков через английские колонии в районы Средиземного, Черного и Балтийского морей, о закупках ими военных судов, радиостанций и другого специального оборудования для действий против 2–й эскадры на севере Европы, а также в Красном море и Индийском океане. В донесениях приводились воинские звания, специальности и даже имена японских моряков, едущих в Европу, Малую Азию и на север Африки, маршруты их движения, говорилось о вероятном построении, экипировке, вооружении и методах действия японских кораблей на пути следования эскадры Рожественского.

«Японские офицеры: командир миноносца Миоши, лейтенант Ватанабэ, минный офицер Уесуги и два водолазных офицера[36] 36
  Вскоре их имена также были установлены – Идэ и Мацумото.


[Закрыть], – телеграфировал из Гонконга консул К. Ф. Бологовский, – выехали [в] пятницу [21 мая 1904 г.] отсюда [на] английском пароходе «Роза Исса» в Аден, имея с собою 11 ящиков […] В каждом ящике по две мины, каждая весом 25 фунтов[37] 37
  10,2 кг.


[Закрыть] […] На прошлой неделе [на] английском пароходе здесь проехали семь японских офицеров: четыре минных, три водолазных, направляясь [в] Лондон, затем [в] Христианию, а оттуда [в] Финский залив»[38] 38
  АВПРИ. Ф. 143 (Китайский стол). Оп. 491. Д. 2978. Л.123. – Шифрованная телеграмма консула К. Ф. Болотовского А. И. Павлову в Шанхай. Гонконг, 21 мая 1904 г.


[Закрыть].

   24 мая бывший посланник в Сеуле камергер (а в молодости морской офицер) А. И. Павлов сообщал из Шанхая: «По секретным сведениям генерала Дессино, японцы, независимо известных уже отправок в различные порты своих минных и водолазных офицеров, уже начали скупать и фрахтовать быстроходные иностранные коммерческие пароходы, которые они намерены снабдить беспроволочным телеграфом и ко времени выступления Балтийской эскадры держать под нейтральным флагом в море в тех местах, где, по предположениям японцев, эскадра будет проходить в сравнительно близком от берега расстоянии. В каждом таком месте предположено держать в крейсерстве несколько пароходов [...] для осведомления японского правительства о точном времени прохода эскадры через данный пункт. Весьма вероятно, что на этих же пароходах будут иметься бросательные мины»[39] 39
  РГАВМФ. Ф. 417. Оп. 1. Д. 3015. Л. 402.


[Закрыть]. Такие действия японцев в западноевропейских водах казались тем вероятнее, что тогда же, в мае 1904 г., их быстроходные коммерческие паровые суда, оборудованные радиосвязью («беспроволочным телеграфом») и под английским флагом курсировали вокруг российских дальневосточных портов, производя разведку местности и собирая сведения о русском флоте[40] 40
  Могилевич А., Айрапетян М. Легенда и правда о «гулльском инциденте» 1904 г. // Исторический журнал. 1940. № 6. С. 44.


[Закрыть].

Полковник Лазарев, ссылаясь на сведения знакомого датского офицера, сообщал из Парижа, что из Лондона в Копенгаген выехали два японца с намерением «совершить покушение» на Балтийскую эскадру. Независимо от Лазарева, полковник Алексеев, работавший в Скандинавии, писал, что, по его агентурным данным, такое «покушение» должно состояться в море, «между Норвегией и Англией» с применением минного аппарата, недавно изобретенного японским капитаном Ода – с его помощью можно было как «бросать» мины с борта судна, так и пускать торпеды с берега[41] 41
  РГА ВМФ. Ф. 531. Оп. 1. Д. 53. Л. 405.


[Закрыть]. Суть изобретения Ода, пояснял консул Болотовский из Гонконга, состояла в том, что торпеды могли управляться «с береговой станции принципом воздушного телеграфа» и «безошибочно» попадать в движущуюся цель (он лично наблюдал секретные испытания прибора Ода)[42] 42
  АВПРИ. Ф. 143 (Китайский стол). Оп. 491. Д. 2978. Л. 17.


[Закрыть]. Речь, таким образом, шла о торпеде с дистанционным управлением. О готовящейся японцами торпедной («минной») атаке на суда 2–й эскадры Главный морской штаб информировал из Китая и лейтенант флота Головизнин.