Текст книги "Допущение"

Автор книги: Дмитрий Баюшев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Баюшев Дмитрий
Допущение

Фрагменты из жизни Иванова

…И агенты Внешнего Кольца (ВК) приступили к изучению Земли. Это были добровольцы, работавшие по найму. Используя мастерски сработанные фиктивные документы, они довольно легко внедрялись в различные учреждения.

Молодой румяный верзила Дай Банг ("Иван Иванович Иванов") был одним из них. У себя дома «Иванов» подавал большие надежды в области точных наук и, возможно поэтому пользовался благосклонностью самого Эрэфа – руководителя фондов Кольца (РФ – Эрэф). Настоящего имени Эрэфа никто не знал, отчего тот, будучи в числе олимпийской десятки, составляющей Высший Совет ВК, страдал мало, а точнее – совсем не страдал. Верховной властью на него была возложена функция обеспечения безопасности Кольца, и то, что «Ваня» находился под его личной опекой, говорило о перспективности молодого агента.

Чтобы не выпячиваться, «Ваня» начал с малого – с обыкновенной, самой рядовой должности инженера-технолога на серийном заводе в Околорыбинске, что в пятнадцати часах езды скорым поездом от Москвы Его начальником, которого он должен был глазами есть, оказался некто Борис Иванович Полумякин – человек, находящийся в состоянии неустойчивого равновесия между производством и общественной работой. В рабочее время для передвижения в пространстве Полумякин, очевидно, пользовался "туннельным эффектом", иначе не объяснить его одновременного нахождения в разных местах.

Впрочем, во вводной Борис Иванович вполне доступно раскрыл «Иванову» секрет необычной способности.

– Ваня, – сказал Борис Иванович во вводной, – народ у нас шустрый и все доводит до конца. Если я народу нужен, то будь добр – вынь да положь. А я не всегда бываю на месте. Народ начинает дергаться по всем телефонам и, наконец, натыкается на тебя. Так вот, для повышения эрудиции, на вопрос: "Где Борис Иваныч?" – смело отвечай: "Только-только вышел". Это действует неотразимо абоненту кажется, что он сел мне на хвост. На третий-четвертый звонок этого же субъекта извинись и запускай его по кругу – отсылай к начальникам отделов вот по этому настольному справочнику. Лучше вразбивку: третий, пятнадцатый, шестой, двадцатый. Как в спортлото. Номера выбирай по своему усмотрению… Также отбивает охоту элементарный ответ: он у «самого»… Отвечай по телефону, что у тебя о левую руку, правый – прямой с «самим». Этот без дела не хватай, но если уж дал маху, то говори: "Он на объекте". Если не на объеме, то в парткоме или на лекции по линии «Знания» Или в завкоме, вник? А в общем, ориентируйся по обстановке. Я постараюсь извещать о своем местонахождении. Ну, будь.

"Какой беспокойный человек", – с одобрением подумал «Ваня».

Набрав в архиве кучу альбомов, он приволок их на рабочее место, вызвав у сотрудников легкий приступ недоумения, сопровождаемый подхихикиванием. На первом этапе всякий нормальный инженер выберет инструкцию о внутреннем трудовом распорядке или, в крайнем случае, полистает ГОСТы. Едва ли он полезет в альбомы, да еще по разным заказам…

Но «Ваня» мелочным подхихикиванием пренебрег. Ему не терпелось познакомиться с земной технологией. Усвоить – что и как.

"Что-то не то, – мозговал "Ваня", – не сопрягается. Ага, а вот тут, в уголочке, изменение под литерой «а»… Ишь ты, сопряглось! Зато из размеров выскочили… Так, изменение «б». Обратно заскочили. Теперь все оси сместились. Спокойно, Ваня, смотрим «в». Во – здесь центры совместились, а вот здесь уплыли.

"Г", «д»… "о", «п». Постой, как это называлось? "Интегрирующий дифференциал". А теперь? Изменение «р»: "Дифференциальный интегратор!" Не надо, Ваня, нервничать – производство есть производство, страна непуганых идей".

Пока «Ваня» изучал огромные пухлые альбомы, ему пришлось "запустить по кругу", как рекомендовал Полумякин, не один десяток абонентов. Нескончаемые изменения, беспрерывный треск телефонов, болтовня сотрудников – "ля-ля-ля, бу-бу-бу" – к концу первого рабочего дня несколько изнурили его.

И когда в комнате возник Полумякин, «Ваня» обрадовался ему, так как теперь можно было не хватать трубку.

– Тут вам звонили, – тускло сказал «Ваня».

– Не мудрено, – шмыгая, как заведенный, от двери к своему креслу и обратно, отозвался Борис Иванович. – Но ты молоток! Меня тоже запускал по кругу. Не узнал, что ли?

– Сдвиг по фазе…

– А чего изучаем? – подскочив, Полумякин всмотрелся в синьку. Разобрался?

"Ваня" поднял на него покрасневшие глаза, с натугой пошевелил извилиной, затем ровно сказал:

– Ентот… простите, этот механизм работать не будет, ибо сконструирован по принципу вечного двигателя. Кроме того, отдельные узлы не стыкуются в блоки, а блоки, естественно, в изделие.

– Ну, ну, – Полумякин строго погрозил пальцем. – Не темни!

– Факт. И потом, на все материалы – стали, клеи, смазки – есть примечания: "Допускается заменить на…" Но, товарищи, надо же учитывать коэффициенты расширения, те же модули упругости…

– Не будет, значит? – перебил Полумякин.

– Не будет и еще раз не будет!

– Пять лет уже работает, и ни одной рекламации. Вникай!

Телефон зазвонил. Полумякин, не глядя, проворно хапнул трубку. «Ваня» показал на часы, затем, пальцами, что уходит. Борис Иванович замахал на него рукой.

День за днем «Ваня» углублялся в производство. Ни одна из технологий, с точки зрения представителя ВК, никуда не годилась. Все эти ублюдочные создания ради мнимой прочности страдали сверхизбыточным весом, материал для них подбирался времен царя Гороха ("так надежнее"), их питало дорогое электричество или горючее, оставляющее после отработки ужасный смрад, при работе они громыхали, скрежетали, ревели, тарахтели и нудно сипели. Однако ж подобные ублюдки ездили и летали, плавали и работали под землей, резали и сверлили, а также производили себе подобных. Это была по-своему мощная, но очень уж нерациональная индустрия.

Как-то, будучи в цехе, «Ваня» оказался свидетелем совершенно дикого события, которое впоследствии воспринимал как рядовое и даже, в какой-то степени, необходимое.

Слесарь-сборщик Витька Булкин, мужик лет тридцати, угрюмой наружности, пользуясь хитроумной оснасткой, без усилия крутил два полуоснования сложной конфигурации, надетые на вал, и пытался их совместить, с тем, чтобы получилось одно законченное основание. Перед ним лежал свежий техпроцесс с двадцатью тремя изменениями, внесенными отделом Полумякина за последнюю неделю. Витька крутил, крутил, задумался, почесал в дремучей макушке, потом быстро схватил огромную киянку с резиновой набойкой и ахнул по новенькому изделию.

– Ты что это? – встревожился «Ваня». – Эй, Булкин, не хами!

– А вот тебе… а вот тебе! – прикрикивал Витька озлобленно.

Когда «Ваня» подоспел, он уже поставил киянку на место и усиленно вытирал мокрый лоб рукавом спецовки.

– У меня да не полезет? Еще как полезет!

После беглого изучения предмета «Ваня» понял, что Витьке удалось невозможное: совместить несовместимое.

До него начал доходить смысл великого назначения человека в мире машин и механизмов.

* * * *

Шло время.

"Ваня" исправно посылал на Кольцо отчеты с помощью узконаправленного передатчика. Информация передавалась через систему станций-ретрансляторов. Процесс этот был довольно длительный, и года три «Ваню» не трогали. Давали время на вживание и обрастание связями.

За эти три года «Ваня» досконально изучил современную земную технологию. В его активе было два десятка рацпредложений, говоривших о незаурядности молодого технолога. Он стал лучшим итээром по министерству, а следствием этого явилось его выдвижение в резерв директора: «Иванов» уже котировался на должность начальника отдела.

Его стали называть Иван Иванычем, отчего он смущался. Народ уважал его за эрудицию и скромность, за мягкий нрав, что всегда особенно ценится в крепышах под два метра ростом. В «Ване» было метр девяносто восемь, и двухпудовку он легко выжимал двадцать раз. Левой рукой. После чего объяснял: "Тут все дело в технике". – и уходил играть в баскетбол, где уже приходилось попотеть. Ребята в команде не уступали ему ни в росте, ни в весе.

Связь с Кольцом, наконец, наладилась, но была она нерегулярная и больше напоминала переписку между двумя бюрократами. "Просим уточнить параметр зю в подпункте 3.4.1.5. третья строка сверху". "На ваш запрос касательно параметра зю в подпункте 3.4.1.5 третья строка сверху пятое цифровое обозначение слева после знака равенства ничего нового добавить не имею". И даже такая связь почему-то тяготила «Ваню».

Он попал в тот жизненный ритм и те условия, которые его устраивали. Работу свою он любил и чувствовал в ней большие потенциальные возможности. К общежитию, в котором проживал, «Ване» было не привыкать, поскольку детство и юность, как и все его сограждане, он провел в государственном интернате с куда более суровым режимом. Раньше он и не подозревал, что может быть такое общество, где не будут тебе подставлять ножку или подталкивать в спину, когда ты оступился, а, наоборот, – помогут выровнять крен. Теперь он жил в таком обществе. И потому у него частенько возникали самые что ни на есть вольнодумные мысли. Это было очень и очень чревато, и он это прекрасно понимал.

Но пока работал, не давая поблажки ни себе, ни другим. Вот чего он не любил, так это нарушения технологической дисциплины. "Почему нас бьют японцы? – говорил «Ваня». – Да потому, что если, скажем, на сушку положено 26 часов, вынь да положь эти 26 часов! Ни секундой меньше. И ни секундой больше. Тогда будет и качество, и гарантия. Внятно объясняю?" И, как представитель авторского надзора, самолично браковал внешне годные узлы. На брак у него было какое-то верхнее чутье.

Сложилось так, что на совещания к главному технологу Панацееву обычно приглашался не начальник отдела Полумякин, а «Иванов», ставший на четвертом году службы руководителем группы. Между Панацеевым и «Ивановым» возник личный контакт, особо ценимый делателями карьеры. Это не осталось незамеченным, поползли жиденькие слушки насчет "любимчиков, везунчиков и прыгунков". Когда же, неожиданно для многих, после пяти лег службы «Иванова» утвердили в должности начальника отдела, слушки стали жирнее, ядовитее и масштабнее.

Полумякина, растерявшего всякую квалификацию, спихнули на общественную работу с повышением оклада. Как водится, у него тут же нашлись ярые защитники. Это были, в основном, старожилы, в знак протеста покинувшие отдел. «Ване» пришлось заняться кадровым вопросом.

Начальнику ведущего отдела не к лицу было ютиться в насквозь прокуренном и шумном молодежном общежитии. Из фонда директора, изрядно потрепанного горисполкомом, «Ване» выделили однокомнатную квартиру с видом на площадку отходов производства филиала ВНИИ «Точприбор». Счастливый новосел завез сюда шикарную японскую "жилую комнату", по случаю дороговизны купленную довольно свободно.

Теперь он не знал отбоя от разведенок и матерей-одиночек. Одна из последних, красивая Рита, раскипятилась не на шутку, но «Ваня» воли себе не давал. Он был однолюб. Его тайную любовь звали Наташей. Она работала в конструкторском бюро этажом выше, и при встрече они уже вежливо здоровались. Всякий раз после этого у него начинало бешено колотиться сердце. Затем нападала тоска, потому что Наташа нравилась очень и очень многим молодым людям. Чересчур многим. Но никому не отвечала взаимностью.

Когда «Ваня» покидал Кольцо, ученые доводили "до ума" систему устойчивой космической видеосвязи. Этот вид связи сопровождался огромными энергозатратами и должен был применяться лишь в экстренных случаях. Настолько экстренных, что избави от них бог! Поэтому у «Вани» и мыслей не возникало, что с ним могут связаться таким способом.

Лежа на диване, он читал в подлиннике труды рано почившего Римана, когда посреди комнаты спроецировалось, а затем как бы обрело плоть изображение довольно ухмыляющегося Эрэфа. Сейчас Эрэф одновременно находился и там, дома, и здесь, в гостях у «Вани» Видеопереносу подверглась верхняя часть туловища грузного руководителя. Очевидно, в операторской он сидел за столом, потому что руки со сцепленными пальцами располагались горизонтально, а когда он ими двигал, срезался правый или левый локоть. Несмотря на эту противоестественную для восприятия позу и радушный вид, Эрэф был грозен и опасен. Его цепкие глазки ощупали комнату.

"Ваня" поспешно сел и машинально потянулся застегнуть верхнюю пуговицу мундира, потом, чертыхнувшись про себя, опустил руку.

– Добрый вечер, руководитель, – сказал он. – С вашего позволения, я надену рубашку.

– Сиди, – остановил его Эрэф. – Не девица.

– Никак не ожидал вас увидеть. Ведь это же страшно дорого.

– Успокойся, – любезно сказал Эрэф. – Не из твоего кармана.

Вот такой он был – Эрэф, вежливо отбривал, культурненько. Знай, мол, свое болото, куличок.

– По доходам живешь, сынок, – спросил между тем Эрэф, – не воруешь?

– Да вроде не к лицу – я теперь начальник отдела, – конфузясь, ответил «Ваня».

– Прытко, прытко, должен предупредить – никаких левых доходов! У большинства агентов здесь, на Земле, почему-то вдруг развивается свойство, недостойное представителей Кольца: меркантилизм и стяжательство. В результате многие горят на взятках. А мы по их милости теряем из зоны наблюдения целые объекты. Так что заруби на носу – никаких махинаций. Платим мы вам очень прилично.

"Где они – эти деньги?" – мимолетно подумал «Ваня».

Эрэф помолчал и сказал брюзгливо:

– Я рассмотрел твою последнюю информацию. Однако! Твои подопечные шпарят по истории галопом, За последние полвека этакий мощнейший всплеск науки и техники! Не поспешаешь ли с выводами, мой милый?

– Нет, не поспешаю. Просто-напросто действует закон развития: переход количества в качество.

– Мм, ну-ну… Все же проверь-ка еще раз, дружочек, а то как-то сомнительно.

– Информация будет та же, – твердо сказал «Ваня».

– Но ты понимаешь, чем это чревато? – Эрэф сузил глаза. – Еще немного такого галопа – и они, чего доброго, доберутся до Кольца. Прикажете уничтожить такую прекрасную колонию? Или что? Уже сейчас они драчливы, как сто юнгузов. Помнишь этих фокусников?

В свое время планета Юнг входила в содружество Внешнего Кольца. На всех Советах их премьер клялся в вечной дружбе, благодарил за "великую помощь" и каждый раз просил оказать "маленькую помощь". На вооружении у премьера была широкая братская улыбка, отказать ему было невозможно. После неофициальной части премьер братался с "Великими братьями" – обнимался, лез целоваться и, как на ринге, поднимал своей рукой руку очередного брата вверх, демонстрируя его безоговорочное превосходство. И что же? Однажды, пользуясь ночным временем, космофлот младших братьев обстрелял города «Великих» вредными для здоровья химическими ракетами… Подобных извращений Кольцо не прощало, планета Юнг прекратила свое порочное существование.

Как же, «Ваня» помнил этих фокусников.

– Я думаю, вам… нам, то есть… беспокоиться не о чем. Технология у землян пока далека от совершенства.

– Сравни свой первый и этот последний отчет. Сразу поймешь – стоит ли беспокоиться, – назидательно сказал Эрэф и добавил гораздо тише, нагнувшись к «Ване»: – Они обживают космос – раз, подбираются к принципиально новым материалам – два, к новой энергии – три, в вычислительной технике у них революция за революцией – четыре, и это далеко не все! Ладно, ладно, дружочек, – Эрэф откинулся в кресле, отчего его изображение в кадре срезалось почти до подбородка. – Я понимаю: ты им, конечно, подкинул пару-тройку идеек, ишь зарделся. С этим не шути. Помни юнгузов. До встречи.

И Эрэф отключился.

* * * *

Нарядным субботним утром «Ваня» приготовил на завтрак яичницу с колбасой, подлил в тарелку кетчуп и принялся за еду, макая кусочки Яичницы в острый соус. Он стал находить удовольствие в размеренном праздном отдыхе. Что греха таить, его уже не так привлекал процесс беспрерывного накопления информации. В конце концов, с этим прекрасно справлялись роботы-передатчики, вмонтированные в окружающие предметы. Они могли изучать книги через плечо читающего, запоминать речь землян и даже оценивать их поступки с точки зрения «хорошо» или «плохо».

Поев и вымыв посуду, «Ваня» включил телевизор, лег на диван. В глаза бил яркий солнечный луч. Он закрыл лицо газетой и… проснулся от оглушительного звонка в дверь.

На пороге стоял взъерошенный Булкин, выросший к этому времени до мастера участка в экспериментальном цехе и как бы приблизившийся тем самым к начальству. Стоял – с капроновой сеткой в руках, раздутой изнутри удлиненными предметами цилиндрической формы.

– Дай-ка, думаю, загляну к нашему раку-отшельнику, – пробубнил Витька…

Ближе к обеду у них шел крайне оживленный разговор.

– Ты, Иваныч, свой в доску. Держи краба, – «Ваня» пожал протянутого «краба». – Я ведь чего к тебе? Я не говорил?

– Нет.

– Свой ты мужик, Иваныч! Вот. Давай пять. А Верка-то моя, жена-баба… Все уши, говорит, прожужжал своим Ивановым. А? Каково? Хто, говорю ей, меня на мастера натаскал? Хто со мной, оглоедом, цацкался-мацкался? Ты, что ли? Ну и живи, говорит, со своим Ивановым, а я не буду. Понял?

– Понял. То есть как… живи?

– Да ты не расстраивайся, Иваныч! Я вот здесь, в уголочке. Потихонечку, на газетке…

– Э-э, – сказал «Ваня»…

Вечером они в обнимку вышли из продымленного галдящего «Якоря», в котором официантки уже начали то и дело гасить свет, и, грянув «Варяга», двинули домой.

По дороге Витька вдруг остановился, хитровато сощурился и, тыча пальцем в одно из сверкающих окон, промычал:

– Здесь она, Верка эта, живет. А мы не бу-ем.

Он еще что-то рассуждал, как вдруг из подъезда вымелькнула темная фигурка и ринулась на них с яростью потревоженной наседки.

"Ваня" с удивлением наблюдал, как от могучих Витькиных плеч резво, точно резиновая, отскакивает деревянная скалка, а сам Витька, прикрывая голову руками, пришептывает, будто вершит заклинание, все мягче, мягче: "Ну, Верунчик, ну не надо… Ой, прямо по хребтинке заехала… Что же ты своего ишачка-то так…" В ответ: "Не ишачка, а осла вонючего!"

Болезненно ощущая свою беспомощность здесь, «Ваня» повернулся и ушел на цыпочках в тихую ночь.

С этих пор кончилась его безмятежная жизнь.

* * * *

Эрэф смотрел пристально, не мигая, как мог глядеть только он, и «Ване» почему-то очень хотелось, чтобы он побыстрее исчез.

– Не вижу рвения, агент, – сухо сказал Эрэф. – Кроме того, не замечаю патриотизма. – Помолчав, вкрадчиво продолжил: – Мне доложили, что ты начал работу с гравиполями. Ты забыл, сынок, в какой эпохе находишься? Земля еще не доросла до таких идей. Понимаю, это такое оружие, с помощью которого можно подчинить всех и вся. Старая история, сынок! Старющая… Ну-ка, вспомни историю с Шестипалым!

Агент высшего класса М. Эндрюс-05, после следствия получивший вместо имени кличку Ипал-6, работал в чрезвычайно активной системе планет Двойной звезды. Местное население развивалось до того бурно, что уже имело межпланетный совет по туризму. Под маркой туризма на планеты провозилась контрабанда – наркотики, неприличная литература. Одновременно происходили многочисленные пограничные стычки и братания с последующими конфликтами. Со стороны это походило на клубок дерущихся, который быстро эволюционировал. Понятно, что в таких условиях властям приходилось туго, они часто менялись, так как не успевали за прогрессом. Одним из периодов безвластия воспользовался М. Эндрюс-05. Цель у него с какой-то стороны была благородной – объединить народы под властью одного правителя, что избавило бы планеты от напряженной ситуации, с другой безнравственной: подмять под себя огромные природные ресурсы системы, вооружить аборигенов знаниями ВК и расширить свои владения. Под боком Внешнего Кольца неожиданно объявилась бы не менее грозная Система.

Следствие выявило истину и одновременно пришло к тревожному выводу: природные условия и разум неизученных планет при определенных обстоятельствах способны внести необратимые изменения в личность агента, что и произошло в случае с М. Эндрюсом-05. Впоследствии это подтвердилось на опытах с контрольными обезьянами: самые смирные из них в результате зверели до такой степени, что нападали на мирно идущую колонну атомных танков… Ныне Шестипалый трудился во славу родины на урановых рудниках.

– Вижу – вспомнил, – Эрэф усмехнулся. – Так что лучше брось эту глупую затею, пока не заварилась каша.

– Это чисто моя идея, – возразил «Ваня». – Она вытекает из трудов земных ученых…

– Ты послан сюда, чтобы защищать неприкосновенность Кольца! – загремел Эрэф.

– Ценой чужого будущего?

– Любой ценой! Мы должны нейтрализовать все, что может помешать нашему процветанию, а ты, видно, забыл эту прописную истину. Смотри, агент! Так не шутят.

"Ваня" вспомнил бесконечную муштру, зубрежку Устава, жестокие наказания за неподчинение идиотским приказам. Когда-то, начав с защиты мирных интересов, Кольцо незаметно дало крен в сторону военизации. Как это, все же, было нечистоплотно: под знаменем высоких принципов подминать под себя развивающиеся цивилизации… На лекциях Эрэф с пафосом говорил о патриотизме, моральной устойчивости, честности, великодушии и прочее, и прочее. А что на деле?.. Но тогда, слушая Эрэфа, курсант Д. Банг-17 тоже так думал, да что там – думал, это было его кожей, его дыханием, это был он сам – принципиальный демагог! Что же случилось? Началось его перевоплощение, или он просто растет? Кончились болезни роста, и настало пробуждение? Что?

– Молчишь, агент? – неприятно проскрипел Эрэф. – Корни, так сказать, пускаешь?

"Смотри-ка ты, Догадался…"

"Ваня" поймал его взгляд. Они долго смотрели друг другу в глаза, пока, наконец, Эрэф не мигнул.

– Ладно. Сам был когда-то такой же ершистый… Замнем для ясности, но ты подумай, Ваня, как это страшно – остаться без родины. Какой бы она ни была… Информацию мы от тебя ждем по-прежнему. До встречи.

"Он это так не оставит", – холодея, подумал «Ваня», представив неумолимую силу, которая стояла за спиной Эрэфа.

Он долго сидел так, пока до него не дошло, что Эрэф назвал его земным именем.

* * * *

– Такие вот сигналы, – Панацеев брезгливо отодвинул густо исписанную бумагу. – Обязаны отреагировать.

У Ивана рдели уши. Бумажка была безличная и очень неприятная. Начальнику отдела т. Иванову И.И. вменялось в вину подпаивание трудящихся с целью завоевания дешевого авторитета среди масс (посещение "Якоря"). Автор прохаживался по поводу однокомнатной квартиры т. Иванова И.И. – гражданина холостого, пьющего, делающего карьеру всеми правдами и неправдами. Т.Иванов, гласила бумага, работает на заводе без году неделя, к тому же беспартийный, а уже начальник отдела, тогда как работники службы с огромным беспрерывным стажем до сих пор прозябают на унизительных инженерских должностях. Самое страшное в этой истории то, что т. Иванова всячески поддерживает главный технолог т. Панацеев Б.П. Позор гражданину Иванову.

На бумаге стояла резолюция секретаря парткома:

"Тов. Панацееву Б.П. Прошу разобраться".

– Вот ведь как повернули, – Панацеев шлепнул по столу крепкой ладонью. – А что, Иван Иваныч, в «Якоре» был какой-то, э-э, дебош?

– Нет, – сказал красный, как рак, Иван. – Никакого дебоша не было. Мы там поели.

– С кем?

– С Булкиным.

– С Виктором… э-э-э?

– Николаевичем, – Иван вздохнул. – Он в тот день поругался с женой и был сам не свой. Не мог же я его оставить в таком состоянии.

– М-да. Вот теперь поди докажи, что не ты шапку украл, а у тебя украли… Это серьезная промашка Иван Иваныч. А компанию надо бы поменять. Не к лицу.

– Я не любитель компаний, Борис Петрович. Вы же знаете.

Панацеев развел руками – что ты, мол, меня агитируешь, я-то знаю, но «телега» – вот она, да еще с визой секретаря парткома.

– Ладно, – решительно сказал Панацеев. – За свои кадры будем драться, А этих бездельников с беспрерывным стажем, – он поднял бумажку за уголок двумя пальцами и тут же отпустил, будто обжегся, – гнал бы в три шеи, ей-богу, чтобы не разлагали коллектив… Да нельзя. Эти лоботрясы сразу побегут в местком, откопают характеристики, благодарности, потом тебе же поставят на вид. Кляузное это дело – увольнение… Значит так, – продолжал он твердо. – Вы, Иван Иваныч, руководитель. В быту держите себя строго. Это раз. Продолжайте работать, как ни в чем не бывало. Тем более, что ваша НИР может оказаться гвоздем сезона. Это два. Ну и насчет… э-э. У вас есть девушка?

Иван снова принялся интенсивно краснеть. Он уже два раза ходил с Наташей в кино, и еще один раз они у него дома пили индийский чай. Но об этом правдострадальцы, очевидно, не знали, иначе бы непременно упомянули в своей анонимной ноте протеста…

* * * *

Специально сотрудников Иван не подбирал, это происходило как-то автоматически. Учитывая его возраст, Панацеев направлял к нему, в основном, молодежь. Так в отделе появились и быстро встали на ноги Саша Лунин, Эдик Рабинштейн, Леша Татаринов, Володя Королев, за изысканность выражений окрещенный «Прынцем», Миша Бенц, Рафаил Тутузов. То ли до этого изнывали от безделья, то ли работа оказалась творческой, но они задали такой темп, что и «старички» теперь выглядели порезвей.

Своей нетривиальной темой Иван просто «купил» ребят. Вот тут-то и сказался еще не растерянный багаж – никто из молодых не дрейфил перед теоремой Остроградского-Гаусса. Вдоволь оказалось и математики, и физики, и прикладных наук. Когда втянулись, стали оставаться вечерами и домой по притихшим улицам шли Все вместе, довольные, что назавтра осталось самое интересное.

Прошло полгода напряженнейшего труда. Чуть больше месяца заняло оформление, и после этого свет увидела научно-исследовательская работа коллектива авторов, заставившая появиться на заводе корифеев из филиала ВНИИ «Точприбор». Корифеи, а среди них был сам доктор физико-технических наук Чешуйчиков, только руками развели. Ни тебе солидной научной базы, ни современного матобеспечения, ни головастых вундеркиндов – ничего такого И в помине не было. Работой занимались простые инженеры, многие из которых еще состояли в неприкасаемой касте "молодых специалистов". Расчеты производились на примитивных калькуляторах. Однако факт был налицо – и какой факт! В НИР исследовалось множественное взаимодействие подвижных и неподвижных тел с точки зрения взаимодействия их гравитационных полей. В общем-то, тема эта была не нова, да и гравиполе самого массивного тела ничтожно мало, но тут затрагивал за живое нетривиальный подход к проблеме. Своей работой Иванов открывал крайне заманчивое направление в изучении и покорении сил тяготения. Конечно, до финиша было очень далеко, но все равно – ура Иванову!

В первый момент Иванов показался слишком молодым и несолидным. Обыкновенный парень, каких много: длинный, румяный, вихрастый, с очень симпатичной улыбкой. Однако оппонировать ему было нелегко. В частности, он свободно оперировал уравнениями квантовой механики, прекрасно знал термодинамику, акустику, геометрическую оптику, владел громоздким, требующим предельной точности, аппаратом тензорного анализа. Прощупать его багаж было невозможно, и Чешуйчиков махнул на это дело рукой.

К.т.н. Сидоров на перекуре выдал своему коллеге новое известие. Оказывается, ивановские ребята, все как один, недурно подкованы, хотя в институтах талантами не блистали. Он, Сидоров, специально интересовался, только что с телефона.

– Вот это организатор, – резюмировал к.т.н. Сидоров.

– Живой генератор идей, – твердо сказал коллега. – Сманиваем.

* * * *

– Да, Иван, заварил ты кашу, – сказал Эрэф. – Наука волосы на голове рвет.

Иван в ответ намекнул, что секретов Кольца он вроде бы не раскрывал: опирался только на работы земных ученых.

Эрэф побарабанил пальцами по невидимому столу и в задумчивости пожевал проваливающимися губами. Это непроизвольное движение почему-то вызвало у Ивана неприятный озноб. Сильно сдал старик за последнее время.

– Так-то та… Но ты себя раскрыл, сынок, – неожиданно сказал Эрэф. Встанем на место оппонента. Каких-то пять лет работы, и на тебе – открытие. И какое! Вроде бы надо радоваться и хлопать в ладоши, ан нет, Тут-то и начинаются проколы. Никакое открытие не делается без научного руководителя, группой дилетантов, да еще в условиях заурядного производства. Как видишь, казусов хватает. Хочешь еще? Пожалуйста. Слепому видно, что сработано практически в одиночку, не принимать же всерьез вчерашних студентов. Кроме того, не забывай, что ты еще крайне молод. К таким результатам, мой милый, идут не годами, а десятилетиями, оставляя после себя горы шлака, и об этом шлаке, заметь, знает весь ученый мир. Нет, сынок, интуицией и хребтом здесь не возьмешь. Вывод: существует какая-то математическая модель. У землян такой модели, увы, нет. Что из этого следует?

Иван промолчал.

– Естественно, начнут копать – кто он такой, этот Иванов, откуда? И выяснится, что у Иванова не было родителей, детства, что никаких школ и институтов он не кончал. Что документики-то у Иванова липовые…

– Никакой модели я не знаю, – хрипло сказал Иван. – Это обыкновенный последовательный расчет. Важна идея.

– Правильно. Умница. За такую идею на Кольце тебе бы поставили золотой бюст и отвалили янговскую премию. А что теперь прикажешь делать? Ведь тема-то объявлена у нас стратегически важной.

"Стратегически важная? – насторожился Иван. – Что эти вояки там откопали?"

Очевидно, он спросил вслух, потому что Эрэф вдруг усмехнулся и сказал, не вдаваясь в подробности:

– Есть одно допущеньице.

Допущение, допущение… Иван припомнил все узловые, отправные моменты. Нет, не здесь. Попробуем на время стать «сапогом». Что прежде всего заинтересует вояку? Прежде всего – возможность создания принципиально нового оружия. Собственно, лазеек много… но вот эта… Да. Что-то здесь есть. Перспективная лазейка. Действительно, таким способом любую структуру можно вывести из устойчивого состояния. Нечто вроде навязанного резонанса на ядерном уровне, сопровождающегося испусканием энергии. Чем больше масса, вовлекаемая в резонанс, тем, естественно, больше выход энергии. Вот тебе и безобидные поперечные волны… Ивану стало жарко. Где-то глубоко в сознании ликующий голосок пропищал: "Это все я, я!..", – но он затоптал этот голосок, как затаптывают смердящий окурок.

А Эрэф тем временем разглядывал комнату и говорил:

– Уютное гнездышко. Это твоя знакомая? Хороша, хороша, ничего не скажешь. Вкус у тебя отменный, Иван, от отца, видно, в наследство достался. – Он впервые упомянул об отце, которого Иван не знал, поскольку в младенческие годы был передан, как и все юные граждане Кольца, в интернат, где его воспитанием занимались мрачные типы из Сектора Безопасности. Уж они-то особым вкусом не отличались, поскольку ценили только один вкус – в еде, – ты и ковер повесишь в единственно правильном месте, и кресло поставишь так, что оно никому не мешает, а мимо никак не пройдешь. Одеваешься ты в тон, в меру. Прекрасно одеваешься. Книг, я смотрю, здорово прибавилось… Так вот – придется все это оставить.