355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дмитрий Волкогонов » Троцкий. Книга 1 » Текст книги (страница 11)
Троцкий. Книга 1
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 21:21

Текст книги "Троцкий. Книга 1"


Автор книги: Дмитрий Волкогонов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Весь документ занимает около девяноста страниц, хотя само письмо очень кратко.

"О подделке истории Октябрьского переворота, истории революции и истории партии.

Уважаемые товарищи!

Вы прислали мне подробнейшие печатные листы анкеты о моем участии в Октябрьском перевороте и просите дать ответ… Но я позволяю себе спросить вас: какой смысл спрашивать меня по поводу моего участия в Октябрьском перевороте, когда весь официальный аппарат, в том числе и ваш, работает над тем, чтобы скрыть, уничтожить или, по крайней мере, исказить всякие следы этого участия?

Меня не раз уже спрашивали десятки и сотни товарищей, почему я молчу и молчу в ответ на совершенно вопиющие подделки истории Октябрьской революции и истории нашей партии, направленные против меня. Я совершенно не собираюсь здесь исчерпать вопрос об этих подделках: для этого пришлось бы написать несколько томов. Но позвольте в ответ на ваши анкетные запросы указать с десяток примеров того сознательного и злостного искажения вчерашнего дня, которое сейчас производится в самом широком масштабе, освящается авторитетом всяческих учреждений и даже вводится в учебники" [38].

Сказано кратко и ясно. Вчерашний "выдающийся вождь" заботится хотя бы о том, чтобы в истории сохранилась правда об Октябре. Приведу несколько свидетельств Троцкого, касающихся октябрьских дней 1917 года. Он с горечью пишет, как некоторые большевики быстро меняют азимуты в оценке Троцкого в зависимости от политической конъюнктуры.

Вот что, пишет Троцкий, сначала утверждал о нем Ф.Раскольников:

"С огромным уважением относился Троцкий к Владимиру Ильичу. Он ставил его выше всех современников, с которыми ему приходилось встречаться в России и за границей. В том тоне, которым Троцкий говорил о Ленине, чувствовалась преданность ученика… Отзвуки былых разногласий довоенного периода совершенно изгладились. Между тактической линией Ленина и Троцкого не существовало различий. Это сближение, наметившееся уже во время войны, совершенно отчетливо определилось с момента возвращения Льва Давыдовича (так в тексте. – Д.В.)в Россию; после его первых же выступлений мы все, старые ленинцы, почувствовали, что он – наш" [39].

А вот что он пишет, продолжает Троцкий, в рецензии на третий том моих сочинений:

"– А какова была, – спрашивает Раскольников, – в 1917 году позиция самого Троцкого? – И отвечает:

– Тов. Троцкий еще рассматривал себя как члена одной общей партии вместе с меньшевиками, Церетели и Скобелевым… Тов. Троцкий еще не выяснил своего отношения к большевизму и меньшевизму. В то время тов. Троцкий еще сам занимал колеблющуюся, неопределенную, межеумочную позицию" [40].

Лев Давидович с присущим ему сарказмом, умело оперируя фактами, данными, цитатами, документами, убедительно демонстрирует убогость сталинских фальсификаций, которые часто ставят их авторов просто в смешное положение. Троцкий далее говорит, что нынешний Сталин решительно оспаривает высокую оценку, которую Ленин дал Председателю Петроградского Совета как организатору и руководителю Октябрьского вооруженного восстания. Но как же быть с заявлением самого Сталина, сделанным им 6 ноября 1918 года по этому поводу?

"Вся работа по практической организации восстания происходила под непосредственным руководством Председателя Петроградского Совета Троцкого. Можно с уверенностью сказать, что быстрым переходом гарнизона на сторону Совета и умелой постановкой работы Военно-революционного комитета партия обязана прежде всего и главным образом т. Троцкому" [41]. И это Сталин говорил в статье, где он предостерегал от преувеличения роли и заслуг Троцкого! Сам же опальный лидер к этой сталинской цитате лишь добавляет:

"Давно отмечено, что правдивый человек имеет то преимущество, что даже при плохой памяти не противоречит себе, а нелояльный, недобросовестный, неправдивый человек должен всегда помнить то, что говорил в прошлом, дабы не срамиться" [42].

Нельзя забывать, что эти строки Троцкий писал в октябре 1927 года, когда Сталин уже набрал силу, а бывший член Политбюро, наоборот, был загнан в угол и являлся постоянным объектом политической и пропагандистской травли. И в этих условиях Троцкий с большим политическим мужеством и интеллектуальным достоинством реставрирует картину реальных событий октября 1917 года. Опальный вождь дает нелицеприятную оценку роли Сталина в те дни:

"Как ни противно копаться в мусоре, но позвольте мне, как довольно близкому участнику и свидетелю событий того времени, уже в качестве свидетеля, показать следующее. Роль Ленина не нуждается в пояснениях. Со Свердловым я встречался тогда очень часто, обращался к нему за советами и за поддержкой людьми. Тов. Каменев, который, как известно, занимал тогда особую позицию, неправильность которой признана им самим давно, принимал, однако, активнейшее участие в событиях переворота. Решающую ночь с 25-го на 26-е мы провели вдвоем с Каменевым в помещении Военно-революционного комитета, отвечая на телефонные запросы и отдавая распоряжения. Но при всем напряжении памяти, я совершенно не могу ответить себе на вопрос, в чем, собственно, состояла в те решающие дни роль Сталина? Ни разу мне не пришлось обратиться к нему за советом или за содействием. Никакой инициативы он не проявлял" [43].

Далее Троцкий вносит ясность в вопрос о Военно-революционном центре, который сталинские апологеты, типа Ярославского, вытащили на свет лишь потому, что туда входил Сталин. Троцкий буквально ловит их с поличным:

"…По явному недосмотру сталинских историков – в "Правде" от 2 ноября 1927 года (т. е. после того, как было написано письмо Троцкого. – Д.В.)напечатана точная выписка из протоколов ЦК от 16(29) октября 1917 года. Вот что там сказано:

"ЦК организует военно-революционный центр в следующем составе: Свердлов, Сталин, Бубнов, Урицкий и Дзержинский. Этот Центр входит в состав революционного советского комитета".Заметьте, входит!

Другими словами, Троцкий развенчал сталинскую легенду об особой роли этого центра, куда был приписан будущий генсек. Все пять товарищей лишь дополняли ВРК, который фактический возглавлял Троцкий. "Ясно, – заключает он, – что Троцкого незачем было вводить вторично в состав той организации, председателем которой он уже состоял. Как трудно, оказывается, задним числом исправлять историю!" [44]

Боюсь, что я утомил читателя обильным цитированием. Ограничусь еще лишь несколькими ссылками. Троцкий в своей книге "Сталинская школа фальсификаций" отводит несколько страниц тем, чьими руками Сталин фальсифицирует историю Октября. Из целой когорты сталинских партийных летописцев он выделяет лишь двоих, лично очень хорошо знакомых ему людей – Ярославского и Луначарского, и показывает читателю, как эти идеологические оруженосцы генсека писали о нем раньше. После революции и гражданской войны Ярославский писал о Троцком:

"Блестящая литературно-публицистическая деятельность тов. Троцкого составила ему всемирное имя "короля памфлетистов"… Перед нами – глубочайшее дарование… Перед нами глубочайше преданный революции человек, выросший для роли трибуна,с остро отточенным и гибким, как сталь, языком, разящим противников, и пером, пригоршнями художественных перлов рассыпающим богатство мысли" [45].

Не отставал от него и Луначарский. Прочитайте фрагмент его статьи о Троцком: "Когда Ленин лежал раненый, как мы опасались, смертельно, никто не выразил наших чувств по отношению к нему лучше, чем Троцкий. В страшных бурях мировых событий Троцкий, другой вождь русской революции, вовсе не склонный сентиментальничать, сказал: "Когда подумаешь, что Ленин может умереть, то кажется, что все наши жизни бесполезны, и перестает хотеться жить" [46].

Руками таких людей переписывалась история. Девять десятых своих фальсификаций Ярославский, пишет Троцкий, "посвящает автору этих строк". А Луначарский умеет писать "и так и этак, выполняя социальный, то бишь секретарский, заказ!". Все эти люди – а их было много, а затем множество – создавали новые мифы, гипноз которых со временем подчинит Сталину и его окружению всю страну. Нельзя не отдать должное Л.Д.Троцкому: он, пожалуй, только он ни на йоту не поступился своими принципами и не согнулся перед Сталиным. Хотя при этом нельзя забывать, что одной из главных причин борьбы явились не столько общеметодологические вопросы большевизма, сколько глубочайшая личная неприязнь друг к другу.

Звездный час Троцкого пришелся на революцию и годы гражданской войны. Именно их в его биографии постарался прежде всего закамуфлировать, затемнить, а затем и вытравить из народной памяти тот, кого и в большую лупу с трудом можно было разглядеть в октябрьские дни 1917 года.

Оракул революции

Любая революция создает иллюзию, что можно сразу, немедленно ликвидировать жизнь старую и открыть двери жизни новой. Впрочем, мы так думаем не только об Октябрьской революции, но и о попытке перестройки бюрократического государства на демократический лад. Сразу, немедленно социальную жизнь в масштабах государства изменить невозможно. Чрезмерные ожидания вскоре рождают большие разочарования. Обычно контрреволюция всегда использует такие разочарования, весьма скоро наступающие после революционного паводка. В истории не было и нет магических жезлов, взмахнув которыми можно было бы, как в театре марионеток, бросить в сточную канаву истории злодея и дать простор деяниям добра молодца. Однако давно замечено, что пик революционного кризиса, наивысший накал страстей в массах, готовых разрядиться революционным взрывом, создают не только подспудные социальные, экономические и политические процессы, но и люди, нагнетающие это напряжение. В конце концов, считал Н.Бердяев, «революция есть рок народов и великое несчастье». Ему принадлежат и слова о том, что «всякая революция есть смута» [47]. Напряжение таких «смут» поддерживают и нагнетают люди, для которых революция – перст судьбы. Это – трибуны революции. Троцкого можно назвать и ее Грозным Агитатором.

Не каждый умный, даже талантливый человек способен высечь искру из толпы, заставить ее поверить выдвинутому лозунгу, увлечь несколькими страстными фразами сотни, тысячи людей и заставить их идти вслед за идеей. Троцкий обладал этим даром. Никто его не учил основам ораторского искусства; видимо, в нем просто счастливо соединились необходимые компоненты: высокая эрудиция, неподдельная личная увлеченность и убежденность идеей, способность к парадоксальным, неординарным суждениям, умение быстро установить самый тесный контакт с залом, красноармейским строем, митинговой толпой. В его выступлениях было немало картинного, театрального, но они не были самоцелью: с помощью яркой фразы, афоризма, запоминающегося образа Троцкий доносил до сознания людей элементарные истины революции. В его выступлениях была простота сложности и сложность простоты. С высоты прошедших лет, как бы мы ни относились к Троцкому, сегодня нельзя не признать: это был Великий Агитатор революции. Он еще не знал, что спустя несколько лет Бердяев напишет: "В революции всегда погибают те, которые ее начали и которые о ней мечтали" [48]. Добавлю – и те, кто был ее наиболее страстным агитатором.

Самое главное: люди ждали от Троцкого откровений. Даже почти повторяя то, что он сказал вчера, позавчера, трибун революции умел находить в каждой ситуации новые нюансы, новые грани, необычные стороны, которые увлекали слушателей. Вглядываясь сегодня в редкие кадры кинохроники той далекой поры, вчитываясь в бесчисленные документы, стенограммы, тезисы выступлений Троцкого, слушая пластинки с его речами, приходишь к выводу, что дело не только в "божьем даре" оратора, но и в какой-то редкой одухотворенности и приверженности ложной идее, которую он нес в сознание людей. Читая спустя многие десятилетия слова, сказанные Троцким в годы "великой смуты", начинаешь верить в какой-то магнетизм его обращений. О власти его слов над сознанием людей мне рассказывали Д.Т.Шепилов, А.И.Купцов, М.М.Бородуллин, О.Э.Гребнер, которым довелось видеть и слышать Троцкого в те, теперь уже такие далекие от нас, годы. Мне даже кажется, что когда певец революции говорил, то он испытывал упоение идеей, наслаждение мыслью, торжество от осознания своей интеллектуальной власти. Выступая, Троцкий одновременно как бы слушал "музыку" разума. Но, увы, скоро в этой "музыке" народ услышит трагические ноты.

Сам Троцкий тепло вспоминал то революционное время. "Жизнь кружилась в вихре митингов, – писал человек, который, казалось, уже навсегда сбросил рубища скитальца Агасфера. – Я застал в Петербурге всех ораторов революции с осипшими голосами или совсем без голоса. Революция 1905 года научила меня осторожному обращению с собственным горлом. Благодаря этому я почти не выходил из строя. Митинги шли на заводах, в учебных заведениях, в театрах, в цирках, на улицах и на площадях. Я возвращался обессиленный за полночь, открывал в тревожном полусне самые лучшие доводы против – политических противников, а часов в семь утра, иногда раньше, меня вырывал из сна ненавистный, невыносимый стук в дверь: меня вызывали на митинг в Петергоф, или кронштадтцы присылали за мной катер. Каждый раз казалось, что этого нового митинга мне уже не поднять. Но открывался какой-то нервный резерв, я говорил час, иногда два, а во время речи меня уже окружало плотное кольцо делегаций с других заводов или районов. Оказывалось, что в трех или пяти местах ждут тысячи рабочих, ждут час, два, три. Так терпеливо ждала в те дни нового слова пробужденная масса" [49].

Суханов, касаясь роли Троцкого как трибуна революции, к тому же ставшего Председателем Петроградского Совета, писал: "Отрываясь от работы в революционном штабе, (он) летел с Обуховского на Трубочный, с Путиловского на Балтийский, из манежа в казармы и, казалось, говорил одновременно во всех местах. Его лично знал и слышал каждый петербургский (так в тексте. – Д.В.)рабочий и солдат. Его влияние – и в массах и в штабе – было подавляющим" [50].

Удивительное дело: Троцкого слушали везде – в матросских кубриках, студенческих аудиториях, солдатских казармах, цехах заводов. Человек, который знал жизнь рабочих весьма поверхностно, тем не менее умел своим пафосом, своей убежденностью затронуть самые сокровенные струны их чувств. Оратор, который не износил ни одних солдатских штанов, мог заворожить толпу в серых шинелях. Революционер, которому никогда не была доподлинно знакома студенческая жизнь, умел зажигать томящиеся души молодежи. Видно, просто время "смуты" способствовало ораторскому искусству человека, вознамерившегося все перевернуть вверх дном в этой жизни. Кое-кто из противников Троцкого даже обвинял оратора в "заигрывании" с массами, использовании им маски "рабочего человека". Эсер М.Я.Гендельман, например, утверждал, что "те же рабочие массы, которые подымают "рабочего" Троцкого, растопчут интеллигента Бронштейна" [51].

Основным местом своих выступлений Троцкий облюбовал цирк "Модерн". Он превратил его зрительный зал в "центр психологического массажа" тысяч людей, их духовного подталкивания к революции. Председатель Петроградского Совета вспоминал, что, когда он обосновался здесь, его противники и не пытались проникнуть в цирк, ибо еще никто в прямом, непосредственном диспуте-споре, лицом к лицу, не смог одержать верх над Троцким. Быстро прославившийся оратор обычно приезжал сюда вечерами. Иногда выступал и ночью. "Слушателями были рабочие, солдаты, труженицы-матери, подростки улицы, угнетенные низы столицы, – писал в своем последнем изгнании Троцкий. – Каждый квадратный вершок бывал занят, каждое человеческое тело уплотнено. Мальчики сидели на спине отцов. Младенцы сосали материнскую грудь. Никто не курил. Галереи каждую минуту грозили обрушиться под непосильной человеческой тяжестью. Я попадал на трибуну через узкую траншею тел, иногда на руках. Воздух, напряженный от дыханья, взрывался криками, особыми страстными воплями цирка Модерн" [52].

Троцкий, находясь на возвышении, с горящими глазами, выразительно жестикулируя, бросает простые, понятные каждому слова. Он не смотрит в одну точку, а поворачиваясь, пытается заглянуть в глаза каждому человеку, пришедшему в "Модерн". Где-нибудь в сторонке, примостившись в гуще тел, его речь стенографирует Познанский, новый добровольный помощник Троцкого. Когда однажды Лев Давидович ночью возвращался с митинга домой, он услышал за собой шаги. Это был тот же человек, что и вчера, и позавчера. Троцкий с браунингом в руке повернулся к незнакомцу:

– Почему вы преследуете меня? Кто вы?

– Я студент. Познанский. Позвольте сопровождать и охранять вас. Кроме друзей, у вас много врагов.

– Спасибо… Но… я не привык иметь телохранителей. Я думаю, меня защитит сама революция!

– Вот я и буду ее представителем для вашей защиты.

С тех пор, до самой депортации из СССР, Познанский всегда был рядом с Троцким, демонстрируя не только безоглядную преданность, но и умение схватить мысль, брошенную, оброненную им, быстро ее записать, оформить для документа, статьи, записки. Благодаря Познанскому, Сермуксу, Глазману, Бутову, другим помощникам Троцкий смог еще в самом начале революции наладить личное "архивное дело", издать много брошюр, книг, основанных часто на своих речах, докладах и выступлениях на митингах. К слову сказать, когда Троцкий был в изгнании, особой его заботой было сохранение своих архивов. Но ему и в самом страшном сне не могло присниться, что в его тщательно ведущемся архиве, как и в бумагах старшего сына, очень часто хозяйничали агенты НКВД. Например, в конце 1937 года ведомство Н.И.Ежова доложило Сталину даже такую деталь, как "опись" документов Троцкого, находящихся у Седова, "сфотографированных агентурным путем в Париже 7—10 ноября 1937 года" [53]. Так что архивами Троцкого раньше историков, раньше всех начал интересоваться кремлевский диктатор… Но вернемся к делам оракула и трибуна.

…Вот и сейчас Троцкий, видя и чувствуя, что в зале большинство слушателей в солдатских шинелях и матросских бушлатах, ведет разговор о том, как закончить войну: "Война нас губит. Каждый новый день войны наносит нам новые тяжкие раны. Нет хлеба, нет дров, нет угля. И с каждым днем все хуже. Положение фронта невыносимо. Солдаты в окопах не одеты, не обуты, не накормлены. И они не видят конца войны, не видят выхода".

Троцкий обводит глазами притихшую, неотрывно глядящую на него солдатскую массу, издающую специфический прокуренный запах казармы, немытого, грязного тела, яловых сапог, и продолжает: "Делегаты с фронта рассказывают, что все шире и шире разливается по окопам мысль: "Если до 1 ноября не будет заключен мир, то идти солдатам добывать мир своими средствами…"

Троцкий от имени безымянных "делегатов" называет временной рубеж, границу терпения солдатской массы – "1 ноября". Но тут же говорит: "Нам нужен мир. Нынешнее правительство не способно дать мир… Вопрос о четвертой зимней кампании и о крови русского солдата по-прежнему будет решаться на биржах Лондона и Нью-Йорка, а не русским народом".

Все стоящие в зале солдаты и матросы ждут главного: какой же выход? Что должны делать они? Как достичь мира? Говори, мы готовы! Говори! "Нам необходим мир. Идти к нему надо прямым, то есть революционным, путем. Надо обратиться непосредственно к народам, к армиям и предложить им немедленное перемирие на всех фронтах".

Но как это сделать? Все вновь ждут ответа от Троцкого, который во время речи сделал паузу, обводя своими голубыми глазами набитый под завязку зал:

"Кто должен сделать такое предложение? Революционная власть, подлинное революционное правительство, опирающееся на армию, флот, пролетариат и крестьянство, – Всероссийский Совет Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов" [54]. Далее Троцкий говорит, что, если солдат, матрос хочет скорее вернуться в свою деревню, к своей семье, матери, отцу и невесте, он должен поддержать, решительно поддержать РСДРП, ее программу создания подлинно народной революционной власти. Не верьте соглашателям, имитаторам революции, всяким Родзянко, Рябушинским, Милюковым, Терещенко, Скобелевым, Маклаковым. Мир, землю, хлеб могут дать только большевики…

Уходя с митинга, Троцкий мог быть уверен: теперь большинство его слушателей заметно качнутся в сторону большевиков. За большевиков он, правда, так агитировал лишь с лета 1917 года. Познанский все сказанное изложит на двух-трех листках и ночью после правки Троцкого, который опустит некоторые фразы (ведь власть пока у Временного правительства), в том числе и свою подпись, передаст в редакцию одной из газет.

Завершив речь, Троцкий физически почувствует согласие и восторг солдатской и матросской массы. Пожимая тянущиеся к нему со всех сторон дружеские руки, трибун революции успеет рассмотреть в толпе горящие от восторга глаза своих двух дочерей – Зины и Нины: старшей уже было шестнадцать, младшей – на год меньше. Девочки стали фанатичными поклонницами отца, которого могли видеть лишь здесь, на митинге, поэтому они редко пропускали его триумфальные выступления в "Модерне". Троцкому, с трудом выбирающемуся из цирка, удавалось иногда лишь пожать их еще детские нежные руки и бросить одну-другую ободряющие фразы. С А.Л.Соколовской за все время его пребывания на родине (до изгнания в 1929 г.) Троцкий встречался всего два-три раза. Но в самое трудное время голода и лишений он пытался порой как-то помочь своим детям от первого брака. Драму старого разрыва плотно заслонили дела революции, которой он отдавал все свои силы. В том числе и здесь, в своей ораторской цитадели – на манеже "Модерна".

Нужно сказать, что свое ораторское оружие Троцкий умело использовал не только на бесконечных митингах, но и на ответственных политических форумах: съездах, пленумах, заседаниях различных советов и комитетов. Логику аргументов он и здесь пытался всегда подкрепить пафосом и красноречием.

Председательствуя на одном из заседаний Петроградского Совета, Троцкий поставил вопрос о Военно-революционном комитете. Доклад сделал совсем юный левый эсер Лазимир. Принципиальное решение о формировании комитета было принято еще ранее. В его составе решили создать отделы обороны, снабжения, связи, рабочей милиции, информационное бюро, стол донесений, комендатуру [55]. Лазимир, готовивший проект о Военно-революционном комитете, полагал, что этот орган должен определить меры по сохранению в Петрограде необходимого количества войск (правительство настаивало на выводе революционно настроенных частей под предлогом того, что они нужны на фронте), поддерживать контакты с вооруженными силами ряда районов вне столицы, предпринять шаги по обеспечению революционных отрядов оружием и продовольствием, защищать население от погромов, обеспечивать революционный порядок в городе.

Выступившие после Лазимира меньшевики Бройдо и Астров, как и эсер Огурцовский, выразили сомнение в целесообразности этого органа. Бройдо (после революции одно время будет заместителем Сталина по Наркомнацу) прямо заявил, что большевики создают ВРК для захвата власти. Но если это выступление большевиков произойдет, оно "будет похоронами революции". Меньшевики в ВРК не войдут, завершил свое выступление Бройдо.

Взявший слово Троцкий коротко и определенно ответил меньшевикам: "Никогда не были мы так далеки от Бройдо и его партии, и никогда тактика меньшевиков не была так гибельна, как теперь… Нам говорят, что мы готовим штаб для захвата власти. Мы из этого не делаем тайны, здесь выступал целый ряд представителей фронта, и все они заявляли, что если не будет скоро перемирия, то фронт бросится в тыл" [56]. Троцкий в данном случае категоричен и однозначен. Все видят, что он может не только «фехтовать» образными словами, фразами и революционными лозунгами, но и бескомпромиссно, предельно определенно выражать свою радикальную позицию. Таким он останется и в другие октябрьские дни. То был Дантон русской революции.

Делая доклад на экстренном заседании Петроградского Совета о деятельности Военно-революционного комитета, Троцкий сообщает, что благодаря предпринятым усилиям удалось помешать правительству подтянуть войска с фронта для удушения революционных масс. Далее Троцкий предельно категорично излагает позицию ВРК: "Вся власть Советам" – это наш лозунг. В ближайшую эпоху, эпоху заседаний Всероссийского Съезда Советов, лозунг этот должен получить осуществление. Приведет ли это к восстанию или выступлению, это зависит не только и не столько от Советов, сколько от тех, которые, вопреки единодушной воле народа, держат в своих руках государственную власть".

Фактический председатель Военно-революционного комитета всем своим видом дает понять, что он абсолютно убежден в успехе предстоящего революционного выступления. Троцкий буквально живет революцией, и его слова, выражающие глубокую уверенность в осуществимости задуманного, действуют в высшей степени мобилизующе.

"У нас есть полувласть, – продолжает Троцкий, – которой не верит народ и которая сама в себя не верит, ибо она внутренне мертва. Эта полувласть ждет взмаха исторической метлы, чтобы очистить место подлинной власти революционного народа". По энергичной жестикуляции и металлу в голосе можно поверить, что Троцкий имеет в руках эту "историческую метлу". Далее он говорит: "Если мнимая власть сделает азартную попытку оживить собственный труп, то народные массы, организованные и вооруженные, дадут ей решительный отпор, и отпор этот будет тем сильнее, чем сильнее будет наступление реакции. Если правительство 24 или 48 часами, которые остались в его распоряжении, попытается воспользоваться для того, чтобы вонзить нож в спину революции, то мы заявляем, что передовой отряд революции ответит на удар – ударом, на железо – сталью" [57]. Безапелляционность Троцкого производит на всех большое впечатление. Можно подумать, что он просто проводит генеральную репетицию и давно знает, чем закончится историческая драма. Троцкого засыпают вопросами:

– Как Председатель Петросовета относится к тому, что в ВРК находятся левые эсеры?

– В бюро Военно-революционного комитета из пяти лиц, – отвечает Троцкий, – два левых эсера: товарищи Лазимир и Сахарков. Работают они там прекрасно, никаких принципиальных разногласий у нас с ними нет.

– Как Совет отнесется к тому, если позиция городского самоуправления окажется в противоречии с намерениями ВРК?

– Мы тогда осуществим роспуск городской Думы, – не задумываясь отвечает Председатель Петросовета.

Казалось, для него не существовало неясных и неразрешенных вопросов.

Однако, восхищаясь решительностью и политической четкостью ответов Троцкого, проницательные свидетели тех исторических часов и минут не могли не заметить, что, легко ориентируясь в общих вопросах, в сложившейся революционной ситуации, Председатель Петроградского Совета оказывался в немалом затруднении и не мог ответить на некоторые конкретные вопросы: будут ли разведены мосты, как относиться к обыскам юнкеров, кто конкретно занимается обеспечением Петрограда продовольствием, будет ли выступление поддержано фронтами и т. д. Иногда Троцкий просто блефовал, импровизировал, и, удивительно, все это ему чаще всего сходило с рук.

Он был тем типом революционера, который непосредственные вопросы организации, конкретного администрирования пытался решать (и часто решал!) путем духовной мобилизации людей, призывов к социальному творчеству, смело беря на себя историческую ответственность. Ленин ценил эту способность Троцкого, давая ему и впредь самые неожиданные поручения в расчете на то, что он сможет увлечь, зажечь людей большой идеей, направить их внутренние ресурсы на революционное творчество. Качества трибуна помогали ему быстро добиваться серьезных сдвигов в общественном сознании. Председатель Петроградского Совета интуитивно понимал огромное значение психологического внушения и воздействия на большие массы людей. Он обладал таким даром.

Чем ближе было вооруженное восстание, тем чаще Троцкого приглашали для выступлений. Думаю, что ни один руководитель Октябрьского переворота не говорил с трибуны и не общался с людьми так много, как Троцкий в те дни Октября. То был настоящий оракул русской революции. Одна из психологических тайн влияния Троцкого на людей заключалась, видимо, вот в чем. Сомневающиеся граждане (их всегда много) к убежденным, одержимым людям относятся так: или ненавидят, или боготворят. Ведь сомнение – это всегда неуверенность. А одержимость – это духовная непреклонность. Такие люди чаще всего имеют притягательную силу для колеблющихся, которые подсознательно желают моральной власти над собой.

В свои выступления Троцкий все время вносил новые и новые элементы, усиливающие их эффективность. 22 октября собрался грандиозный митинг в Народном доме. Как пишет Суханов, "толпа была почти в экстазе". Троцкий, добиваясь еще большей поддержки линии Петросовета, обещал собравшимся: если революция победит, то народ непременно, гарантированно получит землю, хлеб и мир.

– Если вы поддерживаете наш курс – довести революцию до победы, если вы отдадите этому делу все силы, если вы безоговорочно будете поддерживать Петроградский Совет в этом великом деле, – давайте все вместе поклянемся на верность революции. Кто согласен с этой нашей священной клятвой – поднимите руки…

Лес рук был ответом Троцкому [58]. Он был кумиром митингового половодья. Конечно, реакцию, умеренных, либералов, попутчиков революции словесные «фейерверки» Троцкого пугали, страшили и возмущали. Газета Горького «Новая жизнь» 31 октября 1917 года так характеризовала речи оракула-революционера: «Безобразные выступления Троцкого в Петроградском Совете…» [59]В последующем П.Н.Милюков, обращаясь к прошлому, писал, что в общей массе революционеров была «группа, которая подходила под понятие государственных преступников» [60]. К ним Милюков относил и Троцкого. Что можно сказать по этому поводу? С позиций старой власти, которую свергают, все революционеры – преступники. А кто они на самом деле, на этот счет свой вердикт история вынесет много лет спустя.

Никто не мог отрицать огромного личного воздействия Троцкого, его слов, выражений, лозунгов, которые он бросал в толпу. То были искры, падавшие на сухой хворост… Весьма симптоматично, что в эти дни Троцкий добивался от масс поддержки Советов, значительно менее акцентируя внимание на партии большевиков. Он понимал (впоследствии ему это всегда ставилось в вину), что у Советов неизмеримо более широкая социальная база, нежели у любой партии. Этим он как бы ненавязчиво ставил вопрос о превращении "партийной" революции в подлинно народную.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю