Текст книги "Fata Morgana"

Автор книги: Дмитрий Магула

«Мы в мире сумрачном и нищем…»

 
Мы в мире сумрачном и нищем
Пристанища напрасно ищем;
И нет ни солнца на пути,
Ни струйки дыма над жилищем.
Едва бредем… Должны брести…
А хлеба черствые ломти
Пришли к концу в суме дорожной…
Кого-то молим мы: – «Впусти!»
И ждем… И жизнь в тоске тревожной,
Нам снова кажется возможной:
Пока надежда будет лгать,
Мы будем жить надеждой ложной!
В ней есть живая благодать;
И к нам, как любящая мать,
Она придет по бездорожью,
Чтоб тех, кто должен умирать,
Утешить вновь святою ложью…
 

Теория вероятности (Шутка)

 
В курьерском поезде он ехал по делам,
И на ходу вагон покачивался мерно…
Смешались сумерки с дремотой пополам,
И вдруг он осознал, что сердцу стало скверно…
С трудом он позвонил, беспомощный в пути
– «Кондуктор, я схожу на первой остановке…
Когда мы будем там? Я болен… К девяти?
Не умирать же мне в вагонной обстановке!
Прошу вас мне помочь; один я не дойду…
Возьмите мой багаж: мой сак и два портфеля.
Вы обещаете? Благодарю! Я жду…»
И он, в конце концов, добрался до отеля.
Разделся. Лег в постель. Велел позвать врача
И терпеливо ждал. И снова был припадок:
Забилось сердце вновь, и, что-то лепеча,
Искал глазами он иконы и лампадок…
Приветливый, простой, с налетом седины
На темных волосах, склонился врач к больному
Прощупать слабый пульс. – «Я вижу, вы бледны
Был легкий обморок? Ну, что ж, прибегнем к брому,
Чтоб успокоить вас. Но я хочу сперва
Давленье крови знать… Сто десять… Допустимо.
Температура? О!.. Ваш возраст? Сорок два?
Мне, как врачу, все знать необходимо».
Он вынул стетоскоп; прослушал спину… грудь;
И помолчал… Потом… – «Скажите, вы женаты?
Есть дети, братья, мать, родные, кто-нибудь,
Кому могу дать знать? Кто ваши адвокаты?»
– «Но, доктор, разве я, действительно, так плох?
Я знаю, все пройдет! О, доктор, неужели
Нам стоит поднимать такой переполох?
Я просто полежу, ну, два-три дня в постели…
К тому ж, я одинок. Я вдов двенадцать лет…»
– «Тогда мой долг сказать. Скрывать от вас напрасно:
Без операции для вас спасенья нет;
Вы при смерти, мой друг, и медлить вам – опасно!»
– «Я при смерти!.. Но вы… Но вы жестокий врач!
Ваш приговор… Не ждал! Он – как удар нагайки,
Как завершение всех горьких неудач!..
А операция – скажите без утайки —
Весьма серьезная? До смерти под ножом?
Не каждый раз? Ну, да… Но весь вопрос: как часто
И сколько практика за грозным рубежом
Смертельных случаев, насчитывает на сто?»
– «Могу ответить вам: всего один процент
Имеет право ждать счастливого исхода…
В моей больнице вы мой сотый пациент:
На случаи, как ваш, теперь большая мода!»
– «Вы сами видите: игра не стоить свеч!
Не проще ль умереть без всяких операций:
Ведь, жизни, все равно, никак не уберечь.
Не лучше ль обойтись без лишних декораций?»
– «О, нет! У вас есть шанс, и шанс, скажу, шальной!
А в математике теории не лживы…
До вас – все умерли… Вы, сотый мой больной,
Вы, по теории, должны остаться живы!»
 

«Ты не плачешь… Но, тоской томимо…»

 
Ты не плачешь… Но, тоской томимо,
Сердце длит знакомую печаль.
Ты не плачешь; но проходишь мимо,
Торопясь и опустив вуаль…
 
 
Ты – чужая этой грубой черни:
Не поймут и скажут, что горда.
Но, когда ты в церкви, у вечерни,
Со свечей, горящей, как звезда,
 
 
Позабывши радости мирские,
Подойдешь к старинным образам, —
Скорбь и муку – все поймет Мария
По твоим заплаканным глазам…
 

Ткацкий станок
(Перевод с английского: из Артура Саймонса (1865–1945))

 
Я тку и тку свой мир, заправив свой станок:
Свои я грезы тку, на ткани их творя,
И в комнате своей сижу я, одинок…
Но мне подвластно все: и суша, и моря,
И звезды, что с небес летят ко мне, горя.
 
 
Я вытку жизнь свою и всю свою любовь:
За ниткой нитку мне на раме ткут персты.
Короны падают и льется чья-то кровь;
Проходит мимо мир стыда и нищеты,
Проходит славы мир. А я… я тку мечты.
 
 
Мой мир, единственный, весь посвящен мечтам…
Все счастье – в творчестве! Иного не хочу!
Не то ли мир, чем кажется он нам?
Как знать, быть может, Бог… и мнится мне, ткачу,
Что в одиночестве Он ткет миров парчу…
 

«Когда не мы причиной зла…»

 
Когда не мы причиной зла,
Оно нам, людям, неподсудно:
То – буря потопила судно,
И дом наш молния сожгла…
Но если брат поднять на брата
Свой нож предательский посмел,
Тогда пощаде есть предел,
Тогда судите супостата!
На нем – проклятия печать!
Карайте тех, чья воля злая,
Преступным умыслом пылая,
Велела сердцу замолчать.
 

Кисмет

 
Убежать нельзя от Рока.
Рок всегда так прихотлив,
Что нельзя узнать до срока,
Смерть грозит иль будешь жив…
 
 
Помню: ночь… Константинополь…
И, красив, как Аполлон,
Строен, как высокий тополь,
Входит юноша в притон,
 
 
Где идет в пылу азарта,
С темным случаем игра,
Где за картой метит карта
Чье-то счастье до утра.
 
 
У него в петлице астра;
Модный плащ спустив с плеча,
До последнего пиастра
Кроет банк он сгоряча!..
 
 
Сорван банк! Но пораженью
Банкомет не верить сам,
И у многих зависть тенью
Пробежала по глазам;
 
 
Только он не дрогнул бровью
И уходит, как герой,
Равнодушный к острословью
Всех следивших за игрой…
…………………………………
 
 
Ночь прошла… А утром рано
На Галате, у воды.
Прямо к телу с тяжкой раной
Шли кровавые следы…
 
 
То был он, игрок счастливый;
Но за счастье на пути
Рок потребовал ревнивый:
– «Долг свой жизнью заплати!»
 
 
Року все покорны рабски,
Без изъятья… все… любой!..
Это – Кисмет по-арабски;
Это мы зовем Судьбой…
 

I. «У окна в тиши дворца…» (Испанская децима)

 
У окна в тиши дворца,
За решеткою чугунной,
В легкой дымке ночи лунной —
Очерк женского лица.
Чьей-то песне нет конца,
Черный плащ у колоннады,
А на мраморе ограды
Тень влюбленного певца…
Бьются юные сердца,
Льются звуки серенады.
 

II. «В нашей жизни смерть – закон…» (Испанская децима)

 
В нашей жизни смерть – закон,
И для смерти нет предела…
За решеткою придела
В строгом храме чей-то стон.
Свечи… Скорбный перезвон…
Запах ладана и мира…
Гроб в цветах и пенье клира…
И по мрамору колонн
Чья-то тень кладет поклон
За ушедшую из мира.
 

«Все было так давно, давно…»

 
Все было так давно, давно —
В потемках каменного века,
Когда Судьба к звену звено
Ковала дни прачеловека…
 
 
Я вижу море, небеса,
И каждый мыс, и остров каждый,
И бесконечные леса, —
Весь мир, каким он был однажды;
 
 
У серых северных морей
Я вековые вижу сосны,
Где россыпь древних янтарей
Захоронил песок наносный…
 
 
В истоме летнего тепла
В стволах сосновых бродят соки,
И ароматная смола
Течет, когда приходят сроки;
 
 
Сперва ее смывает вал,
Когда начнут расти приливы,
И где-то у подводных скаль
Хранить, как скряга бережливый;
 
 
Потом, в иные времена,
Промчится ветер озверелый,
И дюнам в бешенстве волна
Вернет янтарь окаменелый…
 
 
Так жизнь идет путем своим…
В ней – неразгаданные тайны;
А я, случайный пилигрим,
Я лишь свидетель их случайный…
 
 
Мой взор упал на мураша;
Он, по коре бежал беспечно,
Дорогу пересечь спеша
Густой смолистой капле встречной…
 
 
Напрасно! Липкою смолой
Оплошный на бегу захвачен…
Не знал он! Каждому Судьбой
Свой темный жребий предназначен.
………………………………………..
 
 
Янтарь еще в руке моей…
Стою, виденьем зачарован:
Мой золотистый муравей
В янтарном замке замурован.
 

«В ясную ночь звезды горят в Млечном пути…» (Хориямбы[10]10
  В этом стихотворении каждое слово должно нести ТОЛЬКО ОДНО ОСНОВНОЕ УДАРЕНИЕ; добавочные ударения в словах не допускаются.


[Закрыть])

 
В ясную ночь звезды горят в Млечном пути…
Сколько огней, сколько миров в этой Вселенной!
Разум молчит! Ты ослеплен! Можешь? Сочти,
Или склонись, падая ниц с думой смиренной…
 
 
В блеске огней, в этих лучах, в сонме планет
Знаков Судьбы древний язык чудится взорам…
Можно ль найти ключ к письменам, к хартиям лет,
Что суждено было хранить звездным узорам?
 
 
С трепетом я волю Судьбы в небе прочу,
Чтобы с души бремя тоски смело развеять!
Буду беречь, буду нести в сердце мечту,
В жизни земной светоч любви буду лелеять!
 

«Блеснул и мне в трущобах жизни свет…»

 
Блеснул и мне в трущобах жизни свет…
Все позади: и своды подземелья,
И узкий ход, и ветер вдоль ущелья.
Лишь на губах осталась горечь лет.
 
 
Кто не дерзал, и немощен, и слаб,
Кто, богомолец, шел на богомолья, —
Тот будет чужд безумству своеволья:
Загадку жизни разрешит не раб!
 
 
Здесь, в городах, где стережет напасть,
Где мы, как пчелы, труженики улья,
Где смерти зев раскрыт, как пасть акулья —
Не можем мы на след ее напасть.
 
 
Но тайну эту я дерзну найти!
В далекий край, к обителям обилья
Пойду за ней – туда. Где нет насилья,
Где ко всему открыты все пути.
 
 
Успею ли? Свершу ли подвиг свой?
Наш косный мир спасу ль от безначалья?
В закатный час морскую вижу даль я
И небеса в огне над головой…
 
 
Душа скорбит… Еще горит заря…
И тяжело оперся на костыль я:
В просторах неба даст ли дух мне крылья?
Таимое откроют ли моря?
 

«Угомонилась жизнь! И замерли вдали…»

 
Угомонилась жизнь! И замерли вдали
Веселые слова и отголоски смеха…
Друзья ушли искать в чужих краях успеха,
И скрылись без следа во мгле их корабли.
 
 
А я… Я здесь еще. Живу на старой яхте…
И, если в сумерках ползет туман с земли,
Мне чудится, что я стою один на вахте.
 

Примета*

 
Был вечер после новолунья.
Мы шли, и с правой стороны —
Нам ворожит Судьба-Колдунья —
Был чуть намечен серп Луны.
 
 
И ты сказала: – «Есть примета:
Чтоб все сбылось, скорее тронь
Свое кольцо!» И цепь браслета
Я тронул, сжав твою ладонь.
 
 
Желанье было так несложно;
И нужен был лишь твой ответ,
Чтоб сердце видело, что можно
Поверить в колдовство примет.
 
 
Я знал: мы лунных чар не минем!
Над нами, в синей высоте,
Был древний герб Земли на синем
Прагеральдическом щите.
 

Капеллан (Баллада)

 
Помочь Святой Земле готовый,
К борьбе с Исламом Папа звал,
И шли на клич в Поход Крестовый
Король, холоп и феодал…
Страна с глухим вставала гулом
От ратников до пастухов,
И Папа обещал огулом
Им отпущение грехов.
Повсюду собирались рати,
И к башням замков родовых
Съезжался цвет окрестной знати
В стальных доспехах боевых.
Барон де Прё, еще не старый,
Почти совсем без седины,
Владелец замка близ Луары
И муж красавицы-жены,
На зов спешил ответить Папе
Как ленный рыцарь и вассал,
И поднял стяг с гербом, где в лапе
Горящий факел лев держал.
…………………………………….
 
 
У замка ратникам феода
Назначен сбор к восьми утра,
И часть участников похода
Пришла к стенам еще вчера…
Барон взволнованно с балкона
Держал воинственную речь
И, клятву дав достичь Сиона,
Поцеловал тяжелый меч.
Потом в капелле пели мессу,
Гремел торжественный орган,
И молодую баронессу
Отвел в покои капеллан;
И слух прошел в толпе, что каждый,
Чтоб жизнь его была полна,
Из погребов получит дважды
По чаре доброго вина.
…………………………………………
 
 
Барон сидел и план за планом
Бросал, в раздумье погружен;
И вдруг послал за капелланом,
Простым решеньем поражен.
– «Садитесь, капеллан… Мы с вами
Поговорим наедине;
И это – строго между нами:
Беседа о моей жене.
Мы в полдень выступим сегодня.
Быть может, смерть, быть может, плен
Меня у Гроба ждут господня
При штурме неприступных стен;
Быть может, в битве невредимый,
Мечом вернув Кресту мечеть,
Я вновь увижу край родимый…
Как знать и все предусмотреть?
Не тайна, что многообразна
Для жен любви запретной власть,
Что часто жертвами соблазна
Они легко готовы пасть…
А мы, в рождении высоком,
Должны за долг и право счесть
Следить за ними зорким оком,
Оберегая нашу честь!
Стремясь возможную измену
Предотвратить на срок войны,
Я пояс верности надену
На стройный стан моей жены.
Но где найти мне урочный,
Того, кто не предаст врагу?
Кому доверю ключ замочный?
Кому поверить я могу?
Открытый нрав ваш, вашу службу
Я знаю с лучшей стороны;
Я верю вам и вашу дружбу
Ценить умею в дни войны!
Вы, капеллан, меня моложе,
Но вы – духовное лицо,
И в будущем, на то похоже,
Дадут вам шляпу и кольцо…
Отец, чтоб жене защиту
От тех мужчин и сплетниц-дам,
Какие входят в нашу свиту,
Я ключ свой оставляю – вам!
Но, если я паду со славой
И если в двухгодичный срок
Я не вернусь, – даю вам право
Моим ключом открыть замок…
Тогда свободу ей верните,
Чтоб жизни сладкий мед пчела,
Пока мечта еще в зените,
Собрать с цветов любви могла…
А мне тогда вы, рыцарь чести,
Должны сказать свое «прости!»
И за пропавшего без вести
Молитву Богу вознести.
Я все обдумал на досуге,
Все обсудил со всех сторон.
И я прошу вас об услуге…»
– «Все будет сделано, барон!..»
……………………………………..
 
 
Знамена веют. Ждут сигнала.
Полет медлительных минут:
Сверкают латы и забрала.
Нетерпеливо кони ржут…
Всеобщей радости чужая,
Лишь баронесса у окна,
На подвиг мужа провожая,
Стоить, печальна и бледна.
Труба походная пропела…
Барон дал знак. Его броня
Блеснула с поворотом тела,
И шпора тронула коня.
………………………………..
 
 
Уже закат каймою алой
На дальнем небе угасал,
Когда отряд толпой усталой
Располагался на привал.
С какой-то смутною тревогой
Барон сидел на старом пне
Следил за пыльною дорогой
И думал о минувшем дне.
Чу! Конский топот! Близь болота
Протяжно крикнул часовой:
На всем скаку у поворота,
Вдруг показался верховой…
Поводья сжав одной рукою
И гибкий хлыст в другой руке,
Он с непокрытой головою,
Пригнулся и припал к луке.
Короткий меч дамасской стали
Скользил и прыгал по бедру.
Да полы рясы трепетали,
Как птичьи крылья на ветру…
С дороги клубы серой пыли
Еще неслись, как ураган.
– «Отец мой! Вы ли это? Вы ли?
Но что случилось, капеллан?»
– «О, в замке все благополучно
И для тревоги нет причин!
При баронессе безотлучно
Я был до вечера один…
Потом я мчался всю дорогу,
Чтоб вас нагнать в пути, и вот, —
Я увидал вас, слава Богу!
Барон, вы дали ключ не тот…»
 

Тамплиер*

 
Я помню рыцарский завет: —
За честь и за святую веру!..
И свято выполню обет,
Как подобает Тамплиеру.
 
 
В бою пощады я не дам!
Я сарацина, как собаку,
Добью и к синим небесам
Пошлю победный клич: – «В атаку!»
 
 
Пусть знает каждый пилигрим,
Пусть знают все, что серп Ислама
В Святой Земле не страшен им,
Пока на страже Рыцарь Храма.
 
 
Пусть я лишусь руки в бою,
Пусть перебьют копьем другую,
Пусть меч пронзит мне грудь мою, —
Пока я жив, я атакую!
 

«Седое небо… Саваном тумана…»

 
Седое небо… Саваном тумана
Окутаны и берег, и залив.
Доносится железный скрежет крана…
И, в клубах дыма, плавно отвалив,
 
 
От пристани в туман молочно-белый
Ушел, как призрак, белый пароход;
И лишь сирены голос озверелый
Еще ревет в затишьи спящих вод.
 
 
Что ждет отплывших в дальнем Океане?
Не знаю их, но видел, как они
Исчезли там в сомкнувшемся тумане, —
И нить Судьбы связала наши дни…
 

«Все, что было, все, что есть…»

 
Все, что было, все, что есть,
Все, что будет, – все ничтожно;
Страсть любви, надежда, месть, —
Все так шатко, все так ложно!
 
 
Настоящее – вчера
Было тем, чем завтра станет,
И, как искры от костра,
Улетит и в воду канет.
 
 
Мы живем… Вокруг нас тьма…
Правда жизни так убога,
Что душа идет сама
Смерть вымаливать у Бога…
 
 
Смолкнет память навсегда,
Мысль, мелькнув на миг, потухнет,
И, как темная звезда,
Этот мир мой в бездну рухнет…
 

«Ты мне даришь обрывки счастья…»

 
Ты мне даришь обрывки счастья:
Улыбку… взгляд из-за цветов…
Но и за это вновь готов
К твоим ногам, как раб, упасть я!
 
 
В кругу твоих друзей вчера
Терзал мне сердце шепот тайный,
Что я здесь лишний и случайный…
И пытка длилась до утра.
 
 
Мой взор был ясен, голос звучен,
Была спокойна речь моя:
Никто из нас не знал, что я…
Что я почти на смерть замучен.
 

«Если снегом тебя занесло…»

 
Если снегом тебя занесло
В непроглядную темень в степи,
Или ветер, сорвавшись с цепи,
Из руки твоей вышиб весло,
 
 
А ладь, как песчинку в ковше,
Топит в море разгневанный вал, —
Есть надежда, что срок не настал,
Есть надежда на чудо в душе!
 
 
Если ж время пришло, и в груди,
Притаившись, тоска залегла, —
Пусть душа догорает дотла:
Невозможного чуда не жди…
 

«Там – юный смех и голоса…»

 
Там – юный смех и голоса,
А здесь, в моем миру отсталом,
Лишь мысль, как черная оса,
Мне мозг мой жалит жадным жалом…
 
 
Я слышу: «Жизнь твоя прошла,
И ты стоишь у самой двери
Туда, где нет добра и зла,
Надежд, религий и мистерий.
 
 
Взгляни на братьев и сестер:
Их, в свой черед измучат страхи,
Что жизнь дотлеет, как костер,
Замрет, как маятника взмахи…
 
 
На чьих-нибудь похоронах,
Идя неторопливым шагом.
Пойми, что тело – только прах,
И смерть сочти желанным благом!»
 

Пунцовая роза
(перевод с китайского: из книги «Нефритовая флейта», Франца Туссена)

 
С тяжелым сердцем воина жена
Сидит одна у своего окна
И украшает розой белоснежной
Подушки шелк искусно и прилежно.
И вдруг игла ей палец уколола…
Алея, кровь струится от укола
На белый шелк из раненой руки —
И покраснели розы лепестки…
 
 
А мысль о том, кого она любила,
Чья кровь теперь, быть может, обагрила
На поле бранном белый-белый снег…
Чу! Слышен топот… слышен конский бег…
Ее любимый? Он ли? Погляди!
Нет! Только сердце бьется так в груди…
И вышивает вкруг пунцовой розы
Она, склонясь, серебряные слезы.
 

«Если в счастьи счастья ложь»*

 
Если в счастьи счастья ложь,
И душа живет лишь снами. —
Не дразни и не тревожь
Сердца тщетными мечтами.
Разве счастья и удач
Стоить ждать в смертельном страхе
Если Время, как палач,
Рубит головы на плахе?
Если в смерти смерть мечтам
И о счастьи нет и речи, —
Ты отыщешь счастье там,
Где не ищешь этой встречи…
 

«От прежних дней остался пепел…»

 
От прежних дней остался пепел…
Давно прошла пора весны,
Пора любви, когда толпе пел
Поэт, еще влюбленный в сны.
 
 
Мы были юны… Мы мечтали,
И каждый был в душе поэт,
В ком струны жизни трепетали…
Теперь для нас, на склоне лет,
 
 
И радость та, и те печали —
Лишь аромат душистых смол,
Лишь вздох, донесшийся из дали,
Лишь эхо смолкнувших виол…
 

Узник

 
За крепкой дверью каземата,
За толщей каменной стены —
Размерно-гулкий шаг солдата,
А за решеткой – серп луны…
 
 
Здесь все, как в келье богомольца:
И хлеб мой, и вода в ведре,
И мысли, змей ползущих кольца,
И сон на каменном одре —
 
 
Пусть смерть зовет на поединок!
Еще под властью лунных чар,
Я знаю, павший духом инок,
Что жизнь и здесь – великий дар!
 
 
Пусть давит страшный гнет опеки,
Пусть где-то бодрствуют враги, —
Я жив!.. И, опуская веки,
Считаю гулкие шаги…
 

«В том, что счастья не было и нет…»

 
В том, что счастья не было и нет,
Кто же больше, как не ты, виновен, —
Ты, который плакал столько лет
И молил о нем в тиши часовен?
 
 
За мечтою, как дитя упрям,
Гнался ты по разным дальним странам,
Плавал долго по семи морям,
Поддавался без конца обманам.
 
 
Часто было: ветер уносил
Тщетный зов твой в шуме непогоды;
Звать напрасно не хватало сил;
Было страшно, что уходят годы…
 
 
Не зови, смирись и не грусти;
И не жди, чтоб кто-нибудь ответил.
Ты не встретил счастья на пути…
Может быть, прошел и не заметил.
 

«Сегодня я, еще живой…»

 
Сегодня я, еще живой,
Пришел на старое кладбище,
Мое грядущее жилище…
И, с непокрытой головой,
 
 
Иду, куда ведет тропинка…
В лучистом воздухе, спеша,
Пылинки реют… А душа —
Как золотистая пылинка.
 
 
Что в том и ей, что воздух синь?
Она от жизни отлетела,
И путь ее земного тела
Закончен набожным: – «Аминь!»
 

«Быть может, так предрешено Судьбою…»

Dum spiro,spero.

 
Быть может, так предрешено Судьбою,
Чтоб тень любви на сердце мне легла…
Что я люблю, что я живу тобою,
Не угадать, не знать ты не могла.
 
 
Ты принесла тревогу, трепет, смуту
В мой тихий мир, но я благодарю
И каждый миг, и каждую минуту
За то, что я тебя боготворю.
 
 
Я всей душой иду тебе навстречу…
Великая есть нежность в том, кто стар,
И нежностью я на призыв отвечу…
Придешь ли ты и примешь ли мой дар?
 

«Вечное время бежит и бежит все без устали…»

 
Вечное время бежит и бежит все без устали…
Юность пройдет и наступят годины борьбы.
Что ж суждено тебе? Страшное ложе Прокруста ли,
Ложе ль из роз, по капризу лукавой Судьбы?
 
 
Жизнь, лишь в начале на вешнюю радость похожая,
Душу позднее придавит, где нужно – согнет…
Если бы в жизни нам выдалась осень погожая!
Если б нам к осени сбросить наш тягостный гнет!
 
 
Только мечтателям ложе из роз обетовано,
Только в мечтах оно грезится жалкой толпе…
В жизни земной только с призрачным счастьем даровано
Встретиться нам где-нибудь на случайной тропе…
 

«Мы знаем смерть… О, мы так близко знаем…»

Car, helas, nous mourons trois fois…

J. Green

 
Мы знаем смерть… О, мы так близко знаем,
Как умирает в муках наша плоть!
Союз души и тела расколоть
Придет Судьба, чей суд непререкаем…
 
 
Но нам не раз, а трижды суждено
Уйти из мира, трижды умирая:
Свечу любви потушит смерть вторая
В живых сердцах, любивших нас давно;
 
 
И в третий раз за нами смерть победно
Придет туда, где в памяти людской
Нам дан последний ледяной покой…
И мы уйдем в минувшее бесследно…
 

«Я вам не мщу не потому, что мне…»

 
Я вам не мщу не потому, что мне
Так было б чувство сладкой мести чуждо:
Пусть Высший Суд накажет вас вдвойне
И «по делом воздастся коемуждо».
 
 
И, если бы когда-нибудь потом
Смутил вас страх неясный, но упорный —
Не пробуйте молитвой и постом
Заворожить поступок ваш позорный…
 
 
Вам не поможет ваша ворожба.
Пусть вам неведом темный час удара, —
Но ждет на страже зоркая Судьба,
И вас найдет заслуженная кара!
 

«Тревожный день… И с раннего утра…»

 
Тревожный день… И с раннего утра
В порту у нас среди судов, как мухи,
Военные сновали катера,
Готовились к чему-то крейсера,
А в городе ползли в народе слухи…
Уже давно, спасая беглецов,
По улицам неслись автомобили:
Богатые бежали из дворцов,
На произвол бросая дом отцов
И город свой, который так любили.
Но время шло… И паника росла,
И каждый жил надеждою слепою…
Бежали все: им не было числа!
Ударили в набат колокола,
И дикий страх владел теперь толпою.
……………………………………………….
 
 
Я не бежал: что будет, – суждено.
Я в этот день смотрел на мир спокойно:
Спасенья нет… Мне было все равно.
И я раскрыл широкое окно,
Чтоб встретить смерть бесстрашно и достойно.
Я сознавал, что я ничтожней тли,
Что в этот день, покинув мир, умру я,
Что все огонь сотрет с лица земли,
Что будет все развеяно в пыли,
Как мог бы дым развеять на ветру я…
Еще вчера душа была светла,
Еще вчера все было по-иному:
Казалось, мир был прочен, как скала;
Земная жизнь манила и звала
Отдаться вновь всему, всему земному…
А день бледнел… Угас пожар зари…
Динамо шли, но вдруг не стало тока,
И в сумерках потухли фонари…
Безлунна ночь. Впотьмах, как дикари,
Бежали все по прихоти потока.
Толпа не ждет! Заторы на мостах…
Там, в темноте, проклятья, давка, драка:
Бессильны власти на своих постах…
И крик один у многих на устах:
Сегодня в ночь – атомная атака!