Текст книги "Fata Morgana"

Автор книги: Дмитрий Магула

Три числа*

 
Есть три числа: в них тайный смысл заложен.
Их разгадать пытались искони;
Они – Судьбы дозорные огни,
И к небу путь при свете их возможен.
 
 
Их странный зов невнятен и тревожен:
Учись понять, что говорят они,
И мудрых книг страницы разверни,
Чтоб мудростью твой опыт был умножен.
 
 
Звезда Пяти в узоре пентаграмм,
И символ Трех, чье имя древний храм
Хранить в венце мистической Триады,
 
 
И Семь планет, и Семь цветных лучей, —
Зовут тебя: зажги елей лампады
И не жалей потраченных ночей.
 

«Бежит неудержимо время…»

Carpent tua poma nepotes

 
Бежит неудержимо время
И мимоходом в душу нам
Бросает творческое семя…
 
 
Иным, далеким временам,
Не нам дано увидеть всходы:
Кто будет помнить нас в те годы
По нашим мертвым именам.
 

«Вчера не ждали снегопада…»

 
Вчера не ждали снегопада,
А утром все белым-бело!
И у крылечка – баррикада,
И всю дорогу замело!
 
 
На солнце снег в парче алмазной,
И ветер радужную пыль
Метет, крутя вихреобразно…
А в памяти – живая быль:
 
 
Сияет зал… Навстречу свету,
В порыве пламенных надежд,
Кружатся пары по паркету,
И веет белый снег одежд…
 
 
И в вихре вальса мчусь в метель я!
Наряд твой – снежная парча,
Как льдинки, жемчуг ожерелья,
И ты – у моего плеча!
 

«В тот час, когда вся жизнь на переломе…»

Am andern Ufer – ein neuer Tag

 
В тот час, когда вся жизнь на переломе,
Настало время подвести итог,
Припомнить гнет сомнений и тревог,
Прислушаться к угрозе в дальнем громе…
 
 
Чем завершить минувшее могу?
Что ждет меня, когда достигну срока
И новый день, неведомый, с востока
Забрезжит ли на новом берегу?
 
 
И прозвучали в глубине сознанья,
Как бы в ответ, какие-то слова…
Они дошли, как шорох колдовства,
И потонули в тишине молчанья.
 

После битвы
(перевод с английского из Томаса Мура)

 
На стан победный пала тень.
И блещут молнии… В горах —
Те, кем проигран этот день:
Их горсть, но им неведом страх!
Надежда, вера – навсегда
В душе угасли… Кто б прочесть
В сердцах героев мог, когда
Остались им лишь жизнь и честь?
 
 
Настал конец! Их волю гнет
С лица земли готовь стереть…
Они ждут утра: луч блеснет
И даст им света – умереть…
Есть мир, где их свобода ждет,
Мир, не запятнанный ярмом,
И, если смерть в тот мир ведет,
Кто будет в этом жить рабом?
 

«Струны рукой я ударил… Они задрожали, забились…»

 
Струны рукой я ударил… Они задрожали, забились
И загудели… Сначала нестройно и буйно, а после
Тише и тише, и звуки, почти замирая, далеко
В тихую, тихую чудную песню слилися…
 
 
Сердце мое поразили рукою коварной… Сначала
Билось оно, трепетало, пылая и гневом, и мщеньем;
Но понемногу затихло, внимая чарующим звукам;
Тихому, чудному гимну прощенья внимая.
 

Вечность*

 
Поток огней над храмом Ра течет.
В безлунном небе звезды так красивы….
А с кровли нам чуть видны Нил и Фивы:
Со мной Учитель, старый звездочет.
Великий жрец, кому везде почет,
Он знает все: земных морей приливы,
Созвездий ход и числ язык правдивый,
И к Высшим Тайнам дух его влечет.
 
 
– «Взгляни, мой сын: твой душе нетленной
Дано гореть в святилище Вселенной
Из века в век… Чрез много тысяч лет
 
 
Ты вновь придешь к развалинам Карнака,
Где будет прежним мерный бег планет
В знакомом круге знаков Зодиака».
 

«Казалось в юности, что времени стрела…»

 
Казалось в юности, что времени стрела
В полете к вечности минует все границы…
Могли ль мы знать тогда, в преддверии темницы,
Как мало времени Судьба нам здесь дала.
 
 
Душа еще была по юному смела:
За счастьем призрачным стремясь от колыбели,
Мы не считали дней, понять мы не хотели,
Как мало времени Судьба нам здесь дала.
 
 
Все собирались жить… Но хлопоты, дела
Всегда мешали нам, сомкнувшись тесным кругом…
Так жить и не пришлось за вечным недосугом.
Как мало времени Судьба нам здесь дала!
 

Праматерь Ева

 
У четырех скрещенных рек,
В саду чудесном и богатом,
В раю меж Тигром и Евфратом,
Был создан первый человек.
Он был один… Казалось, тонут
За днями дни, как в смутном сне
В какой-то сказочной стране;
Но Бог его тоской был тронуть.
И создал женщину Творец,
Чтоб женский смех в пределах рая,
Впервые сердцем замирая,
Адам услышал, наконец…
Теперь цветы, узор расцветок,
Песок у голубой воды,
В листве румяные плоды,
И солнце днем в просветах веток,
И ночью звезды без числа,
И утром пенье птиц, и звери
Под сенью пальм и криптомерий,
Весь мир, еще не знавший зла, —
Все стало так чудесно ново!
Хотелось с новым новых встреч,
И было радостно облечь
Восторг свой в трепетное слово…
И люди, Ева и Адам,
Несли хвалу к престолу Божью,
А на пути к его подножью
Быль рай, как светлый, дивный храм.
Весь в настоящем, мир наружно
Воспринят был, как мир добра,
Где вновь сегодня, как вчера,
А снов о будущем не нужно…
И так скользила жизнь: тиха,
Блаженна и однообразна,
Пока никто не знал соблазна,
Пока никто знал греха.
Но, вот, как бы случайно, к Древу
Познания Добра и Зла
Судьба однажды привела
Скучавшую в тот полдень Еву…
Ей вдруг почудилось: змея,
Мелькнув, в ветвях прошелестела…
Блеснули в листьях кольца тела,
Блеснула кожи чешуя…
Чей шепот долетел оттуда?
Он был так призрачно-далек,
И соблазнял, и звал, и влек
К плодам, манившим тайной чуда.
Но Ева помнила запрет
Вкушать их… А плоды смущали…
И мыслям грешным не сама ли
Она шептала свой ответ?
– «Дерзни запрет нарушит строгий!
Дерзни!» – змеиный шепот был;
– «Познав все то, что Бог ваш скрыл,
Вы сами станете, как боги!»
Желтели спелые плоды…
Сорвать их было так несложно;
И, надкусив один, тревожно
Она ждала… Ждала беды.
………………………………..
 
 
А рай хранил свое обличье:
Простор небес был так же чист,
Был день безоблачно лучист,
И чаровало пенье птичье…
Благоухал все так же нард…
Но жуткий страх скривил ей губы,
Когда, рыча, оскалил зубы
Ее любимый леопард…
Тропинка становилась уже.
Ревел какой-то зверь лесной…
Так страшно стало быть одной,
И Ева вспомнила о муже.
Был в странной дымке небосвод.
Не понимая, что случилось,
Она бежала… Сердце билось…
И был в руке запретный плод.
Адам, не знавший искушений,
Еще беспечный, как дитя,
Вкусил и предрешил, шутя,
Судьбу грядущих поколений.
Кругом стемнело. Солнца лик
Закрыли грозовые тучи,
И Голос, грозный и могучий,
Был в гневе царственно велик.
Тогда, затрепетав от страха,
Пред Тем, чьей власти нет границ,
В смятеньи духа пали ниц
Адам и Ева, дети праха.
Но яркий свет рассек лучом
В зловещем небе туч покровы,
И пред четой предстал суровый
Архангел с огненным мечом.
С главой поникшей покидали
Ада и Ева Отчий Дом,
Гонимы страхом и стыдом
Туда, в неведомые дали,
Откуда был закрыт возврат
Для тех, кто помнил грех минувший
И меч Архангела блеснувший
В последний раз у райских врат.
…………………………………..
 
 
А нам с тобою, дорогая,
Что нам дало познанье Змея?
Ужель безрадостно текла
Людская жизнь с утратой рая?
О, нет! Была и радость… В ней —
И счастье, и тепло живое,
Каких не ведали те двое
В былом блаженстве райских дней!
Ты помнишь, что Адам-изгнанник
Лишь после, в тягостном плену,
Впервые полюбил жену,
Как человек, как муж-избранник;
И, если в нас течет их кровь,
Нас не прельстить их прежним раем!
Мы знаем лучшее: мы знаем
Земную, грешную любовь.
Пусть древний бог обрек нас гневу, —
Благословив Судьбу свою,
За грех, содеянный в раю,
Благословим Праматерь Еву!
 

Красота

 
Разве ты, слепец глухой,
Видел краски, свет и тени?
Слышал звуки песнопений?
Что зовешь ты Красотой?
 
 
Только чудо нас чарует,
Что творит наш слух иль взор.
Нужно чудо: до тех пор
Красоты не существует…
 
 
Неземную красоту
Излучают не соборы,
Это наши слух и взоры
Претворяют явь в мечту:
 
 
Там в цветные окна льется
Пылью радужною свет,
И душа на гимн в ответ
Светлым гимном отзовется
 

Глаза

 
Для вас, кто верит в силу колдовства,
Я долгое молчание нарушу:
Я уловил неслышные слова,
И тайна глаз мне заглянула в душу.
 
 
То было в парке, где цвела сирень…
Широкий склон к реке спускался круто.
Я был один. И в этот майский день,
Казалось, мир, прислушался к чему-то.
 
 
Навстречу солнцу с юга шла гроза,
А выше был лазурный свод небесный,
И в синем небе – черные глаза…
Чей это взор – живой, но бестелесный?
 
 
Лица не видел. Но, как луч, проник
До сердца мне тот взор необычайный!
За мной следил как будто чей-то лик,
Но он был скрыт, неведомый и тайный.
 
 
И я услышал женский голос… Нет!
Не голос – мысли, что струились внятно:
Они дошли, беззвучные, как свет,
До разума из дали необъятной…
 
 
Я был так юн… Еще не знал любви.
Но в этот день я полюбил впервые:
Горел огонь божественный в крови,
И наяву я видел сны живые!
 
 
А мысли шли: – «Мы встретимся с тобой
И никогда не будем одиноки…
Я знаю: так предрешено Судьбой!
И я пришла, предупреждая сроки,
 
 
Сказать тебе, что из страны в страну
Я за тобой пойду неутомимо,
Сказать тебе, что я не обману
И не пройду при встрече нашей мимо!»
 
 
– «Я буду ждать!» – я крикнул ей в ответ:
«Приди! Я жду! И свой обет исполни!»
Но в этот миг закрыли тучи свет,
И хлынул дождь при блеске ярких молний.
………………………………………………….
 
 
Я помню все… Была гроза… С тех пор
Промчались годы. Их прошло немало…
Но в памяти храню я вещий взор
И не забыл, как сердце трепетало!
 
 
Ее глаза я видел не в бреду!
Я верю им и ей на зов отвечу…
Она придет! И каждый день я жду,
Что я ее в толпе сегодня встречу…
 

У маяка

 
Под горой колыхался туман,
По горе загорелись огни,
А вдали предо мной – Океан,
А вдали – невозвратные дни…
 
 
Я в те дни был в далеких морях,
Где мой бриг шел на всех парусах…
Много видел я зорь в янтарях,
Много звезд на чужих небесах.
 
 
Были бури и дни непогод,
Было много подводных камней,
Где тонул не один мореход,
Не дойдя до родных пристаней…
 
 
Наш маяк высоко… С каланчи,
Вижу, красный и белый огни,
Чередуясь, мелькают в ночи,
Точно в жизни мелькавшие дни…
 

Пророчество (Суббота, 23-го мая, 1959 г.)

 
Огнями звезд усеян небосвод.
Земля летит в необозримом мире,
И через час наступит Новый Год…
А я – один в своей пустой квартире.
 
 
Приветствовать готовится январь
Вновь эту ночь в ее немом полете,
И на столе мой новый календарь
Уже лежит в зеленом переплете…
 
 
Мелькнула мысль: что, если загадать?
Я наугад свой календарь раскрою
И, может быть, охранную печать
Сорву с того, что решено Судьбою…
 
 
Пророчество укажет точно день.
Быть может, смерть отмстит за долголетье?
На белый лист мой палец бросил тень…
Там было: май, суббота, двадцать третье.
 

«Беззвучными аккордами полна…»

 
Беззвучными аккордами полна,
Какой-то музыкой нездешней
Душа ответствует, на плен обречена…
А сердце бьется все поспешней.
 
 
Душа дрожит, трепещет, как струна,
Томясь в оковах тесных тела…
Но ей привиделось, что улетит она
Навстречу счастью без предела!
 

«Сквозь тучи луч победный глянул…»

 
Беззвучными аккордами полна
И хлынул животворный свет;
Очнулся дух мой и воспрянул,
Смеясь и радуясь в ответ…
 
 
Хочу запомнить миг лучистый!
На сердце, память, сбереги
И мой порыв безгрешно-чистый,
И эти звонкие шаги:
 
 
Как будто я, смиренный инок,
Внимая ангельской трубе,
Иду в тени лесных тропинок
Навстречу солнечной Судьбе!
 

«Надежды все разбиты вдребезги…»

 
Надежды все разбиты вдребезги,
Все до конца рассудком взвешено,
Не видит взор в померкшем небе зги,
И сердце бьется, бьется бешено!..
 
 
В былые дни любовью пламенной
Все было ласково овеяно…
Теперь душа в темнице каменной,
И чувство светлое осмеяно.
 
 
Моей душе, печальной узнице,
Пути к спасенью не указано,
Но мысль, как молот в дымной кузнице,
Звенит о том, что мудро сказано:
 
 
Весь мир наш – только тень видения,
Хранимая на дне сознания,
А там – за таинством забвения —
Нет ни печалей, ни страдания…
 

Три плача

 
Как горько плакали мы в раннем детстве нашем:
Навзрыд из-за обид в какой-нибудь игре!
Но так легко забыть обиды детворе:
Мы нянчим кукол вновь и нашей шашкой машем…
 
 
Есть в мире плач иной, когда пришла гроза,
И умер человек так горячо любимый…
Ты можешь пережить удар неотклонимый, —
Его нельзя забыть! И слезы жгут глаза!..
 
 
И третий плач о том, что жизнь дала так мало,
Что в прошлом – ничего, что молодость ушла,
Что счастья не было, что жизнь сгорит дотла, —
То самый плач, когда и слез не стало.
 

«Остерегайся слов… Пусть нас чарует речь…»*

 
Мысль изреченная есть ложь…
 

Тютчев.

 
Остерегайся слов… Пусть нас чарует речь
В устах вождя, пророка и поэта;
Пусть мысль свою мудрец спешит в слова облечь,
Чтоб эта мысль не умерла для света, —
 
 
Но сердце ждет тепла… Немым очам дано
Его согреть; а речь – ненужный лепет.
У сердца – свои язык: без слов поймет оно
И трепетом откликнется на трепет.
 
 
Слова так вкрадчивы: на них сеть лжи печать;
Они придут, чтоб чувства затуманить.
Словами так легко встревожить, испугать…
Не надо слов: словами можно ранить.
 

Гранада[3]3
  Даты, позволяющие установить приблизительно эпоху описанной здесь обратной реинкарнации.


[Закрыть]

 
На праздник солнца в этот день погожий
Я был сегодня в мир широкий зван;
И надо мной, с драконом древним схожий,
Высоко в небе шел аэроплан…[4]4
  По признаку аэроплана, начало поэмы может быть отнесено к началу второй трети двадцатого века, когда полеты аэропланов стали обычным явлением; скажем, к 1937-му году.


[Закрыть]
Кругом тот мир, родной мне, где я дома,
Где это солнце радость в душу льет,
Где гордость сердцу потому знакома,
Что в небе реет дерзкий самолет!
И я смотрел, не опуская взора,
На вольных птиц, на этот полукруг
Синевших гор, где дальний гул мотора
То нарастал, то замирал…И вдруг —
 
 
Открылась дверь церковного притвора,
И я, пришелец, в глубь иных времен
Иду один под сводами собора,
Средневековьем вновь заворожен.
Да, предо мной собор моей Гранады,
Где каждый камень мне давно знакомь,
Где памятны тяжелые лампады
И стройных арок стрельчатый излом…
Я узнаю весь храм многоколонный!
В цветные стекла льется свет, и глаз
Чарует снова кроткий лик Мадонны,
Которой здесь молился я не раз…
А в Королевской мраморной Капелле,
Где погребен Католик-Ферлинад,
У их могил, ему и Изабелле[5]5
  Король Фердинанд Пятый (1452–1516) и Королева Изабелла (1451–1504), оба погребены в Королевской Капелле, примыкающий к собору Гранады, открытому для служб в 1561 г.


[Закрыть],
Кладу поклон я, как испанский гранд[6]6
  Титул испанского гранда утвержден королем Карлом Первым в 1520 г.


[Закрыть],
И ухожу… Под сводом внешних арок
В прохладный сумрак погружен портал;
Но дальше свет так нестерпимо ярок,
Что воздух весь от зноя трепетал!
И в этом блеске по ступеням храма
Ко мне идут – за ними я следил —
В мантилье белой молодая дама
И юноша во всем расцвете сил.
Но почему же с губ моих невольно
Ревнивый вздох сорвался? Почему,
Пусть на мгновенье, сердцу стало больно?
И в этот миг, что вспомнилось ему?
Где мы встречались, я и эти двое?
Их черная ко мне шагает тень,
А их одежды, в самом их покрое,
Так непривычны взору в этот день…
Кто эти двое? Зорко и пытливо
Со странным чувством я смотрю на них:
На девушку с осанкой горделивой
И на него… Кто он? Ее жених?
Они все ближе… Точно околдован,
Я не могу припомнить до конца,
Но сознаю, что я Судьбой с ним скован,
Что помню я черты ее лица!..
Замедлив шаг, с поклоном я учтиво
Даю дорогу девушке и жду;
А юноша проходит торопливо
И, тень свою отбросив, на ходу
Кладет ее у ног моих на плиты…
Она с моей сливается в одно,
И мысль мелькает: точно так же слиты,
И наши жизни – две в одно звено.
Я оглянулся… Он, я вижу, тоже
Мне бросил взгляд при входе в самый храм.
Его лицо так на мое похоже!
Блеснула мысль: но это я, я сам!
………………………………………
 
 
Не может быть! Мне снится! Что со мною?
Судьба, я знаю, позволяет нам
Пройти лишь раз дорогою земною
От прошлого к грядущим временам…
А я, живой, преодолев преграды,
Свой след вплетая в сеть минувших встреч,
У врат собора, здесь, в стенах Гранады,
Свой прежней путь как мог я пересечь?
Невольный страх… Но, если страх возможен
В моей груди, – я все еще живу!
Двоится жизнь, и разум мой встревожен:
Двойник и я, мы оба – наяву!
Я помню… да! Разгром постиг Армаду[7]7
  «Непобедимая Армада» была отправлена к берегам Англии королем Филиппом Вторым в 1588 году и была разгромлена британским флотом и бурями.


[Закрыть],
И, чудом спасшись с нашим кораблем,
Я возвратился, раненый, в Гранаду,
Обласканный за службу королем…
И, вот, я вновь с невестою моею —
Нас обручил старик Филипп Второй[8]8
  Король Филипп Второй родился в 1527 году и умер в 1598 году.


[Закрыть],
Но памяти поверить я не смею,
Не смею верить сказке колдовской!
Я – в двух веках! Сошлись чудесно вместе
С грядущими былые времена…
Сейчас я здесь… Я обручен невесте,
И доля счастья щедро нам дана…
И мне ли жить опять анахоретом?
Вернусь ли я в тот мир, совсем иной,
Покинув все, что дорого мне в этом,
Забыв все то, что было здесь со мной?
Кто даст ответ? Меж миром тем и этим
Прошли столетья: триста с лишним лет[9]9
  Относя время описываемой в поэме обратной реинкарнации, скажем, к 1589 году, т. е. за десять лет до смерти короля Филиппа, мы видим, что до 1937 года должно было пройти 348 лет, так что указание на это в поэме не противоречит сказанному.


[Закрыть]!
Мы, смертные, на это не ответим…
Прошли века? А если… если нет?
…………………………………….
 
 
Иду и знаю: вновь за темным бором
Сейчас увижу мост, а за мостом
Дорогу нашу, где – над косогором —
Стоить родной, такой знакомый, дом…
 

Отшельник

 
Донесу я святое знамя
До скалистых крутых вершин,
Чтоб мечты золотое пламя
Не потухло во мгле долин.
В это пламя я верить буду
И согреюсь его теплом,
Но и смерти благому чуду
Поклонюсь до земли челом.
Стану мудрым, подобно змею,
На любовь наложу табу
И по звездам ночным сумею
В небесах прочитать Судьбу.
А когда, одинок, я лягу
И в предсмертном своем бреду,
Припадая к святому стягу,
За мечтой золотой уйду, —
Будет ждать только чахлый ельник
Над заросшей давно тропой,
Что песок, где ходил отшельник,
Захрустит под его стопой.
 

Памяти Артура Шопенгауэра

 
Y no saber adonde vamos,
Ni de donde venimos.
 

R. Ruben Dario.

 
Мы брошены в мир иллюзорный,
Слепая нам воля дана,
И разум, ей рабски покорный,
И жизнь, как видения сна…
Судьба, чтобы сны были краше,
Дала нам в любви талисман:
И тело безумствует наше,
А душу чарует обман.
В любовном пожаре сгорая,
Наш разум доверчив и слеп;
В погоне за призраком рая,
Что ждет нас? Блаженство иль склеп?
Поверив душой вероломству,
Мы – только звено на пути,
И долг наш – от предков потомству
Преемственно жизнь донести…
Мы жаждою знанья томимы…
Нам горько, в бессильи своем,
Не ведать, откуда пришли мы,
Не ведать, куда мы идем!
 

Разрыв

 
В грозе и буре прозвучало
Неумолимое – «прощай!»
Мы у конца… Его начало
Короной гнева увенчай!
Мы много слов сказали оба;
Но только тихое – «прости!»
Не будет сказано… И злоба
Закроет к счастью все пути.
 

Бред

 
– Я бредил, доктор? Правда, что зарница
Сверкнула здесь, как молния в плену?..
Пустите, доктор! Я бегу к окну:
Смотрите, там уходят в вышину
В прозрачном небе призрачные лица!
 
 
Но чьи они? Тех, встречных на пути,
Чьи взоры в душу заронили смуту,
Скользнув по мне, как змейки искр по труту?
Тех, что сошлись со мною на минуту,
Пройдя в толпе живыми во плоти?
 
 
Да, это те, с кем в прошлом наяву
Я вместе шел дорогою земною…
Я знаю всех! Ведя стезей одною,
Судьба связала каждого со мною…
Их больше нет… А я? Еще живу?
 
 
Как много лиц! Я тщетно их считаю…
Они уйдут, как стая белых птиц;
Но я найду их за кольцом зарниц
И где-то там, у неземных границ,
Влечу, как свой, в их реющую стаю…
 

«Мир пред тобою поднимет забрало…»

 
Мир пред тобою поднимет забрало,
Если ты понял, что мир – это… ты:
Видишь, что к вечеру Время устало?
Слышишь, что жаждой томятся цветы?
 
 
Помни, что в нежности кроется жалость:
С чуткой заботой цветы напои!
Время, и то пожалей за усталость:
Время считает минуты твои…
 
 
Нежность вливает, врачуя печали,
В скорбную душу целебный елей…
Всех тех, что жаждут, томятся, устали,
Даже себя самого – пожалей!
 

Надежда

 
Мы не живем: надеемся и ждем,
Что жизнь придет… Кто научил невежду
Избрать себе, в безумии своем,
Подругою лукавую надежду?
 
 
Желанными посулами прельстив,
Она манит улыбкой лицемерной,
И вкрадчивый, влекущий шепот лжив…
О, горе тем, чье сердце легковерно!
 
 
Слепцы идут… Кровоточат ступни;
Спадают с плеч, в лохмотьях, их одежды…
Как горько знать, что золотые дни
Ты расточал за поцелуй надежды.
 

Ноктюрн

 
Вечерний ветер плачет в деревушке,
Осенний дождь стекает с ветхих крыш…
Нам холодно в нетопленной избушке,
Где целый день в углу скребется мышь.
Растопим печь! Принес сухих поленьев;
Развел огонь… Дрова горят… Тепло!
Свежеет память: цепью ржавых звеньев
Стучится время в мокрое стекло.
Еще кой-где, беспомощно и сине,
Приникло пламя, крадется, как тать,
И стелется по мертвой древесине,
Чтоб, ярко вспыхнув, вновь затрепетать.
– «Задумался? О чем же?» – прозвучали,
Нежданные, слова моей жены,
Как будто шли из заповедной дали,
Где наяву я видел чьи-то сны…
– «О чем?.. О том, что суждено Судьбою
Мне было в жизни путь твой пересечь,
Что я – твой муж, что дома мы с тобою,
Что для тебя топлю я нашу печь;
Что я сижу и думаю о многом,
Смотря в огонь из полутемноты;
Что в непогоду в домике убогом
Все как-то веришь в смутные мечты…
О чем еще? О том, что свет был шире,
Когда впервые древний человек
Бродил в суровом и враждебном мире
И жил в пещерах по теченью рек;
Что были с ним его жена и дети;
Что сызмала отважен и хитер,
Он на заре былых тысячелетий
Умел разжечь для женщины костер;
Что ночью часто вход в свою пещеру
Он караулил, прислонившись к пню,
И отгонял дубиною пантеру,
Вдогонку ей швыряя головню…
Еще о том, как, воротясь с охоты,
Он отдыхал у жаркого огня
И вспоминал домашние заботы
И мелочи пережитого дня;
Что вился дым над пламенем зубчатым,
Когда он думал о своих лесах,
О смертном бое с мамонтом косматым,
О вещих знаках в грозных небесах…
………………………………………….
 
 
У нас тепло… Мы дома, золотая!
По-прежнему скребется где-то мышь;
Вечерний ветер плачет, пролетая;
Осенний дождь струится с ветхих крыш»…
 

«Я шел к собору встретиться с тобой…»

Ultima, forsan…

Надпись на церковных часах

 
Я шел к собору встретиться с тобой,
Ускорив шаг при входе в сад соседний.
Где мы нежданно встретились намедни;
И, услыхав часов церковных бой.
Я знал, что ты выходишь от обедни…
Который час? Над стрелкой часовой
Блестел ответ: «Быть может, твой последний»…
 

«Так уезжают: в три ряда…»

 
Так уезжают: в три ряда
Толпа у поручней на деке…
Но об одном лишь человеке
Я думал, приходя сюда.
 
 
Ищу вдоль палубы глазами…
И, наконец, увидел: ты!
В твоих руках мои цветы;
Но сколько лиц чужих меж нами!
 
 
Там, за кормой, кипит вода,
И черный дым венчает трубы…
Ты – вся в слезах! Ты сжала губы…
Так уезжают навсегда.