Текст книги "Преступники и преступления с древности до наших дней. Гангстеры, разбойники, бандиты"

Автор книги: Дмитрий Мамичев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

Стеньки Разина работники

На Дону, как известно, обитало многочисленное казачество. Оно резко распадалось на «домовитых», настоящих казаков и «голутвенных», или «голытьбу». Последние представляли скопища всяких скитальцев и беглецов, искавших на «тихом» Дону вольного казацкого житья. Из них-то и составлялись шайки воровских казаков, ходивших на Волгу и другие торговые пути грабить купеческие караваны, «зипунов себе добывать», как выражались они. Для защиты от них приходилось посылать с купцами вооруженные отряды, для этой же цели служили построенные по Волге городки, т. е небольшие крепости, население которых в старину состояло преимущественно из служилого люда и которые впоследствии разрослись в настоящие города; таковы были Самара, Саратов, Черный Яр, Царицын.

Струги Разина на Волге

С конца XVI века, со времени закрепощения крестьян, число воровских казаков на Дону быстро растет; толпы беглого люда постоянно прибывают сюда. Усиление крепостничества в XVII веке, обременение крестьян всякими повинностями и поборами, притеснения воевод, неправосудие – все это усиливает побеги и деревенских крестьян, и посадских людей. Деревни, села и целые посады пустеют. Служилые люди жалуются на безлюдье в своих поместьях, не могут отбывать воинской повинности, вконец разоряются… Начинается со стороны правительства усиленная ловля беглецов: они не могут даже по степной окраине осесть, им постоянно приходится скрываться, жить «вне закона», переходить с места на место, пробавляться «воровским промыслом». Разбои страшно усиливаются. Правительство то и дело что посылало воинские отряды да сыщиков ловить этих «лихих людей». В самой Москве разбои, грабежи, убийства принимают ужасные размеры. Все это было следствием не одной только нравственной грубости, а также и крайней бедности и бесправия низшего, черного люда. Беглецы, ушедшие из государства, из-под закона, становились злейшими врагами их, тем более что должны были ожидать преследования от них.

Голытьба, собравшаяся в огромном числе по низовьям Дона, Волги и Яика (Урала), только и ждала себе смелого вождя, чтобы начать «лихие дела» в больших размерах. Такой вождь нашелся. Это был Стенька Разин.

Он был настоящим порождением буйной, разбойничьей вольницы. Силач, могучего сложения, с мрачным, грозным видом, Стенька невольно обращал на себя внимание каждого: в его правильном, но суровом лице и диком, проницательном взоре, в его решительных движениях, в голосе сразу чуялась железная, непреклонная воля. На толпу его вид и речь производили подавляющее впечатление: суеверный люд видел в нем какую-то темную, неотразимую силу, считал ею колдуном. В его душе гнездилась ненасытная жажда зла; кровожадный и жестокий, он тешился муками своих жертв, ему необходимы были необычай ные, сильные, страшные ощущения; сострадания он не знал… Необузданная воля не выносила ничего, что может сколько-нибудь сдерживать ее: совесть, честь, справедливость для него не существовали. Он всею силою своей души ненавидел все, что ограничивает и направляет деятельность человека: закон, государство, церковь; он был вполне представителем тех голутвенных казаков-разбойников, «удалых добрых молодцев», как называют они себя. В одной казацкой песне говорится:

У нас-то было, братцы, на тихом Дону, Породился удал добрый молодец. По имени Стенька Разин Тимофеевич; Во казачий круг Степанушка не хаживал, – он с нами, казаками, думу не думывал, – Ходил, гулял Степанушка во царев кабак, Он думал крепку думушку с голытьбою! Судари мои, братцы, голь кабацкая. Поедем мы, братцы, на сине море гулять; Разобьем, братцы, басурмански корабли – Возьмем мы казны, сколько надобно!

Стенька с домовитыми казаками сойтись не мог: они верно исполняли царскую службу и соблюдали законность. Атаман их Корнилий Яковлев в Черкесске, уважаемый ими, сдерживал их от каких бы то ни было незаконных действий; зато тут же нашлось немало голытьбы, готовой идти за дерзким вожаком на какое угодно предприятие. Набрав себе шайку отчаянных казаков, Разин задумал было погулять по Азовскому морю, «пошарпать» турецкие берега; но Яковлев не допустил этого.

Тогда на нескольких стругах (легкие суда) Разин поднялся вверх по Лону и переволокся на Волгу… Скоро здесь заговорили о лихих разбойниках. Ватага Стеньки была разделена на сотни и десятки и управлялась по казацкому обычаю, а сам Разин был атаманом. На берегу Волги они заложили стан и поджидали добычу, и недолго пришлось ждать. Шел по Волге полый караван судов с товаром, в сопровождении отряда стрельцов; но у Разина было уже с тысячу товарищей, готовых на все… Караван был остановлен, ограблен, хозяев Стенька приказал повесить на мачтах, других утопить, а простым стрельцам и рабочим он объявил:

– Вам всем воля; идите себе, куда знаете. Силою я не стану вас неволить быть у себя, а кто хочет идти со мной – будет вольный казак…

Работники и стрельцы пристали к Разину.

Затем он пробрался на Яик, где было много воровских казаков; смелым обманом он завладел здешним городком и засел в нем на зиму. Царские отряды, высланные против него из Астрахани, были разбиты.

Из Яика Разин отправился промышлять на море, пограбил персидские суда, приставал к персидским берегам, опустошал села и города. Нападали казаки по большей части невзначай, так что жители со страху разбегались и покидали свое достояние, а там, где можно было ожидать отпора, Стенька пускался на хитрости… Добычу казаки промыслили себе небывалую, многих захватили в плен, пленных персиян обменивали на христианских невольников и потом хвалились, будто сражались за свободу своих братьев по вере и племени.

Персидский шах выслал против Разина семьдесят боевых судов. Казаки вступили с ними в бой, потопили большую часть их, а некоторыми завладели. Эта победа доставила Стеньке Разину громкую славу в казацком мире.

Велика была добыча лихих удальцов, много награбили они золота, дорогих тканей и всякого узорочья, но хлеба было у них мало, пресной водой трудно было раздобыться, и болезни стали одолевать их. Пришлось подумать о возвращении домой: довольно себе добыл каждый добра, было чем похвалиться и на что весело пожить…

В конце лета 1669 года Разин вернулся в устье Волги, навстречу ему вышел на судах отряд царской рати, но не для битвы. Воевода велел объявить Разину, что государь простит ему лихие дела его и позволит ему вернуться на Дон, если казаки отдадут свои морские суда (струги), пушки, захваченные из царских городов и судов, отпустят служилых людей, приставших к ватаге их, и персидских пленных.

Разин согласился, приехал в Астрахань, принес повинную, но всех требований не исполнил: не выдал всех пленных и пушек. Воеводы не решились настаивать – они, как по всему видно, сами сильно уже побаивались дерзкого атамана. Силы у них было немного; стрельцы и черный народ сочувствовали разницам…

Казаки стали под Астраханью станом. Десять дней проели они тут; каждый день ходили по городу; сбывали за бесценок награбленное добро: шелк, бархат, золотые изделия и проч. Ловкие астраханские торгаши, русские, армяне и персы, в несколько дней обогатились… Сподвижники Разина щеголяли в богатых персидских нарядах: рядились в шелковые и бархатные одежды, драгоценные камни и жемчуг сияли на их шапках. Атаман от других отличался лишь своим повелительным видом. Разин внушал всем какой-то страх и подобострастие; пред ним не только снимали шапки, но кланялись ему в ноги и величали его «батюшка Степан Тимофеевич».

Расхаживая среди народа, Разин со всеми встречными приветливо разговаривал, оказывал нуждающимся помощь, щедро, полными горстями, сыпал серебро и золото… Понятно, какое обаяние производила его личность на темный народ. С жадным любопытством сбегались толпы поглазеть на казачьи суда, полюбоваться атаманским стругом «Соколом». как называет его народная песня (веревки на нем были шелковые, паруса – из дорогих персидских тканей…).

Невежественный народ мало задумывался над тем, что «работнички Стеньки Разина», как называли себя разбойники, промышляли себе богатство разбоем и душегубством. Они грабили и губили басурман да своих разбогатевших людей, а бедняков и простого народа не трогали, даже сулили им всякие блага, – этого было довольно для многих темных людей; вот чем надо объяснить, что в иных народных песнях воспевается не только удаль и сила воровских казаков, но даже величаются они «удалыми, добрыми молодцами» и сравниваются с прежними богатырями могучими… Этим же объясняется, почему и Стеньку величали «батюшкою».

Дикий разгул казацкий и зверская необузданная натура самого Стеньки Разина не знали удержу. Один иностранец-очевидец рассказывает о таком ужасном случае. Стенька с ватагой своей катался по широкому раздолью Волги на струге; вино хмельное, по обычаю, лилось рекой и туманило казацкие головы. Подле Стеньки сидела пленница – персидская княжна. Роскошный наряд, вышитый золотом и серебром, бриллианты и жемчуг увеличивали блеск ее замечательной красоты. Пленница эта сильно нравилась суровому атаману.

Вдруг он вскакивает с места и, обращаясь к Волге, говорит:

– Ах ты, Волга-матушка, река великая! Много ты дала мне и злата, и серебра, и всякого добра, славою и честью меня наделила, а я тебя еще ничем не поблагодарил! На ж тебе, возьми!

При этом Стенька схватил княжну одной рукой за горло, а другой за ноги и кинул в реку.

По народному поверью, после удачного плавания по морю или реке следовало бросить в воду что-либо ценное в знак благодарности. Поверье это возникло, конечно, из древнего языческого обычая приносить жертвы водным божествам… Стенька в зверском порыве принес человеческую жертву Волге-матушке.

Разин, несмотря на свое обещание оставить лихие дела, отправляясь на Дон со своей шайкой, продолжал по-прежнему буйствовать и чинить повсюду дикое самоуправство. Когда же от него потребовали, чтоб он вернул от себя приставших к нему нескольких стрельцов, он с гневом ответил:

– У нас, у вольных казаков, этого не водится, чтобы беглых выдавать. Кто к нам придет, тот волен. Мы никого не силуем, а хочет – путь уходит!

Когда Стенька прибыл в Царицын и толпа донских казаков явилась к нему жаловаться на притеснения и лихоимство воеводы – суровый атаман потребовал, чтобы все обиженные были удовлетворены, – воевода исполнил это требование.

– Смотри мне, – пригрозил ему Стенька, – если я услышу, что ты будешь притеснять казаков… я тебя живого не оставлю!..

Воеводе пришлось молча выслушать эту угрозу воровского атамана, который, очевидно, своим заступничеством хотел расположить к себе простой люд и казаков.

Перешли на Дон, Разин устроил на небольшом острове городок Кагальник (между станицами Кагальницкою и Ведерниковскою) – наподобие Запорожской Сечи, – велел обнести его земляным валом; казаки устроили себе здесь землянки.

Молва об удаче Разина, о его «казне несметной» широко разносилась по степной Украине. Со всех сторон сбегалась к нему голытьба: гулящие и лихие люди находили у него пристанище, даже с Украины, из Сечи, приходили к нему казаки. Домовитые, зажиточные казаки, понятно, чуждались голутвенных, воровских казаков; а Разин действовал совершенно иначе: он братался с ними, ловко выставлял на вид, что он заботится об их выгодах, держался с ними на равной, товарищеской ноге. Это, конечно, очень было по душе всяким беглецам, бежавшим от тяжкой нужды или от наказаний. Толпы всякого сброду собирались около него и готовы были идти за ним всюду, куда он их поведет. Зато домовитые донские казаки, бывшие под начальством Корнидия Яковлева, враждебно смотрели на Разина и его шайку, быстро растушую; но Стеньке бояться домовитых было нечего: у него силы было больше, чем у них. Простой народ видел в нем необыкновенного человека: ходила молва, что он – чародей; что его не берут ии вода, ни огонь; что он может заговаривать всякое оружие. «Ваши пушки, – говорит Стенька в одной песне, меня не возьмут, легки ружьеца не проймут». Не только народ, но и царские служилые люди признавали в нем какую-то чудодейственную силу; воеводы даже в своих донесениях царю писали об этом. По народным преданиям, нельзя было и поймать его: случалось, ловили его, но он тряхнет кандалами, и они летят у него с рук и ног; выстрелят в него из ружья – пуля отскакивает… Эти слухи, суровый, мрачный вид Стеньки, проницательный взгляд – все это усиливало его обаяние на простой народ, его товарищей…

Толпы всякой голи, собравшиеся в Кагальнике, только и ждали знака своего атамана, чтобы начать «свою работу», да и Разин уже скучал в бездействии. Он дал казацкое устройство свей ватаге и, прикидываясь верным слугою царя, на сходках постоянно кричал, что пора идти против бояр.

В мае 1670 года Стенька с воровской своей ватагой поднялся по Лону вверх, переволокся на Волгу.

Жители Царицына сдали ему город; воевода был утоплен мятежниками. В городе Разин ввел казацкий строй: разделил жителей на десятки и сотни, назначил атамана. Отсюда Стенька разослал по всему Поволжью своих посланцев подбивать народ и служилых людей к мятежу..

Под Черным Яром Разин встретил ратный отряд, плывший по Волге на стругах против него. Как только стрельцы увидали Стеньку, – закричали:

– Здравствуй, наш батюшка! Смиритель всех наших лиходеев!

Затем перевязали своих начальников и выдали их казакам.

– Будут ли в Астрахани драться против меня? – спрашивал Разин у них.

– В Астрахани – свои люди, – отвечали ему, – только ты придешь, тут же тебе город и сдадут…

В половине июня Разин расположил свое полчище станом под Астраханью. Воевода князь Прозоровский приготовился к обороне, осмотрел укрепления, распределил боевые силы… Митрополит совершил крестный ход по укреплениям и молебствия. Но угрюмые лица стрельцов не предвещали ничего доброго.

Вечером 21 июня раздался всполошный набат, зазвонили на астраханских башнях: казаки с лестницами шли на приступ. Воевода выехал со своего двора в панцире на боевом коне; ударили в тулунбасы (литавры), затрубили в трубы. Это был знак к сражению. Около воеводы собрались стрелецкие головы, дворяне. Он обратился к ратным людям с ободрительной речью. Ночная тень уже спускалась на землю… Казаки Разина делали вид, будто хотят ударить на главные городские ворота; сюда и сосредоточили свои силы осажденные, но в то же время с другой стороны разинцы лезли по лестницам на стену, а астраханцы-изменники подавали им руки, помогали взбираться… Воевода и опомниться не успел, как раздался за ним крик казаков, и толпы их с астраханскими союзниками с яростным воплем кинулись на служилых людей и стали избивать их; сам князь Прозоровский, раненный копьем, упал с коня. Верному слуге князя удалось снести раненого господина своего в собор. Здесь многие искали спасения; но разбойники не остановились и пред святынею храма; выломали дверь, бросились на беззащитных людей, били, вытаскивали их из церкви и вязали…

На следующее утро Стенька явился «суд править». Он начал с кн. Прозоровского, повел его на башню. Все видели, что атаман сказал князю что-то на ухо, но тот покачал отрицательно головой. Тогда Стенька столкнул его с высоты головою вниз… За гибелью воеводы последовала смерть других. Суд Разина был короток: он приказал всех побить. Стрельцы, казаки и чернь одних рубили мечами, других бердышами, иных били кольями… По выражению летописца, «кровь человеческая текла, яко река». Всех убитых насчитали четыреста сорок человек.

Затем Стенька велел вытащить из приказной палаты все дела и всенародно сжечь их на площади.

– Вот так, – хвалился он, – я сожгу все дела и наверху (т. е. в Москве)!

Три недели Стенька после того пробыл в Астрахани и предавался разгулу и пьянству; в угоду черни он обрекал на смерть всех, кто хоть чем-нибудь был неприятен ей, одних резали, других топили, третьих калечили, рубили ноги и руки…

В Астрахани Разин также установил казацкий строй: жители разделены были на тысячи, сотни и десятки, дела должны были решаться кругом, т. е. общей сходкой; для управления избирались атаманы, есаулы, сотники и десятники.

Оставив в Астрахани атаманом Ваську Уса. Разин с ватагой своей поплыл вверх по Волге на двухстах стругах: по берегу шла конница… Саратов сдался без обороны. Стенька велел утопить саратовского воеводу, перебить всех дворян и приказных людей, а в городе введено было казацкое управление, как в Астрахани Самара занята была после непродолжительной борьбы сторонников Разина в городе с противниками. И здесь воевода был утоплен, дворяне и приказные беспощадно истреблены и водворен казацкий строй.

В первых числах сентября Разин дошел уже до Симбирска. Чем дальше шел он, тем больше росли его силы к полчищу его присоединялись ратные люди попутных городов и шайки беглых холопов и воров, охочих, по казацкому выражению, «дуван дуванить» (добычу делить) с удачливым атаманом. Разин рассылал своих посланцев во все стороны по Московской земле возмущать народ. Особенно успешно действовали воровские посланцы в Приволжье, в нынешних губерниях Нижегородской, Тамбовской и Пензенской, проникали даже до Новгородской земли, до берегов Белого моря, пробирались и в самую Москву. В своих воззваниях Стенька извещал, что «идет уничтожить бояр, дворян и приказных людей»… Зная, как русский народ глубоко предан своему государю и как высоко чтит церковь, Разин заявлял, что он идет главным образом против бояр и приказных, даже распространял слух, что с ним – царевич Алексей (умерший в том году), бежавший будто бы от суровости отиа и злобы бояр, и патриарх Никон… Лля многих крестьян, обратившихся после Уложения совсем в подневольных людей и терпевших насилия и неправды, и для закабаленных холопов воровские воззвания Стеньки были сильной приманкой: «вольное казацкое житье», о котором давно уже шла молва и песни пелись, слишком уж было привлекательно для многих, и толпы народа шли к Разину… Посланцы его поднимали православных за низверженного патриарха, староверов возбуждали против новшеств, инородцев (мордву, черемису) – против русских, магометан вооружали на христиан и, наоборот, служилых людей – на начальников, холопов – на господ. Все было пушено в ход, лишь бы как-нибудь замутить Русскую землю… Недовольных было тогда очень много, и агенты Разина да «прелестные» письма его имели большой успех. Подымался всюду недовольный и невежественный люд в чаянии всяких благ и казацких вольностей… Стенька Разин искал помощи и на стороне, сносился даже с крымским ханом, пытался и его орды поднять на Москву, заводил переговоры и с Персией…

Полчище Разина 5 сентября явилось под Симбирском. Посадские жители и тут охотно впустили его; но взять самый город, иди кремль, оказалось очень трудно: он был хорошо укреплен, и воевода Иван Милославский решил защищаться до последней крайности. Около месяца простоял Разин под стенами города, с каждым днем силы его росли, к нему валом валили со всех сторон повстанцы, а все-таки взять город с бою ему не удавалось. Но и осажденным становилось уже не под силу держаться дольше. К счастью, на выручку им пришел князь Юрий Барятинский; он вел хотя небольшое, но правильно устроенное войско, были даже у него отряды, обученные на европейский лад, а противники представляли громадное, но нестройное полчище всякого сброду. Произошло несколько жарких схваток. Сам Стенька бился отчаянно; целый день длился бой, наконец, с наступлением ночи, Разин, обессиленный и израненный, отступил. Приступом взять город тоже не удалось, Разин понял, что дела его совсем плохи, и ночью тайком со своими донцами бежал, покинув толпы своих приверженцев на произвол судьбы… Утром, когда мятежники узнали о бегстве атамана и казаков, думали и они бежать вниз по Волге, но Барятинский напал на них; нестройное полчище было разбито, больше шестисот человек было захвачено и казнено; по берегу Волги на далекое протяжение были поставлены виселицы..

Жители окрестных сел и деревень, приставшие к Разину, стали являться к воеводе с повинной…

Победа Барятинского спасла государство от страшного потрясения. Уже со всех сторон направлялись к Разину толпы повстанцев. Мятеж грозил принять огромные размеры. На всем пространстве между Окою и Волгой к югу до Саратова и на запад до Рязани и Воронежа, по всей полосе земли, где ныне губернии Симбирская, Пензенская и Тамбовская, заколыхался темный люд. Крестьяне помещичьи, монастырские, дворцовые нападали на своих господ и начальных людей, беспощадно мучили их, избивали…

Мятежное волнение становилось все сильнее и сильнее, воровские письма Стеньки вводили темный люд в соблазн: многие воображали, что и в самом деле все заживут счастливо, если повсюду водворятся казацкие обычаи.

Поход Разина вверх по Волге получал значение дикой борьбы необузданной казацкой вольницы с установившимся на севере строем жизни.

Упорная защита Симбирска дала время правительству хотя сколько-нибудь собраться с силами для борьбы, а поражение, нанесенное Стеньке, и затем бегство были смертельным ударом делу его. Обаяние его, как чудодея, которого ни пуля, ни сабля не берет, с которым никто справиться не может, сразу исчезло; а предательское бегство совсем уронило его в глазах народа.

Шайки мятежников, поднятых Разиным, еще свирепствовали в разных местах, завладели монастырем Макария Желтоводского, попытались было осадить Нижний, но были рассеяны. Мятежники повсюду, где могли, подобно Разину, избивали воевод и приказных людей, жгли приказные бумаги и водворяли казацкие порядки. Но недолго продолжалось торжество повстанцев… Нестройные ватаги их не могли нигде устоять против ратных сил. Показачившиеся жители городов и поселяне каялись, являлись к воеводам с повинной, выдавали главных зачинщиков. Мало-помалу на севере восстание улеглось.

Когда Стенька бежал из-под Симбирска, уже его не впустили к себе ни самарцы, ни саратовцы. Пробыв несколько времени в Царицыне, он проехал на Дон, рассчитывая поднять донцов; но как он ни старался, все было напрасно. Тогда он водворился в Кагальнике и стал скликать к себе народ. Наконец, весною напали на него донские казаки (домовитые) и схватили его вместе с братом его Фролкою. Чтобы Стеньке не удалось бежать, его приковали цепями в церковном притворе в Черкесске, рассчитывали, что святыня храма уничтожит его чары. В конце апреля Корнилий Яковлев повез обоих преступников в Москву. Фролка сильно затосковал и винил брата в беде.

– Никакой беды нет, – шутил в ответ Стенька, – нас примут почестно: самые большие господа выйдут навстречу посмотреть на нас!

Толпы народа действительно вышли за город поглазеть на Разина, когда его везли в Москву. На большой телеге была поставлена виселица; к перекладине был привязан Стенька за шею; руки и ноги были прикреплены цепями к телеге. За нею должен был бежать Фролка, привязанный к краю ее цепью за шею.

Железная воля Стеньки, к несчастью направленная на зло, сказалась во всей своей поразительной силе во время жестоких пыток и казни. Чего только ни делали над ним: били нещадно кнутом, вздымали на дыбу, выворачивали руки, и никто не услышал от него ни одного стона, ни одного слова. Его положили на пылающие уголья, – он молчал.

Принялись за Фролку, тот завопил от боли.

– Экая ты баба! – сказал ему Стенька. – Вспомни наше прежнее житье: пожили мы на славу, повелевали тысячами людей; надо бодро стерпеть и несчастие. Разве это больно? Словно баба иглой уколола!

Стали Стеньке лить на обритую голову по капле холодную воду. Никто не мог стерпеть этого мучения; но Стенька и тут не проронил ни одного звука, ни одного вздоха.

6 июня 1670 года совершилась лютая казнь. Площадь полна была народу. Стеньку с братом вывели на Лобное место. Прочли приговор, где были подробно перечислены все вины осужденных. Стенька выслушал спокойно… Когда палач хотел его класть на плаху – он обратился к церкви, перекрестился, поклонился народу на все четыре стороны и сказал: «Простите!»

Его положили между двух досок. Палач сначала отрубил ему правую руку по локоть, потом левую ногу по колено, – он не показал ни малейшего знака страдания… Не вынес этого зрелища Фролка, упал духом при виде казни, какая и его должна была постигнуть.

– Я знаю слово и дело государево! – закричал он.

– Молчи, собака! – сказал ему Стенька. Это были его последние слова. Палач отрубил ему голову. Тело его рассекли на несколько кусков и воткнули на колья; воткнули и голову на кол… Смерть Фролки была отсрочена, он стал говорить о каком-то кладе, место которого он будто бы знает Хотя никакого клада не нашли, но Фролку не казнили, а оставили в вечном заключении…

Астрахань несколько времени оставалась еще в руках мятежников; атаманом был сначала Васька Ус. Митрополит астраханский Иосиф, несмотря на угрозы мятежников, изобличал их, уговаривая жителей отстать от них и принести повинную царю. Самоотверженный пастырь погиб мученической смертью: его сначала подвергли пыткам, жгли на огне, а затем сбросили с колокольни.

Скоро после этого пришло к Астрахани войско под начальством Милославского. Мятежники долго оборонялись; наконец, голод принудил их сдаться. 27-го ноября 1670 г. боярин торжественно вступил в город, поставил в соборе икону Богородицы на память «грядущим родам» о событии. Он никого не казнил, не произвел даже никакого сыска, так как обешал пощаду осажденным, если они сдадутся. Но летом на следующий год прибыл в Астрахань кн. Одоевский, посланный царем для сыска и расправы. Все главнейшие мятежники кончили жизнь на виселице; остальные разосланы по северным городам на службу. Немало пришлось потрудиться царским ратным людям, чтобы смирить всех восставших, очистить землю от разбойничьих шаек повстанцев, поднятых Разиным. Около ста тысяч народа погибло в эту пору!..

Надолго остался страшный Стенька в народной памяти. Жители Поволжья до сих пор еще помнят о нем, указывают холмы по Волге и называют один «Столом Стеньки Разина», – там когда-то, по преданию, удалой атаман пировал с товарищами: другой зовут «Тюрьмой Стеньки», – там он томил в подземельях господ, захваченных в плен; третий считают местом, где были погреба с несметным богатством Разина; оно и теперь там лежит, да никому не взять его – заклято! Много баснословных преданий можно до сих пор услышать от приволжских жителей о злой силе, о чародействе Стеньки. Говорится в этих преданиях и о том, как он и летал, и плавал на своей кошме самолетке-самоплавке (кошма – войлок), переносился с места на место: пограбит на Дону и полетит на Волгу, а потом обратно… Поймают его, закуют, а он только посмеивается, дотронется разрыв-травой до кандалов, они и рассыплются, возьмет уголек, нарисует на стенке лодку, сядет в нее, запоет: «Вниз по матушке-Волге», – глядь – уж и плывет по ней. Ничего ему и сделать нельзя, – известно – колдун! Столько тяжких грехов на душе его, что он жив до сих пор: сама смерть бежит от него; ни Волга-матушка, ни мать сыра-земля не принимают его. Одни говорят, что он вечно бродит по горам и лесам и помогает лихим людям; другие рассказывают, что он сидит где-то в горе и мучится…

Родная старина. – М.: Современник, 1993