Текст книги "Преступники и преступления с древности до наших дней. Гангстеры, разбойники, бандиты"

Автор книги: Дмитрий Мамичев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)

Новгородская вольница

Под 1366 годом летописец упоминает о ссоре Новгорода с великим князем Дмитрием Донским. Причиною этой ссоры были разбои новгородской вольницы. Еще в 1360 году, в княжение Димитрия Константиновича, новгородская вольница взяла город Жукотин на реке Каме, перебила там множество татар и разграбила их богатства. Жукотинские князья жаловались хану, и тот велел русским князьям переловить разбойников и прислать к нему в Орду, что и было исполнено тремя князьями – суздальским, нижегородским и ростовским, которые нарочно для того съезжались в Кострому. Под 1363 годом Новгородский летописец говорит, что приехали с Югры дети боярские и молодые люди с воеводами – Александром Абакуновичем и Степаном Ляпою: воевали они по реке иби до моря, а другая половина рати воевала в верховье Оби; двиняне стали против них полком, но были разбиты. В 1366 году пошли опять из Новгорода молодые люди на Волгу без новгородского слова с тремя воеводами: Осипом Варфоломеевичем, Василием Федоровичем, Александром Абакуновичем, много бусурман побили под Нижним и в том же году возвратились поздорову. Но великий князь разорвал за это мир с новгородцами, велел сказать им: «Зачем вы ходили на Волгу и гостей моих пограбили?» Новгордцы отвечали: «Ходили люди молодые на Волгу без нашего слова, но твоих гостей не грабили, били только бусурман: и ты нелюбье отложи от нас». В Вологде слуги московского князя задержали новгородца Василия Даниловича Машкова с сыном и Прокопья Киева, шедших с Двины; но рати не было – новгородцы отправили послов к Димитрию и заключили мир, вследствие чего великий князь прислал своего наместника в Новгород.

Между тем разбои новгородской вольницы не прекращались: в 1369 году осенью шло Волгою 10 ушкуев (разбойничьих судов), а иные шли Камою, и били их под Болгарами;[25]25
  Болгары – татарский город, остатки его находятся у современного с. Болгары Куйбышевского р-на Татарии.


[Закрыть] в следующем году дважды ходили новгородцы Волгою и много зла наделали. В 1371 году ушкуйники разграбили Ярославль и Кострому. В 1374 году разбойники в 90 ушкуях пограбили Вятку; потом взяли Болгары и хотели зажечь город, но жители откупились 300 рублей, после чего разбойники разделились: 50 ушкуев пошли вниз по Волге, к Сараю,[26]26
  Сараи – столица Золотой Орлы, находился на Нижней Волге


[Закрыть] а 40 – вверх, дошли до Обухова, опустошили все Засурье и Маркваш, высадились на левый берег Волги, истребили суда свои, отправились к Вятке на лошадях и дорогою разорили много сел по берегам Ветлуги. В 1375 году, в то время, когда великий князь Димитрий стоял под Тверью, новгородские разбойники на 70 ушкуях под начальством Прокопа и какого-то смольнянина явились под Костромою, тамошний воевода Плешеев вышел к ним навстречу с 5000 рати, тогда как разбойников было только 1500 человек, но Прокоп разделил свой отряд на две части: с одною вступил в битву с костромичами, а другую отправил тайком в лес, в засаду. Удар этой засады в тыл Плещееву решил дело в пользу разбойников, которые взошли в беззащитный город и жили здесь лелую неделю грабя дома и забирая в плен жителей; они забрали с собою только то, чтобы было подороже и полегче, остальное побросали в Волгу или пожгли, пленников взяли на суда и поплыли дальше вниз. Ограбивши и зажегши Нижний Новгород, они повернули в Каму, и, помедливши здесь некоторое время, вошли в Волгу, в городе Болгарах продали бусурманам жен и девиц, плененных в Костроме и Нижнем, и поплыли в насадах по Волге вниз, к Сараю, грабя гостей христианских, а бусурман побивая; они доплыли таким образом до самой Астрахани, но князь астраханский перебил их всех обманом. Будучи занят отношениями ордынскими, великий князь Димитрий не мог обратить большого внимания на подвиги волжан, как называли ратников Прокопа: но, окончивши дела рязанские, покойный со стороны хана Токтамыша[27]27
  Токтамыш – хан Золотой Орлы, в 1382 г. разорил г. Москву


[Закрыть] и для сохранения этого спокойствия имея нужду в деньгах, Димитрий решился разделаться и с новгородцами. В 1385 году приезжали от него в Новгород бояре брать черный бор по тамошним волостям, причем дело не обошлось без ссоры; новгородские бояре ездили на Городище тягаться с московскими боярами об обидах, причем дворня главного московского боярина, Федора Свибла, побежала прямо с Городища в Москву, не удовлетворивши новгородцев за обиды; впрочем, другие низовцы (москвичи) остались в городе добирать черный бор; а в следующем году отправился к Новгороду сам великий князь с войском, собранным из 29 волостей, в числе которых упоминается Бежеиская и Новоторжская; причиною похода были выставлены разбои волжан, взятие ими Костромы и Нижнего и еще то, что новгородцы не платили княжеских пошлин. Новгородцы отправили на встречу к великому князю послов с челобитьем о мире, но Димитрий отпустил их без мира и остановился в 15 верстах от Новгорода. Сюда приехал к нему владыка Алексей и сказал: «Господин князь великий! Я благословляю тебя, а Великий Новгород весь челом бьет, чтобы ты заключил мир, а кровопролития бы не было, за виноватых же людей Великий Новгород доканчивает и челом бьет тебе 8000 рублей». Но великий князь, сильно сердясь на Новгород, не послушал и владыки; тот поехал назад без мира, пославши наперед себя сказать новгородцам: «Великий князь мира не дал, хочет идти к Новгороду, берегитесь». Тогда новгородцы поставили острог и пожгли около города 24 монастыря великих и всякое строение вне города за рвом: много было убытку новгородцам и монашескому чину, говорит летописец; кроме того, великокняжеские ратники много волостей повоевали, у купцов много товару пограбили, много мужчин, женщин и детей отослали в Москву; новоторжцы, большие люди, вбежали в Новгород, и из иных волостей много народу побежало туда же. Наконец, новгородцы отправили третье посольство к великому князю: послали архимандрита Давыда, семь священников и пять человек житых, с конца по человеку, которым и удалось уговорить Димитрия к миру по старине: новгородцы взяли с полатей у св. Софии 3000 рублей и послали к великому князю с двумя посадниками, остальные же 5000 рублей обещали взять на заволоцких жителях, потому что они также грабили по Волге.

Н.М.Карамзин. История государства Российского. Кн.2. – Ростов-на-Дону: Феникс, 1994

Рыцари грабители

Рыцарские замки не всегда служили охраной для барона и окрестного населения: иногда они превращались, наоборот, в разбойничьи гнезда, в опорный пункт для систематического грабежа соседей и проезжающих. Немецкий рыцарь-поэт Ульрих фон Лихтейнштейн рассказывает, например, следующий эпизод. 26 августа 1248 г. его посетили в замке Фрауенбурге два друга – Пильгерин из Каса и Вейнольт. Ульрих только что принял ванну и лег было отдыхать, когда они явились. Он наскоро оделся, принял гостей и предложил им поесть, после еды они уговаривают Ульриха вместе направиться на соколиную охоту; но пока его люди были заняты сбором собак и соколов, гости мигнули своим оруженосцам, обнажили мечи, напали на хозяина, перевязали ему у горла шубу и потащили в его же собственную башню Слуги рыцарей-грабителей изгоняют челядь Ульриха из замка; даже супруга Лихтенштейна лишается крова, а ее драгоценности подвергаются разграблению; только одного сына грабители удерживают в залог. В этот же день на выручку поэта поспешили друзья. Но Пильгерин вывел тогда Ульриха на балкон с петлей на шее и пригрозил тотчас же сбросить его с балкона, если он сам не удалит друзей. На следующий день грабитель потребовал с хозяина выкуп, а до поры до времени наложил на пленника тяжелые цепи. Год и три недели Ульрих оставался взаперти и только в сентябре 1249 г. был, наконец, освобожден по ходатайству графа Мейтарта фон Горц. Но двух сыновей и двух знатных мальчиков ему пришлось оставить в залог, пока он не выкупил сполна и их и замок. Императору Рудольфу Габсбургскому[28]28
  Рудольф I – император Священной Ри>:кои империи германской нации 1273–1291 г.


[Закрыть] принадлежит честь уничтожения в Германии большого числа разбойничьих гнезд таких рыцарей-грабителей.

… Хроникер XIVb. Фруассар, в хрониках, посвященных преимущественно истории Столетней войны,[29]29
  Столетняя война – война между Францией и Англией 1328–1453 года


[Закрыть] прославлял современное ему французское и английское рыцарство. Во время своего путешествия на юг (Франции) в Беари к графу Гастону де Фуа Фруассар недалеко от Анжера встречается с рыцарем Гильомом д'Ансени. Чтобы спокойнее разговаривать, они едут вместе шагом от Мулиэри до Рильи и, наконец, останавливаются для отдыха перед открытой луговиной. «Видите вы там эту башню? – говорит рыцарь историку, – это замок Рильи, который англичане и гасконцы укрепили однажды, чтобы отягощать грабежами всю область Луары. Видите вы также вон эту маленькую речку и лес, который отеняет ее? Мы перешли ее вброд, притаились под этими ветвистыми деревьями, чтобы перехватить их в один прекрасный день, когда они должны были ехать к Сомюру. На этой самой лужайке, где пасутся наши лошади и где мы с таким удовольствием спокойно беседуем теперь на свободе, напали мы тогда на грабителей. Их было 900 человек, у нас насчитывалось до 500 копий. Мессир Жан де Бейль развернул свое знамя, под которым в этот день угодно было сражаться и Бертрану дю Геклену, наряду с Морисом де Трезгири, Жоффруа де Кермель и другими рыцарями брионскими, которые шли всюду за его шпорами. Схватка была кровавая и жестокая, но три сотни наших врагов остались распростертыми вот на этом самом месте, где мы разговариваем. С тех пор не было больше в этой стране ни англичан ни гасконцев».

Виноградов и др. История средних веков. – М.: Изд-во «Товарищество И.Д.Сытина», 1915

Робин Гуд

Легенда о Робин Гуде, первоначально существовавшая в устной традиции, была записана в XIV в. (Песнь о Робин Гуде). Предание донесло до нас историю Робина в виде баллад. По легенде, один из товарищей Робина менестрель Алла-а-Дэйл воспевал его подвиги. В балладах повествуется о Робине и его заклятом враге Ги де Гисборне, шерифе Ноттингема, верном псе Иоанна Безземельного. Иоанн похитил самую прекрасную из воспитанниц «доброго короля» Ричарда леди Марианну и коварно завладел короной Англии пока Ричарда, отправившегося в крестовый поход, держал пленником правитель Австрии. Сам Робин явно вышел из низов, но предание сделало из него впоследствии дворянина, восставшего против короля-самозванца. Эта версия возобладала из-за любви Робина и Марианны, так как девица благородного происхождения не могла, не вызвав скандала, полюбить йомена – человека свободного, но не дворянина. В конце жизни смертельно раненый в бою Робин пустит последнюю стрелу из окна башни, в которой он укрывался, и просит своего товарища Малютку Джона похоронить его рядом с леди Марианной там, где упала стрела.

Робин де Локсли сочетает в себе черты разбойника и рыцаря: он ни во что не ставит солдат принца Иоанна, захватившего трон «доброго короля» Ричарда. Два его заклятых врага – шериф Ноттингема, наместник принца, и приор бенедиктинского аббатства св. Марии, самого богатого в Йоркшире – Робин как бы выступает от имени крестьян и крепостных, которых нешадно эксплуатируют и церковники, и Хоряне, саксонские и норманские. При этом не случайно сам Робин – сакс. Как таковой, он является одной из главных фигур среди английских патриотов, вызывавших враждебность норманов, которых привел из Франции Вильгельм Завоеватель,[30]30
  Вильгельм Завоеватель – герцог Нормандии, завоевавший Англию в 1066 г.


[Закрыть] разбивший сакса Гарольда в битве у Гастингса в 1066 году.

Миф о Робине покоится во многом на представлении – чрезвычайно живучем в средние века – о короле, как покровителе простого люда. То, что мы узнаем о короле Ричарде, за отвагу в бою прозванном Ричардом Львиное Сердце, никак с этим не вяжется. Он был известен своей жестокостью но время крестовых походов, в частности при осаде Сен-Жан д'Акра в Палестине, когда он приказал вспороть животы нескольким тысячам пленников, чтобы отыскать у них во внутренностях драгоценности, которые несчастные могли проглотить в надежде сохранить их на будущее.

От континента к континенту. – М.: Терра, 1995

КАВАЛЕРЫ НОЖА И ТОПОРА

Казаки-разбойники

Такого плачевного положения, в каком застал Русскую землю юный царь Михаил, вступая на престол в 1613 г., не терпела она со времен первых татарских погромов. Враги беспощадно терзали ее и по окраинам, и внутри.

Внутри государства повсюду рыскали шайки лихих людей, разбойников, казаков, которые грабили все, что попадалось им под руку, выжигали деревни, беспощадно мучили, увечили и убивали жителей, вымогая от них последние крохи уцелевшего достояния. На местах прежних поселков встречались только пепелища; множество городов было выжжено дотла; Москва лежала в развалинах. Бесчисленные шайки разбойников были настоящей язвой Русской земли: не только сельчан, но и горожан держали они в постоянной тревоге, в томительном страхе… Промыслы и торговля совсем упали. Крестьяне во многих местах не могли даже собрать хлеба с полей и умирали с голоду. Крайняя, безысходная нищета давила народ. Одни теряли всякую бодрость, опускались, обращались в бродяг, нищих, ходили побираться по миру; другие начинали промышлять воровством, лихим делом, приставали к разбойничьим шайкам… Служилые люди и бояре тоже совсем обнищали. Обеднели они и духом. В Смутное время, при вечной тревоге, шаткости, насилиях, беззаконии и смене правительств, люди все больше и больше теряли чувства справедливости и чести, привыкали заботиться только о самих себе, мельчали духом, «измалодушествовались», как метко выразилась инокиня Марфа.[31]31
  Инокиня Марфа – мать царя Михаила Федоровича Романова Ксения Ивановна Романова (урожл Шестова).


[Закрыть] Трудно было правительству найти хороших, честных помощников: должностные лица бессовестно пользовались своею властью, теснили подчиненных, вымогали подачки, высасывали последние соки из народа.

Больших усилий стоила борьба с воровскими шайками, терзавшими повсюду Русскую землю; почти ни одной области не было, которая не страдала бы от них. Таких мук, какие терпела тогда Русская земля, по словам летописца, не бывало и в древние времена. Беспрерывно шли от воевод ужасные вести в Москву. «Крестьян жженых видели мы, – доносили из одного места. – больше семидесяти человек да мертвых больше сорока мужиков и женок, которые померли от мученья и пыток, кроме замерзших…» «Пришли к нам в уезд воры-казаки, – писал из другого места воевода к царю, – православных христиан побивают и жгут, разными муками мучают, денежных доходов и хлебных запасов собирать не дают…»

Сам царь со слов воевод жалуется, что «собранную денежную казну в Москву от воровства их (разбойников) провезти нельзя».

Действия этих воровских шаек доходили часто до возмутительного зверства. Одичалые и освирепевшие среди постоянных разбоев и душегубства злодеи нередко тешились мучением своих жертв: у иных из разбойников было обычною забавою набивать людям рот, уши, нос порохом и зажигать…

Разбойничьи шайки были часто очень многочисленны; так, например, ватага, что разбойничала на севере около Архангельска и Холмогор, была до 7000 человек. Воеводы из этих мест доносили царю, что во всем краю, по реке Онеге и Ваге, церкви Божий поруганы, скот выбит, деревни выжжены; на Онеге насчитали 2325 трупов замученных людей, и некому было похоронить их; множество было изуродованных; многие жители разбежались по лесам и перемерзли… С такими громадными разбойничьими шайками правительству приходилось вести настоящую войну, и притом очень трудную: разбойники, конечно, избегали настоящего боя и встречи с воинскими отрядами; нападали невзначай: пограбят, пожгут, перебьют народ в одном селе и исчезнут; явятся ратные люди на место погрома – а злодеи свирепствуют уже за десятки верст от них; ратные люди спешат туда – а там только избы догорают да валяются трупы перебитых людей, а те, которые спаслись, со страху разбежались, по лесам прячутся, и спросить не у кого, в какую сторону пошли злодеи, сиди да жди новых вестей. Нелегко было осилить бесчисленные бродячие воровские шайки; но еше труднее было изловить их на широком просторе Русской земли, в ее дремучих лесах. В это же время в Вологде свирепствовал сибирский царевич Араслан – грабил жителей, мучил их и беспощадно вешал; в Казанском крае поднялись черемисы и татары, переняли дорогу меж Нижним и Казанью, захватывали людей в плен…

В сентябре 1614 года на земском сборе обсуждали, как прекратить все эти беды. Попробовали действовать уговором – обещали прошение и даже царское жалованье тем, которые отстанут от воров и пойдут на царскую службу против шведов, а крепостным людям, если они раскаются, обещана свобода. Немногие поддавались обещаниям и шли на службу, да и то иные только по виду каялись, а потом при случае снова начинали воровать. Тогда царь приказал боярину Лыкову «промышлять над казаками» ратной силой. Лыкову удалось во многих местах разбить их шайки.

Огромное скопише воровских казаков двинулось под предводительством атамана Баловня к Москве; они выставляли на вид, что идут бить челом царю и хотят служить ему, но умысел был у них другой: они задумали, как видно, произвести большой грабеж под самой столицей, где было тогда мало ратной силы. Когда начали им делать перепись, а к Москве подошла рать и стала близ воровского скопиша, оно обратилось в бегство. Воеводы Лыков и Измайлов преследовали воров, несколько раз побивали, наконец в Малоярославском уезде на реке Луже настигли главную толпу и окончательно разбили ее: многих убили, а 3256 человек, которые умоляли о помиловании, привели в Москву. Всех их простили и послали на службу, только Баловня повесили. Таким образом кое-как управились с большими скопищами разбойников; но все-таки государство долго не могло успокоиться, и беспрестанно слышались с разных концов его жалобы на грабежи и воровство…

Кроме татар, черемисов и разбойничьих казацких шаек, приходилось в это время справляться с летучими отрядами Лисовского. Этот смелый наездник начал свои набеги на русские области, как известно, при втором самозванце. Он набрал себе ватагу лихих головорезов, более всего из польских и литовских шляхтичей, и скоро прославился своими смелыми наездами. Его конные отряды, быстро переносясь с места на место, наводили ужас на всю область, где появлялись. Угнаться за лисовчиками, как звали их, не было возможности: они делали в день переходы в сто и более верст, коней не жалели, усталых и заморенных кидали на пути, хватали по встречным деревням и усадьбам свежих и неслись дальше, оставляя на пути лишь пепелища ограбленных и выжженных деревень и городов; бесчеловечной жестокости творили они не меньше, чем воровские шайки. Знаменитый Пожарский, которого отрядили против Лисовского, гонялся за ним сначала в северской земле долго и безуспешно, наконец встретился с ним под Орлом; но решительной битвы тут не произошло; Лисовский отступил под Кромы, Пожарский за ним; Лисовский – к Волхову, потом – к Белеву, к Лихвину, с необычайной быстротой переносился от города к городу, нападая невзначай, истребляя все на пути. Пожарский, утомившись беспрерывной погоней и тревогой, заболел в Калуге. Пользуясь этим. Лисовский пронесся по русским областям на север, прорвался между Ярославлем и Костромою, стал громить окрестности Суздаля, натворил бед в Рязанской области, прошел между Тулой и Серпуховом. Тщетно гонялись за ним царские воеводы: только под Алексином встретило его царское войско, но большого вреда ему не причинило.

Много бед еще натворил бы Лисовский Русской земле; но в следующем году он нечаянно упал с коня и лишился жизни. Хотя «'лисовчики» продолжали свои набеги, но таких изумительных по смелости и губительных налетов, как при Лисовском, уже не было. Не меньше беды Русской земле причиняли днепровские казаки, черкасы, как их называли в Москве: они тоже отдельными ватагами заезжали даже на дальний север и разбойничали не хуже «лисовчиков» и других воровских шаек.

Родная старина. – М.: Современник,1993

Солдаты Тридцатилетней войны[32]32
  Тридцатилетняя война – 1618–1648 г. война за гегемонию в Европе и обладание бассейном Балтийского моря.


[Закрыть]

Войско того времени состоит из наемников, получающих скудное жалование, которое выплачивается им нерегулярно. Они пробавляются тем, что грабят деревни. Осада города – дело долгое. В то время как войска идут на приступ, арьергард рассеивается по деревням. Солдаты играют в карты и кости, пьянствуют и занимаются грабежом. Они живут тем, что удается награбить, и доводят деревни до полного разорения, сея смерть на своем пути.

Гриммельсхаузен, родившийся около 1622 года в Германии, провел все свое детство в краях, опустошенных Тридцатилетней войной. Его автобиографический роман «Жизнь искателя приключений Симплиииуса Симплициссимуса» свидетельствует о жестоких солдатских обычаях:

«Когда эти господа входили в комнаты, прокуренные моим отцом, их первой задачей было разместить лошадей; потом каждый приступал к достижению своей цели, которая, казалось, заключалась в том, чтобы все сокрушить и все разорить. В то время как одни резали скот, чтобы сварить или пожарить мясо, другие переворачивали дом вверх дном. Иные связывали тюки из белья, одежды, домашней утвари, словно собирались открыть торговлю подержанными вещами; то, что они считали не заслуживающим внимания, рвали в клочья… Для развлечений они загоняли пистолетом камешки в огонь,

Солдаты Тридатилетней войны

а вынимать их заставляли крестьян голыми руками, и мучили этих горемык, будто речь шла о сожжении колдунов. К тому же, солдаты уже бросили в печь одного из арестованных крестьян и старались ее разжечь, хотя он еще ни в чем не сознался…» Все эти солдаты были наемниками, которые растранжирили свое жалованье и грабили как вражеские территории, так и те места, где их размещали на постой.

Торжествующая монархия. – М.: Терра, 1995

Наемники грабили не только деревни.

Вот как Фридрих Шиллер в своей «Истории Тридцатилетней войны» описывает взятие г. Магдебурга войсками Габсбургов[33]33
  Габсбурги – династия германских королей и императоров Священной Римской империи, австрийских государей.


[Закрыть] и католической лиги.

«Теперь штурмующие открывают двое ворот перед главной армией и императорский полководец граф Тилли[34]34
  Тилли, императорский полководец, убит в 1632 г.


[Закрыть] вводит в город часть своей пехоты. Она тотчас занимает главные улицы, и пушки, расставленные здесь, загоняют граждан в дома, чтобы ожидать там решения своей участи.

Недолго оставляют их в неизвестности: два слова графа Тилли решают судьбу Магдебурга. И более человечный полководец напрасно пытался бы давать приказ таким войскам о пощаде; Тилли же даже не пытался это сделать. Солдат, ставший благодаря молчанию полководца властелином над жизнью граждан, врывается внутрь домов, чтобы здесь удовлетворить все необузданные вожделения своей скотской души. Быть может, молящая невинность находила кое-где пощаду пред немецким ухом, но не пред немым ожесточением валлона из войск Паппенгейма. Едва началась эта резня, как распахнулись все остальные ворота, и на несчастный город бросилась вся кавалерия и страшные банды хорватов.

Открылось страшное избиение, для воспроизведения которого нет языка у истории, нет кисти у искусства. Ни невинное детство, ни беспомощная старость, ни юность, ни пол, ни положение, ни красота не обезоруживают ярости победителей. Женщин насилуют в объятиях их мужей, дочерей у ног их отцов, и у беспомощного пола есть одно лишь преимущество – быть жертвой удвоенной ярости. Ничто – ни потаенность места, ни святость его – не могло спасти от всюду проникавшей жадности. В одной церкви нашли пятьдесят три обезглавленных женщины. Хорваты забавлялись тем, что бросали младенцев в огонь; валлоны Паппенгейма закалывали младенцев у груди матерей. Некоторые офицеры католической лиги, возмущенные этими невероятными неистовствами, позволили себе напомнить графу Тилли, что следовало бы прекратить резню. „Придите через час, – ответил он, – я посмотрю, что можно будет сделать. Надо же вознаградить солдата за его труды и за опасности“. Ужасы продолжались без перерыва, пока, наконец, дым и пламя не остановили грабежа. Для того, чтобы усилить замешательство и сломить сопротивление граждан, еще с самого начала в некоторых местах подожгли дома. Теперь поднялась буря, разнесшая огонь по всему городу, и пожар со страшной быстротой охватил все. Ужасна была сутолока среди чада и трупов, среди сверкающих мячей, среди обрушившихся домов и потоков крови. Воздух накалился, и невыносимый жар заставил, наконец, даже этих убийц искать убежища в лагере.

Менее чем в 12 часов этот многолюдный, обширный город, один из лучших городов Германии, был обращен в пепел, за исключением двух церквей и нескольких хижин. Четыреста богатейших граждан были спасены от смерти благодаря корыстолюбию офицеров, которые рассчитывали получить от них богатый выкуп. Это человеколюбие выказали, главным образом, офицеры лиги, и в сравнении со свирепой резней императорских солдат их поведение заставляло смотреть на них как на ангелов-хранителей.

Едва затих пожар, как толпы императорских солдат явились снова, полные жажды добычи, чтобы грабить в пепле и развалинах. Многие задыхались от дыма, многие поживились хорошо, так как граждане попрятали свое добро в погреба. Наконец, 13 мая, после того, как главные улицы были очищены от трупов и мусора, в городе появился сам Тилли. Чудовищно, ужасно, возмутительно было зрелише, представшее здесь перед человечеством. Оставшиеся в живых выползали на груды трупов, дети искали родителей с разрывающими душу воплями, младенцы сосали мертвые груди матерей. Чтобы очистить улицы, пришлось выбросить в Эльбу более шести тысяч трупов; неизмеримо большее количество живых и мертвых сгорело в огне; общее число убитых простиралось до тридцати тысяч».

И.Шиллер. История Тридцатилетней войны. – М.: Академия, 1937