Текст книги "Государственная измена (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Амурский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

   – Майор Хирн! Вы задержаны по подозрению в государственной измене! Сдайте оружие и следуйте за нами.

   «Ну вот, началось», – подумал Хирн и постарался изобразить на лице самое загадочное выражение, на которое только был способен.

   Проходя по коридорам Генерального штаба в окружении здоровенных амбалов из военной полиции, майор ловил взгляды своих сослуживцев. Некоторые даже не обратили внимания на внезапную суматоху, поскольку были погружены в текущие оперативные вопросы. Кто-то смотрел на происходящую в разгар рабочего дня драму с недоумением, в глазах каких-то офицеров можно было прочитать некое подобие жалости. Но нашлись и те, кто наблюдал за задержанием майора с явным злорадством.

   Проезжая по улицам Хауптберга в чёрном бронированном электрокаре Хирн поразмыслил, что в таком экипаже передвигаться по столице ему ещё не доводилось. Сидя на жёсткой металлической скамейке, майор, стиснутый с обеих сторон тренированными телами сопровождающих, видел перед собой грубое и неподвижное, будто воплощённое в бетоне скульптором-кубистом, лицо сержанта военной полиции. Глаза здоровяка, похоже, пытались прожечь Хирна насквозь. Майор невольно поёжился под этим злобным взглядом.

   Пожилой лысый офицер из военной контрразведки держался так же враждебно. Посмотрев на Хирна, как на ядовитое насекомое, которое следовало бы немедленно раздавить, дознаватель резко произнёс, как будто выплюнул:

   – Имя?

   – Герман Хирн.

   – Звание?

   – Майор.

   – Место службы?

   – Генеральный штаб, Первое управление.

   – Должность?

   – Главный координатор.

   Дознаватель шумно пролистал серую папку с какими-то бумажками, достал один лист и пробежал по нему глазами. Затем с ненавистью воззрился на майора и задал ему следующий вопрос:

   – Где вы были вечером в прошлую пятницу?

   Хирн задумался. В тот день проходило совещание по поводу планов предполагаемой кампании на Штайнбрухе. Этот периферийный мир с гипертрофированной добывающей промышленностью откололся от Нойе Хаймат в эпоху дворцовых переворотов. Главный противник Империи, Лига демократических миров, с тех пор приложила массу усилий для того, чтобы вовлечь Штайнбрух в свою сферу влияния. Почти вся правящая верхушка добывающей планеты оказалась на содержании у Лиги и проводила политику, враждебную Нойе Хаймат. Когда это стало угрожать экономическим интересам Империи, в военных кругах Хауптберга начали предлагать силовое решение проблемы. Император Хаст I какое-то время колебался, но, узнав, что Штайнбрух в скором времени собирается вступить в Лигу демократических миров, отринул сомнения и отдал, наконец-то, необходимые распоряжения Генеральному штабу.

   После детального и скрупулёзного обсуждения полковник фон Штресс набросал основу будущего оперативного плана, затем подготовил соответствующие директивы для координаторов Первого управления. Майор Хирн проработал в своём кабинете допоздна, потом решил зайти в ресторан «Speisemeisterei», где подавали добротную стряпню в классическом немецком стиле. Пара кружек «Имперского» вайсбира, колбаски, домашняя лапша шпетцле и картофельные пальчики шупфнудельн помогли отвлечься от служебных вопросов. Вкус Хирна не отличался изысканностью – Герман любил простую пищу. Просидев в уютном подвальчике до закрытия, майор отправился домой. Больше ничего особенного в ту пятницу не происходило.

   Хирн описал последовательность событий дознавателю, опустив лишь секретную информацию. Лысый офицер злобно глянул на майора, после чего выудил из папки несколько смазанных фотографий и швырнул их на стол перед Хирном. Тот присмотрелся. На снимках можно было различить двух мужчин, сидящих за одним столиком в ресторане, пожимающих друг другу руки и обменивающихся какими-то документами. В одном из них, сутулом очкарике с большой головой, легко опознавался Герман Хирн, а второй напоминал военного атташе Содружества Стрельца. Майор внимательно рассмотрел все отпечатки, потом отдал их дознавателю.

   – Это фотомонтаж, причём довольно грубый и неумелый. Если посмотреть, как падают тени от предметов на столе, то можно сразу заметить, что эти снимки являются комбинацией двух, а может и трёх различных фотографий, сделанных в разное время. Далее, обратите внимание на мои руки. Из-под рукавов кителя выглядывает край манжета рубашки, но он не совпадает по цвету с её воротником. Такое возможно лишь при фотомонтаже. Мне продолжать?

   Дознаватель побагровел, но смолчал и убрал фотографии в папку. Весь пыл и пафос лысого офицера куда-то улетучился и допрос вскоре закончился. Хирна увели в камеру в подвале здания военной полиции. Там уже находился слишком разговорчивый капитан с треугольным лицом и бегающими глазками. Он всё пытался начать беседу с майором, но Хирн, извинившись, сослался на переутомление, прилёг на койку и сразу же отключился.

   Ночью сквозь сон Хирн услышал скрежет замка и скрип открываемой двери. Кто-то пошевелил майора за плечо.

   – Вставайте, Герман! Я от ваших друзей. Мы вызволим вас отсюда.

   – Кто вы?

   – У нас нет времени! Вы всё узнаете позже. Прошу следовать за мной.

   Хирн поднялся с неудобного ложа, поправил мундир и двинулся следом за своим предполагаемым спасителем. Выйдя из камеры, майор дождался, пока тот запрёт дверь, затем тихо двинулся за ним по тюремному коридору. Вскоре они оказались на лестнице, но, вопреки ожиданиям Хирна, его провожатый начал не подниматься, а спускаться по бетонным ступенькам. Через три пролёта незнакомец вытащил из кармана ключ и отпер совершенно неприметную дверь в стене, через которую они попали в технический подвал, по обе стороны которого низко гудела силовая аппаратура.

   Ещё один длинный и узкий коридор привёл их к металлической лесенке. Спутник майора жестом предложил подняться. Хирну пришлось попыхтеть на неудобных ступеньках, он даже немного взмок в этом душном подземелье. Неожиданно дохнуло прохладой – это незнакомец открыл люк. Оказавшись на свежем воздухе, Хирн огляделся. Судя по всему, они вышли на поверхность в каком-то внутреннем дворике. Но спутник майора уже тронул Хирна за плечо, предлагая не терять времени и продолжать путь. Пройдя насквозь через два дома, они вышли на улицу к припаркованному на обочине электрокару. Незнакомец дождался, пока Хирн усядется в салоне, после чего закрыл дверцу снаружи. Машина с тонированными стёклами бесшумно рванула с места.

   Пока они неслись по ночному Хауптбергу, майор подумал, что его побегом занимался настоящий профессионал. Проследить их маршрут, наверное, было бы очень непросто. Интересно, чьими услугами воспользовались те, кто организовывал эту операцию?

   Электрокар остановился в пригороде, подъехав к безликому особняку, окружённому деревьями. Кто-то открыл дверцу и предложил Хирну выйти. Затем майора провели в дом.

   В гостиной недавнего узника уже поджидали трое. Один, невысокий холёный аристократ с хищным волевым лицом, сидел в кресле у камина. Всмотревшись, Хирн узнал в нём военного атташе Лиги демократических миров. Второй человек, облачённый в мундир Корпуса Благородных, расположился на диване с большим округлым коньячным бокалом в руках. Ну а третий, беспокойно расхаживавший по комнате упитанный вельможа в причудливых одеяниях, вдруг остановился, посмотрел на вошедшего и почесал свой круглый подбородок. В глазах щёголя промелькнуло разочарование. Вероятно, вид майора не вдохновил здоровяка. Любой мундир всегда сидел на Хирне неважно, а уж после сна в тюремной камере одежда Германа и вовсе представляла собой жалкое зрелище.

   – Здравствуйте, Ваше Императорское Высочество, – почтительно произнёс Хирн. Он сразу же узнал второго сына императора Хаста. Принц Лабан по молодости азартно пускался во все тяжкие. О его разгульной жизни в Хауптберге рассказывали истории, которые могли бы, пожалуй, затмить сказки «Тысячи и одной ночи». А потом высокородный прожигатель жизни, кутила и бонвиван, вдруг пропал из поля зрения светских обозревателей. Головизионщики предполагали, что вмешался отец, заставивший своего отпрыска взяться за ум.

   Хирн изучил широкое, чуть одутловатое лицо Лабана, затем окинул взглядом его дородную фигуру. Было видно, что принц находится в неплохой физической форме. О былых безрассудствах могли напомнить лишь потухшие глаза с красноватыми прожилками на белках, да чуть синюшные припухлости в области нижних век. Принц вздохнул и бодро начал:

   – Давайте без церемоний! Зовите меня просто Лабан. Можно, я буду обращаться к вам по имени?

   Хирн кивнул.

   – Герман, мы знаем, что вы один из самых талантливых офицеров нашего Генштаба. И тот факт, что вас арестовали по надуманному обвинению, приводит нас в возмущение. Это бред! Это лишь показывает, как плохо обстоят дела в Империи, как всё погрязло в косности, глупости и бездарности. Простые трудяги, типа вас, несут на себе всю тяжесть, всё бремя утомительной работы, а в ответ видят лишь снисходительное презрение и спесь Благородных. Наше общество больно! Империя нуждается в реформах! Государственное устройство Нойе Хаймат давно уже требует преобразований.

   Принц остановился, чтобы перевести дыхание, а потом продолжил:

   – К счастью, нам не нужно блуждать в потёмках в поисках лучшего пути для нашей родины. У нас есть верные друзья, которые помогут своим примером. Стоит лишь установить демократию, и всё пойдёт по-другому! – и принц широким жестом протянул руку в сторону атташе Лиги. На хищном лице военного дипломата появилась натянутая улыбка. Затем Лабан снова обратился к Хирну:

   – Послушайте, Герман! Мы знаем, что вы – патриот Нойе Хаймат. Иначе я бы даже не стал к вам обращаться. И как патриот патриоту, скажу вам, что нужно что-то менять в нашей славной отчизне. Мой отец был замечательным правителем, но сейчас настали другие времена, которые требуют новых политиков и новых оригинальных решений. И пора уже старшему поколению подвинуться и дать дорогу нам, молодым, дерзким, талантливым! Мы приведём страну к сияющим вершинам!

   Тут атташе, сидящий у камина, нетерпеливо щёлкнул пальцами и подал принцу знак, прочертив рукой воздух. Лабан тут же сменил тему.

   – Ну, прошу меня простить, о светлом демократическим будущем я могу говорить часами, но сейчас, Герман, мне бы хотелось задать вам один простой вопрос. Вы с нами? Вы хотели бы реформировать наше затхлое болото?

   – Да, Ваше Императорское Высочество, можете располагать мною так, как вам будет угодно! – с заметными верноподданническими нотками в голосе произнёс Хирн. При этих словах он даже старательно попытался принять строевую стойку.

   Принц Лабан облегчённо выдохнул и бросил самодовольный взгляд в сторону военного атташе Лиги. Потом задумчиво обратился к майору:

   – В таком случае, Герман, я хотел бы вас попросить об одной услуге. Я имею много сторонников в Корпусе Благородных, – принц кивнул человеку в военном мундире. – Но почему-то так получилось, что в Генеральном штабе своих людей у меня нет. Не могли бы вы взять на себя труд и сплотить вокруг себя офицеров, симпатизирующих мне и жаждущих обновления нашей Империи?

   – Рад помочь нашему общему делу! – Хирн заговорил так же высокопарно, как и принц. – Почту за великую для себя честь! Но, для начала, хотел бы напомнить, что меня несколько часов назад задержали по подозрению в государственной измене. Официально я нахожусь под арестом. Как же я смогу вам помочь?

   – Не волнуйтесь, Герман! – широкое лицо принца расплылось в доброжелательной улыбке. – У нас всё под контролем. Как только мы закончим разговор, вас доставят обратно, а утром с официальными извинениями отпустят. Начальник военной полиции лично свяжется с вашим шефом, полковником фон Штрессом.

   – Хорошо. В таком случае у меня есть одна маленькая просьба, Ваше Императорское Высочество. Офицеры в нашем ведомстве – народ скептического склада ума и очень недоверчивы. И наверняка им бы захотелось увидеть подтверждение тому, что я не какой-нибудь дерзкий бунтовщик-самозванец, а выступаю от вашего имени, от имени сына Его Императорского Величества.

   Лабан снова обменялся взглядами с человеком у камина. Тот едва заметно кивнул, а принц, повернувшись к майору, задумчиво произнёс:

   – Полагаю, что смогу что-нибудь придумать. Но, для начала вам стоит побеседовать с нашим другом и соратником, господином Джоном Джеем, – и принц подвёл Хирна к военному атташе. Тот предложил майору присесть в соседнее кресло у камина, а затем осторожно завёл речь о том, как много уже сделала Лига для поддержки Лабана и помощи сторонникам демократии на Нойе Хаймат. Но в ответ боссы Джея хотели бы увидеть некие, пусть даже чисто символические действия от тех, кто согласен поддержать принца. Действия, свидетельствующие об их добром отношении к Лиге демократических миров. «Ну, кто бы мог подумать!» – саркастически поразмыслил Хирн, но постарался не выдать своего ехидства, а очень витиевато выразил сдержанное согласие на некоторое взаимное сотрудничество в разумных пределах. На хитром лице аристократа промелькнуло лёгкое неудовольствие, но он никак не выразил его в словесной форме. Как только этот скользкий разговор закончился, к майору подошёл принц.

   – Надеюсь, вы нашли общий язык? В таком случае, Герман, если вы не возражаете, сейчас вас доставят обратно в камеру. А утром вы сможете вернуться к своим служебным обязанностям. Что касается вашей просьбы, то я, скорее всего, смогу сделать что-нибудь ближе к вечеру.

   Обратный маршрут был построен так, чтобы полностью исключить совпадение с дорогой до особняка в пригороде. После нескольких совершенно неочевидных поворотов Хирн оставил любые попытки понять, как его везли, и задремал, откинувшись на сиденье. В какой-то момент его разбудили и предложили выйти. Вместе с провожатым они снова прошли насквозь через два или три дома, потом спустились в какой-то подвал и через некоторое время оказались у двери на лестницу, которая привела их в тюремный коридор. Очутившись в камере, Хирн тихо лёг на койку и попытался уснуть.

   Утром его повели на допрос. Пожилого лысого офицера из военной контрразведки сменил аккуратный полковник из Корпуса Благородных. Пройдясь по всем вопросам, которые днём ранее задавал его предшественник, новый следователь вдруг внезапно осведомился:

   – Этой ночью вы покидали свою камеру. Где вы были в это время?

   – Я никуда не выходил из камеры, – спокойно ответил Хирн.

   – А ваш сосед по камере утверждает, что около полуночи вы выходили и отсутствовали около трёх часов.

   – Я ещё раз повторяю, что никуда не выходил, поскольку камера была заперта, а ключей мне никто не выдавал. А всё, что утверждает мой сосед – можете оставить на его совести, если найдёте такую.

   Аккуратный полковник вскочил со стула и заорал на Хирна:

   – Да я тебе сейчас всё рёбра переломаю! Ты шпион и изменник! Подлая тварь! Признавайся! Говори немедленно, где был минувшей ночью?

   Майор хладнокровно посмотрел на следователя и медленно по слогам повторил:

   – Я ни-ку-да не вы-хо-дил из ка-ме-ры.

   Полковник выхватил лёгкий бластер армейского образца, и навёл его на Хирна. Тот глянул в линзу излучателя и почувствовал, как моментально взмокла спина. Дело принимало опасный оборот. Майор готов был отдать жизнь за родину, но не таким дурацким образом. К счастью, вскоре дверь кабинета открылась, к полковнику быстро подошёл его коллега и властно потребовал убрать оружие. Следователь тут же подчинился и вышел. Майор поднял глаза и узнал в своём неожиданном спасителе того офицера, который присутствовал на ночной встрече с принцем Лабаном.

   – Прошу извинить меня, господин майор, за такую излишнюю театральность, но нам нужно было убедиться в вашей лояльности. Теперь я вижу, что вы достойны доверия принца. Вы свободны. Начальник военной полиции уже позвонил полковнику фон Штрессу и принёс ему извинения за ваше необоснованное задержание. Вот ваш личный бластер. Можете отправляться в Генеральный штаб.

   Проходя по коридорам Первого управления, Хирн подумал, что вернулся сюда менее чем через сутки, но казалось, что от вчерашнего дня его отделяет целая вечность. Всё выглядело каким-то неуловимо изменившимся: и двери служебных кабинетов, и несущиеся по делам офицеры Генерального штаба. Даже буфет на шестом этаже, где за долгие годы было выпито столько чашек кофе, на этот раз смотрелся совершенно иначе.

   Вечером, когда Хирн возвращался к себе домой, в сквере ему повстречались парни, перекидывавшие мяч. Один из них, готовясь поймать этот спортивный снаряд, сделал несколько шагов назад и столкнулся с майором. Пытаясь удержать равновесие и не упасть, игрок ухватился за Хирна. Потом он очень вежливо извинился и отошёл в сторону.

   Зайдя в свою квартиру и снимая форменный китель, майор обнаружил, что в кармане лежит свёрток. Разорвав слой обёрточной бумаги, Хирн вытащил конверт, надписанный каллиграфически выведенной литерой "Л" и маленькую коробочку. В коробочке обнаружился золотой перстень-печатка с крылатым единорогом, выгравированным на верхней площадке. Мифическое животное, эмблему императорской семьи, украшал прихотливый вензель принца Лабана.

   Хирн полюбовался перстнем, изготовленным с филигранным мастерством, затем открыл конверт. Там находились два листа. Один оказался воззванием к офицерам, написанным собственноручно принцем Лабаном на бумаге с водяными знаками. На втором объяснялось, как Хирн может передавать сообщения связному. Схема оказалась на редкость простой. Если утром майор оставлял вертикальную черту мелом на фонарном столбе в сквере слева от бронзового памятника Святому Троттелю, то это означало, что вечером он готов встретиться с человеком принца в своём любимом ресторане «Speisemeisterei». Если же рандеву требовалось принцу и его заговорщикам, то они должны были нарисовать солнышко на фонарном столбе справа от памятника Святому Троттелю.

   И началась новая жизнь майора. Теперь каждое утро по пути на работу ему приходилось делать крюк и заглядывать в сквер. Хирн сверх всякой меры насмотрелся на знаменитый монумент, изображающий легендарного героя имперской истории, обратившего в бегство язычников на Ранде. Нескладная бронзовая фигура в мешковатом плаще нависала над фонарями и платанами. Распростёртые руки святого местами были загажены птичьим помётом.

   Первым на связь вышел военный дипломат. Солнышко на фонарном столбе появилось через три дня после выхода Хирна из тюрьмы. Вечером за порцией шпетцле под вайсбир майор передал атташе Лиги несколько листов с подборкой аналитических материалов Первого управления Генерального штаба. По заблестевшим глазам Джона Джея Хирн понял, что тот очень доволен. Но в беседе дипломат дал знать, что ожидает большего и очертил сферу своих интересов. Она оказалась даже шире, чем ожидал майор.

   Для Лабана Хирн составлял короткие записки, отчитываясь, сколько новых сторонников принц приобрёл в Генштабе. На первых порах этого хватало с лихвой. Но спустя несколько недель на очередной встрече Джон Джей, вместо того, чтобы, как обычно, выуживать из майора военные тайны Империи, начал намекать на то, что было бы неплохо увидеть в рядах заговорщиков какую-нибудь важную фигуру. Хирн, после некоторых колебаний, заявил, что уже почти уговорил одного очень серьёзного человека. Но просто так устраивать рандеву было бы опрометчиво. Через неделю в Хауптберге намечался торжественный приём, посвящённый очередному выпуску курсантов Имперской военной академии имени Святого Троттеля. Майор предложил приурочить встречу принца Лабана с новым участником заговора именно к этому событию.

   Мероприятие всегда проходило в столичной ратуше. Огромное монументальное здание, построенное в готическом стиле, занимало целый квартал Хауптберга. Семь ажурных башен, украшавших главный фасад, символизировали семь знатнейших родов Нойе Хаймат, включая императорский. В назначенный день в роскошном банкетном зале под великолепными расписными сводами собрался цвет офицерства и генералитета Империи. В натёртом до блеска паркете отражались изумительные люстры, отделанные горным хрусталём и самоцветами. От орденов на парадных мундирах мужчин и драгоценностей на прекрасных дамах рябило в глазах. Принц Флапс обратился к присутствующим с блестящей торжественной речью.

   Хирн смотрелся среди всего этого великолепия чужеродным элементом. Даже элегантный форменный китель на майоре выглядел пощёчиной общественному вкусу. А огромная голова с редкими волосами и оттопыренными ушами довершала нелепую картину. Поэтому, когда Хирн появился среди блистательных офицеров, на него сразу же начали бросать косые взгляды. Незаметно подойти к принцу Лабану оказалось неожиданно трудной задачей. Но майор, всё-таки, улучил момент, когда все дружно аплодировали лучшему курсанту выпуска, и оказался возле высокопоставленного заговорщика.

   – Ваше Императорское Высочество, северный буфет, через пятнадцать минут.

   Лабан едва заметно кивнул, подтвердив, что услышал Хирна. В назначенное время майор проводил принца в небольшое едва освещённое помещение, примыкающее к буфету. Там Лабана уже поджидал какой-то офицер. Когда Хирн закрыл двери, военный поднялся и повернулся к принцу. Тот не смог сдержать удивлённого восклицания:

   – Фон Штресс? Это вы?

   – Да, Ваше Императорское Высочество.

   Принц почесал свой круглый подбородок, потом задумчиво произнёс, глядя на полковника:

   – Какая честь для меня, общаться с самым талантливым офицером Генерального штаба Империи!

   – Напротив, Ваше Императорское Высочество, это великая честь для меня, общаться с вами! – фон Штресс изобразил на лице восхищение.

   – Право, полковник, вы мне безбожно льстите. Но могу ли я расценивать встречу с вами, как залог плодотворного и взаимовыгодного сотрудничества?

   – Безусловно, Ваше Императорское Высочество. Я готов служить вам на благо нашей Империи.

   – Хорошо, что вы это сказали, фон Штресс. А могу ли я у вас осведомиться, каким вы видите будущее Нойе Хаймат?

   – Империя должна быть сильной и процветающей.

   – По этому вопросу у нас с вами нет разногласий. Но не приходило ли вам в голову, полковник, что сейчас Нойе Хаймат нуждается в реформах? Наша родина страдает от косности и инертности. Правительство погрязло в рутине и бездействии. Нужны новые люди, которые способны бросить вызов всем проблемам, стоящим перед Империей и разгрести те авгиевы конюшни, которые достались нам от предшественников.

   – Вы совершенно правы, Ваше Императорское Высочество. Ваш реформаторский пыл приводит меня в восхищение. Но как вы собираетесь вызвать к жизни перемены в нашем консервативном обществе?

   – Ну, для начала хочу сказать, что мне хотелось бы увидеть вас во главе Генерального штаба. Уже давно пора сменить престарелого Циттерпаппеля. И вы смогли бы использовать ваши разносторонние таланты на благо нашей родины с большей отдачей.

   – Благодарю вас за доверие, Ваше Императорское Высочество. Но, вы прекрасно понимаете, что генерал-фельдмаршал Циттерпаппель является другом Его Императорского Величества и без ведома вашего отца свой пост не оставит.

   – Вот об этом я и хотел бы с вами поговорить, полковник. Мой отец был замечательным правителем, но сейчас он находится не в лучшей форме. Настали новые времена, которые требуют новых политиков и новых решений. И пора бы уж старшему поколению подвинуться и дать дорогу нам, молодым, дерзким, талантливым!

   Тут в помещении внезапно включилось полное освещение и открылась скрытая дверь, замаскированная под стенной шкаф. В комнату вошли император Хаст I и принц Флапс. Остолбеневший Лабан побелел, открыл рот и схватился рукой за круглый подбородок.

   – Значит, Его Императорское Высочество полагают, что Императору пора подвинуться? И ради этого сговорились с лютыми врагами Нойе Хаймат? – Хаст I говорил негромким голосом, но от его слов лицо принца-мятежника приобрело зеленоватый оттенок, а глаза начали закатываться, как у куклы. Лабан всхлипнул и упал в обморок.

   – Вот всегда он был таким нюней. А всё туда же, «новые времена требую новых политиков»! «Дорогу нам, молодым, дерзким, талантливым»! Научился бы, для начала, нести ответственность за свои поступки и не падать в обморок, как изнеженная девица из бульварных романов. Унесите его во дворец. До моего возвращения принц Лабан должен содержаться под арестом, – появившиеся, как по мановению волшебной палочки, флигель-адъютанты бережно подхватили обмякшее тело принца и вынесли из комнаты. – Фон Штресс, я всё слышал через дверь. Вы хотите мне что-либо добавить для полноты картины?

   – Ваше Императорское Величество! Позвольте вам представить майора Германа Хирна. Он сыграл самую важную роль в этой операции, он был наживкой, на которую клюнули наши враги. Мы догадывались, что Лига демократических миров планирует дворцовый переворот. Кроме того, имелись указания на то, что в этом деле замешан кто-то из императорской семьи. Совместно с армейской контрразведкой мы придумали, как раскрыть агентов внешнего влияния и расстроить их планы.

   – Продолжайте, полковник. Подробности мне не сообщали.

   – Мы начали с дезинформации. Про Хирна распустили слухи, что он недоволен задержкой в присвоении очередного звания и возмущён тем, что его не ценят в Генштабе. Кроме того, были сфабрикованы улики против Германа, которые указывали на его возможные контакты с иностранным дипломатом. Через некоторое время на нашу наживку клюнула крупная рыба. Хирна арестовали по инициативе военной полиции, а потом ночью доставили на встречу с принцем Лабаном. Было очень прискорбно узнать, что ваш сын является одним из руководителей заговора. Взгляните, Ваше Величество, этот перстень-печатку и это воззвание принц передал майору Хирну.

   Хаст I пробежал глазами лист бумаги, затем глянул на свет. Даже Хирн заметил водяной знак с крылатым единорогом. Потом император сжал в руке прекрасный перстень:

   – Подумать только! Эту вещицу я дарил Лабану на совершеннолетие. Это творение великого Венцеля Ямницера, которое он сделал полторы тысячи лет назад. Кто бы мог подумать, что мой милый мальчик решится пойти против меня... Продолжайте, фон Штресс!

   – Хирн притворился мятежникам. Попутно майор снабжал военного атташе Лиги демократических миров подготовленной нами дезинформацией. Кстати, Джон Джей уже давно стал главным спонсором принца и погасил все его долги.

   Император усмехнулся:

   – А я ещё удивлялся тому, что Лабан перестал прятаться от кредиторов... Надеялся, что мальчик повзрослел.

   Полковник вздохнул и опустил глаза. Ему не хотелось сообщать всё это Императору лично, но кто-то должен был это сделать. Затем фон Штресс закончил:

   – Весь заговор – детище Лиги, а её военный атташе – ключевая фигура. К нашему счастью, он слишком увлёкся и потерял осторожность. Это позволило отследить его контакты в армейской среде. А когда Джон Джей захотел привлечь к мятежу более важных персон, мы решили поставить точку в этом деле. Оставалось лишь доказать Вашему Императорскому Величеству причастность принца Лабана к этому путчу. Как видите – он прекрасно справился с этим сам.

   – Благодарю вас, полковник. Вы снова доказали свою чрезвычайную полезность и лояльность Империи. Выражаю так же свою признательность вам, майор Хирн. Ни я, ни принц Флапс этого никогда не забудем. Но имейте в виду, господа, всё должно остаться в тайне. Никто не должен знать о грехах принца Лабан. Я надеюсь на вашу преданность Империи. А сейчас прошу оставить нас с принцем наедине.

   Выходя из ратуши, фон Штресс задумчиво произнёс, глядя в ночные небеса:

   – Мы всё сделали правильно, мы действовали на благо нашей родины. Этот заговор нужно было пресечь. Но только почему же я чувствую себя так скверно? Как будто пришлось изваляться в грязи...

   Хирн помолчал, потом задал вопрос:

   – У вас же есть дети, херр полковник?

   – Двое, мальчик и девочка.

   – Возможно, вы ставите себя на место Его Императорского Величества и примеряете ситуацию к собственной семье. Нет ничего на свете более важного, чем любовь родителей к своим детям. А когда проклятая политика режет семьи по живому...

   – Вы правы, Герман, вы правы, как всегда. Не хотел бы я быть судьёй собственному сыну... Но отринем сантименты и вернёмся к нашим делам. Что там у нас осталось проработать и рассмотреть в связи с кампанией на Штайнбрухе?

   А через неделю дипломаты, аккредитованные в Хауптберге, бурно обсуждали в кулуарах два события. Первое – самоубийство военного атташе Лиги демократических миров. Почтенный дипломат был найден в собственном кабинете с дырой во лбу. Рядом валялся его бластер. Посольство Лиги выпустило очень туманный релиз, в котором трагическое событие связали с переутомлением Джона Джея, его хроническим нервным заболеванием и тоской по дому.

   Вторым же событием, вызвавшим такой большой интерес в дипломатических кругах, было учреждение Хастом I культурного центра Нойе Хаймат в системе Лира-Кеплер-62. Никто не мог понять, зачем престарелому императору понадобилось нести свет культуры Империи в этот отдалённый сектор Галактики, почти на самом краю Ойкумены. А уж назначение принца Лабана руководителем этого центра все дружно расценили, как опалу. Вот только за что?

   Тут версии дипломатов различалось до крайностей. Одни полагали, что это отложенная месть за распутную молодость принца. Другие считали, что в данном случае Хаст I действовал в интересах своего старшего сына, Флапса, убирая из столицы потенциального претендента на престол. Третьи же проводили аналогии с Grand Tour XVIII – XIX веков на Терре и допускали, что в данном случае Лабан по пути к месту службы совершит поездку через большое количество обитаемых миров для расширения кругозора, а в системе Лира-Кеплер-62 получит опыт управленческой деятельности, столь важный для особы столь высокого происхождения.