Текст книги "Тростниковые волки"

Автор книги: Дмитрий Савочкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Караим продолжил:

– Если вы за две недели ничего не находите, то мы считаем наш договор завершённым. Вы ничего мне не должны. Если же вы определяете местонахождение жетона, то немедленно звоните мне, и я плачу вам ещё столько же.

– А если я найду жетон, но так и не найду… хм… вашу дочь… Что тогда?

– Клёст, вы очень сообразительный молодой человек. Но поверьте мне – не пытайтесь сейчас понять, а просто поверьте на слово, – есть вещи, которые знаю и понимаю я и которых не знаете и не понимаете вы. Найдите вторую половину жетона. И вы получите вторую половину гонорара. Не найдёте – что ж, я буду знать, что сделал всё, что было в моих силах.

– Почему же только две недели? Я думаю, тут многих лет может оказаться недостаточно…

– Если вы не найдёте жетон за две недели, думаю, вы не найдёте его никогда. Тогда вы просто оставляете себе эти деньги и забываете обо мне навсегда. Не думаю, что после этого судьба ещё когда-либо сведёт нас вместе.

Он замолчал, но теперь его молчание приобрело ярко выраженную окраску – ожидающую. Я должен был сказать своё слово. Да или нет. Я засунул руки в карманы джинсов и медленно пошёл по комнате, рассматривая картины и украшения на стенах, чтобы хоть как-то потянуть время.

– Разумеется, – вдруг снова заговорил Караим, будто сообразивший, что не сказал ещё что-то важное, – ваш гонорар будет заплачен официально, с уплатой всех налогов. Я знаю, как трепетно вы к этому сейчас относитесь.

– А те наличные, что вы мне передали? – спросил я, рассматривая стены.

– Ну, во-первых, это отдельная сумма, за нашу нынешнюю встречу. А во-вторых, вам в любом случае нужны будут наличные на расходы. Я дам вам достаточную сумму, чтобы покрыть все расходы и для вас, и для других…

– Каких других?

– Ну, полагаю, вам понадобится помощник… – он уловил мой взгляд, направленный на «Венеру», – или помощница. А может быть, даже несколько.

Я повернулся к нему:

– Две недели?

– Да, две недели.

– Я ищу вторую половину этого жетона две недели, а вы платите мне за это сумму, указанную на чеке. Если я нахожу жетон, вы платите мне ещё столько же.

– Да, именно так.

– Вот номер моего счёта, – сказал я и достал из кармана визитку, – перечислите всё сюда.

– Правильно ли я понимаю, что вы согласны?

– Да, мы договорились.

– Отлично. – Он взял мою визитку и посмотрел на часы, стоявшие на полу возле стены. – Оговоренную сумму вам переведут уже сегодня… и я бы не стал на вашем месте тратить время. Две недели – не так уж много на поиск столь маленькой вещицы.

Это он мне рассказывает!

Караим провёл меня до выхода, ещё раз попрощался, предложил созвониться через неделю и постоял на площадке, пока двери лифта не закрылись; в последний момент он попросил не терять его половину жетона. Пол у меня под ногами дрогнул, и по телу разлилась лёгкость полуневесомости. Пока лифт спускался на первый этаж, я успел передумать, кажется, тысячу мыслей и перебрать в уме тысячу возможностей. Да, Караим не походил ни на одного из всех моих предыдущих заказчиков. Угадать его мотивы я даже не пытался. Вопрос состоял в том, что делать дальше. Конечно, вторую половину жетона я не найду. Это никому не под силу. Но просто сбежать с деньгами я не мог тоже. У меня, в конце концов, есть какая-то профессиональная гордость, даже если дело касается давно оставленного мной занятия. Во рту все еще стоял приятный привкус того, что я лучший в каком-то деле и оказался здесь именно по этой причине. Привкус, из-за которого я и согласился на всю эту авантюру.

Внизу меня встретил всё тот же старик-консьерж, перепуганно сообщивший мне, что всё, он теперь отключает, к хозяину никого больше сегодня не будет. Я постоял несколько секунд перед дверью, даже взялся за ручку, но в конце концов подумал: почему бы и нет? Если мне платят за это деньги – и деньги немалые, чёрт возьми, – я просто обязан убедить себя в том, что сделал всё, что мог, и ни одним действием меньше. Я повернулся и подошёл к каморке консьержа.

– Послушайте, – начал я, – меня тут хозяин… Нанял кое-что выяснить… Относительно его погибшей дочери… Вы ведь её знали?

Консьерж промычал что-то нечленораздельное.

– Мне нужно уточнить некоторые детали… Вы мне не ответите на пару вопросов?

Консьерж ничего не сказал, но по его молчанию я понял, что отказаться он не решится.

– Она, – я вдруг сообразил, что даже не спросил её имени, – вела замкнутый образ жизни? Как и отец? Вы ведь видели, с кем она обычно общалась, куда ходила? Ну, версию отца я знаю, теперь интересно услышать, что вы можете сказать? – Я решил немного поблефовать. В конце концов, вреда от этого разговора не будет никакого.

Консьерж практически сразу замахал руками:

– Да куда там! Она почти не выходила. Хозяин – он ещё выбирается изредка, по делам куда ездит, ну, вам уж тут видней… – Он бросил на меня косой взгляд. – Шофёра своего вызывает и ездит. Иногда даже бывает – каждый день. Неделю или две подряд. Я слышал – иногда летает куда-то. На моей смене ни разу не было, а сменщик говорил, что хозяин в аэропорт катался. Правда, вернулся быстро, видать, недалеко летал… – Он замолчал, и я представил себе, насколько же недалеко должен был летать хозяин, чтоб быстро возвращаться из аэропорта, но консьерж уже продолжал: – …Так хозяин всегда сам ездил. Её дома запирал и уезжал. Уж она бесилась взаперти! Ох она и концерты закатывала!.. – восхищённо начал было рассказывать консьерж, но тут сообразил, что сболтнул лишнего, и испуганно сник. – Ну а как он приедет, так, может, и свозит её… в этот её… клуб…

– Клуб?

– Ну или дискотека, не знаю уж, как оно нынче называется. Она вроде танцевать любила. Ну и просилась всё время, да только он её редко вывозил… и саму не отпускал никогда, сам возил… ну, то есть водитель возил, а он с ней всегда катался…

– А что за клуб или дискотека? Как называется?..

– Называется… – Консьерж силился вспомнить, потом сообразил, что у него где-то должно быть записано название, и полез искать. Он перерыл на столе целый ворох бумаг, пока не отыскал газетный лист, в углу которого был записан какой-то телефон и название «Пандоминум».

– «Пандоминум»? – переспросил я.

– Ну, или как-то так, эт я со слуха записывал. Как-то так вроде…

– А где он находится, этот «Пандоминум»?

Консьерж объяснил мне, как туда добраться. Выходило, что клуб был недалеко от моей гостиницы – только ехать туда сейчас всё равно было рановато.

– А гости к ним ходили? – спросил я. – Может, к ней кто приходил? К ним обоим, может? Или к ней одной, когда она оставалась без отца?

Пока я задавал вопросы, консьерж медленно, но упорно качал головой и, когда я замолчал, уверенно сказал:

– Нет, никогда никого не было. К хозяину гости приходят раз, может, в год, и они уж точно к нему, не к ней приходили. Редко и ненадолго. Вот как вы. – Он бросил на меня ещё один косой взгляд. – А к ней никогда никого не бывало. Не, никогда, а ежели хозяина дома не было, так он её запирал, я ж уже говорил, запирал и уезжал, а к ней не ходил никто, нет.

Он говорил так уверенно, что я подумал: либо говорит правду, либо пытается что-то скрыть. Скрывать ему вроде было нечего, значит, говорил, вероятно, правду. Девушка – сколько ей, кстати, было лет? – которая жила одна с отцом, никогда ни с кем не встречалась, никогда не принимала никого в гости и выходила только в клуб и то вместе с отцом. Любила танцевать.

– Добро, – кивнул я, – никто к ней не ходил. Ни с кем не встречалась. И выбиралась она, значит, только в этот «Пандоминум»? И больше никуда не ездила, так?

И тут консьерж засомневался.

Я понял, что надо его колоть.

– Послушай, – сказал я и доверительно наклонился к консьержу, – хозяин нанял меня кое– что выяснить. Ты ж понимаешь, что ОН кого попало нанимать не будет. И если уж мне что-то нужно знать, я это узнаю. Так что рассказывай всё как есть и попробуй только о чём-то не упомянуть.

– Да я что же? – сразу засуетился консьерж. – Я ж и рассказываю. Я ж говорю, что знаю, а чего не знаю, так я и сказать не могу, верно ведь? Верно? Ну вот я и рассказываю. Она ж… ну, никуда, нет, не выходила, только недавно совсем, это за неделю, может, было, до того, как она… как её не стало… она вдруг пропала.

– Пропала?

– Ну да. Так я ж думал, вы знаете. Я ж думал, вам хозяин рассказал, вот и думаю…

– Ты не думай, ты рассказывай, что тебе известно. А уж моё дело выбирать из того, что мне все расскажут, то, что важно, и думать. А ты говори.

– Так я и говорю. Пропала она, ну так я подумал, потому что её вдруг дома не было… И я думал, это она не на моей смене, а перед тем, как я заступил. А потом поговорил со сменщиком – так и он думал, что не на его. Так что никто не видел, когда она вышла… просочилась как-то…

– И что? Дальше что?

– Ничего. Вернулась.

– Вернулась – и выбросилась из окна?

Консьерж кивнул.

– Когда это было?

– Ну я ж говорю – недавно. Это за неделю до…

– Пропала – за неделю. А вернулась когда? И выбросилась? Сколько времени прошло между её возвращением и самоубийством?

– Так… В тот же день вроде. Вернулась – и сразу, в тот же день и…

– И не было её неделю?

– Где-то так…

– А где она была-то эту неделю?

– Этого уж я не знаю… я так понял, и никто не знает… хозяин же её тут искал-искал, но так и не нашёл, вроде… пока она сама не вернулась… а только она это…

– А до того она пропадала когда-нибудь?.. Насколько тебе известно?..

– Нет, насколько это мне известно, – нет, не пропадала никогда. Я ж ещё и удивился, а хозяин переполошился так… всё искал её… да только так и не нашёл, а она уж и сама нашлась… и это…

Похоже, больше мне не удастся ничего из него выудить.

Я холодно поблагодарил его и попрощался. Затем вышел на улицу. Солнце уже клонилось к закату – осень вступала в свои законные права, сокращая день и заставляя людей после работы спешить сразу домой, к семье, к женам и детям.

У подъезда меня ожидало такси – вероятно, консьерж позаботился. Я плюхнулся на сиденье и назвал адрес своей гостиницы. Сейчас надо написать одно письмо, а потом, ближе к ночи, можно будет побывать и на этой… дискотеке…

– Вы знаете такой клуб – «Пандоминум»?

– Как? – переспросил таксист.

– «Пандоминум». Или как-то так. Он недалеко от гостиницы, два квартала вниз по улице.

– А, «Пандемониум», видимо. Знаю такой, да. Популярное место, ночью там за места среди таксистов настоящая драка начинается…

В гостинице я подошёл к рецепции и спросил улыбнувшуюся мне приветливую девушку:

– У вас есть компьютер с Интернетом?

– Да, в фойе, вот сюда и направо. Для наших гостей – бесплатно.

Я последовал её инструкциям и обнаружил компьютерный терминал без единой вспомогательной программы и хоть каких-то прав пользователя. ОК, пообщаться нормально здесь нельзя было, но можно было хотя бы проверить почту. Я зашёл в свой ящик, удалил спам, ответил на пару коротких деловых записок и сел сочинять письмо Хаиму.

Получалось скверно.

«Hallo, Chaim!

Wie viele Jahre! Es scheint mir, daß ich seit einer Ewigkeit keine Nachricht von dir bekommen habe. Wie geht es dir? Wie get’s Martha? Habt ihr noch nicht in Gefängnis gerasselt? Es ist Spaß, es ist Spaß…

Du wirst es nicht trauen, aber ich habe ein Anliegen an dich, und das ist ein echtes Anliegen. Deine Fragen in Aussicht habend, beantworte ich die nacheinander.

1. Doch, es ist legal.

2. Natürlich kann ich nicht von dieser Rechtmäßigkeit bis zum Ende sicher sein. Aber soweit ich weiß, ist es legal.

3. Ja, es ist Geld. Ich werde dir nicht sagen, damit du die Qual der Vermutungen über dich ergehen lässt. Aber wenn deine Hilfe wirksam wird, teile ich mit dir. Glaub mir – ich werde großzügig teilen.

Nun kommt die Hauptsache. Chaim, ich brauche wirklich, damit du ALLES MÖGLICHES über den Soldaten, der EM mit der Prägung «Stb. / SS – Panz. Gren. Div. Wolfsangel» (obere Zeile), «11» (untere Zeile) getrugen hat, herauszufindest. Wolfsangel – Rune, «SS» – auch. Auf der Rückseite – «Waffen-SS».

Ich las das, als die elfte Nummer des Stabes einer zweiten SS-Panzergrenadier-Division «Das Reich», wahrscheinlich, ein Mitte Krieg Duplikat von der EM, der in 1939. oder 1940. ausgestellt war. Aber ich könnte mich irrenen. Prüfe das, bitte.

Wenn plötzlich – na, plötzlich – du aufgehört hast, allerlei Unsinn zu machen, ein Bier-Restaurant eröffnet hast, und zu einem anständigen Bürger wurdest, dann beseitige meinen Brief ohne ihn zu lesen, und dann beseitige dein E-Mail Account, brenne deinen Computer und zerstreue die Asche in den Wind.

Aber wenn du bis zu diesem Platz gelesen hast, dann – lege ich die Hand ins Feuer – bist du schon zum Schluss gekommen, ob ich die Inschrift auf der EM korrekt entschlüsselt habe, und kannst meine Bitte nicht verweigern. Um so mehr, das ich dir bereits für diene Hilfe eine Menge Geld versprochen habe. Das wird sich für ihr mit Martha als nützlich erweisen. Bringe ihr viele Grüsse über.

Kreuzschnabel

Bastard, der sich immer noch dein Freund nennt» [1]1
  «Привет, Хаим!
  Сколько лет, сколько зим! Кажется, целую вечность не было от тебя новостей. Как ты? Как Марта? Ещё не загремели в тюрьму? Шучу, шучу…
  Ты не поверишь, но я к тебе по делу, причём по самому что ни на есть НАСТОЯЩЕМУ делу. Предвидя твои вопросы, отвечаю на них по очереди.
  1. Нет, это легально.
  2. Разумеется, я не могу быть уверен в этой легальности до конца. Но насколько я знаю, это легально.
  3. Да, это деньги. Не скажу тебе, сколько, чтоб ты помучился догадками. Но если твоя помощь будет действенна, я поделюсь. Поверь мне – поделюсь щедро.
  Теперь о главном. Хаим, мне очень нужно, чтобы ты выяснил ВСЕ, ЧТО МОЖНО о солдате, носившем жетон с гравировкой «Stb. / SS – Panz. Gren. Div. Wolfsangel» (верхняя строчка), «11» (нижняя строчка). Вольфсангель – руна, «СС» – тоже. На обратной стороне – «Waffen-SS»
  Я прочёл его как одиннадцатый номер штаба второй мотопехотной дивизии СС «Рейх», вероятно, дубликат середины войны жетона, выданного в 1939-м или 1940-м. Но я могу ошибаться. Проверь, пожалуйста.
  Если вдруг – ну вдруг – ты уже перестал заниматься всякими глупостями, открыл пивной ресторанчик и стал благопристойным бюргером, то удали моё письмо, не читая, а потом удали свой почтовый аккаунт, сожги свой компьютер и развей пепел по ветру. Но если ты дочитал до этого места, то – руку даю на отсечение – ты уже сделал вывод о том, правильно ли я расшифровал надпись на жетоне, и не сможешь мне отказать в моей просьбе. Тем более что я уже пообещал тебе за помощь кучу денег. Они для вас с Мартой будут не лишними. Привет ей передавай.
  Клёст
  Сволочь, которая до сих пор называет себя твоим другом».


[Закрыть].

Мой убогий немецкий заставил меня отказаться от некоторых оборотов, а природный такт уберёг от пары дурацких шуток. Впрочем, те, что остались в тексте, тоже были дурацкими. Я перечитал письмо и удалил последнюю строчку про сволочь. Затем перечитал письмо ещё раз и вернул эту строчку обратно. Я всё-таки сволочь, и лишний раз напомнить об этом Хаиму не мешало.

Я отправил письмо, затем потянулся, встал и пошёл к себе в номер. За столиком в тех же самых креслах, что и днём, сидели те же самые девушки и листали те же самые журналы. Казалось, что они сидели в тех же самых позах. Одна из них – та же самая – проводила меня к лифту тем же, полным тоскливого ожидания взглядом. У меня запищал мобильник – это была эсэмэска из банка о пополнении карточного счёта. Караим работает чертовски быстро, я уже получил всю оговоренную сумму.

Был ранний вечер, приятное время суток, когда рабочий день у большинства уже позади, спать ещё не хочется и кажется, что только теперь начинается жизнь. Я разделся, постоял немного перед окном, не включая света, а потом плюхнулся на кровать и включил телевизор. По одному каналу шло какое-то политическое ток-шоу. По другому каналу шло какое-то политическое ток-шоу. По третьему каналу шло какое-то политическое ток-шоу. Я нашёл музыкальный канал, выключил звук и полежал какое-то время, наблюдая сексуальную пантомиму на экране. Затем сел на кровати и взял жетон. Не включая света, я напряг зрение и постарался в полутьме его рассмотреть. Жетон хорошо сохранился – видно, что все эти годы он провёл не в земле. Кто-то отломил половину жетона убитого солдата, но не стал отсылать её в бюро по учёту потерь. Почему? И зачем эту половину жетона, которая ни при каких обстоятельствах не может представлять из себя хоть сколько-нибудь реальной ценности, хранить столько времени? Это что, семейная реликвия? И что это за странный блеск у жетона – в полутьме он был особенно заметен – я никогда не видел такого у солдатских ЕМ?

Размышляя над всеми этими вопросами, я встал, прошёлся по комнате и свернул в прихожую, чтоб пройти в ванную комнату.

Но дойти до неё я не сумел.

Рамзесиха вторая

Проходя из комнаты в коридор, я крутил в руках жетон, разглядывал его, и вдруг споткнулся о порожек – откуда он тут взялся? Руку даю на отсечение, что не было тут никакого порожка, когда я приходил в свой номер днём! Я рухнул в коридор и ударился головой о шкаф. Не знаю, как я умудрился так упасть, только удар был мощный – у меня в голове вдруг вспыхнуло огромное облако белого света. Затем, всего на долю секунды, это облако распалось на мириады мелких пятен, в которых я с удивлением узнал людей, – огромное людское море, окружавшее меня в гостинице, за её стенами, за пределами города, везде. От этих людей тянулись ввысь тонкие яркие нити. Эта картина появилась лишь на мгновение, и, когда я повернулся, чтобы посмотреть, идёт ли и от меня вверх такая же нить, я ничего не увидел. Но за это мгновение видение так чётко отпечаталось у меня на сетчатке, что, закрыв глаза, я мог рассмотреть его в подробностях: люди – пятна яркого белого света и тонкие белые светящиеся нити, уходящие от каждого человека вверх и теряющиеся в вышине.

Я сел на полу и тряхнул головой.

Ссадина на лбу почти не болела, но голова гудела, и, главное, видение совершенно выбило меня из колеи. Дело даже не в том, что галлюцинация казалась чрезвычайно реальной, – я отлично понимаю, что любой бред человека кажется этому человеку реальным. Дело в том, что видение было чрезвычайно вычурным и необычным. Трудно было поверить, что мой мозг мог породить такое.

По-прежнему не включая света, я прошёл обратно и сел на кровать, глядя в окно. Мысли отказывались возвращаться в нормальное русло, и я решил выйти на улицу проветриться.

Холодный воздух немного меня отрезвил. Я свернул налево от гостиницы, решив описать большую петлю в несколько кварталов и выйти к «Пандемониуму» с обратной стороны. Размеренное шагание постепенно меня успокоило. По дороге я свернул в парк и с удовольствием разбросал ногами заботливо собранные дворником кучи опавших листьев. Затем пристыдил сам себя и кое-как сгрёб их ногами обратно в кучу. Потом прошёлся какими-то подворотнями, дважды пересёк чудовищно типичные дворы-колодцы с развешенным бельём, какими-то мужиками, режущимися в домино, и старенькими отечественными автомобилями с поднятыми капотами.

Мне уже казалось, что я заблудился, как вдруг я вынырнул из арки на широкую улицу и прямо перед собой увидел яркую вывеску: «Ночной клуб ПАНДЕМОНИУМ». Стена была раскрашена изображениями чертей с добрыми, какими-то детскими выражениями лиц и игрушечной атрибутикой – плюшевыми вилами, копьями и топорами. Откуда-то из-под земли доносились гулкие удары басов, по улице всё время сновали автомобили, парковались, отъезжали, сигналили друг другу, а перед входом в клуб стояла разношёрстная толпа – в основном вышедшие покурить. Подойдя ко входу, я увидел напротив клуба билборд, на котором мальчик играл в футбол под надписью: «Я досягну успіху без куріння». Ниже чёрной краской из баллончика был дописан способ: «Я сяду на иглу!» Соседний билборд, пустующий, светился душераздирающей надписью, сделанной той же краской из баллончика: «Я сказал наркотикам «нет», но они меня не слушают…»

Я толкнул дверь клуба, и на меня немедленно обрушился звук.

Клуб «Пандемониум» располагался в каком-то гигантском подвале, шедшем, судя по всему, через весь квартал. Заплатив за вход, я получил бокал с бесплатным коктейлем дня, флуоресцентную отметку на руку и вежливый жест, приглашающий меня в длинный узкий коридор с лестницей, ведущей вниз. Коридор поворачивал то вправо, то влево и заканчивался входом в зал.

Зал был довольно большим – размером с баскетбольное поле и в два этажа высотой, может быть, даже выше. Налево от входа шла длинная барная стойка с барными стульями, направо стояли круглые столики, в центре – располагался танцпол, посреди которого, на метровом возвышении, стояла клетка. В ней извивались две девушки в обтягивающих кожаных костюмах, изображающие чертей. Вся остальная обстановка была под стать – редкие официанты и бармены были облачены в псевдобесовские одежды, стены устрашали картинами адского пламени. Столы, стулья, утварь были стилизованы под атрибутику нечистой силы с разной степенью удачности, а закруглённая крыша зала напоминала земляной колпак. Всё это освещалось стробоскопами и дискоболом под грохот аудиосистемы, выдававшей десятки киловатт тяжёлого рейва. На танцполе крутились около сотни человек, ещё человек двадцать сидели за столиками. Двое расположились у барной стойки – девушка в самом углу и парень, привалившийся к стойке спиной и слушавший наклонившегося к его уху бармена. На высоте приблизительно человеческого роста по стенам зала шла металлическая дорожка с перилами, на которую можно было подняться по нескольким лестницам, и по центру, прямо напротив входа, эта дорожка образовывала углубление в стене, где за столом с аппаратурой стоял диджей. Над головой у него висел здоровенный портрет – смутное чувство узнавания заставило меня напрячься, но я так и не вспомнил, кто там изображен. Справа от диджея, на металлической дорожке, облокотившись о перила, стояли два человека. В комнате было множество входов и выходов – явных и замаскированных, как на уровне танцпола, так и на уровне металлической дорожки, какие-то люди постоянно то выходили из зала, то входили в него, теряясь в толпе. В нескольких местах, чуть поодаль от входа, от зала отходили широкие и, очевидно, тупиковые коридоры, заставленные столиками, – словно гигантские щупальца, уходящие во тьму.

Я повернул налево и подошёл к бармену. Краем глаза заметил мимолётный взгляд девушки, сидевшей за стойкой, за секунду осмотревшей меня с головы до ног.

– Добрый день! – прокричал я и поставил бокал с коктейлем на стол.

– Освежить?! – прокричал мне бармен.

– Нет, не надо. Я хотел бы поговорить.

– Поговорить? О чём?

– Мне нужно кое-что выяснить об одном человеке. О девушке, которая сюда часто ходила, о дочери Караима! – прокричал я. – Знаете такую?

– Как? – переспросил бармен и посмотрел на парня, сидящего за стойкой рядом со мной.

– Это Русалка! – вдруг прокричал парень и кивнул.

Бармен тоже кивнул головой:

– А, Русалка. Да, знаю такую. Говорят, она умерла. Жалко.

– Она… да, она погибла! – прокричал я. – Мне надо кое-что про неё выяснить.

– Выяснить? Что?

– Ну… кто-нибудь с ней общался?

– А ты кто? Тебе зачем? Ты, часом, не мент, мужик?! – прокричал бармен. – Если ты мент, так иди к администратору, пиши свои эти… как их… запросы… повестки… чё тебе от меня надо?

– Я… нет… – Грохот не прекращался ни на секунду, одна мелодия перетекала в другую, такой же громкости, не позволяя нормально поговорить, – меня нанял её отец кое-что узнать.

– Что узнать? Зачем? Она ж вроде умерла?

– Да, погибла… тут… её…

– Что?.. Кто-то убил её, что ли?

Оба они – и бармен, и парень за стойкой – весело расхохотались. И тогда и сейчас я не смог бы сказать, что их развеселило.

– Нет, ну…

– Ну что?..

Я подумал: «Какая разница? Я здесь только для того, чтобы успокоить свою совесть и убедить себя, что я отработал свои деньги. Караим не говорил мне, что в его поручении есть что-то секретное».

– Мне нужно её найти.

– Кого найти?

– Ну… Русалку.

– Ты же сам сказал, что она погибла?!

– Ну… есть точка зрения, что она здесь. Что она где-то здесь. И мне нужно её найти. Вот и всё.

– Есть точка зрения?

– Ну да, есть такая точка зрения. – Я чувствовал себя глупо, но довольно уверенно. – И я её проверяю. Эту точку зрения. Вот и всё. Поэтому мне нужно с кем-то поговорить, кто её знал. Вы её знали?

– Ну как… как всех постоянных посетителей… она приходила раз или два в месяц, танцевала. Ночами танцевала, до упаду просто. Почти ничего не пила. С ней всегда отец приходил, во-о-он там сидел. – Бармен показал мне уходящий вправо от танцпола коридор. – Заказывал коньяк обычно.

– Вы с ней общались? – прокричал я.

– Ну… привет-пока… не больше.

– Вам Рыжий нужен! – прокричал парень за стойкой.

– Рыжий? – прокричал я.

– Рыжий, – подтвердил бармен, – партнёр её. Я не думаю, что они много общались, но они танцевали вместе иногда… Она чумовая была, никто с ней в паре долго не выдерживал. – Бармен кричал мне это через стойку, а парень за стойкой кивал в подтверждение его слов. – Только Рыжий. Он танцор.

– А он сейчас здесь?

– Не, – прокричал мне парень за стойкой, – он позже будет. Он так рано не приходит.

– А он сегодня точно будет?

– Ну… должен быть. А там – откуда я знаю?

– Хорошо, – я кивнул, – спасибо.

– Да не за что! – прокричал бармен и кивнул на мой коктейль. – Освежить?

– Нет. Дайте мне лучше пива.

Я жестом указал, какое пиво хочу, расплатился и плавно пошёл вокруг танцпола между столиками. Грохот и столпотворение вокруг парадоксальным образом вызывали у меня чувство одиночества. Практически бессознательно я дошёл до поворота в правый коридор, «щупальце» основного зала, где, по словам бармена, обычно сидел Караим, и свернул туда. Коридор представлял собой довольно широкий – метра два с половиной – аппендикс, завершавшийся столиком с небольшим диваном. По сторонам коридора стояли небольшие столы полукруглой формы, будто выходящие прямо из стен, со стульями по бокам, прижатыми спинками к стенам. Диван был занят, так что я присел за пустующий столик у стены.

Я огляделся – из моего «щупальца» прекрасно просматривалась большая часть зала. Попробовал собраться с мыслями, но в таком грохоте это было совершенно невозможно.

Я глотнул пива, откинулся на спинку и закрыл глаза.

Когда я вновь открыл их, передо мной стояла девушка.

Невысокая, метр шестьдесят пять, круглолицая, симпатичная, с какой-то хрестоматийно-мультяшной фигурой: широкие бёдра, тонкая талия и огромная грудь. Шикарные русые волосы были свободно рассыпаны по плечам. Она была одета в джинсы, футболку и джинсовую куртку, на плече у неё болталась джинсовая дамская сумочка.

Она стояла прямо передо мной и смотрела на меня таким взглядом, словно чего-то ждала.

– Мы знакомы? – прокричал я. В «щупальце» грохот был не таким сильным, как возле бара, но всё равно приходилось сильно повышать голос, чтобы разговаривать.

– Ходят слухи, вы тут кое-что ищете.

– Что?

– Мёртвых людей.

Будь проклят болтливый бармен! С другой стороны, я же не брал с него слова молчать.

Я махнул рукой:

– Не верьте всем слухам, которые ходят.

– И всё-таки вы что-то ищете. – Она села за мой столик, не дождавшись приглашения.

– А вы кто? – спросил я. – Местная собирательница слухов?

– Что-то вроде того. Когда появляется что-то странное, мне сразу докладывают.

– Ну и пусть вам тогда доложат, что я тут ищу и зачем, – заявил я, – мне-то что с того?

– Ну… я могу вам помочь. Например, я знаю Рыжего. Вам же нужен Рыжий? Как вы собираетесь его узнать, когда он появится?

– Знаете Рыжего? – недоверчиво спросил я.

– Ага, – кивнул она, – уже тысячу лет. Или нет, две тысячи.

– Господи, сколько ж вам лет?

– Много, – печально кивнула она. Когда она двигалась, вместе с ней двигалась и грудь, привлекая внимание настолько, что приходилось постоянно себя контролировать. Я мысленно обозначил границу в районе её ключиц и следил, чтобы мой взгляд не съезжал ниже.

– Вы хорошо сохранились.

– Ага, да. Я фараон Рамзес Второй. То есть Рамзесиха Вторая.

– И как же мне узнать Рыжего?

– Спросить у меня.

– Ну хорошо, предположим, я у вас спрашиваю. Вы мне скажете, кто здесь Рыжий?

– Ну нет, я так не могу: раз – и сразу замуж! Надо сначала узнать друг друга. Хотя бы раза четыре. Скажите для начала, как вас зовут?

– Меня зовут Бонд. Джеймс Бонд. А вас? Рамзесиха вторая?

– Нет, это мой титул, а зовут меня Бог.

– Как?

– Фрёкен Бок. Настоящая домомучительница.

Я глотнул пива, оглянулся по сторонам и снова, проведя мысленную границу по линии ключиц, посмотрел на девушку.

– Ну хорошо, я кое-что ищу. Меня наняли для того, чтобы проверить кое-что о жизни… Русалки. – Я придал своему взгляду вопросительное выражение, но девушка явно знала, о ком речь.

– А вы, стало быть, частный детектив?..

– Нет, я кампанолог.

– Кто?

– Кампанолог. Специалист по колоколам.

– Вот это профессия! Не то что у меня…

– А вы?.. Модель? – глупо польстил я ей, но тут же прикусил язык.

– Ну… с моим ростом я могу быть в лучшем случае моделькой. К несчастью, мужчины быстро теряют интерес к моделькам; с определённого возраста они предпочитают оригиналы или полноразмерные копии. Вообще-то я редактор. Литературный редактор в издательстве. Страшно люблю всякие интересные истории.

– Так что интерес у вас профессиональный?

– Ну, пожалуй, так. Со мной, в общем, всё ясно. Давайте лучше о вас. Расскажите, почему кампа… – как там? – интересуется самоубийцами?

– Знаете, честное слово, – я попытался придать своему лицу максимально серьёзное и честное выражение, – это очень сложно и долго рассказывать. Ну, не в таком шуме точно.

– А расскажете мне потом?

– Ну… я посмотрю на ваше поведение.

– Я буду себя хорошо вести. Я вам покажу Рыжего.

– Я сейчас его здесь нет?

– Нет. – Она пристально посмотрел в зал, несколько секунд пошарила там глазами, затем снова на меня. – Ещё нет, но он уже должен быть. Он примерно в это время собирался сегодня прийти.

– А он сюда каждый день ходит?

– Да как на работу. То есть не каждый день, но частенько. Сегодня будет точно, он мне говорил.

Я кивнул. Она подозвала заглянувшего в наше «щупальце» официанта и что-то заказала. Я ещё раз осмотрелся. Мысли начинали приходить в порядок.

Девушка договорила с официантом и посмотрела на меня:

– А как вас всё-таки зовут?

– Клёст.

– Клёст?

– Клёст. Птица такая. Семейства воробьиных.

– Да, я знаю, просто странное имя.

– Это не имя, это тоже… титул. – Я улыбнулся. – А вас как зовут?

– Ну, меня тогда – Верба.

– Верба? Не Рамзес Второй, не Фрёкен Бок, а именно Верба?

– Да, Верба. По крайней мере, на это слово я откликаюсь последние двадцать восемь лет.

– Красивое имя. И вам совсем не так уж много лет. Я старше.

Не знаю, зачем я это сказал.

Она вдруг дёрнулась, сделала жест рукой, будто приглашая меня подвинуться ближе, и ткнула пальцем в толпу:

– Вон Рыжий. Пойдём поговорим с ним?

– Конечно!

Мы встали, вышли из нашего «щупальца» и двинулись через зал, прямо сквозь людское столпотворение. Казалось, народу в клубе прибавилось – да вероятно, так оно и было. Грохот в зале стоял такой, что не было слышно своих мыслей. Верба, маленькая, но уверенная и быстрая, легко рассекала людское море, и мне оставалось только поспевать за ней, пока толпа ещё не сомкнулась за её спиной. Она дошла почти до противоположного края зала и схватила за руку высокого тощего парня с глубокими морщинами на лице и чёрными как смоль волосами. Парень повернулся, узнал её и явно обрадовался. Он нагнулся, и она что-то рассказала ему на ухо. В таком шуме я не слышал не только того, что она говорила, но даже того, говорила ли она вообще или они просто замерли в такой позе посреди грохочущего рейва: он грациозно наклонил голову, а она привстала на цыпочках, приблизив губы к его уху.

В конце концов он выпрямился, посмотрел на меня, затем сделал нам обоим жест рукой, приглашая идти за ним. Мы снова пошли через зал, затем поднялись по металлической лесенке на дорожку, висящую над танцполом, и по ней – к какой-то двери. За дверью оказался короткий коридор, уткнувшийся в небольшую и довольно уютную комнату с диваном, парой кресел, столиком и настенным баром. После того как парень закрыл дверь комнаты, стало почти совсем тихо – только пол гудел под ногами в такт басовой партии.