Текст книги "Однажды в СССР. Повесть вторая: «Как верили в себя...» (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Колесов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

Глава 7. «Не жалею, не браню, не плачу…»

Костян. Константин Сомов, старший прораб ремонтно-строительного участка гидротехнических сооружений.

Мы возвращались с рыбалки у Никиты, еще немного и на правом траверзе будет Ялтинский маяк, когда Колян поднялся с банки баркаса и посмотрел в сторону приближающейся Ялты.

Я, да что там я, никто из нас никогда не видел плачущего Коляна. Катящиеся слезы из его глаз, при спокойном и неподвижном выражении лица, заставляли ребят смущенно отводить глаза. Им казалось, что они подглядывают за чем-то очень личным и это было недостойно порядочного человека. А так оно и было… Михаил Иванович Буримский умер.

Чаечка, Лариса, дочь Иван Михайловича Буримского, жила и работала в Симферополе. После окончания факультета иностранных языков по специальности романо-германская филология (основной язык английский) и специальных курсов во Внуковском аэропорту, она поступила на работу в международный сектор аэропорта «Симферополь». Начинала работать дежурной, а потом стала диспетчером пассажирских авиационных перевозок со знанием английского языка.

Лариса вышла замуж и жила с мужем у его родителей в частном доме, который стараниями Коляна сделали двух секционным с раздельными входами. Вполне приличная жилплощадь. Однако все последние три месяца она была в Ялте и ухаживала за больным отцом, непрерывно продляя отпуск за свой счет. На авиапредприятии ей пошли навстречу, а Иван Михайлович… умирал. Этот могучий и веселый человечище, неотвратимо приближался к своему концу – последнему причалу, как он говорил своему Мыколе.

Лариса с мужем, скорее всего, переедут жить сюда, к оставшейся одной Елизавете Николаевне, супруге покойного. Как прознал Димка, Сурен Оганесович уже договорился о ее работе, в системе «Интурист» в новой гостинице «Ялта», недавно выстроенной югославами в Массандре. А ее муж – хирург, тем более не останется без хорошей работы.

Я не могу забыть Ларису до сих пор, хотя у меня прекрасные сыновья и отличная жена, которых я люблю. До армии я так и не смог объясниться с сестрой Коляна, мне казалось, что я для нее груб и неотесан. Мужик и принцесса. А потом я привез из Баку молодую жену с ребенком… и все еще не могу забыть потерянные глаза Ларисы в нашу первую встречу после моей службы.

Когда мы гуляли на ее свадьбе с Геннадием, Колян мне сказал:

– А я думал, что на его месте будешь ты. Как же ты так оплошал, брат? – Недоуменно произнес он.

Я тогда напился вдрабадан и моя женушка притащила меня домой. Раздела, помыла и спать уложила, а утром неожиданно спросила:

– Ты ее, все еще, сильно любишь?

Я поперхнулся чаем и откашлявшись ответил:

– Для меня главное ты и дети, а все остальное не существенно.

Так оно и было, а вот Лариса с моей женой Галиной стали лучшими подругами. Парадокс бытия, как глубокомысленно заявлял наш вечно пьяный плотник Анисим.

А сейчас, срок жизни отца Чаечки подходил к концу. И один только Колян, прилетевший три дня назад из Мурманска, на что-то надеялся, когда все остальные планировали жизнь уже без Иван Михалыча.

Меня призвали в армию, осенью 1963 года и после морского учебного центра ПВ КГБ СССР я был направлен в морские части пограничных войск, в отдельную бригаду сторожевых кораблей базирующуюся в Баку. Служил я на новеньком пограничном сторожевом катере, проект которого первоначально разрабатывался как торпедный катер на подводных крыльях. Однако ВМФ СССР он не подошел, зато им заинтересовались пограничники и получили модернизированный вариант ПСКА без торпедных аппаратов, но с бомбосбрасывателями. Почти малый охотник.

Экипаж катера состоял из трех офицеров и девяти матросов, потому каждый человек был важен в нашей спаянной команде и любого пришедшего молодого матроса опекали, как родного и даже более. Так же было со мной и ближе к третьему году службы я уже исполнял обязанности боцмана катера и носил широкую поперечную лычку главстаршины.

Много ответственности, много рутинной работы, постоянно в четырех-пятидневных дозорах и о спорте можно было забыть. Так… тренировался для себя. Однако, когда были в ремонте, мною серьезно занялся заслуженный тренер Азербайджана и я выиграл республиканское первенство «Динамо» в тяжелом весе, а затем взял первое место в чемпионате Азербайджана. Полтора года службы на катере, выработало специфическую походку и поначалу надо мной посмеивались, когда я вразвалочку перемещался по рингу – потом перестали. И все в один голос говорили, что попасть в меня очень трудно, потому как передвигаюсь враскачку. Плохому танцору… и раскачка мешает.

Меня хотели перевести в спортроту, но я уперся рогом – врос я в команду и в свой 152-ой. Меня охватывало непередаваемое словами чувство, когда катер на пятидесяти узлах настигал нарушителя и я с досмотровой командой готовился прыгнуть на чужую палубу… Это чувство нужно пережить, чтобы его понять. Правильно говорил обо мне Маркиз, домовитый я и не люблю перемен. А свой катер холил, лелеял и подчиненным спуску не давал. За что, мне часто «попадало на орехи» от старослужащих. Я их слушал, соглашался, винился и опять поступал по своему. В конце концов, они на меня плюнули, тем более – пахал я больше всех. Так и проходила моя служба, а прямо по курсу маячил дембель к которому я шел полным ходом.

Первый раз я встретил эту девушку осенью, когда шел к своей подруге, матери-одиночке с малолетним сыном. Ее мужа, моториста на нефтяной платформе, порывом ветра скинуло в море и он погиб.

Глаша, так звали мою подругу, погоревала положенный срок и пошла работать вольнонаемной телефонисткой в нашу бригаду. Женщиной она была веселой и жизнелюбивой, а потому некоторым не отказывала, но и откровенно не гуляла. Разборчивой была, у меня с ней связь была уже полгода, вот и сегодня я шел к ней в суточное увольнение после дозора. Нужно было поработать по хозяйству, так как дом без мужской руки приходит в упадок и довольно быстро, а так же я обещал мальцу отремонтировать его «Орленок». Все прочее сопутствующее, было не менее важно для нас с Глафирой, которая была еще той горячей штучкой.

Она была старше меня на пять лет, однако выглядела моей ровесницей. Я удивлялся, как ее еще никто не уговорил жениться. Она как и я, отдавала себе отчет в том, что наша связь временная. И этот факт, как ни странно, убирал все напряги из наших взаимоотношений – мы жили настоящим. Memento vivere или лови момент, как говорят в Одессе.

От моих мыслей о сущности бытия меня оторвал крик девушки, которую тащили к двадцать первой волге два мужика местного происхождения. Эти два гражданских позвонка были одеты не по-городскому: шаровары заправленные в мягкие сапоги, бешметы подпоясанные узким кожаным поясом с медными бляшками и обязательные папахи горных орлов. Еще я был уверен в том, что под полами бешметов у них прятались кинжалы. Зато тип, стоящий у открытой двери волжанки, выбивался из типичной картины. Это был парень одетый по фирме: джинсы и рубашка с закатанными рукавами – явно ливайсы, кожаные жузы на мягкой подошве и темные защитные очки. Красавчик из Голливуда.

Я не думал, а просто действовал: подскочил к парням, сшиб с них папахи и когда они бросились поднимать эту гордость мужчины. Я сделал зверские глаза и рыкнул девчонке:

– Домой, бегом, марш! – Та испуганно попятилась от меня и нырнула в ближайшую калитку.

А я остался для душещипательной беседы с горцами. Два против одного – расклад нормальный, так как я был уверен, что денди не будет драться. Он скорее всего наследник какого-нибудь племенного феодала, ставшего председателем сельского райисполкома и ему грязной тачкой руки пачкать? Для этого есть нукеры, которые сейчас приближались ко мне с явным намерением разорвать меня на части. Пока голыми руками.

Я решил не давать им лишнего шанса, когда в любой момент могут быть выхвачены кинжалы – не до благородства. Поэтому правую руку обвил ремень сорванный с пояса и превратившийся в кистень, а сам я встал левым боком к противникам и в той же руке держал беску. Ее было удобно запустить как диск в лицо противника, так как проволочный каркас, распирающий донышко, позволял это делать очень эффективно. Можно было ударом бескозырки отвести кинжал, можно хлестнуть по глазам противника ленточками. Военморам часто приходилось драться в увольнениях с наглыми горскими хачиками. Часто вооруженными кинжалами. Приемы противодействия накапливались поколениями военнослужащих и были отработанны на тренировках, во время отдыха на берегу, между дозорами.

Первого джигита я срубил с одного удара бляхой из низкой стойки. Удивительно как просто попадаются, даже опытные бойцы, на эту простую заготовку. Особенно такие борцы. как эти джигиты. Согнутые ноги, отклоненный назад корпус создают иллюзию, что враг находится далеко от них и необходимо сделать к нему шаг, чтобы накрыть его и раздавить… А он вдруг резко распрямился и оказался совсем рядом. Бляха выхлестнулась из-за спины – удар по голове и аут.

Как я и ожидал, второй горец достал настоящий бебут и крест-накрест полоснул воздух перед собой. Эффектно, конечно, но не эффективно. Я в ответ махнул беской, норовя попасть абреку ленточками по глазам и тот купился – поднял кинжал на уровень лица. Зря, мой носок ботинка с массивной самодельной подковкой врезался ему в голень и счет стал два ноль. Как я и ожидал, «интурист» живо заскочил в машину и заблокировал дверцы.

Оттуда он наблюдал, как я забрал бебут у первого и каму у второго. Идти к Глаше было нельзя, я мог ее подвести. Посему я пошел в экипаж, предварительно просадив камой колесо машины сынку феодала. День был испорчен напрочь.

Кинжалы я спрятал на катере в надежную персональную нычку, а на следующий день мы ушли в ночной дозор. Когда, через четыре дня, мы возвратились и я шел с катера в экипаж, то меня по пути перехватила Глаша.

– Костя, ты меня извини, но больше ко мне не приходи, – сказала подруга пряча от меня глаза.

– Твое слово – закон, – ответил я, – но может объяснишь мне, что случилось?

– Костя, ты добрый и хороший человек, но мне нужно устраивать свою дальнейшею жизнь. Годы идут… Короче, я выхожу замуж.

Вот так вот резко и ни слова про любовь. Сильная женщина.

– Что же, желаю тебе семейного счастья, – сказал я и пошел в казарму.

Я тоже сильный, мужчина. А что еще было мне сказать, она была права. Однако я сомневался – единственная ли это была причина для нашего расставания. Слишком все произошло неожиданно и обрушилось как снег на голову.

Объяснения случившемуся мне дал токарь Тимофей Ильич, в мастерскую к которому я заглянул по поводу мелкого ремонта брашпиля на катере.

– Ты бы Николай, поостерегся выходить за расположение бригады и тем более не ходи в наш район.

Похоже стала вырисовываться причина…

– Это же ты, на нашей улице, покалечил двух азеров? – Спросил меня Ильич.

– Мало ли их бегает по Баку, может на кого-то и нарвались, – отмахнулся я от вопроса.

– Бегает то много, но эти абреки – дальние родственники Эльчибея Гейдар Исмаил оглы. Говорят, что его род происходит от последнего Нахичеванского Хана.

– А я прапра…внук хана Менгли-Гирея. Кого это сейчас колышет?

– Здесь, в Азербайджане, это очень важно и если тебе объявят кровную месть, то ты не жилец. С тобой драться не будут, а просто застрелят в спину.

– Подожди, Тимофей Ильич, а девушка здесь причем?

– Вот это и есть главное. Сын Эльчибея, Гусейн, студент Бакинского университета и год добивался ее благосклонности. Поговаривают, что добился и она забеременела от него, но отец запретил жениться на гяурке. Законный внук должен быть чистых ханских кровей.

– Так это к нему в машину ее тащили злые дядя… И что он теперь хочет?

– Что хочет… Поселит у родственников в Нахичевани и будет его наложницей.

– Ни хрена себе… здесь что, процветает махровый феодализм?

– В горных аулах Нахичевани это нередкий случай.

– А ее родители разве не могут защитить свою дочь, пусть обратятся к властям.

– У нее отчим у которого своих семеро по лавкам и который знает, что власти с влиятельным лицом из Нахичевани разбираться не будут. Для азербайджанцев эта автономия, что-то на подобии Мекки.

– Мне осталось служить меньше года, как-нибудь перетерплю. Буду ходить на цыпочках и постоянно оглядываться.

– И еще, зря ты у них забрал кинжалы. Такое оружие передается от отца к сыну, из поколения в поколение.

– Конечно, нужно было, чтобы они мне их в спину засадили. Передай им дядя, а ты разговор начал с их подачи, что их режики лежат глубоко на дне Каспия. Все.

– Какой ты еще болван, парень, хоть и здоровый как бык. – Услышал я его ответ.

И вот теперь я ходил оглядываясь.

Второй раз мы встретились с Галиной через полгода. Тогда, она сама пришла на КПП бригады и вызвала меня через посыльного дежурного по части. Меня еще удивило, почему матросик смотрел на меня как-то странно. У нее уже был большой живот и ходила она с трудом.

Когда я подошел, она пристально посмотрела на меня, как-будто хотела увидеть что-то особенное на моем лице. Не увидела и протянула мне ожерелье:

– Пусть это будет подарком твоей девушке, – и сунула его мне в руку.

Я не успел слова сказать, как она отвернулась и пошла по направлению к дикому пляжу. Старинное ожерелье из тех, что передаются из поколения в поколение. Странно… и я решил тайком последовать за ней – сильно тревожил меня ее отстраненный взгляд. Пришлось прилично отстать от нее, так как следить за кем-то тайком, в парадно-выходной форме – еще та задача.

Когда я вывернулся из-за поворота на пустынный пляжик, она уже по пояс зашла в воду. Мне пришлось ускориться и я мчал к ней, как мой катер вставший на крылья. А когда вынес ее на берег, она вдруг заголосила пуще сирены в тумане. Намолчалась видно. После того, как успокоилась, то сообщила мне, что домой она не пойдет, так как отчим ее выгнал на улицу.

– Ладно Галина, успокойся, ему ведь вредно. Понимаешь? Знаю я одного доброго дяденьку, Тимофея Ильича и он тебя знает. Показывай дорогу к его хате.

C Тимофеем Ильичем мы договорились быстро. Пока его супруга, милая старушенция, переодев Галину в свой халат сушила ее и мою одежду, я договорился с хозяином, что сниму у него комнату на полгода и заплатил деньги вперед. Псих часто говорил, что добрым словом и деньгами можно сделать больше, чем добрым словом и пистолетом. И это неоднократно подтверждалось в жизненных ситуациях, как и сейчас.

– А что дальше будет с девушкой? – Поинтересовался у меня Ильич.

– Дальше подам рапорт командиру, пойдем в загс распишемся, когда родится ребенок – стану его отцом. Осенью у меня дембель и все вместе уедем ко мне, в Крым.

– Ты понимаешь, какой хомут на себя надеваешь?

– А ответственность за смерть человека, которому не помог – разве легче. Судьба.

– Судьба… Моя бабка говорит, что роды через месяц, самое большее. Так что, их уже двое и им с тобой повезло.

– Да уж, стерпится слюбится.

– Все-таки ты балда. Мать для своего чада, готова на все. Это тебе нужно будет терпеть, по крайней мере ее сына.

– Сына… это вряд-ли. Он ни при чем, невинное живое существо. Ээээ, какой сын?

– У моей бабки, старой повитухи, глаз алмаз на такое дело: у кого, кто, когда… Ну и еще, где я ее родимую спрятал. Поверишь, у Тузика в будке находила. Пойдем, пока она там квохчет, примешь для сугрева.

Разговор с командиром был прост:

– Ты куда торопишься парень, как голый в баню? – Сказал старлей прочитав мой рапорт.

– Так восьмой месяц уже, товарищ капитан, – прямо сказал ему я.

– Так… Ну что же, матрос ребенка не обидит. Думаю, что с регистрацией проблем не предвидится. Но служба – дело святое и личные дела устраивай между дозорами. С увольнениями проблем не будет.

Роды прошли успешно и мальчик родился крепенький, спокойный… и черненький. Зато мой, Тимофей Константинович. Имя дали дедовское, нашего неродного но близкого Ильича, от чего старый прослезился. Деньжата у нас были, так как Димон перевел мне, по телеграфу, часть моей заначки и теперь жизнь у меня пошла по новому графику. Служба – семья – служба… и опять по кругу. Смену, на катере, я себе подготовил и потому командир отпускал меня в увольнения без сожалений.

А скоро подошел и дембель, который неизбежен как восход солнца. Меня должны были увольнять в первой партии и я уже передал палубное хозяйство катера новому боцману. Последние дни жил, фактически, у нашего Ильича. Билеты взял, на все четыре места, в купе фирменного поезда «Баку – Симферополь».

А сегодня, поутру мы проснулись… от громкого лая дворового барбоса. Подельника Тимофея Ильича. Я оделся, как по тревоге, было очевидно, что в калитку ломились явно не друзья.

Когда я приоткрыл ее, то на нее тут же надавили с улицы пытаясь открыть. Однако в схватке кто кого передавит победили пограничные войска и накинутая на место щеколда зафиксировала мою победу.

– Чего испугался, рюский, – услышал я, – открывай, поговорить нада.

– А мне не надо и потому прощайте, – ответствовал я.

Ко мне подошел, с каким-то дрекольем в руках, Тимофей Ильич:

– Поговорить придется, это Сам приехал. Дед Тимошин.

Ну что же, я все-таки в чужом доме, а хозяин – барин.

– Я выйду, а ты дед закрой калитку и Тузика спусти с цепи. Прошу, не лезь на улицу – это мое дело.

И я вышел на улицу, а там знакомые все лица: волга. красавчик Гусейн, два знакомых абрека. А вот и новый персонаж – представительный мужчина лет сорока одетый в дорогую черкеску. Подозреваю, что это и есть Сам, Гейдар Исмаилович. Еще за машиной отчим Галины прячется, которого я убедительно просил не попадаться мне и Галине на глаза – бо пришибу таракана усатого.

– Я вас слушаю, – без всяких восточных церемоний заявил я почтенному обществу.

Не переставая отслеживать абреков, занявших позиции с обеих сторон от меня.

– Ты предлагаешь мне кричать через на всю улицу?

– Хорошо, из уважения к вашему возрасту и положению, но эти, песики, пусть подождут вас с сыном и этим… отчимом – на улице.

Хозяйка уже накрыла на стол: чай, лепешки, сласти… И ушла, восток дело тонкое. После первой пиалы важное лицо приступило к разговору:

– Я хочу посмотреть на внука.

Тимофей Ильич поперхнулся чаем и закхекал, пришлось успокоительно похлопать его по спине.

– Хорошо, но давайте определимся с формулировками. Галина моя жена и Тимофей мой сын, по нашему советскому закону. Вот с этого фундамента и давайте строить здание нашего разговора. Я вас внимательно слушаю.

– Отец, – он показал на отчима Галины, – хочет, чтобы она вернулась домой.

– После того, как он ее выгнал из своего дома, на восьмом месяце? А теперь она моя жена и он на нее никаких прав не имеет. А моральных, тем более.

– Но эти права имеет отец ее ребенка, мой сын.

– Извините, но мы отклонились от курса. Отец ребенка, я. Я принес его из родома, я его пеленаю, подмываю, кормлю из сосочки. Я сплю с его матерью – моей женой. Я его воспитываю, наконец. И воспитаю настоящим русским мужчиной. Поэтому, чей это сын – вопрос даже не спорный. Это мой сын.

Все молчали, переваривая мои слова и в это время бабуля занесла Тимофея. Тот проснулся, покушал, сделал все свои дела и теперь довольно гукал и хаотично болтал руками и ногами, когда его положили на диван.

Эльчибей пристально посмотрел на внука, затем развернулся и пошел к выходу из дома. Уже в спину я ему сказал:

– Никто, в моей семье, не будет скрывать отцовства Гусейна и тем более настраивать сына против него и вас.

Тогда Эльчибей повернулся к нам и сказал:

– Это моя ошибка и я отвечу за нее перед Аллахом. А… Тимур, сам будет решать, как ему жить. В свое время.

Но том мы и расстались, Галина к ним не вышла. Она еще раньше мне рассказывала, что с предложениями стать женой Гусейна к ней подходили, чуть ли не сразу после роддома. Но она решила уехать из Баку со мной, потому как разбитую вдребезги чашку не склеишь. А дальше будет, как я решу.

Но на этом дело не закончилось, подстерегли меня абреки через несколько дней, когда я шел домой.

Кинжалом, в боковину, меня все-таки достали, а я их прилично отрихтовал пряхой. Отбился. Однако в нашей медсанчасти я попал на командующего базой и после короткого разбирательства с местными лягашами дело решили замять. Я заявлений не писал, на меня тоже ничего не было. Боевая ничья, только лычки я лишился. Но ничего, чистые погоны – чистая совесть.

Была еще встреча с Гусейном, я подловил его в перерыве между лекциями. Парень если и струхнул, то вида не подал:

– Я не имею никакого отношения к нападению на тебя, – сразу заявил он, – а ты можешь мне верить, можешь не верить.

Чувствовалась порода в парне:

– Я не претензии тебе выставлять пришел. Здесь такое дело… Кровь они у меня взяли, за позор отомстили. Вот пусть на этом и закончиться наша вендетта, – усмехнулся я, – ведь родные. Почти.

И передал ему сверток с двумя кинжалами.

– Ты их втравил, в весь этот сыр-бор, – сказал я ему, – вот и улаживай, по-родственному.

И ушел, красиво так отвалил, а все потому, что никогда не говори – никогда. Умел Псих формулировать.

А дальше все было, как я и рассчитывал. Работа, учеба, семья – большая семья. Галина в нее вошла, на удивление, органично. А когда появился второй Сомов, то даже видимость проблем исчезла.

Вот только у меня… не сбылось. И не сбудется, понял я, когда внезапно полетел вместе с ребятами и баркасом вверх. В темноту и потерял сознание.