Текст книги "Искатель. 1970. Выпуск №6"

Автор книги: Дмитрий Биленкин

Соавторы: Лев Скрягин,Лев Константинов,Ю. Леонов,А. Смирнов,С. Михайлов,Марк Беленький
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Политические унижения сопровождались и личными.

В Версале Ярдли стал очевидцем «тщательно отшлифованного лицемерия и элегантной игры… интриг и контринтриг», на фоне которых его собственная хитрость показалась ему ничтожной. «Дела сильных мира сего, – записывает он позже в своем дневнике, – вызывали у меня мало почтения». Самолюбие Ярдли страдало и от пренебрежительного отношения к нему английских и французских коллег, для которых он «был всего лишь выскочкой».

Самым убедительным свидетельством приближения морального краха Ярдли в этот период было его равнодушие, к известию, которое несколько лет назад заставило бы его любым способом поднять тревогу. Еще в ходе работы конференции из одной дешифрованной телеграммы криптограф американской делегации узнал о заговоре с целью отравить президента Вильсона. Нити заговора вели не в побежденную Германию, а… к французским и английским разведывательным службам. Проинформированный вышестоящий американский офицер убедил его не придавать значения сомнительной новости. И Ярдли, недавно еще неутомимый, неистовый Герберт Ярдли равнодушно согласился с подозрительными доводами. Из Европы он возвратился разочарованным, ожесточенным и циничным. Возвращение на родину душевного спокойствия не принесло.

Война кончилась. Военные учреждения начали сокращаться до пределов, предусмотренных бюджетом мирного времени. Это, естественно, коснулось и органов военной разведки. А ликвидация шифровального бюро для Ярдли означала бы крушение всех его жизненных планов. «Каждая война, – писал по этому поводу американский историк Л. Фараго, – порождает людей, у которых дремлющая склонность к приключениям расцветает буйным цветом и которым трудно возвращаться к нормам мирной жизни». Одним из таких и был Герберт О. Ярдли.

По расчетам шефа армейских криптографов, для эффективной работы секции требовалось не менее 100 тысяч долларов в год. Военно-морское министерство, соперничавшее с военным ведомством, отказалось субсидировать затею армейских разведчиков. И все же выход был найден. Государственный департамент, больше всех заинтересованный в такой работе в мирное время, согласился выделить недостающую сумму из своих средств. Фрэнк Полк, исполнявший обязанности государственного секретаря, и другие руководящие деятели внешнеполитического ведомства, хорошо знавшие Ярдли, достаточно высоко ценили его услуги и потому посчитали сделку выгодной.

Дело было довольно быстро улажено, но возникла новая проблема. Существовал закон, запрещающий включение подобной секретной организации в число учреждений государственного департамента, и поэтому она не могла находиться в Вашингтоне. Закон пришлось обходить, реализуя выделенные ассигнования в другом штате. После долгих препирательств Ярдли направился в Нью-Йорк подыскать помещение, где американский «черный кабинет» мог бы укрыться от любопытных глаз и иностранных правительств.

Сам по себе факт смены штаб-квартиры не сулил криптографам никаких особенных неудобств. Вашингтон или Нью-Йорк, какая, собственно, разница? Но для Ярдли, чье тщеславие было под стать его талантам, все это означало очередной и очень болезненный щелчок по самолюбию.

Он ощущал себя чем-то вроде очень дорого оплачиваемого, высококвалифицированного лакея, от чьих услуг по доброй воле не отказываются, но с кем господа никогда не сядут за один стол. И быть может, догадываясь об этом, ему постарались подсластить пилюлю, увеличив жалованье самого Ярдли до 7500 долларов в год.

В Нью-Йорке Бозо (под таким псевдонимом начал Ярдли работать в новой организации) обосновался сначала в доме на. 38-й, а затем на 37-й стрит, в тихом местечке между парком и Лексингтон-авеню. В верхнем этаже он устроил личную квартиру. Из М.И.8 Ярдли перевез в Нью-Йорк библиотеку словарей, карты, справочники, математические и статистические таблицы, уже расшифрованные коды и огромный архив газетных вырезок с сообщениями о наиболее существенных международных событиях.

Майор, да, теперь уже майор, Ярдли обрел самостоятельность и мог вести дело так, как считал нужным. Он очень много работал. Он следил одновременно за десятками официальных изданий и ежедневно прочитывал множество дешифрованных материалов. Это была весна 1919 года.

Морские пехотинцы с «Олимпии» горланили на улицах Мурманска, дымилось пепелище приморской деревни Ивановка, где интервенты уничтожили 1300 мирных жителей, посол США в Японии Моррис призывал отправить в Сибирь еще 25 тысяч американских солдат. Майор Ярдли был в курсе и слов, и дел своего правительства.

В июле 1919 года генерал Деннис Нолан (в годы войны он возглавлял разведку генерального штаба американских экспедиционных сил), ставший после Мальборо Черчилля начальником военной разведки США, неожиданно вызвал Ярдли в Вашингтон. Инициатива исходила от представителя государственного департамента. Заведующий дальневосточным отделом Джон ван Макмюррей без обиняков спросил Ярдли, может ли он что-нибудь сделать с японскими кодами.

– С японскими? Это сложнее, чем все, чем мы до сих пор занимались, – несколько неуверенно ответил Ярдли.

– Но это очень, очень важно. Слушайте. – И Макмюррей объяснил суть задачи. После окончания мировой войны Япония за короткое время стала великой державой. Ее быстро возрастающая военно-морская мощь вызывала в Соединенных Штатах большие опасения. – …Вот почему для нас так важно, – закончил дипломат, – знать все о намерениях японцев. Мы полагаем, что сможем получить очень ценные сведения из японской дипломатической переписки.

Просительный тон Макмюррея оказал на Ярдли известное влияние. Майор расценил этот неожиданный вызов как своего рода победу над госдепартаментом. «Они умоляли, – писал он позже, – обратить все силы шифрбюро на раскрытие тайн Японии».

Криптограф заверил Макмюррея, что или раскроет японский дипломатический код, или уйдет в отставку.

В этот период Япония действительно стала наиболее вероятным противником Соединенных Штатов. Опасаясь ее дальнейшего усиления, США почти одновременно предприняли два шага. Один – явный, второй – скрытый. Открытый состоял в том, что некоторые корабли американского военного флота срочно двинулись в Тихий океан. Тайный же представлял собой попытку получить с помощью Герберта Ярдли возможность читать секретную переписку и, таким образом, быть в курсе планов и намерений японцев.

Ярдли возвратился в Нью-Йорк, торопясь приняться за японскую шифровальную систему. Задача оказалась трудной. В его распоряжении было лишь около ста японских телеграмм. Каждая содержала колонки десятибуквенных закодированных групп, представлявших собой такую тарабарщину, что их невозможно было разобрать, даже если бы все это шло открытым текстом.

И все же Герберт Ярдли один за другим преодолевал тщательно воздвигнутые барьеры, упорно и методично штурмуя основы криптографической системы японских дипломатов. Вначале, чтобы выявить повторяемость, он статистически анализировал буквы и слоги, из которых формировались группы. Затем сопоставлял начальные и заключительные части различных телеграмм. А когда стало ясно, что при разработке кодов японцы используют двухбуквенные элементы, Ярдли составил контрольную таблицу японских слогов и фонетических символов и придал им романскую форму.

Принцип решения проблемы осенил его, когда майор-криптограф пытался уснуть после непрерывной двадцатичасовой работы. Что, если сопоставить содержание телеграммы с текущими международными событиями? Несомненно, в зашифрованном тексте есть фамилии известных лиц и названия географических пунктов. Это дало бы возможность раскрыть код.

Он немедленно спустился в свой рабочий кабинет и стал просматривать имеющиеся материалы под этим углом зрения. Вскоре Ярдли нашел весьма вероятную зацепку. В ту пору ирландские повстанцы боролись за независимость своей страны. Майор предположил, что во многих телеграммах может фигурировать, разумеется, в закодированном виде слово «Ирландия», а с ним по логике должно соседствовать слово «независимость».

Несколько часов напряженной работы, и вот японский код дал трещину. Выделены и внесены в новую таблицу первые десять слогов. Постепенно раскрывается весь код, примененный для шифровки анализируемой телеграммы, а это, в свою очередь, помогает понять внутренний механизм всей криптографической системы. Важнее всего было найти принцип, тогда решение самой проблемы становилось лишь вопросом времени.

В феврале 1920 года Ярдли смог отослать в Вашингтон первую дешифрованную и переведенную на английский язык японскую дипломатическую депешу. Это было началом. С середины 1920 года в государственный департамент пошли полностью дешифрованные телеграммы, практически не имевшие искажений!

Этот, успех был как нельзя ко времени. Интерес Вашингтона к японской дипломатической переписке возрастал с каждым днем. И рекомендации Ярдли были для госдепартамента как бы локатором, позволяющим нащупать верный путь в тумане дезинформации и дипломатического многословия.

В этот период свой первый существенный вклад Ярдли внес в обсуждение вопроса об одном из островов в западной части Каролинского архипелага. Остров этот ранее принадлежал Германии, а в 1914 году был оккупирован японцами, – что вызвало вспышку ожесточенных споров на международной конференции по Коммуникациям, состоявшейся в Вашингтоне в 1920 году.

Соединенные Штаты протестовали против оккупации Японией всей этой группы островов. Дело в том, что здесь проходил подводный кабель, связывающий Северную Америку с Восточной Азией и американское правительство сочло недопустимым ставить такую важную линию связи в зависимость от настроения японского правительства. В процессе спора Ярдли основательно подогрел ожесточение государственного департамента против Японии. Из дешифрованных им телеграмм выяснилось, что японцы перехватывали американские дипломатические и военные телеграммы, передающиеся по этому кабелю.

Очень скоро Ярдли предстояло сыграть еще более значительную роль. Осенью 1921 года должна была состояться международная конференция по ограничению военно-морского флота. Государственному департаменту было крайне важно знать содержание шифрованной переписки между министерством иностранных дел в Токио и японской делегацией на этой конференции.

…Ноябрь 1921 года выдался в Вашингтоне необыкновенно теплым. И это невольно вселяло надежду на благополучный исход представительного совещания. Столица Соединенных Штатов принарядилась, чтобы принять именитых гостей. По улицам проносились роскошные лимузины с дипломатическими флажками. В изысканных апартаментах Пан Америкэн Билдинг можно было увидеть крупнейших государственных деятелей капиталистического мира.

Конференция открылась 12 ноября ханжески-благочестивой речью президента США Уоррена Гардинга.

Американская делегация предложила в течение десяти лет не увеличивать военно-морской флот наиболее мощных держав и на это время установить между американскими, английскими и японскими флотами – соотношение 5:5:3. Рекомендовалось также не пополнять флот кораблями водоизмещением свыше десяти тысяч тонн, с артиллерийским вооружением более восьми дюймов, ограничить общий тоннаж авианосцев и определить максимальное водоизмещение линкоров, авианосцев и крейсеров.

План, предложенный американской делегацией, встретил резко критическое отношение. Например, полковник Репингтон – редактор военного отдела лондонского «Таймс» – комментировал его так: «Государственный секретарь Юз в течение тридцати пяти минут потопил больше кораблей, чем все адмиралы на протяжении столетий».

Предложение американцев поставило японское правительство в нелегкое положение. В связи с внутренними экономическими трудностями оно в общем-то не прочь было принять предложения о сокращении военно-морского флота, но не решалось проводить эту линию открыто. Сторонники агрессивного курса внутри страны в этот период уже набрали силу и оказывали на правительство уверенное давление. Полное согласие с требованиями Америки угрожало правительственным кризисом. В связи с этим японской делегации предписывалось настойчиво возражать против американских предложений и добиваться хотя бы незначительного увеличения доли в соотношении флотов.

Довольно скоро конференция зашла в тупик, и сдвинуть дело с мертвой точки никак не удавалось. Правда, не столько из-за японцев, сколько из-за упорной бескомпромиссной позиции американцев. 24 ноября газеты выступили с мрачным прогнозом, утверждая, что договор не будет подписан и конференция закончится безрезультатно. В Лондоне, Париже, Риме и Токио осуждали США за нежелание идти на уступки.

Такая тактика, как могло показаться на первый взгляд, «соответствовала наивности американской дипломатии и неопытности государственного секретаря». Но 11 декабря, когда все уже потеряли надежду, японская делегация неожиданно капитулировала. Принц Токугава – президент палаты и руководитель делегации на Вашингтонской конференции – объявил, что Япония безоговорочно принимает предложения американской делегации.

Соглашение было оформлено в виде договора пяти держав. Итоги Вашингтонской конференции бывший государственный секретарь США Эли Рут подвел в таких словах: «Я не знаю, случалось ли когда-нибудь, чтобы столь малые усилия дали столь большие результаты».

Надо сказать, что до Вашингтонской конференции Соединенным Штатам не так уж часто удавалось добиваться дипломатических успехов. В госдепартаменте сложилась даже традиция оправдывать неудачи «святой неподкупностью и возвышенными принципами». Тем большее впечатление, эффект «величайшего триумфа», удивившего мир, произвели итоги конференции 1921 года.

Как же случилось, что Юз, новичок в международных делах, перехитрил закаленных ветеранов дипломатических служб Великобритании, Франции и Японии? Все это было итогом очень точной, заранее продуманной игры. В лице Чарльза Юза государственный департамент имел незаурядного деятеля с железными нервами и редким умением прикрываться маской простачка. А Герберт Ярдли со своим «черным кабинетом» поставлял государственному секретарю абсолютно надежную информацию, позволявшую Юзу и его коллегам на несколько ходов вперед предугадывать маневры японского правительства и его делегации.

Во время конференции специальный курьер ежедневно совершал рейсы между Нью-Йорком и Вашингтоном, передавая в собственные руки заведующего дальневосточным отделом госдепартамента и члена технического штаба делегации США Джона Макмюррея сумки с корреспонденцией. На должность курьера (рядового чиновника не сочли достаточно надежным) специально отозвали в Штаты Трэси Лея, который занимал консульский пост за границей.

Первой дешифрованной телеграммой, имевшей прямое отношение к делам, обсуждавшимся на конференции, была телеграмма японского посла в Лондоне своему правительству, датированная 5 июля 1921 года. Из текста телеграммы явствовало, что японский посол и лорд Керзон договорились об укреплении англо-японского союза. Затем было дешифровано телеграфное сообщение барона Сидехара, японского посла в Вашингтоне, министерству иностранных дел в Токио от 10 июля. Сидехара, излагая содержание своей беседы с государственным секретарем Юзом, указал, что правительство Гардинга готовит конференцию по ограничению военно-морских вооружений.

Много телеграмм было дешифровано и в последующие дни. Телеграмма от 13 июля особенно ясно показала всю пользу этого источника информации: в ней Токио рекомендовал Сидехаре не спешить с одобрением американской инициативы, так как она наверняка будет направлена главным образом против Японии, и в обмен потребовать согласия на действия против Китая и советской Сибири.

«Неизвестно, во что выльется предстоящее обсуждение, – писал барону Сидехаре заведующий американским отделом министерства иностранных дел Японии Цунео Мацудайра, – но при любых обстоятельствах оно не должно связывать нам руки в отношении Китая и Сибири. В этом нам великие державы не должны препятствовать».

Возможность получать такого рода информацию позволяла государственному департаменту знать о планах и действиях противника, о его сильных и слабых местах, о его надеждах и опасениях. Но тут случилась неприятность, грозившая лишить США этой возможности и свести на нет роль Ярдли: с 15 июля японцы ввели в действие новую сложную систему шифровки.

Нельзя сказать, что это застало криптографов врасплох. Майор Ярдли прекрасно знал, что все шифровальные бюро периодически меняют коды, а в особо важных случаях готовят специальные (с января 1920 года он сам раскрыл пятнадцать различных японских шифров). Более того, он пытался даже предугадать, каким будет новый код японцев. Однако попытки раскрыть его оставались тщетными. Бюро Ярдли лихорадочно искало ключ к новой системе, но этого не удалось сделать ни в августе, ни в сентябре.

Календарь торопливо отсчитывал дни и недели. Американская делегация, работавшая теперь, можно сказать, вслепую, судорожно искала способ подготовить (на случай, если японцы окажутся совсем уж несговорчивыми) какой-то обходный контрманевр. Токио, увидевший в этой заминке определенный шанс на реализацию чаяний собственных экспансионистов, одно за другим слал своей делегации требования не сдавать позиций, выторговывать все, что можно. Обстановка на конференции продолжала накаляться. В Вашингтоне рвали и метали.

Неожиданно государственный департамент получил столь необходимую ему помощь. Военно-морская разведка США сумела добыть информацию, в которой остро нуждался Юз и которую теперь не мог предоставить Ярдли.

После решения о созыве конференции в Вашингтоне главному командованию военно-морских сил США было крайне важно знать, какова окажется позиция Японии. Капитан Эндрю Лонг, начальник военно-морской разведки США, поручил военно-морскому атташе в Токио капитану 1-го ранга Эдварду Уотсону «выяснить, в каких пределах японцы пойдут на компромисс».

Уотсон, инициативный и находчивый офицер, был идеальным разведчиком для работы в стране, которую военно-морское министерство считало наиболее вероятным противником. Раз в неделю он встречался с влиятельными офицерами японского флота в одном из элегантных чайных домиков района Цимбаци, вел внешне непринужденные беседы, из которых ловко выуживал важные сведения.

Насколько важные – представить нетрудно, если напомнить, что завсегдатаями этого домика были капитан 1-го ранга, начальник военно-морской разведки Японии (позднее адмирал и посол) Касисабуро Комура, капитан 1-го ранга (позднее адмирал и начальник главного морского штаба) Осами Нагано, капитан 3-го ранга (позднее адмирал-премьер и военно-морской министр) Мицумаси Ионайи. То была как бы могущественная внутренняя пружина главного военно-морского штаба.

В этом обществе Уотсон и собирал нужную ему информацию. Он тщательно разработал тактику и технику подобных бесед, умело сочетал чувствительные темы и крепкие коктейли, делавшие его японских друзей разговорчивыми, а случалось – изобретал что-нибудь совершенно неожиданное.

Незадолго до открытия конференции, чтобы усыпить бдительность своих партнеров, сделать вид, будто эти встречи не имеют для него сколько-нибудь важного значения, Уотсон решил пропустить несколько вечеринок и отправил туда своих помощников: капитан-лейтенанта Эллиса Захариаса и капитан-лейтенанта Джона У. Макклэрена. Предварительный инструктаж был предельно тщателен. «Информационные сведения, которые нам разрешили выдать японцам, – потом докладывал Э. Захариас, – были тщательно просеяны, взвешены и распределены по времени, наводящие вопросы заранее продуманы. Мы отрепетировали даже интонации в предстоящем разговоре, научились притворно удивляться с самым искренним видом и наметили паузы между предложениями. Мы готовились хорошо сыграть свою роль в этом представлении».

Отсутствие Уотсона на вечеринке сделало атмосферу совсем непринужденной и принесло как раз те результаты, на которые он и рассчитывал. Захариасу и Макклэрену удалось получить нужную информацию. Она дала ключ к плану, которым должен был руководствоваться глава японской делегации на Вашингтонской конференции барон Като.

Когда несколько дней спустя Уотсон посылал свой подробный итоговый отчет об этой встрече в разведывательный отдел флота, он мог с уверенностью доложить, что «Япония в конце концов согласится с соотношением флотов, предложенным государственным секретарем Юзом». Такая информация в большой степени предопределила результаты конференции. По оценке американских специалистов, капитан Уотсон и его молодые помощники хорошо подготовили эту «зыбкую, но тонкую разведывательную операцию».

Тем временем Ярдли продолжал день и ночь работать над раскрытием нового японского кода, который оказался намного более трудным, чем все предыдущие. Текст, зашифрованный этим кодом, включал в себя десятибуквенные группы и, казалось, должен был составляться из двухбуквенных или четырехбуквенных элементов. Но если во всех телеграммах, зашифрованных японскими кодами, ранее раскрытыми Ярдли, сумма букв делилась на два, то в новых шифрограммах не делилась. Это опрокидывало все расчеты.

Лишь к началу августа Ярдли понял, в чем дело. Японцы, чтобы сделать новый код более стойким, составили его из комбинаций трехбуквенных и двухбуквенных элементов. Когда криптографы стали разбивать десятибуквенные группы на двух– и трехбуквенные элементы, все стало на свои места.

«Черный кабинет» снова читал японские телеграммы, бережно собирая строительный материал, из которого Юз должен был соорудить свою позицию на конференции великих держав. Услуги Ярдли – и сам он это прекрасно понимал – опять были для США чрезвычайно важны. Хотя государственный секретарь уже знал от военно-морской разведки о готовности японцев согласиться с американскими предложениями, на плечи майора, работавшего в Нью-Йорке, ложилась важная задача – обеспечить тактическую информацию, день за днем, телеграмма за телеграммой раскрывающую хитросплетения японской политики.

Решающее известие пришло 28 ноября. Это была телеграмма, подписанная министром иностранных дел Японии Иосуи Уцидой и дававшая послу Сидехаре инструкции для японской делегации. В них был первый серьезный признак ослабления сопротивления японцев. «Необходимо, – писал Уцида, – избегать всяких столкновений с Великобританией и Соединенными Штатами, особенно с Соединенными Штатами, по вопросу об ограничении вооружений». Как явствовало из телеграммы, японцы намерены были принять американские предложения о включении в договор «гарантий сокращения или по меньшей мере сохранения статус-кво в вооруженных силах на Тихом океане».

В телеграмме от 8 декабря, направленной своему правительству, министр Като потребовал, чтобы ему разрешили либо отвергнуть предложения американцев, либо согласиться с ними. Это прозвучало как ультиматум. 10 декабря из Токио прибыло разрешение подписать договор. Оно было изложено в телеграмме № 155, которую принц Токугава 11 декабря огласил на конференции: «Мы считали соотношение сил как десять к семи абсолютно необходимым для соблюдения национальных интересов Японии. Однако США упорно отстаивали предложения Юза. Таким образом, не было возможности выйти из создавшегося противоречия. Теперь, если руководствоваться интересами стабилизации международных отношений и духом доброй воли, вам не остается ничего другого, как согласиться с предложениями Соединенных Штатов». Это было важной победой внешнеполитического курса США.

Ликующие американские дипломаты в какой-то мере поделились своим триумфом с Ярдли и его анонимными помощниками. «Все мы, – признавал впоследствии Ярдли, – получили щедрые подарки от руководителей государственного департамента и военного министерства, а также их благодарность и заверения в том, что наша каторжная работа на протяжении конференции оценена правительством».

7 ноября 1923 года майору Ярдли вручили сообщение военного министерства США о награждении его орденом «За отличную службу». Хотя в уведомлении говорилось, что он награжден за «выдающееся заслуги и отличную службу… в период мировой войны», в действительности орден был дан за раскрытие японских кодов во время Вашингтонской конференции.

Однако Ярдли не считал свою работу вознагражденной сообразно ее истинному значению. Достаточно обоснованно он полагал главным архитектором этой американской дипломатической победы себя, а не работников госдепартамента. «Не так уж трудно играть в покер, – с раздражением повторял он, – если предварительно заглянешь в карты противника». Необходимость, выполняя серьезнейшие государственные поручения, оставаться в тени ранила его теперь уже болезненное самолюбие.

К тому же, и это было, пожалуй, самым главным, Ярдли искренне не мог понять, почему, на каком основании и государственный секретарь Юз, и вся остальная дипломатическая камарилья позволяют себе держаться с криптографами так, как будто те выполняют какую-то второстепенную, грязную, недостойную порядочных людей работу.

Уж кто-кто, а он, шеф криптографической службы, на протяжении многих лет посвященный в святая святых и госдепартамента, и военного министерства, лучше кого-нибудь другого знал подноготную всей американской дипломатической и военной политики. Они, по убеждению Ярдли, были так же черны, столь же бесчеловечны, как самый грязный шпионаж, самые разрушительные диверсии.

Возвращение майора Ярдли в Нью-Йорк не походило на марш триумфатора. Угрюмый и ссутулившийся, он сидел в кресле экспресса, машинально пробегая взглядом заголовки газет. Ему было уже за тридцать. По американским понятиям, время, отпущенное для жизненного старта, уже истекло. Чего же добился он, несомненно, один из талантливейших криптографов своего времени. Еще и еще раз перебирал Ярдли в памяти события последних лет. Вспомнить было что.

За время существования «черного кабинета» – с 1917 года, его сотрудники дешифровали более 45 тысяч криптограмм и раскрыли коды двадцати стран, в том числе всех крупнейших держав мира. Это расценивалось как «выдающийся успех». И что же?

Опять он должен возвращаться в неприметный особняк на углу 37-й стрит, снова и снова ждать часа, когда о нем вспомнят, а потом работать, работать, работать до изнеможения, до одури, чтобы опять честно заработанный орден сунули тайком, как чаевые швейцару, которые дают не глядя и брезгливо отдергивают руку.

Было над чем задуматься…

7 марта 1925 года какой-то американец, будто бы работавший в криптографическом бюро военного министерства, установил контакт с японским посольством в Вашингтоне. Он предупредил советника Исабуро Иосиду, замещавшего в то время посла, что «военное министерство США имеет весьма квалифицированное дешифровальное бюро» и что «нет такого иностранного кода, который не смогло бы раскрыть» это таинственное учреждение. Анонимный информатор рекомендовал как «единственную возможность предохранить коды (японские) – менять их как можно чаще».

Этот сенсационный материал 10 марта 1925 года был препровожден в Токио (секретный, № 48). Однако в японских архивах, по утверждению Л. Фараго, специально занимавшегося исследованием этого вопроса, до сих пор не обнаружено каких-либо документов, указывающих на то, что в связи с этим предостережением были приняты какие-либо меры для усиления безопасности своей криптографической системы. Кем был доброжелатель-аноним, тоже с достоверностью пока не установлено.

Но некоторые вполне обоснованные предположения на этот счет можно сделать. Хотя бы из сопоставления с событиями, последовавшими очень скоро и теперь уже расследованными в деталях. Летом 1928 года в Нью-Йорке Ярдли отправился в гости к своим приятелям-японцам, рассчитывая, как он писал в служебном отчете, извлечь кое-какие разведывательные данные из беседы с Косиро Такадой, представлявшим токийскую газету. К этому времени разочарование и озлобление Ярдли достигли кульминации. Еще будучи телеграфистом государственного департамента, он лелеял мечту о том, что под его началом будет центральное криптографическое агентство США с сотнями служащих «для раскрытия секретов столиц мира».

Удачные начинания в М.И.8 и большой успех в 1921–1922 годах превратили эту мечту в навязчивую идею. Но Ярдли не получил того признания и не достиг того положения, к которому так стремился. Его власть и влияние были ограничены, а поле деятельности не так широко, как ему хотелось бы. «Компания дилетантов – так он называл своих коллег из других криптографических бюро – упрочилась на важных постах».

Считая, что правительство отнеслось к нему неблагодарно и даже вероломно, Ярдли решил, что это освобождает его от всяких моральных обязательств. Кроме того, он испытывал и финансовые затруднения. Его привычка жить на широкую ногу в дни процветания требовала все больше и больше денег. Он искал пути, чтобы «расквитаться со всеми» за причиненную обиду и вместе с тем удовлетворить настоятельную потребность в деньгах.

Через несколько недель после беседы с Косиро Такадой Ярдли позвонил ему по телефону и договорился о новой встрече. Заявив Такаде, что располагает ценной для японского правительства информацией, Ярдли просил свести его с послом Тцунео Мацудайрой. Такая встреча состоялась в ближайшие же дни. Договорившись с Ярдли обо всем, японский посол предложил ему во время очередного приезда в Вашингтон позвонить в особняк на Крисчент Плейс, где он найдет надежного человека, которому сможет передать информацию.

На Крисчент Плейс, 1661, около Коннектикут-авеню, в маленьком каменном доме Ярдли принял советник японского посольства Сетцузо Савада. Ярдли сразу же приступил к делу. Представившись как старший криптограф американского правительства, он довольно подробно рассказал о своих возможностях и изъявил готовность продать наиважнейшие государственные секреты США за десять тысяч долларов наличными.

Предложение было сделано настолько неожиданно и в лоб, что поначалу вызвало подозрения. Если верить его первому сообщению в Токио, где советник описывал странное обращение старшего криптографа, Савада сказал Ярдли: «Но ведь у вас, судя по характеру работы, куча денег! Почему же вам понадобилось продать свою страну?»

«Очень просто, сэр, – ответил Ярдли. – Случилось так, что мне нужно еще больше».

Разумеется, Савада понимал, какая беспримерная возможность откроется перед ним, если информация Ярдли окажется правдивой. После того как его рапорт достиг Токио, в Вашингтон с дипломатическими паспортами на вымышленные имена срочно направили двух лучших японских криптографов. Они должны были определить, насколько серьезно и перспективно предложение Ярдли, и соответственно проконсультировать Саваду. Одним из них был капитан Кинго Инсус из военно-морского флота, прикомандированный к министерству иностранных дел для организации «исследовательской дешифровальной группы» в отделе связи, другим – Наоси Озеки, руководивший криптографами министерства иностранных дел.