Текст книги "Рука Одиночества (СИ)"

Автор книги: Дитятин Константинович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

– Послушал бы тебя Никас, – сказал Альфа ухмыляясь. – Он-то думает, что это меня иногда заносит.

– Никас? – жрица хихикала, довольная собой. – Кто это?

– Это… – Альфа задумался. – Долго рассказывать. Он отличный парень. Тебе бы понравился.

– Что ж. Надеюсь, я с ним еще повстречаюсь.

– Я тоже, – мрачно произнес образ.

Полис шумел и вибрировал. Альфу это нервировало. Ему хотелось поскорее добраться до Администрации. Вместо этого, ему приходилось наблюдать за неудачными экспериментами с креационизмом, докучливыми сражениями пернатых драконов и сотворениями уродливых чудес. Кроме того, к нему уже несколько раз привязывались серафимы-полицейские с неудобными вопросами по поводу сегодняшних событий на шествии. Прима-образ давно бы уже скрылся в толпе, но знал, что если нога его ступит на нейтральную территорию, его отыщут только через полгода где-нибудь в самой гадкой, самой злачной, самой развратной богадельне. С тысячью самых неожиданных зависимостей.

– Я встречала тут парней, – сказала Котожрица. – Они называют свой культ: Карго.

– Как-как?

– Карго. Груз. Во время второй Мировой войны на острова Меланезии сбрасывали продовольственные грузы для солдат. Одежду, консервы, палатки, оружие. Аборигены находили их, ассоциируя с некой божественной деятельностью белых людей. Чтобы заполучить больше карго, они в точности копировали призывающие ритуалы солдат. Делали посадочные полосы из пальмовых листьев, бамбуковые радио-рубки, даже наушники из дерева. И все это для того, чтобы задарма получить камуфляжные штаны и тушенку. Есть над чем задуматься.

– Клянусь фантазией, я бы свихнулся, поживи здесь подольше, – сказал на это Альфа.

– Не ворчи. Мы должны быть благодарны людям за любое проявление творчества.

– Не уверен.

– В любом случае, пока религии позволяют людям справляться с Одиночеством и безнадежностью, их значимость не вызывает сомнений.

– Помогите!

– Ты ничего не слышал? – встрепенулся служительница.

Альфа жевал сырое мясо, посыпая его нектаром. Рядом летало розовое существо, с глиняным садком в руках и требовало платы. Прима-образ угрожал и отмахивался.

– Не-а, – буркнул он. – Потом отдам, – существу. – Я голый, ты что, не видишь? Откуда я, по-твоему, достану деньги?

– Спасите! На помощь!

– Вот опять, – взволновано заметила девушка. – Сладкохвостик, давай направо!

Икона Которианства свернула на дорогу, ведущую на эспланаду перед собором какой-то крупной религии.

– У нас нет на это времени! – разозлился Альфа.

– Кто-то нуждается в помощи, – упрямо проговорила Котожрица. – Если ты против помощи нуждающемуся, можешь дальше идти пешком.

Прима-образ свирепо сжевал остатки мяса, спрыгнул со спины «сладкохвостика» и затерялся в толпе.

– Стой, я же пошутила! – крикнула жрица. – Альфа! Дурак! Ну и ладно! Ну и не очень надо было! Вот всегда ты так! Сначала… А потом… Сладкохвостик, вперед! Обойдемся!

Кот вошел на эспланаду, наполненную Воинствующей Толпой. Осторожно ступая между поднятыми вилами и фыркая на коптящие факелы, он прошел вперед, и остановился, нервно подергивая хвостом.

У врат собора было организовано лобное место, на котором присутствовали сановитые образы в богатых одеждах, большое количество дров и столб из цельного ствола дерева, к которому был крепко привязан Аппендикс.

– Помогите! – орал он, отчаянно извиваясь. – Люди, не дайте случиться этому средневековому зверству! Отпустите меня, вы, экзальтированные фанатики! Я ни в чем не виноват!

– Ты виновен в том, что не вписываешься в образ идеального человека, которого создал Всевышний по образу и подобию своему! – отвечал ему образ в самой большой и сложно устроенной шапке. Очевидно, он доминировал на этом мероприятии. – Ты – гнусное уродство, которое не может объяснить Слово. Все в теле человека красиво и создано с определенной целью. И только ты лишь воспаляешься и болишь, если есть много грязного.

– Это потому что я образовался в результате эволюции, в которую вы не верите! – брыкался Аппендикс. – У млекопитающих я служу как камера для образования микрофлоры, необходимой для пищеварения! И достался в наследство человеку как малозначительный отросток прямой кишки. Но я все равно нужен для инкубации полезных бактерий!

– О, нам ведомо это нечистое слово! – доминантный священник повернулся к толпе. – Бактерия, равно – чума! Ужасные бубоны, покрывающие тело! Мертвящая скверна! Потому ты и воспаляешься, мучая и убивая!

Толпа оторвалась от чтения новостей на своих телефонах и оголтело вскричала.

– Что?! – поразился Аппендикс. – Это совсем не та бактерия! Их тысячи видов! Я культивирую полезные! Они не вызывают чуму! А воспаляюсь я случайно, из-за механических повреждений или инородных предметов! Вы, идиоты, почитайте Инфопедию! Прямо сейчас зайдите на Инфопедию и прочтите!

– Ребята, я же сказал всем убрать телефоны! – крикнул священник в толпу. – Неужели так трудно хоть раз абстрагироваться от настоящего? Если мы будем пользоваться проверенной информацией, вся эта затея не будет иметь никакого смысла! Вы что, хотите превратить справедливый суд в линчевание?

Из толпы послышались робкие отрицания. Образы прятали телефоны в грязные пахучие хламиды.

– Так-то! – авторитетно стукнул посохом священник. – А теперь вернемся к наши баранам. Твои слова полны отрицания, а потому лживы, Аппендикс! Настоящий праведник никогда бы не противился обвинениям Всевышнего. Если не он знает, то кто же? Всякая бактерия вредна! Как любое ничтожество! Как клоп вреден и пухоед вреден. Как блоха и клещевица!

– Какая еще, мать твою, клещевица?! – возмутился Аппендикс. – Вы, дети седьмого дня! Как же я вас ненавижу, аж ноги не держат! Кончайте с этим быстрее, я и так знаю, что живым вы меня отсюда не выпустите! Но знайте, рано или поздно, такие как я победят, и ваша житница маразма исчезнет с лица Многомирья! Тогда вы припомните свои преступления, но будет уже поздно!

Священник дал знак палачу. Тот принялся аккуратно выкладывать дрова вокруг столба с Аппендиксом, время от времени, отходя подальше и что-то прикидывая на глаз. Покончив с этим, он взял канистру керосина и щедро окропил сооружение.

– Стойте! – чуть не плача кричала Котожрица. – Отпустите его! Сладковхостик, в атаку!

Но Архикоту, похоже, обрыдла чернь со своими суеверными страстями, так что он вспрыгнул на крышу собора, распугав стаи птиц. И улегся там, подогнув под себя лапы.

Воздух наполнился шуршанием крыльев и едва слышными всхлипываниями. Образы чихали и кашляли, ойкали, перехватывая факелы. Солнце бросало острые тени башен на место экзекуции.

Чиркнуло огниво.

Еще раз.

Аппендикс метафорически поджал губы и отвернулся.

– Ну что там? – нетерпеливо спросил священник.

– Да я без понятия, как этой сволочью разжигать огонь, – буркнул палач. – Дайте кто-нибудь зажигалку!

– Держи, – предложил Альфа.

– Спа…

Палач отлетел в сторону, сгинув в расступившейся толпе.

– Хочу сказать сразу, – сказал Альфа, обнимая за шею доминантного священника. Тот бледно улыбался, подавая мышцами лица какие-то сложные знаки. Однако парни в железных масках медленно отступали к вратам собора. – Мне на происходящее наплевать. Я терпимо отношусь к шоу-бизнесу. Я бы и сам с удовольствием поглядел, как вы сожжете этого типа.

– Ну, с-спасибо, – дрожащим голосом произнес Аппендикс.

– Однако, – вздохнул прима-образ, – кое-кому ваша захватывающая реконструкция не нравится. Вон там, на крыше собора сидит шерстяное воплощение зла. У него очень капризный характер. Если вы сожжете Аппендикс, то разгневаете его. А потом и меня. Все знают, кто я такой?

Большинство знало. Остальным быстро объяснили. Факелы затаптывали ногами.

Архикот вдруг спрыгнул на землю, и толпа, вереща и спотыкаясь, начала утекать, оставляя голые плиты, усеянные тлеющими тряпками, пакетами из-под орешков, шелухой и стонущим палачом. Альфа отпустил священника и тот опрометью бросился за своими коллегами, пыхтя и наступая на полы одеяния.

– Мау, – выразился Архикот.

– Альфа! – крикнула жрица. – Веди этого беднягу сюда!

– Что? – Альфа примерил шапку патриарха. – Зачем? Просто отвяжем его, а дальше пусть сам разбирается.

– Нет! – запротестовала девушка. – Они от него не отстанут! Нужно отвести его подальше!

– Ой, да ладно! – Альфа взглянул на Аппендикса. Тот пытался разгрызть веревки метафорическими зубами. – Ты хочешь взять с собой... это?

– Эй! – встрепенулся отросток прямой кишки. – Немного уважения! Я многозначительный образ, имеющий отношение к самому Атеизму! Так что попрошу без пренебрежения! Не хотите мне помогать, не надо! Могли бы и не начинать!

– Поверь, если б не доброе сердце этой девчонки, ты бы сейчас был хорошо прожаренным многозначительным образом, – пролаял Альфа, тыча указательным пальцем в метафорический нос Аппендикса. – И я бы на твоем месте раскрывал свой рот только для благодарностей, потому что я люблю смотреть на огонь!

– Альфа, не нападай на него! – жрица аккуратно свалилась с Архкикота. Прим почувствовал, как она повисла на руке. – Он ведь только что чуть не погиб. Конечно, он немного возбужден и растерян. Кроме того, ты говоришь очень обидные вещи.

Образ фыркнул.

– Лепет, – буркнул он, смягчаясь от прикосновения сущности Котожрицы. Некоторых особых частей ее сущности. – Тогда разбирайся с ним сама. Только быстрее, нам нельзя терять время!

– Ладно, я поняла, – благодарно протараторила жрица. – Мы сейчас. Быстро.

Она принялась неловко пилить толстые путы маленьким ножичком, которым вскрывала консервы для кошек.

– Клянусь фантазией, – протянул Альфа. – Отойди.

Он схватился за веревки руками Геркулеса. Они затрещали и лопнули.

Облегченно застонав, Аппендикс припал на одно колено, и принялся растирать затекшие члены. Метафорические, само собой.

– Как вовремя, – пробормотал он. – Будь позитивна, добрая девушка. Я уже приготовился пострадать за правду. Отдаться жертвой голодному сброду, но не оставить истину! Как Коперник! Как Галилей! Как Диоген, я, со спокойствием избранного, принял свою чашу!

– С тобой все в порядке? – ласково участвовала жрица. – Они не били тебя?

– О! – вскинулся Аппендикс, чуть не потеряв равновесие. – Они жестоко избили меня, потому что я сражался как лев! Я защищал истинную правду! Правдивую истину! Они напали на меня, когда я учил детей математике и тригонометрии! А еще химии, я очень много знаю о химии!

– Вы такой молодец, – ласково комментировала жрица.

– Бросьте! – подбоченился Аппендикс. – Делаю, что могу! Всеми силами бьюсь с дремотой рассудка! Защищаю правдивую истину от забытья и поругания. Так вот, проектировал, я значит, инновационную систему акведуков для снабжения Полиса чистой водой…

– Ты говорил про детей и тригонометрию, – перебил Альфа с нескрываемым презрением.

– Не будь таким задирой! – попросила Котожрица с нажимом.

– Да что, стрелять, инновационного в акведуках?!

– Альфа.

– Что?!

– Ты грубишь.

– Я говорю истинную правду… – прима-образ помедлил. – О, фантазия, кретинизм этого червя заразен.

– Альфа, пожалуйста, ну ради меня, – часто заморгала служительница. – Ему нужна защита.

Прима-образ сжал зубы. Он пошел к дремлющему Архикоту, слыша за спиной: «А почему он голый?». А потом: «они напали на меня, когда я был в двух шагах от решения второй проблемы Ландау!».

– Хватит врать! – не выдержал Альфа.

Ему не ответили.

– Их было десять… Нет, даже двадцать! И это только аванград. Остальные ждали снаружи, на случай, если понадобиться подкрепление. Они знали, что оно понадобиться, истинная правда! Итак, я готов был провести последнее химическое преобразование и найти формулу уникального высокооктанового топлива, которое решило бы все энергетические проблемы! И тогда: бах-трах-тарарах! Они ломают двери! Тридцать озлобленных фанатиков, которые чувствуют угрозу власти страха и невежества! Я роняю между нами шкаф, с моими трудами и трактатами! Мне жаль их, я знаю, что все будет сожжено и растоптано! Но это всего лишь копии, а до оригиналов этим негодяям никогда не добраться. Ведь они у меня в голове!

– Вы такой смелый.

– Еще бы, ведь за мной правда! И я бью одного, второго. Третьему этак нехило досталось. А дальше как по писанному пошло. Опомнился, только когда на меня навалилось уже больше сотни!

– Потрясающе!

Альфа закрыл глаза.

Когда Архикота наконец удалось растолкать, на его спине уже действовал рассадник научности, смелых идей и шокирующих веяний. Аппендикс поучал, вразумлял и всячески боролся за прогресс и разумность. Вероятно, его просто разговорил адреналин.

Однако Альфа рассчитывал на худшее.

Велика была вероятность, что они спасли одно их худших воплощений Атеизма. А именно: Атеизма модного, оголтелого. Имеющего крайне опосредованное отношение к научности. Одного из тех паразитов, которые пытались заслужить чужое одобрение поверхностным пониманием сложных идей. Их называли воинами Первой Страницы. Именно столько необходимо было типам вроде Аппендикса, чтобы вникнуть в суть любого вопроса. Этого хватало, чтобы запомнить несколько терминов и бегло употреблять их, в быстрых, но яростных атаках на обсуждения. Войны Первой Страницы быстро били, и сразу же отступали, чтобы не дать противнику ответить ударами глубокого понимания. Они оставляли после себя пожарища споров и негодования.

О, то были страшные солдаты. Беспринципные и почти непобедимые.

Альфа внимательно разглядывал Аппендикс.

– Так ты, значит, изыскатель, – спросил прима-образ вроде бы невзначай.

– К твоим услугам, прим! – с готовностью отвлекся борец с дремотой. – Мои скромные знания далеки от ваших, но кое-чему и я могу тебя научить, поверь на слово.

– Охотно! – осклабился Альфа. – Есть у меня один вопрос. Я вижу клейма на твоих метафорических запястьях. Что они означают, если не секрет?

– Это пустяки, – ответил Аппендикс немного быстрее, чем следовало.

– Мне решать, – наседал образ. – Отвечай на вопрос, ничтожество, или я верну тебя обратно в лапы инквизиции. А если еще раз проявишь неуважение, я лично вырву твой лживый метафорический язык.

– Забияка, – попыталась вмешаться жрица, но Альфа осадил ее гримасой.

Аппендикс прокашлялся, нервно помаргивая.

– Дались вам эти клейма, – пробормотал он, очевидно раздумывая над тем, безопасно ли будет прыгать с Архикота. – Ну, хорошо, мне поставили их…

– Давай сразу пропустим версию с врагами научности, – угрожающе надвинулся Альфа.

– Эти клейма нужны для того, чтобы все знали, кто я, – убито пролепетал Аппендикс.

– И кто же ты?

– Нетерпимые завистники называют нас…

– Быстрее, червь!

– Они называют нас воинами Первой Страницы.

Разоблаченный партизан испуганно съежился, ожидая серьезного возмездия. Возможно, даже побивания камнями. Жрица испуганно смотрела то на него, то на Альфу. Архикот осторожно обнюхивал жирного визгливого божка, пытающегося скрыться в нектарной лавке.

– Прекрасно! – сказал Альфа.

И ударил Аппендикса по… метафорическому плечу. Тот ойкнул, и недоверчиво приоткрыл зажмуренные глаза.

– Вы не будете бить сильнее? – спросил он тревожно.

– Нет. Пока, во всяком случае. Ты мне пригодишься, мразь.

– Ура, – вскинула кулачки жрица, – все хорошо закончилось!

– О, нет, – Альфа неожиданно улыбнулся, как идущий на смерть гладиатор. – Ничего еще не закончилось!

Аппендикс и Жрица осторожно посмотрели прямо и вверх. Туда, куда полетела обглоданная прима-образом кость. На них медленно надвигался корпус Администрации…

Ну, вообще-то, он надвигался скорее в перспективе, потому что Архикот все еще обнюхивал божка, который уже не верещал и не пытался скрыться. А только часто-часто дышал, как загнанная мышь, надеясь, что им перестанут интересоваться.

– Ладно, – Альфа подвигал челюстью. – Достаточно. Дальше пойдем пешком. Аппендикс, слезай, будешь впереди. И не вздумай убежать! Я ловлю только однажды.

Кряхтя и постанывая, воин разума начал сползать вниз. Альфа спрыгнул быстрее и стащил его вниз, за трясущиеся метафорические ноги. Распугав Которианский культ, он поглядел снизу-вверх на жрицу и сделал прощальный жест.

– Что это ты задумал? – спросила та недовольно. – Ты надеешься, что снова сможешь использовать мое расположение и оставить с носом?

– А-а-а, – протянул Альфа озадачено. – Именно на это я и рассчитывал. А что, ты стала больше ценить личное время?

– Я иду с вами!

– С ума сошла? А как же Пушистые боги?

– С ними все отлично, – пропыхтела жрица, цепляясь за ошейник Архикота. – Лови меня.

Альфа подставил руки. Жрица отважно засопела и высвободилась, успокаивая кошечку на голове. Та беспокойно мяукала и озиралась.

– Шу-шу придется оставить, – с сожалением произнесла служительница.

– Ты снимешь свою… корону, – изумился Альфа. – По-моему ты слишком торопишься! Подумай…

– Я уже подумала, – тихо произнесла жрица, бережно снимая Шу-шу. – Мы отправляемся в полное опасностей приключение. Ей там не место.

– Я ничего такого не говорил!

– Альфа, не юли, – девушка поглядела на него безо всякого пиетета. – Можно подумать, я живу в изоляции. Ну, то есть, я немного повернута на кошках, но интересуюсь и другими вещами. Я знаю – Многомирье в беде. Мне и дальше прятаться в своем маленьком раю? Доколе? Я знаю, что если мы проиграем Одиночеству, рано или поздно в мои владения придут черные сущности… живодерства. Или чего похуже! Так что даже не пытайся остановить меня! Я имею право бороться! За свою любовь!

Аппендикс шмыгнул метафорическим носом.

– Это истинная правда, – растроганно произнес он. – Не запрещай ей.

– Тебя не спросили! Жрица…

– Отныне я еще и посол, – провозгласила девушка, вознося Шу-шу над собой. – Архикот, преклони голову!

Тот отвлекся от своей полумертвой жертвы и недоуменно обнюхал кошечку.

– Мрам? – спросил он неуверенно.

– Да! Теперь ты будешь носить ее! Я ухожу в поход, чтобы обезопасить наш мир! Чтобы каждая кошка, каждый котенок, могли быть уверены, что их коробки не сожгут и не выбросят, а в мисках будет дикий, консервированный корм!

– Мр-р-ма. М-рау?

– Ты справишься! Я принимаю полномочия посла и рыцаря-защитника в одном лице. А ты станешь оберегать наши границы, и следить за порядком, в мое отсутствие. Я не спрашиваю, готов ли ты, чтобы не начал вредничать, – проговорила новоиспеченная защитница вполголоса. – Ниже голову. Я кому сказала?

Архикот фыркнул, но подчинился. Шу-Шу уютно устроилась на его макушке.

– И только попробуй ее уронить! – сурово предупредила девушка. – Это тебе не картонка. А теперь возвращайся назад и не смей возглавлять другие культы! Все понял?

– Мра. Му-у-рм.

Посол обняла его лапу.

– Я буду скучать по тебе. По всем. Расскажи остальным. Ну… Если они вообще заметят, что меня нет. А теперь иди. Иди же!

Хвост Архикота дрогнул. Торжественно задрав голову, он развернулся и пошел назад, стараясь обходить которианцев по крышам. Девушка смотрела ему вслед, закрыв нижнюю часть лица кулачками.

– Я не буду плакать. Ни за что не буду. Ох… Что? Чего вы так на меня смотрите?

– Так вот как ты выглядишь без… короны, – проговорил Альфа задумчиво. – Знаешь, это несколько вульгарно. Без обид.

– Девушки с таким хозяйством долго одни не ходят, – поддержал Аппендикс. – Истинная правда.

– Я знаю, – досадливо откликнулась Котожрица. – Я знаю, с чем ассоциируюсь. Кто ж виноват, что мужчин возбуждают такие вещи?

– Да, – ехидно протянул прима-образ. – Мужчин.

– Скорее уж их особый подвид, – уточнил Аппендикс. – Virgo Aeternum.

– Мне нужно спрятать их, – взмолилась девушка, прижимая кошачьи уши пальцами. – Не стойте столбами.

Пришлось ограбить храм неподалеку. Альфа выволок на улицу груду разнообразного хлама, завернутого в гобелен. Котожрица долго копалась в блестящих чашах и претенциозных одеяниях.

– Альфа, – позвала она. – А что необходимо рыцарю-защитнику? Можно я облачусь в доспехи?

Тот покачал головой.

– Ты в них и мира не пройдешь. Надень этот колпак и дело с концом.

– Ладно, – девушка торопливо натянула изукрашенный конус на свое безобразие, торчащее над серебристыми волосами. – А меч? Мне нужно оружие, это точно. Как мне бороться с негативом без… Ой-ой-ой, какие же они тяжелые!

– Святая фантазия, – провыл Альфа, окончательно зверея. – Вот гребешок с ручкой! Спрячь его за поясом. Как только кто-нибудь полезет, достаешь гребень и бьешь в глаз ручкой, ясно?

– Да, я поняла. Прямо в глаз. А еще им можно причесываться.

– Я безумно рад! Можем мы теперь идти, госпожа посол?!

– Да, я только заберу эти бусы. У меня есть немного куриной печенки. Может они принимают пожертвования…

– Я брошу тебя при первой же возможности.

Жрица что-то неразборчиво проворчала, но нашла в себе силы оставить заманчивые дары. Она по-военному выпрямилась перед прима-образом. Альфа стоял, безнадежно прислонившись к колонне. Время от времени он попинывал Аппендикса по метафорической пятой точке.

– Мое имя Котожрица, я – достойный образ Любви, – четко проговорила она. – Я отдаюсь под твое командование, Альфа. Веди меня в бой, против негатива. Клянусь, не отступать, не бояться, не ныть. За кошек и Многомирье!

Собирательный образ борьбы был в восторге. Его гордость за своих рекрутов можно было увидеть в брюзгливо отвисшей губе. И услышать в репликах, вроде: «писклявые паладины» и «кишечные архивариусы».

Администрация была построена у подножия Олимпа. Это было эклектичное сооружение, врезанное в голубоватую породу священной горы. В нем мирно соседствовали египетские, античные и восточные мотивы, образуя неожиданное культурное единство. Без видимых разногласий поддерживали друг друга флагманские культуры. Это парадоксальное сожительство, можно подумать, было невероятно и оскорбительно само по себе, но, отчего-то, не распадалось.

Лучшие агенты Здравомыслия пытались объяснить феномен Администрации и пришли к выводу, что столкнулись с бюрократической химерой. Когда-то давно, на заре человеческой цивилизации, она была темной пещерой, в которой копились ящики с маркировкой «непонятное». Там были опытные образцы огня, молний, приливов и звезд. Довольно скоро пещера оказалась забитой под завязку. Это создавало некоторый дискомфорт в материи первобытного Многомирья. Уже тогда оно испытывало потребность в понимании. В пещере начали появляться простейшие злые духи, тотемные звери и шаманы. Они разбирали материалы, и смело экспериментировали, вызывая восходы, закаты, дожди, рост травы и бородавок. Целое мироздание легко укладывалось в когтистую лапу очередного Севздугошта Непотворимого.

Число их росло, а сущности становились сложнее, что естественным образом делало богов конкурентами. Они начали уходить из пещеры, строя вокруг собственные храмы. Так начал расти Полис. Гора, в которой находилась пещера, тоже была обжита и названа Олимпом.

В какой-то момент объяснение собственного бессилия за счет немыслимого соперничества с богами, обрело собственную ценность. Во-первых, творческий потенциал теологии был неоценим. Многомирье наполнялось прекрасными примерами фантазии. Во-вторых, идея Бессилия сплачивала огромные массы людей. К сожалению, она же вызывала серьёзные конфликты. Разница в интерпретациях заставляла людей выяснять, кто же из них истинно бессилен, а кто только пытается выдать себя за немощного.

Пещера с «непонятным» пустела. Всему там нашлось объяснение, и боги покинули ее. Так она пустовала, пока не пришел Великий Враг. Лик его был до того страшен, а намерения жестоки, что весь Полис содрогнулся. Научность оскалила зубастую пасть и одним движением лапы сокрушила половину Полиса. Она существовала и раньше, где-то там, во мгле, но теперь ее поганое тело до того разрослось, что она стала смертельной угрозой.

Идея Бессилия поняла, что ей необходимо защищаться. Тогда были созваны представители всех культов и сект, чтобы решить, как двигаться дальше. И собрались они там, где все начиналось: в старой доброй пещере под Олимпом.

На собрании присутствовали образы Предпринимательства. Они сказали богам, что справиться с угрозой очень просто, ибо она переоценена. Никто не откажется от Бессилия в одночасье. Нужно лишь играть до конца.

Солнце крутится вокруг Земли. Точка.

А, кроме того, нужно забыть о разногласиях и освоить прогрессивные методы управления. Прогресс – не враг. Многие научные открытия ставят человека в тупик. Они оставляют его один на один с холодной бесконечной вселенной, которую, как ни странно, все еще невозможно познать. На самом деле Бессилие цветет.

Вам, – сказали образы, хитро улыбаясь, – нужно просто использовать открывающиеся возможности. Информация передается за считанные секунды. Вирус Научности и Атеизма можно победить только на их поле. Вылезайте из своих мраморных дворцов и стройте офисы. Систематизируйте заветы бессилия в доступных брошюрах. Распространяйте видео-записи проповедей, что бы их мог увидеть кто угодно. Более того, используйте науку сами. Люди отравлены верой во всемогущество техники, они легко поверят, что есть электронная аппаратура, которая доказывает, что боги существуют.

Это было великое откровение.

Строительство вокруг пещеры да началось. Славное здание Администрации выросло на посрамление Научности.

Сад камней был тих. И полон… камней.

Это был тот необходимый минимум, который он должен был обеспечивать. Помимо этого сад был расчерчен безупречными узорами на ровном песке.

Никас сидел, подогнув под себя ноги. Ровное дыхание. Мерный пульс. Мирный разум. Камни были обтесаны таким образом, что напоминали анатомически верные торчащие из песка задницы. Таинственная гармония их расположения, нарастала здесь веками. Точнее, промежутками времени, недоступными человеческому разуму. Каменные задницы накапливали энергию сакральной геометрии в гигантской перспективе, стремящейся во все стороны времени-пространства.

Никас чувствовал, что он нашел место, которое понимало его. Оно перекликалось со всем, что он пережил за последнее время. Журналист словно отыскал подробное свое жизнеописание, запечатлённое здесь.

В Канаве Абсолютного Нуля.

Здесь было чертовски холодно, как в рефрижераторе.

Это было место, где скапливались идеи настолько бесполезные, что их ценность стремилась к нулю. Абсолютной бесполезности.

В основном тут были разнообразные мнения. Преимущественно чужие. Канава была заполнена ими на две трети. Это были советы, наставления, инструкции и нотации. Все они были расценены как поступающие извне и оказались здесь. Иногда хорошие, иногда плохие, иногда откровенно вредные. Хорошие преобладали, хотя и отличались очевидностью. К примеру. «Не начинай курить в четырнадцать лет, к двадцати ты начнешь выкашливать кровавый уголь». Или же. «На твоем месте, я бы проверил тормоза, приятель». И тому подобные благоглупости, которые нормальный человек серьёзно воспринимать не будет.

Так, во всяком случае, сказал роман. Никас не умел читать мнения. На его взгляд они напоминали кораллы. Удивительных форм и расцветок, хотя и блеклых под инеем. Они росли так густо, что закрывали небо своими изумительными лапами.

Второе место по распространенности оставалось за инструкциями к различным предметам или процессам. В сущности, это были никому не нужные алгоритмы, вроде «Сохранения природной среды в ходе выездных мероприятий». Различные техники безопасности. Что-то там про сверла, пилы, валы, и высоковольтные кабели. Серые столбы, покрытые уродливыми пиктограммами. Скукотища.

Еще здесь можно было увидеть политические программы, выступления экстрасенсов, телевизионные передачи о мертвых поп-звездах и прочие динамические зрелища. Они мерцали то тут, то там, объемными сценами абсолютной бесполезности. Стоило упомянуть и различные безделушки. Почти забавные. Первые несколько секунд. Как-то: тройные штопоры, резиновые наперстки, четвероногие колготки, карманный душ, ножницы с лазерным прицелом… Задничный сад камней.

Ну и, конечно, неизмеримые массы комковатой грязи: результат разложения образов, чепухи и обещаний есть поменьше сладкого.

Кто-то тронул Никаса за плечо.

– Пойдем, – сказал Роман негромко. – Они ждут.

Журналист выдохнул до упора. Пар из ноздрей почти коснулся белого песка.

– С тобой все в порядке? – добродушно спросил Роман.

Никас разгибался, крякая от мороза. Распрямившись, он станцевал что-то кельтское, и похлопал себя по бокам.

– Нет, – ответил он бодро. – Но я, по крайней мере, успел замерзнуть так, что мои проблемы разделились на две равные части: звон в штанах и все остальное.

Роман слабо улыбнулся.

– Пойдем.

Утерев набежавшую соплю, журналист поковылял следом. Иней шуршал под ногами. Прах скрипел, разваливаясь. Приглушенно бормотали пожилые люди. Здесь было полно стариков. Чаще всего, они не шевелились. Большинство просто-напросто вросло в землю. Но были и такие, кто бродил по округе. Едва заметно и, пожалуй, необъяснимо.

«Шамбл-балм-бше?»

– Веселись, юноша, в юности своей, – негромко произнес Роман, нарушая молчание.

– Так они что-то вроде сопротивления? – спросил Никас, избегая разговора о здоровом цинизме.

Роман ответил не сразу.

– Ну-у-у, – протянул он, по-мальчишески закатывая глаза, – я бы не назвал их сопротивлением. В благородном смысле этого слова. Они не отважные партизаны, которые борются с превосходящими силами противника. Узурпатора. Дракона. Они – банда отморозков.

– Как Шок, например?

– О. Шок им и в подметки не годится.

Аркас недоверчиво покосился на роман.

Подул холодный ветер, нечистый от крупинок инея. Он тревожил коралловые чащи мнений, вылавливая из хитросплетений мерзлоты отдельные фразы, слова, звуки. Никас прислушивался к ним, пробираясь между затейливыми отростками, тревожа древние бороды изморози. Осторожно переступая через стариков, он хватался руками за ломкие ветви. Под ногами его трещал лед суеверий.

– Э-оп! – журналист лихо, с красивым полуоборотом, поскользнулся.

Ветви треснули. Аркас ударился ребрами о кочку, с которой съехал. Кочка была твердости железобетонной.

– Ы-гх!

Миссионера осыпало искрящейся трухой. Мнения зазвенели. Дрожь всколыхнула их, и, через секунду, Аркаса полностью погребли обломки «Надень шапку, на улице холодно». Получившаяся сопка медленно шевелилась. Роман, успевший выбраться из-под завала, ринулся к ней. Аркас вынырнул ему на встречу, икая от холода. Они столкнулись и отлетели в разные стороны. Журналист, ковыляя и падая, кружил на месте, как раненый тетерев. Роман заливисто смеялся, сидя по шею в сугробе.

– Это ты подстроила? – спросил Аркас у внутреннего карман кителя.

Там сидела Бабочка. Она мирно спала, едва шевеля усиками. Устала, – подумал Аркас, остановившись. Он вытряхнул из складок остатки колючей белизны и поглядел наверх. Щелястый потолок обрушился, в неровную дыру заглядывало небо Аида. На фоне медленно ползущих лент, Аркас увидел огромную строительную линейку, уходящую вверх. Верхним концом она пробивала границу Дна. А нижним – очевидно, врезалась в землю, где-то впереди.