Текст книги "Владыки света"

Автор книги: Дипак Чопра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Майклу захотелось помолиться или хотя бы выплакать всю ту муку, которую он так долго в себе скрывал. Но какой в этом смысл? Свет, должно быть, исходит от Бога, и ему суждено погибнуть, как и другим. – Я нашла его, Майкл, – смотри! Сквозь пелену, застлавшую его глаза, он увидел Шар, стоявшую на краю светового круга. С ней был кто-то еще, различимый куда слабей. Майкл протянул к ней руку.

Вытащи меня.

– Да, старые пословицы по-прежнему верны: ни одно доброе дело не остается безнаказанным. – Голос Шар звучал в высшей степени многозначительно, без тени беспокойства. – Хорошего человека спасти куда труднее, чем плохого. Что тут поделаешь?

Прекрати надо мной издеваться! Вытащи меня!

Он так и не понял, была ли его паника тем последним ударом, что убил его. Последняя картина, запечатлевшаяся в его сознании, была странной – улыбка Шар повисла в воздухе, словно улыбка Чеширского кота, затем вторая, туманная фигура, стоявшая с ней рядом, стала сливаться с ее телом. Сильная рука метнулась в световой круг и вытащила его наружу. Майкл лежал на земле, все еще обливаясь потом, ожидая, когда его наконец отпустит то, что мучило его изнутри.

Бородатое лицо пытливо склонилось над ним.

– Что, если я тебе скажу, что ты по-прежнему находишься в моем кабинете? Хороша выйдет шуточка, ну?

«Соломон?»

– Ага, – выдохнул Майкл. – Шутка та еще.

– Не беспокойся, это тебе не грозит. Но ты просил меня позвать раввина. Мы решили, что это очередное послание. Ну, и вышло так, что я и сам раввин. Удачно получилось, как ты думаешь?

Майкл уже почти был способен сесть; Соломон помог ему.

– Вы хотите сказать, что девочка-беглянка – это маска? – спросил Майкл, мгновенно выйдя из оцепенения. – Она чуть не плакала, когда привела меня к своему опустевшему дому. Зачем вы заставили меня через это пройти?

– Ты захотел, чтобы мы вмешались. Ну, а мы, кроме наблюдения, умеем только одно – мы можем чуть-чуть ускорить чье-нибудь пробуждение, совсем чуть-чуть. Ты был готов, вот мы и пришли.

– Так вот это оно? Все, что я буду делать после пробуждения, – наблюдать?

Соломон кивнул.

– А если этого недостаточно? – не унимался Майкл. – Разве никто никогда не менял правил?

– Нет, никогда.

Майкл посмотрел вокруг. Смертоносный свет исчез, исчез и городской квартал вместе со всеми своими домами.

– Постойте, постойте. Я не пойду туда, куда вы меня зовете. Не сейчас.

– Что ты имеешь в виду? – нахмурился Соломон.

– Это путь в никуда.

– Ты предпочитаешь нереальность?

– Собственно… – Майкл смог теперь самостоятельно подняться на ноги. – Я не готов уйти. Он убедил многих своим шутовством с чудесами и исцелениями. Вы говорите, что помогаете людям пробудиться? Он – это наркоз, удерживающий их во сне. Но есть и другие, ему не поверившие. Он теперь заключен в изобретенную им самим преисподнюю и сам знает это. Он никогда больше не отыщет Свет. Если это не Сатана, все продукты уже в холодильнике и поваренная книга открыта на нужной странице.

Соломон кивнул.

– Не стану с этим спорить, но…

– Нет, – перебил его Майкл. – Меня не интересует, что вы собираетесь сказать. Я устроил ему западню, и он вот-вот в нее попадется.

– Какую еще западню?

– Не угодно ли подождать и увидеть все самому?

На лице старого раввина читалось сомнение.

– Ты хочешь разочаровать меня, снова сделав слишком много добра?

– Никоим образом. Или вы меня к этому и подстрекаете?

Соломон пожал плечами.

– Я уже старик, но я знаю только одну западню, которую ты можешь ему устроить.

– Верно, – улыбнулся Майкл. – Мы продадим ему льготный билет из преисподней.

Они пролетели над Гудзоном в полумиле южнее моста, затем, описав дугу, повернули в сторону Ньюарка. Вертолет издавал громкие чвакающие звуки, проникавшие даже в роскошный пассажирский салон.

– Зачем мы это делаем? Расскажи-ка мне еще раз.

– От нас этого ждут, и кроме того, это будет величайшим событием всех времен. – Найджелу приходилось почти кричать, чтоб быть услышанным. – Мы всегда сможем повернуть обратно.

– Да нет, все в порядке, – отмахнулся Пророк. Но я не люблю плясать под чью-то дудку. Понимаешь?

– Да, сэр, – покорно отозвался Найджел. Он вернулся на место, от души надеясь, что разговор на этом окончен. С Исмаила станется стереть его в порошок каким-нибудь малоприятным образом.

Внизу проносились буро-зеленые джерсийские луга, выглядевшие в такой близости от города уж слишком по-деревенски. Пилот вертолета сказал по трескучей внутренней связи что-то неразборчивое.

– Меня не интересует, где вы сядете, только сядьте, – проворчал Исмаил.

Он никогда ничего не делал против своей воли, и Найджел знал, что выход в эфир передачи, пообещавшей народу выдающееся событие, мог подвигнуть Пророка на очередной выпад. Но этого не произошло. Найджел не понимал почему, но план Майкла шел как по маслу, словно все его действующие лица то ли покорно играли роли, отведенные им неизвестным сценарием, то ли смиренно шли в расставленную для них невидимую сеть.

Вот только пока рано было говорить, кто здесь охотник, а кто жертва.

Они приземлились на краю поля и вышли из вертолета. Черный лимузин поджидал их. Не говоря ни слова, Исмаил влез внутрь и откинулся на заднем сиденье. Найджел знал, что ему не стоит садиться рядом, и устроился на одном из боковых откидных сидений. Машина двинулась в направлении отстоящего на четверть мили дальнего угла поля.

– Что-то я не припомню, чтоб мы такое планировали, – сказал Исмаил.

Найджел вознес неслышную молитву, скорее не о своей душе, а о целости своей шкуры.

– Мы получили указание соорудить временный стадион как раз для этого мероприятия.

– Чье указание? – теперь уже подозрительно спросил Пророк.

– Надо думать, ваше, – невозмутимо ответил Найджел.

Майкл говорил ему, что до этого дойдет. Он сказал, что лжецы – это люди, которым лгать проще всего, нужно только смотреть им в лицо. Найджел подумал, что его физиономия, наверное, вот-вот сплющится, как комок серой глины.

Исмаил ничего не сказал: хороший знак, по крайней мере по сравнению с тем, как он мог бы дать выход своему раздражению – убить его раскаленной кочергой, или еще чего похуже. (До Найджела понемногу доходило, что его воображение было так или иначе газетно-ориентирован-ным.) Какое-то время они ехали молча, подскакивая на ухабах грунтовки, извивавшейся вдоль края буро-зеленого пространства.

Майкл проинструктировал его насчет того, что говорить дальше.

– Людям нужны знамения. Они по большей части простоваты, и если вы не продемонстрируете им своей божественности в какой-либо доступной им форме, вы в конце концов утратите над ними власть.

– Что? – нахмурившись, переспросил Исмаил.

– Я говорю исключительно о возможности, – сбивчиво пояснил Найджел. – Даже Христос на пятидесятницу показал, кто Он есть.

– Идиот, ты о Преображении? Не говори мне о вещах, которые я могу остановить. Меня это раздражает.

– Как бы то ни было, это ваши слова, которые я лишь в меру своего разумения повторяю.

Но это была откровенная ложь. Пророк выглядел неуверенным, это был первый замеченный Найджелом признак того, что его могущество, похоже, не безгранично. Не то чтобы от сознания этого была какая-то польза – кто бы мог здесь ему противостоять? Действовать согласно убеждениям Найджелу было не очень-то свойственно. Когда тонированное заднее стекло опустилось, Найджел выглянул наружу. Увиденное его ошеломило: как он и уверял Исмаила, посреди поля был сооружен полномасштабный стадион, укомплектованный массивными звуковыми колонками и колоссальных размеров портретом Пророка. Над ним рабочие заканчивали сооружение набранной огромными буквами надписи: ВОЗНЕСЕНИЕ. Лебедка как раз поднимала на нужное место последнюю букву.

На Исмаила зрелище, похоже, произвело впечатление.

– Ты сам разрабатывал все детали?

Найджел, с трудом веривший своим глазам, кивнул. Толпа уже собралась; люди сбивались в группки, теснясь возле переносных калориферов. Было свежо и ясно и, как для второй половины ноября, тепло. Земля была замерзшей и голой.

Осмотревшись, Исмаил несколько успокоился. Он подошел к сцене и поднялся по ступенькам. От центра помоста широкой дугой расходился ряд микрофонных стоек; за исключением этого сцена была пуста.

– Мне не нужны микрофоны, ты ведь знаешь, – сказал Исмаил. Он едва шевельнул губами, но Найджела, стоящего шагах в двадцати внизу, звук ударил по ушам так, что он чуть не вскрикнул.

– Ты все сделал хорошо, – заметив это, сказал Пророк с легкой улыбкой. – Я давно уже хотел устроить что-нибудь в этом роде. Так что то, что ты врал мне весь день, не имеет значения. Пути Мои непостижимы.

– Где мне нужно быть? – спросил Найджел. – Съемочная группа прибудет с минуты на минуту.

Найджел знал, что Пророк терпеть не мог обыденных вопросов; метнув на него свирепый взгляд, он повернулся к нему спиной. Выходит, Майкл оказался прав и здесь. Он велел Найджелу пробраться в группу обеспечения, угнать грузовик и сбежать отсюда куда подальше. Это была единственная возможность осуществить задуманное. Найджелу было все равно – проголосовать ногами он был только рад.

Спустя час он исчез. Толпа достигла не поддающихся учету размеров, выплеснувшись далеко за пределы четверти квадратной мили поля, но, несмотря на это, вновь прибывшие вливались в толпу непрерывным потоком и растворялись в ней. Край сцены был очерчен несколькими рядами камер; свет мощных прожекторов проникал в каждый закоулок – это было необходимо, так как к этому времени солнце начало тускнеть, покрывшись новыми, еще большими темными пятнами.

Исмаил стоял в стороне, прячась за ширмой от любопытных взглядов, и удовлетворенно посматривал вверх. Тускнеющее солнце добавляло событию таинственности. Он напомнил себе, что всегда знал толк в импровизациях. – Все готово, сэр.

Он уверенно вышел на авансцену, окунувшись в рев человеческих голосов. Поклонение миллионов составляло теперь его жизнь, а то, что ему, быть может, не удастся получить желаемого, отступило на второй план. По-настоящему же ему хотелось услышать извинения Бога, сотворившего в мире подобное невежество и слепоту. Всемогущему не следовало допускать существования зла; Он мог отменить смерть и сделать людей любящими и сознающими.

Как и все они, Исмаил был жертвой Божьего недомыслия. Но у него хотя бы была сила с ней справиться.

– Дети мои, – нараспев воззвал он, специально направляя звук своего голоса так, что каждому казалось, будто Пророк шепчет ему на ухо. Приветствовавший его бешеный рев затих.

– Мы вышли на новый этап. Я долго думал об этом дне, пытаясь решить, куда мне забрать вас. Я недостаточно сделал для вас. Да, я унял бури и штормы. Я установил мир между людьми. Я накормил, напоил и возлюбил вас. Любил ли вас кто-нибудь, как я?

Ответных криков не последовало, лишь стоны и шепот; собравшиеся словно молили о спасении.

– Я пришел к вам, ибо вы забыты и отвергнуты. Вы сгрудились на каменном обломке, несущемся в холодной пустоте, и никому нет до вас дела. Вы хотите быть почитаемыми, избранными? Вы никогда не имели такой возможности.

Исмаил принялся танцевать по авансцене, всего в шаге-другом от первого ряда собравшихся, из которых никто не дерзнул протянуть руку, чтобы его коснуться. Лицо Пророка светилось от возбуждения, на коже заблестели капельки пота.

– Я знаю теперь, кто со мной, а кто нет. Сегодня я дам вам тому доказательство, ибо не все из вас покинут это место. Некоторые вознесутся вместе со мной, прочие же погибнут. То ли это, чего вы хотели?

Оглушенная толпа заметалась в страхе, но бежать было невозможно – слишком велика была давка.

– Да, да! – послышалось со всех сторон.

– Тогда я дам вам мою силу. Покоритесь мне, и я вместе с вами вознесусь к своему Отцу и взмолюсь перед Ним о ваших жизнях. Вы готовы к этому? Нужны ли вам другие доказательства? Тогда смотрите, я выберу сейчас первых из вас!

Он протянул руку вниз, однако – по крайней мере поначалу – никто не мог поверить, что их зовут на сцену. Лишь после того, как Исмаил несколько раз повторил: «Идите ко мне, идите же», до них дошло, что его слова следует понимать буквально. Несколько храбрецов взобрались к нему на подмостки. Каждому вышедшему Исмаил возложил на голову свою исцеляющую руку. Эффект был моментальным. Подвергнутые этой процедуре зашлись в экстазе, крича и воздевая вверх руки в приступах блаженства. Их вид ободрил остальных, и мгновение спустя вперед хлынула следующая, более многочисленная волна.

– Узнайте меня! Вот мой суд! – кричал Исмаил. Он коснулся еще нескольких возжаждавших, но на сей раз произошло нечто новое и ужасное. Они тоже закричали, но теперь это был крик невыносимой боли. Затем они рухнули на сцену без движения.

– Я любящий, но я и жестокий, – сказал Исмаил. – Вот урок, за которым я позвал вас сюда.

Увидев, что может с ними случиться, очередные добровольцы попытались было отступить, но сзади их подпирали тысячи жаждущих приблизиться к Пророку, кричащих, молящих, ползущих к сцене. Судьбы вновь прибывших Исмаил вершил без разбору. Бывало так, что мать корчилась в радостном забвении, не замечая, что ее ребенок упал замертво. Тела быстро исчезали под очередным валом.

– Взываю к вам: возлюбите Бога!

Пророк вкинул руки вверх. Черное солнце разрослось, закрыв собой полнеба.

– Как насчет тебя? А ты сам? – раздался новый голос. Он шел от одного из установленных на сцене микрофонов. Исмаил принялся судорожно вертеть головой, пытаясь понять, кто дерзнул его перебить.

– Замолчи, теперь мое время, – сказал он. Ринувшись вперед с еще большей энергией, он «спас» двух или трех человек за одно прикосновение. Люди падали целыми рядами, как колосья спелой пшеницы под косой.

– Я не стану молчать. Ты взывал к Божьей любви, и вот Я здесь.

Не обнаруживая источника голоса, люди на сцене стали в замешательстве оглядываться. Исмаил разозлился.

– Кто ты? – завопил он.

– Не тот ли Отец, к которому ты взывал? Я доволен тобой, Исмаил. Пришло время тебе вознестись.

– Нет!

Крик этот был столь мощным, что смел толпу, как взрывная волна. Передние ряды наседавших остановились.

– Что ты хочешь этим сказать, сын мой? Разве ты не исполнил свой обет? – спросил голос. Исмаил обернулся, мгновенно поняв, что это Майкл, но видеть его он не мог.

– Ты – не Божья любовь! – завопил Исмаил. – Это самозванец! Изыди!

Толпа пришла в замешательство. На мгновение воцарилась тишина; всем хотелось понять, что сейчас последует: изгнание беса или битва.

– Вы видите? – доверительно спросил Исмаил у ближайших к нему паломников.

– Нет, они не видят, – перебил его бестелесный голос. – Я не могу уйти. Я слишком тебя люблю.

Исмаил бросился к ближайшим микрофонам и отшвырнул их прочь. Раздавшийся визг заставил толпу съежиться, зажав уши.

– Изыди! – заорал Исмаил.

– Не бойся, сын мой. Ты сделал достаточно. Ты выполнил свою миссию.

Голос, казалось, шел из-за спины Пророка, и тот развернулся, пытаясь обнаружить его источник. Он молотил кулаками воздух, убив нескольких человек, на свою беду стоявших рядом. Но людей на сцене было слишком много; голос мог идти откуда угодно.

– Отпустите вашего Пророка, – сказал голос. – Идите со мной. Пусть он получит свою награду.

– Мне не нужна награда! – закричал Исмаил. Но толпа, придя в себя от потрясения, начала верить божественному голосу.

– Вознесись… прими любовь… иди!

Голоса множились, и Исмаил злобно огляделся вокруг. Они что, издеваются над ним? Неужели они нашли в себе смелость обратиться против него, или же они так ему поклоняются?

– Не думайте обо мне, – сказал он более мягким, уверенным голосом. – Я ни о чем не прошу.

– Тебе нет нужды просить. Мы даем тебе твою награду и без этого, ты заслужил ее, – ответил божественный голос. Затем несколько стоявших в первых рядах расступились, и Майкл выступил вперед. Он похлопал Исмаила по плечу, и тот обернулся.

– Это сладостный миг, – прошептал Майкл ему на ухо. – Насладись им.

Исмаил бросился на него, но Майкл вовремя отступил. Его голос несся из каждого динамика в амфитеатре, перекрывая вопли и стоны.

– Люди! Божественная любовь не изливается в нашей жизни, как дождь. К ней нужно стремиться, ее нужно заслужить. Путь к блаженству труден, но он посилен. Верьте мне. Можно ли найти любовь без таких, как Исмаил? Разве не он ваш спаситель? Ответьте ему! – Майкл слышал теперь, что согласные крики толпы перерастают в рев. – Еще! – закричал он. – Кто ваш спаситель?

– Пророк, Пророк!

Ощутив на себе всю мощь той истерии, что он называл любовью, Исмаил пришел в ярость.

– Спас их? – хриплым язвительным шепотом сказал он на ухо Майклу. – Да они дураки. Никто и не собирался ничего для них делать. Им просто нужен я. А какова альтернатива? Какой-нибудь пахнущий лимоном напичканный гормонами мессия? Спасение в виде таблетки? Божья благодать из аэрозольного баллончика?

– Подожди, это еще не все, – сказал Майкл на ухо Пророку. Эти слова стали слышны толпе; Майкл не пошел на поводу у Исмаила и не стал приглушать голос.

– Он говорит, что ему нужна ваша сила, чтобы спасти вас, – сказал Майкл, собрав для этого последнего акта всю свою силу. – Но если у вас есть сила, зачем отдавать ее ему? Пользуйтесь ею сами! Он лгал вам, обманывал вас – посмотрите, во что вылились его щедроты. Похоже ли это на любовь к вам?

Ему более не было нужды изображать голос Бога. Слова шли прямо из его души,

– Хотите увидеть, как он вознесется в небо? Хотите? Так давайте отправим его туда! – выкрикнул Майкл, заглушая ропот толпы. – Считаете ли вы, что он заслуживает того, чтобы уйти?

Толпа не знала, что ответить. Некоторые кричали «да», некоторые «нет». Те немногие, кто мог видеть Майкла, кричали ему, чтоб он убирался со сцены. Остальные просто издавали неодобрительные звуки.

– По-моему, да. Я думаю, он должен уйти на небо, и я хочу помочь ему сделать это. Он это заслужил. Я люблю тебя таким, каким ты был, Исмаил. Я люблю тебя таким, каким ты мог быть. Но ты так и не смог по-настоящему меня исцелить. А теперь я прошу тебя.

Майкл выступил вперед, подняв руку. Сейчас он впервые почувствовал, что Пророк может его видеть, и он хотел, чтобы тот его видел.

– Отойди от меня! – отшатнулся Исмаил.

– Давай, Пророк, – подтолкнул его Майкл. – Настало время выполнить обещанное.

Черное солнце сжалось, и из его короны брызнули огненные языки, каждый из которых был ярче самого солнца, каждый нес в себе весть. Звук ветра смягчился, превратившись теперь в стройный аккорд, хор слившихся воедино тысяч прекрасных голосов.

– Нет! – закричал Исмаил, зажмуриваясь и закрывая руками уши.

При виде красоты небес к глазам Майкла подступили слезы. Она не была порождением его воли, и все же он почувствовал, как сливается с волей, ее породившей.

– Чего же ты ждешь? Ты ведь говорил, что хочешь этого. Иди, – шепнул он Исмаилу.

– Иди, иди, иди… – нараспев произносила толпа.

Пророк стал подниматься в воздух, судорожно пытаясь освободиться от невидимой хватки. Телевизионные камеры, направленные на него с четырех установленных по периметру стадиона платформ, с холодным безразличием показали каждому человеку Земли его лицо – выражение его отнюдь не напоминало блаженство.

– Вы все боитесь! – выкрикнул он в толпу. – Дайте мне ваш страх! Дайте мне хоть что-нибудь, что я мог бы использовать!

Собравшиеся внизу мужчины и женщины окружили сцену, выжидая. Сверху послышался слабый крик Исмаила, забившегося в руках ангелов, которые уносили его все дальше и дальше в небо, пока наконец он почти не перестал быть виден.

– Идите домой, – сказал Майкл в микрофон. – Забудьте о нем. Он использовал вас, но получилось это у него лишь потому, что вы думали, будто о вас забыли. Я знаю, я был одним из вас. Но из моего тчаяния произошла истина. Мы все есть Бог, Бог с миллионами лиц.

Он вырвал микрофон из стойки и отшвырнул его прочь, затем посмотрел вниз, на круг мужчин и женщин. Одно место в нем по-прежнему пустовало.

– Почему ты так долго? – спросила Рахиль, протягивая ему руку.

– Самолеты разлетались – это что-то невероятное, – сказал Майкл, сходя со сцены и принимая протянутую руку. Круг заполнился.

Далеко вверху черной точкой виднелся Пророк, окруженный ангелами – а может быть, это был фокус из числа тех, что иногда позволяют себе Тридцать шесть? Исмаил поднимался к неотвратимому свету, чистому для всех прочих, но губительному для него. Свет отражался в душе каждого из Тридцати шести, кем бы они ни были.

Постепенно он угас. Собрались тучи и пошел дождь, милосердно омывая раны Земли. Стадион почти опустел.

Майкл заморгал, словно просыпаясь после долгого глубокого сна. Он всмотрелся в лица стоявших рядом с ним; тогда они медленно отпустили руки друг друга и побрели прочь.

– Куда они уходят? – спросил Майкл у Рахили.

– Возвращаются к своей прежней жизни. Что? Ты думал, это постоянная работа с выплатой премиальных? – проворчала она.

И тут Ламед Вав предстали во всем своем невероятном разнообразии – черные и белые, молодые и старые, мужчины и женщины. И все они смотрели на него с любовью. Каждый был окружен бело-голубым сиянием, каждый держал в руках прекрасный бело-голубой лотос. Совершенство. Человеческую душу. Истинный образ Бога. И приняв эту единственную реальность, скрывающуюся за всеми масками и всеми прожитыми в масках жизнями, он впервые ощутил, что представляет собой одну из ступенек вечного движения сквозь тернии к Свету. Вера и надежда породили уверенность, произведшую в нем перемену сродни той, что происходит в мальчике, становящемся мужчиной.

– Не лови ворон, – заметила Рахиль.

Он, должно быть, стоял, широко разинув рот. Чары разрушились, и идущие вновь стали обычными людьми.

– Теперь, когда он ушел, вы снова совершенные Тридцать шесть? – спросил Майкл. – Или я все еще прохожу собеседование?

Рахиль покачала пальцем.

– Мы еще с тобой свяжемся. А может, и нет. Кто знает?

Она развернулась и побрела под дождем к одному из выходов. Сделав несколько шагов, она остановилась и, покопавшись в своей сумке, достала оттуда пластиковую косынку от дождя, повязав ею волосы. В голове у Майкла зазвучали некогда сказанные ею слова. «Сражение, убийство, внезапная смерть – твой разум изображает все в понятных тебе терминах. Именно ты всегда творишь мир, не он».

Теперь он постиг истину. Отступление с боем, преследование со стороны Пророка, разрушения в Иерусалиме – он ждал ужасов, он их и получил.

– В этом нет ничьей вины, – обернувшись, сказала Рахиль. – Слово «вина» означает, что есть «мы», а есть «они», но так никогда не было. Есть просто все. Не бывает неверных путей, Майкл. Все они в конце концов приводят куда нужно. Что же до сделанного тобой, то мне не в чем тебя упрекнуть. Пожалуй, можно было и проще, с меньшей помпой, но этому ты еще научишься.

– Так мы победили?

– Мы всегда побеждаем. Вселенная сделана из Света. Ничто не сделано из чего-то еще – в конце концов это выходит наружу, и тогда наступает конец всем бедам.

Она рассмеялась; это было вполне земное старушечье кудахтанье.

– Но до тех пор, пока это произойдет, – ой! Кто может выйти из Игры? Уж не ты, конечно.

– А что, кто-нибудь когда-нибудь из нее выходил? – спросил Майкл. Рахиль засмеялась еще громче. Соломон назвал их наблюдателями, но это было не вполне точное слово, и Майкл понял его тогда неправильно. Наблюдение предполагает две вещи: наблюдателя и наблюдаемое. Но это было не так. Существовала лишь одна манифестация, бесконечно наблюдавшая Себя в серебряном зеркале Своего творения. Наблюдать – значило быть. Это они и делали. Они жили, каждый из них, и по мере этого мир раскрывал себя в зеркале. Делая то, что они делали, Ламед Вав были собственно наблюдением.

Ничем большим.

Ничем меньшим.

– Ну ладно, – сказала Рахиль. – Посмотрим, нет ли здесь еще какой кроличьей норы. Что-то мне неймется.

Дождь прекратился, и солнце стало снова пробиваться сквозь тучи, поблескивая в чистых лужицах и омытой земле.

– Эй, Майкл, дружище! – окликнул Найджел. – Ты что, собираешься целый день торчать на этом поле?

Майкл обернулся. Черный блестящий лимузин по-прежнему был на месте, припаркованный за потрепанным дождем плакатом «ВОЗНЕСЕНИЕ». Найджел стоял за машиной, отряхивая оброненную сбежавшим шофером форменную фуражку.

– Только по такому случаю, – сказал он, кивнув головой.

– Да, по такому случаю я, пожалуй, соглашусь.

– Где он? – спросила Сьюзен. – О, здорово. А я-то думала, что мы тебя потеряли. У этого водителя весьма странные представления о дороге в аэропорт. Садись, а то опоздаем на самолет.

Майкл забрался внутрь, решив по такому случаю также не пытаться разгадывать неразрешимые загадки. Откуда бы она ни взялась, она вернулась.

– Все, больше никаких мессий и никаких напастей с неба. Я доволен.

Сьюзен выглядела удивленной.

– Ты никогда не страдал комплексом Бога?

– Нет. Только у Бога есть время прикидываться Богом, – сказал Майкл. – Я просто думал вслух.

– Так где же ты пропадал? – спросила она. – Мне тебя не хватало.

– Не больше, чем мне не хватало тебя, – ответил Майкл. Куда мы едем?

– Куда нам вздумается. Мы разве не так решили? – Сьюзен улыбнулась. Ее глаза, казалось, знали что-то такое, о чем ей не хотелось говорить.

– Я жду не дождусь, когда мы там окажемся, – сказал Майкл и взял ее за руку.