Текст книги "Собака Кантерсельфа"

Автор книги: Дино Динаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 39 страниц)

39.

За распахнувшейся дверью никого не было, но чуть в отдалении застыл Заремба в длинном развевающемся сюртуке. За ним в черных комбинезонах с надписью ГБР замерли Ларьков и Чемоданов. Троица походила на трех нахохлившихся черных птиц, Счастливчик поежился.

– Выходите, свиньи! Надо готовиться к встрече господина Кантерсельфа! – приказал Заремба.

Счастливчик, Шкот, Мормышка и Жиртрест вышли на палубу, пахнущую кровью и порохом. Фонари повсюду освещали кровь и неподвижные тела.

В ночи, словно вздох живого существа пронесся далекий вопль сирены, и на горизонте замаячили сигнальные огни приближающегося судна. Воспользовавшись моментом, один из вахтовиков, спрятавшихся за пожарным рундуком, начал пробираться к полубаку. Чемоданов заметил и поднял умхальтер.

– Не трогай его! – велел Заремба, даже не оглянувшись.

Гэбээровец подчинился. Паренек, не веря своему счастью, поправил лямки тощего рюкзачка и припустил к носу корабля. Спрыгнул на выступ нижней палубы, в спешке отбив пятки, и быстро запетлял среди стоящих контейнеров.

Фонари послушно отмечали его лихорадочный бег дикими прыгающими тенями. Наконец парень достиг шлюпки, что было слышно по тому, как она стала раскачиваться. В темноте заскрипели тали. А потом вахтовик стал кричать. Заремба в охватившем его благовейном наслаждении закатил глаза, впитывая чужую боль.

Вахтовик, уже ничего не соображая от боли, пытался грести, хотя шлюпка продолжала, как и прежде висеть над палубой. Гэбээровцы загоготали от удовольствия.

Вахтовика ломало бесшумно и страшно. Хоть кожа и оставалась неповрежденной, под нею происходило ожесточенное движение костей. Сами кости утончались, вытягивалась, и вскоре вместо человека возникла омерзительная фигура с вытянутыми тонкими ручками и ножками и со спутанными длинными седыми волосами, похожая на привидение. Вахтовик умер, крича от боли и отвращения оттого, что осознал, во что он превратился.

– Он в раю! – раздался чей-то голос.

– Возможно, а кто это сказал? – спросил Заремба, по-прежнему не оборачиваясь. – А, это вы полномочный представитель?

– Да, я, – церемонно поклонился Филинов, хотя вид его был страшен. – Зря вы это сделали. Я обо все доложу президенту. Преступления, которые здесь творятся, настолько невероятны, что я думаю, Рубин отметит мораторий на смертную казнь, и вы будете казнены.

– Разве вам не понравилось? Вас все любят.

– В настоящее время я говорю не о себе. Кто вам разрешил открывать несанкционированный доступ в рай? У вас есть какие-то документы? Стандарты предприятия? Должностная инструкция, наконец? А налоги вы платите?

– Какие ваши доказательства?

Внутри шлюпки разгорелся яркий ацетиленовый свет. Даже можно сказать, возникло сияние, в котором тело несчастного растворилось без следа. Через секунду сияние погасло. Свет фонарей показался после него невообразимо тусклым.

– Черт, так всегда, – изрек Заремба. – Интересно куда бы я попал, окажись я в лодке? И заберите, наконец, представителя!

Из темноты выступил человек в ватнике и вислых трусах, при виде которого Филинов сник и потерял начальственную осанку.

– Зачем вы так? – тихо произнес он.

Мужчина что-то тихо бормоча, положил ему руку на плечо, которую Филинов с омерзением сбросил, но мужчина в ватнике не оставил своих попыток, раз за разом клал руку обратно, и движения Филинова становились все более вялыми, пока он не остался безропотно стоять не в силах больше сопротивляться. Мужчина только этого и ждал, развернул представителя и повел обратно в темноту.

Посторонний шум прорезал ночную тишину.

– Моторная лодка за бортом! – крикнули с вышки.

– Делегация с парома "Делейни"? – предположил Шкот, произнеся вместо "с парома" "ш парома".

– Нет, со стороны берега!

– Это оно! – проговорил Заремба, прикрыв глаза. – Оно вернулось. Невероятно! – и приказал убить его.

– Кого? – не понял Шкот.

– Того, кто в лодке, идиот! – зашипел Счастливчик.

– Оно раньше не возвращалось. Никогда! – позволил себе некоторое подобие эмоций Заремба, когда спецмоновцы ушли.

Спецмоновцы переместились к правому борту и как раз вовремя, шлюпка стукнулась о борт.

– Сбросьте сходни! – раздался звонкий голос.

– Кто ты такой? – спросил Счастливчик.

– Это я, Сека!

– Ах, ты, дрянь! Ну-ка киньте этой твари трап, я хочу лично вырвать ей кишки!

Шкот, Мормышка и Жиртрест разобрались со сходнями. Вскоре трап задрожал под легкими невесомыми шагами, и в свет фонарей ступила тонкая как тростинка Сека, одетая по обыкновению в обтянутые брючки и майку. Она нисколько не заробела под прицелами четырех умхальтеров.

– Я не хочу вас убивать, – призналась она, и спецмоновцы заухмылялись.

Счастливчик толкнул Жиртреста в плечо. Осклабившись еще шире, лысый гигант приблизился к девчонке и двинул ей прикладом в лицо. Если бы попал, то убил бы на месте, но он не попал.

Сека подсела под удар, рывком под коленки свалила на себя этакую тушу и стала откатываться в сторону лееров. Спецмоновцы оторопели от столь наглого маневра, а когда опомнились, отрыли шквальный огонь, невзирая на то, что Сека прикрывалась их коллегой.

Докатившись до релингов, Сека остановилась, по-прежнему прикрываясь толстяком, на этот раз безмолвным и безучастным, потому что в него угодило не меньше десятка пуль. Сама же проклятая девчонка не была ранена ни разу. Спецмоновцы дали еще залп, окончательно превратив труп Жиртреста в нечто неопозноваемое.

Сека оторвалась от защиты и рыбкой проскользнула между леерных стоек. Удара о бак не последовала. Сека приземлилась как кошка и так же бесшумно исчезла.

Счастливчик пинками погнал своих людей в погоню, отлично сознавая, что в противном случае Заремба не простит ему того, что Сека теперь на корабле.

Распахнув дверь, Визг секунду обозревал мальчишек, а потом издал такой силы рев, что они оглохли. Макс перестал чувствовать нижнюю часть тела и писал в полную силу. Визг завел и тяжело поднял трескучую ходящую ходуном пилу. Сафа подхватил первое, что попалось под руку, отпорный крюк, и ткнул в глаза, но крюк лишь царапнул безобразный шлем.

Визг отмахнулся и отхватил у крюка добрую половину. Тогда Сафа стал тыкать в него оставшейся половиной. Крюк скользил по кольчуге, застревая меж пластин, не причиняя особого урона.

Визг выключил пилу. Видно ситуация его забавляла. Сафа разозлился и треснул его по голове, слишком поздно сообразив, что не надо было этого делать. Теперь он разозлил монструоза по настоящему. Урод взревел. Он схватил наглеца за волосы и посмотрел ему в глаза. Сафе показалось, что он глянул в бездну.

Единственный глаз Визга, покрытый пленкой, словно всасывал в себя. Не имея возможности даже двинуться, весь переполненный ненавистью от собственного бессилия, Сафа плюнул ему в лицо. Циклоп озверел окончательно и, отшатнувшись, завел пилу. Она крутилась так близко, что у Сафы развевались волосы, но он даже не пошевелился. Можно было попытаться отклониться в сторону или забиться под нижний край ящика как Макс, но он не двинулся с места.

– Бойся? – спросил Визг, отчаянно коверкая слова, снова выключив пилу, и в голосе его неожиданно прозвучала надежда. – Бойся? Отвечать!

Так как Сафа молчал, Визг тряхнул его, едва не вышибив дух. Силы в нем было не меряно. Из-за того, что Визг вынул Сафу из шкафа и держал на весу, ноги беглеца освободились, чем он не преминул воспользоваться, остервенело пинаясь до тех пор, пока они у него не отсохли от ударов о броню.

В глазу Визгу появилось удовлетворение. Неизвестно какая тому была причина, но чудовище явно испытывало положительные эмоции. Визг легко перекинул Сафу через плечо и направился прочь. Обезумевший от страха Макс остался в опустевшем ящике один, это было так мучительно страшно, оставаться одному в том месте, где убивают, что он уже окончательно ничего не соображая, кинулся вслед за Визгом, крича:

– Дяденька, не бросайте меня! Возьмите меня с собой!

Циклоп ревел как зверь, отмахиваясь от него, потом влепил тяжелую без скидок на возраст затрещину. Слезы обиды и боли брызнули у Макса из глаз. Визг шагнул за переборку и задраил ее за собой. Макс сидел на полу, не в силах оторвать от люка глаз. Ему казалось, что именно в эту минуту циклоп разделывает его друга, и картины одна ужаснее другой разворачивались у него в голове, окончательно деморализуя и не давая двинуться с места.

Визг шел долго. Перед Сафой мелькали коридоры, переборки, трапы. По его расчетам выходило, что Визг обитал где-то в середине Черного корабля. Его каюта располагалась в тесном коридорчике, пропахшем мочой из близко расположенного гальюна и еще чем-то, о чем Сафа узнал позже. На двери каюты был номер 66, кто-то мелом приписал еще 6. Сафа сомневался, что циклоп умел писать, получалось, что кто-то знал точное местожительство Визга и постарался придать ему еще более жуткий антураж. Хотя куда уж больше. Лежа на плече гиганта, Сафа дрожал всем телом, а по телу его струился холодный пот. Он истерично выдумывал пути спасения и не мог выдумать.

Визг нашарил ключ, висящий на панцире, отпер дверь, занес Сафу внутрь и запер дверь за собой. Каюта оказалась довольно просторной по морским меркам. Во всяком случае, свалив пленника на койку, Визг смог отойти от него. В каюте имелся запотевший иллюминатор и еще одна дверь.

Визг взялся за шлем обеими руками и, стащив с головы, установил на привинченный к полу столик. Сафа, предполагавший, что ничего хорошего под шлемом не увидит, все равно содрогнулся. Вид гиганта был ужасен. Совершенно лысая голова его была изуродована до безобразия.

Половина лица отсутствовала. Не было правого глаза, щеки, части рта и подбородка.

Череп с правой стороны имел грубый срез, заросший кожей, и болтающееся в районе шеи ухо.

Визг продолжал разоблачаться и снял панцирь. Под ним открылось голое тело, поросшее редкими рыжими волосами. Стала лучше видна правая рука с тремя жутко скрюченными пальцами. Сняв кольчужные штаны, он остался в набедренной повязке.

Его нельзя было назвать стандартным атлетом, но сила сквозила во всей его коренастой фигуре, целиком состоящей из скрученных жил. Двигался он размашисто и одновременно ловко.

Открыв рундук, стал выкладывать на столик рядом со шлемом консервы без этикеток, бумажные пакеты, последними появились одноразовые тарелки и бутылка водки. Сафа смотрел во все глаза, не веря себе. Его собирались кормить!

Окончательно сомнения отпали, когда Визг поставил два картонных стаканчика и поманил его скрюченными пальцами. Так как столик стоял несколько далековато от койки, Сафа попытался сдвинуть ее, но та тоже оказалась привинчена.

Визг одним махом подскочил к нему, испугав до полусмерти, и вцепился в койку.

Как оказалось, винты находились в пазах и могли перемещаться на ограниченное расстояние и только в одном направлении. Когда-то могли. Теперь скобы заржавели, пазы оказались забиты трухой и мусором. Так что даже Визгу пришлось приложить титанические усилия, чтобы сдвинуть конструкцию с места. Он сопел и ухал. На веснушчатой спине горбом вздулись мышцы. Койка не выдержала и поддалась. Визг с невыразимой радостью указал на нее Сафе. По всему выходило, что он старается быть радушным хозяином. Если бы не гора трупов за ним, половина звероподобной рожи, то можно было вполне принять его за обычного хозяина, к которому сосед зашел в гости.

Столовых приборов не было никаких, а банки Визг открывал зубами. Набулькал в стаканчики водки. Сафа был словно в трансе и маханул сразу стопарик, не чуя крепости, алкоголь пошел за воду. Визг скривился, хотя куда уж больше, рожу и так перекосило, пожаловался:

– Жгет!

Потом опустил морду в тарелку и стал пожирать консервы. Помирать так с музыкой, смахнул рукой Сафа. Подняв тарелку к лицу, последовал примеру циклопа.

– Кусно! – поддержал почин Визг.

Он мотнул головой. Да, да, вкусно! Пропустив по банке свининки неизвестной выдержки, Визг опять разлил.

– Мне нельзя больше! Плохо будет! – воспротивился Сафа.

– Жгет! – жалобно простонал Визг, протягивая стакан. – Жгет!

Взгляд его выглядел умоляющим и Сафа сдался, не желая видеть пьяного циклопа в гневе.

– Еще по одной и все! – строго сказала он.

Маханули еще по одной, и Сафу развезло почти сразу. Хоть он и пил первый стопарик как простую воду, но градус никуда не делся, он копился в нем, а потом слился со вторым стопариком. Сафе сделалось весело. Он пил с самим Визгом!

Циклоп вывалил ему в тарелку вторую банку свинины. Сафа неловко лез в нее пальцами, у него не очень получилось. Посему он стал собирать мясо уже непосредственно с поверхности стола. Ища тарелку, Сафа обнаружил ее под столом, но стоило нагнуться, как все из него поперло обратно, он с огромным трудом сдержал рвотные позывы.

Визг с готовностью нырнул под стол и выкинул грязную тарелку. Потом достал из рундуку чистую и подал Сафе, заботливо обтерев ладонью. Сафа собрал мясо обратно в тарелку и стал есть. Что-то пошло не так и он не сразу догадался, что в пищеводе идут два взаимоисключающих процесса, и две порции свинины движутся на встречных галсах.

– Визг, мне плохо! – в ужасе вскрикнул он, чувствуя, что процесс не остановить, и не зная, что ему будет от хозяина, когда он сделает ЭТО в его каюте.

Визг сначала не понимал, чего от него хотят, полез еще за консервами, и тут Сафу прорвало. Попало и на стол и на самого Визга, но тот не осерчал. Понимание снизошло на его изуродованный лоб, он вскочил и раздраил иллюминатор.

Внутрь хлынул ледяной воздух, и Визг громогласно захохотал. Сафе полегчало, но он сразу замерз. Он жестами показал, что не мешало бы закрыть окно, но Визг заартачился. Он мотал головой, фыркая словно лошадь, и к месту и не к месту повторял:

– Жгет! Жгет!

– Мне бы умыться, – попросился Сафа, после чего извинился за причиненный беспорядок, Визг уже не казался ему чудовищем и убийцей.

Циклоп с готовностью подскочил ко второй двери, она оказалась незапертая и вела в крохотную ванную комнату. Надо сказать, что Визг перемещался у себя практически мгновенно, оказываясь в нужных углах то у иллюминатора, то у ванной с исключительной точностью. Чувствовалось, что он здесь давно и свыкся с обстановкой.

Сафа поблагодарил гостеприимного хозяина, зашел в умывальник, и здесь его едва не вырвало во второй раз, хотя уже было и нечем. В ванной лежал мертвец в мичманской форме, разрезанный от плеча до паха, мумифицированный и дурно пахнущий.

К Сафе вернулось адекватное восприятие действительности, слегка нарушенное спиртным и поведением убийцы. Но теперь то он вспомнил, кто есть кто.

– Мне бы на воздух, – попросился он, с опаской глядя на Визга.

Не успели последние слова сорваться с языка, как он был вздернут на плечи циклопом, который выскочил в коридор, и вновь перед Сафой закрутились коридоры, трапы и переборки. На этот раз Визг двигался целеустремленно вверх.

Оказавшись на верхней палубе, Визг пробежал по ковровым дорожкам мимо кают люкс и оказался в ресторане, изрядно ограбленном, но где все же сохранились несколько столов. Визг аккуратно опустил Сафу на стул, сам сел напротив. Небрежно опустив ногу на ногу, он вальяжно произнес:

– Фуа де гра! Пжалста!

Это было так смешно, заказывающий блюдо дикарь в набедренной повязке, что Сафа с трудом сдержал смех. Что-то говорило ему, что смеяться не надо.

– Фуа де гра! Обслужить! – высокомерно произнес Визг, он явно кого-то копировал, и громко пернул.

Тут Сафу прорвало, и он хихикнул. Визг тотчас уставил на него единственный глаз.

– Ты вместо меня! – сказал он грозно.

– Что значит вместо тебя? – пролепетал Сафа, побледнев.

– Я устал! Визг будешь ты! – он уставил на него скрюченный палец. – Пилой здесь и здесь! – он провел изуродованным очень острым ногтем по лицу и руке Сафы.

– Почему я? Не хочу! – в ужасе проговорил Сафа.

– Я тоже не хочу! Пять лет – Визг! – циклоп стукнул кулаком себя в грудь.

Не смотря на то, что урод не мог изъясняться членораздельно, Сафа понял его.

Волосы зашевелились у него на голове, когда он воочию представил, что безобразный урод некогда был абсолютно нормальным человеком и тоже отнекивался перед предыдущим Визгом. Пока тот не схватил его и не отсек ему половину головы.

После чего его выходили, и он пять лет исправно служил на корабле убийцей и пугалом.

Визг вскочил, опрокинув стул, и расставил грабли.

– Визг! И там! Там! – он тыкал пальцами в темные витринные стекла.

Лицо у него было победоносное, чувство превосходств над остальными так и сквозило. Зато когда он изображал тех, кто снаружи, он плаксиво морщил изуродованное лицо, делал ручки домиком, нарочито тонко причитал:

– Визг! Боюсь! Боюсь!

– Не буду! – замотал головой Сафа, хмелея от собственной храбрости.

В невероятном изумлении Визг оборвал свою оду насилию и уставился на него.

– Визг? – неуверенно спросил он, словно не веря, что можно отказаться от столь великодушного предложения.

Сафа помотал головой.

– Визг! – на этот раз грозно проговорил циклоп, наклонившись вперед и сжав до хруста пудовые кулаки.

Сафа поднялся из-за стола, стараясь не делать резких движений.

– Знаешь в чем прикол? – спросил он, Визг не знал. – Ты забыл свою пилу в каюте!

Взбешенный Визг кинулся на него, но Сафа был готов к этому и, сдернув со стола чудом сохранившиеся обрывки скатерти, накинул ему на голову. Когда он отскочил в сторону, Визг, продолжая движение, протаранил армированное витринное стекло.

Стекло выдержало, Визг же вообще удара не почувствовал! Напрасно Сафа надеялся, что он потеряет равновесие и отключится хоть не надолго.

Визг сорвал с себя покрывало и без прелюдий кинулся его ловить. Двигался он стремительно как барс, Сафа, вспомнив добрым словом Коляна, учившего его азам уличной драки, кошкой уходил из-под ударов, заставляя Визга накручивать лишние метры. Но Визг учился на лету, и стал работать на опережение.

Сафа рванулся к выходу, и Визг подсек его как опытный рыбак подсекает рыбу.

Подросток поехал пузом пол ковролину. И Визг почти схватил беглеца, но его что-то отвлекло. Громовой удар сотряс корпус корабля.

Судно резко наклонилось, ложась на другой галс. Это Сыромятников повис на румпеле! Так как Визг стоял, то оказался в более неустойчивом положении, чем Сафа.

Сафа успел вцепиться в металлическую пластину, скрепляющую ковролин, а сорванный с места чудовищной силой Визг, совершил над ним кульбит и, беспорядочно кувыркаясь, полетел вглубь ресторана, обгоняя сорванные с места столы и стулья.

Дальняя стена остановила его падение. Он пытался встать, когда на него обрушился град разнокалиберных предметов. Издавая животные крики, Визгу удавалось некоторые время их отбивать, пока долетевший к нему из дальнего угла раздолбанный рояль буквально не смел его с места и припечатал к стене. Очень скоро Визга с головой скрыла гора всевозможных предметов меблировки и кухонной утвари.

Судно стало выравниваться, это был тот момент, когда Сыромятников уже был в печи.

Сафа воспользовался моментом и где на четвереньках, где бегом, спотыкаясь и падая, устремился прочь.

40.

Марина лежала с вялыми, словно у куклы руками и ногами, не имея возможности двинуться, и Никитосу не понравилось, как Какафон смотрел на нее. Ему показалось, что подросток плотоядно смотрит на нее как на женщину.

– Бедная, что ей пришлось перенести, – Какафон наигранно вздохнул, и Никитос забыл о своих подозрениях.

Он был занят тем, что копался в рундуке. Вскоре он нашел моток крепкого пенькового трала.

– Что ты собираешься делать? – обеспокоено поинтересовался Какафон, у него было нехорошее предчувствие, что через эту бабенку и они поимеют кучу неприятностей, надо было бросить ее в каюте, все равно не жилец, а перед этим не мешало бы отдуть.

Никитос привязал на конце каната найденную гантель, видно матросик качался в свободное от вахты время, повесил канат на плечо и сказал:

– Из каюты никуда не уходите, я пойду за лекарством.

Кича хотел возмутиться, но Какафон успел пихнуть его в бок.

Никитос подумал и добавил:

– Впрочем, вы можете спасаться самостоятельно. Хоть я не видел шлюпок, но они должны быть. Спускайте бот на воду и плывите. Кто-нибудь подберет.

Он раздраил иллюминатор, впустив в каюту пронзительно холодный бриз, наполненный плеском волн и солено йодистым запахом невидимого во мраке моря. Казалось, что из иллюминатора в каюту проникла и стала распространяться темнота. Организм отчаянно сопротивлялся, ему не хотелось лезть из тепла в эту черную дыру.

Никитос пересилил себя и разом высунулся в иллюминатор по пояс. Его обдало солеными брызгами, но это совсем не означало, что выбранная каюта находится низко над ватерлинией. Море штормило. К тому же корабль шел не менее 30-ти узлов, вспарывая носом волну.

Никитос протащил вслед за собой моток. Между ним и верхней палубой располагались четыре ряда иллюминаторов. По всему выходило, что ему надо метнуть гантель метров на 14-15.

Он стал раскручивать гантель, понемногу распуская моток. Вскоре у него в руке оказалась более чем 10-ти метровая праща. Последним усилием он послал ее в направлении верхней палубы.

Первая попытка оказалась неудачной. Гантель ухнула вниз, едва не раскроив ему темечко. Он успел увернуться. Грузило плюхнулось в воду. Он вытянул его обратно и возобновил попытки. Намокший канат стал тяжелее. Никитос поднапрягся и раскачал его даже быстрее, чем в первый раз.

Ему повезло, и импровизированная "кошка" свалилась за леера верхней палубы. Он подергал, канат не поддался. Оставалось надеяться, что он выдержит его вес. В противном случае ему однозначно суждено стать утопленником. Но и другого пути пробраться наверх он не видел. Ярусы кишели матросами и спецмоновцами.

Взявшись за канат, он вылез из иллюминатора полностью, встав ногами на поребрик.

И моментально вымок до нитки и замерз. Канат был мокрый и скользкий. Все было против него. Он наплевал на все условности и полез вверх, переложив вес на одни лишь руки.

– Будешь ее? – спросил Какафон у дружка, кивнув на раскинувшуюся в беспамятстве женщину, едва Никитос исчез за бортом.

Кича истерично замотал головой, схватившись за причинное место, ему было не до этого.

– Может, дадим деру? – предложил он.

– Обязательно. Только приложу этого гада! – мстительно сказал Какафон.

Он втащил в каюту конец канта через иллюминатор, и по его команде они вдвоем с подельщиком изо всех сил потянули его. Канат резко притянулся к борту и защемил руки Никитоса, который и так немного подустал. Маневр оказался совершенно неожиданен для него, и, обдирая руки, он пролетел метров пять вниз. Едва начав сползать, он мгновенно утратил контроль над мокрым и скользким как угорь канатом.

На одной силе воли ему удалось затормозить падение в бездну.

Просунув между канатом и бортом плечо и таким образом создав зазор, он почти заново начал свое восхождение.

Поняв, что первая попытка угробить полковника не удалась, Какафон методично приступил ко второй. Привязав конец к швабре, он раз за разом отодвигал канат на сколько возможно от борта, чтобы затем с силой припечатать его обратно.

Никитос не понимал, что происходит. Его несколько раз основательно приложило о борт, руки, разодранные о выскальзывающий канат, сделались липкими от крови. Он списал все на шторм. Справиться с ситуацией удалось, когда он полностью изменил тактику восхождения. Для этого пришлось упереться в борт ногами. Ему удалось уменьшить болтанку, его перестало бить о борт, и он споро двинулся вверх.

Достигая очередного яруса, он заглядывал в иллюминатор, и, убедившись в безопасности маневра, упирался в него ногой и продолжал подниматься. Во всех встреченных каютах властвовала темнота и пустота, и лишь верхняя палуба над головой продолжала издевательски искриться карусельными огнями.

Наконец он достиг своей цели, но вылез, только убедившись, что вокруг ни души.

Замирая при каждом шорохе, добрался до средней надстройки и поднялся по трапу на капитанский мостик. Хоть тот и носил чисто декоративный характер, чутье говорило ему, что Заремба должен быть здесь. Где место капитану, как не на мостике!

Яркий свет вырывался через выбитые иллюминаторы. И озаренный светом за штурвалом стоял капитан Черного корабля. На нем был длинный черный китель. Во рту трубка.

На мостике он находился один, и лучшего момента трудно было представить.

Никитос подобрался и кошкой метнулся в иллюминатор. Он был уверен в полной неожиданности маневра для противника и видел только цель, но стоило ему оказаться в рубке, как скрывающийся доселе Чемоданов выскочил из-за укрытия и врезался в него плечом, сбивая направление и делая цель недостижимой.

Вместо середины рубки, Никитос полетел к двери, которая распахнулась, и ворвавшийся Ларьков, не давая ему ни единого шанса как следует приземлиться, окончательно сбил с ног. Оказавшийся сзади Чемоданов тяжелым ударом в голову на несколько секунд лишил его сознания.

Он пришел в себя на полу, над ним возвышались трое соперников.

– Я тебя ждал, – признался Заремба. – Ты предсказуем, полковник. Ты ведь пришел за этим? – он указал на раскрытую хозяйственную сумку, в которой перемигивался прибор с множеством верньеров. – Здесь жизнь не только твоей женщины, но и жизнь всех людей на этой лоханке, – и добавил вкрадчиво. – Включая и твою!

– Врешь!

– Не веришь? Напрасно. Под колпак попадали все, кто проходил через Алгинский медцентр. Напряги память. Сколько раз ты был там якобы на медкомиссии? С каждым новым призывом? Это сколько ж раз Живой мог напичкать тебя чипами? Считаешь? Или ты можешь считать только до двух? Раз-два, левой! – лицо Зарембы сделалось злым.

– Солдафон недорезанный! Ты знаешь, сколько из-за тебя не досчитались товара?

Кантерсельф будет недоволен и захочет поближе познакомиться с тем, кто в этом виновен. Ты даже не предполагаешь, что тебя ждет. Ты будешь мечтать о смерти! О любой! Ты знаешь, что у Кантерсельфа нет головы? Я тебе сообщу еще кое-что.

Подготовлю морально к тому, к чему нельзя подготовиться. Дело в том, что у Кантерсельфа нет и шеи. Есть бездонная глотка с зубами, которая заменяет ему шею.

Это путь в ад.

Заремба поизучал его реакцию, но был разочарован ее отсутствием.

– Ты мне не веришь? Зря. Сейчас посмотрим, что за требуха у тебя внутри.

Он наклонился к прибору и поискал нужный верньер. Никитос напрягся, готовясь к отпору чужого вторжения, но вторжения не произошло. Просто из-под ногтя указательного пальца правой руки ударил сноп крови. Никитос, который все еще находился на полу, придавил его собственным телом, чувствуя, что сноп не утихает, и как быстро намокает одежда.

– Еще 40 секунд и ты истечешь кровью! – сообщил Заремба.

И тут же отвлекся, словно прислушиваясь к звукам, донесшимся к нему сквозь толщу корабля.

– Что за херня? – недоуменно спросил он скорее у себя, потому что в следующую секунду Сыромятников повис на румпеле, и корабль так резко поменял курс, что едва не лег на борт.

Борт встал дыбом. Заремба полетел в один угол, зип в другой. Гэбээровцы тоже не устояли, да и никто бы не устоял при таком крене. Ларьков проехался на заднице по всей рубке, а более тяжелый Чемоданов вообще упал навзничь.

На некоторое время Никитос выпал из зоны внимания и его никто не держал, чем он сразу воспользовался. Так как он лежал, то пострадал меньше других и быстрее всех пришел в себя.

Заветный зип с пульсирующей лампой волчком крутился у стены, Никитос рыбкой нырнул за ним и сгреб одним размашистым движением. Однако повернуть верньер не успел, ему показалось, что на него упал шкаф.

Это до него добрался пришедший в себя Ларьков. Гаишник оказался кряжистым и неожиданно сильным. Во всяком случае, Никитосу не удалось с ходу с ним справиться. Удерживая одной рукой зип, он наотмашь хлестко ударил его. По идее такой удар должен бы отбросить и более мощного соперника. Ларьков только дернулся и намертво вцепился ему в шею. Ногой же урод дотянулся до зипа и выбил его у него из рук.

Соперники покатились по полу. Никитос никак не мог толком ухватить противника, мешали скользкие руки. Кровь продолжала фонтанировать из пальца. Он не знал, сколько прошло из отпущенных ему 40-ка секунд, но понимал, что достаточно половины из этого интервала, чтобы окончательно ослабнуть, и Ларьков удушит его как бультерьер котенка.

Он отчаянно обхватил голову противника, кувыркнулся и замер, удерживая захваченный предмет. На некоторое время, бесконечно долгое, туловище Ларькова повисло всем весом на одной лишь шее. Никитос уж думал, что и этот смертельный захват ничем не кончится, и у этого урода вместо шеи титановые пластины, но тело Ларькова наконец, подчинилось законам природы, продолжило движение и завалилось на пол. Никитос собрал все свои быстро утекающие силы и сжал голову в мертвый неподвижный хват. Раздался сухой треск шейных позвонков, и одним гэбээроовцем на земле стало меньше.

К тому времени остальные соперники лишь приходили в себя. Лежащий Заремба нашаривал что-то вокруг себя, нашел трубку и потянул ко рту. Чемоданов тяжело сел, привалившись к косяку.

Оттолкнув агонизирующее тело, Никитос схватил зип, торопливо нажал мигающую кнопку, и сосуд толчком закрылся. Неожиданный механический звук заставил его обернуться. Везение его кончилось, как и должен был завершиться жизненный путь.

Чемоданов за это время окончательно опомнился, нашел умхальтер и целил в него.

Если бы Никитос не потерял столько крови, у него еще был шанс перекатом уйти из-под прямого выстрела, а потом прыжком достать до противника. Даже если бы его подстрелили в полете, он успел бы массой сбить соперника с ног и выбраться наружу.

Но у ослабленного, потерявшего много крови, шанса не было никакого. Никитос лишь смог заслониться зипом, моля бога, чтобы чемоданчик оказался достаточно прочным, и выдержал удар пули. Но он сознавал, что все его мольбы бесполезны, Бог на этом корабле и не ночевал.

Но чудеса встречались и здесь. Гэбээровец заорал во всю глотку, когда его внезапно ударило в спину прилетевшим снаружи предметом, наклонился и высадил предназначенную полковнику очередь в пол.

Второго шанса Никитос ему не дал, схватив зип в охапку, выпрыгнул через разбитый пульт на палубу.

– Убейте его! – крикнул Заремба вслед.

Кто-то попался навстречу, так как руки были заняты, Никитос поднырнул под нападавшего и скинул через леера.

По трапу встречно грохотали шаги. Не разбирая, он прыгнул туда ногами вперед. Во что-то врезался, завяз во многих телах. Отчетливо понимая, что если сейчас зажмут, то конец, он предпринял отчаянное последнее усилие, метнулся в брешь и трюк опять прошел. Вместе с несколькими телами он выкатился из средней надстройки на палубу.

Драться было тяжело. Он различил спецмоновские нашивки и заорал: