Текст книги "Собака Кантерсельфа"

Автор книги: Дино Динаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 39 страниц)

20.

– Здорово, Кыш!

Рука генерала Крутохвостова, сжимающая сотовый, побелела, а сама трубка жалобно закряхтела. Лет тридцать генерала так никто не называл, его старый позывной знал лишь один человек, Микола Диденко по прозвищу Сморчок. Он долгое время служил в Москве, а недавно верный знакомый принес весть, что у Миколы неоперабельный рак 4 стадии, тот совсем плох и лежит в хосписе.

– Кто говорит?

– Мое имя тебе ничего не скажет, поэтому и я его тебе не скажу.

– Чего тебе надо?

– Не спеши. Мне тут кое-что известно про тебя.

– Это шантаж? А ты знаешь, с кем говоришь? Представляешь масштабы? Сейчас конечно беспредел, но угрожать генералу ФСБ, это может быть чревато непредсказуемыми последствиями. Впрочем, я могу тебе их предсказать. Я начну с того, что узнаю, кто дал тебе мой номер, подключу аналитический отдел, доверенных лиц не так уж мало, и я тебя вычислю. Не расхотелось звонить?

– Во-первых, ты давно уже не в ФСБ. Ты же ГАИ. И что ты мне можешь сделать?

Лишить прав? – собеседник глумливо хихикнул.

– Говоришь, лишить прав? Значит, ты в Алге. Круг поиска сужается.

– Прекрати, свои штучки! – взвизгнул голос.

– Уже не хочется смеяться? Дальше будет еще хуже, это я тебе обещаю.

– Хуже для тебя! Ты знаешь, генерал, что в Америке преступления иностранцев против ее граждан не имеют срока давности? Кто из вас стрелял в СиСи?

– Какого СиСи? – голос Крутохвостова разом осип.

– Кори Керундоло, идиот, ты думаешь, мы не знаем?

Генералу с трудом удалось взять себя в руки. Как много глупости мы совершаем по молодости. Сейчас, с учетом приобретенного жизненного опыта, он ни за что не стал бы убивать янкера. Что он зверь? Достаточно было ногу прострелить. Не убийство? Нет. Тогда ему нечего было бы предъявить спустя много лет. А янкер с простреленной ногой при той жаре сам бы долго не протянул.

А парнишка был веселый. Генерал вдруг явственно почувствовал песок на зубах, глиняные дувалы Аккан-Калы, повешенный на арче дервиш. Зачем Сморчок радировал тогда в центр про этого чертова белозубого янкера?

– Ну и чего тебе надо? – спросил Крутохвостов.

– Это деловой разговор. Не надо твоим людям в центр Рахитова ездить. Зачем отвлекать медперсонал?

– Этого требуют следственные мероприятия по делу убийства Георгадзе. Нам нужны всего лишь списки вахтовиков, проходивших комиссию в день убийства 17 октября.

– Как много ненужных подробностей, но, похоже, мы уже начали сотрудничать, – съерничал неизвестный шантажист. – Что вам дался этот грузин? У нас с Грузией прерваны все сообщения, вы не знали?

– Это гражданин федерации, к тому же сын министра нефтяной промышленности.

– Странно, нефть российская, а продают ее грузины. Ну да не суть важно. Прикиньте картину: на одной чаше весов грузин, на другой – янкер. Чей мертвец перетянет? – и голос, перестав соблюдать меры приличия, заорал. – Чтоб ноги никого из твоих ищеек не было в центре Рахитова! Понял, генерал недоделанный? – и связь оборвалась.

Крутохвостов вызвал начальника аналитического отдела, отдал ему трубу на экспертизу, потом велел найти Шорохова и Неволина, людей которым нечего было терять, и которые способны были исполнить зародившийся у него план.

Доктор Стиплер занимался сексом.

Медсестра Василиса была поставлена в позицию номер два – локти уперты в банную полку, круто оттопыренная попка для удобства задрана кверху и подана непосредственно к рабочему агрегату старшего начальства.

Стиплер дергал задницей с все возрастающей амплитудой, на выходе вынимая член практически полностью, затем до отказа вдвигая его. Бешеный темп свидетельствовал о том, что он близок к финишу. Ягодицы его хаотически подергивались, и вторая медсестра, Ольга, сидящая рядом на полке, успокоительно поглаживала их. Ротик ее, находящийся на одной линии с пульсирующий попкой Вассы, был волнующе приоткрыт и готов принять в себя продукты активной жизнедеятельности доктора Стиплера, производство которых тот вымучивал вот уже пятнадцать минут.

Наконец Стиплер торопливо вынул парящий агрегат, но сестричка с визгом вдруг прыснула в сторону.

– Куда ты, дуреха? – завопил Стиплер, с огромадным трудом сдерживаясь и поведя вслед за глупой своим изготовленным к стрельбе орудием, но ему не дали даже сдвинуться с места.

Руки доктора оторвали от их покрасневших следов на крутых боках Василисы и, заведя за спину, защелкнули наручники, раскаленные в бане до ста градусов.

Доктор оглянулся и весь его мужской цвет мгновенно увял. За спиной стояли двое мужчин в набедренных повязках, наспех сооруженных из роскошного банного полотенца доктора.

– Снимите кандалы, они же жгутся! – взвился Стиплер.

Его толчком усадили на полку.

– Ты готов говорить? – спросил Шорохов, бросая жадные взгляды на женщин, которые чувствовали себя настолько привычно, что даже не прикрывались.

– Что вам нужно?

– Нам нужны списки вахтовиков, проходивших комиссию 17 октября.

– Вахтовиков? Из-за этого вы сюда приперлись? – удивился доктор. – Обращайтесь в регистратуру.

– А нам в ваш центр нельзя, а сюда, в баню, можно, нам так сказали, – скромно пояснил Неволин.

– Я то тут при чем? Думаете, я все на память помню?

– А вы позвоните!

– Регистратура по телефону справок не дает, даже мне! – гордо заявил Стиплер.

– Что-то пар спадает, – озаботился вдруг Шорохов. – Плесни-ка на каменку.

Неволин вальнул целый ковш, породив настоящий гейзер, парилку заволокло туманом.

Стиплер завопил, дергая руками внутри раскаленных колец.

– Что там положено при ожоге второй степени? – поинтересовался Шорохов.

– Мазь "Спасатель", – автоматически ответил доктор.

– А при третьей? – усугубил майор.

– Дайте мне трубку! – заорал Стиплер.

Его вывели в предбанник и, наконец, сняли наручники, от которых остались пузыри на коже.

– Доктор, вы, когда белый халат будете надевать, рукава не закатывайте, чтоб людей не пугать, – посоветовал Шорохов.

Стиплер позвонил в регистратуру, назвался и попросил требуемые данные. И его постиг ожидаемый облом.

– Такие справки не даем. Если нужно, приходите сами.

– Нина, ты чего городишь? Ты соображаешь, что сейчас отказываешь зав отделением?

– Да хоть самому Рахитову. Я свои должностные инструкции знаю.

– Хреново у вас с должностной иерархией, – сделал вывод Неволин.– Ее Нина зовут?

Дети есть?

– Сын у нее в школе, но это ничего не даст, она малость с отклонениями, если упрется, ничем не возьмешь, – буркнул Стиплер.

– Предоставьте это мне, – уверенно возразил Неволин, забирая трубку.

– Спорим, доктор, он расколет ее за минуту! – сказал Шорохов.

– Ниночка, дорогая моя, знаешь, что будет, если ты не выполнишь прямое указание зав отделением? – спросил Неволин, стараясь придать голосу участливые нотки.

– Знаю, возьмут объяснительную, потом приказ напишут, выговор объявят, – ответил ему вредный голос регистраторши.

– Не угадала. Тебя пригласят в баню. Знаешь, куда важные добрые доктора Айболиты ходят после смен и спасения людей?

– Зачем в баню? Знаю, чем они там занимаются!

– Тем же самым они будут заниматься с тобой.

– Ишь размечтался! – голос у карги оказался сварливым и противным.

– Она страшная как смерть, да и старая, – подтвердил Стиплер.

– А куда ты денешься? В противном случае доктор, которого ты сейчас разозлила до белого каления, припишет твоему сынку пару лет и ту-ту. Когда у нас ближайший Черный пароход?

– Не имеете права, ироды! – взвизгнула Нина.

– Конечно, нет, но имеем возможность. Никуда не денешься, придется тебе прийти, раздеться перед посторонними людьми, они попросят тебя встать поудобнее и… – Неволин обратился к поникшему Стиплеру. – Кого она ненавидит больше всех?

– Она со всеми в контрах, но санитара Егорыча вообще терпеть не может.

– Первым будет санитар Егорыч! – торжествующе закончил Неволин. -58 секунд! – восторженно произнес Шорохов, когда фамилии вахтовиков были у них.

– А я Айболита уже забить до смерти хотел.

Стиплер вжал голову в плечи.

– Кстати, может, присоединимся? – майор кивнул на парилку, где с шумом хлестались вениками пришедшие в себя сестрички.

Неволин представил распарившихся сдобных румяных голых женщин и с огромным трудом стряхнул наваждение.

– Мне нельзя. У меня Зося.

– А он так не думает, – Шорохов указал ему на предательски набухшую набедренную повязку.

– Надо встретиться, – сказал Сафа.

– Я не могу, я занят, – Макс с тоской посмотрел на стопку книг с закладками.

Столько всего надо было прочитать, а осталось всего три дня.

– Сейчас я скажу тебе нечто такое, что ты забудешь обо всех своих делах.

– Новый план? Знаешь, Саня, я уже смирился. Карма у нас такая, вахта неизбежна.

– Я так не думаю. Помнишь, доктор тесты через нас прогонял, вопросы всякие дурацкие задавал?

– Помню, – почему-то тихо ответил Макс, на душе стало муторно, будто напомнили о неизлечимой болезни.

– Помнишь, он спрашивал, что бы мы делали, если бы обладали сверхъестественными способностями?

– К чему ты клонишь? Это был всего лишь дурацкий тест, которыми все справочники по психиатрии забиты.

– А если я скажу, что это реальность? Это наш шанс! Приезжай срочно, бросай все!

– Я устал, – сказал Макс и положил трубку.

Тотчас раздался звонок в дверь. Макс представил себе, что Сафа действительно достиг всемогущества и теперь, положив трубку, в один миг домчался до него, и слабо улыбнулся. Он уже не верил, что можно что-то изменить. Надежда исчезла, уступив место легкой грусти. Которая становилась все безутешнее.

– Я сама открою, ты отдыхай, – из кухни появилась мама, вытирающая руки передником.

Они все время что-то готовят, вспомнились некстати слова Сафы. Мать в последние дни буквально не выходила из дома, не расставаясь с Максом, словно он опять стал малышом.

– Откройте, милиция! – донеслось сквозь дверь.

Она, ломая ногти, открыла, сразу постаревшая, с посеревшим лицом.

– Не имеете права! Еще три дня осталось! Вы не можете забрать у меня моего мальчика.

Шорохов и Неволин почувствовали себя преступниками. Вдобавок появившийся крохотный Женька выкрикнул:

– Не трожь Максимку!

– А мы не будем, – миролюбиво согласился Неволин. – Мы зададим несколько вопросов.

– Спрашивайте при мне! – непреклонно заявила женщина.

Они зашли в комнату. В глаза сразу бросился полусобранный рюкзак, глаженный носки и трусы на стуле. Худой мальчик в очках испуганно поднял голову.

– Мы собственно только узнать, где вы были вечером 17 октября?

– Дома.

– Подтверждаю, – опять непреклонно вставила мать.

Напарники переглянулись, мать сейчас подтвердила бы все, даже что сын был на Луне.

– Кто это еще может подтвердить?

– Сафа. Сафин Александр. Вы вместе комиссию проходили, а потом к нам домой пришли.

Напарники опять переглянулись. Сафин был в списках. Там имелись еще двое, но по предварительным данным они временно находились на турбазе "Фарт", то ли работали там, то ли содержались под стражей. Тех двоих напарники оставили на потом.

– Поехали к Сафину. Переговорим с ним и если все подтвердиться, то привезем обратно, – Неволин увидел яростно округлившиеся глаза женщины и понял, что сказал что-то не то.

– Что значит – если подтвердиться! Мой мальчик никогда не врет! Ему через три дня на Черный пароход, а вы тут свои дела проворачиваете! Допросы, очные ставки всякие. Вы чего к пацанам пристали? Последние деньки хотите отравить? Вы, наверное, по-другому бы заговорили, если бы вас самих за шкирятник да на вахту?

– Мама, прекрати, ты никогда так не разговаривала, – не выдержал Максим, и женщина разом сникла.

– Извините ради бога, – опомнилась она и засуетилась.– Заходите, чаю попьем, что же это я? А Сафе можно и по телефону позвонить.

Откровенно говоря, напарники и Максима брали собой, чтобы он не успел дружка предупредить. Они отказались и все– таки настояли, чтобы Максим поехал с ними.

Чтобы успокоить мать они написали расписку, когда привезут его обратно. И даже тогда в глазах матери было не беспокойство, а настоящее горе, будто они забирали его навсегда. Когда садились в машину, Неволин поинтересовался у напарника, между прочим:

– Ты кстати свой рюкзак успел собрать?

Шорохов красноречиво постучал пальцем по голове.

Чем ближе они подъезжали к дому Сафы, тем сильнее Макс проявлял беспокойство. Он вспомнил содержание последнего разговора и понял, как будет выглядеть, если прямо сейчас привезет к Сафе ментов. Он даже взмок, тщетно стараясь придумать выход из ситуации. Менты ни на миг не выпускали его из поля зрения, а убежать при его хромоте было нереально. Напряженно думая, он даже вспотел.

– Тебе, наверное, трудно идти, ты весь взмок? – обратил на него внимание Неволин.

Чуткий, гад, как градусник, подумал Макс, а вслух признал, что действительно трудно, когда одна нога короче другой на пять сантиметров. На самом деле он соврал, всего на два. Они были уже в подъезде, и он старался орать погромче, чтобы хотя бы так дать знать о своем приближении.

– А у вас в милиции вакансии есть? – прокричал он в ухо Неволину.

Тот отскочил и, засунув палец в оглохшее ухо, с ожесточением потряс.

– Нет, вакансий нет. А ты чего так орешь?

– Я еще и глухой.

– И глухого и хромого всех гребут, сволочи, – возмутился Шорохов.

Когда шли по лестнице, Макс отдыхал на каждой площадке и подспудно ждал, как хлопнет знакомая дверь, и Сафа по-тихому смоется. Но дверь не хлопала, в подъезде было слышно, как летает шальная муха. У самой двери оперативники оттеснили его широкими спинами, и руки Макса безвольно опустились. Он чувствовал себя Иудой.

Шорохом встал сбоку, Неволин позвонил. Забухали торопливые шаги. Раздался голос Сафы:

– Макс, ты?

Максиму показалось, что он орет, на самом деле пасть его беззвучно раззевалась, точно у снулой рыбы.

– Открывай, милиция! – крикнул Неволин.

– Милиция? – дверь щелкнула, в щели показалось растерянное лицо.

– Если разрешишь, мы посмотрим!

Шорохов решительно распахнул дверь и, потеснив Сафу, вошел.

– Чего это вы? – лицо того выражало полное непонимание.

– Где вы были 17 октября, в тот день, когда проходили комиссию?

– Да у Макса же и был, скажи им Макс!

В комнате что-то грохнуло, раздался смачный удар, потом возглас Шорохова:

– Вот зараза!

В руках Неволина возник умхальтер. Макс столкнулся с взглядом Сафы и втянул голову в плечи:

– Я не хотел. Я не виноват.

– О чем ты? – не понимающе спросил Сафа.

Из комнаты появился майор.

– Моль убил! – заявил он торжествующе. – Ну, ты парень и развел их тут, целые стаи. Ты хоть проветриваешь иногда?

– А зачем? – пожал тот плечами. – Зимой все равно заделывать. А сейчас это вообще не актуально. Уезжаем мы. Вы, наверное, неизвестно что про нас подумали, что мы болтаемся по улицам и бог весть чем занимаемся? Так вот, нигде мы не болтаемся, мы взрослые люди, у меня, например машина есть. Хотите посмотреть?

Говорил он с непонятным надрывом, никак не соответствующим обстановке,и Неволин предпочел отказаться.

– Вы еще не знаете, от чего отказываетесь! – с пылом возразил Сафа. – Пойдемте, я вас прокачу, и вы увидите, что мы не жулики какие-нибудь. Честно на хлеб зарабатываем.

– Успокойся, парень, не нужна нам твоя машина! – поморщился Неволин.

– Я настаиваю! Нам нечего скрывать!

Он почти за руки увлек их вниз по лестнице.

– Такая замечательная машина, сами увидите. Заводится с пол-оборота. Многие детали родные! На ней еще мой папа ездил, когда был жив, царствие ему небесное.

– Пойдем, глянем, если парень так просит, – поддержал Сафу Шорохов.

– Ну, если ты настаиваешь, то пошли! – раздраженно согласился Неволин. – Совершенно не понимаю, почему мы должны тратить свое драгоценное время.

Когда они спустились во двор, Сафа продолжал расхваливать машину на все лады.

– Уж не хочешь ли ты продать нам свою красавицу? – усмехнулся Неволин.

– А что? Берите! Я не дорого возьму. Мне бы еды на дорогу купить да подарок Коляну, моему корешу, который месяц назад уехал!

– Что-то ты не дорого просишь?

– Я не жлоб.

Когда под ногами захрустело битое стекло, напарники остолбенели при виде искореженного, издырявленного ломом автомобильного остова, стоящего на пробитых скатах. Сафа с подчеркнуто невозмутимым видом взялся натирать бока тряпкой, но в углу его глаза застыла крохотная злая слезка. Одна единственная.

– Кто же это сделал? – тихо спросил Шорохов.

– А то вы не знаете? Вы же и сделали. Спецмоновцы!

– Мы не из спецмона! – возмутился Шорохов.

– Какая разница? Милиция. Органы.

Майор выругался и пошел прочь. Неволин догнал его уже в патрульной машине, но и там Шорохов продолжал крыть вандалов почем зря.

– Иди, узнай их имена или хотя бы нагрудные номера, я их урою!

– Разбежался, – сказал Неволин. – Только убийства нам не хватало!

Когда гаишники уехали, Макс подсел к сидящему на бордюре Сафе.

– Извини, я действительно не мог предупредить. Но ты ничего, держался молодцом, как будто знал.

– А я знал, – признал Сафа. – Мне твоя мать позвонила. Сказала, что мусора едут.

– Да она таких слов не знает!

– Мы совсем не знаем наших матерей, – заметил Сафа и, посмотрев вслед уехавшим гаишникам, вдруг спросил. – Помнишь, доктор Стиплер спрашивал нас, что бы мы сделали, если бы вдруг приобрели возможности суперкиллеров?

– Вообще то он спрашивал у тебя. И речь не шла о суперкиллерах, а всего лишь о сверхвозможностях.

– Какая разница! Главное, что у меня такая возможность появилась. Я даже знаю, кто станет первым в списке, – он недобро сощурился вслед уехавшим.– Вот эти двое мусоров и станут.

– Они тут при чем? – удивился Макс.

– Я сказал – станут! – сказал Сафа, как сваркой отрезал.

21.

Костя Зубов погиб.

Погиб во второй раз в жизни. В первый, это было еще в престижном колледже, когда Костик встал на общем собрании и заявил, что мама носит куратору виски и дорогой шоколад. После чего вместо ожидаемых оваций, преподаватели устроили ему обструкцию, а ученики зачморили. Доучивался он уже в другом районе.

Во второй раз его погубил Прыг-скок. Возвратясь вечером после концерта очередных московских педиков, куда его затащила Инна, они нашли Прыг-скока, сидящего в темноте в самом дальнем углу платяного шкафа. Он был голый, и Костя поразился, насколько тот волосат. Курчавые иссиня черные волосы покрывали все тело, включая заметное брюшко. Прыг-скок мелко дрожал и поскуливал, помаргивая блестящими мокрыми глазками.

– Ты чего, дурашка? – Инна присела перед ним в вечернем платье, в голосе отчетливо проявились нежные бархатные тона, и Костю пробило на ревность.

Прыг-скок перестал дрожать, уставился на нее и пожаловался:

– Кантерсельф меня накажет.

– Не станет он тебя наказывать! – она погладила его по жесткой шерсти на макушке, издавшей при этом неприятный жестяной шорох.

Костя удивлялся, насколько скоты все-таки эти бабы. На волосатого уродца и смотреть без содрогания нельзя, а ей чем хуже, тем лучше.

– Вставай, родненький, сейчас примем ванну, выпьешь текилы, – продолжала ворковать Инна, и Костя готов был ее убить.

Женщина протянула руки, и Прыг-скок, некультурно шмыгнув носом, вложил в них свои грабли. Когда она помогла ему подняться, Прыг-скок с немалым трудом оторвал от пола задницу. В неопрятной успевшей засохнуть луже остались торчать волоски.

Костя поспешил прикрыть нос, а он еще думал, что ему показалось. Не могло в его доме существовать таких запахов.

Инна лично проследила за приготовлением ванны, добавив туда полбанки пены. Пока Прыг-скок отмокал, женщина присела на краешек ванны и не уходила.

– Инна, выйди, ты должна понять, что это неприлично! – выразил свое возмущение Костя.

– Что ты городишь? – она обернула к нему вмиг озлобившееся лицо. – Ему плохо.

– Что-то по нему не видно.

Прыг-скок порозовел, насколько просматривалось сквозь шерсть, на морде в волосах просвечивал ярко красный поросячий пятак. Свинья отмокала целый час, и целый час Костя ходил немытый. Когда Инна, наконец, увела обгадившегося гостя на кухню, Костя так и не решился залезть в ту же ванну. В ней было полно волос. Встав на краешек, он торопливо принял душ. Сегодня Инна осталась довольна концертом и даже намекнула ему, что вечером может быть секс. Поэтому ему надо было тщательно помыться, побриться, включая и подмышки, обработать интимные места дезодорантом.

Инна очень привередничала, когда дело касалось запахов. Поэтом и не позволяла Косте никогда повторно заниматься сексом, хорошие запахи улетучивались, а это было для нее недопустимо.

Одетый в чистую хрустящую пижаму, благоухающий лосьонами и дезодорантами, полностью изготовленный к сеансу любви, он вошел в свою спальню и был ошарашен обнаруженным в нем свиным рылом. Укутанный одеялом по самый пятак, в постели мумией притулился Прыг-скок.

– Ты осквернила супружескую постель! Да что же с тобой творится? – в отчаянии вскричал Костя.

– Ты бесчувственный идиот! Видишь, ему плохо! – фурией набросилась на него супруга. – К тому же он лежит на моей стороне! Полежит немного и уйдет, – она, повернувшись, проворковал. – Лежи, милый, ничего он тебе не сделает.

Выздоравливай.

Знала бы она про него, злорадно подумал Костя. Город гудел о бойне на Морской.

Не такой уж ты и крутой, продолжал накручивать себя Костя. Накручивалось плохо.

Решив получить свою законную порцию нежности, он сунулся было к Инне.

– Отвали! – окрысилась та, и вопрос со своей порцией нежности оказался исчерпан.

Костя обиделся насмерть и, улегшись на свою сторону, отвернулся к окну.

Попросишь ты у меня еще прощения, мстительно подумал он. Я уж тебя помучаю.

Возможно, что ты даже согласишься на два сеанса подряд. Когда это было в последний раз? Он даже и не помнил. Возможно, что никогда не было.

Инна сначала просидела на постели, Костя видел отражение ее ночнушки в окне, потом прилегла с краешку. Вот, дура, нет, чтобы кабана согнать, да и лечь нормально. Да и сексом поторопилась бы заняться, если хотела, чтобы у него получилось. Так как у него была напряженка, то он всегда вызывал эрекцию заблаговременно, и ее стоило немалого труда сберечь.

– Он еще не спит! – услышал он жаркий шепот и насторожился, чего бы это могло значить.

За спиной послушалось слабое шевеление, кто-то куда-то полз, кто-то менял дислокацию. Вот я вас сейчас прищучу, довольно подумал Костя. Стараясь ничем не выдать себя, он выворачивал глаза, тщась разобрать в размытых тенях в окне какие-либо подробности.

– Ну что же ты дурашка, – хихикнула Инна сквозь шорох одежды, с которой что-то вытворяли ловкие руки.

Я вам сейчас покажу дурашку, накачивал себя Костя. Уж ты у меня на коленях прощения просить будешь! Он затаился. Что-то бабочкой спланировало через него.

Он пригляделся и ярость застила ему глаза, когда он узнал в них ажурные женины трусы. В окне одна тень налазила на другую, и на постели медленно вздулся горб.

Ну, все, решил Костя и решительно повернул голову. Тотчас в рот ему полезли покрытые стоящей дыбом шерстью пальцы. Прыг-скок схватил его за нижнюю челюсть и отворотил лицо обратно к окну. Ничего не соображающий от отчаяния, Костя хотел укусить агрессора, и едва не остался еще и без зубов, потому что руки обидчика оказались словно каменные.

Потом каменные пальцы сложились в каменный же кулак и недвусмысленно погрозили Косте. От кулака исходил тяжелый звериный запах, и незадачливый муж сдался.

Он тупо уставился на отражение в окне, в котором горб пришел в поступательное движение и вдвинулся в нечто, отчего Инна сладко застонала. Глаза Кости едва не вылезли из орбит.

Постель тихо покачивалась и поскрипывала только по началу. По мере того, как любовники входили в раж, они перестали что-либо замечать. Прыг-скок был близок к финишу, потому что кровать уже ходила ходуном, одеяло улетело к черту, и в голую спину дуло. Костю наоборот бросило в жар.

– Не в меня! – простонал голос Инны, с нутряным стоном Прыг-скок вышел из нее, и тотчас Косте в спину ударил почти кипяток.

Не имея возможности даже заорать, Костя стал свидетелем, как без всякой паузы постель опять стала поскрипывать и ходить ходуном.

– Вы, животные! – хотел он все же напомнить о себе, но его бормотание затерялось в стонах любовников.

– Продолжай! Не останавливайся! – попросила женщина.

Дальнейшее слилось для Кости в сплошной непрекращающийся кошмар. Поначалу он считал соития, но на 18-м разе сбился со счету. Он так и заснул среди сплошных сладострастных стонов и нескончаемых поскрипываний кровати.

– Как убили первого Прыг-скока? – вопрос Неволина вызвал неожиданные затруднения у Шорохова.

Как и все гаишники, он внес посильную лепту в ликвидацию ублюдка, но, как оказалось, подробностей не знал никаких. В памяти всплывала заваленная гильзами площадь, разбегающиеся веером фигуры, накрытые целлофаном покойники, и поверх всего этого широкая перекошенная физиономия генерала Крутохвостова.

Спецмон явился, когда по большому счету все было закончено. Раненный и, скорее всего, смертельно, Прыг-скок заполз в овощной отдел и подыхал там, среди развороченной разрывными пулями квашеной капусты.

– Слушай, а кто стрелял разрывными? – спросил майор.

– Вот, – Неволин поднял палец. – Нашего братишку убили разрывной пулей. Вопрос, откуда она была выпущена.

– У спецмона на спилерах стоят пулеметы.

– Они приехали только за трупом, когда того под завязку свинцом нафаршировали, – отмахнулся следователь.

– Не исключен вариант, что он сам застрелился.

– Исключен. Кесарев божился, что насчитал более десятка характерных сквозных пробоин. Тогда кто остается? Остаются наши салаги.

– Вывод, притянутый за уши.

– Его легко проверить. Надо позвонить начальнику аналитического отдела, взять допуск в архив и посмотреть, какие гильзы изъяли с места происшествия. Если гильзы от биксы, все подтвердится.

– Ты позвонишь, а тебя пошлют подальше. Ты же никто, отстранен от ведения каких-либо дел личным приказом Кощея.

– Об этом я как-то не подумал, – Неволин почесал кончик носа. – С другой стороны, мы можем попросить кого-нибудь пошуршать в архиве, не акцентируя особо внимание, что нас интересует.

– К Кесареву можно подъехать! – предложил Шорохов.

– Ты что, с ума сошел? Он же тебя и сдаст!

– Но это наши предположения. Кстати, можно будет тогда и удостовериться, что именно он крысятничает.

– Ты еще сомневаешься? – гневно глянул Неволин.– Когда он меня этим порошком как таракана потравил.

– Да не отчаивайся ты так, – майор одобрительно хлопнул напарника по спине, на время лишив дыхания. – Прорвемся. А людям надо верить и проверять их время от времени.

– Верить и проверять вещи несовместимые!

– Кто это сказал? Карл Маркс?

Неволин сплюнул:

– Ладно, шут с тобой. Но в случае чего знай, я был против.

– Да все будет тип-топ. Подробности он все равно знать не будет, так что даже если и заложит, то по мелочи. Урона никакого, зуб даю, в натуре.

Кесарева вызвонили в кафе рядом с УВД, где тот не преминул плотно отобедать за их счет. Откушав литр пива, тот заявил:

– Дело трудное. Зачем вам понадобились показания свидетелей, что там говорил этот Прыг-скок? Что он мог такого наговорить? "Руки верх!" да "Убью!" вот и весь его разговор.

Напарники быстро переглянулись. Все шло по плану. Показания свидетелей их не интересовали, а шли для отвода глаз. Их интересовал только протокол осмотра, но про него Кесарев даже не спросил.

– Могут быть зацепки, – солидно пояснил Шорохов. – Случайно оброненное слово может о многом сказать.

Кесарев удовлетворился ответом, подкрепленным еще литром, и уже спустя пятнадцать минут вернулся. Они даже разочаровались, что ничего не вышло, но он предъявил им скрученные рулоном принтерные листы.

– Как тебе удалось?

– В архиве дверь сняли для ремонта уже второй месяц. Вы что не знали? – простодушно спросил Кесарев.

Напарники взвыли, представив напрасно потраченные деньги.

– Я сам бы все сделал! – сказал Шорохов, когда Кесарев ушел.

– С архивом надо чаще работать! – сделал замечание Неволин.

Шорохову он отдал свидетельские показания, сам взялся за протоколы осмотров.

Выяснилось, что в Прыг-скока было выпущено порядка тысячи пуль, но всего с четырех точек стреляли с бикс. Неволин было, насторожился, почему с четырех, когда салаг трое, но потом, проанализировав ситуацию, обнаружил, что груда гильз калибра 11 мм была навалена посреди площади, будто корова наложила. Но в таком раскладе выходило, что салагу, если бы это стрелял он, должны были видеть десятки людей. Потом до него дошло, что садили из бандуры из какого-либо транспортного средства, подогнанного на прямую наводку. Картина сразу ассоциировалась с спецмоновским спилером. Оказывается, придурки тоже успели поиграть в войнушку. Только поздно. Прыг-скок к тому времени был безнадежно мертв. Убили его тоже из бикс, только из других. Стрелявшие на этот раз проявили максимум осторожности и сделали все, чтобы их никто не увидел, но при этом умудрились подобраться так близко, что огонь велся действительно на поражение.

Основная огневая точка располагалась между землей и небом, то бишь на пожарной лестнице. Этот салага бил наверняка, так как ему не мешал прилавок, за которым скрывался Прыг-скок. Огонь остальных двух салаг тоже нельзя считать отвлекающим.

Куча гильз была обнаружена в канализационном люке. Даже, несмотря на ограниченный обзор нельзя было считать огонь стрелка совсем уж бестолковым.

Стальные пули пробивали не только мешающую стену и прилавки, но даже и противоположную стену, в результате чего был ранен зевака аж на соседней улице.

Гильзы третьего нашли в самом здании. Нашему молодцу удалось проникнуть через тройное оцепление, добить Прыг-скока, завершив начатое первыми двумя салагами, а потом выбраться обратно. Неволин почесал репу, соображая как это можно было сделать, но потом его осенило. Этому салаге совсем необязательно было переть обратно, рискуя нарваться на пулю бойцов, осуществляющих зачистку. В здании находилось 9 трупов, и существовала отличная возможность прикинуться убитым.

Пострадавших сначала складывали на носилки, так этот гад, скорее всего, и биксу умудрился под собой заховать.

– Приплыл! – отвлек его от мыслей возглас майора.

– Кто приплыл?

– Да, этот, Прыг-скок все время твердил "Приплыл! Приплыл!" -Вообще-то говоря "приплыли!" – автоматически поправил Неволин, и его осенило. – Ну-ка, дай-ка.

Он споро разобрал листы.

– В каком смысле – приплыл?

– В том смысле – амба! – авторитетно заявил Шорохов.

– А если в прямом смысле?

– Тогда трындец! – усугубил майор.

– Нет, в самом прямом. Я еще думал, откуда брат евонный ночью взялся на пляже? Мы его следы на суше ищем, такси опрашиваем, а он…

– С чего ты взял, что он его брат?

– Ну, тезка! Не суть важно. А что если и тот и другой…

– Приплыли! – стукнул себя по лбу майор.

– Вот именно. Оба они, судя по всему, приплыли. Где второй выбрался на берег, мы знаем. Надо искать лодки!