Текст книги "Собака Кантерсельфа"

Автор книги: Дино Динаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 39 страниц)

Марина, наконец, распутала Никитоса, и он смог нормально сесть на пол у стены.

Людей привозили несколькими партиями, и вскоре был занят каждый клочок пола.

Потом спецмоновцы пришли и увели женщин. Марина прижалась к плечу полковника.

Тот поднял взгляд и остановил его на стоящем перед ним Шкоте и Жиртресте.

– Она никуда не пойдет, – полковник произнес это таким безоговорочным тоном, что они поняли, чтобы забрать женщину им придется забить его до полусмерти или даже убить.

Жиртрест позвонил куда-то по сотовому.

– Пусть остается, – сказал он, наконец.

– Счастливчику звонил? – спросил Никитос.

– Дурак ты, полковник. Тебе же предлагали как человеку, – Жиртрест сплюнул. – А теперь ты склад внутренних органов.

По соседству вскочил тщедушный паренек, истошно закричал:

– Пусть моя жена тоже останется! Я не пущу!

За него цеплялась такая же тщедушная женщина.

– Дело принципа парень, исключение может быть только одно, – возразил Жиртрест, приставил умхальтер к голове паренька и спустил курок.

Безголовое тело мешком рухнуло на пол, толпа хлынула в разные стороны, оставляя на пятаке всхлипывающую вдову. Мормышка уставил на нее пистолет.

– Не стреляйте, я сделаю все, что вы скажете! – пробормотала она сквозь всхлипывания.

– А куда ты денешься? Шкот, веди ее к остальным! – ухмыльнулся Жиртрест, потом недобро глянул на сидящего Никитоса. – А ты полковник не совсем дурак. Ведешь себя правильно. Но на всякий случай я должен тебя предупредить. Ты у нас не совсем неприкасаемый. Вздумаешь рыпаться, так же пришибем как этого дохляка.

Твоя жизнь теперь не дороже.

– Уберите покойника, – сказал Никитос. – Тут же люди.

– Вы не люди, вы товар. Ты что до сих пор этого не понял?

Жиртрест опять сплюнул, но все-таки велел двоим вахтовикам тащить тело к выходу.

– Что с нами будет? – спросила перепуганная насмерть Марина.

– Судя по всему, нас готовят на погрузку на Черный пароход.

– Но ведь это не смертельно, правда? У меня муж уехал, телеграммы от него регулярно получаю. Деньги. Да весь город, считай, уехал. Это сколько человек?

Тысячи. Не могли они все умереть.

– Знаешь, я давно с Иван Иванычем кантуюсь,– признался Никитос.– Раньше я об этом не задумывался, служил как все. А теперь, когда самого за задницу взяли, стал вдруг кое-что вспоминать, анализировать. Так вот. Было уже несколько городов и маленьких городков, которые он разорил под ноль. Остались только названия на картах. Мы привыкли, что распродают нефть, газ, заводы и фабрики. А теперь продают нас, Марина. Такие вот Иван Иванычи продают поселок за поселком, город за город, область за областью.

– Да мне плевать, пускай подавятся. С нами что будет? Мы умрем?

Никитос огляделся, и хотя на них никто не обращал внимания, шепотом сказал ей на ухо:

– Наш единственный шанс-это не попасть на корабль. Я не знаю, что там происходит, но с него еще ни один человек не вырвался, говорю тебе как специалист. Когда скомандуют погрузку, держись все время со мной и жди сигнала. Сигналом будет, когда я завалю охранника.

– А как же они? – она оглядела полный зал.

– Всем не уйти, а у нас есть шанс. Что я тебя уговариваю? Если у тебя есть какие-то сомнения, оставайся.

– Я с тобой!

– Отлично, а теперь надо поспать, силы нам еще понадобятся. Возможно, придется долго идти пешком, может быть, даже бежать. Так что береги силы.

– Почему ты со мной возишься?

– Совесть заговорила, – на полном серьезе произнес Никитос.

Несмотря на его просьбу, женщина так и не смогла заснуть. И вошедших спустя два часа Шкота и Жиртреста увидела первой именно она. Сердце подсказало ей, что это по их душу. Спецмоновцы направились прямиком к ним. Она энергично растолкала Никитоса, он проснулся мгновенно, бодрый и отдохнувший.

– А я выспался, – сказал он.

– Поднимайся, боров! – крикнул Шкот.

Никитос с достоинством встал, Марина вцепилась в него.

– Только полковник! – прикрикнул Шкот.

– Успокойся, это не на погрузку, – мягко освободился Никитос. – Тогда бы всех пригласили. Это за мной персонально.

Ее пальцы безвольно соскользнули с его плеча.

– Я вернусь, – успокоил он, и увидел, как надеждой загорелись ее глаза.

Шкот сковал руки наручниками и толкнул к двери.

– Зря бабе наобещал, ты вряд ли вернешься, – довольным тоном сказал Шкот. – Там к тебе друзья приехали, но ты им вряд ли обрадуешься.

Его вывели в коридор, где ждали еще два спецмоновца в масках, и под таким усиленным конвоем провели по коридору в бывший кабинет начальника таможни.

Кабинет был разграблен, как и все остальное, но бойцы натащили сюда разнокалиберные кресла и чудом уцелевший кожаный диван. На диване сидел Счастливчик и двое коренастых мужчин в штатском. Едва он вошел, они недобро уставились на него.

– Что ж ты не здороваешься со своими друзьями из Суметии? – усмехнулся Счастливчик.

– Не знал, что такие есть, – отрезал он, сжав кулаки.

– Зачем так говоришь, Никита? – гортанно спросил сумит постарше. – Казба Болотоев шлет тебе привет и хочет видеть тебя в гостях. Мы за тобой приехали. Если конечно товарищ прапорщик не будет против.

– Деньги привезли? – встрепенулся Счастливчик.

– Конечно, дорогой.

Младший сумит достал из-под ног дипломат и, открыв, передал Счастливчику.

– Сколько за меня дали? – поинтересовался Никитос.

– Извини, это все мое, – захохотал прапорщик. – Ты ведь тоже не в обиде. Я тебя от Черного парохода отмазал. В гости поедешь, – захлопнув дипломат, он разрешил.

– Забирайте его со всеми потрохами.

Никитос подозревал, что попасть на Черный пароход в его положении было бы для него предпочтительнее. Казба Болотоев являлся его кровником. Отряд Ребрия во время рейда столкнулся с сумитской бандой, состоящей из нескольких родственников Болотоева и зверски вырезавшей до этого семью русской учительницы, и соответственно вывел их в расход.

Первым делом сумиты перековали его руки в положение за спину. Они знали свое дело туго и были осведомлены, что офицера спецназа наручники спереди не удержат.

– Казба тебя на медленном огне будет жарить, – пообещал старший сумит. – Потом по куску резать и собакам кормить. Ты его брата убил, ишак! – он ударил его по лицу твердым как полено кулаком.

Что, что, а драться сумиты умели. А еще лучше они умели избивать, пытать и убивать. Судя по всему, ожидается окончательное закрытие контракта, решил Никитос.

Сумиты взяли полковника в коробочку, после чего радушно как принято в Суметии попрощались с прапорщиком, но руки ему не подали. Счастливчик сожалеющие посмотрел им вслед:

– Дурак ты, полковник!

Ребрия вывели во двор таможни, где в окружении спилеров затесался черный джип "Сантаро – Каравелл". Болотоев обожал роскошные тачки. Из джипа вышел еще один сумит, наверное, водитель. Несмотря на обилие снующих вокруг спецмоновцев, через плечо был переброшен автомат.

– Попался, собака! – водила с ходу сунул ему кулак в поддых.

Никитосу удалось сгруппироваться и свести ущерб к минимуму, но он сделал вид, что ушиб был сильнее, чем на самом деле. Старший ругнулся по сумитски. Они вместе с младшим взяли полковника под руки и потащили к машине. У Никитоса мелькнула мысль заорать, привлечь внимание. Но это уже наглость, сумиты хозяйничают в Алге! Но потом он подумал, а чем собственно спецмон лучше сумитов?

Чужие в своей собственной стране. Да и нет у них своей страны, и родины нет.

Продали ее родину, по капле, по килограмчику, по человечку.

Пока его тащили к машине, он прикидывал свои шансы. По всему выходило, что шансы у него есть, правда, мизерные, но только в том случае, если оба сумита сядут с ним на заднее сиденье. Но и совсем не будет шансов, если его довезут до Суметии.

Никитоса грубо втиснули на заднее сиденье, и он предпринял максимум усилий, чтобы не разбить лоб о край дверного проема, чем очень своих конвоиров разочаровал. Младший сумит сел слева, старший притиснул его своим грузным телом справа. Водила, не снимая автомата, завел мотор, и они поехали.

Джип, лавируя между тяжелыми спилерами, вырулил в порт и понесся по заброшенному пирсу, набирая скорость. Тут с сумитами что-то случилось, они как по команде накинулись на него, нанося беспорядочные удары по лицу и корпусу. В первые же секунды был разбит нос. Сумиты рычали словно звери. Водила молил, чтобы дали ударить и ему, но старшие товарищи не слушали его. Наконец они угомонились и откинулись довольные, потные и умиротворенные.

– Теперь поехали! – махнул рукой старший.

– Какие вы же все-таки уроды! – вырвалось у Никитоса. – Поехали, говорите?

Поехали!

Хорошая машина, высокая, можно с ногами вскочить на сиденье. Руками, скованными сзади, Никитос вцепился в горло сумита слева. Сидевший справа коренастый, вскрикнув изумленное "Вах!" полез за пистолетом. Никитос с маху боднул его в голову. Череп сумита, угодивший между его головой и косяком предательски треснул, стремительно теряя круглую форму. Сумит умер, визжа во всю глотку. Задний сумит бился как птица, угодившая в силки. Водитель, поняв, что происходит нечто не по сценарию, полез за пистолетом. Никитос навалился корпусом на водительское сидение, опрокидывая вперед на лицевую панель.

Потерявший управление джип занесло, сбивая мусорные баки и пустые ящики, он понесся боком. Удар о морской контейнер остановил его у самой воды. Никитоса откинуло, и получивший свободу водитель с удвоенной энергией полез за оружием.

Хоть задний сумит уже хрипел, Никитос не мог так сразу его отпустить, эти сумиты были живучие твари и приходили в себя чрезвычайно быстро. Он нашел другое решение. Как всякий уважающий себя сумит водитель был обвешан оружием: автоматом, ремнем с кобурой, разгрузкой. Никитос всунул ногу между автоматом и спиной водилы и потянул на себя. Ремень спереди врезался сумиту в горло.

Но он был крепкий парень и просто так не сдался. Достал из кармана нож и стал резать ремень. Тот истончался на глазах, и тем сильнее истаивали шансы Никитоса.

Полковник навалился со всей медвежьей силы и потянул ремень назад. Голова сумита запрокинулась, показав белые, по-звериному заголенные зубы, раздался треск, и он обмяк.

Никитос нашарил у конвоира ключи от наручников и освободился. Джип стоял недалеко от указателя: До выезда из города 7 километров.

– Извините, ребята, но я кое-кому обещал вернуться, – сказал полковник.

33.

Фамилия человека, которого Шорохов с Неволиным называли не иначе как Енот, была Корчин. Никто не знал, настоящая эта фамилия или нет, но Енот требовал, чтобы обращались к нему именно так. Товарищ Корчин. Возможно, он читал об этом в каких-нибудь книгах, из всех его подчиненных только он один умел читать.

Отряд он набрал из бомжей. Он накормил и вооружил их. Он по -своему любил их, но это не помешало расстрелять некоторых их них, кто вздумал, нажравшись, проявить неподчинение.

Прибор из медцентра, уцелевший в единственном числе, заставил подчиненных смотреть на него как на бога. Плохо, что аккумуляторы садятся, но он с этим что-нибудь придумает. Можно предпринять вылазку в метрополию и сдуть их оттуда. Правда, исполнителей придется расстрелять. Про город слишком много и так болтают, и лишь карательные меры удерживают людей, чтобы они окончательно не разбежались.

В приданом ему подразделении поддерживается железная дисциплина рабов и хозяина.

Никто не может обратиться или заговорить с ним, если он не разрешит.

Одному придурку, нарушившему табу и осмелившемуся обратиться к нему напрямую, Корчин прочитал долгую нотацию:

– Рядовой, вы что считаете себя фигурой равной мне? – рядовой в обмотках и пуховом платке потеряно шмыгнул носом. – Сколько вы книг прочитали? Одну? И какую-букварь? Я, молодой человек, с отличием окончил Московский государственный университет. Мой любимый писатель Паоло Коэльо. Вы хоть знаете такого? Я б удивился, если бы вы о нем слышали. Временно ваше подразделение переподчинено мне, но это не значит, что вы можете считать себя равными мне. Вам оказана высокая честь временно оказаться под моим командованием, но обращаться вы должны исключительно через сержанта. Вам все ясно? – когда незадачливый боец ответил, что ясно все, хотя и не представлял, кто из них сержант, и хотел отойти, то был остановлен. – Вы должны извиниться, рядовой. И не спрашивайте за что. За нарушение субординации, за попытку принизить мое ведущее положение.

– Извините, – сдавлено буркнул проштрафившийся боец, не зная куда деться.

– Не так. Извините меня, товарищ Корчин, потому что я быдло неотесанное, сопляк и хам.

Тот опешил:

– Я не хам!

– Значит с быдлом и сопляком вы согласны? А я говорю – хам! – Енот вынул длинный блестящий пистолет и наставил в лицо бойца. – Я жду, рядовой. Умхальтер без предохранителя, автоматически взводится в боевое положении при нажатии курка.

Свободную зону я уже выбрал. Думаете, я блефую, – и он выстрелил.

Пуля просвистела рядом с головой рядового. Он шарахнулся в сторону, но дуло дернулось вслед за ним. Ствол ровно отсвечивал в лучах осеннего солнца, и этот отсвет показался вдруг несчастному нестерпимым как сварка.

– Простите меня, быдло и гада! – в панике закричал он, заслоняясь рукой, словно мог остановить пулю.

– Ну, зачем вы так? – деланно запротестовал Енот, изящным движением убирая оружие в карман пальто. – Надеюсь никакой обиды? Идите, рядовой.

Дом, в котором скрывались Неволин и Шорохов, был вычислен благодаря Еноту. Он шел по следам как пес. Долго живя в городе, он знал здесь каждый куст, каждый проходной двор. Он ставил себя на место беглецов, действовал как они и ни разу не ошибся. Они должны были выбрать этот именно этот дом, и они выбрали его.

Когда напарники не захотели сдаваться, Енот включил умертвитель, так он называл имевшийся у него прибор, со смехом представляя, как дохнут все лохи в зоне, куда он направил излучатель. Спустя какое-то время, когда истошные крики в доме смолкли, туда вошли бойцы его отряда. Они делали зачистку комнату за комнатой, этаж за этажом, выкидывая трупы в окна.

Енот все это время сторожил умертвитель и чистил пилочкой ногти. После окончания осмотра ему доложили, что в доме больше никого нет.

– Приезжих нашли? – спросил Енот.

– Нет, только дохлые бомжи!

– Идиот, они в доме! – закричал Енот, тыкая пилкой докладчику в лицо.

Тот спас глаза, отделавшись глубокой царапиной поперек щеки.

– Все приходится делать самому, хамы необразованные! – с этими словами Енот возглавил новый поход в дом.

Он безошибочно вычислил нужную квартиру. После повторного более тщательного обыска в нише за ванной нашли одежду приезжих. Енот выглянул в окно, и увидел под окном два выброшенных голых тела.

– Кретины! Они сняли рванье с бомжей, прикинулись мертвыми, и ваши олухи выкинули их в окно! – взорвался Енот. – Одного не пойму, как вы перепутали живых с мертвыми? Вы что лохи?

Он внезапно успокоился и спросил:

– Кто проверял комнату?

Давешний докладчик оглядел столпившихся в комнате людей и сказал:

– Сейчас будет трудно установить. Никто не признается.

– Отлично, виноватые все равно должны быть! – Енот вынул пистолет из кармана, никто не успел даже пошевелиться, как он разнес голову несчастному. – Кто был заместителем командира взвода? – никто из столпившихся угрюмых рядовых понятия не имел, что у них был командир взвода, а уж про заместителя тем более не слыхал.

Так как все промолчали, Енот сказал. – Как хотите. Я знаю только одного человека, но этого вполне достаточно, чтобы расстрелять его, когда операция сорвется в следующий раз, – и он подозвал к себе того, кто так неосторожно обратился к нему в прошлый раз. – Теперь ты сержант!

– Не-а! – замычал тот, поняв в какую передрягу угодил.

– Сержант, сержант! – подтвердил Енот. – Гордись оказанным тебе высоким доверием, теперь ты можешь обращаться ко мне напрямую. Выводи людей, прочеши ближайшие свалки, но найди свидетелей, которые видели, куда делись эти двое хитрых уродов.

– Как ты догадался? – спросил Шорохов.

– Умение задавать нужные вопросы, – пожал плечами Неволин.

– Правильно про тебя в управлении говорят, что когда ты на человека смотришь, ты видишь его печенку. Ну что, двинули домой?

– Не угадал. Они в первую очередь будут ждать нас у пирса. Мы же по их расчетам бежать отсюда должны как пьяные зайцы. А мы пойдем…

– Нет, – вырвалось у Шорохова. – Это сумасшествие. Они нас там ждать будут наверняка.

– Силенок у них не хватит закрыть и пирс, и медцентр.

– Что там своей охраны нет?

– Они нас не ждут. А местных идиотов нет, чтобы самим в капкан лезть.

– Осталось выяснить, где медцентр находится.

– Тут все ясно. Он же сказал, что медцентр находится там, где кончается город.

– Все окраины придется прочесывать. Работы не на один день.

– Ты не прав. Город на окраинах не заканчивается. Потому что там возможна новая стройка, и город разрастется дальше. Окраина это временная остановка не больше.

Старик имел место, где город не может быть отстроен, то есть совсем заканчивается. Абсолютно. Навсегда.

– У моря!

– Точно. Я видел на планировке, что город вытягивается длинным языком в лесную зону, за которым собственно и начинается море. Там еще курорты в цивильное время располагались. Я думаю, это где-то там.

Определившись с целью, они двинулись в заданном направлении. Город предоставлял массу возможностей для быстрого и скрытого передвижения. Множество палисадников и скверов, чудесные проходные дворы сразу с несколькими выходами. Неволин вскоре устал.

– Умный, но слабый, – констатировал майор.

Он скомандовал привал, и они укрылись в довольно диком местечке, образованном буйно разросшимися кустами рядом с неработающим фонтаном.

– Я вот о чем подумал, – начал Неволин. – откуда у того бездомного взялся аминазин?

– Просроченный ведь. На свалке нашел.

– Такие препараты на свалке не выбрасывают. Что-то тут не клеится. Что-то с этим городком явно не в порядке.

– К гадалке не ходи. Мерзкий городишко. А что с ним не так?

– Он не настоящий что ли. Я не знаю, как это выразить словами.

– Зато Енот настоящий. Ты не знаешь, как он этот фокус учудил. Раз – и нет человека.

– Нет тут никакого фокуса, а есть прибор, изобретенный яйцеголовыми из медицинского центра. А этот Енот его оттуда упер. Но тут что-то не сходится.

Если этот центр так охраняется, как он мог оттуда упереть такую мощную штуку.

Что-то тут не так.

– Тихо! – застыл Шорохов.

Кусты неожиданно раздвинулись. Внутри у Неволина все сжалось, сделалось горячо, душно, и возникли несвоевременные мысли о том, что медцентр их сам нашел. На краешке бордюра, окаймляющего фонтан, стоял человек в белом халате и белой шапочке. Доктор.

– Так, милейшие, и о чем мы тут рассуждаем?

С Сафой разобрались на удивление быстро, хотя у него была наспех заготовлена целая легенда, но она не понадобилась. В отделение его отвели к дежурному спецмоновцу, тот бросил только один взгляд и изрек зловещим тоном:

– Мясо.

Приведший Сафу предложил пробить о базе, на что дежурный надменно возразил:

– Чего пробивать? На вид 18. Один черт грузить.

И участь Сафы была предрешена. В зарешеченном воронке его отвезли в порт, где без задержки препроводили в старое здание таможни. Когда он оказался в тесной комнате, забитой вахтовиками, сердце его сжалось. Вспомнились слова одного провалившегося шпиона. Когда его повязали и везли в навороченную тюрьму, конвоир удивился, чего это он не мандражирует и не кричит мама. Шпион усмехнулся, знаете, как это усмехаются бывалые шпионы, уголком рта и проговорил:

– Я еще двадцать лет назад, при заброске сюда, знал, куда меня, в конце концов, повезут.

Про себя Сафа так сказать бы не смог. Хоть он и знал, чем это все может кончиться, но когда все этим и закончилось, отчаянно затосковал.

В комнате была уйма народа, занявшего по площади весь пол. Пахло мочой, потом, страхом. Подбирай самые гадкие слова – не ошибешься.

Неожиданно его позвали по имени, и он с удивлением увидел привставшую у дальней стены Марину. Пройти к ней было немыслимо, но Сафа все же рискнул. Народ возмущался, никто не хотел даже шевельнуться. Все были снулые и одновременно озлобленные. Здоровякам Сафа говорил, что это его мама, а слабых посылал подальше, пиная носками туфель, одному совсем уж тщедушному с ходу засветил в глаз. Вахтовики почуяли, что парня не остановить и, бурча, посторонились, давая дорогу.

Где в самом центре зала его неожиданно схватил за руку Максим, перепугав до смерти. Хромой был зажат между Какафоном и Кичей и сидел на одной полупопице, больше ему жизненного пространства не выделили. Простоквашинцы сосредоточено рылись в рюкзачке Макса, одновременно дожевывая извлеченные оттуда пирожки.

– Отдайте вещи! – велел Сафа.

Они сидели, а Сафа стоял, диспозиция была удачная, он бы их мог распинать в один момент. Кича сунул руку куда-то за спину, где, скорее всего, был припрятан складной нож, но был остановлен дружком.

– Мы его потом уроем без свидетелей, – криво ухмыльнулся Какафон.

Сафа выдернул изрядно опустошенный рюкзак из цепких ручонок, следом выдернулся Макс, которому Кича успел дать пару пинков и потащился следом. На фига он взялся, на фига ему проблемы? Ведь Сафа даже не успел сесть на корабль!

Кое-как им удалось втиснуться рядом с Мариной у стены. Сафа поинтересовался, как женщина здесь оказалась, разве спецмон изменил своим правилам. Разговаривать с ней оказалось неинтересно, Марина сама ничего толком не знала, но как ни странно обжатый с двух сторон Мариной и Максом Сафа почувствовал себя уютно и задремал.

Просыпаясь, он видел бодрствующего Макса. Тот вел себя довольно нервно. Сидел, вцепившись руками в опустошенный рюкзак, и пялился в пространство. Чего уж теперь, подумал Сафа.

Во сне он неожиданно увидел себя маленьким, таким как на старом фото, русоголовым и застенчиво улыбающимся. Он был в шортиках и бескозырке с надписью "Моряк". Они играли в прятки с мамой и папой. Он слышал их смех, но никак не мог найти. Причем он знал, что они умерли, но во сне это было несущественно.

Проснулся он от скрежета распахиваемых дверей и воплей "Встать!". От дверей катилось движение, ворвавшиеся спецмоновцы пинками поднимали людей. Макс вскочил одним из первых, хоть они сидели у самой дальней стены. Хмурые вахтовики толкались, не разобрав спросонья, что надо делать.

– Выходи, ликвидация! – радостно заржал Шкот.

Людей начали выталкивать наружу. Когда настала очередь Сафы и компании, комната была почти пуста. Сделаться бы невидимым, микроскопическим Сафой и остаться, мелькнула несбыточная мечта, которую грубо оборвал рывок за шкирку. Он был слишком большим, чтобы быть незаметным. Совершеннолетним. Ему уже 18. Их прогнали по коридору, причем с Мариной обращались также грубо, наравне с мужиками. Макс отставал, отчаянно хромая.

– Двигай булками, сороконожка! – хохотнул Шкот, судя по всему, у него было отличное настроение.

Занималось недоброе утро. Небо было затянуто свинцовыми облаками, дул пронизывающий ветер. Вахтовиков на скорую руку построили в колонну по три.

– Знакомые все лица! – раздался довольный голос.

Рядом с ними остановился Счастливчик в форме полковника.

– Повышение получили, с участкового и сразу в полканы! – заметил Сафа.

– Это тебе не старые колымаги ломиком крошить, – лучезарно улыбнулся Счастливчик и обратился к Марине. – А ты куда поперлась, дура? Героя решила сыграть. В последний раз в своей жизни. Хочешь, я прикажу тебя отпустить, правда, тебе придется кое-что сделать для меня. Ты сейчас разденешься до гола прямо здесь, при всех, а потом опустишься на колени и сделаешь мне минет.

– Он тебя не отпустит! – заявил вдруг Макс, Сафа так и не понял, как малявка осмелился разинуть рот.

Счастливчик тоже удивился.

– Почему не отпущу?

– Видите ли, на это указывает целый ряд признаков, о которых я мог бы говорить долго, но самый главный из которых, это то, что у вас у всех вещи с собой, это значит, вы отправитесь с нами.

– Что за ерунда! – возмутился Счастливчик, и Сафа просекающий лажу по одной интонации, улица научил, понял, что врет, к тому же он увидел, что спецмоновцы тягают с собой чемоданы, некоторые по два, повесив умхальтеры на шею.

– Драпаете, значит! – сказал он. – Не понравился вам наш город.

Счастливчик шагнул к ним, и они втроем инстинктивно попятились, нарушив строй.

Так что спецмоновцы с обратной стороны тычками стали вдавливать их обратно в колонну. Счастливчик взял себя в руки, ухмыльнулся.

– Ничего, у нас еще будет много времени на корабле. Знаешь, что я сделаю, красавица? Я заставлю этих двух сосунков пялить тебя всю дорогу. Думаешь, они не будут? Еще как будут. Уж я посмеюсь.

Колонну построили, по прикидкам Сафа в ней было не меньше ста человек, и повели.

Спецмоновцы расположились с обеих сторон, придирчиво сопровождая каждый ряд.

Колонна растянувшейся гусеницей пересекла двор перед таможней и начала втягиваться в ворота порта, когда случилось непредвиденное. Передние шеренги уперлись в неожиданное препятствие и, не смотря на истошные вопли спецмоновцев, движение застопорилось. Задние ряды продолжали напирать, порождая у впереди стоящих ор, который начал катиться спереди до самых последних рядов. Не давая ходу, стоял человек, уверенный и спокойный как скала.

– Полковник? – в голосе Счастливчика проступила нервозность, он жестом выставил перед собой пятерых спецмоновцев, велев обыскать Никитоса, отгородившись от бывшего командира живой стеной, лишь после этого на лицо его вернулась нагловатая ухмылка. – С возвращеньицем! Ты еще больше идиот, чем я думал Ты хоть знаешь, что ждет тебя на корабле?

– Уж извините, не мог позволить себе нарушить Устав. Я должен быть со своим отрядом, даже если он драпает, – ответил полковник, невозмутимо снося обыск.

– Конечно, конечно, занимайте место в шеренге, полковник, – притворно засуетился Счастливчик. – Поистине у меня счастливый день сегодня. И бабы есть для развлечений и вот столько офицерского мяса. Я не убью тебя сразу, и не надейся.

– Я не настаиваю, – пожал плечами Никитос.

Отыскав в толпе Марину, Никитос встал рядом.

– Чего встали? Ведите! – зычно крикнул он.

Даже безоружный в толпе вахтовиков он был грозным воплощением доселе дремлющей силы. Голова и плечи его возвышались над толпой. Сафа всегда был с теми, кто сильнее, и попытался пробиться ближе к силачу, однако обнаружилось препятствие, выяснилось, что их в шеренге теперь четверо.

– Вали отсюда! – приказал Сафа Максу. – Нас тут трое.

– Почему ты решил, что он лишний? – поднял одну бровь Никитос.

Сафу как ветром сдуло и ему ничего не оставалось, как отшагнуть назад как последнему лоху. Он сразу почувствовал дискомфорт, потому что в заднюю шеренгу его также не пустили, и он заметался между двумя шеренгами, моля бога, чтобы о нарушении порядка не прознал конвой. Однако тем было не до него, они с опаской поглядывали на бывшего командира. Ну и ладно, обиделся Сафа. По жизни был одиночка, и на корабль пойду один.

Их вывели на площадь перед пустынным пирсом и оставили томиться в неведении, не разрешив отойти даже по нужде. Впрочем, ждать пришлось не более часа. Сафа уже слышал рев Черного парохода и был морально готов к этому, но утробный неземной звук даже его вверг в состояние шока, чего же говорить про остальных. Он проникал сквозь кожные поры, он пронзал человека насквозь. Стоящий впереди мужчина прыскал сквозь штаны, вахтовики падали на колени, шеренги сбились в кучу.

Спецмоновцы смеясь, пинками поднимали и строили людей.

Черный пароход входил в порт. Мрачные борта казались дырой в пространстве, кляксой на светлом фоне неба. Колона стала пятиться, натыкаясь и комкая в очередной раз шеренги. Спецмоновцы на короткий срок потеряли контроль над пленными, и так получилось, что ряды перед Сафой перестали существовать, все обегали его, оставляя один на один с надвигающимся зловещим чудом. Именно в этот момент он увидел капитана Черного парохода.

Он стоял на мостике, на самом верху, одетый в черный старомодный китель с двумя рядами начищенных и сияющих медных пуговиц, безмолвно наблюдая за возникшей внизу паникой. Если у него и были эмоции, он никак не проявлял их. Медленно поворачивая голову, он окидывал взглядом толпу. На секунду их взгляды встретились. Сладкий ужас охватил Сафу, на некоторое время он перестал себя контролировать и чуть не обмочился, но капитан медленно перевел взгляд с него, словно каток асфальтовый с души съехал.

Пароход с треском въехал в пирс и отлетел на несколько метров в море. Стоящие на палубе матросы отдали в клюзы швартовы, и когда спецмоновец набросил их на кнехты, включили лебедку и подтянули борт судна, пока оно с противным хрустом не притерлось о кранцы.

С ржавым скрипом откинулась часть борта, и на берег с нарочитым треском перекинули сходни. Капитан поднял рупор и крикнул:

– Добро пожаловать на борт!

Ответом ему стал вой, донесшийся со стороны пассажирского терминала. Как оказалось, провожающие каким-то образом узнали про время отправки, а может, всю ночь тут продежурили, и надеялись, что им дадут возможность попрощаться с сыновьями и мужьями, а теперь, когда надежды не осталось, все стали не плакать, а по-звериному тоскливо выть. Толпу надежно сдерживал трехметровый проволочный забор, лица сливались в одну большую пеструю картину, словно лоскутное одеяло полоскалось на ветру. Мать Макса тоже была там, давилась и кричала. И Женька, которого не с кем было оставить, тоже был там. И он тоже кричал.

Макс неожиданно выдернулся из колонны и помчался к ним, смешно подпрыгивая на больной ноге, словно большой нескладный кузнечик. Никитос, не ожидавший этого, промедлил и не успел помешать этому. Спецмоновец с готовностью клацнул затвором.

Вот и место освободилось, отстранено подумал Сафа.

Картина словно замерла. Отчаянно хромающий Макс, оказавшийся вдруг один одинешенек на огромном притихшем плато, спецмоновец, плавно поднимающий автомат и совмещающий цель с прицельной мушкой, и сам Сафа, медленно, слишком медленно выпадающий из колонны и подсекающий ноги бестолковому беглецу.

– Все нормально! Мы уходим! – закричал Сафа, отгораживаясь от уставившегося в них умхальтера, словно ладонью был способен остановить пулю.

Он поднял распластавшегося хромого и втолкнул обратно в колонну. Марина, выговаривая, словно родная мать, стала прилаживать Максу рюкзачок, начисто забыв про Сафу и про то, что он только что спас этого придурка. Что касается Никитоса, то он даже головы не повернул. Ну и ладно, подумал Сафа. В душе была зависть, что вот Макса сейчас успокаивают и гладят по головке, а он вроде как не при делах.

Колонну вновь построили и погнали на корабль. Они с топотом бежали по сходням по одному. Дело спорилось. Уже через несколько минут очередь дошла до Сафы и его спутников. Как и все они сделали несколько последних шагов по суше, потом по гулкому металлическому трапу. На мгновение под ногами мелькнуло загаженное мусором море.