Текст книги "Изумрудные берега (СИ)"

Автор книги: Динна Астрани

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

====== Глава 14. ======

Получив от Адиты камни, Дина в тот же день провела медитацию. Ей захотелось увидеть мир аури, как она убеждала себя – в последний раз, на прощание.

Ордием снова наделил Дину порцией видения дивных картин прекрасного чудного мира. И в этот раз после медитации Дина ощутила, что стала чувствовать какое-то тепло и нежность к миру аури, как будто он стал ей ближе и родней и куда-то улетучилась вражда по отношению к нему. На душе стало легко и спокойно и даже сладко. Дина упивалась этим внутренним состоянием, сидя вечером после медитации в тёмной спальной на коврике у кровати. Ей не хотелось думать о том, что это неправильно для гитчи, когда на душ становится светло и уютно из-за мира ордиема. Она просто наслаждалась светом и умилением души. Она даже забыла о том, что к приходу мужа обязана привести себя в порядок и встретить его прихожей, как всегда. Вернувшись после вечернего последнего концерта домой, Ром очень удивился, что Дина не вышла к нему – низменно ухоженная, нарядная, надушенная. Ему это очень не понравилось. Он отправился наверх, в свою спальную со светильником в руке, который ему заботливо подала Азара. Приоткрыв дверь в спальную и шагнув в неё, он увидал Дину сидящей на коврике у кровати, в одиночестве и в темноте – ни один светильник в спальной не горел Рому показалось это странным и вызвало раздражение.  – Что ты здесь делаешь, в темноте, одна? – спросил он. Дина повернула к нему лицо:  – Как видишь, не делаю ничего.  – Что за странный запах здесь?  – Это ароматические курения. Они помогут мне избавиться от моей бессонницы.  – А разве у тебя бессонницы?  – Уже давно и почти постоянно. Ты не заметил?  – Нет. Как же я мог это заметить? Я-то сплю очень крепко, потому что много работаю и устаю.  – Вот и я теперь буду крепко спать по ночам.  – Ты стала довольно странной в последнее время. Умиротворённое состояние Дины вмиг развеялось от испуга, что Ром, как ей показалось, может подозревать, что она контактирует с ордиемом, хотя Ром даже толком не знал о её уроках с Чандром и её миссии – она не рассказывала ему об этом и тесть с тёщей тоже. Но, тем не менее, всё же у неё появился страх, что Ром может о чём-то догадаться.  – Потому что странные события происходят вокруг меня! – зло проговорила она. – Твоя двоюродная сестра стала хозяйкой в этом доме, всё здесь по её вкусу, даже моя спальная! Произошло то, из-за чего Дина боялась сказать эти слова мужу раньше: Ром возмутился и гневе начала выговаривать, что Дита, понимая, что Дина должна сопровождать мужа в поездках, привела его дом в порядок, избавив от позорного нищенского вида, а вместо благодарности Дина находит причину быть ею недовольной. Чем дольше он говорил, тем сильнее голос его повышался и в конце концов перешёл на крик. Дина отупело слушала его, ожидая, когда он замолчит. Наконец, он выговорился и покинул спальную, громко хлопнув дверью. Дина молча легла в кровать и через несколько минут уснула. Она крепко проспала весь вечер, даже не поужинав, всю ночь и всё утро. Половина постели, на которой обычно спал Ром, оказалась не смятой. Значит, он ночевал в другой комнате. Дина вновь почувствовала обиду – более серьёзную, чем когда бы то ни было. Ей подумалось: «Почему у меня не получается быть счастливой? И точно ли в этом виновата только Дита? Правильно ли я поступаю, что ищу причину своих бед только в ней?» Дина вновь собралась в храм богини Амалис и провела там весь день за мытьём пола – это у неё начало уже худо-бедно получаться. Она надеялась встретить Адиту, чтобы развеяться общением в ней, но та несла службу уборщицы в обсерватории, где много времени проводил Чандр. Вернувшись домой после работ в храме и приняв ванну, Дина отметила, что до возвращения мужа у неё есть ещё пара часов, чтобы привести себя в порядок и выйти к нему во всём парадном блеске, но она не захотела. Ром не спал это ночь в её постели и она не станет вести себя так, как будто он не оскорбил её этим. Она не спустилась в столовую и к общему ужину, приказав Азаре принести ей ужин в спальную. Ром отомстил ей за это, снова заночевав в комнате для гостей на первом этаже. Это сильно разозлило Дину: «Ром ждёт извинений?!» Гнев взвинтил ей нервы и она поняла, что впереди её ждёт очередная бессонная ночь. Чтобы как-то успокоить себя, она решила доставить себе удовольствие, что стало слаще любовных поцелуев: увидеть красоту мира аури. Она вновь разожгла курения, разложила на туалетном столике камни для медитации и заперла дверь спальной, чтобы никто не помешал ей медитировать. Она вновь испытала радость от красоты картин мира ордиема, это были новые, до сих пор не виданные ею картины. Кроме того, ей была показана часть жизни из её предыдущих воплощений, что немало поразило её. Однако, не смотря на потрясение, медитация её плавно перешла в добротный спокойный сон до утра. И снова наступил следующий день. Дина испытывала сильнейшее нежелание идти в храм и решила не делать этого. Лёжа в постели утром, она много думала о том, что узнала: о своих прошлых воплощениях. ЕЙ показали их мельком и голос Махи кое-что рассказал ей о них, но у Дины появилось странное ощущение, что в прошлых жизнях она е была такой жалкой, как в нынешней. Она стала слишком зависимой от истеричного раздражительного мужа, его любви и капризов, на неё давит отец, требуя, чтобы она занималась тем, что ей в тягость, её измучила свекровь, поселив в её доме людей, которые ей ненавистны. Она несвободна. Но даже несвободу можно было бы выдержать в обмен на сладость любви Рома. Только ведь и этого нет, вот, вторую ночь она в одиночестве в постели только за то, что сказала то, что думает. Дине стало горько и она поднялась с постели и позвав Азару, потребовала себе завтрак в спальную. Ей не хотелось дожидаться общего завтрака в столовой и видеть там опостылевшую физиономию Диты. Еда не подняла настроения. Хотелось чем-то заняться, увлечься. Чтобы почувствовать себя ещё хозяйкой в отреставрированном по вкусу Диты доме, Дина решила напомнить хотя бы рабам, что она всё ещё госпожа над ними. Она задумала переженить всех рабов в доме и в усадьбе и составила список, кто, по её мнению, кому подходит в супруги. Она собрала всех рабов у крыльца дома и зачитала им вой список, в котором было чётко указано, кто кому стал мужем и женой.  – Каждый отныне должен спать только со своим мужем или женой! – объявила она. – Во избежание блуда в усадьбе. Прелюбодеев сама накажу вугой! Воспользовавшись случаем, Замзур попросил разрешения жениться на Жаре. Дина была не против, ведь приближённой горничной тоже требовался муж, уж лучше пусть это будет дворецкий, чем какой-то простой раб. Затея Дины переженить всех в доме и усадьбе до смерти перепугала Азару. Она выбралась из толпы у крыльца, когда младшая хозяйка зачитывала список брачных пар, рискнула пробежать мимо неё в дом и помчалась в покои старшей хозяйки. там она строила настоящую истерику, с громкими рыданиями повалившись Чанте в ноги и, хватая её за подол платья, умоляла защитить её от решения младшей хозяйки выдать её замуж. Чанта сама испугалась её полусумасшедшего поведения, тем более, не имея никакой охоты разбираться на эту тему с взбалмошной своенравной невесткой, хотя и желала как-то заступиться за несчастную рабыню. Эту миссию взяла на себя Дита. Девушку ничему не научило агрессивное поведение Дины, облившей её соком. Дита всё больше чувствовала себя хозяйкой в доме, где гостила. Ей хотелось, чтобы здесь её любили все подряд – от тётушки Чанты до последнего чистильщика-раба. И она старалась, как могла. Она остановила Дину в прихожей и начала докучать той проповедями о том, нельзя делать невыносимой жизнь зависимых людей и твердила, что азра сойдёт с ума от горя, если ей насильно навяжут замужество. Дина и не собиралась выдавать замуж Азару, считая, что это было бы слишком жестоко, но вмешательство Диты разозлило её.  – Если я не назвала того, кто станет мужем Азары сегодня, то только потому, что не решила, кто это будет! – жёстко ответила она. – Тебе-то что за дело до моей рабыни?  – Азара – рабыня тётушки Чанты.  – Почему тогда она сама не заступится за свою рабыню?  – Заступится, если ты всё-таки решишься… Глаза Дины засверкали от гнева.  – Если я решусь, я просто возьму любого раба и приведу в комнату Азары! Что вделает Чанта? Высечет этого раба вугой, чтобы он отстал от её горничной и не выполнил супружеский долг? У неё и вуги-то нет. Власть над рабами в оме принадлежит тому, кто крепко держит вугу!  – Нет! – голос Диты вдруг сделался необыкновенно твёрдым и холодным, а в больших её глазах появилась недобрая льдинка. – власть в доме принадлежит Рому! Потом – старшей женщине – его матери. Думаешь, Чанта не понимает, что ты нарочно постоянно перечишь ей, заставляя рабов в этом доме всё делать по твоему велению, вопреки приказам старшей хозяйки? Тётушка Чанта терпит это, чтобы не утомлять сына своими жалобами, а что если её терпение кончится и Ром узнает, как ты досаждаешь его матери?  – Я только пытаюсь навести порядок в этом доме! – начала оправдываться Дина, занервничав.  – Вместо порядка тётушке Чанте лишь беспокойство от тебя! Узнай об этом Ром, он пришёл бы в сильнейший гнев, что его любимой матери не совсем уютно и удобно в его доме из-за невестки!  – Так расскажи ему, расскажи! – закричала Дина. – Пусть между нами вспыхнет ещё одна ссора – из-за тебя! может, дождёшься своего часа, когда наш брак с Ромом будет разрушен! Дина не знала, поведает ли Дита Рому обо всех её провинностях перед Чантой ил нет, но снова решила не выходить в прихожую встречать мужа. Она была обижена и не собиралась ещё и просить прощения. Ром также явно не собирался делать шаги к примирению и не явился в её спальную и на третью ночь. У Дины появились мучительные подозрения, что Дита может прокрасться ночью в комнату для гостей, где спал Роми попытаться его соблазнить. Дина с тревогой размышляла: «Устоишь ли ты, Ром? Такой ли ты, как я? Ведь я же не способна на супружескую измену, как бы ты не поступал со мной плохо!» Память её надёжно блокировала её сближение с Виру в Акире. Она провела очередной сеанс медитации и контакта с ордиемом, чтобы заглушить хоть отчасти тяжкую душевную боль. На следующий день вечером Ром сам вошёл в её спальную в сопровождении невысокого полного мужчины, чем-то напоминавшим Зарама.  – Это врач, – пояснил Ром. – Твои бессонницы, Дина, должен лечить врач, а н странные ароматические курения, неприятный запах которых расползается по всему дому по ночам. Не зажигай их больше. Тебе поможет врач Бугут, родной брат Зарама, Зарам же и рекомендовал мне его. Врач Бугут побеседовал с Диной и посоветовал ей парить ноги в настое из лечебных трав, внутренние лекарства, отвары. А когда врач покинул их дом, Ром вдруг ласково заговорил с Диной:  – Я всё понял, Дина. Ты просто ревнуешь меня к Дите. А если ревнуешь, значит, сильно любишь. Лурис помог мне это понять, мы поговорили с ним сегодня. Он – мой лучший друг, твой брат! Как же я и сам сразу не догадался? Ведь и я очень сильно люблю тебя, и я ревную! Он помирился с Диной, в тот вечер он был очень нежен и обходителен с ней. Он сам принёс ей таз с целебным отваром, поставил перед креслом в спальной, в котором сидела она, погрузил её ноги в травяной отвар и сел на коврик у подлокотника кресла, ожидая, когда её ступни достаточно побудут в отваре. А затем бережно вытер её ноги полотенцем. Дину тронула эта забота, за такое обхождение она была готова забыть все былые обиды. На душе полегчало: значит, любовь не потеряна и их брак не на грани краха.  – Я не люблю Диту, мне не нужна Дита! – объяснял ей Ром, поливая бальзам на её сердце. – Я любил, люблю и буду любить всегда лишь тебя одну! Дина почувствовала себя вновь очень счастливой и довольной. На следующий день она поняла, что всё в ней противится тому, чтобы идти в храм Амалис и искупать там грехи грязной работой. ” – Я ведь не совсем здорова! – искала она себе оправдание. – Если дело дошло до того, что в мой дом привели врача и мне назначили лечение, значит, я больна. А хорошо ли это – заниматься тяжёлой работой, если недужится? Можно так и объяснить отцу, если он начнёт упрекать меня за то, что я оставила работы в храме Амалис!» Шли дни, Дина была готова к разговору с отцом, но Чандр не являлся к ней в дом и не вызывал к себе. Дина не понимала о уточнять его поведения, но уточнять его причину не имела охоты. Она даже не подозревала, что всегда благоразумный, холодный прагматичный и бесстрастный старый учёный жрец мог без ума влюбиться в молодую красавицы, временную жрицу Адиту и проводить всё своё свободное время в её жилище, забыв свой долг перед Локадой и повелителем, обязывающий его обеспечить их сменой себе – достойным проводником богов. Влюблённость, переросшая в запретное для мира гитчи сильное чувство – любовь лишало его разума. Дина наслаждалась тем, что отец не докучает ей. Её снова и снова тянуло созерцать мир аури. Она больше не могла проводить медитации дома – в комнатах мог остаться запах дыма от курений, который не нравился Рому. И она время от времени выбиралась в загородный дом отца и проводила сеансы контакта с миром аури там, едва успевая в город домой в возвращению мужа. К зиме состоялась гастрольная поездка Рома в Нолы, Дина, как всегда, сопровождала его. Великий город Нолы находился высоко над уровнем Гиби, от порта до города путь лежал по дорожному тракту, вверх, через лес. Возле пристани находился пункт, где можно было взять напрокат транспорт – гионов и повозки. Лес от пристани до Нолы состоял, преимущественно, из лиственных деревьев ТАБУКИ, росших только в холодных краях. Они напоминали огромные чёрные коряги зимой, когда с них облетала мелкая тёмно-синяя листва. Когда Ром и его свита передвигались по этому лесу верхом на гионах и в повозках, с жёлто-серых небес, словно белые перья, сыпался крупный снег, покрывая промёрзлую землю. Зарам прятался в одной из багажных повозок и толстые щёки его тряслись от страха, а плешивая голова покрывалась каплями пота: он боялся нападения местных хин, которых, впрочем, уже лет сто не видели вблизи от дорожного тракта. Лурис забрался в другую повозку, в которой путешествовали танцовщицы и флиртовал с ними во всеми по очереди. Ром и Дина ехали вдвоём верхом на гионе, она – впереди, он – позади, обняв её. От холодного горного воздуха у Дины начался насморк и Ром кутал её в края своего плаща, прижимая к груди, хоть она и сама была тепло одета. В гостинице её насморк перерос в настоящую простуду и она пролежала в постели все гастроли Рома в Нолы. В этот раз Рахом не последовал за Диной в Нолы. Он был озабочен результатами романа Чандра и Адиты, сделал на него ставку, ожидая смерти Чандра. Теперь ему казалось, что ничего важнее этого для него не существует. Не станет Чандра – он легко завладеет Диной. Время от времени он тайно встречался с Адитой и она давал ему отчёт о своих отношения с Чандром. Чандр был счастлив, глаза его сияли, как у молодого, он сделался веселее и, казалось, живее, но Рахом знал – старик выгребет из запасов своего организма последние ресурсы жизненных сил ради молодой любовницы и ему придёт конец. Разорял Чандр ради неё и своё хранилище денег, осыпая её деньгами и ценными подарками. Рахом мечтал: «Чандр, ты скоро сдохнешь, а я проживу тысячелетия – с твоей дочерью!» Между тем, Ромом были покорены и Нолы – его песни стали популярны в этом холодном, но многолюдном городе. Теперь оставалось лишь порадовать концертам Рома Огненной Искры лишь Пальвы, но Ром ничего не хотел слышать о них. Перед самым отъездом из Нолы, когда Ром давал последний концерт в этом городе, в номер его явился Зарам для разговора с Диной.  – Если Ром откажется плыть в Пальвы, повелитель вряд ли оставит его в числе своих любимцев. Это будет концом его карьеры и начало опалы. Я знаю, что ему трудно снова оказаться в Пальвах. Но он обязан перебороть себя. И ты можешь ему в этом помочь.  – Как? – усмехнулась Дина. – Ты же видишь, он не подчиняется мне.  – Да он всё, что угодно, сделает ради тебя! Он так тебя любит, что совершил бы любое дело, лишь бы ты не умерла от болезни! Дина улыбнулась:  – Зарам, это всего лишь простуда и она почти прошла…  – Дина, послушай, я всё продумал. Это посоветовал мне мой брат, твой врач Бугут. Там, дома, в Беросе, тебе нужно только разыграть обморок, когда я скажу. Ты сумеешь это сделать, ты же училась в театральной школе. А Бугут скажет Рому, что ты, якобы, смертельно больна и болезнь отступит только перед целебным морским воздухом Пальв…  – Какая глупость! – фыркнула Дина. – Он вполне может отправить меня лечиться в Пальвы одну.  – Нет, ты плохо его знаешь. Он не раз признавался мне, что очень ревнует тебя и никогда не оставил бы тебя одну в Беросе и не отпустил бы в другой город. Дина не соглашалась на авантюру Зарама, как тот ни уговаривал её. Когда-то Ром рассказывал ей о гибели своего отца и это ужаснуло её. И когда в его присутствии лишь поминали город Пальвы, он менялся в лице, взгляд его делался страшным. Если бы она согласилась на сговор с Зарамом и он об этом догадался, его гнев был бы ужасен. В Беросе её ждали невесёлые новости: от болезни умерла жена Атания, тётушка Зира. Её похороны состоялись на следующий день после возвращения Дины и Рома. Дом Атания наполнялся людьми, мелькавшими, словно угрюмые тени в тёмно-серых траурных накидках с капюшонами, в такие же накидки были облачены Ром и Дина. Атаний в спальной рыдал над мёртвым телом жены, а в прихожей на каменных скамьях стоял гроб, вытесанный из сплошной глыбы зелёного камня, инкрустированный узорами из полудрагоценных каменьев. При жизни Зиры Дина никогда не была особо привязана к ней, но Дину трясло, как в лихорадке и слёзы лились из её глаз, как будто умер кто-то, кто бы ей очень дорог. Похороны всегда пугали её, с той самой поры, когда она начала понимать их значение, вызывали в ней тоскливый ужас. Дина приблизилась к краям гроба и оцепенела, глядя в него. Ром оказался рядом и обнял её за плечи.  – Мне кажется, я тоже скоро лягу туда, – пробормотала Дина. Ром ласково погладил её плечо и попытался заглянуть ей в глаза:  – С чего бы это? Ты же ещё юная и здорова, ты будешь долго жить.  – Я чувствую кроткую жизнь и влияние невидимого врага.  – Я защищу тебя, Дина, спасу из любой беды. Ты по моим покровительством. Тело Зиры вынесли из спальной на погребальных носилках и когда его укладывали в гроб, Дина испуганно шарахнулась в сторону. На гроб опустили крышку, а затем человек пятьдесят крепких мужчин подняли этот громоздкий гроб. Плакальщики и плакальщицы, нанятые Атанием, затянули хором песню скорби:

Нет большей печали,

Нет большего горя:

Ты покинула нас

Навсегда!

Что ждёт тебя отныне?

Милость богов?

Ужасные козни врагов?

Никто не знает.

Ступай же, ступай

В печальный безысходный Мир смерти,

Но туда не зови нас за собой.

Они шли толпой следом за гробом, повторяя снова и снова слова унылой песни завывающими тоскливым голосами, поневоле вызывая слёзы у тех, кто их слушал. Гроб был погружён на повозку с белым паланкином, в которую был запряжён могучий ликк. И повозка двинулась в сторону кладбища, а за ней шагала толпа тех, кто провожал покойницу в последний путь и плакальщики, не прекращавшие душераздирающего пения. К пению присоединился мерный стук барабана и рёв трубы, добавлявшие жути к похоронной процессии. На кладбище гроб был установлен на каменный постамент, вокруг которого позже должен был вырасти роскошный мавзолей, в котором будет перенесена вся одежда умершего и другие его любимые вещи. Провожавшие Зиру в последний путь разбрелись по окончании церемонии и Ром вместе с ними и лишь Атаний оцепенел рядом с гробом жены. Дина оглянулась и остановилась шагах в десяти от него, а Ром, не заметив этого, двинулся вперёд без неё. вдовье горе дяди тронуло Дину. Вдруг Атаний пошатнулся и упал возле постамента – лицом вниз, в землю. Дине пришло в голову, что так он может задохнуться, она бросилась к нему и постаралась перевернуть его на спину. Он пришёл в сознание и приоткрыл помутневшие глаза. Из глаз Дины снова полились слёзы, она помогла дяде подняться на ноги и повела прочь с кладбища, опирая его на себя. Ром с волнением встретил их у кладбищенских ворот. Он ушёл вперёд, а затем, заметив, что Дины рядом нет, решил, что она заблудилась и бросился искать её, носясь мимо мавзолеев по узким тропинкам кладбища. Не обнаружив нигде жены, он уже был готов звать на помощь работников кладбища, но вдруг увидал её, тащившую на своём плече крупного рослого дядю Атания. Вдвоём – Ром и раб-водитель подхватили Атания и усадили его в клеомбу. Теперь о неё должны были позаботиться его дочь и зять. Дорога домой прошла в скорбном молчании. Ром и Дина вернулись как раз к ужину: Чанта, Сула, Дита и Лурис еж сидели за большим овальным столом в столовой. Дина, словно зомби, примостилась на один из пуфиков возле стола, Ром занял пуфик рядом.  – Тётушка Зира умерла, – упавшим голосом проговорила Дина. – Дядя Атаний так страдает, возможно, он умрёт вслед за ней…  – Ну уж! – с набиты ртом проговорила Сула. – Не горюй ты так! – доброй женщине искренне захотелось утешить Дину, на которой не было лица. – Не умрёт твой дядя. Я ещё ни разу не видела такого, чтоб кто-то умирал от горя после смерти мужа или жены.  – Но ты не видела и того, как Атаний страдал возле гроба своей жены! Он упал замертво!..  – Так встал же.  – Я еле подняла его!.. Скоро он тоже умрёт!  – Говорю тебе: не умрёт! – Сула жизнеутверждающе улыбнулась толстыми щеками и махнула рукой. – Погорюет – и снова женится. Дина вздрогнула, как от удара током. Глаза её сделались злыми и нервными и впились в Сулу:  – Женится? После Зиры? Да такое даже предположить кощунственно!  – Да что тут кощунственного? Кому нужна мёртвая жена или мёртвый муж? Всем нужна жена живая или живой муж! – Сула снова добродушно улыбнулась. Лицо Дины покраснело от гнева.  – Какой цинизм! – сдавленным голосом проговорила она. – Так осквернить благородство Атания, его верность жене даже после её смерти! Впрочем, разве ты бы могла это понять? – она с презрением засмеялась. – Ты, глупая баба, не поумневшая даже за столько лет, ничего не понявшая из того, что присуще достойным людям!  – Дина! – строго одёрнул её Ром. – Не смей такого говорить тётушке Суле! Но Дина даже не расслышала его слов и, глядя на Сулу ненавидящими глазами, продолжала говорить и голос её набирал ярость:  – Равняешь Атания по себе, ты, сандальщица, тапкоизготовительница! Ты так много жрёшь, пихаешь за обе щёки, почему бы тебе не проглотить и твой грязный язык? – из груди Дины вырвался истеричный смех.  – Замолчи, Дина! – крикнула Чанта. Но Дина повысила голос до сумасшедшего вопля:  – Пузатая гавиха, саракомье дерьмо, дрянная хина!!! Да чтоб ты сдохла, чтоб тебя убили за твою опасную болтовню! Сидящие за столом оцепенели: никто и подумать не мог, что Дина была способна так сквернословить. Ром резко поднялся со своего пуфика, обхватил Дину руками и взвалил себе на плечо. Она сопротивлялась и визжала, но он вынес её из столовой, поднялся наверх по лестнице, зашёл в спальную и запер за собой дверь. Затем, усевшись на табуретку, он уложил Дину ничком поперёк своих колен и принялся бить её ладонью по ягодицам. Удары, которые он наносил, были плохо сдерживаемыми и болезненными, Дине казалось, что он бьёт её чем-то плоским из прочного тяжёлого металла. Она кричала и выла от боли, обливаясь слезами. Неприятность её положения усугублялась тем, что передняя часть её туловища свисала с колен Рома, голова её оказалась опущенной вниз и это придавало ощущение унижения. И горше всего было осознавать, что Ром так жестоко расправляется с ней из-за своей тётушки, а не, допустим, из ревности – это оправдало бы многое.  – Я же тебе говорил, что ты должна почитать Сулу! – произнёс ром, когда наказание было окончено и он позволил Дине сползти с его колен и подняться на ноги. Дина, не прекращая рыдать, забралась на кровать, легла на живот и зарылась лицом в подушки. Она так громко и слёзно плакала, что Рому сделалось не по себе, он начал сомневаться, не поступил ли он со своей женой слишком сурово. Но ему не хотелось признавать этого и вымаливать прощения. Он пересел с табуретки на кресло, ожидая, когда её плач прекратится, но она плакала, плакала, плакала. Ром забрался на кровать и попытался гладить её плечи, руки и волосы так, как будто хотел заняться с ней любовью, но она не реагировала на его ласки. Ром принялся объяснять, что она виновата сама, что хорошая жена обязана любить не только мужа, но и его родственников, тем более, тех, что когда-то выручили его.  – Твоя мать ко мне очень плохо относится, – говорил он, вспомни, как она оскорбляла меня в день нашей свадьбы! Я ведь всё слышал. Но я ведь не сказал ей в ответ ни одного непочтительного слова, потому что она – твоя мать. Эти аргументы показались Дине убедительными, но она всё равно не могла успокоиться и отвечать на ласки мужа. Она плакала до тех пор, пока тяжёлый сон не сморил её. Утром она, вроде бы, простила Рома и разговаривала с ним по-хорошему, но её не переставали терзать сомнения в любви мужа. У неё болели ягодицы, она обнажила их перед зеркалом, оставшись наедине, чтобы рассмотреть, и была поражена, какими страшными чёрными синяками они оказались покрыты.  – Ты так избил меня из-за своей тётушки! – с горечью произнесла она. – Что ты испытывал, когда делал это, Ром? Ненависть ко мне? Да разве я бы так ненавидела тебя, если бы ты всего лишь нагрубил моей матери? Она решила вновь побеседовать с Махой, решив напрямую спросить аури: любит её Ром или нет. Она вновь отправилась в загородный дом отца для медитации. Лицо Махи вновь явилось ей в астрале.  – Да, он любит тебя, даже сильнее, чем позволяю любить мужьям своих жён ваши боги, – ответила она Дине, – то есть, его чувство к тебе сильнее, чем обычное влечение. Оно не одобряется в вашем мире. Именно поэтому Ром противится ему с самого начала. И до сих пор боится его.  – Как – противится? Разве?  – Нам пришлось на подсознательном уровне уговаривать его не противится любви к тебе. Пришлось даже дать ему за это славу и богатство, лишь бы он принял любовь. Он очень хотел стать знаменитым танцором и певцом, иметь много денег, дом в Беросе. И когда всё это он получил от нас, только тогда его подсознание подчинилось любви согласилось, что он будет с тобой, иначе мы бы отняли у него всё.  – Что?! Слава и богатство Рома – от ордиема? Он пошёл на сделку с ордиемом?  – Многие в мире гитчи идут с нами на сделки, сами того не понимая. Мы много можем дать тому, кого собираемся использовать.  – Нет, нет, я не верю! Ром не мог пойти на сделку с ордиемом!  – Мог, мог. Не согласись он быть с тобой, отдать тебе свою любовь, а затопчи её в самом начале – его звезда не загорелась бы. Без нас он добился бы разве что, может, выступлений в павильоне поскромнее, чем «волшебные звёзды». Он не такой неудачник, каким был его отец, он добился бы чего-то бОльшего и выбрался из нищеты своими силами, но такого успеха, какой у него сейчас, вряд ли бы достиг. А если бы и достиг, то не удержал бы. Атман Дины зарыдал.  – Я всегда считала, что Ром был со мной без всякого расчёта, только по любви… Он не интересовался приданым, когда женился на мне, даже наша свадьба была только за его счёт…  – Тем не менее, на подсознательном уровне Ром женился на тебе по расчёту. Благородство редко присуще людям мира гитчи, скудному и нищему. Ром всегда ненавидел бедность, стыдился её. Он мечтал лишь о богатстве, а любовь не делает его счастливым, она ему в тягость. Его пугает, что жену нельзя так сильно любит. Именно в этом и причина ваших ссор. Сколько раз он успел побить тебя, Дина? За что? За провинности, думает он, но в глубине души знает: за то, что не может отказаться от любви к тебе.  – Но зачем, для чего вы купили его любовь ко мне, не пожалели ему ни славы, ни богатства, чтобы он согласился любить меня? Зачем вам это нужно?  – Чтобы увести от Чандра, отвлечь от его учения. И ещё; чтобы ты познала и сладость и горечь любви гитчи и стала ближе к нам. Ты уже кое-что знаешь из своего прошлого до рождения в нынешней ипостаси из наших контактов. Ты причиняла нас ощутимый вред, поэтому мы не можем позволить тебе остаться в мире гитчи. Я не могу тебе сейчас всего объяснить, но за такими, как ты, мы ведём особую охоту. Мы много добились: ты почти созрела, чтобы перейти на нашу сторону и стать одной из нас. Но ты всё ещё упрямо цепляешься за мир гитчи, хоть и поняла, что мир аури гораздо счастливее. А ведь раньше, в предыдущих воплощениях ты не была способна видеть красоту аури – ни мира, ни лиц! Сейчас тебе это дано, значит, успех налицо – ты почти наша. Сломи своё упрямство и переходи на нашу сторону.  – А Ром? Как же я оставлю его? Ведь как бы то ни было, но он любит меня. Можно ли бросить того, кто ответил взаимной любовью, пусть даже эта любовь куплена?  – Но эта любовь всё равно не будет вечна в мире гитчи. Ром боится её и постепенно всё равно начнёт её душить в себе, да он это и делает. Однажды он разлюбит тебя и даже возненавидит, а ты будешь продолжать испытывать к нему влечение, ты захочешь его обнять, а он оттолкнёт, ему станет отвратительно даже прикосновение к тебе. Дина ощутила болезненный укол обиды, который и вывел её из состояния медитации. Слёзы полились из её глаз. Нет, она не может и не хочет верить Махе. Это слишком страшно, чтобы быть правдой. Ром способен её разлюбить?! Да кто такая Маха, чтобы считать её слова правдой? Ордием, враг, зло, цель её – делать больно всем гитчи, особенно тем, кто имеет глупость вступать с ними в контакт. Вот она и уязвила Дину. Дина ехала в клеомбе, возвращаясь из отцовского загородного поместья в городской дом мужа и размышляла о том, что ей всё-таки нужны веские доказательства, что Ром любит её настолько, что готов на любые жертвы ради неё. Если он пойдёт на них – значит, он не сможет разлюбить её никогда. И она знала, как провести такую проверку. Жилище Зарама находилось совсем недалеко от усадьбы Рома – тот самы многоэтажный дом, где Ром когда-то снимал квартиру из трёх комнат, став знаменитостью и где ныне приобрёл квартиру Рахом, чтобы наблюдать за тем, что происходило в усадьбе Рома. Только окна квартиры Зарама на втором этаже выходили не на усадьбу Рома, а во внутренний двор. В эту квартиру Дина и явилась неожиданной гостьей и заявила, что готова участвовать в его с доктором Бугутом затее, чтобы заставить Рома отправиться в Пальвы. Зарам обрадовался и, проводив Дину, немедленно поспешил к брату. Дома Дину ждал сюрприз: оказывается, уже несколько часов в её доме находилась её мать, желавшая поговорить с ней.  – Я с полудня, с полудня здесь сижу! – без предисловий прокричала Марана, выскакивая в прихожую. – Ну, где ты так долго шляешься? – глаза её были возбуждены и расширены. – Твой отец снова в коме! Дина похолодела душой. Неужели это её вина? Она навлекал беду на своего отца, общаясь с ордиемом? Она оцепенела в скорбном молчании.  – Что ты молчишь? – голос Мараны набирал гнев. – Я уверена, ты жалеешь его! А ты знаешь, что в это состояние он впал в постели своей любовницы?! Дину словно прошило разрядом электрического тока.  – Что? – изумлённо пробормотала она. – Отец?.. Любовница?..  – Да! – Марана в ярости сжала кулаки. – безумный старик завёл себе девку, представляешь? И поплатился за это здоровьем. Но это ещё не всё! – голос её задрожал, в глазах появились слёзы. – Он таскал ей деньги из домашнего хранилища! Представляешь, Дина, эта дрянь на деньги моего мужа приобрела лавку тканей! Это не считая ценных украшений, что он ей подарил! – слёзы заструились по щекам Мараны. Дина рассеяно смотрела на неё. Надо было как-то утешить мать, но она не знала, как. Новость о том, что её отец, оказывается, имел любовницу и щедро одаривал её, поразила Дину. И стало как-то легче на душе, что отца уложил в постель недуг не по её вине. Марана просидела у неё весь вечер, ныла, плакала, жаловалась на наглость женщины, искусившей и обобравшей Чандра, на странное легкомыслие самого Чандра. Затем у неё появилась обида, что Чандр совсем мало спал с ней, со своей женой, не ценил её молодость и красоту, а какой-то шлюхе отдал своё здоровье, не пощадив ради неё себя. Её так разобрала эта обида, что у неё началась страшнейшая истерика, которая перепугала Дину и всех в доме. маран легла на ковёр, каталась по нему, била кулаками, выла, кричала и обливалась слезами. затем она села и начала исторгать страшнейшие проклятья в адрес соперницы, которая, как считала Марана, ограбила её. Пришлось позвать доктора Бугута, чтобы он успокоил Марану, которая вела себя, как сумасшедшая. Он напоил её сильно действующим снотворным и её уложили в комнате для гостей. Дина почувствовала себя не в меру взволнованной. Сердце сжали дурные предчувствия, как будто впереди предстояли какие-то тяжёлые и мучительные времена именно для неё. На следующий день она проводила мать в дом отца, посидела какое-то время у постели, в которой лежал Чандр – сухой, бледный, как будто уменьшившийся в размерах. Он выглядел даже хуже, чем в прошлый раз, когда находился в коме. Гляд на него, Дина вдруг подумала, что если бы отец умер, она бы стала свободной и в безопасности. Да-да, от Чандра исходила опасность для Дины, ведь он мог догадаться, что она имела контакты с ордиемом, он не пощадил бы её тогда, отдал бы непременно в специальный монастырь жрецам на расправу. В этом Дина не сомневалась. Ей не хотелось быть ученицей отца, общаться с зорками, которых в глубине души боялась и не доверяла им. Если бы Чандр умер, она бы получила в наследство половину его состояния, стала бы богатой сама по себе и если бы ей не нравилось отношение Рома к ней, он могла бы пригрозить, что ей есть куда уйти от него. На мг Дина ощутила укор совести: «Как же меня испортило общение с ордиемом! Я желаю смерти родному отцу!» Но голос внутреннего упрёка быстро умолк и его сменил холодны расчёт: «Надо заранее обговорить с матерью, как мы разделим наследство. Когда мать успокоится и примет смерть отца, как неизбежное, надо поговорить. Она любит город, вот и пусть забирает себе городской дом и рынки. А мне пригодятся загородные земли и дом. Земля всегда надёжна в Локаде. А Ром… Ему предстоят серьёзные испытания, чтобы доказать его любовь ко мне. И я не знаю, смогу ли остаться его женой, если он не сделает этого.» О коме Чандра вскоре стало известно и Рахому. Он досадовал: старый Чандр всё-таки не умер в спальной Адиты! Девка не довела до конца порученного дела. Если стары жрец выкарабкается, ей придётся сделать это, иначе она не получит обещанного вознаграждения от Рахома. правда, она так обобрала Чандра, что, возможно, не так уж и нуждается в корабле, что посулил ей Рахом за смерть пожилого любовника. Но ей всё же придётся довести свою миссию до конца, иначе Рахому придётся жестоко наказать её. Через несколько дней Зарам, Бугут и Дина воплотили в реальность испытание, что затеяли для Рома. Оно было назначено на праздничный день в честь богини Нибул. Праздник этот справлялся зимой, когда в Изумрудных Берегах становилось холоднее обычного, с некоторых деревьев облетала листва и шли проливные дожди. В каждом доме Локады были приняты щедрые застолья, кроме тех, в которых была нищета. Но в доме Рома слово «нищета» было давно забыто. Его огромный стол в гостиной ломился от угощений. В праздник богини Нибул в его дом явился сам Атаний – сильно осунувшийся, ссутулившийся, мрачный. Прежде в праздничные дни он устраивал пышные пиры в своём доме для нескольких сот гостей, но теперь ему было не до шумного веселья. Смерть жены и тяжёлая болезнь брата согнули его, ему хотелось в узкий круг гостей в доме племянницы – единственной родственницы по крови, кроме брата и дочери. Ему составила компанию Энтана, так и не обзаведшаяся в Беросе друзьями, кроме Дины, которая в силу родства была вынуждена была оставаться ей подругой поневоле. Гимор отказался отправиться в дом Дины. Не то, чтобы он питал к Дине враждебные чувства за былую измену, но, будучи глупым и высокомерным по натуре, он не упускал случая продемонстрировать превосходство хоть над кем ни будь. Он заявил тестю, что гнушается общества человека, который не владеет большой загородной землёй или чем ни будь доходным и вынужден трудиться. Энтана даже обрадовалась этому: муж настолько опостылел ей, что она как могла, старалась поменьше контактировать с ним. Впервые на религиозный праздник в доме зятя появилась Марана. Её угнетало одиночество в доме мужа, лежащего на постели при смерти. Ей хотелось хоть какого ни будь общения не с рабами и портнихами, с вольными лата, пусть даже с ненавистной когда-то Чантой. Чанта, в свою очередь, испытывала более снисходительные чувства к Маране. Та продемонстрировала в её присутствии слабость, разразившись сильнейшей истерикой и поэтому теперь вызывала к себе жалость, а не враждебность. Напросились в эту компанию и Зарам с Бугутом – исключительно ради своей цели. На этом празднике, в гостиной, у всех на глазах, в четырёх шагах от пиршественного стола Дина и продемонстрировала падение в обморок. Гости мгновенно всполошились и Ром первый бросился к ней. Он на руках отнёс её в спальную, где её осмотром занялся доктор Бугут. Позже он объяснил Рому, что обнаружил у его жены тяжёлое заболевание, требовавшее лечения приморским воздухом Пальв. Лёжа на кровати, Дина слушала слова Бугута и размышляла, что эта идея с разыгрыванием её заболевания глупа, Ром может обо всём догадаться. Она удивлялась сама себе, как она могла согласиться сдуру участвовать в этой нелепой комедии. Однако, Ром воспринял всё более серьёзно, чем она ожидала. Вероятно, подсознательно он понимал, что должен переломить себя и отправиться в Пальвы, ведь он не желал терять ни милость повелителя, ни славу, ни успех. А теперь был повод перешагнуть через себя.  – Если моя жена так больна, я буду сопровождать её в Пальвы, – сказал Ром. – И если я не сойду с ума в этом городе, то я дам концерты и там. Зарам облегчённо вздохнул и подмигнул Дине, мол, я же говорил, что моя идея стоящая. Перед отплытием в Пальвы вдруг выяснилось, что Жара беременна и беременность её проходила очень неблагополучно: её тошнило, она то и дело падала в обморок. Было ясно, что сопровождать свою госпожу в путешествие она не сможет. Но Дина нуждалась в парикмахере и маникюрщице и в этом Жару могла заменить Азара, которая так же успела обучиться парикмахерскому искусству, маникюру, педикюру, косметологии и массажу, потому что кроме должности старшей горничной она являлась и личной приближённой горничной Чанты. Она многое умела, но Чанта хоть и пыталась соответствовать своему положению в богатом доме сына, а всё же не особо тяготела к замысловатым причёскам и вычурным нарядам, а тем более, к маникюру и педикюру. Став вдовой и не видя перспективы нового замужества, она как бы умерла сама для того, чтобы как-то пытаться украсить себя. Она одевалась добротно, но просто, волосы просто причёсывала, прилизывала и собирала в жгут на затылке. Ей не нужны были услуги Азары и она согласилась отпустить эту рабыню в путешествие с невесткой. Азара совсем не хотела покидать господский дом, да ещё и с ненавистной младшей хозяйкой. Она делилась с братом и ещё кое с кем из горничных своими чувствами неприязни к младшей хозяйке и ни находила понимания. Брат и подруги недоумевали: младшая хозяйка не мстила ей за то, что та серьёзно провинилась перед ней тем, что едва не развалила её брак с хозяином, отдав ему записку от Луриса, не принудила её к замужеству, узнав о том, что она боится мужчин после зверских изнасилований, не била её ни разу после тех оплеух, что нанесла ей за дерзкое предположение, что Дина ворует у своего мужа – так за что же Азара так ненавидит младшую хозяйку? Азара принимала милость Дины за слабость и не была ей благодарна за эту милость. Она была убеждена, что если Дина не обращалась с ней жестоко, то только потому, что она, Азара, находилась под защитой и покровительством Чанты. ” – Если со старшей хозяйкой что-то случиться, – рассуждала Азара, – ждать добра от младшей не придётся никому, она изведёт всех, сожрёт, как гав. Счастье заключено в Дите, она должна стать нашей младшей хозяйкой, а Дина должна исчезнуть – тогда минует беда и опасность для нас всех.» Азару тревожило то, что её вынудили сопровождать в Пальвы Дину. Кроме того, Азару волновали дела в доме. Во время её отсутствия в нём её должна была замещать горничная Кира, которую Азара обучала горничным делам и та оказалась самой способной ученицей. Но всё же Азара опасалась, что Кира сделает что-то не так, что придётся потом исправлять. Ей всё это очень не нравилось, но так велела Чанта – отправляться в путь с младшей хозяйкой и выпросить, чтобы добрая старшая хозяйка не отдавала ей такой приказ, означало воспользоваться её мягкостью и добротой, а этого Азара себе позволить не могла. Когда корабль вышел из берегов Гиби в море, Рому на самом деле стало очень плохо, даже в каюте, где он заперся, чтобы не видеть волн. Они мерещились ему: кроваво-красные, наступавшие на него стеной. С ним случился припадок, он катался по полу, дико выпучив глаза, сучил ногами хрипел. Его состояние ужаснуло всех, кто был этому свидетелем, особенно Дину. Она стояла возле него, лежащего на полу, на коленях и рыдала, просила прощения. А затем припадок миновал и Ром вдруг понял: он сломал, переборол свой страх перед морем… Он очень гордился собой, своей победой. Он давал концерты в городе, когда-то очень не жаловавшем его, маленького, слабого, городе, угнетавшем его нищетой, мешавшем вырасти, не желавшем так часто платить его матери деньги за тяжёлый труд – и вот этот неприветливый и жестокий город ныне оказался покорён его танцами и пением, как и все остальные города Изумрудных Берегов. Но ещё больше торжествовала Дина, ликуя от иллюзии, что любовь Рома к ней теперь будет, как ей мнилось, вечной. Она почти всё время находилась в состоянии радостного возбуждения.