Текст книги "Изумрудные берега (СИ)"

Автор книги: Динна Астрани

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

====== Глава 10. ======

Он приказал рабам как можно быстрее собрать его вещи и отправить их на корабль. Всю дорогу он пребывал в трепетном возбуждении и ликовании от своей победы. И всё же где-то в глубине души его одолевал непонятный страх.

Гера оказалась жива – она вышла к нему в прихожую в доме под Пуной, даже не пытаясь теперь притворяться больной, ноги её ступали твёрдо, глаза горели живым огнём. Увидав её, Рахом оцепенел от ужаса и почувствовал себя близким к инфаркту.  – Мир здравию твоему, мой муж, – ядовито проговорила Гера. – Жаль тебя, что твои надежды обмануты. Да ты и выглядишь сейчас таким жалким! Рахом не проронил ни слова в ответ. Лицо его настолько исказилось от стремительно росшей в нём злобы, что начало напоминать ужасную маску, с него как будто исчезло всё человеческое. Но Гера, казалось, не испугалась этого совершенно, его злоба лишь подзадорила её.  – Ты, вроде, недоволен, любимый муж, что мне пришлось солгать тебе? – насмешливо промолвила она. – Попросить кое-кого из моих друзей известить тебя о моей якобы смерти? Но как без этого я смогла бы дозваться тебя сюда, чтобы ты провёл со мной последние дни моей жизни? – она глумливо улыбнулась, оскалив кривые жёлтые зубы.  – Что за шутовство? – прорычал Рахом.  – Иногда нельзя гнушаться ни чем, тебе ли этого не знать, – Гера пожала плечами и опустилась в кресло. – Выживание того стоит. Рахом присел напротив неё в другое кресло, вытаращив на неё огненные глаза, полные ярости.  – Я не поеду в загородный дом под Акиром, – продолжала Гера, – я не так глупа. Потому что в твою ловушку в спальной мне не обязательно попадаться. Этот дом строил ты, а значит, это уже твоя территория, ты хорошо знаешь её и на ней сила на твоей стороне. Да, дорогой муж, я всё знаю. Кое-кто из твоих рабов предал тебя, как меня – Ямк! По лицу Рахома пробежала судорога.  – А меня зачем вызвала сюда? – сквозь зубы процедил он. – Здесь твоя территория и тебе удобнее погубить меня? Думаешь, я не разгадал твои ловушки: бассейн с саракомами, любовные возбудители, масло, разлитое на ступенях лестницы, яма с дерьмом, роща мирков, Фазза? И то, что ты не больна?  – Да, я недооценила тебя тогда, – задумчиво проговорила Гера. – Ты оказался умнее, удачливее и сильнее тех, кто был до тебя. Если быть честной, я даже восхищалась тобой! Наверно, если бы мы оба были молоды и красивы, мы смогли бы стать союзниками и вместе завоёвывать этот мир… Но мы не молоды и непривлекательны, а значит, не быть нашей дружбе. И всё же я бы не хотела так просто сдаться из-за того только, что тайное стало явным. Не умею сдаваться, если однажды увидела цель.  – Я тоже, – ответил Рахом, не сводя с неё бешеного взгляда. С тех пор он и Гера были неразлучны. Они постоянно находились вместе, боясь, что одни, расставшись с другим, попадёт в расставленную ловушку. Они ели из одной большой тарелки, пили из одного сосуда и даже чаши или стакана. Они спали на общей кровати и даже иногда сближались на ней, потому что не решались завести себе любовников: во-первых, чтобы не расставаться, во-вторых, опасаясь, что любовник или любовница смогут предать, быть подкуплены враждебной стороной, погубить. Оба весьма внимательно смотрели себе под ноги, особенно на лестнице, часто озирались, ощупывали мебель, на которую собирались сесть. Они даже совершали совместные путешествия – в Пальвы и Нолы, где находилась собственность Рахома и пребывали в непрерывном напряжении. Рахом не доверял Гере даже в тех домах, что принадлежали ему. Жизнь обоих превратилась в кромешный ад, но ни один из них не решался выйти из этой игры, которая стала их болезнью, серьёзной, цепкой, неотвязчивой болезнью. Они не видели радости ни в чём, не знали покоя, страдание стало их постоянным уделом, но каждый из них пребывал в маниакальном состоянии ожидания, когда второй потеряет бдительность и погибнет. Вдвоём они покидали своё жилище, выходили в свет, ездили в гости, посещали увеселительные заведения, отлично справляясь на публике с ролью благополучных примерных супругов. И никто из непосвящённых не мог догадаться, какая страшная ненависть и война шла между ними. Оба понимали, что могут сделать это так просто, например, один другого задушив или ударив по голове чем-то тяжёлым. У обоих были связи и важные друзья, которые могли мстить убийце и добиваться правосудия. Уничтожить врага можно было лишь так, чтобы убийство походило на несчастный случай. Но это было сложнее всего, оба были начеку. Эта война длилась более десяти лет и закончилась победой Рахома, благодаря расторопности Цихара, сумевшего добыть особый яд и противоядие к нему. Этот яд был без вкуса, запаха и цвета и действовал медленно, накапливаясь в организме, а затем начиная разрушать его. Он напоминал водичку, чуть мутноватую, в пузырьке. Цихар сам добавлял его в пищу и напитки для своих господ и перед принятием пищи Рахом выпивал дозу противоядия. Гера свалилась внезапно, её парализовало, она рухнула у ног Рахома, когда они вышли прогуляться по саду. Она прожила ещё чуть больше месяца, неподвижная, как кукла. Её часто навещали её знатные и богатые друзья и Рахом демонстрировал перед ними идеальную заботу о жене: в её спальной дежурило сразу три сиделки-рабыни, постель её была чиста и сама больная выглядела предельно ухоженной. Ежедневно Рахом приводил в дом врача, который осматривал её, сообщая, что улучшения у больной нет или что той стало ещё хуже. ” – Много лет назад солгав, что ты больна, ты накликала на себя беду, – рассуждал Рахом, – большую беду: ты на самом деле умираешь от тяжёлой болезни. Воображаю, как тебе, должно быть, страшно сейчас. Есть ли у тебя хоть какая-то бредовая надежда на спасение? Тешишь ли ты себя иллюзиями, что тот ужас, что случился в тобой, ещё может развеяться? Ты в моих руках, в моей безграничной власти и поэтому хуже твоего положения, верно, не бывает: с твоими-то силой и умом оказаться в полной зависимости иот злейшего врага!» Порою, он пытался заглянуть Гере в глаза, чтобы понять её чувства, он жаждал уловить флюиды её страданий, чтобы насладиться ими. Но в них была лишь пустота и отупление. ” – Что ж, тоже выход, – рассуждал Рахом, – если нет иного. Просто умереть духом раньше, чем сдохнет тело.» Когда Гера умерла, Рахом не поскупился на роскошнейшие похороны и строительство очень богатого мавзолея для неё. Ведь сам он стал теперь богаче в два раза. Сула овдовела, но не особо горевала по этому поводу: жизнь с покойным мужем у неё не была сладкой. Её дочь Дта после окончания начальной школы пожелала получить и высшее образование в жреческой школе. Сула только обрадовалась: за такое образование не требовалось платить и девушка, знающая достаточно о религии, обретала хорошую репутацию для будущего жениха. Но женская жреческая школа в Беросе оказалась переполненной ученицами и Дита отправилась на обучение в школу в Пуне, поселившись там у своей родной тёти, старшей сестры Сулы. Дите нравилось в Пуне, где она обзавелась множеством подруг и она не спешила домой в Берос даже на каникулы. Она не любила отчима, хотя именно её он никогда не обижал. Она осуждала его за сварливость и жёсткость характера. И поэтому даже на каникулы не приезжала в дом матери уже три года. Улучшились дела и у сына Чанты: уже были готовы костюм и обувь для его выступления на сцене и Зарам, наконец, повёл его в «Волшебные звёзды». До этого Зарам долго уговаривал своего начальника Бамефа, чтобы тот позволил Рому выйти на сцену в Зелёном зале и выступить перед Атанием. Зарам твердил, что юноша очень, очень талантлив. Но Бамеф, человек упрямый и угрюмый, отвечал одно и то же, что для Зелёного зала уже набран штат артистов и он никому не позволит быть там лишним. Но Зарам решил всё же вывести на сцену Рома в день, когда Бамеф отсутствовал на службе, а Атаний собирался отдохнуть и развлечься в Зелёном зале своего павильона. Нужное время, наконец, было подобрано. В павильоне «Волшебные звёзды» было семь залов, разбитых на пять этажей и все они носили название цветов радуги. Самым большим из них был Красный зал, где выступали лучшие локадийские знаменитости и зал вмещал в себя более двух тысяч человек. Зелёный зал по сравнению с ним был не велик, это был ресторан со сценой. Стены этого зала были оббиты зелёным сукном с глянцевой поверхностью, мебель была отделана бархатистой тканью цвета мха, ковры и подушки напоминали нефрит. Блюда и напитки подавали в посуде из зелёного стекла или глины, инкрустированной полудрагоценными зелёными камешками. Освещали зал огни в светильниках из зеленоватого металла. Ром, с восторгом разглядывал богатый зал, находясь за ажурной перегородкой за сценой и посетителей в роскошных одеждах. Его поражали наряды мужчин и женщин, обилие драгоценностей на них. Поневоле он проникся благоговением к этим людям, которые, как ему показалось, были избраны для лучшей доли самими богами, не то, что те, что окружали его до сих пор. Сам он был одет в костюм из ткани, изготовленный из нитей кара тонкой обработки: белую узкую рубашку, серебряный пояс и белые штаны, белыми были и его мягкие туфли из кожи саракома. Одежда его сверкала от нашитых на ней серебристых звёзд и бахромы. Его сценарный костюм очень хорош – он не ударит лицом в грязь перед почтеннейшей публикой. Он продолжал рассматривать зрителей, как вдруг его взгляд, перебегавший с одного посетителя на другого, остановился на юной девушке, вошедшей в зал. Она была высокая, пышнотелая, лицо её отличалось от других лиц яркостью и красотой. Одета она была вызывающе: алая бюстовая кофточка с заниженным декольте едва прикрывала пышные большие груди, она открывала бока и живот девушки, оставляя их абсолютно нагими. На девушке были такого же алого цвета шаровары из полупрозрачной ткани, расшитые золотистой нитью. Голову покрывала алая шапочка-чура в виде беретки, из-под которой на плечо и грудь девушки падала пышная каштанового цвета коса. Да, внешне эта незнакомка была очень хороша. У Рома она вызывала двойственные чувства. С одной стороны, ему очень понравилась её красота, с другой стороны, было неприятно думать о том, что красавица, должно быть, лёгкого поведения, если решается одеваться так откровенно. Наверняка она явилась сюда, что продать свою красоту за деньги. Восхищение девушкой смешивалось в нём с отталкивающими чувствами. Этой девушкой была Дина. Пройдясь по залу и огибая столы, она приблизилась к одному из них, овальному, прямо перед сценой. За этим столом в Зелёном зале мог отдыхать только сам владелец «Волшебных звёзд», его семья или те, кого она за этот стол приглашал. Дина так же наделила себя этим правом, пользуясь родством с Атанием. Она опустилась в одно из кресел возле стола, поудобнее устроившись на подушках на нём. Ром по-прежнему не сводил с неё восхищённых глаз. Зарам за его спиной нервничал и тяжело дышал. На сцену выходили артисты один за другим – певцы, танцоры, фокусники, пародисты. А Атаний всё не появлялся в зрительном зале. Да ещё и Ром задал глупы вопрос не к месту:  – А кто эта девушка, что села за стол, за которым, ты говоришь, может сидеть лишь сам Атаний? Вот, та, с голым пупком… Зарам припал лицом к ажурной перегородке, пристально всматриваясь сквозь её прорехи в зрительный зал.  – Это Дина, племянница Атания, – проговорил Зарам. – Паскудная девчонка, говорят, однажды она сорвала спектакль в театральной школе, где раньше училась. Дурной знак то, что он здесь, дурной знак! Однако, вопреки опасениям Зарама, всё неожиданно повернулось к лучшему: в зале появился Атаний – в длинном белоснежном одеянии, прямой, гордый, важный. Рядом с ним вышагивал другой человек. Он был уже совсем не молод, но осанка его была великолепна и царственна, он был высок, широкоплеч, крепко сложен. Длинные седые волосы его ниспадали на плечи, на нём был чёрный кафтан, расшитый серебряной нитью и драгоценными каменьями, талию его охватывал кожаный пояс с вкраплёнными узорами из золотых клёпок. Лицо его было суровым и взгляд его огромных глаз был властным и пустым. Гости в зале по очереди приветствовали вошедших и те отвечали на приветствия, направляясь к столу перед сценой, за которым уже в одном из кресел восседала Дина. Спутником Атания был Рахом. после смерти Геры прошло несколько лет, а он всё ещё не смог прийти в себя после того ада, что пережил с ней за долгие годы совместного проживания. Похоронив Геру и став её наследником, он не ощутил триумфа и радости долгожданной победы, ради которой вытерпел столько мук. Он чувствовал лишь внутреннее опустошение, которое нельзя было заполнить тем, чем он владел. А кроме того, появилось осознание, что он выбит из колеи и потерял цель. Когда-то он мечтал о власти, считая, что огромное богатство послужит ему ступенями к ней. Но теперь он не находил в себе былого стержня, что когда-то помогал ему достигать задуманного. И это заставляло его ощущать себя никчемным. Он сильно постарел за годы супружества с Герой. Волосы его поседели полностью, лицо постарело и покрылось морщинами, но по-прежнему оставалось породистым, что говорило о том, что когда-то это оно блистало необыкновенной красотой. И у него всё ещё было очень сильное и сбитое тело, в руках всё ещё сохранялась мощь, способная гнуть железо и крушить стены. Ежедневно он тренировал руки и тело специальными упражнениями, цепляясь за остатки той плотской роскоши, что владел когда-то. Он противился старости, как мог, желая хотя бы создать себе иллюзию, что она не наступила. Через несколько месяцев после похорон Геры он завёл было себе молодую любовницу, из простолюдинок, но очень хорошенькую. Он снял ей квартиру в городе, подарил кое-какие наряды и украшения из золота, взялся её содержать, время от времени наведываясь к ней в гости. Но она не принесла ему того, чего он от неё ждал: вдохновения для великих свершений. Это сильно злило его и однажды довело до такого припадка бешенства, что он перерезал любовнице горло зубчатым ножом для фруктов, когда он гостила у него в загородном доме под Беросом. Он приказал рабам зарыть её в саду между деревьями, зная, что и это его преступление останется безнаказанным. Вряд ли кто-то будет тщательно разыскивать простолюдинку, посмеет подозревать в причастности к её исчезновению такого значимого человека, как Рахом. Спустя несколько месяцев Рахом обзавёлся другой содержанкой, девушкой из города, занимавшейся продажей фруктов. Она тоже была хороша собой и горазда угождать богатому старику за его подачки. Но и она не сумела дать Рахому ничего, кроме своего тела. И он поступил в ней так же, как и с её предшественницей, зарезав её, только проплывая с ней в лодке по реке. Он привязал к её ногам камень, приготовленный заранее, лежавший в мешке на дне лодки и сбросил в лодку. Больше он не обзаводился постоянными любовницами, предпочитая время от времени посещать дорогих искусных проституток. Порою, он ощущал нестерпимую усталость от жизни и жажду умереть. Не просто умереть телом, чтобы возродиться на другой планете, но уснуть так, чтобы потерять нить самосознания, погрузиться в ничто. Упрямство заставляло его бороться с этим желанием, даже пытаться чего-то добиваться. Он старался выходить в свет, он путешествовал по странам, соседствующим с Локадой, интересовался политикой, обманывая себя самого, что он движется к власти. На самом же деле, он уподобился заводной игрушке, живущей без былого огня, что подгонял его когда-то. Он умирал духом и пытался этот дух оживить хотя бы зрелищами. Поэтому он в последнее время сдружился в Атанием, который чуть ли не силой заставлял его посещать свой павильон развлечений. В этот день Атаний уговорил его отправиться в ним в «Волшебные звёзды» в Зелёный зал, где должен был выступать фокусник с каким-то новыми трюками. Рахом поддался на его убеждения, зная, что уже никакие артисты не развлекут его – всё застит внутренняя тьма. Рахом не ожидал никаких сюрпризов, входя вместе с Атанием в Зелёный зал, натянув на лицо улыбку и раскланиваясь всем знакомым. Внезапно Атаний тронул его за локоть и прошипел, глядя куда-то в сторону:  – Дина, дочь моего брата Чандра! Негодная, своевольная девчонка, с тех пор, как её отец, мой брат, находится в коме, она поступает, как ей заблагорассудится! Рахом перевёл взгляд туда, куда указывал Атаний – на столик перед сценой, возле которого в кресле восседала юная девушка. Увидав своего дядю, она поднялась с кресла, выпрямилась и развернулась лицом к Атанию и его спутнику. Теперь Рахом мог отлично разглядеть её при обильном освещении от огней светильников. В один момент ему показалось, что все, кто находился в зале куда-то исчезли, как будто провалились – все, кроме этой девушки, которую Атаний назвал Диной. Да и сам Рахом ощущал себя оглушённым громом и поражённым молнией. Девушка, безусловно, была очень, очень хороша внешне, но кроме редкой красоты лица и тела в ней было что-то, что переворачивало душу Рахома и трясло – восторг, восхищение, буря эмоций, которые напоминали огненный вихрь, растормошивший его умирающий дух. Он, не отрывая взволнованных глаз и едва дыша, смотрел на Дину, он как будто оглох, даже не расслышав, как Атаний упрекал племянницу:  – Если бы твой отец не пребывал в таком плачевном болезненном состоянии, он никогда не позволил бы тебе так одеваться, обнажать грудь и живот! Ни одна хорошая девушка Локады не позволила бы себе такой нескромности! Узкие бледно-жёлтые глаза Атания были полны осуждения, он казался самим воплощением укора и праведного негодования. Но девушку это ничуть не смутило, она даже не отвела дерзкого строптивого взгляда от возмущённого дяди.  – У меня красивое тело, почему я должна прятать его? – заносчиво и с вызовом ответила она. – Пусть в глухие одежды рядятся уродки и старухи, им есть, что скрывать! Рахом улыбнулся, подумав о том, что тело девушки на самом деле безупречно. Дина случайно перевела взгляд от лица своего дяди на лицо Рахома и тут же её норовистость как рукой смахнуло. Она опустила голову, ссутулилась и снова села в кресло, неуютно скукожившись в нём. Атания это вполне устроило: он решил, что наглой племяннице, наконец, стало стыдно, он успокоился, но до конца не простил девчонку и в знак этого развернул своё кресло, сев к ней спиной. Рахом же, наооборт, постарался расположиться в кресле так, чтобы видеть лицо Дины. Он не мог отвести от него глаз. Он впивался взглядом в каждую его черту и отчётливо ощущал: он снова наполняется силой жизни, её смыслом. В его переутомлённом, изъеденным собственной злобой душе образовывался новый стержень. Он снова хотел жить и где-то на горизонте его существования вырисовывалась новая цель, к которой он мог стремиться. Дина же сидела, опустив глаза, а затем и вовсе отвернула лицо к сцене и теперь Рахом мог разглядывать только её профиль, но ему и этого было достаточно. Он настолько углубился в созерцание девушки и в свои внутренние ощущения, что больше не замечал ничего происходящего вокруг. В том числе и Анания, перед которым уже находился Зарам, упрашивавший его подобострастным голосом взглянуть на выступление одного талантливого танцора. Атаний после некоторых уговоров милостиво согласился и Зарам с небывалой для его тучности прытью понёсся за сцену предупредить Рома, чтобы тот готовился к выходу. Краем глаза Дина заметила, что незнакомый друг её дяди, которого тот, рассердившись на неё, даже не представил ей, не сводит с неё огромных огненных глаз, которые показались ей ужасными. Она была ни жива, ни мертва от страха. Хотелось бежать прочь от наглого взгляда кошмарного незнакомца, но она была настолько напугана, что ноги отказались ей повиноваться, она оцепенела всем телом, ей стало холодно. У неё возникло огромное желание, чтобы незнакомец-чудовище развеялся, как дурной сон. Ей хотелось домой, под чью-то защиту: стен, оград, охранников. Между тем, на сцене завершили своё выступление скоморохи и перед публикой появился Ром в своём белом со сверкающими серебряными звёздами одеянии. Дина не узнала в нём тощего слабого мальчика, которого десять лет назад встретила на пристани и нещадно отколотила. Он сильно изменился. В свои восемнадцать лет он превратился в стройного юношу, настолько красивого, что не мог не приковывать к себе внимание женщин и девушек. Крупные карие глаза его, опушённые длинными густыми ресницами, сияли огнями жизни, у него был прямой благородный нос, полноватые сочные губы. правда, его немного портили оттопыренные уши, но их хорошо маскировали чёрные, как смола, густые пышные кудри юноши. Дина залюбовалась им настолько, что даже забыла о том, что с неё самой не сводил пожирающего взгляда страшный старик, явившийся в компании с дядей. Ром осиливал на сцене одновременно три дела: он играл на рэме, танцевал и пел:

Танцу отдам я ноги,

Руки отдам музыке,

Всего себя отдам песне!

Ибо я – артист,

Рождён быть артистом,

Чтобы нести радость,

Нести сиянье! Свет!

Сиянье! Свет! Сиянье! Свет!

Сиянье! Свет!

Вот моя судьба

И не молю богов о иной! Голос его был силён и мелодичен, движения танца – гибки, легки и пластичны. Да, безусловно, юноша был очень талантлив, но кроме этого от него исходил магический магнетизм, струившийся от него в зрительный зал и завораживавший зрителей. Не сводила с него восторженных глаз и Дина и Рахом не мог этого не заметить. Рахому сделалось больно и досадно за свой возраст. Ведь когда-то в свои восемнадцать лет он был так же красив, как этот юноша-танцор. Если бы Дина увидела его, Рахома, в дни его молодости, то, возможно, предпочла бы его танцоришке. Ах, как же он разминулся во времени с этой девушкой! Но даже если бы Дина родилась на несколько десятилетий раньше, его ровесницей, разве он смог бы жениться на ней, нищий, абсолютно нищий? Сейчас он богаче даже её отца, но и теперь отец не отдаст её в жёны Рахому. Потому что Чандр не допускал Рахома даже в друзья, в отличие от своего младшего брата. Да, Чандр относился к той породе людей, что выбирали себе знакомых не по принципу материального положения тех, жрец-звездочёт ценил людей учёных и обладающих высокими знаниями, мудрецов из жреческой элиты. Из рассказов Атания о старшем брате Рахому было известно, что Дина, единственная дочь Чандра, обладала способностью развить в себе такой же дар, как и у отца – общение с богами. Знал он и то, что Чандр имел собственные планы на свою дочь: помочь ей высвободить из себя этот дар, обучить общению в богами, а после вместе с ней служить на благо Локаде и повелителю проводниками богов. И то, что Чандр нашёл ей жениха, какой удобен ему и, конечно, он никогда бы не отдал её Рахому, даже будучи осведомлённым, что тот несметно богат. Вот Атаний мечтал о богатом женихе для дочери и с удовольствием бы отдал её в жёны Рахому. Да и сама Энатана, казалось, была не против этого. Девчонка была амбициозна и жадна до денег и имущества и ценила больше всего в мужчинах обладание ими. Рахом видел её несколько раз в гостях у Атания и в павильонах развлечений. Да, внешне девушка была красива: чёрные брови вразлёт, раскосые карие глаза, маленький аккуратный носик, высокие скулы привлекали внимание мужчин. Точно так же, как отталкивали её странности и причуды, полоумный блеск в глазах и диковатый гогочущий смех и желание женить на себе состоятельного мужчину. Она пыталась флиртовать с многими, в том числе и с Рахомом, делала это она, стремясь похвастаться знаниями, якобы полученными в школах наук, но лишь выставляла себя в невыгодном свете, производя впечатление идиотки. Рахом лишь в тайне посмеивался над кокетством Энтаны, презирая её и воспринимая, как клоуна. Но Дина ему была нужна. Один только вид её наполнил Рахома жизненными силами. Да, теперь он снова обладал ими и мог снова иметь цель и идти к ней. Только теперь изменилась и сама цель. Это была не власть, не приумножение богатств, как прежде. Это была сама Дина. Обладание ею, этой почти незнакомой девчонкой, полное обладание, как частью самого себя. Он не знал её совершенно, но у него родилась странная навязчивая идея, что он не сможет существовать без неё. Да, отныне он будет бороться, чтобы она принадлежала ему и если потребуется, он использует для этого даже её родного дядю Атания. Между тем, внимание Атания было приковано к Рому. Прежде он никогда не видел этого артиста в этом павильоне. Атания трудно было удивить талантом и искусным танцем, за всю жизнь он повидал множество достойнейших зрелищ и выступлений. Но теперь, наблюдая за юношей-танцором на сцене, он ловил себя на том, что восхищается его голосом и танцевальными движениями как-то особенно. Да, артист источал необычную энергетику, которая как бы рассыпала огненные искры, разжигая в душах многих настоящее пламя. Наконец, выступление Рома было завершено и зрительный зал восторженно и зрительный зал восторженно зашумел, зрители хлопали ладонями себя по бёдрам, стучали кулачками по столам, восхищённо выкрикивая: «Ха-на! Ха-на!» Зарам вырос перед Атанием как из-под земли:  – Господин, тебе понравилось? – спросил он.  – Неплохо, – сдержано ответил Атаний, будучи от природы скуп на похвалы. – Кто этот юноша? Такого успеха не имел ещё ни один артист Зелёного зала.  – Вот именно, хозяин! – ответил Зарам и принялся хлопотать перед Атанием за Рома, чтобы тот позволил тому выступить на конкурсе в «Волшебных звёздах», что назначался на конец зимы. Рахом услышал это и нахмурился. Ром очень не понравился ему из-за того, что Дина смотрела на Рома влюблёнными глазами. В груди Рахому полыхала самая настоящая ревность, какой он не знал прежде и теперь страдал от неё. Но Атаний не разделял антипатию Рахома. Довольно добродушно усмехнувшись, он поманил Рома со сцены:  – Ну-ка, подойди сюда! Дину это смутило. Ром сильно понравился ей и то, что он сошёл со сцены и приблизился к её дяде, а значит, и к ней, вызвало в ней трепет. Атаний заговорил с Ромом:  – Ты, как все артисты Локады, конечно, мечтаешь выступать в моём павильоне. Но если это у тебя и получится, то в дальнейшем тебе придётся много трудиться, чтобы твоё будущее сияло, как звезда…  – Будущее туманно, а звёзды гаснут, – ввернула Дина. Она и сама не понимала, почему ей захотелось сказать гадость юноше, который ей так сильно понравился.  – Хватит, Дина, не кривляйся! – строго осадил её Атаний, вновь окинув суровым осуждающим взглядом её полуобнажённую фигуру. Он дал своё согласие Рому на выступление на конкурсе в его павильоне и Рому от счастья едва не сделалось дурно, да и Зарам, покрывшийся пОтом от волнения, возносил похвалы богу Чиону, покровителю зрелищного искусства. Дина поплелась к выходу из Зелёного зала и Рахом, словно зомби, последовал за ней, забыв обо всём на свете. Дина даже не заметила этой слежки за собой, настолько Ром поглотил её мысли. Она была сама намерена следить. За Ромом. Ей очень захотелось хоть что-нибудь узнать об этом юноше, например, где и с кем он живёт. Они приблизилась к стоянке для гионов слева от входа в павильон «Волшебные звёзды». Стоянка представляла собой площадку с длинными рядами перекладин, к которым привязывали гионов те, кто прибыл на них верхом. Дина отвязала своего, радуясь, что верно выбрала сегодня своим транспортом это животное, а не клеомбу.Клеомба слишком грохотала по мощёной камнями мостовой, на ней невозможно было бы двигаться за Ромом и остаться незамеченной. А лапы гиона ступали мягко и бесшумно. Оседлав гиона, Дина погнала его к одному из выходов из павильона «Волшебные звёзды», которым пользовались работники и артисты малых залов. Из него должен был появиться Ром. Перед этим выходом из павильона тянулась аллея не очень высоких деревьев ЕЛЕС – с мелкой, но густой листвой жёлтого цвета и серо-жёлтым стволом. Ветви этого дерева были раскидистыми, они расходились по всему стволу – от основания у корня до самой макушки. Это было декоративное городское дерево. Дина нашла, что в его ветвях очень удобно прятаться, не слезая с гиона и вести наблюдения. Она даже не подозревала, что из-за соседнего дерева елес на неё взирали огненные глаза Рахома, так же не покидавшего седла гиона. Наконец, из чёрной дыры выхода из павильона появилась долговязая фигура Рома. Он уже переоделся в обычный повседневный «наряд»: серую безрукавку и выцветшие голубые шаровары, а на ногах его были обычные шлёпанцы. ” – Как же он бедно одет! – подумала Дина. – Он же нищий!» Под мышкой Ром нёс свой сценарный костюм, аккуратно свёрнутый в рулон. Он находился на седьмом небе от счастья. Атаний не только согласился на его участие в конкурсе в его павильоне, но и взял его на постоянную работу: выступать в Зелёном зале. Это, безусловно, доходнее и престижнее, чем петь и танцевать на чужих праздниках. Да, не даром он потратился на дорогой сценарный костюм – пригодится. Он бодро шагал вдоль аллеи елесов, весело насвистывая и даже не подозревая, что Дина неотступно двигалась за ним, укрытая листвой елесов, а за ней неслышной тенью шествовал Рахом на своём гионе. Затем аллея кончилась, Ром сворачивал за дома, в переулки, переходил широкие улицы, огибал ограды – Дина не отступала, Рахом – тоже. Ром шагал очень долго, оказалось, что его жилище находилось на окраинной улице, где заканчивался тротуар. Дине стало забавно: она снова потешилась, что выбрала гиона, а не клеомбу. Лапы гиона были способны преодолевать любое бездорожье, а вот в клеомбе не уедешь за пределы мощёной дороги, её колёса к этому не приспособлены. Улица, на которой снимал жилище Ром вместе со своей матерью, состояла, преимущественно, из старых обветшалых домов не выше трёх этажей. Здесь ютились бедные люди, едва сводившие концы с концами. Возле дома, где квартировались Ром и Чанта, протекала небольшая речка. Ром приблизился к ней и, присев на корточки у кромки воды, принялся черпать её пригоршнями и умываться. Дина вывела гиона на песчаный берег речушки. Тень её гиона и её накрыла Рома. Ей очень хотелось заговорить с юношей, но она понятия не имела, как и о чём. Она почувствовала себя из-за этого полной идиоткой и начала злиться. И не придумала ничего лучшего, как заговорить с юношей высокомерно и грубо:  – Танцоришко, не знавший лучшей аудитории, чем зеваки на пыльных улицах, попал в Зелёный зал павильона «волшебные звёзды» с благословения самого Атания! – громко и насмешливо прокомментировала она. Рахом спешился и вместе со своим гионом притаился за старой деревянной заброшенной будкой, вероятно, когда-то принадлежавшей мелкому торговцу. Из-за угла этой будки Рахом отлично видел Дину и Рома и мог слышать их разговор. Ром оглянулся на голос Дины и мрачно посмотрел на неё исподлобья. Теперь, вблизи, он мог хорошенько рассмотреть её, эту девушку из Зелёного зала, бесстыжую и в одежде и в поведении. И он узнал её. У него была отличная память на лица людей, когда-то обидевших его. Да, это была та самая девочка, когда-то сильно избившая его на пристани в самый первый день его появления в Беросе. Десять лет назад. Но как же она выросла похорошела! Только вот красота её вызвала в нём лишь досаду.  – Ты всё такая же злобная, – проговорила он, – как тогда, в детстве. Не по заслугам тебе досталась твоя красота. Не соответствует твоей душе – уродливой и безобразной. Дина засмеялась в ответ:  – Ты так говоришь только от обиды, что я не твоя невеста. Знаю я таких. В грязь готовы втоптать девушку, если не могут коснуться её красоты. Однако, почему ты вспомнил детство? Ты же не мог меня знать в детстве, я не играла с детьми нищих, живущих на окраинных улицах. Глаза Рома начали гореть от гнева, словно раскалённые угли.  – Ты не играла, – сквозь сжатые зубы проговорил он, – ты избивала! Нещадно. Тех, кто слабее. Вспомни-ка, десять лет назад. Пристань. У меня тогда была сломана рука, иначе я бы не позволил так себя избить, хоть я тогда и был мал ростом, тощ и слаб! Дина чуть наморщила лоб, стараясь что-то извлечь из глубин своей памяти. И вдруг её жёлтые глаза блеснули весёлым озорным огоньком.  – А-а-а, и я что-то припоминаю! Так ты – тот тощий наглый мальчишка, сидевший на тумбе, которого я хорошенько отделала? Она громко засмеялась, из-за этого Рома прямо затрясло от ярости. Она направила своего гиона к высокому валуну, находившемуся в четырёх шагах от Рома прямо в воде, перебралась на него из седла. Ром не сводил с неё злых возмущённых глаз и сжимал кулаки. Дина выпрямилась на валуне:  – И что? Хочешь поколотить меня за ту детскую выходку теперь, когда ты стал выше ростом и сильнее? Отомстить сейчас?  – Хорошо бы! – угрюмо ответил юноша. Да, он на самом деле мечтал об этом – давно… Дина снова громко расхохоталась:  – Взрослые люди не поступают так, не мстят за детские обиды. Мы оба уже взрослые. Вот и поступай, как взрослый. Забирайся сюда, ко мне, на валун! Судорожно сжатые мускулы лица Рома расслабились, гнев в глазах начал угасать. Одним прыжком он заскочил на валун и оказался рядом с Диной, напротив неё. на улыбнулась, подняла лицо и вытянула губы, как для поцелуя. Нервы Рахома, не сводившего безумных глаз с той сцены, перенапряглись Ревность жгла его, как адский огонь. Он был готов выскочить из своего убежища и броситься на Рома. Но тут произошло неожиданное. Ром, казалось, в мгновение ока позабыл детские обиды и собирался припасть к губам девушки, но та вдруг пихнула его обоими руками в грудь. У Рома, до сих пор не оставлявшего увлечения маянской борьбой, оказалась отличная реакция: падая в реку, он успел ухватить за запястье Дину и увлечь за собой. Оба барахтались в воде и руки Рома, окрепшие, как сталь, не по возрасту сильные, прижали Дину к груди так, что у неё заболели плечи и поцеловал в губы – грубо, почти укусив. И тут же отпихнул её от себя так резко, что она ударилась о воду, подняв каскад брызг.  – Видно, рождённые злобными, не меняются и взрослыми! – с сердцем проговорил Ром, выбираясь на берег.  – Я отомщу тебе за это! – тяжело дыша, пообещала Дина, поднимаясь из воды. Намокшие шальвары плотно облегали её полные тяжёлые бёдра, они сползли вниз, до самого лобка. Но девушка и не подумала подтянуть их повыше и, кое-как доковыляв до своего гиона, вскарабкалась на него и, развернув, погнала прочь. Рахом облегчённо вздохнул. Ему показалось, что пути этого юноши и этой девушки разошлись навсегда. Он успел за короткое время после того, как увидел Дину, придумать её по образу и подобию той женщины, какая понравилась бы ему. Он наделил её гордым нравом, в его иллюзиях она терпеть не могла нищих танцоришек, стремясь при любом удобном случае осадить и унизить их. Зато богатый ухажёр ей был по нраву и не важно, если он оказывался намного старше. Его Дина умела ценить в мужчине умение добиваться своей цели и щедрость, а не молодость и смазливость. Передвигаясь верхом на гионе по вечерним улицам, на которых уже зажглись фонари, Рахом непрерывно думал о Дине. Никогда ни одна женщина не занимала столько его внимания. Разве что покойная супруга Гера, чёрная вдова, с которой постоянно надо было находиться на чеку, чтобы самому не стать покойником, как три предыдущих её мужа. Остальные женщины были лишь транзитом, чем-то вроде мимолётного сновидения в его жизни. Ни к кому из них он не испытывал таких странных чувств, как к Дине – в короткий отрезок времени он помешался на ней, совсем её не зная. И им владело наваждение, что он знаком с ней давно. ” – Не встречался ли я с ней в прошлых воплощениях? – рассуждал он. – И что это было?» Ему хотелось видеть её снова и снова. Всегда. Всю жизнь. Он даже не помнил, как добрался с окраины города на улицу Солнца, где находились только дома очень богатых людей и сама улица крУгом окаймляла царский дворец. Дом на этой улице ему достался в наследство от Геры, а ведь могла бы в нём жить и по сей день, если бы не пожелала прибавить к своему богатству и то, чем владел Рахом. ” – До сих пор я получал всё, что хотел, но это касалось богатства, – размышлял Рахом, отдыхая вечером на широкой кровати в своей спальной. – Но смогу ли я завладеть Диной? Как это могло бы сложиться?» Он напряг мысли. Итак, кто может помешать ему обладать Диной? Сама девушка не в счёт. Она всего лишь девушка, малолетняя женщина, слабое, безвольное существо, как большинство женщин. До встречи с Герой Рахом считал их всех такими до единой, после – только многих. Да, женщины мало на что способны, кроме редких исключений. Вот и Гера была весьма твёрдым орешком, ум её был остёр, как кинжал, она едва не победила его, а всё же проиграла ему, мужчине. Но Дина – не Гера. Дина – всего лишь изнеженный цветок, способный существовать лишь в определённых условиях и совершенно негодный для борьбы. Другое дело, мужчины, опекающие её. ” – Чандр, безусловно, был влиятельнее и могущественнее меня до того, как тяжёлая болезнь уложила его в постель без сознания, – думы мешали Рахому уснуть. – Но он вряд ли выживет. Атаний горевал по этому поводу, он настолько уверен, что его брат не выживет, что уже даже смирился с этим. Хотя и продолжает водить докторов и навещать его. Ещё Атаний сокрушался, что после смерти Чандра всё его имущество достанется его жене – женщине глупой и блудливой, которая, конечно, не станет спрашивать совета у него, Атания, и растранжирит всё добро, что досталось Чандру от родителей и что он нажил сам. Это было бы выгодно мне. Чандр умер бы, его глупая жена и юная наивная дочь растеряли бы всё наследство, в этом им можно было бы даже помочь с моими-то связями. Обе, конечно, стали бы приживалками в доме Атания. Разумеется, Атаний, который их не любит, пожелал бы поскорее избавиться от обоих и отдал бы Дину мне в жёны. Убедил бы девчонку, поведал бы о том, каким богатством я владею, она бы не устояла. Но… Ведь у неё есть богатый жених. Она может успеть выйти замуж за него до того, как разорится после смерти Чандра. А может, если даже я успею их разорить слишком быстро, этот Гимор захочет взять её в жёны даже без денег и имущества? Наверняка он влюблён в неё.» Рахом взволновался и сел на постели. Глаза его сверкнули в темноте. Ещё раньше он видел Гимора в «Волшебных звёздах», Атаний указал ему на него, как на будущего родственника своего брата. Гимор был внешне недурён собой, высокий, с кудрявыми чёрными волосами. Его можно было бы назвать красивым, если бы надменное и мрачное выражение его лица не портило его. Создавалось впечатление, что он не умел ни веселиться, ни улыбаться и раздражение не покидало его. ” – Это не степи Урр-Шту, где я мог многих без проблем убирать со своего пути, – Рахом повернул лицо к окну, за которым сияли разноцветные звёзды. – Гимор – сын богатых и влиятельных людей, убей я его, так поднимется серьёзная шумиха, пока не найдут убийцу. Не уймутся. Видимо, придётся искать иной способ отвадить его.» Сон сморил Рахома и он уснул сидя, склонив голову себе на грудь. Прокрасться домой поздним вечером в мокрой одежде оказалось делом непростым. Охранник у ворот удивлённо оглядел одежду Дины, выбравшейся из седла и заводившей на приусадебный участок гиона. Вероятно, он завтра расскажет об этом Маране. Ну и пусть. Дина придумает какое-нибудь правдоподобное объяснение. Да стоит ли вообще воспринимать всерьёз мать, которая не воспринимала всерьёз её, Дину? Другое дело – отец. Вот кому следует подчиняться беспрекословно, иначе он может наказать одним только взглядом, что серьёзнее порки. Но отец, неподвижен, лежит в своей постели и кома не отпускает его. А значит, Дине некого бояться в этом доме. Просто именно сейчас ей не хочется ни с кем разговаривать. Поэтому она как можно тише пробралась в свою спальную, постаравшись никого не разбудить в доме. Она сама разожгла светильник, унесла его в ванную, где сбросила с себя мокрую одежду, развешала её сушиться на турникет для полотенец, а сама переоделась в домашнее платье. Затем, опасаясь, что кто ни будь из рабов проснётся, например, Мазу, заметит, что она не спит и начнёт задавать вопросы, она потушила огонёк и улеглась в постель. Но сон бежал от неё. Она злилась на Рома, что он дал ей отпор, ответив грубостью на грубость. Одновременно это сексуально возбудило её, как никогда, ей даже пришлось помастурбировать, чтобы успокоиться хоть немного. Однако, несмотря на то, что её мысли были полны Ромом, в снах ей почему-то привиделся Рахом. Мельком, вскользь промелькнуло в сновидении его лицо, но этого оказалось достаточно, чтобы пробудиться недовольной и раздражённой. Дядя Атаний, слышала она, обещал Рому оставить его в Зелёном зале на постоянной работе, если тот даже и не победит на конкурсе артистов. Ещё бы, после того, в каком восторге был от выступления Рома весь зал! Атаний не был бы владельцем лучшего павильона развлечений в Беросе, если бы не умел угождать вкусам публики. Значит, отныне почти каждый день Рому будет появляться на сцене Зелёного зал. Но Дина не сможет насладиться его выступлением, ведь он унизил её, ей следует быть гордой. А ей так хочется снова увидеть этого талантливого красивого юношу! Чтобы перестать думать о нём, после завтрака Дина позвала в свою спальную Мазу и, улегшись на гору подушек на широком диване, сказал няньке, что хотела бы услышать сказку. Толстая Мазу хитро улыбнулась. Она знала, какого рода сказки любит этот господский ребёнок, которого она нянчила с самого дня его рождения. С тех пор, как Дина начала разбираться в отношениях между мужчиной и женщиной, её интересовали истории с пикантными подробностями о их любовной близости. На этот раз нянька поведала Дине о некем то ли существующем на Саломе, то ли несуществующем там царе Амгаме, живущем якобы за океаном так далеко, что из-за дальности расстояния никто не слышал о его государстве Шемаль, разве что знала одна Мазу. И однажды в этого царя влюбилась одна очень могущественная волшебница Атжога. Но у царя уже была красавица-жена. Обратилась Атжога в ветер, прилетела в его спальную, где он занимался любовью со своей красивой молодой женой. Тут, к удовольствию Дины, Мазу начинала в подробностях описывать, как это происходило. Захотелось Атжоге ласк Амгамы. И она наслала очень крепкий сон на его жену, когда та завершила занятие любовью со своим мужем. А Амгама отправился в подвал своего дворца, где находились бочки с вином, чтобы выпить вина. Тут Атжога предстала перед ним в образе красивейшей женщины и соблазнила его и они занимались любовью в большом кувшине с вином. Тут Мазу снова порадовала Дину подробностями интимной близости Амгамы и Атжоги.  – Так Атжога удовлетворила свою похоть, – продолжала Мазу своим негромким, но выразительным голосом, – а после охладела к нему и больше уже у неё не возникало желания сближать вой живот с его животом. Но волшебнице не хотелось, чтобы после её ласк Амгама возвращался к своей красавице-жене. И Атжога, покидая царя, так заколдовала дверь в подвале, что дверь уже не могла открыться никогда. Но он не умер от голода и жажды. По воле волшебницы у него в подвале всегда была еда и вода. Вот только царство своё он потерял. Ибо сидящий взаперти не может быть царём. А когда ещё Аджога прощалась ним, она произнесла на прощание такие слова: