Текст книги "Дверь в декабрь"

Автор книги: Дин Рей Кунц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

17

Чернокожий Лютер Уильямс был одним из самых молодых патологоанатомов УПЛА. Одевался он, как призрак Сэмми Девиса-младшего[9]9
  Дэвис-младший, Сэмми (1925—1990) – известный негритянский танцор и певец.


[Закрыть], роскошные костюмы и слишком много украшений, но красноречием и остроумием ничуть не уступал Томасу Соуэллу, чернокожему социологу. Лютер был большим поклонником Соуэлла и других социологов и экономистов, представляющих в интеллектуальном сообществе чернокожих буржуазное консервативное течение, и частенько цитировал их книги. Чуть ли не страницами. Несколько раз он рассказывал Дэну о преимуществах прагматичной политики и экономики свободного предпринимательства, утверждая, что только с их помощью можно вытащить бедных из бедности. При этом он был отличным патологоанатомом, с наметанным глазом на аномалии, которые частенько имели самое важное значение в судебной медицине. Поэтому Дэн и соглашался выслушивать долгие политические лекции, чтобы получить информацию, которую приносило вскрытие. Приносило почти всегда.

Когда Дэн вошел в лабораторию с облицованными зеленым кафелем стенами, Лютер сидел за микроскопом, изучал образец ткани. Он оторвался от окуляров и улыбнулся, увидев, кто к нему пожаловал.

– Дэнни, дружище! Ты воспользовался билетами, которые я тебе дал?

Поначалу Дэн даже не понял, о чем спрашивает его патологоанатом, потом вспомнил. Лютер купил два билета на предвыборные дебаты Дж. Гордона Лидди и Тимоти Лири, но пойти не смог, что-то помешало. Неделю тому назад он столкнулся в коридоре с Дэном и настоял, чтобы тот взял билеты. «Такие дебаты не дают заснуть совести», – заявил тогда он.

Теперь Дэн начал переминаться с ноги на ногу.

– Слушай, я же еще тогда предупредил тебя, что, скорее всего, не смогу пойти. И попросил отдать билеты кому-нибудь еще.

– Так ты не пошел? – В голосе Лютера слышалось разочарование.

– Не было времени.

– Дэнни, Дэнни, для такого ты должен находить время. Идет битва, которая определит наше будущее, битва между теми, кто любит свободу, и теми, кто нет, тихая война между любящими свободу либералами и ненавидящими свободу фашистами и леваками.

Дэн не голосовал, даже не регистрировался для голосования, уже двенадцать лет. Его совершенно не волновало, какая партия стоит у власти и какая господствует идеология. Нет, он не считал, что все они говнюки: республиканцы и демократы, либералы и консерваторы. Возможно, они ими и были, но его это не волновало, поскольку причина его упорного безразличия к политике была другой. Он полагал, что преступность будет существовать в обществе, независимо от того, кто стоит у власти, а потому не видел смысла в том, чтобы выслушивать наводящие тоску политические аргументы.

Его главным интересом в жизни, всепоглощающим интересом, были убийства, вот почему у него не оставалось времени на политику. Убийства и убийцы. Некоторые люди оказывались способными на чудовищную жестокость, и они зачаровывали Дэна Холдейна. Не те убийцы, что были психами. Не те, кто убивал в безрассудном приступе ярости или страсти. Другие. Мужья, которые могли убивать жен, не испытывая угрызений совести просто потому, что жены им надоели. Матери, которые могли убивать детей, потому что больше не хотели нести ответственность за их воспитание, и убивали, не испытывая ни горя, ни даже чувства вины. Некоторые люди могли убивать по самой банальной причине, скажем, только за то, что его подрезали на автостраде. Все они были аморальными социопатами, и Дэну не надоедало изучать эту категорию убийц и их извращенную психологию. Он хотел их понять. Хотел понять, кто они, психически больные… или выродки? Может, это был какой-то особый тип людей, способных на хладнокровное убийство, ни в коей мере не связанное с самозащитой? Если дело обстояло именно так, если они были волками в обществе овец, Дэну хотелось выяснить, что же их отличало? Чего в них не хватало? Почему они не знали, что такое сострадание и сочувствие?

Он не мог на все сто процентов понять и объяснить свой интерес к убийствам. По складу ума он не относил себя ни к мыслителям, ни к философам, был практиком до мозга костей. Но, возможно, работая изо дня в день в мире насилия, крови и смерти, по прошествии многих лет невозможно не выработать в себе философский взгляд на проблему. Возможно, большинство копов, занятых расследованием убийств, проводят немало времени, размышляя о темной стороне человеческой натуры; возможно, он был не единственным; но знать этого он не мог; большинство копов предпочитают о таком не говорить.

В случае Дэна, однако, стремление понять причины совершения убийств и образ мышления убийц определялось тем, что его брат и сестра были убиты. Возможно, именно этим.

Теперь же, благоухая спиртом и какими-то другими химикалиями, которые используются в патологоанатомической лаборатории, широко улыбаясь Дэну, Лютер Уильямс продолжил:

– Послушай, Дэнни, на следующей неделе состоятся действительно потрясающие дебаты между…

Дэн прервал его:

– Лютер, ты меня извини, но у меня нет времени на болтовню. Мне нужны кое-какие сведения, и срочно.

– А с чего такая спешка?

– Мне хочется отлить.

– Послушай, Дэнни, я знаю, политика вызывает у тебя зевоту…

– Нет, дело не в этом. – Лицо Дэна стало очень серьезным. – Мне действительно хочется пи-пи.

Лютер вздохнул:

– Придет день, когда тоталитаристы возьмут верх, и они примут законы, по которым ты не сможешь справить малую нужду, не получив разрешения официального представителя Федеральной комиссии по моче.

– Ой!

– Вот тогда ты придешь ко мне с наполненным до предела мочевым пузырем и скажешь: «Лютер, господи, почему ты не предупредил меня, кто эти люди?»

– Нет, нет, я обещаю, что уползу в какой-нибудь подвал, один, и позволю моему мочевому пузырю разорваться. Обещаю, чего там, клянусь, что не побеспокою тебя.

– Да, потому что ты действительно скорее позволишь своему мочевому пузырю разорваться, чем согласишься выслушать меня, а зря.

Лютер сидел за лабораторным столом на стуле с колесиками. Дэн пододвинул другой стул, сел перед ним.

– Ладно. Поразите меня своими научными открытиями, доктор Уильямс. Прошлой ночью вы получили трех необычных клиентов. Маккэффри, Хоффрица и Купера.

– Их вскрытие намечено на этот вечер.

– То есть с ними еще не работали?

– У нас запарка, Дэнни. Людей нынче убивают быстрее, чем мы успеваем их вскрывать.

– Похоже на нарушение принципов свободного предпринимательства.

– Не понял?

– Предложение превышает спрос.

– Ты думаешь, это не так? А чего бы тебе не зайти в морг, не взглянуть на столы с наваленными один на другой трупами?

– Нет, благодарю, хотя ты предлагаешь приятную экскурсию.

– Скоро мы будем рассовывать их по чуланам и обкладывать мешками со льдом.

– Ты, по крайней мере, видел тех троих, что меня интересуют?

– Да, конечно.

– Можешь ты что-нибудь о них сказать?

– Они мертвы.

– Как только тоталитаристы возьмут верх, они первым делом покончат со всеми слишком умными чернокожими патологоанатомами.

– Слушай, именно об этом я тебе и толкую! – воскликнул Лютер.

– Ты осмотрел их ранения? Темное лицо потемнело еще больше.

– Никогда не видел ничего подобного. У каждого трупа множество следов от ударов, десятки, даже сотни. Живого места нет. Ужас какой-то. И однако нет двух одинаковых следов. Все кости переломаны поразному, нет каких-то закономерностей. Вскрытие, конечно, даст более точную информацию, но предварительно я могу сказать, что кости где-то сломаны, где-то раздроблены, а где-то… раздавлены. И я представить себе не могу, как некий тупой предмет, использованный в качестве дубинки, может превратить кость в порошок. Удар ломает кость, дробит ее, если это удар. Но растолочь удар не может, такое случается, если автомобиль врезается в пешехода и размазывает его по кирпичной стене. Можно, конечно, раздавить кость, прилагая давление, но это должно быть чертовски большое давление.

– Так чем же их били?

– Ты меня не понимаешь. Видишь ли, когда человека бьют так сильно и так долго, как вроде бы били этих парней, ты находишь какие-то закономерности, можешь сказать, что его били, скажем, молотком с закругленной ударной поверхностью диаметром один дюйм, с притупленной кромкой. Или били ломом, или обухом топора, книгой, батоном салями. То есть, осматривая следы от ударов, обычно можно понять, чем они наносились. Но не на этот раз. Все переломы и ранения разные, словно убийцы применяли великое множество орудий убийства.

Дэн подергал левую мочку.

– Полагаю, мы отметем версию, согласно которой убийца вошел в дом с чемоданом, набитым тупыми орудиями убийства, потому что он – большой любитель разнообразия. Я не думаю, что жертвы спокойно стояли и ждали, пока он сменит молоток на сковороду, а сковороду – на ломик.

– Я бы сказал, что это логичное предположение. Дело в том… я не заметил ни одной раны или перелома от удара молотка, сковороды или лома. Каждый след от удара не просто отличается от других, он уникален, он совершенно необычной формы.

– Есть идеи?

– Знаешь, если бы мы были персонажами одного из старых романов про Фу Манчу, я бы сказал, что мы имеем дело со злодеем, который изобрел дьявольское оружие, некую машину-компрессор, которая обладает большей мощью, чем Арнольд Шварценеггер с кузнечным молотом.

Любопытная версия. Но маловероятная.

– Ты когда-нибудь читал Сакса Ромера[10]10
  Сакс Ромер – псевдоним английского писателя Артура Генри Сарсфилда Уорда (1883—1959), среди произведений которого – несколько романов, объединенных одним героем – злобным доктором Фу Манчу.


[Закрыть], эти старые книжки о Фу Манчу? Черт, в них полным-полно экзотического оружия, приводятся необычные способы убийства.

– Слушай, это же реальная жизнь.

– Да, вроде бы так говорят.

– Реальная жизнь – не романы про Фу Манчу. Лютер пожал плечами:

– У меня такой уверенности нет. Ты в последнее время смотришь выпуски новостей?

– Мне нужно что-нибудь получше, чем ссылка на роман про Фу Манчу, Лютер. В этом расследовании мне нужна конкретная помощь.

Их взгляды встретились.

И Лютер ответил ему, совершенно серьезно, без намека на шутку:

– Но именно так они выглядят, Дэнни. Словно их забил до смерти мощный удар воздушной волны.

18

После того как Лауре удалось убедить девочку вылезти из-под письменного стола, она вывела ее из гипнотического состояния. Конечно, не до конца: полностью сознание к ребенку не вернулось. Мелани вышла из гипнотического транса, но осталась в полукататоническом состоянии, в каком пребывала с того самого момента, как ее нашла полиция.

Лаура лелеяла надежду, что выход из гипноза оборвет и кататонию. На какие-то мгновения глаза ребенка встретились с глазами Лауры, она протянула ручку и коснулась ее щеки, словно не веря в присутствие матери.

– Оставайся со мной, крошка. Не уходи от меня. Оставайся со мной.

Но девочка соскользнула в собственный мир. Контакт с реальностью был, но короткий, очень короткий.

Сеанс гипноза отнял много сил у Мелани. Ее лицо побледнело от усталости, глаза налились кровью. Лаура уложила Мелани на кровать, и девочка заснула, едва ее голова коснулась подушки.

Вернувшись в гостиную, Лаура увидела, что Эрл Бенсон на ногах и без пиджака. Он также достал пистолет из плечевой кобуры и держал его в правой руке, наготове, словно думал, что необходимость воспользоваться им может возникнуть в любую минуту. Он стоял у французского окна, под прикрытием стены, смотрел на улицу, на его широком лице отражалась тревога.

– Эрл? – позвала она. Он коротко глянул на нее.

– Где Мелани?

– Спит.

Он вновь повернулся к улице.

– Лучше оставайтесь с ней.

У нее перехватило дыхание. Она судорожно сглотнула слюну.

– Что случилось?

– Может, и ничего. Полчаса тому назад на противоположной стороне улицы остановился фургон телефонной компании. Никто из него не вышел.

Она подошла, встала рядом с ним.

Серо-синий фургон с белыми надписями на борту стоял напротив ее дома, чуть выше по склону холма, наполовину на солнце, наполовину в тени палисандрового дерева. Выглядел он точь-в-точь как другие фургоны телефонной компании, которые ранее попадались ей на глаза: она не нашла в нем ничего особенного, ничего угрожающего.

– А почему он показался вам подозрительным? – спросила она.

– Как я и говорил, до сих пор из фургона никто не выходил.

– Может, монтер решил вздремнуть за счет компании?

– Маловероятно. В телефонной компании слишком хорошие управляющие, чтобы допускать такое. А потом… что-то здесь не так. Я это чую. Уже сталкивался с чем-то подобным. Мне представляется, что за нами следят.

– Следят? Кто?

– Трудно сказать. Но фургон телефонной компании… так часто работают феды.

– Федеральные агенты? —Да.

В изумлении она перевела взгляд с фургона на профиль Эрла. А вот он, похоже, ее изумления не разделял.

– Вы хотите сказать, ФБР?

– Возможно. Или Министерство финансов… Бюро по контролю за продажей алкогольных напитков, табачных изделий и оружия. Может, одна из секретных служб Министерства обороны. Феды бывают разные.

– Но с какой стати федеральным агентам устанавливать за нами слежку? Мы – жертвы… во всяком случае, потенциальные жертвы, не преступники.

– У меня нет полной уверенности, что это феды. Я лишь говорю, что они часто так действуют.

Глядя на Эрла, который не отрывал глаз от фургона, Лаура поняла, что он изменился. Теперь она видела перед собой не деревенщину под тонким слоем лос-анджелесского лоска. Он вдруг стал старше своих двадцати шести лет, весь подобрался, словно готовясь к бою.

Лаура не понимала, что происходит.

– Но если это государственные служащие, беспокоиться не о чем.

– Неужто?

– Они же не те, кто пытался убить Мелани.

– Не те?

Она даже вздрогнула.

– Конечно, не те. Ведь не государство убило моего мужа и тех двоих.

– Откуда вам это известно? – Эрл по-прежнему не отрывал взгляда от фургона телефонной компании.

– Ради бога…

– Ваш муж и один из тех, кого убили вместе с ним… раньше они работали в ЛАКУ?

– И что?

– Они получали фанты. На исследования.

– Да, конечно, но…

– Некоторые гранты, точнее, большинство, выделяло государство, не так ли?

Лаура не стала отвечать, потому что Эрл, судя по всему, и без того знал ответ.

– Гранты Министерства обороны, – добавил он. Она кивнула.

– И других ведомств.

– Министерство обороны интересуется коррекцией поведения. Контролем за разумом. Лучший способ борьбы с врагом – взять под контроль его разум, превратить в своего друга, не позволяя осознать, что им манипулируют. Научный прорыв в этой области может положить конец войнам в их нынешнем виде. Черт, да любое государственное ведомство заинтересовано в контроле разума.

– Но откуда вам известно о характере работы Дилана? Я вам ничего не говорила.

Эрл вопрос проигнорировал.

– Возможно, ваш муж и Хоффриц до сих пор работали на государство.

– Хоффрица выгнали…

– Если его исследования имели важное значение, если он получал требуемые результаты, они бы не посмотрели на то, что Хоффриц потерял уважение научного сообщества. Его бы все равно использовали.

Эрл вновь взглянул на нее, в его глазах читался цинизм, выражение лица совершенно изменилось.

Она более не видела перед собой деревенского парня, который, как Лаура думала, приехал в Лос-Анджелес в поисках лучшей жизни. И поняла, что Эрл Бентон, несмотря на молодость, далеко не так прост, как ей поначалу показалось.

И у нее уже не было уверенности, что она может ему доверять.

Ситуация с каждым мгновением усложнялась, возможные варианты развития событий множились с пугающей скоростью, она почувствовала, что голова идет кругом.

– Государственный заговор? Но зачем убивать Дилана и Хоффрица, если они работали на них?

Эрл ответил без запинки:

– Может, убивали не они. Если уж на то пошло, вероятность этого крайне мала. Но, возможно, исследования вашего мужа вели к серьезному научному прорыву, и результаты могли иметь важное военное применение, вот другая сторона его и ликвидировала.

– Другая сторона?

Он вновь смотрел на улицу.

– Иностранные агенты.

– Советскому Союзу пришел капут. Может, вы слышали. Об этом писали все газеты.

– Русские по-прежнему здесь, и мы с ними очень не скоро станем лучшими друзьями. А есть еще Китай, Иран, Ирак, Ливия. Врагов мало не бывает. Все рвущиеся к власти хотят посчитаться с нами.

– Это безумие, – запротестовала она.

– Что?

– Иностранные агенты, шпионы, международные интриги… Обычные люди не имеют к этому никакого отношения. Попадают в такие передряги только в кино.

– Все так, – согласился Эрл. – Но ваш муж не был обычным человеком. Как и Хоффриц.

Она не могла оторвать взгляда от этого человека, с которым у нее на глазах происходили столь глубокие изменения, он становился все старше, суровее. Она повторила вопрос, на который Эрл не ответил раньше.

– Все эти рассуждения… вы не могли делать такие выводы, если не знали моего мужа, области его исследований, работы, которой он занимался. Кто рассказал вам все это про Дилана? Я не рассказывала.

– Дэн Холдейн.

– Детектив? Когда?

– Когда позвонил мне. Около полудня.

– Но я еще в час дня не знала, что обращусь в вашу фирму.

– Дэн сказал, что дал вам нашу визитную карточку и не сомневается, что вы позвоните. Он хотел, чтобы мы с самого начала знали о всех возможных осложнениях.

– Но он не говорил мне, что в этой истории могут быть замешаны агенты ФБР и, не дай бог, русские.

– Он не знает, замешаны ли они, доктор Маккэффри. Он всего лишь пришел к выводу, что эти убийства могут иметь серьезный резонанс. А вам ничего этого говорить не стал, потому что не хотел, чтобы вы волновались попусту.

– Господи!

Волна паранойи вновь начала подниматься в ее рассудке. Она чувствовала, что попала в тщательно сплетенную паутину заговоров.

– Так что лучше приглядывайте за Мелани, – посоветовал Эрл.

По улице медленно ехал «шеви»-седан. Остановился, поравнявшись с фургоном телефонной компании, проехал чуть вперед, припарковался перед ним. Из седана вышли двое мужчин.

– Наши люди, – пояснил Эрл.

– Сотрудники «Паладина»?

– Да. Я позвонил в контору после того, как понял, что из фургона следят за домом, попросил прислать кого-нибудь из парней, потому что не хотел выходить и оставлять вас одних.

Двое мужчин, которые вышли из «шеви», с двух сторон направлялись к фургону.

– Лучше приглядите за Мелани, – повторил Эрл.

– Она в порядке.

– Тогда отступите на шаг от окна.

– Почему?

– Потому что мне платят за риск, а вам – нет. И я с самого начала предупреждал, что вы должны выполнять все мои указания, не задавая вопросов.

Она отступила от окна, но только на шаг. Хотела увидеть, как будут развиваться события.

Один из сотрудников «Паладина» остался у водительской дверцы, второй обошел фургон сзади.

– Если это федеральные агенты, стрельбы не будет, – догадалась Лаура. – Даже если им нужна Мелани.

– Но, как я и говорил, возможно, в этом фургоне не феды.

– А если там… кто-то еще? – спросила она, не сумев заставить себя произнести: «Русские».

– Тогда можно ждать всякого. – И его пальцы еще крепче сжали рукоятку пистолета.

Лаура смотрела в окно, все в грязных потеках после вчерашнего дождя.

Катящееся к горизонту солнце окрасило улицу в красно-бронзовые цвета.

Прищурившись, она увидела, как открылась одна половинка задней дверцы фургона телефонной компании.

19

Дэн вышел из патологоанатомической лаборатории, но не прошел и нескольких шагов, как в голове сверкнула мысль, заставившая его остановиться. А мгновением позже он уже возвращался в лабораторию. Открыл дверь, вошел. Лютер оторвался от микроскопа.

– Вроде бы ты пошел отлить, но отсутствовал только десять секунд.

– Отлил прямо в коридоре.

– Обычное дело для детектива отдела расследования убийств.

– Послушай, Лютер, ты – либерал?

– Да, конечно, но либералы бывают разные. Есть либералы-консерваторы, либералы-анархисты, либералы-ортодоксы. Есть либералы, которые верят, что мы должны…

– Лютер, посмотри на меня, и ты увидишь живой пример существительного «скука».

– Тогда почему ты спрашиваешь?

– Я просто хотел узнать, слышал ли ты о либеральной группе, которая называется «Свобода теперь».

– Если мне не изменяет память, нет.

– Это комитет политических действий.

– Мне это ничего не говорит.

– Ты достаточно активен в либеральных кругах, не так ли? Ты бы слышал о «Свободе теперь», если бы они вели какую-то работу, проповедовали свои идеи, стремились реализовать их?

– Пожалуй.

– Эрнст Эндрю Купер.

– Один из трех убитых в Студио-Сити, – кивнул Лютер.

– Да. Раньше никогда о нем не слышал?

– Нет.

– Вроде бы большая шишка в либеральных кругах.

– Где?

– Здесь, в Лос-Анджелесе.

– Нет, конечно. Раньше никогда о нем не слышал.

– Ты уверен?

– Разумеется, уверен. Почему ты меня допрашиваешь, как детектив отдела расследования убийств?

– Я и есть детектив отдела расследования убийств.

– Ты – детектив, это точно. – Лютер заулыбался. – Все люди, с которыми ты работаешь, так говорят. Некоторые, правда, используют другие слова, но подразумевают то самое – детектив[11]11
  Игра слов, непередаваемая в русском языке. Английское слово dick, использованное в оригинале, имеет много значений, в том числе детектив и мужской половой орган.


[Закрыть].

– Лютер, по-моему, ты просто зациклился на этом слове, что с тобой такое? Тебе одиноко, может, тебе нужен новый бойфренд?

Патологоанатом рассмеялся. Смеялся он всегда очень заразительно, и улыбка у него была такая обаятельная, что собеседник не мог не улыбнуться в ответ. Дэн не раз спрашивал себя, а почему такой добродушный, жизнелюбивый, оптимистичный, энергичный, веселый человек, как Лютер Уильямс, решил отведенное работе время проводить с трупами?

* * *

Кабинет доктора Ирматруды Гелькеншеттль, заведующей кафедрой психологии ЛАКУ, занимал угловое помещение, и из многочисленных окон открывался вид на кампус. Часы показывали без четверти пять, короткий зимний день подходил к концу. Багрянец заката напоминал еще раскаленные угли костра. Тени вытягивались с каждой минутой. Студенты спешили разбежаться по общежитиям и опередить пробирающий до костей холод, который несла с собой приближающаяся ночь.

Дэн расположился в современном датском кресле, тогда как доктор Гелькеншеттль обошла стол и села на стул с высокой спинкой.

Невысокая коренастая женщина пятидесяти с небольшим лет, с коротко стриженными, обильно тронутыми сединой волосами, красавицей никогда не была, но ее доброе лицо притягивало взгляд. Носила она синие джинсы и белую мужскую рубашку с накладными карманами, эполетами и закатанными по локоть рукавами. Часы у нее тоже были мужские, простой, но надежный «Таймекс» на браслете. Она излучала компетентность, уверенность в себе, интеллигентность.

Хотя Дэн встретился с ней впервые, у него создалось ощущение, что он давно уже ее знает. Очень уж она напоминала ему тетю Кей, сестру матери, офицера американской армии. Доктор Гелькеншеттль, несомненно, выбирала одежду по критериям удобства, долговечности и стоимости. Она не осуждала тех, кто стремился идти в ногу с модой. Просто ей в голову не приходила мысль о том, что при обновлении гардероба необходимо принимать во внимание моду. Он даже знал, почему она отдавала предпочтение мужским часам. Точно так же поступала и тетя Кей, потому что у мужских часов больше циферблат, и проще рассмотреть, который час.

Поначалу ее внешность его ошарашила. Он и представить себе не мог, что вот так может выглядеть глава кафедры психологии. Но потом он заметил, что одна из полок книжного шкафа, который стоял за ее столом, заполнена более чем двадцатью томами с ее фамилией на корешке.

– Доктор Гелькеншеттль…

Она подняла руку, прерывая его.

– Эту фамилию произнести невозможно. Доктором Гелькеншеттль называют меня только студенты, коллеги, которых я презираю, и мой автомеханик, этих ребят нужно держать в узде, а не то они сдерут с тебя годовое жалованье за обычное техобслуживание, и незнакомцы. Мы – незнакомцы, или почти что незнакомцы, но мы также профессионалы, поэтому давайте обойдемся без формальностей. Зовите меня Мардж.

– Это ваше второе имя?

– К сожалению, нет. Но Ирматруда ничуть не лучше Гелькеншеттль, а мое второе имя – Хейди. Как по-вашему, Хейди мне подходит?

Он улыбнулся:

– Полагаю, что нет.

– Вы чертовски правы. Мои родители были очень милые люди, они любили меня, но вот с подбором имен дали маху.

– Меня зовут Дэн.

– Гораздо лучше. Просто. Разумно. Каждый может выговорить Дэн. Так вы хотите поговорить о Дилане Маккэффри и Вилли Хоффрице. Трудно поверить, что они мертвы.

– Если б вы увидели тела, то поверили бы сразу. Сначала расскажите мне о Дилане. Какого вы о нем были мнения?

– Я не занимала этот кабинет, когда здесь работал Дилан. Меня назначили заведующей кафедрой лишь четыре года тому назад.

– Но вы уже преподавали в университете, вели собственные исследования. Работали с ним на одной кафедре.

– Да. Я не знала его очень хорошо, но в одном сомнений у меня не было: я не хотела узнать его лучше.

– Как я понимаю, он полностью отдавался работе. Его жена, она психиатр, говорит, что он уходил в работу с головой, называла его одержимым.

– Он был чокнутым, – высказала свое мнение Мардж.

* * *

Два сотрудника «Паладина» отошли от подозрительного фургона телефонной компании и направились к парадной двери дома Лауры. Эрл Бентон впустил их в дом.

Высокого и низкого. Высокий был еще и тощим, с лицом серого цвета. У низкого по переносице и по обеим щекам рассыпались веснушки. Они не захотели присесть, отказались от кофе. Низкорослого Эрл называл Флэш[12]12
  Ф л э ш – от английского flash – вспышка, миг, бахвал и др.


[Закрыть], и Лаура так и не поняла, имя это или прозвище.

Говорил только Флэш, высокий стоял рядом с бесстрастным лицом.

– Они разозлились из-за того, что мы их вычислили.

– Если б они этого не хотели, могли действовать тоньше, – ответил Эрл.

– Так я им и сказал, – кивнул Флэш.

– Кто они?

– Они показали нам удостоверения агентов ФБР.

– Ты записал фамилии?

– Фамилии, имена и номера удостоверений.

– Удостоверения показались тебе настоящими?

– Да, – кивнул Флэш.

– А сами мужчины? Похожи на агентов ФБР?

– Да. Одеты строго. Сдержанные, говорят мягко, вежливо, пусть и злятся, но наглые и самодовольные. Ты же знаешь, какие они.

– Знаю, – согласился Эрл.

– Мы направляемся в контору, – продолжил Флэш, – проверим, есть ли в Бюро такие агенты.

– Фамилии ты найдешь, даже если в фургоне совсем другие люди, – заметил Эрл. – Ты должен заполучить фотографии настоящих агентов и посмотреть, выглядят ли они как эти парни.

– Этим мы и собирались заняться, – заверил его Флэш.

– Возвращайтесь сюда как можно быстрее, – напутствовал парочку Эрл, и они направились к двери.

– Подождите, – остановила их Лаура. Все трое посмотрели на нее.

– Что они вам сказали? По какой причине они следят за моим домом?

– Бюро не рассказывает о своих операциях, если, конечно, не хочет рассказать, – объяснил Лауре Эрл.

– А эти парни не хотели, – добавил Флэш. – Скорее они бы расцеловали нас и пригласили потанцевать, чем рассказали бы о том, что им поручено.

Высокий согласно кивнул.

– Если бы они приехали для того, чтобы защитить Мелани и меня, они бы нам сказали, не так ли? Следовательно, они хотят отнять ее у меня.

– Необязательно, – возразил Флэш. Эрл сунул пистолет в плечевую кобуру.

– Лаура, для Бюро ситуация, возможно, такая же неопределенная, как и для нас. Например, представьте себе, что ваш муж работал над важным пентагоновским проектом, когда исчез вместе с Мелани. Допустим, с тех пор ФБР разыскивало его. Теперь он появляется, мертвый, при необычных обстоятельствах. Может, последние шесть лет его финансировало совсем не наше государство, и в этом случае у ФБР может возникнуть вопрос, а где он брал деньги.

Вновь Лаура почувствовала, что пол уходит у нее из-под ног, словно реальный мир, который она всегда принимала как само собой разумеющееся, в действительности оказался иллюзией. А настоящая реальность – кошмарный мир параноика, полный невидимых врагов, изощренных заговоров.

– Так вы говорите мне, что они сидят в фургоне телефонной компании, следят за моим домом, потому что думают, как бы кто-то еще не пришел за Мелани, и хотят их перехватить? Но я все равно не понимаю, почему они не пришли ко мне и не сказали, что будут вести наблюдение.

– Вам они не доверяют, – ответил Флэш.

– Они злы на нас за то, что мы выдали их присутствие не только тем, кто тоже может наблюдать за вашим домом, – добавил Эрл, – но и вам.

– Почему? – в голосе Лауры слышалось недоумение.

Эрл замялся:

– Потому что, насколько им известно, вы могли быть замешаны в этой истории наравне с вашим мужем.

– Он украл у меня Мелани.

Эрл откашлялся, ему определенно не хотелось объяснять Лауре очевидное, но ничего другого не оставалось.

– С точки зрения Бюро вы могли позволить вашему мужу забрать вашу дочь, чтобы он мог экспериментировать с ней без вмешательства родственников или друзей.

– Это безумие! – воскликнула Лаура, потрясенная таким предположением. – Вы же видите, что он сделал с Мелани! Как я могла в этом участвовать?

– Люди способны на странные поступки.

– Я ее люблю. Она – моя маленькая девочка. У Дилана была расстроенная психика, возможно, он был сумасшедшим, он мог не видеть или не обращать внимания на то, что он мучает ее, убивает. Но у меня-то с психикой все в порядке! Я – не Дилан.

– Я знаю, – Эрл попытался успокоить ее. – Я знаю, что вы – не он.

По глазам Эрла она поняла, что он верит ей, сочувствует, но в глазах двух других сотрудников «Паладина» увидела толику сомнения и подозрительности.

Они работали на нее, но не до конца верили, что она говорит правду.

Безумие!

Она попала в водоворот, который все дальше и дальше уносил ее в кошмарный мир подозрительности, обмана и насилия, в мир, где все видимое на поверку оборачивалось чем-то совсем другим.

* * *

– Чокнутым? – удивленно повторил Дэн. – Не знал, что в лексиконе психологов есть такие слова.

Мардж усмехнулась:

– Разумеется, мы не употребляем их в студенческих аудиториях, публикуемых работах или в зале суда, если нас приглашают на какой-то процесс в качестве экспертов. Но в уединении моего кабинета, между нами, почти что незнакомцами, скажу вам, Дэн, он был чокнутым. Нет, конечно, на учете он не состоял, будьте уверены. До этого не дошло. Но и не был просто эксцентричным человеком. Вроде бы его исследования сосредотачивались на разработке и практическом применении методов коррекции поведения, которые могли быть использованы для перевоспитания преступников. Но он постоянно сбивался с курса, воодушевляясь то одним, то другим хобби. Регулярно объявлял о глубокой увлеченности, я бы выразилась точнее – одержимости, каким-то новым направлением исследований, но обычно через шесть месяцев, или около того, он терял к этому направлению всякий интерес.

– А что это были за хобби?

Она откинулась на спинку стула, сложила руки на груди.

– К примеру, он пытался подобрать дозировки наркотиков для лечения от никотиновой зависимости. Вам это представляется разумным? Снять у курильщиков зависимость от сигарет и посадить их на наркотики. Черта с два! Потом он предлагал воздействовать на подсознание людей, скажем, давать гипнотическую установку, которая позволила бы поверить в сверхъестественное и открыть разум для психических экспериментов, чтобы мы могли видеть души так же легко, как мы видим друг друга.