Текст книги "Фантомы. Ангелы-хранители"

Автор книги: Дин Рей Кунц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 63 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

 Глава 28.
ОСМОТР ГОРОДКА

Пока бригада генерала Копперфильда проводила в своих передвижных лабораториях вскрытия и анализы, Брайс Хэммонд сформировал две поисковые группы и начал обход и осмотр всех домов и зданий Сноуфилда. Первую такую группу возглавил Фрэнк Отри, и с ней – в качестве наблюдателя от службы слежения за космосом – отправился майор Айсли. Капитан Аркхэм присоединился в таком же качестве ко второй группе, которой командовал сам Брайс. Они осматривали дом за домом, квартал за кварталом, улицу за улицей, никогда не удаляясь друг от друга дальше чем на одно здание и непрерывно поддерживая связь при помощи переговорных устройств.

Дженни пошла вместе с группой Брайса. Она знала всех жителей Сноуфилда и потому лучше любого другого могла бы опознать погибших, если найдут новые трупы. В большинстве случаев она могла также назвать всех, кто жил в том или ином доме – а такая информация была необходима, чтобы составить список пропавших.

Дженни очень не хотелось, чтобы Лизе пришлось снова лицезреть эти жуткие сцены – но она не могла отказать полицейским в помощи. Не могла она и оставить сестру в гостинице. Особенно после того, что произошло с Харкером. И с Веласкезом. Однако сейчас, пока они переходили от одного дома к другому, тщательно осматривая каждую комнату, каждое помещение, девочка неплохо справлялась с эмоциями и держалась молодцом. Она доказывала старшей сестре, что способна контролировать себя, и Дженни внутренне все больше ею гордилась.

Поначалу они не находили трупов погибших людей. В самых первых жилых домах и других зданиях, которые они осмотрели, никого не было. В нескольких домах стояли столы, накрытые к воскресному ужину. В других ванны были наполнены водой, сейчас уже остывшей. Кое-где все еще работали телевизоры, перед которыми никто не сидел.

В одном из домов на кухне они обнаружили включенную электрическую плиту, на которой в трех кастрюлях что-то готовилось. Вода из кастрюль давно уже испарилась, содержимое высохло, сгорело и обуглилось, и установить, что было в этих кастрюлях изначально, теперь было уже невозможно. Сами кастрюли, сделанные из нержавеющей стали, пришли в полную негодность. Они почернели и снаружи, и внутри, обрели синевато-черный отлив, их пластмассовые ручки размягчились и частично оплавились. Весь дом провонял каким-то едким, неприятным запахом: Дженни никогда раньше не доводилось сталкиваться с подобной вонью.

Брайс выключил конфорки:

– Просто чудо, что не сгорел весь дом.

– Если бы плита была газовая, наверное, сгорел бы, – ответила Дженни.

Над плитой с кастрюлями была устроена вытяжка, тоже сделанная из нержавейки, с установленным в ней вентилятором. По-видимому, когда содержимое кастрюль высохло и загорелось, эта вытяжка оттянула пламя на себя и не дала ему распространиться на окружающие предметы, да и горело то, что оставалось в кастрюлях, скорее всего, недолго и несильно.

Когда они снова вышли на улицу, то все – за исключением облаченного в защитный костюм капитана Аркхэма – глубоко вздохнули и постояли несколько минут, с удовольствием дыша чистым горным воздухом. Всем им надо было прочистить легкие от той зловонной гадости, которой они надышались.

В следующем доме они обнаружили первый за этот день труп. Это был Джон Фарли, владелец «Горкой таверны», работавшей обычно только в период лыжного сезона. Ему было уже за сорок, он был видный мужчина, всегда заметный и выделявшийся в любом окружении: с темными волосами, в которых уже проглянула седина, с большим носом и крупным ртом, часто улыбавшийся открытой, необычайно располагающей улыбкой. Сейчас он весь посинел и вздулся, одежда на распухшем теле натянулась, а глаза вылезали из орбит.

Фарли сидел за маленьким столиком в углу просторной кухни. Перед ним стояла почти полная тарелка: макароны с сыром с фрикадельками. Стоял стакан, наполненный красным вином. Рядом с тарелкой лежал раскрытый журнал. Фарли сидел, выпрямившись на стуле. Одна рука лежала у него на колене, раскрытой ладонью вверх. Другая была на столе, и в ней был зажат ломоть хлеба. Рот у Фарли был приоткрыт, и в зубах его застрял кусочек хлеба. Фарли умер, жуя: челюстные мускулы у него так и остались напряженными.

– О Господи, – проговорил Тал, – он даже не успел ни проглотить, ни выплюнуть. Должно быть, смерть наступила мгновенно.

– И он не видел ее приближения, – добавил Брайс. – Посмотрите на его лицо. На нем нет выражения ни ужаса, ни удивления, ни шока, как у большинства других.

– Чего я не могу понять, – проговорила Дженни, глядя на напряженные челюсти погибшего, – так это того, почему после смерти совсем не наступает расслабление мускулов. Очень странно.

В церкви Божьей Матери на Горе лучи солнца пробивались через витражные окна, набранные из стекла преимущественно различных оттенков синего и зеленого тонов. Сотни зайчиков – бледно-голубых, голубовато-фиолетовых, густо-синих, небесно-голубых, изумрудно-зеленых – лежали на полированных деревянных скамьях, в проходах между ними, на стенах церкви.

Как будто под водой, подумал Горди Брогэн, входя вслед за Фрэнком Отри в столь необычно и прекрасно освещенный неф церкви.

Сразу же за нартексом поток малинового света расплескивался по белой мраморной купели, заполненной святой водой. Здесь солнце проникало через витражное изображение Христа, прямо через его кровоточащее сердце, и отбрасывало багровые лучи в воду, блестевшую в светлой мраморной чаше. Этот малиновый цвет как бы символизировал кровь Христа.

Из пяти человек, что входили в состав группы осмотра, только Горди был католиком. Он обмакнул два пальца в святую воду, перекрестился и преклонил колени.

В церкви было торжественно и тихо.

В воздухе висел приятный аромат благовоний.

Молящихся не было, на скамьях никто не сидел. Поначалу им показалось, что в церкви вообще никого нет.

Потом Горди внимательнее посмотрел в сторону алтаря и чуть не задохнулся.

Фрэнк тоже увидел то, что там было. «О Господи!» – выговорил он.

В отличие от остальной части церкви, алтарь скрывался в тени. Именно поэтому вошедшие не сразу разглядели ту ужасную и святотатственную картину, которую только теперь заметили. Свечи в алтаре догорели до конца и давно уже погасли.

По мере того как члены группы медленно подходили по центральному проходу ближе и ближе, им все виднее становилось большое, в натуральную величину распятие, возвышавшееся в центральной части над алтарем. Это был деревянный крест с закрепленной на нем гипсовой фигурой Христа, очень тщательно, во всех малейших деталях, выполненной и от руки раскрашенной. Но сейчас изображение Господа было почти полностью закрыто другой фигурой, висевшей впереди Христа. Эта фигура была уже настоящей, а не гипсовой. Это был священник в сутане, прибитый гвоздями к кресту.

Два мальчика, церковные служки, склонились перед алтарем на коленях. Они были мертвы, их тела посинели и раздулись.

Кожа священника уже потемнела, на ней были и другие признаки начавшегося разложения. Тело его очень отличалось от тел других погибших, найденных ими здесь. Оно выглядело так, как и должен выглядеть труп, пролежавший почти сутки.

Фрэнк Отри, майор Айсли и двое полицейских прошли через отделяющие алтарную часть перила-ограждения и вошли в алтарь.

Горди был не в силах последовать за ними. Он был слишком потрясен и, чтобы не упасть, должен был сесть на переднюю скамью.

Осмотрев алтарь и заглянув через дверь в ризницу, Фрэнк вызвал по переговорному устройству Брайса Хэммонда, находившегося в соседнем здании.

– Шериф, здесь в церкви трое. Нам нужна доктор Пэйдж, чтобы установить их личности. Но тут особенно мерзкая картина, так что пусть лучше Лиза останется с парой ребят у входа.

– Сейчас подойдем, – ответил шериф.

Фрэнк вышел из алтаря, прошел через ограждение и сел рядом с Горди. В одной руке он держал переговорное устройство, в другой – револьвер.

– Ты же ведь католик?

– Да.

– Тяжело тебе смотреть на все это.

– Ничего, сейчас пройдет, – ответил Горди. – Но ты не католик, тебе, конечно, легче.

– Ты знал священника?

– По-моему, его звали отец Каллагэн. Но я ходил не в эту церковь. Я хожу в церковь Святого Андрея, ту, которая в Санта-Мире.

Фрэнк положил переговорное устройство на скамью и поскреб подбородок.

– Судя по всему, что мы видели до сих пор, городок подвергся нападению вчера вечером, незадолго до того, как сюда приехали доктор и Лиза. Но вот то, что произошло здесь… Если эти трое погибли сегодня утром, во время литургии…

– Это могло быть благословение, – ответил Горди. – Во время Благословения, а не литургии.

– Благословения?

– Благословение святого причастия. Воскресная вечерняя служба.

– А-а. Ну что ж, тогда это совпадает по времени со всеми остальными. – Он оглядел пустые скамьи. – Интересно, а где же прихожане? Почему в церкви только священник и алтарные служки?

– На эту службу всегда приходит не так уж много народу, – ответил Горди. – Возможно, было всего два-три человека. Но оно их сожрало.

– Тогда почему же оно не сожрало всех?

Горди не ответил.

– Зачем ему понадобилось вытворять такие вот художества? – продолжал допытываться Фрэнк.

– Чтобы посмеяться над нами. Поиздеваться. Чтобы лишить нас надежды, – с печалью в голосе произнес Горди.

Фрэнк уставился на него, не понимая.

– Возможно, кто-нибудь из нас надеется, что Господь поможет нам выбраться отсюда живыми, – пояснил Горди. – Быть может, большинство из нас разделяют эту надежду. Я, например, молюсь почти непрерывно с тех пор, как мы сюда приехали. Может быть, и ты тоже. Оно понимает, что мы будем вести себя именно так. Оно знало, что мы обратимся к Богу за помощью. И таким вот образом оно дает нам понять, что Бог нам не поможет. Или же, по крайней мере, оно хочет, чтобы мы так думали. Потому что это для него естественно: возбуждать сомнения в Господе. Оно всегда действует именно так.

– Ты говоришь так, как будто точно знаешь, с кем мы тут сталкиваемся, – проговорил Фрэнк.

– Может быть, и знаю, – ответил Горди. Он посмотрел на распятого священника, потом опять повернулся к Фрэнку:

– А что, сам ты не знаешь? Неужели ты еще не понял, Фрэнк?

Выйдя из церкви и повернув за угол на поперечную улицу, они увидели две разбитые машины.

«Кадиллак-севилль» влетел на лужайку перед домом приходского священника, снес попавшиеся ему на дороге кусты и въехал в столб крыльца на углу дома. Столб был почти перебит пополам, крыша крыльца накренилась набок.

Тал Уитмен заглянул через боковое стекло в машину.

– Там за рулем женщина.

– Мертвая? – спросил Брайс.

– Да. Но не в результате столкновения.

Дженни, стоявшая с другой стороны машины, попыталась открыть дверцу водителя. Но она оказалась заперта. Все дверцы машины были заперты изнутри, все стекла подняты вверх до самого упора.

Однако находившаяся за рулем женщина – это была Эдна Гоуэр, Дженни ее знала, – выглядела точно так же, как и все трупы, которые они видели раньше. Потемневшая, посиневшая, распухшая. На ее искаженном лице как бы застыл вопль ужаса.

– Кто и как смог до нее там добраться и убить ее? – удивленно подумал Тал, не заметив, как произнес это вслух.

– А вспомни запертую ванную в гостинице «При свечах», – сказал Брайс.

– И забаррикадированную комнату в доме Оксли, – добавила Дженни.

– Это почти аргумент в пользу того объяснения, которое предлагает генерал: что это был нервно-паралитический газ, – проговорил капитан Аркхэм.

После чего капитан отстегнул миниатюрный счетчик Гейгера, закрепленный у него на поясе, и тщательно исследовал с его помощью всю машину. Выяснилось, однако, что находившуюся внутри машины женщину убила вовсе не радиация.

Вторую разбитую машину они обнаружили примерно в квартале от дома священника. Это был перламутрово-белый «линкс». На мостовой позади него остались черные следы от шин. «Линкс» стоял поперек улицы, под некоторым углом к тротуару, загораживая проезд. Передком он воткнулся в бок стоявшему у тротуара желтому «шевроле»-фургону. Но значительных повреждений на обеих машинах не было: «линкс» успел затормозить и к моменту удара уже почти остановился.

За рулем сидел мужчина среднего возраста с пышными густыми усами. Одет он был в джинсы и безрукавку. Дженни узнала его. Это был Марти Сусман. Последние шесть лет он был в Сноуфилде главой городской администрации. Обаятельный и прямой Марти Сусман. Сейчас он был мертв. И причина смерти тоже явно никак не была связана со столкновением.

Дверцы «линкса» были заперты изнутри, стекла подняты до упора – все так же, как и на том «кадиллаке».

– Такое впечатление, что они оба пытались от кого-то или чего-то убежать, – сказала Дженни.

– Возможно, – сказал Тал. – А может быть, ехали куда-то по делам или просто отправились прокатиться в тот момент, когда произошло нападение. Но если они действительно пытались убежать, то их остановил кто-то очень сильный, раз он смог сделать это прямо на улице, на ходу.

– В воскресенье было тепло. Тепло, но не жарко, – проговорил Брайс. – Не настолько жарко, чтобы ездить, закрыв стекла и включив кондиционер. Это был денек из тех, когда большинство людей, наоборот, предпочитает опустить стекла и наслаждаться свежим воздухом. Поэтому мне кажется, что после того, как что-то заставило их остановиться, они подняли стекла в машинах и заперлись изнутри, чтобы не дать никому забраться в машину.

– Но оно все равно забралось, – сказала Дженни.

Оно.

Нед и Сью Мэри Бишоффы были владельцами очаровательного, построенного в тюдоровском стиле дома, уютно разместившегося на двойного размера участке прямо среди огромных сосен. Жили они здесь вместе с двумя сыновьями. Восьмилетний Ли Бишофф уже умел удивительно хорошо играть на пианино – даже несмотря на то, что руки у него были еще маленькие, – и как-то раз сказал Дженни, что когда он вырастет, то станет новый Стиви Уандером, «только не слепым». Шестилетний Терри был точной внешней копией Проказника Денниса с популярных карикатур, но только чернокожим и с очень добрым характером.

Нед был преуспевающим художником. Его картины продавались по шесть-семь тысяч долларов каждая, а выпускаемые ограниченным тиражом авторские оттиски гравюр шли по четыреста-пятьсот долларов за штуку.

Нед был постоянным пациентом Дженни. Хотя ему было всего тридцать два года и он уже добился успеха в жизни, он страдал язвой, от которой его и лечила Дженни.

Теперь язва не будет его больше беспокоить. Он лежал на полу своей мастерской, прямо перед мольбертом, мертвый.

Сью Мэри была на кухне. Как Хильду Бек, экономку Дженни, и как многих других в городке, смерть настигла Сью Мэри в тот момент, когда она готовила ужин. При жизни она была красивой и милой женщиной. Теперь она выглядела иначе.

Обоих мальчиков они нашли в детской.

Для ребят это была прекрасная комната: большая, просторная, с расположенными друг над другом детскими кроватками. Многочисленные полки были забиты детскими книжками. На стенах висели картины и рисунки Неда, изображавшие причудливые фантастические сцены, так непохожие на те произведения, благодаря которым он приобрел известность: свинья в смокинге, танцующая с одетой в вечернее платье коровой; пульт управления космического корабля, около которого в креслах сидят космонавты-жабы; мрачный, но по-своему очаровательный вид школьной площадки для игр ночью: все залито светом полной луны, детей на площадке нет, и только на качелях вовсю с удовольствием раскачивается огромный, жуткого вида оборотень.

Мальчиков они нашли в углу комнаты, под горой игрушек. Младший, Терри, был позади старшего, Ли, который, видимо, предпринял безуспешную попытку защитить младшего братишку. Глаза у обоих были навыкате, и их мертвый взгляд был устремлен перед собой, как будто они все еще видели то, что так напугало их вчера, прежде чем убить. Мускулы у Ли все еще оставались напряженными, и потому руки у него замерли в том положении, в каком они были в самые последние мгновения его жизни: поднятые и скрещенные перед собой, с растопыренными пальцами, как будто он защищался или пытался укрыться от ударов.

Брайс опустился перед детьми на колени. Дрожащей рукой он дотронулся до лица Ли, будто не веря, что мальчик и вправду мертв.

Дженни тоже опустилась на колени рядом с ним.

– Да, это сыновья Бишоффов, – произнесла она, не в силах справиться с задрожавшим голосом. – Так что вся семья была дома.

По щекам Брайса бежали слезы.

Дженни попыталась вспомнить, сколько лет его собственному сыну. Семь или восемь? Он должен быть примерно того же возраста, что и Ли Бишофф. Маленький Тимми Хэммонд лежал сейчас в глубокой коме в больнице Санта-Миры, и его состояние было таким же, что и год назад. Он превратился почти в растение. Но все же даже это было лучше, чем такая вот смерть. Все что угодно лучше, чем это.

Но вот слезы Брайса высохли.

– Я их достану, – проговорил он, и в голосе его звучала ярость. – Чьих бы рук дело это ни оказалось… Я их заставлю заплатить за это.

Дженни еще никогда не приходилось сталкиваться с такими людьми. В Брайсе соединялись мужественность, немалая физическая сила, целеустремленность и воля, но ему были не чужды также и доброта, и нежность.

Ей захотелось обнять его. И чтобы он обнял ее в ответ.

Но, как всегда, она следила за собой и не любила выставлять напоказ свои чувства. Будь она такой же открытой и непосредственной, как Брайс, у нее никогда бы не произошло молчаливое отчуждение от матери. Но она не была открытым человеком, или пока еще не была, хотела бы им стать. И потому в ответ на его яростное обещание разделаться с убийцей детей Бишоффов она возразила:

– А что, если их убил не человек? Не только в людях есть зло. Оно есть и в природе. Сколь разрушительно и слепо, например, землетрясение. Или зло рака, не разбирающее, кто его жертва. Убийцей, который действовал здесь, может оказаться нечто такое, что, возможно, и поставило перед собой цели убивать. Нечто отдаленное от наших представлений. Такое, что невозможно будет привлечь к ответственности, отдать под суд. Возможно даже, что у него иная природа, нежели у человека. Что тогда?

– Кто бы или что бы это ни было, черт побери, я до него доберусь. И я с ним разделаюсь. Я его заставлю заплатить за все, что он тут натворил, – упрямо повторил Брайс.

Выйдя из католической церкви, группа Фрэнка Отри осмотрела три следующих дома, но никого в них не обнаружила. Четвертый дом, однако, не был пустым. Тут они нашли Венделла Халбертсона, учителя средней школы, который работал в Санта-Мире, но жить предпочел в горах, в доме, что когда-то принадлежал его матери. Халбертсон преподавал английский язык, и Горди учился у него всего пять лет тому назад. Труп учителя не был посиневшим и раздувшимся, как остальные: Халбертсон сам покончил с собой. В углу спальни, куда его, по-видимому, загнали, он вставил себе в рот ствол пистолета тридцать второго калибра и нажал на курок. Смерть от собственной руки явно показалась ему более предпочтительной по сравнению с тем, что оно собиралось с ним сделать.

Выйдя из дома Бишоффов, Брайс со своей группой осмотрели еще несколько домов, но ни в одном из них не нашли новых трупов. Только в пятом доме они обнаружили пожилую супружескую пару, которая, спасаясь от убийцы, заперлась в ванной комнате. Ее тело лежало в ванне, его – бесформенной грудой на полу.

– Они были моими пациентами, – сказала Дженни. – Это Ник и Мелина Папандракис.

Тал внес их имена в список погибших.

Как и супруги Орднэй в гостинице «При свечах», Ник Папандракис тоже попытался оставить надпись, которая бы указывала на убийцу. Он воспользовался йодом из аптечки, чтобы с его помощью написать что-то на стене. Но не успел закончить даже одно слово. На стене видны были только две буквы и начало третьей:

PRC

– Кто-нибудь может сообразить, что он хотел написать? – спросил Брайс.

Каждый по очереди протиснулся в ванную, переступил через труп Ника Папандракиса и долго всматривался в оранжево-коричневые буквы на стене. Но вспышка вдохновения так никого и не посетила.

Пули.

В следующем доме, что стоял рядом с домом Папандракисов, весь пол в кухне был покрыт стреляными пулями. Не целыми патронами. А десятками стреляных пуль, без гильз.

Поскольку стреляных гильз здесь не было, можно было сделать заключение, что стреляли не тут. Не было на кухне и характерного запаха сгоревшего пороха. Не было и следов от пуль ни в стенах, ни в мебели.

Просто весь пол был усеян пулями, как будто над ним прошел таинственный пулевой дождь.

Фрэнк Отри зачерпнул в ладонь целую пригоршню кусочков серого металла. Он не был специалистом по баллистике, но, как ни странно, ни одна из пуль не была серьезно деформирована или разбита на осколки, и Фрэнк без труда установил, что выпущены они из разного оружия. Большая часть пуль – многие десятки их – были того типа и калибра, что применяются для автоматов, которыми были вооружены солдаты из взвода охраны бригады генерала Копперфильда.

«Неужели же это пули из автомата сержанта Харкера, – подумал Фрэнк. – Те самые пули, которые он выпустил в своего убийцу в холодильной камере супермаркета Гилмартина?»

Фрэнк озадаченно нахмурился.

Он бросил те пули, что держал в ладони, и они застучали по полу, потом нагнулся и подобрал с пола несколько других. Здесь были пули двадцать второго калибра, тридцать второго, снова двадцать второго, тридцать восьмого. Было даже довольно много охотничьей дроби.

Он выискал единственную пулю сорок пятого калибра и принялся рассматривать ее с особым интересом. Это была пуля от того самого типа патронов, какими был заряжен и его револьвер.

Горди Брогэн присел на корточки рядом с ним.

Фрэнк не взглянул на Горди. Он продолжал внимательнейшим образом разглядывать пулю и явно ловил ускользающую, но зловещую мысль.

Горди подобрал с пола несколько пуль:

– Они же совсем не деформированы!

Фрэнк кивнул.

– Они должны были во что-то попасть, – продолжал Горди, – а значит, они должны быть деформированы. Хотя бы некоторые из них. – Он помолчал немного, потом спросил:

– Слушай, да ты где витаешь? О чем ты думаешь?

– О Поле Хендерсоне, – Фрэнк поднес под нос Горди пулю сорок пятого калибра. – Вчера вечером в полицейском участке Пол выпустил три такие пули.

– В своего убийцу.

– Ага.

– Ну так что?

– Ну так вот, у меня есть дикое предчувствие, что если мы попросим лабораторию провести баллистическую экспертизу, то выяснится, что эта пуля выпущена из револьвера Пола.

Горди моргал, не вполне понимая, куда он клонит.

– А еще мне кажется, – продолжал Фрэнк, – что если мы переберем все пули, которые валяются тут на полу, то найдем еще две точно такие же, как эта. Заметь, не еще одну. И не еще три. А именно еще две с точно такими же царапинами, как и на этой.

– Ты хочешь сказать… это те самые три пули, которые выпустил вчера вечером Пол?

– Ага.

– Но как они попали оттуда сюда?

Вместо ответа Фрэнк выпрямился и нажал кнопку переговорного устройства:

– Шериф?

Из маленького динамика тут же послышался решительный голос Брайса Хэммонда:

– В чем дело, Фрэнк?

– Мы все еще в доме Шеффилдов. По-моему, вам стоит сюда подойти. Здесь есть кое-что для вас интересное.

– Новые трупы?

– Нет, сэр. Э-э… нечто странное.

– Сейчас придем, – ответил шериф.

Выключив радио, Фрэнк сказал, обращаясь к Горди:

– Мне представляется, что… совсем недавно, где-то на протяжении последних двух часов, уже после того как сержант Харкер пропал из магазина Гилмартина, оно было здесь, в этой самой комнате. И тут оно избавилось от всех пуль, которые попали в него за вчерашний вечер и сегодняшнее утро.

– От пуль, которые в него попали?

– Да.

– Избавилось от них? Вот просто взяло и избавилось?

– Да, просто взяло и избавилось, – ответил Фрэнк.

– Но как?

– Похоже, что оно их просто как-то… выдавило из себя. Или стряхнуло эти пули, как собака стряхивает шерсть при линьке.