Текст книги "Город Ночи"

Автор книги: Дин Рей Кунц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 10

Образование, полученное Эрикой в резервуаре сотворения, не подготовило ее к встрече с человеком, который один за другим отгрызал собственные пальцы. Если бы она окончила настоящий, а не виртуальный университет, то, возможно, сразу бы сообразила, что нужно делать.

Уильям, дворецкий, был Новым мужчиной, поэтому его пальцы так легко не отгрызались. Ему приходилось приложить немало усилий, чтобы справиться с этой задачей. Но его челюсти и зубы также значительно улучшили в сравнении с человеческими. Иначе ему просто не удалось бы перегрызть ставшие куда как более твердыми кости пальцев.

Ампутировав мизинец, безымянный и средний палец левой руки, Уильям уже принялся за указательный.

Три отгрызенных пальца лежали на полу. Один согнулся, словно подзывал Эрику.

Как и ему подобные, Уильям усилием воли мог подавлять боль. Понятное дело, он так и поступил. Не вскрикивал, даже не постанывал.

Отгрызая палец, бубнил себе под нос что-то нечленораздельное. Как только покончил с указательным, выплюнул его и затараторил: «Тик-так, тик-так, тик-так, тик-так, тик-так…»

Будь он Старым мужчиной, кровь залила бы и пол и стену. А так раны уже начали затягиваться, пусть он и нанес их себе сам. Но, конечно, какая-то толика крови все-таки пролилась.

Эрика представить себе не могла, по какой причине дворецкий занялся членовредительством, чего он хотел этим добиться, но пришла в ужас при виде ущерба, который тот нанес собственности своего господина.

– Уильям, – обратилась она к дворецкому, – Уильям, что на тебя нашло?

Он не ответил, не поднял на нее глаза. Вместо этого сунул в рот большой палец и принялся за него.

Особняк был большой, Эрика не знала, есть ли поблизости кто-то из слуг, поэтому звать на помощь ей не хотелось. Не было уверенности, что ее услышат. И она понимала: Виктор рассчитывает, что его жена с достоинством выйдет из любой ситуации.

Все слуги, как и Уильям, принадлежали к Новой расе. Тем не менее в особняке, за исключением главной спальни, могли оказаться и посторонние.

Поэтому Эрика вернулась в спальню и нажатием нескольких кнопок подключила телефон к системе громкой связи. Теперь ее голос услышали бы во всех комнатах особняка.

– Говорит миссис Гелиос. Уильям отгрызает себе пальцы в холле верхнего этажа, и мне нужна помощь.

К тому времени, когда она вернулась в холл, дворецкий покончил с большим пальцем левой руки и принялся за мизинец правой.

– Уильям, это нерационально, – предупредила Эрика. – Виктор спроектировал нас по последнему слову науки, но наши пальцы уже не отрастут, если мы будем их отгрызать.

Он ее словно и не услышал, продолжил прежнее занятие. Выплюнув мизинец, по-прежнему стоя на коленях, закачался из стороны в сторону.

– Тик-так, тик-так, тик-так, тик, тик, ТИК, ТИК!

Интонации его голоса вызвали у Эрики еще одну литературную ассоциацию.

– Уильям, ты говоришь совсем как Белый Кролик, который спешит через луг с карманными часами в руке, опаздывая на чаепитие.

Она подумала о том, чтобы схватить Уильяма за руку, на которой еще осталось четыре пальца, и постараться не дать ему завершить начатое. Уильяма она не боялась, но засомневалась: а положено ли ей такое по статусу?

Полученное в резервуаре образование включало раздел этикета. Эрика знала, как вести себя за столом на обеде или на приеме у английской королевы.

Виктор считал, что у его жены должны быть безупречные манеры. Жаль только, что Уильям не был ни английской королевой, ни папой римским.

К счастью, Кристина, старшая домоправительница, находилась где-то неподалеку. И теперь торопливо поднималась по лестнице.

Домоправительница, похоже, не сильно удивилась тому, что происходило у нее на глазах. Ее лицо оставалось мрачным, но никаких эмоций на нем не отразилось.

Уже в холле она достала сотовый телефон из кармана своей униформы и в режиме быстрого набора нажала на одну кнопку.

Эффективность Кристины поразила Эрику. Если существовал номер, по которому следовало сообщать о человеке, который отгрызал пальцы, ей хотелось бы его знать.

Возможно, не вся информация, полученная методом прямой загрузки, закрепилась в ее мозгу. И это тревожило.

Уильям перестал раскачиваться на коленях и сунул в рот безымянный палец правой руки.

Появились другие слуги… трое, четверо, наконец, пятеро. По лестнице они поднимались не так быстро, как Кристина.

Лица у всех побледнели. Казалось, они только что увидели призрака.

Разумеется, быть такого не могло. Новые люди программировались атеистами, лишенными любых суеверий.

– Мистер Гелиос, – заговорила Кристина, – это Кристина. У нас тут вторая Маргарет.

Другого значения слова «Маргарет», помимо женского имени, Эрика не знала.

– Нет, нет, – продолжила Кристина после короткой паузы. – Это не миссис Гелиос. Это Уильям. Он отгрызает свои пальцы.

Эрика удивилась, что Виктор мог подумать, будто у нее может возникнуть желание отгрызть себе пальцы. Она не давала ему ни малейшего повода предположить, что такое возможно.

Выплюнув безымянный палец правой руки, дворецкий опять принялся раскачиваться, бормоча: «Тик-так, тик-так…»

Кристина поднесла мобильник чуть ли не ко рту Уильяма.

Все пятеро слуг уже поднялись по лестнице. И теперь стояли, сбившись в кучку, не отрывая глаз от дворецкого.

Кристина вновь поднесла мобильник к уху.

– Он собирается взяться за восьмой палец, мистер Гелиос. – Послушала. – Да, сэр.

Когда Уильям перестал бормотать и сунул в рот средний палец правой руки, Кристина схватила его за волосы, причем не для того, чтобы остановить членовредительство, а чтобы удержать голову на одном месте и поднести мобильник к его уху.

Уильям застыл, вроде бы слушая Виктора. Перестал грызть палец. Когда Кристина отпустила его волосы, вытащил палец изо рта и в недоумении уставился на него.

Содрогнулся всем телом. Потом второй раз. И повалился на бок. Застыл на полу с открытыми глазами. Открылся и рот, красный, как рана.

– Он мертв, мистер Гелиос, – доложила по мобильнику Кристина. – Да, сэр… Я это сделаю, сэр.

Она разорвала связь и посмотрела на Эрику. Все остальные тоже смотрели на Эрику. Бледные как полотно. Да, словно увидели призрака. Ее тоже охватил страх.

– Добро пожаловать в наш мир, миссис Гелиос, – от лица всех поприветствовал ее Эдуард, их швейцар.

Глава 11

Размышляют обычно, сидя на месте, хотя в некоторых случаях, когда необходимо принять важное решение, лучше всего думается во время долгих прогулок.

Девкалион предпочитал не появляться на людях при свете дня. Даже в Новом Орлеане, где хватало необычных людей, он привлек бы к себе слишком много внимания. С его способностями он мог одним шагом перенестись с яркого солнца гораздо западнее, туда, где оно еще не поднялось над восточным горизонтом, чтобы погулять в темноте в других землях.

Виктор, однако, находился в Новом Орлеане, и атмосфера надвигающегося катаклизма обостряла чувства Девкалиона.

Вот он и шагал по залитым солнцем кладбищам города. Длинные травяные авеню позволяли ему увидеть группы туристов и других посетителей кладбища до того, как эти люди успевали приблизиться.

Высокие, под десять футов, гробницы теснились в кварталах миниатюрного города совсем как дома. Он без труда мог зайти за одну из них и избежать встречи.

Здесь мертвых хоронили над землей, потому что подземные воды подходили чуть ли не к самой поверхности и в сезон дождей просто выдавливали гробы из могил. Некоторые гробницы не представляли собой ничего особенного, другие приковывали взгляд, как особняки в Садовом районе.

С учетом того, что Девкалиона создали из трупов и оживили с помощью загадочной техники (а может, и сверхъестественных сил), не приходилось удивляться, что он чувствовал себя как дома именно на этих авеню мертвых, а не на городских улицах, среди живых.

На кладбище номер три большинство гробниц построили из белого камня, и они яростно сверкали на солнце, словно многие поколения душ, покинув обратившиеся в прах тела, вселились в камень.

Похороненным здесь мертвым очень повезло в сравнении с живыми мертвяками, которых назвали Новой расой. Эти бездушные рабы встретили бы смерть с распростертыми объятиями: в их программу внесли запрет на самоубийство.

Они, само собой, не могли не завидовать реальным людям, которые обладали свободой воли, а негодование их, конечно же, перерастало в гнев. Поскольку они не могли уничтожить себя, то рано или поздно им не оставалось ничего другого, как дать выход этому гневу и начать уничтожать тех, кому они завидовали.

Если империя Виктора балансировала на грани коллапса, а интуиция предупреждала Девкалиона, что так оно и есть, тогда прежде всего следовало найти то место, где производили Новых людей.

Каждый Новый человек наверняка мог сказать, где оно находится, потому что, с большой долей вероятности, появился на свет именно там. Но Девкалион не мог знать наверняка, удастся ли ему выведать у них этот секрет.

Сначала, однако, предстояло идентифицировать представителей Новой расы, а уж потом обратиться к ним, оценить глубину их отчаяния и определить, столь ли оно велико, что они готовы все крушить, не задумываясь о последствиях.

Даже в самых забитых рабах тлеет желание (пусть не способность) к мятежу. И потому некоторые из рабов Виктора, хотя все они были врагами человечества, могли в своей безнадежности найти волю и мужество предать в мелочах своего создателя.

Весь обслуживающий персонал в особняке Виктора, конечно же, принадлежит к Новой расе. Но обращаться к любому из них было слишком рискованно.

Его создания могли работать и в «Биовижн», но там наверняка хватало и обычных людей. Виктор никогда не стал бы смешивать секретные работы и публичные исследования. Так что поиск Новых людей в «Биовижн» потребовал бы слишком много времени, Опять же, возрастала вероятность того, что Виктор узнает о его, Девкалиона, появлении до того, как он сам найдет первого Нового человека.

Возможно, Новые люди узнавали друг друга с первого взгляда. Девкалион, однако, не мог отличить их от настоящих людей. Ему требовалось понаблюдать за ними, побыть в их компании.

Многие политики и чиновники, несомненно, тоже были созданиями Виктора, как оригиналами, так и клонами, заменившими реальных людей. Их известность и меры, принимаемые для обеспечения их безопасности, затрудняли непосредственный контакт с каждым из них.

Половина, а то и больше сотрудников городских правоохранительных органов, скорее всего, были Новыми людьми. С ними Девкалион связываться не хотел: незачем привлекать к себе внимание полиции.

Когда Девкалион покидал кладбище номер три, чтобы перейти на кладбище Метайри, где находились самые роскошные мавзолеи Нового Орлеана, солнце достигло зенита, сократив тени до предела.

Виктор мог внедрить своих людей и в прокуратуру, и в коллегию адвокатов, в академические круги, в систему здравоохранения… и наверняка в религиозную среду.

Во время личного кризиса люди обращались к своим священникам, пасторам, раввинам. Виктор наверняка осознавал, сколь ценную информацию можно узнать на исповеди или в доверительном разговоре с духовным наставником.

А кроме того, Виктор наверняка находил смешным тот факт, что бездушное создание читало проповеди или служило мессу.

При всей своей грозной наружности Девкалион мог ожидать, что служители Божьи внимательно выслушают его, к какой бы расе, Новой или Старой, они ни принадлежали. Они привыкли утешать изгоев общества и встречали их с меньшей подозрительностью, чем кто-либо другой.

Поскольку большинство населения Нового Орлеана составляли католики, Девкалион решил начать с этой веры. Церквей в городе хватало, и он не сомневался, что в одной из них найдет священника, который, назвав место своего «зачатия», предаст Виктора, как ежедневно предавал Бога и насмехался над Ним.

Глава 12

В операционном зале службы безопасности «Рук милосердия» одну из стен занимали мониторы высокого разрешения, которые давали такую четкую «картинку» коридоров и комнат огромного здания, что она казалась трехмерной.

Виктор не считал, что его люди имеют право на уединение. Да и на жизнь.

У них вообще не было никаких прав. У них было предназначение – внести свой вклад в реализацию его видения Нового мира, у них были обязанности и те привилегии, которые он им даровал. Но не права.

Уэрнер, руководитель службы безопасности «Рук милосердия», более всего напоминал гору мышц. Могло показаться, что бетонный пол проседает под его весом. Однако он никогда не поднимал тяжести, не накачивал мышцы. Идеальный обмен веществ поддерживал его физическую форму в должной кондиции независимо от того, что он ел.

Ёсли у него и была проблема, то с насморком, но над этим уже работали.

Не так чтобы постоянно, но достаточно часто у него из носа вдруг начинало течь, как из ручья. И за какой-то час Уэрнер мог израсходовать три коробки бумажных салфеток.

Виктор мог бы уничтожить Уэрнера, отправить его останки на свалку и заменить на посту начальника службы безопасности Уэрнером Вторым. Но эти приступы насморка ставили его в тупик и интриговали. Вот он и продолжал работать с Уэрнером, изучать эти приступы и искать эффективный способ лечения.

Стоя в операционном зале рядом с Уэрнером, у которого на тот момент ничего не текло из носа, Виктор смотрел на мониторы, демонстрирующие видеозаписи, открывающие, каким маршрутом Рэндол Шестой покинул здание.

Абсолютная власть требует абсолютной приспособляемости к ситуации.

Каждую ошибку следует рассматривать как возможность чему-то научиться. И если Виктору бросали вызов, у него всегда находился адекватный ответ, позволяющий не отступить, а еще на шаг продвинуться к цели.

В некоторые из дней таких вызовов бывало больше. Похоже, такой день как раз и начался.

Тело детектива Джонатана Харкера ждало в секционном зале, еще не препарированное. А в «Руки милосердия» уже везли тело Уильяма, дворецкого.

Виктора это не тревожило. Возбуждало.

Так возбуждало, что он ощущал пульсацию крови в артериях на шее, в артериях на висках, чувствовал, как скрипят зубы от предвкушения встречи с новыми трудностями, борьбы с ними, поиска и нахождения оптимального решения проблемы.

Рэндол Шестой, вышедший из резервуара сотворения законченным аутистом и агорафобом, тем не менее смог покинуть свою комнату. Коридорами добрался до лифтов.

– Что он делает? – спросил Виктор.

Вопрос он задал, глядя на монитор, где Рэндол шел по коридору. Шел как-то странно, по-особенному. Иногда делал несколько шагов в сторону, внимательно изучал пол, прежде чем двинуться дальше, после чего опять смещался в сторону.

Такое ощущение, что он учится какому-то танцевальному шагу, – заметил Уэрнер.

– Какому танцевальному шагу?

– Я не знаю, какому именно танцевальному шагу, сэр. Основу моего образования составляли методы обеспечения безопасности и боевые искусства. Танцам меня не обучали.

– С чего Рэндолу захотелось танцевать?

– У людей возникают такие желания.

– Он – не люди.

– Совершенно верно, сэр.

– Я не закладывал в него желание танцевать. Он не танцует. Возникает ощущение, что он старается на что-то не наступить.

– Да, сэр. На зазоры.

– Какие зазоры?

– Зазоры между плитками на полу.

Когда беглец приблизился к одной из камер, стало ясно, что Уэрнер прав. При каждом шаге Рэндол ставил ногу точно на виниловую плитку площадью в двенадцать квадратных дюймов.

– Это навязчивость, – заметил Виктор. – В этом он ведет себя, как ему и положено.

Рэндол переместился от одной камеры наблюдения к другой. Вошел в кабину лифта. Спустился в подвал.

– Никто не попытался остановить его, Уэрнер?

– Нет, сэр. Нам приказано не допустить несанкционированное вторжение. Мы не получали указаний заниматься теми, кто хочет уйти, не имея на то права. Никто из сотрудников, никто из вновь созданных не пытался уйти без вашего разрешения.

– Рэндол ушел.

Уэрнер нахмурился.

– Ослушаться вас невозможно, сэр.

В подвале Рэндол по-прежнему избегал зазоров между плитками и добрался до архива. Спрятался между железными шкафами.

Большая часть Новых людей, созданных в «Руках милосердия», со временем переселялась в город, растворяясь среди населения. Некоторые, как Рэндол, создавались специально под какие-то эксперименты и уничтожались после их завершения. Виктор не собирался выпускать Рэндола из этих стен.

Уэрнер прокручивал видеопленку в ускоренном режиме, пока на экране не появился Виктор, вошедший в помещение архива из тоннеля, который связывал подвал «Рук милосердия» и гараж соседнего административного здания.

– Он – предатель, – Виктор помрачнел. – Он спрятался от меня.

– Ослушаться вас невозможно, сэр.

– Он, несомненно, знал, что покидать «Руки милосердия» ему запрещено.

– Но ослушаться вас невозможно, сэр.

– Заткнись, Уэрнер.

– Да, сэр.

После того как Виктор покинул архив, Рэндол Шестой появился из своего убежища и подошел к двери. Набрал шифр замка и двинулся по тоннелю.

– Как он узнал шифр? – удивился Виктор.

По-прежнему идя не по прямой, а прямоугольным зигзагом, Рэндол миновал тоннель, вновь набрал шифр на настенном пульте.

– Как он узнал?

– Позволите говорить, сэр?

– Валяй.

– Спрятавшись в архиве, он слышал тоновый сигнал каждой цифры, который возникал при нажатии на кнопки настенного пульта.

– Слышал через дверь?

– Да, сэр.

– У каждой цифры свой сигнал.

– Наверное, он заранее выучил, у какой цифры какой сигнал.

На мониторе Рэндол уже пересекал пустую комнатку в другом здании. После короткой паузы прошел в подземный гараж.

Последняя камера засекла Рэндола, поднимающегося по пандусу, который вел из гаража на улицу. На лице его отражалась тревога, но каким-то образом он сумел преодолеть агорафобию и решился выйти в пугающий мир.

– Мистер Гелиос, сэр, я предполагаю изменить имеющиеся инструкции и модифицировать электронные системы наблюдения, чтобы предотвращать несанкционированный выход с вверенного мне объекта, точно так же, как и несанкционированный вход.

– Сделай это, – кивнул Виктор.

– Да, сэр.

– Мы должны его найти, – говорил это Виктор, скорее себе, чем Уэрнеру. – Он ушел с каким-то намерением. У него была цель. Он мог преодолеть свой аутизм, только если отчаянно к чему-то стремился.

– Могу я предложить, сэр, тщательный обыск его комнаты, какой применяет полиция на месте преступления? Возможно, мы сможем определить, что это была за цель.

– Вот и определи, – в голосе Виктора слышалась угроза.

– Да, сэр.

Виктор направился к двери, остановился, посмотрел на Уэрнера.

– Как твой насморк?

Шеф службы безопасности, можно сказать, улыбнулся.

– Гораздо лучше, сэр. В последние несколько дней никакого насморка.

Глава 13

Карсон О’Коннор живет в простом белом двухэтажном домике, с трех сторон окруженном верандой.

Дом стоит в тени дубов, стволы которых позеленели от мха. В жарком воздухе поют цикады.

Из-за обильной ежегодной нормы осадков и высокой влажности сам дом и веранда подняты на три фута над уровнем земли, стоят на бетонных сваях, так что под дом можно без труда заползти.

Зелень, посаженная по периметру веранды, скрывает зазор между домом и землей. Обычно там никто не живет.

Но это необычные дни. Теперь паукам приходится делить свое жилище с Рэндолом Шестым.

Пересекая город в грозу, под раздирающими небо молниями, Рэндол увидел, услышал, унюхал, почувствовал слишком уж много нового. Никогда не испытывал такого ужаса.

Едва не вырвал себе глаза, едва не пронзил чем-нибудь острым барабанные перепонки, чтобы ничего не видеть, ничего не слышать, ограничить информационный поток, поступающий от органов чувств. К счастью, ему удалось устоять перед этими позывами.

Хотя выглядит он на восемнадцать лет, живет он всего четыре месяца. И практически все это время провел в одной комнате, точнее, в одном углу этой комнаты.

Он не любит шума и суеты. Не любит, когда его трогают, когда с ним говорят. Он терпеть не может перемен.

Однако он здесь. Переступил через себя и шагнул навстречу неизвестному будущему. Он гордится своим достижением.

Под домом ему хорошо. Это его монастырь, его убежище.

Запахов мало: сырой земли снизу, влажного дерева сверху, бетонных свай. Иногда долетает аромат жасмина, но ночью он куда сильнее, чем днем.

Солнечный свет с трудом проникает сквозь зелень, которая растет по периметру веранды. Под домом царит густая тень, но он – Новый человек, зрение у него куда более острое, чем у обычных людей, поэтому видит он предостаточно.

С улицы иной раз доносится шум проезжающего автомобиля. Сверху, из дома, – звук шагов, треск половиц, приглушенная музыка. Наверное, работает радиоприемник.

Его соседи, пауки, не источают запах, который он может уловить, не шумят, занимаются своими делами, не докучая ему.

Он мог бы просидеть здесь долгое время, если бы не секрет счастья, который ожидает его наверху, в доме, и он должен им завладеть.

В газете он однажды увидел фотографию детектива О’Коннор и ее брата, Арни. Арни – аутист, как и Рэндол Шестой.

Аутистом Арни сделала природа. Рэндол получил свой психический дефект от Виктора. Тем не менее он и Арни – братья в страдании.

На фотоснимке в газете двенадцатилетний Арни вместе с сестрой пришел на какое-то благотворительное мероприятие по сбору средств на исследование аутизма. Арни улыбался. Он выглядел счастливым.

За четыре месяца, проведенных в «Руках милосердия», Рэндол ни разу не испытывал счастья. Озабоченность не покидает его ни на минуту, иногда усиливается, иногда ослабевает, но не отпускает. Он глубоко несчастен.

Он даже представить себе не мог, что счастье возможно… пока не увидел улыбку Арни. Арни известно что-то такое, чего не знает Рэндол. Арни – аутист, у которого есть причина улыбаться. Может быть, много причин.

Они – братья. Братья в страдании. Арни поделится своим секретом с братом Рэндолом.

А если Арни откажется делиться, Рэндол вырвет из него секрет. Так или иначе. Убьет его ради этого секрета.

Если бы мир вокруг дома не был таким ослепительным, многообразным и шумным, Рэндол Шестой выскользнул бы из-под дома. Вошел бы в дверь или окно и получил бы то, что ему требовалось.

После путешествия из «Рук милосердия» до дома детектива О’Коннор в грозу он не может заставить себя подвергнуться еще одному информационному удару. Он должен попасть в дом из той уютной темноты и тишины, в которой находится.

Несомненно, пауки это делают, и часто. Он станет пауком. Он прокрадется в дом. Он найдет путь.