Текст книги "Скорость"

Автор книги: Дин Рей Кунц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 28

Открыв парадную дверь, Билли увидел помощника шерифа, который стоял в трех шагах от порога и чуть сбоку. Правая рука копа лежала на рукоятке пистолета. Кобура висела на бедре, и рука просто лежала на рукоятке, вроде бы и не собираясь вытаскивать пистолет из кобуры. Может же человек стоять, положив руку на бедро.

Билли надеялся, что коп попадется из знакомых. Ошибся.

На нагрудной бляхе прочитал: «Сержант В. Наполитино».

В сорок шесть лет Лэнни Олсен оставался с тем же званием, какое ему присвоили при поступлении на службу в куда более юном возрасте.

А вот В. Наполитино в двадцать с небольшим повысили до сержанта. Умный и решительный взгляд его ясных глаз говорил о том, что к двадцати пяти годам он станет лейтенантом, к тридцати – капитаном, к тридцати пяти – коммандером и еще до сорока займет кресло начальника полиции.

Билли предпочел бы иметь дело с толстым, безалаберным, замотанным службой, циничным полицейским. Может, это был один из тех дней, когда следовало держаться подальше от рулетки: при каждой ставке на черное выигрыш выпадал на красное число.

– Мистер Уайлс?

– Да. Это я.

– Уильям Уайлс?

– Билли, да.

Сержант Наполитино делил свое внимание между Билли и гостиной у него за спиной.

Лицо сержанта оставалось бесстрастным. И глаза не выражали ни предчувствия дурного, ни беспокойства, только настороженность.

– Мистер Уайлс, вас не затруднит пройти к моему автомобилю?

Патрульная машина стояла на подъездной дорожке.

– Вы хотите, чтобы я сел в кабину?

– В этом нет необходимости, сэр. Я прошу вас подойти к машине на минуту или две, ничего больше.

– Конечно, – кивнул Билли. – Почему нет?

Вторая патрульная машина свернула с шоссе на подъездную дорожку, остановилась в десяти футах от первой.

Когда Билли протянул руку, чтобы закрыть парадную дверь, сержант Наполитино его остановил:

– Почему бы не оставить дверь открытой, сэр.

В голосе сержанта не слышалось вопросительных интонаций. Билли оставил дверь открытой.

Наполитино определенно хотел, чтобы к патрульной машине Билли шел первым.

Билли переступил через плоскую бутылку, лужицу разлитого виски.

Хотя разлилось виски минут пятнадцать тому назад, половина уже испарилась. Так что крыльцо благоухало «Сигрэмом».

Билли спустился с лестницы на лужайку. Не стал изображать нетвердую походку. Ему не хватило бы актерского мастерства сыграть пьяного, и любая такая попытка могла вызвать сомнения в его искренности.

Он решил положиться только на запах спиртного изо рта, предполагая, что этого вполне хватит для подтверждения истории, которую он собирался рассказать.

Копа, который выбрался из второй патрульной машины, Билли узнал. Сэм Собецки. Тоже сержант, но лет на пять старше Наполитино.

Собецки время от времени бывал в таверне, обычно с женщиной. Приходил главным образом, чтобы поесть, а не выпить, ограничивался максимум двумя стаканами пива.

Друзьями с Билли они не были. Но один знакомый все же лучше, чем иметь дело с двумя незнакомцами.

Уже на лужайке Билли оглянулся, чтобы посмотреть на дом.

Наполитино все еще оставался на крыльце. А потом подошел к лестнице и начал спускаться так, чтобы не повернуться спиной к открытой двери и окнам.

Подойдя к Билли, повел его вокруг патрульной машины, чтобы последняя оказалась между ними и домом.

Тут к ним присоединился и сержант Собецки.

– Привет, Билли.

– Сержант Собецки. Добрый день.

Бармена все зовут по имени. В некоторых случаях ты знаешь, что от тебя ждут того же. На этот раз случай был другим.

– Вчера у вас был день «чили», а я забыл, – добавил сержант Собецки.

– Бен готовит лучший «чили», – ответил Билли.

– Бен – бог «чили», – согласился с ним сержант Собецки.

Автомобиль притягивал солнце, нагревая окружающий воздух, а прикосновение к крыше, несомненно, привело бы к ожогу.

Поскольку Наполитино прибыл первым, он и взял инициативу на себя:

– Мистер Уайлс, вы в порядке?

– Конечно. В полном. Все дело в моей ошибке, так?

– Вы позвонили по номеру 911, – напомнил Наполитино.

– Я хотел позвонить по номеру 411. Объяснил все Розалин Чен.

– Не объяснили, пока она не перезвонила вам.

– Я положил трубку, подумав, что соединения еще не было.

– Мистер Уайлс, вам кто-то угрожал?

– Угрожал? Да нет же. Вы спрашиваете, не приставлял ли кто дуло пистолета к моему виску, когда я разговаривал с Розалин? Ну, что вы. Откуда такие мысли? Вы уж извините, я знаю, что такое случается, но не со мной.

Билли предостерег себя: ответы должны быть короткими. Длинные могут принять за нервное лопотание.

– Вы сказались больным и не пошли на работу? – спросил Наполитино.

– Да, – Билли скорчил гримасу, но не так уж драматично, поднес руку к животу. – Схватило желудок.

Он надеялся, что они унюхают, чем от него пахнет. Сам-то он улавливал запах виски. Если этот запах не укроется и от них, они могли бы подумать, что боль в животе – слабая попытка скрыть тот факт, что накануне он сильно набрался и еще не пришел в себя.

– Мистер Уайлс, здесь еще кто-нибудь живет?

– Никто. Только я. Живу один.

– Сейчас в доме кто-нибудь есть?

– Нет. Никого.

– Ни подруги или родственника?

– Никого. Нет даже собаки. Иногда я думаю о том, чтобы завести собаку, но на этом все и заканчивается.

Взгляд темных глаз Наполитино ничем не отличался от скальпеля.

– Сэр, если в доме какой-нибудь плохой человек…

– Нет там плохого человека, – заверил его Билли.

– Если кого-то из ваших близких держат сейчас на мушке, лучший для вас вариант – сказать мне об этом.

– Разумеется. Я это знаю. Кто не знает?

Билли мутило от жара, идущего от накаленного солнцем автомобиля. Он буквально чувствовал, как его лицо превращается в сплошной ожог. Но обоим сержантам горячий воздух не доставлял никаких неудобств.

– В состоянии стресса запуганные люди принимают неправильные решения, Билли, – поддержал коллегу Собецки.

– Господи Иисусе, я действительно показал себя полным идиотом, положив трубку после того, как набрал 911, о чем и сказал Розалин.

– Что вы ей сказали? – спросил Наполитино.

Билли не сомневался, что в общих чертах они прекрасно знали, что он ей сказал. Сам он мог повторить разговор с Розалин слово в слово, но надеялся убедить копов, что слишком много выпил, чтобы точно помнить, каким образом попал в столь нелепое положение.

– Что бы я ей ни сказал, должно быть, это была глупость, раз уж она решила, что кто-то на меня давит. Принуждение. Это же надо. По-дурацки все вышло.

Он покачал головой, удивляясь собственной глупости, сухо рассмеялся, вновь покачал головой.

Сержанты молча наблюдали за ним.

– В доме никого нет, кроме меня. Никто сюда давно уже не приходил. Никого здесь нет, кроме меня. Я предпочитаю держаться особняком, такой уж я человек.

Он решил, что достаточно. И так слишком близко подошел к нервному лопотанию.

Если они знали о Барбаре, то знали о его образе жизни. Если не знали, Розалин наверняка ввела их в курс дела.

Он рискнул сказать им, что сюда давно уже никто не приходил. Правда это была или нет, он чувствовал, что должен указать: по образу жизни он – затворник.

Если кто-нибудь в соседских домах, расположенных ниже по склону, видел, как Ральф Коттл шел по подъездной дорожке или сидел на крыльце, а сержанты решили бы опросить соседей. Билли поймали бы на лжи.

– Что случилось с вашим лбом? – спросил Наполитино.

До этого момента Билли и думать забыл о ранках от рыболовных крючков, но стоило сержанту задать вопрос, как во лбу запульсировала тупая боль.

Глава 29

– Разве это не повязка? – настаивал сержант Неполитино.

Хотя густые волосы Билли и падали на лоб, они не могли полностью скрыть марлевую салфетку и липкую ленту.

– Несчастный случай с циркулярной пилой, – ответил Билли, приятно удивившись, с какой легкостью нашелся с ответом.

– Похоже, что-то серьезное, – вставил сержант Собецки.

– Нет. Пустяки. В гараже у меня столярная мастерская. В доме все работы по дереву я делаю сам. Вчера вечером я там что-то мастерил, мне потребовалось распилить доску, а в ней попался сучок. Пила сучок размолотила, и несколько щепочек отскочили мне в лоб.

– Так можно потерять глаз, – обеспокоился Собецки.

– Я был в защитных очках. В столярной мастерской я всегда работаю в защитных очках.

– Вы съездили к врачу? – спросил Наполитино.

– Нет. Не было никакой необходимости. Занозы я вытащил пинцетом. Черт, повязка мне потребовалась только потому, что я причинил себе больше вреда, вытаскивая занозы пинцетом. Иной раз только загонял их глубже.

– Так можно занести инфекцию.

– Я промыл ранки спиртом, потом перекисью водорода, намазал «Неоспорином». Все будет нормально. Такое, знаете ли, случается.

Билли видел, что его объяснения их устроили. По его тону не чувствовалось, что кто-то каким-то образом вынуждает его так говорить, не чувствовалось, что он решает какую-то проблему жизни и смерти.

Солнце напоминало топку, жар, идущий от автомобиля, буквально поджаривал его, но он держался спокойно и уверенно. И когда допрос стал более агрессивным, не сразу уловил перемену.

– Мистер Уайлс, – спросил Наполитино, – а зачем вы звонили в справочную?

– Я – что?

– После того как вы ошибочно набрали 911 и положили трубку, вы позвонили в справочную, как и собирались?

– Нет, я с минуту сидел и думал, что же я наделал.

– Вы целую минуту сидели и думали о том, что случайно набрали номер 911?

– Ну, может, не целую минуту. Не знаю, сколько я сидел. Главное, не хотел вновь допустить ту же ошибку. Неважно себя чувствовал. Я же говорил, прихватило живот. А потом позвонила Розалин.

– Она перезвонила вам до того, как вы набрали 411?

– Совершенно верно.

– И после разговора с оператором, принимающим звонки по номеру 911…

– Розалин.

– Да. После разговора с ней вы позвонили по номеру 411?

Звонки по номеру 411 были платные. Телефонная компания потом присьшала отдельный счет. Если бы он позвонил по этому номеру, в телефонной компании осталась бы соответствующая информация.

– Нет, – ответил Билли. – Я почувствовал себя таким идиотом. И понял, что нужно выпить.

Фраза о выпивке легко и непринужденно слетела с языка, словно он и не пытался убедить их в том, что принял на грудь лишнее. Даже для него собственные слова прозвучали убедительно.

– И какой телефонный номер вы хотели узнать в справочной? – спросил Наполитино.

Вот тут Билли осознал, что вопросы копов более не связаны с его благополучием и безопасностью.

В голосе Наполитино явственно чувствовалась неприязнь.

Билли спросил себя, стоит ли ему открыто признать, что изменение настроя копов для него не тайна, и спросить, чем это вызвано. Ему не хотелось, чтобы копы видели в нем виновного.

– Стива. Мне требовался телефонный номер Стива Зиллиса.

– Он…

– Он – бармен в таверне.

– Подменяет вас, когда вы болеете? – спросил Наполитино.

– Нет. Он работает во вторую смену. А в чем дело?

– Зачем вы хотели позвонить ему?

– Хотел предупредить, что я сегодня не вышел на работу, так что ему первым делом придется наводить за стойкой порядок, потому что Джекки сегодня работает один.

– Джекки? – переспросил Наполитино.

– Джекки О'Хара. Хозяин таверны. Он меня подменяет. С аккуратностью у него не очень. Все проливает, бутылки не ставит на место, так что бармену второй смены нужно как минимум пятнадцать минут, чтобы подготовиться к нормальной работе.

Всякий раз, когда Билли давал обстоятельный ответ, он чувствовал, как в голос проникает дрожь. И не думал, что это игра воображения. Не сомневался, что сержанты тоже слышали эту дрожь.

Может, у всех так звучал голос после продолжительного общения с копами. Может, ничего удивительного в этом и не было. Обычное дело.

А вот активная жестикуляция не была обычным делом, особенно для Билли. По ходу своих обстоятельных ответов он очень уж размахивал руками, не мог взять их под контроль.

В итоге, как бы невзначай, он сунул руки в карманы брюк. В каждом кармане обнаружил по три патрона калибра 0,38 дюйма.

– Так вы хотели предупредить Стива Зиллиса о том, чтобы он готовился наводить порядок за стойкой, – уточнил Наполитино.

– Совершенно верно.

– Вы не знаете телефонного номера мистера Зиллиса.

– Мне нет необходимости часто ему звонить.

Невинные вопросы и ответы закончились. Они еще не вышли на стадию допроса, но достаточно быстро к ней приближались.

Билли не понимал, чем это вызвано, разве что его ответы и поведение чем-то показались копам подозрительными.

– Разве телефона мистера Зиллиса нет в справочнике?

– Полагаю, что есть, но иногда проще набрать 411.

– Если только при этом четверка не становится девяткой, – заметил Наполитино.

Билли решил, что лучше промолчать, чем вновь называть себя идиотом, как он делал ранее.

Если бы их подозрительность возросла и они решили обыскать его, то нашли бы патроны, даже похлопав по карманам.

И ему оставалось только гадать, сможет ли он придумать убедительную ложь, объясняющую, с какой стати у него в карманах патроны. Пока в голову ничего путного не приходило.

Но он не мог поверить, что до этого дойдет. Сержанты приехали сюда, опасаясь, что ему может грозить опасность. Если следовало лишь убедить их, что у него все хорошо, они, конечно, уже уехали бы.

Что-то из сказанного им (или не сказанного) заставило их засомневаться в его искренности. Так что теперь ему нужно найти правильные слова, магические слова, и сержанты уедут.

Здесь и теперь он вновь столкнулся с ограниченностью словарного запаса.

И хотя реальность изменения отношения Наполитино вроде бы сомнений не вызывала, какая-то часть Билли утверждала, что все это выдумки, плод разыгравшегося воображения. В стремлении скрыть собственную озабоченность он утратил адекватность восприятия, где-то стал параноиком.

Он дал себе совет не суетиться. Не дергаться.

– Мистер Уайлс, вы абсолютно уверены, что именно вы набирали номер 911?

Хотя Билли хорошо расслышал вопрос, его смысл тем не менее остался ему непонятен. Он не мог взять в толк, что стоит за этим вопросом, и, учитывая все то, что он им рассказал, Билли не знал, какого ждут от него ответа.

– Возможно ли, что кто-то другой, находящийся в вашем доме, набрал номер 911? – гнул свое Наполитино.

На мгновение Билли подумал, что они знали о выродке, но потом понял. Все понял.

Вопрос сержанта Наполитино укладывался в стандартную полицейскую логику. Он хотел узнать у Билли следующее: «Мистер Уайлс, вы угрозами держите в доме женщину, а когда ей удалось освободиться на несколько мгновений и она успела набрать 911, вы вырвали трубку у нее из руки и бросили на рычаг в надежде, что соединения не было?»

Однако, чтобы задать столь прямой вопрос, Наполитино сначала пришлось бы сообщить Билли о его конституционном праве молчать и отвечать на дальнейшие вопросы в присутствии адвоката.

Билли Уайлс стал подозреваемым.

Уже стоял на краю пропасти.

Никогда раньше Билли не приходилось столь лихорадочно перебирать варианты, рассматривая все «за» и «против», отдавая себе отчет в том, что каждая секунда промедления с ответом усугубляет его вину.

К счастью, ему не пришлось имитировать изумление. Челюсть отвисла сама по себе.

Не доверяя своей способности убедительно изобразить злость или даже негодование, Билли вместо этого сыграл искреннее удивление: Господи, вы же не думаете?… Вы думаете, что я… Святой Боже. Да я последний из тех, кого можно принять за Ганнибала Лектера.

Наполитино ничего не сказал.

Как и Собецки.

Но они оба пристально смотрели на него.

– Разумеется, вы должны рассматривать такую возможность, – пожал плечами Билли. – Я понимаю. Да. Все правильно. Пройдите в дом, если хотите. Посмотрите сами.

– Мистер Уайлс, вы предлагаете нам обыскать ваш дом на тот случай, что там могут быть посторонние или кто-то еще?

Его пальцы сжимали патроны, а перед мысленным взором возник труп Коттла, едва различимый в нише между тумбами стола.

– Ищите, кого хотите, – весело ответил он, словно теперь до него окончательно дошло, что требуется копам. – Валяйте.

– Мистер Уайлс, я не прошу у вас разрешения обыскать ваш дом. Вы это понимаете?

– Конечно. Сам знаю. Все нормально. Прошу в дом.

Если копов приглашали зайти, любые вещественные улики, найденные ими, могли представляться в суд. Если они входили без приглашения, без ордера на обыск, только на основании подозрений, что в доме находился человек, которому грозила опасность, суд отмел бы такие улики.

Сержанты могли оценить добровольное желание Билли сотрудничать с полицией как признак невиновности.

Он настолько расслабился, что вытащил руки из карманов.

Если он настолько открыт, расслаблен, готов всячески им помогать, они могли решить, что ему нечего скрывать. Могли даже уехать, не обыскав дом.

Наполитино глянул на Собецки, тот кивнул.

– Мистер Уайлс, раз уж вы считаете, что будет лучше, если я загляну в дом, тогда я быстренько пройдусь по нему.

Сержант Наполитино обошел патрульную машину спереди и направился к крыльцу, оставив Билли с Собецки.

Глава 30

Кто-то сказал, возможно, Шекспир, возможно О. Джи Симпсон^[13], что вина проявляет себя из страха проявиться. Билли не мог точно вспомнить, кто так точно облек эту мысль в слова, но теперь остро чувствовал на себе истинность этого афоризма.

Сержант Наполитино тем временем поднялся по лестнице. На крыльце переступил через плоскую бутылку и все уменьшающуюся лужицу виски.

– Чистый Джо Фрайди^[14].

– Извините?

– Это я про Винса. Очень обстоятельный. Глаза бесстрастные, лицо каменное, но на самом деле он не так суров, как может показаться с первого взгляда.

Сообщив имя Наполитино, Собецки, казалось, показывал Билли, что тот снова пользуется полным его доверием.

Но Билли, остро чувствуя обман и попытки манипулирования, подозревал, что доверием к нему сержанта обольщаться не стоит, оно столь же истинное, как заверения паука в том, что он встретит залетевшую в его паутину муху, как родную сестру.

Вине Наполитино уже исчез в дверном проеме.

– Вине по-прежнему слишком хорошо помнит все то, чему его учили в академии. Когда он немного пообтешется, уже не будет так сильно напирать.

– Он лишь выполняет свою работу, – ответил Билли. – Я понимаю. Это нормально.

Собецки остался на подъездной дорожке, потому что все-таки подозревал Билли в совершении какого-то преступления. Иначе оба помощника шерифа отправились бы обыскивать дом. Сержант Собецки остался рядом с Билли, чтобы схватить его, если бы тот бросился бежать.

– Как ты себя чувствуешь?

– Нормально, – ответил Билли. – Мне очень жаль, что я доставил вам столько хлопот.

– Я про твой желудок.

– Не знаю. Наверное, съел что-то не то.

– От чего у тебя не может болеть живот, так это от «чили» Бена Вернона, – заметил Собецки. – Его соус такой вкусный, что может вылечить любую известную науке болезнь.

Понимая, что невиновный человек, которому нечего бояться, не будет озабоченно смотреть на дом, ожидая, когда же Наполитино закончит обыск, Билли повернулся к дому спиной, принялся разглядывать долину, виноградники, залитые золотым солнечным светом, далекие горы, кутающиеся в синей дымке.

– А вот от краба такое возможно, – продолжил Собецки.

– Что?

– Краб, креветки, омары, если они чуть несвежие, могут устроить в животе целую революцию.

– Вчера я ел лазанью.

– Ну, от нее-то не отравишься.

– Я готовил ее сам. Может, она и стухла, – Билли старался поддерживать беседу.

– Давай же, Вине, – в голосе сержанта послышались нотки нетерпения. – Я знаю, ты парень дотошный. Мне-то ты ничего не должен доказывать. – Он повернулся к Билли. – Чердак в доме есть?

– Да.

Сержант вздохнул.

– Он захочет обследовать и чердак.

С запада прилетела стайка птиц, спикировала к самой земле, чуть поднялась, снова спикировала. Это были дятлы, которые обычно в такую жару предпочитали укрываться от солнца в листве.

– Ты на них охотишься? – спросил Собецки, предлагая Билли мятные пастилки.

Мгновение Билли недоуменно смотрел на пастилки. Потом вдруг осознал, что руки у него снова в карманах и пальцы перебирают патроны.

Он вытащил руки из карманов.

– Боюсь, мне сейчас не до охоты, – и взял пастилку.

– Как я понимаю, это случайность, – заметил Собецки. – Ты же постоянно имеешь дело со спиртным.

– Вообще-то, я почти не пью, – Билли посасывал пастилку. – Я сегодня проснулся в три часа ночи, в голову полезли всякие мысли, я начал волноваться о том, чего все равно не могу изменить, решил, что стаканчик-другой позволит расслабиться.

– У нас у всех бывают такие ночи. Я называю их «тоскливая тоска». Спиртным тут не поможешь. Лучшее средство от бессонницы – кружка горячего шоколада, но с «тоскливой тоской» даже шоколаду не справиться.

– Выпивка настроения не улучшила, но позволила скоротать ночь. Потом и утро.

– Ты держишься молодцом.

– Правда.

– Нет ощущения, что ты набрался.

– Я и не набрался. Последние несколько часов пью по чуть-чуть, чтобы избежать похмелья.

– Это верное средство?

– Одно из них.

С сержантом Собецки разговор складывался легко. Пожалуй, слишком легко.

Дятлы летели к ним, затем резко повернули, повернули снова, тридцать или сорок особей, словно объединенных единым разумом.

– От них одни хлопоты, – сержант Собецки смотрел на птиц.

И действительно, дятлы отдавали предпочтение не деревьям, а домам, конюшням, церквям округа Напа. Твердыми клювами долбили карнизы, архитравы, свесы крыш, угловые доски.

– Мой дом они не трогают, – сказал Билли. – Это же кедр.

Многие люди полагали разрушительную работу дятлов искусством и не меняли поврежденные деревянные части, пока они не начинали гнить.

– Они не любят кедр? – спросил Собецки.

– Не знаю. Но мой точно не любят.

В пробитые дырки дятел часто закладывает желуди, особенно в верхней части зданий, которые хорошо прогреваются солнцем. Через несколько дней птица возвращается, чтобы послушать желуди. Услышав в желуде шум, дятел разбивает его, чтобы добраться до поселившихся в нем личинок насекомых.

Такая вот неприкосновенность жилища.

Дятлы и сержанты всегда выполняют свою работу.

Медленно, безжалостно, они ее выполняют.

– Не такой уж у меня большой дом, – Билли тоже позволил себе проявить некоторое нетерпение, на которое, по его разумению, имел право невинный человек.

Наконец сержант Наполитино появился, но не из парадной двери, а из-за южного угла дома. Именно этот угол огибала подъездная дорожка, заканчивающаяся у отдельно стоящего гаража.

Рука сержанта не лежала на рукоятке пистолета. Билли счел, что это хороший признак.

Словно испуганные Наполитино, птицы унеслись вдаль.

– У вас отличная столярная мастерская, – сказал он Билли. – С таким оборудованием вы можете делать что угодно.

В голосе сержанта явственно чувствовался на– лек на то, что имеющееся в мастерской оборудование позволяло, скажем, расчленять тела.

Наполитино оглядел долину.

– И вид тут превосходный.

– Красиво, – согласился Билли.

– Это рай.

– Точно, – кивнул Билли.

– Я удивлен, что все окна закрыты жалюзи.

Билли слишком рано расслабился. Поторопился с ответом.

– Когда так жарко, я их опускаю. Солнце.

– Даже на тех окнах, куда лучи не попадают.

– В такой яркий день успокаивающий полумрак помогает в борьбе с головной болью от выпитого виски.

– Он все утро пьет по чуть-чуть, – вставил сержант Собецки, – чтобы окончательно протрезветь и избежать похмелья.

– Верное средство? – спросил Наполитино.

– Одно из них.

– Там уютно и прохладно.

– Прохлада тоже помогает, – подтвердил Билли.

– Розалин сказала, что у вас сломался кондиционер.

Билли забыл про эту маленькую ложь, крохотную часть сплетенной им огромной паутины лжи.

– Он отключается на несколько часов, потом вдруг включается, чтобы отключиться снова. Не знаю, в чем дело, может, что-то с компрессором.

– Завтра обещают еще более жаркий день, – Наполитино все смотрел на долину. – Лучше вызвать мастера, если у них все не расписано до Рождества.

– Чуть позже я сам посмотрю, что с ним не так, – ответил Билли. – В бытовой технике я разбираюсь.

– Только не лезьте туда, пока не протрезвеете.

– Не буду. Подожду.

– И отключите его от электросети.

– Сначала я приготовлю себе что-нибудь из еды. Это поможет. И желудку, возможно, тоже.

Наполитино наконец-то посмотрел на Билли.

– Извините, что продержали вас так долго на солнце, учитывая вашу головную боль и все такое.

– Виноват только я, – ответил Билли. – Вы всего лишь выполняете свою работу. Я уже шесть раз сказал, какой я идиот. Очень сожалею, что отнял у вас время.

– Мы здесь для того, чтобы «служить и защищать», – Наполитино сухо улыбнулся. – Как и написано на дверце этого автомобиля.

– Мне больше понравилась бы другая надпись; «Лучшие помощники шерифа, которых могут купить деньги налогоплательщика», – эти слова сержанта Собецки заставили Билли рассмеяться, тогда как Наполитино сердито глянул на него. – Билли, может, тебе пора перестать пить по чуть-чуть и переключиться на еду?

Билли кивнул:

– Вы правы.

Идя к дому, он спиной чувствовал их взгляды. Ни разу не оглянулся.

Какое-то время его сердце билось относительно спокойно. Теперь вновь забухало.

Он не мог поверить в свою удачу. Боялся, что в последний момент она его подведет.

На крыльце он взял часы с ограждения, надел на руку.

Наклонился, чтобы поднять плоскую бутылку.

Крышки не увидел. То ли скатилась с крыльца, то ли закатилась под одно из кресел-качалок.

Три крекера, оставшиеся на столе около его кресла, бросил в пустую жестянку, где недавно лежал револьвер калибра 0,38 дюйма. Взял стакан с «колой».

Ожидал услышать, как завелись двигатели патрульных машин, но они не завелись.

По-прежнему не оглядываясь, Билли унес в дом стакан, жестянку и бутылку. Закрыл дверь, привалился к ней спиной.

Снаружи царила тишина, двигатели молчали.