Текст книги "Гарри и попугай"

Автор книги: Дик Кинг-Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Глава четвёртая

В доме Холдсвортов одно воскресное утро было похоже на другое. К столу неизменно подавались яйца в мешочек, после чего Гарри шёл мыть посуду и вытирать со стола, а родители отправлялись в гостиную. Там мама углублялась в чтение, а папа с головой уходил в кроссворд. Гарри мог прервать сие действо, которое госпожа Холдсворт называла «моим выходным утром», лишь для того, чтобы принести им свежий кофе. В оставшееся время Гарри был предоставлен самому себе и развлекался как мог.

Вообще-то у Гарри неплохо получалось развлекаться, но часто, особенно по таким воскресеньям, ему приходило на ум, что неплохо было бы иметь друга, с которым можно поговорить и поиграть.

«Теперь у меня есть такой друг», – думал Гарри, торопливо домывая последнюю тарелку. Разлив по чашкам чёрный кофе, Гарри взял в руки поднос и направился в гостиную.

Мама уже сидела на диване, задумчиво листая книгу, а папа устроился в своём любимом кресле и, сдвинув брови и пожёвывая карандаш, корпел над кроссвордом из утренней газеты. Мэдисон тихо сидел в своей клетке.

– Спасибо, дорогой. – Госпожа Холдсворт взяла с подноса кофейную чашку. – Ты уже вымыл посуду?

– Да, мама.

– Благодарю, сынок, – сказал отец и поставил чашку рядом с собой.

– Не за что, папа.

Мэдисон пронзительно закричал.

– Надеюсь, птица не устроит нам утренний концерт, – нахмурился господин Холдсворт. – Мне никак не сосредоточиться.

– Я заберу его в свою комнату, ладно? – быстро нашёлся Гарри.

– Отличная идея.

Госпожа Холдсворт оторвала от книги взгляд.

– Но попугай может…

– Не может, – успокоил её Гарри.

Мэдисон возмущённо захлопал крыльями.

Еле сдерживая смех, Гарри открыл дверцу клетки и выбежал из гостиной уже с попугаем на плече.

Весь воскресный день и последовавшие за ним школьные каникулы Гарри и Мэдисон говорили, говорили и говорили. Укрывшись в детской, они болтали без умолку с утра до вечера. Сорок лет, проведённые в компании профессора Джорджа Холдсворта, не прошли для Мэдисона даром, попугай стал превосходным рассказчиком.

Он рассказывал Гарри про бейсбол, регби, свою жизнь в Кембридже и даже немножко про президента Мэдисона.

Попугай, в свою очередь, узнал много нового о крикете, футболе, Гринвиче и самом Гарри.

Он так и засыпал мальчика вопросами.

– Сколько тебе лет, Гарри? – перво-наперво поинтересовался Мэдисон.

– Десять.

– Десять? Это просто замечательно!

– Почему?

– Знаешь, когда я вылупился в этот мир из яйца, дяде твоего отца было чуть за пятьдесят. Получается, что я провёл половину жизни в обществе пожилого человека. Пойми меня правильно, Гарри, я очень любил Джорджа и никогда его не забуду, но в последние годы старик сильно сдал. Думаю, будет весьма интересно провести вторую половину жизни с молодым товарищем. Кстати, почему ты не на занятиях?

– У нас каникулы.

– А в какой школе ты учишься?

– В начальной.

– Ну и как тебе учёба?

– Да нормально.

– Хм, мне-то повезло. Я уже родился с особыми способностями.

– Какими?

– Повторять всё, как попугай.

– О, Мэд, до чего ты смешной!

– К тому же у меня был лучший в мире учитель. Профессор прикладной лингвистики. Не многие попугаи могут этим похвастаться.

– Не многие попугаи в принципе могут говорить, – заметил Гарри.

– А ты шутник, приятель, – усмехнулся Мэдисон.

А ещё друзья очень много играли.

– Какие игры ты любишь, Мэд? – спросил как-то Гарри.

– Ты про футбол и тому подобное? Боюсь, я не создан для этого, старина.

– Нет, нет, мы можем во что-нибудь поиграть вдвоём? В карты, например?

– Да, карточные игры весьма занимательны, только я не могу держать карты, равно как и карандаш, не говоря уже о том, чтобы сдавать или тасовать их. Мне больше по душе настольные игры, в которые можно играть клювом. Мы с Джорджем часто так забавлялись.

– Ты имеешь в виду домино?

– Да.

– И шашки?

– Пожалуй.

– Ну уж в шахматы ты точно играть не умеешь.

Мэдисон склонил головку набок и вопросительно поглядел на Гарри.

– Почему это, парень?

«Потому что, – подумал Гарри, – невозможно представить себе попугая-шахматиста».

– В шахматах нет ничего сложного, паренёк, – тем временем продолжал Мэдисон. – Впрочем, не всегда удобно переставлять клювом фигурки.

– Я не слишком-то силён в шахматах, – признался Гарри.

– Вздор, ты ещё надерёшь мне перья. Давай играть прямо сейчас.

Несколько дней спустя госпожа Холдсворт вошла в комнату сына в тот самый момент, когда Мэдисон занёс над шахматной доской ферзя. Попугай немедленно спрятал фигурку в клюве.

– Можно подумать, что вы играете в шахматы! – ахнула госпожа Холдсворт.

– Здорово, правда, мама?

– Ты случайно не проглотил ферзя, Мэд? – обеспокоенно спросил Гарри, когда мама ушла.

– Вот ещё. – Попугай выплюнул шахматную фигурку и не спеша сделал ход. – И знаешь, старина, похоже, я поставил тебе мат.

– Сегодня я застала Гарри за шахматной доской, – сказала вечером госпожа Холдсворт мужу. – Представь только, он посадил напротив себя попугая, как будто тот был его соперником.

– Гарри живёт в вымышленном мире, – вздохнул господин Холдсворт.

– Наверное, мы уделяем ему мало времени.

У Мэдисона относительно Гарри были свои соображения.

«Единственный ребёнок в семье привыкает, что весь мир крутится вокруг него, – думал он. – Гарри полагает, что если он помыл посуду после воскресного завтрака, то с него и взятки гладки. Да и в школе, видать, он не переутомляется. Но мальчик тем не менее славный. К тому же мне так нравится его чувство юмора. Нужно просто, чтобы кто-нибудь (вроде меня) встряхнул его, что ли».

Целую неделю Гарри наслаждался единоличной властью над тайной Мэда. Отчасти он, конечно, хотел посмотреть, как вытянутся лица родителей, когда он расскажет им правду, но дурачить папу и маму ему тоже безумно нравилось. Каждый вечер он с улыбкой вспоминал перед сном забавные случаи, произошедшие днём.

– Как поживает твой разговорчивый друг, Гарри?

– Отлично, папа. Конечно, он ещё не совсем отвык от Америки, но адаптация проходит успешно. Мэдисону здесь нравится.

– Он сам тебе это сказал?

– Конечно.

– Гарри, врать нехорошо!

Или:

– Почему бы тебе не научить чему-нибудь попугая, Гарри. Хотя бы парочке слов?

– Не думаю, что я его чему-то могу научить, мама.

– Почему? Он такой глупый?

– Ну, у него такое птичье мышление.

Сказав это, Гарри не мог удержаться от смеха, хватался за бока и вытирал выступившие на глаза слёзы.

После нескольких таких случаев господин Холдсворт заявил жене, что всерьёз опасается, что Гарри не в своём уме.

– О, если бы они только знали правду! – сказал Гарри попугаю по прошествии недели.

– А тебе не кажется, что пора им открыться, старина? Шутка шуткой, но я уже порядком устал изображать из себя немого в присутствии твоих родителей. Давай покончим с этой игрой?

Гарри задумался. Мэду, конечно, видней. Он уже столько прожил и столько видел. Мальчик погладил попугая по голове.

– Хорошо, – сказал он. – Мы всё расскажем им завтра.

Глава пятая

Следующим утром родителей Гарри разбудила музыка.

Кто-то медленно, но без ошибок играл на фортепьяно «Боевой гимн республики», и звонкий голосок Гарри оповестил их, что хоть тело Джона Брауна и лежит в могиле, душа его продолжает маршировать [1]1
  Фрагмент из песенки «Джон Браун погребён», появившейся в Америке в первые дни войны между Севером и Югом.


[Закрыть].

– Я и не подозревала, что Гарри знает нотную грамоту, – удивилась госпожа Холдсворт.

– Что ж, играет он намного лучше, чем поёт, – проворчал господин Холдсворт, залезая с головой под одеяло.

Позже, за завтраком, он сказал сыну:

– Ты, оказывается, у нас музыкант, Гарри.

– А ты разве не знал, папа?

– Ты долго тренировался, дорогой? – спросила госпожа Холдсворт.

– Нет, мама, оказывается, играть очень просто, если, конечно, знаешь как.

Мэдисон, расположившийся на плече у Гарри, тихонечко засвистел, и мальчик покатился со смеху. Папа мрачно уставился на него поверх воскресной газеты.

– Гарри, – строго сказал он, – я уже говорил твоей маме, что ты, кажется, не в себе.

Гарри захохотал пуще. Лицо мальчика раскраснелось, по щекам катились крупные слёзы.

– Нет, нет, – едва произнёс он сквозь смех. – Всё дело в моём пернатом друге.

– Ты ведёшь себя очень глупо, – нахмурилась мама. – Ешь лучше яйцо.

Мэдисон неодобрительно взирал на всю семью. Не то чтобы он был против того, что они завтракают, нет, он даже не был против многих блюд, стоявших на столе, и давно собирался сказать Гарри, что семечки и зерно хорошая еда только для обычного, самого обычного попугая. Но бедняга не мог смотреть, как Холдсворты уплетают за обе щеки варёные яйца. Мэдисону казалось, что такое поведение в его присутствии по меньшей мере бестактно.

И всё же он с живым интересом наблюдал за тем, кто как ест.

Женщина поставила яйцо в пашотницу тупым концом вверх, стукнула по нему ложечкой и очистила верхушку от скорлупы, обнажив белок, гладкий, как тонзура у монаха.

Мужчина поставил яйцо в пашотницу острым концом вверх и одним ударом ножа отсёк у него верхушку.

Мальчик обошёлся без пашотницы. Он просто очистил яйцо от скорлупы, положил на тарелку и в несколько секунд превратил его вилкой в мягкую жёлто-белую массу.

– Ой, – взвизгнул Мэдисон.

Господин Холдсворт оторвался от газеты.

– Птица определённо что-то сказала, – заметил он. – Какое-то слово.

Гарри ухмылялся во весь рот.

– Что смешного? – недовольно спросил папа.

– Скажи «доброе утро», – попросил Гарри.

– Я уже поздоровался с тобой, – напомнил папа.

– Да не мне скажи, Мэдисону. Ну же – «доброе утро».

– Гарри, отстань от папы, – сказала мама. – Дай ему спокойно почитать газету.

– Папа, ну пожалуйста. Что тебе стоит?

Папа обречённо вздохнул.

– Ладно, если ты так настаиваешь, – сказал он и поглядел на попугая. – Доброе утро.

– Доброе утро, – ответил Мэдисон.

– Я впечатлён, – проговорил папа. – Когда же ты научился говорить, дружок?

Мэдисон уже собирался открыть клюв и сказать: «Примерно сорок лет назад», но вовремя увидел, как Гарри приложил палец к губам.

– Значит, ты всё-таки сумел его чему-то научить, – восхитилась мама. – Наверное, пришлось попотеть. Но это того стоило, у него хорошо получается.

– Точно.

Госпожа Холдсворт склонилась над попугаем.

– Доброе утро, Мэдисон, – пропела она.

Мэдисон лукаво посмотрел на неё.

– Доброе утро, Мэдисон, – ответил он.

– Что за умная птичка! – воскликнула мама Гарри.

– Что за умная птичка, – повторил попугай.

– Потрясающе! – пришёл в восторг папа. – Какой талант! Стоило догадаться, что дядюшка Джордж не стал бы так носиться с обычным попугаем. Повторяя за нами слова…

– Причём, повторяя правильно, – вставила мама Гарри. – Да ещё и с американским акцентом.

– …попугай выполняет то, чему его научили. Дядя Джордж, наверное, частенько играл с ним в такую игру. Но тем не менее птица не понимает того, что говорит. Да, дружок, – улыбнулся он, – нет ключа?

– Нет ключа, – мрачно повторил Мэдисон.

– Жаль, что попугаи не умеют думать, как люди, да, папа? А то Мэдисон помог бы тебе с кроссвордом.

– Ну ты и выдумаешь, Гарри, – покачала головой мама. – Вот что, – обратилась она к мужу, – иди-ка ты пока со своей ненаглядной газетой в гостиную. А ты, Гарри, помой посуду, только сначала запри Мэдисона в клетке.

– Хорошо, мама, – ответил Гарри.

В коридоре между гостиной и кухней Гарри замедлил шаг и, удостоверившись, что родители не слышат, обратился к попугаю.

– Мэд, – прошептал он.

– Что, Гарри?

– Может, рассказать им всё сейчас?

– Я согласен, старина. Очень уж надоело повторять всякую чепуху. Чувствуешь себя этаким идиотом.

– Ладно, Мэд, – сдался Гарри. – Потерпи, пока я помою посуду. Не хочу пропустить такое зрелище.

Он вошёл в гостиную, где уже с трубкой в зубах сидел вооружённый карандашом папа, и посадил Мэдисона в клетку.

– Надеюсь, попугай не станет шуметь? – спохватился господин Холдсворт.

– Не будет, – заверил его Гарри. – Обещаю.

– Обещаю, – повторил Мэдисон.

Утро выдалось спокойное, тишину в гостиной Холдсвортов нарушал только скрип папиного карандаша, шелест страниц маминой книги и потрескивание семечек, доносившееся из птичьей клетки. Наконец появился Гарри с подносом в руках.

В этот самый миг господин Холдсворт вытащил изо рта трубку и тяжело вздохнул.

Госпожа Холдсворт отложила книгу.

– Что, сложный кроссворд?

– Мм. Заковыристые попались вопросы. Вот этот, например: учёный, изучающий птиц. Первая буква – «о», пятая – «т», последняя – «г». Всего девять букв.

– Этот учёный – орнитолог, сэр, – как будто невзначай проронил Мэдисон.

Глава шестая

С того памятного воскресного дня прошла всего неделя, а семья Холдсворт уже не представляла, как раньше жила без Мэдисона.

Что до собаки и кота, то они не могли даже припомнить, какой была жизнь в доме до того, как здесь появился серый пернатый незнакомец, говорящий человеческим голосом. Точнее, голосами, поскольку Мэдисон взял привычку обращаться к четвероногим на разные лады, подражая то папе, то маме, то Гарри. На собаку это произвело неизгладимое впечатление, она благоговела перед попугаем и даже не лаяла, заслышав звонок, с тех пор как Мэдисон отругал её голосом хозяина дома. Очень скоро она стала выполнять команды «сидеть» и «лежать», даже если они доносились из птичьей клетки. В награду собака удостаивалась громкого пронзительного крика «Хорошая девочка!», от которого сердце собачье переполнялось счастьем, а хвост ходил ходуном.

Кот же сначала счёл нового соседа обыкновенной птицей, подобной остальным пернатым, живущим на улице. И, повинуясь природным инстинктам, повёл охоту за лёгкой добычей.

Заметив, что люди перестали запирать попугая в клетке, он дождался часа, когда в гостиной не было ни души, и подкрался к креслу, на котором спиной к нему сидел Мэдисон. Бедный кот! Откуда ему было знать, с кем он имеет дело? Откуда ему могло быть известно, что Мэдисон за сорок лет жизни пересмотрел кучу боевиков (любимых фильмов дядюшки Джорджа)? Джордж Рафт, Джимми Кэгни, Эдвард Дж. Робинсон – все эти актёры были хороши, но Мэдисон выбрал манеру Хамфри Богарта. Именно его насмешливый голос достиг ушей полосатого охотника.

– Поостынь, котик, – проговорил Мэдисон, почти не разжимая клюва, и кот резко затормозил.

Мэдисон медленно обернулся и снова заговорил, как-то чересчур ласково.

– Никогда так больше не делай, приятель, – проронил он. – Понял меня? А теперь пошёл прочь!

Ошалевший, взъерошенный кот медленно попятился, не сводя с Мэдисона испуганных глаз, но тут, к его ужасу, из птичьего клюва раздалась раскатистая очередь автомата Томпсона и свист отскакивающих рикошетом пуль.

– Я должен был это сделать, детка, – позже рассказывал Мэдисон Гарри. – Кошак Джонни пришёл за мной. Он или я, третьего было не дано. Я подумал, пусть это будет он.

В решении важных вопросов родители Гарри с каждым днём всё больше полагались на Мэдисона.

Господин Холдсворт, возвратившись с работы, смотрел в компании попугая вечерние новости и, пока жена готовила ужин, а сын делал уроки, с жаром обсуждал с ним самые важные сюжеты.

Бывший хозяин привил Мэдисону живой интерес к странной мании людей пытаться вершить судьбы мира – мира, который, как они полагали, принадлежит человеку и который они тем не менее методично разрушали. Мэдисон, хоть и не говорил об этом вслух, полагал, что попугаи управились бы с делами на планете куда лучше, чем люди.

Следующий воскресный кроссворд господин Холдсворт и Мэдисон расщёлкали, как семечки. Вместе они оказались блестящей командой.

Дарования Мэдисона не исчерпывались одними интеллектуальными занятиями. Оказалось, что в нём таился и талант садовода. Крепкий клюв легко извлекал мелких паразитов, многие из которых пришлись попугаю по вкусу. Долгими светлыми летними вечерами господин Холдсворт и попугай работали бок о бок на садовом участке, вот только разговаривать они остерегались, чтобы докучливые соседи не узнали их секрет.

Поначалу госпожа Холдсворт втайне побаивалась, что Мэдисон, вылетев из клетки, загадит ковры и мебель. Тема была настолько деликатной, что мама Гарри никак не могла решиться задать попугаю волновавший её вопрос. Наконец она выдвинула в качестве парламентёра сына.

Гарри сразу перешёл к делу:

– Мэд, мама спрашивает, не хочешь ли ты воспользоваться туалетом.

– Нет, Гарри, не хочу. Но отлично понимаю, на что намекает госпожа Холдсворт.

– Правда?

– Я с ней переговорю.

Мэдисон нашёл маму Гарри на кухне.

– Госпожа Холдсворт, мадам, – начал он.

– Да, Мэдисон?

– Я насчёт личной гигиены людей и попугаев…

Госпожа Холдсворт удивлённо вскинула брови.

– Не тревожьтесь на мой счёт, мадам. Я всегда делаю это в саду. А ночью использую для этих целей клетку. – Про себя Мэдисон считал, что только для таких дел клетка и годится.

Заметив на лице госпожи Холдсворт смущение, Мэдисон моментально переменил тему.

– Как аппетитно выглядит это печенье, – заметил он.

– Хочешь попробовать?

– Тает на языке. – Мэдисон блаженно закатил глаза. – Песочное печенье всегда должно быть такого светло-золотистого цвета. Главное – не передержать его в духовке.

– Откуда ты всё это знаешь? – улыбнулась госпожа Холдсворт.

– Как не знать, мадам. Джордж обожал готовить.

– Правда? – восхитилась мама Гарри. – Я тоже. Может быть, ты поделишься со мной какими-нибудь заморскими рецептами?

Когда Гарри наконец зашёл в кухню, его мама и попугай были поглощены разговором.

– В Америке шоколадно-ореховые пирожные готовятся так, – ораторствовал попугай. – Берём двухсотграммовую плитку шоколада, лучше горького, но и не слишком сладкий тоже сгодится. Орехи пойдут любые – миндаль, фундук, арахис. Ломаем шоколад на дольки и растапливаем, потом добавляем в кастрюлю сто граммов сливочного масла…

– Подожди, Мэдисон, – попросила госпожа Холдсворт. – Я не успеваю записывать.

Мэдисон сделал паузу и продолжил диктовку. Он даже сумел почти без запинки выдавить из себя «разбить два яйца», посчитав, что эта жертва стоит благого дела.

– Я и не знала, что ты сладкоежка, Мэдисон, – улыбнулась госпожа Холдсворт.

– По правде говоря, мадам, я обожаю сладкое. Да и вообще предпочитаю есть то же, что и люди.

– Мэдисон, а ты помнишь ещё какие-нибудь рецепты? – спросила мама Гарри.

– Мэд, ты сегодня совсем не ел семечки, – вечером сказал Гарри попугаю.

– Что-то не хочется, – невнятно ответил Мэд. Его клюв был набит шоколадно-ореховыми пирожными.

Глава седьмая

Вскоре Гарри смекнул, что выполнение домашней работы в компании Мэдисона превращается в сплошное удовольствие.

Однажды, когда он задумчиво грыз карандаш, печально глядя на пустую страницу тетради, в детскую влетел попугай.

– Мэд, я запутался, – пожаловался Гарри.

Попугай спикировал на плечо мальчика и поглядел на раскрытый учебник.

– С чем мучаешься, дружок?

– С английским.

– С английским?! – воскликнул Мэдисон. – С венцом всех существующих языков, с языком блистательного Шекспира? Так в чём дело?

– Я никак не могу разобраться с частями речи, – вздохнул Гарри. – Нужно определить, где в этих предложениях существительные. Вот в этом, например: «Джон налетел на стену и сломал левую ногу».

– Бедняга Джон, – посочувствовал попугай. – Но задание отнюдь не сложное. Ну-с, что у нас здесь? Имя собственное, глагол, предлог, существительное, союз, ещё один глагол, прилагательное и снова существительное. Понятно?

– Нет, – честно признался Гарри.

К тому времени как Мэдисон завершил своё подробное объяснение, Гарри запомнил и выучил много нового.

– Ты прекрасно справился с заданием, Гарри, – удивился учитель. – Тебе помогал папа?

– Нет, – улыбнулся мальчик. – Птичка нашептала на ушко.

Все Холдсворты единодушно считали, что тайна Мэдисона должна оставаться тайной. Гарри и маму это вполне устраивало, так как они свободно общались с попугаем в родных стенах, а вот папа, заядлый садовод, частенько, позабыв об уговоре, заговаривал с Мэдисоном на лужайке перед домом. Но попугай хранил молчание.

Тем не менее все согласились с тем, что попугай, не знающий ни слова, может вызвать подозрение.

– Ты бы говорил хоть «привет», – посоветовал Мэду папа. – И все были бы довольны.

– Или же «попка-дурак», – пошутила мама.

– Покорнейше извиняюсь, мадам, но подобные выражения совсем не в моём стиле, – важно заявил Мэдисон.

– Тогда говори: «Мэдисон хороший», – предложил Гарри.

– Я бы предпочёл просто «привет», если вы, конечно, не возражаете, – с достоинством проронил Мэдисон. И когда в гости к Холдсвортам приходили друзья и родные, он с честью выполнял этот уговор.

Мэдисон безошибочно угадывал, кому из гостей хозяева действительно рады. Желанные гости получали вежливое «привет», и на этом всё заканчивалось. А вот надоедливые субъекты, как правило, уходили раньше, чем собирались, поскольку вредный попугай кричал «привет» не переставая, да ещё так пронзительно, что выносить это было положительно невозможно.

Конечно, бывало и так, что Гарри уходил в школу, господин Холдсворт – на работу, а его жена – на рынок. Тогда, если к дверям дома подходил незнакомец, Мэдисон начинал рычать, как целая свора собак Баскервилей, в то время как настоящая собака тихо лежала на полу, восторженно глядя на своего кумира.

И уж тем более Мэдисон не мог удержаться от искушения снять трубку, если в отсутствие Холдсвортов раздавался телефонный звонок. Впрочем, его быстро разоблачил папа Гарри, когда, позвонив с работы жене, услышал в трубке свой собственный голос.

– Добрый день, – сказал лжепапа. – Это автоответчик семьи Холдсворт. Представьтесь, пожалуйста, и оставьте своё сообщение после звукового сигнала. Пип.

– Мэдисон? – изумлённо спросил господин Холдсворт.

Повисла пауза.

– А, это вы, господин Холдсворт, сэр, – затараторил попугай. – Не ожидал услышать ваш голос.

– Я тоже не ожидал услышать свой голос, – выдавил папа. – И часто ты так забавляешься?

– Пару раз всего и было. Когда ваша милая жена уходила за покупками.

– Значит, ты передаёшь ей все сообщения?

– Ну конечно. Вот вы, сэр, зачем звоните?

– Скажи, что я поздно вернусь домой. У меня важное совещание.

– Ой, какая жалость, сэр. Мы обязательно что-нибудь вам оставим.

– Ты о чём?

– Об орлеанских креветках, мэрилендской буженине и слоёном пироге с клубникой, ожидавших вас к ужину. Хорошего дня, господин Холдсворт.

– Я думала, ты задержишься на работе, – удивилась госпожа Холдсворт, когда вечером её муж вошёл в кухню.

– Мм, как вкусно пахнет. Я отменил совещание.

– Вот здорово. Мы с Мэдисоном приготовили сегодня нечто совершенно потрясающее.

– Знаю-знаю, – пропел господин Холдсворт.

– Но откуда, папа? – спросил Гарри.

– Птичка на хвосте принесла.

Гарри очень понравился ужин. Мама превзошла саму себя, хотя и готовила эти блюда впервые. Вскоре все наелись до отвала и не могли больше взять в рот ни кусочка.

Попугай, ставший уже членом семьи, теперь сидел за столом вместе со всеми. Поскольку Мэдисон всё же был птицей и ел, прямо скажем, не слишком аккуратно, госпожа Холдсворт ставила перед ним поднос, куда падали крошки. Самое интересное, что ел Мэдисон с ложки, которую для него наполнял всякой вкуснятиной Гарри. Попугай ловко балансировал на одной лапке, а второй умудрялся удерживать ложку, куда весьма изящно опускал клюв.

Прикончив последний кусок клубничного пирога, господин Холдсворт восторженно посмотрел на жену.

– Изумительный ужин, – похвалил он.

– И правда изумительный, – подхватил Гарри. – Но где ты раздобыла все эти рецепты?

– Птичка напела, – улыбнулась мама.

Однажды Гарри вспомнил, как за несколько дней до прибытия Мэдисона читал взятую в библиотеке книжку про попугаев. Там была одна глава, которая тогда заставила его призадуматься.

«Попугаи иногда отличаются строгими предпочтениями. Одни хорошо ладят с мужчинами, но не любят женщин, другие ладят с женщинами, но терпеть не могут мужчин, а третьи подпускают к себе только детей».

«Хорошо, что Мэдисон так дружно живёт с папой и мамой», – подумал Гарри и этим же вечером повторил эти слова попугаю.

Мэдисон поудобней устроился на жёрдочке и задумчиво посмотрел на Гарри.

– Родная кровь, – проронил он.

– Что?

– Я, конечно, фигурально выражаюсь, но пойми, я – Холдсворт, – с гордостью заявил попугай. – Не по рождению, а по велению сердца. Мы одного поля ягоды. Джордж, хоть и был американцем до мозга костей, очень похож на твоего папу. Готовил он очень хорошо, но где ему до твоей мамы. Это самый вкусный клубничный пирог, который я ел в своей жизни! У тебя отличные предки, старина.

Гарри ничего не ответил, но Мэдисон уже так сблизился с мальчиком, что без труда догадался, о чём тот подумал.

– Но ты, Гарри, мой лучший друг, – твёрдо сказал он.

– О Мэд, – прошептал Гарри, – не знаю, что бы я делал без тебя.