Текст книги "Гарри и попугай"

Автор книги: Дик Кинг-Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Дик Кинг-Смит
Гарри и попугай

Гарри и попугай

Глава первая

Большинство людей, спускаясь по лестнице, внимательно смотрят себе под ноги, а некоторые даже держатся при этом за перила. Но Гарри Холдсворт не из таких, нет!

Годы тренировок в родном доме превратили Гарри в настоящего мастера лестничного спуска всеми мыслимыми и немыслимыми способами.

Некоторые из них были весьма примитивны, ну, например, каждый может съехать вниз по перилам, скатиться кубарем по ступеням или допрыгать до первого этажа на одной ножке. Куда сложнее скакать через ступеньку с зажмуренными глазами, не говоря уже о том, чтобы держать при этом руки в карманах.

Гарри как раз собирался попробовать это проделать, когда внутренний голос подсказал ему, что сегодня будет совершенно особенный день. Точнее, совершенно особенное утро.

Словно олимпиец-прыгун на старте, Гарри застыл на лестничной площадке, глубоко дыша и слегка раскачиваясь взад-вперёд в ожидании того не поддающегося описанию момента, когда он наконец поймёт, что готов к прыжку. Впереди всего семь прыжков. Мальчик закрыл глаза.

Всё произошло, когда он был в середине пути. Где-то внизу прозвучал голос матери: «Завтрак готов!» – и госпожа Холдсворт вышла из кухни с подносом в руках. Позади себя мальчик услышал недовольное ворчание отца: «Гарри, уйди с дороги, я и так опоздал». А во время прыжка номер пять в дверь позвонил почтальон, тут же бешено залаяла собака (как она лаяла всегда, стоило раздаться звонку), а кот бросился вверх по лестнице (как он бросался всегда, стоило собаке бешено залаять). Прыжок номер шесть пришёлся точнёхонько на кошачий хвост. Ну а в прыжке номер семь Гарри налетел на мамин поднос.

Когда истошные завывания улепётывающего кота и звон разбитого фарфора стихли, наступила жуткая тишина, нарушаемая только жадным чавканьем собаки, слизывающей с ковра пролитое малиновое варенье.

Гарри лежал на полу, с трудом переводя дыхание, а над ним нависли удручённые лица родителей. Сквозь отверстие для писем в дом протиснулся белоснежный конверт и, как птица, спикировал Гарри на грудь. Это был тяжёлый строгий конверт с разноцветными марками. Американскими марками. И адресован он был ГОСПОДИНУ ГАРРИ ХОЛДСВОРТУ.

– Письмо из Америки, – заметил Гарри, когда вся семья наконец устроилась за спешно накрытым столом. – Но у меня в Америке нет знакомых.

– Наверное, оно от дядюшки Джорджа, – проговорил господин Холдсворт с набитым ртом.

– А кто это?

– Старший брат моего отца. Он уехал в Америку ещё юношей и стал университетским профессором. Ему сейчас должно быть лет девяносто. Вечером поговорим, Гарри, сейчас мне некогда. Ну, я побежал. – Папа одним глотком допил свой кофе и выскочил из дома.

Гарри вскрыл конверт столовым ножом и вытащил пачку бумаг. На верхней странице было написано заглавными буквами: «ВОЛЯ. ХОЛДСВОРТ».

– Странно, а папа сказал, что дядю зовут Джордж, – удивился Гарри.

– Так и есть, – ответила мама. – Можно взглянуть? – Она забрала у сына бумаги. – Точнее – звали, – добавила она. – Это копия последней воли дяди и его завещание.

Госпожа Холдсворт пробежала глазами по сопроводительному письму от нью-йоркской нотариальной конторы и поглядела на часы.

– Ты упомянут в завещании дяди, но сейчас у нас нет времени во всём этом разбираться, тебе пора в школу. Прочитаем завещание вечером, когда папа вернётся с работы. Думаю, дядя оставил тебе что-то на память.

Весь день и без того бурное воображение Гарри било через край. «„Что-то на память“ – ну мама уж скажет так скажет! Я упомянут в завещании моего старого, почтенного американского дядюшки, а все американцы ужасные богатеи, это каждый знает. Если американец дожил до девяноста лет, у него было полно времени, чтобы нажить целое состояние, тысячи тысяч фунтов, ну ладно, долларов. Наверняка дядя был миллионером, нет, мультимиллионером. Наверняка у него три или четыре больших дома и при каждом, конечно, по бассейну, а ещё ранчо, и собственный катер, и реактивный самолёт.

Вдруг он оставит всё это мне? Придётся учиться летать!»

Он широко расставил руки и стал реветь, как самолёт, ждущий из диспетчерской сигнала к отлёту. Уйдя с головой в новую игру, Гарри не сразу услышал резкий оклик учителя:

– Гарри! Скажи-ка на милость, что ты делаешь?

– Я… э… просто потягиваюсь.

– Лучше бы ты подтянулся в учёбе, мечтатель. Все эти примеры на сложение нужно решить до конца урока.

Одноклассники дружно захихикали.

– Гарри дуралей, – сказал кто-то.

– Примеры на сложение! – Гарри склонился над партой, ухватившись руками за воображаемый штурвал дядиного катера, который, подняв тучу брызг, только что пересёк финишную черту под восторженные крики болельщиков. – Складывать я собираюсь только огромные деньги, которые достались мне в наследство от дяди.

К концу последнего урока Гарри уже убедил себя, что сказочно богатый дядюшка по капризу судьбы оставил ему всё своё состояние. Вообще-то Гарри был мальчиком нежадным, но большим фантазёром. Вот почему в своих мечтах он уже стал счастливым обладателем трёх роскошных домов, скоростного катера и частного самолёта. Кроме того, он решил, что было бы неплохо получить сделанный на заказ «кадиллак» и парочку «роллс-ройсов» (для особых случаев). И конечно, настоящее наследство не может состоять из одних только скучных долларовых счетов. Наверняка у дядюшки имелся заветный сундук, доверху набитый бриллиантами, рубинами, изумрудами и золотыми и серебряными монетами.

По дороге домой Гарри остановился возле кондитерского магазина и уставился на витрину. Теперь он сможет купить всё, что душе угодно, даже не глядя на цену. Мальчик сунул руку в карман и выудил оттуда четыре пенса.

– Что ж, в любом случае уже завтра всё будет по-другому, – сказал себе Гарри.

Воротившись домой, он первым делом схватился за письмо, но в нём было столько длинных трудных слов, что мальчик решил дождаться прихода отца.

Пока же он приписал к состоянию дяди мотоцикл «харлей-дэвидсон» (старая такая модель, дядя гонял на нём ещё в молодости) и теперь развлекался тем, что с воем нарезал на нём круги по дому.

– Гарри, – попросила мама, когда он с грохотом пролетел по коридору, ведущему из кухни в гостиную. – Ты не мог бы делать это у себя в комнате? – В её словах сквозило бесконечное терпение, которому она выучилась за десять лет, что растила сына.

– Р-р-р!.. – взревел Гарри и, развернув мотоцикл, взлетел по лестнице на второй этаж. «Не переживай, мама, – подумал он. – Скоро я куплю тебе дом побольше. А папа сможет забрать один из моих „роллс-ройсов“».

Когда Гарри наконец заслышал шум колёс пятилетнего папиного форда, он тут же выбежал из детской и спустился на первый этаж самым стремительным способом (по перилам).

– Папа! Дядюшка Джордж умер! А письмо, представляешь, в нём его последняя воля! Я не понял ни слова, но ты же мне всё объяснишь? Пойдём, мам. Папа прочтёт нам завещание!

Господин Холдсворт опустился в кресло и взял в руки бумаги. Несколько минут он читал их про себя, а потом тихонько засмеялся.

– Что? – спросила мужа госпожа Холдсворт. – Он что-то оставил Гарри?

– Да, оставил.

– Своё состояние? – завопил Гарри.

– Состояние? – усмехнулся отец. – Боюсь, что нет, Гарри. Старик был небогат, а то немногое, что имел, оставил университетской библиотеке. И всё же тебе достанется самое ценное его имущество.

– Что же? – выпалил Гарри.

– Попугай.

Глава вторая

«Моему двоюродному внуку Гарри Холдсворту, с которым я, к несчастью, не был знаком, я завещаю своего верного товарища, скрасившего последние сорок лет моей жизни, африканского серого попугая, откликающегося на имя Мэдисон.

Я сделал такой выбор осознанно, поскольку вышеупомянутый Гарри Холдсворт – единственный известный мне родственник мужского пола, пребывающий в возрасте, подходящем для унаследования Мэдисона, поскольку попугай а) может прожить на белом свете ещё сорок лет и б) как и я, не слишком-то привык к женскому обществу». В конце пункта 15 «Последней Воли и Завещания» профессор Джордж Холдсворт в подтверждение всего вышесказанного поставил свою личную подпись.

Далее в завещании говорилось, что дядя Джордж заранее позаботился о том, чтобы двоюродный внук избежал денежных трат и бюрократических проволочек.

– Авиадоставка оплачена, – сказал отец Гарри. – К тому же тебе будет выплачена некая сумма, необходимая для покупки просторной клетки и птичьего корма на целый год. По истечении этого года попугай перейдёт на твоё полное обеспечение.

– Ещё на сорок лет? – ужаснулся Гарри. – Хочешь сказать, что я должен заботиться о птице, пока мне не стукнет пятьдесят?

– Возможно, попугай умрёт раньше, дорогой, – успокоила его мать.

– К тому же, – подхватил отец, – вдруг ты его полюбишь. Вдруг он говорящий. Дядюшка Джордж был выдающимся учёным современности в области лингвистики.

– А что такое лингвистика? – спросил Гарри.

– Это наука о языке. О словах в частности, а значит, велик шанс, что попугай знает хотя бы несколько словечек.

– И я смогу брать его в школу, – просиял Гарри. – Он будет сидеть у меня на плече, как попугай из «Острова сокровищ».

Гарри тут же принялся ковылять по комнате, сверкая глазами и прихрамывая, как одноногий пират.

– Пиастры! Пиастры!

– Ты никуда его не возьмёшь, – строго сказала мама. – На выходных вы с папой купите надёжную клетку. Я не хочу, чтобы попугай летал по всему дому и гадил.

– Наверняка попугай приучен жить в доме, – с надеждой предположил Гарри.

– Не глупи, Гарри. Птицы не могут…

– Чего не могут?

– Птицы просто…

– Твоя мама хочет сказать, что птицы просто делают это, когда им вздумается, – заключил господин Холдсворт. – В любом случае нужно сначала поглядеть, что этот… как его там зовут?.. – Папа снова заглянул в завещание. – …Мэдисон… Что этот Мэдисон собой представляет. Он уже скоро будет здесь.

Так всё и произошло. Через пару недель, в субботу, Мэдисон уже был в Англии.

Когда из аэропорта Нью-Йорка в лондонский аэропорт сообщили о прибытии попугая, семью Холдсворт охватила лёгкая паника. Ну отчего дядюшка Джордж не отдал попугая в зоопарк или цирк? Всё бы ничего, думали родители Гарри, если бы их сын был в восторге от такого подарка или хотя бы просто рад. Но нет, мальчик выглядел на редкость подавленным. В таком же подавленном состоянии он ждал приезда фургона, в котором томился его товарищ на ближайшие сорок лет.

Покупка клетки прошла даже весело. Дядюшка не поскупился, и Гарри с папой приобрели самую просторную птичью клетку, смахивающую на целый вольер. Но чем больше Гарри смотрел в то памятное утро на блюдца с зёрнышками и водой, пол, посыпанный песком, и открытую дверцу, тем сильнее его сердце сжимала тревога.

«Держу пари, эта дурацкая птица клюётся, плохо пахнет и не знает ни слова. Зато вопит день-деньской или выкрикивает всякую чепуху, типа „привет“ или „тётя Мотя“. А я буду слушать эту дребедень, пока не состарюсь! Между прочим, я птиц вообще не люблю, а этого попугая тем более».

И вот раздался звонок.

Когда клетку-контейнер водрузили на стол в гостиной, Холдсворты прильнули к вентиляционным дырочкам и разглядели внутри силуэт. Попугай не кричал, только слегка скрёбся лапкой о дно клетки.

– Он жив, – разочарованно протянул Гарри.

– Давайте скорей выпустим беднягу наружу, – засуетился отец. – От Америки до нас долгий путь. Ну, Гарри, открой крышку.

– А вдруг он улетит?

– Не думаю, он только что проделал три тысячи миль и, должно быть, очень устал. Ну давай же, открывай.

Гарри без особого энтузиазма отодвинул щеколду, поднял крышку и отдёрнул руку так резко, словно внутри сидел не попугай, а ядовитая змея.

Какое-то время всё было тихо. Потом в ящике что-то зашелестело, и наружу высунулась серая голова с острым крючковатым клювом. Жёлтые, как солома, глаза попугая внимательно оглядели гостиную.

Один из этих жёлтых глаз пристально изучил Гарри, отметив его худенькую фигуру, рыжую копну волос и оттопыренные уши. Затем, недолго думая, попугай выбрался из клетки-контейнера и зашагал по столу вальяжной пиратской походкой прямиком к мальчику. Тот испуганно шарахнулся в сторону.

– Похоже, ты ему понравился, – улыбнулась мама.

– Не бойся, – подбодрил сына папа. – Ничего он тебе не сделает.

– Ты-то откуда знаешь? – насупился Гарри.

– А ты протяни руку, посмотрим, взберётся ли на неё попугай.

– Сам протягивай.

– Вот ещё, это твой попугай.

– Ну же, скажи ему что-нибудь, – попросила мама. – Назови его имя.

Гарри подозрительно глянул на попугая, который теперь стоял на самом краешке стола, склонив голову набок. Мальчик отметил про себя крепкий клюв птицы и острые когти на серых лапах. Зажмурившись, Гарри вытянул вперёд руку.

– Привет, Мэдисон, – неуверенно проговорил он.

Попугай вспрыгнул мальчику на руку и спокойно зашагал по направлению к плечу. Оказавшись на плече, попугай ласково защекотал кончиком клюва ухо Гарри.

Мальчик открыл глаза и с облегчением выдохнул.

– Ты ему понравился, – сказала мама.

– Хорошая птица, – согласился папа.

– Привет, Мэдисон, – снова повторил Гарри, на этот раз куда более уверенным тоном.

Попугай ничего не ответил.

– Возможно, он заговорит, когда поест, – предположила госпожа Холдсворт. – Посади его в клетку, Гарри. Бедняжка, наверное, проголодался.

И правда, стоило Гарри подойти к клетке, как попугай спрыгнул с плеча и самостоятельно вошёл внутрь. Он жадно выпил всю воду из блюдца, а потом набросился на зёрнышки, то и дело поглядывая на Холдсвортов жёлтыми умными глазами.

Но, несмотря на самое доброе отношение семейства, попугай за весь вечер не промолвил и словечка.

– Жалко, – протянул господин Холдсворт. – Я думал, дядя Джордж научил его говорить хоть что-то за сорок-то лет.

– Наверное, этот попугай неговорящий, – предположила мама.

– Скорее всего, так оно и есть, – отозвался папа. – Ладно, Гарри, тебе пора на боковую. Спокойной ночи, дружок.

– Спокойной ночи, дорогой, – промолвила мама.

Гарри был уже на середине лестницы, когда услышал ещё одно пожелание хорошего сна:

– Спокойной ночи, Гарри.

– Спокойной ночи, папа, – ответил он и вдруг понял, что это не голос отца.

Незнакомец говорил резче и как будто бы в нос. Мальчик бегом вернулся в гостиную, родители уже ушли к себе в спальню. Только попугай в гордом одиночестве сидел на жёрдочке.

– Мэдисон, – неуверенно произнёс Гарри, – ты что-то сказал?

Глава третья

«Наверное, всё-таки это был папин голос», – думал Гарри, постепенно проваливаясь в сон, где попугаи говорили с ним на непонятных языках и он решительно не знал, что ответить.

Сон постепенно превратился в кошмар, где Гарри стал крошечным, как подсолнечное семечко, а огромный попугай гонялся за ним по всей клетке.

Гарри проснулся в холодном поту. На часах было пять тридцать. За окном начинало светать.

Он полежал в кровати ещё несколько минут, радуясь тому, что кошмар оказался всего лишь кошмаром. Но, вспомнив про попугая из сна, Гарри подумал о настоящем. «Ладно, допустим, дядюшка Джордж не научил Мэдисона разговаривать, но это ещё не значит, что я не смогу. Попугаи всего лишь подражают людям, у них нет своих мыслей, они просто копируют чужую речь. Значит, если всё время повторять одно и то же слово, попугай рано или поздно его запомнит. Думаю, сотни раз будет достаточно. А потом мы возьмёмся за следующее слово. Сегодня воскресенье, мама с папой встанут ещё не скоро. Самое время для первого урока. Но с какого же слова начать? Придумал! Я научу его говорить своё имя. Но было бы слишком просто научить его говорить „Мэдисон“. Это всё равно как если бы я говорил всем подряд „Гарри“. Нет, лучше сразу выучить его говорить „Меня зовут Мэдисон“».

Гарри вскочил с кровати, надел халат, вышел из комнаты и (в кои-то веки) медленно спустился с лестницы, как обычный человек. Поплотней закрыв за собой дверь в гостиную, он подошёл к столу и остановился перед клеткой.

Прильнув к прутьям, мальчик сделал свирепое лицо, совсем как у следователей гестапо из фильмов.

– Существует много способов заставить тебя заговорить, – процедил он сквозь зубы.

Попугай ответил молчанием.

Гарри тяжело вздохнул. «Сто раз, – подумал он про себя. – Мне нужно будет повторить слово сто раз, и тогда всё будет как надо». Припав к решётке в том месте, где, как ему казалось, у попугая должно быть ухо, Гарри громко и медленно заговорил, хорошо проговаривая каждый звук, словно его собеседник был туг на ухо: «Меня… зовут… Мэдисон».

Попугай задумчиво почесал лапой серую голову.

– Я понял, дружище, – сказал он вдруг совершенно отчётливо. – Какое, однако, невероятное совпадение. Видишь ли, меня тоже зовут Мэдисон.

Гарри так и застыл с раскрытым ртом. Он испытал одновременно целую бурю чувств: смущение, удивление, волнение.

– Что-то не так? – учтиво спросил Мэдисон. – Язык проглотил?

– Ты умеешь говорить, – просипел Гарри.

– Угу.

– Как человек!

– Естественно. Впрочем, какие-то различия в произношении у нас с тобой, конечно, будут. Я всё же вырос в Америке. Но что-что, а говорить я уж точно умею.

– Но… мне казалось, попугаи могут лишь повторять заученные слова.

– Всё зависит от того, кто их учил. Я, например, провёл полжизни у профессора лингвистики. Он ушёл в мир иной, но, парень, что это был за великий человек!

– Дядюшка Джордж!

– Ты племянник Джорджа Холдсворта?

– Нет, его племянник – мой отец, но я тоже зову его дядей.

Мэдисон снова почесал голову.

– Вот те раз! – воскликнул он. – Это всё объясняет. Меня засунули в какой-то ящик, отвезли в аэропорт, и через некоторое время я понял, что уже нахожусь в Хитроу. И тогда я сказал себе: Мэдисон Холдсворт, боюсь, что тебе судьбой уготован лондонский зоопарк. Но вместо этого я снова попал в семью. Парень, как я рад, что всё так счастливо обернулось.

Попугай возвёл глаза к потолку.

– А всё благодаря Джорджу, – с благоговением вымолвил он.

– А почему дядюшка Джордж назвал тебя Мэдисон? – полюбопытствовал Гарри.

– В честь Джеймса Мэдисона, четвёртого президента Америки с тысяча восемьсот девятого по тысяча восемьсот семнадцатый год. Он управлял страной сразу после Томаса Джефферсона и перед Джеймсом Монро.

– О, – только и сказал Гарри. – Но почему именно в честь четвёртого?

– Всё очень просто, – ответил Мэдисон. – Я был его четвёртым попугаем. Вашингтон скончался во сне, Адаме умер от пневмонии, а Джефферсона съела кошка.

Гарри распахнул дверцу клетки, и попугай вспорхнул на его плечо.

– Значит, это всё-таки ты вчера пожелал мне спокойной ночи? – спросил Гарри.

– Да. С языка сорвалось. А потом я решил, что утро вечера мудренее. Но когда ты завёл своё «Меня… зовут… Мэдисон», я уже не мог держать клюв на замке.

– А откуда ты узнал, что меня зовут Гарри?

– Так тебя называли родители.

– Конечно, глупый вопрос, прости. Просто очень сложно поверить в то, что ты всё слышишь и понимаешь. А что ты ещё умеешь, Мэдисон?

– Я умею читать и играть на фортепьяно всякие народные песенки, например «Там вдали на реке Суони» или «Кэмптаунские скачки».

– Ты нажимаешь на клавиши лапами?

– Клювом. Да, ещё я умею пользоваться телефоном. А вот писать так и не научился. Ручку в клюве не удержать.

– Ого! – присвистнул Гарри. – Интересно, что скажут в школе!

В этот миг он почувствовал, что попугай покрепче обхватил его плечо.

– Послушай, Гарри, – заговорил Мэдисон, – нам ещё о многом предстоит поговорить, но кое о чём лучше условиться прямо сейчас. Понимаешь, я ведь не совсем… обычный попугай.

– И?

– Не открывай никому мою тайну, Гарри. Джордж за все долгие сорок лет не обмолвился о моих способностях ни одной живой душе. Он понимал, что газетчики и телевизионщики сразу начнут на нас охоту, не говоря уже об учёных, желающих провести надо мной опыты, и циркачей, готовых на всё, чтобы выкрасть меня из дома. Мы держали свой секрет при себе. Надеюсь, ты поступишь так же, как дядя?

– Д-да, – неохотно протянул Гарри.

– Тебя что-то тревожит? – спросил попугай.

– Ну, понимаешь, вы с дядей Джорджем жили вдвоём, так?

– Угу.

– А я живу с родителями. Понимаешь?

– Ну конечно, – закивал Мэдисон. – Мы расскажем им наш секрет. Они же не болтливы?

– Нет, – улыбнулся Гарри и машинально потрепал Мэдисона по шелковистой шее. – Но давай расскажем им всё попозже, ладно, Мэдисон? А прежде хорошенько повеселимся.

– Разумеется, Гарри. Я тебе подыграю.

– Спасибо, Мэдисон.

– Да, кстати, Джордж называл меня Мэд. Ты тоже можешь.

– Хорошо, Мэд. Ты, наверное, очень скучаешь по нему. Надеюсь, тебе у нас понравится.

– Не сомневаюсь, – проговорил попугай, нежно пощекотав клювом ухо мальчика.

– Ты уверен?

– На все сто, – сказал попугай.