Текст книги "Десерт по имени Аля (СИ)"
Автор книги: Диана Рымарь
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Глава 43. Почти смелая
Через два дня:
Четверг, 9 сентября 2021 года
16:00
Аля
– Вы претендуете на какое-нибудь имущество? Насколько я понял, ваш муж приобрел дом уже после свадьбы…
Адвокат смотрит на меня поверх дорогущих очков, барабанит пальцами по массивному столу из красного дерева. И костюм на нем красивый, качественный. Эдакая ртутная серость, очень подходит к его благородным сединам. Видно, за то, что люди претендуют на имущество супругов, он получает неплохой процент.
«Претендую ли я?» – спрашиваю себя и начинаю нервно хихикать.
Оно бы, конечно, не помешало, имущество это, да только мне бы ноги унести, а деньги пусть дорогой муженек оставит себе. Кроме свободы мне от него ничего не нужно.
– Не претендую! – говорю уверенно.
– Я с удовольствием возьму на себя все хлопоты по оформлению и подаче документов, получу все нужные бумаги. Только нужно оформить поручение…
– Вы можете сами сообщить Потапову о моем желании развестись?
Адвокат на минуту замолкает, потом кивает, видимо, приняв для себя какое-то решение:
– Господин Громов звонил, предупреждал, что вы можете о таком попросить… Ну что же, я пойду навстречу. Понимаю, у вас случай особый. Давайте тогда с этого и начнем. Только, к сожалению, мне нужно на несколько дней уехать. Но как я понял, время терпит?
– Несколько дней, думаю, да, – киваю.
– Отлично! Сразу по приезде я вам позвоню, и начнем процесс! Думаю, через два-два с половиной месяца вы уже будете счастливо разведены…
– Так скоро? И даже если он не согласится?
– Именно так!
Я смотрю на седовласого мужчину и не верю в то, что это может быть правдой. Неужели я скоро буду свободна… Больше не надо прятаться, бояться. Кроме того, мне даже встречаться с Потаповым не придется! Кайф-то какой!
У меня на спине словно вырастают крылья. Конечно, крылья нынче дорогие – адвокат попросил за свои услуги хорошую цену. Но я бы ему и много больше дала, лишь бы дело сладилось. С трудом сдержав порыв обнять мужчину, я покидаю его кабинет.
Перед уходом заглядываю в туалетную комнату освежиться. Пока мою руки, душу начинают глодать сомнения:
«Что, если не получится? Что, если Михаил что-то придумает? Он же умный, и средств у него хоть отбавляй, так что вполне может. Не буди лихо, пока оно тихо… Вот сидела спокойно полгода – и еще посидишь. Авось не найдет…»
И вдруг понимаю: не посижу, нисколечко не посижу. Я прятаться больше не согласна.
– Тварь я дрожащая или право имею… – говорю своему отражению в зеркале.
Смотрю на свое лицо и в который раз не узнаю его под слоем штукатурки, которую вынуждена наносить каждое утро. Не знаю, что мной в этот момент движет, но вдруг беру и начинаю умываться. Тушь, помада, тональный крем, румяна, карандаш… Они дружно держат оборону против воды, но сдаются мылу. Вытираю красное лицо бумажным полотенцем. Кожа моментально скукоживается.
На выходе сворачиваю к аптеке, покупаю увлажняющий крем, аккуратно наношу на чистое лицо прямо там, на мягкой скамейке. Благо посетителей нет, а удивленный взгляд аптекарши я просто игнорирую.
Смотрю на себя в зеркало и глаз радуется. Я почти снова я. Только губы чуть больше прежнего, но к ним я уже привыкла. С меня хватит, в прятки больше не играю, а значит, и макияж мне теперь без надобности.
Достаю телефон, смотрю на часы и ужасаюсь. Мой перерыв закончился пятнадцать минут назад. Слава богу, студия совсем недалеко. Прибегаю, извиняюсь перед коллегами. Они слишком заняты съемкой бижутерии и на меня едва оглядываются.
– Тебя Сам требовал, – мельком бросает Светка.
Так у нас называют Краснова.
Мда, похоже, босс решил лично отругать за опоздание. Любит он это дело. А может, до сих пор злится, что не разрешила потрогать свои коленки. Ох и злющий он был на следующий день.
Захожу в кабинет, заранее вжав голову в плечи. Краснов делает вид, что меня не замечает, даже головы от ноутбука не поднимает.
– Малышева, ты вообще работать собираешься?
В который раз за эти месяцы морщусь, когда меня называют чужой фамилией. Решаю, если уж хватило духу выйти на улицу без макияжа, отчего бы наконец не устроиться на работу официально.
Не говоря ни слова, достаю из сумочки паспорт, кладу на стол и выпаливаю на одном дыхании:
– Вообще-то моя фамилия – Потапова, правда, скоро сменю ее на девичью – Габарашвили. И если вы до сих пор злитесь на меня из-за ужина, то не надо, я согласна!
Краснов замирает, даже дыхание его ненадолго приостанавливается. Потом закрывает ноутбук, складывает на него руки и впивается в меня взглядом. Смотрит так, будто не узнает. Наконец спрашивает:
– Что с лицом?
– Я теперь буду такая! Нравлюсь?
– Нравишься…
Тот же день:
21:00
Аля
– Так, я не поняла… – бурчит подруга, увидев меня в прихожей. – Ты же должна быть на свидании с боссом!
– Мы просто ужинали… – пожимаю плечами.
– Всего лишь до девяти вечера? Это несерьезно…
В ответ я просто фырчу и проскальзываю мимо нее в комнату.
Да, может быть, и рановато сбежала, но, если честно, ужин мне не понравился. То есть еда-то была великолепна. Краснов не поскупился, отвез в замечательное местечко в самом центре города. Но вот разговор… не клеился от слова совсем – и в основном потому, что босса слишком задела моя история с разводом. Он продолжал сыпать вопросами, а я не могла и не хотела рассказывать ему всё как есть. Пока не могла, может быть, в будущем… если это будущее когда-нибудь наступит.
И, честно говоря, мне не терпелось домой. Есть у меня еще одно дело, которое непременно хочу сделать сегодня. Пусть день станет для меня переломным во всех смыслах.
Усаживаюсь на стул прямо в своем фото-уголке на кухне, достаю телефон, открываю инстаграм и выхожу в прямой эфир. Я мечтала об этом давным-давно, и вот пока сидела в ресторане с Красновым, поняла – сегодня сделаю.
Любуюсь, какая я на экране красивая. Мои подписчики в шоке. Тут же начинают отправлять удивленные смайлы, здороваться, спрашивать, с чего это вдруг я решила показаться. Еще бы… Аккаунту скоро будет три года, а меня там еще ни разу в глаза не видели. И мне есть о чем рассказать: о городе, в который переехала не так давно, о работе в фотостудии, о том, когда моя страсть к фотографии проявилась впервые.
Болтаю без остановки.
Меня слушают, задают вопросы, интересуются. Чувствую себя так, будто до этого момента была немой и вдруг обрела голос. Ощущения феерические.
Глава 44. Душу наружу
Через пару часов:
Михаил
– Не спите? – слышу голос Васильева, сразу вскакиваю. Я в любом случае взял бы трубку. – У меня для вас одна новость…
– Не томите душу, говорите!
Один бог знает, как я жду от Васильева хоть слово, хоть полслова. Поначалу звонил ему по тридцать раз на дню, потом пять раз, затем один, позже раз в неделю… И ничего, никакой надежды. Теперь следователь звонит сам.
– Вы пользуетесь инстаграмом? – заходит он уж очень издалека.
Знает ведь, как я ненавижу соцсети. Не понимаю страсти людей выставлять жизнь напоказ, никогда на такое не пошел бы. Личное должно оставаться личным.
– Естественно нет, почему спрашиваете?
– Зарегистрируйтесь прямо сейчас…
– Зачем?
– Не задавайте лишних вопросов, просто сделайте…
Я хмурюсь, тянусь за планшетом, ставлю телефон на громкую связь.
– В процессе… – сообщаю нехотя.
Васильев начинает объяснять:
– Моя жена обожает готовить десерты по рецептам из инстаграма. Ей очень нравится фуд-блогер, зарегистрированный под ником «Вишенка для торта»…
– Фуд-что? – переспрашиваю хмуро.
Чувствую, Васильев что-то недоговаривает.
– Фуд-блогер… Моя жена недавно смотрела прямой эфир… ну я и глянул на экран…
– И что там?
– Сами смотрите.
– Так, сейчас, я зарегистрировался, нашел «Вишенку для торта». Господи, понапихают еды на аватарки и радуются. Куда мне нажать, чтобы посмотреть видео?
– Прям на аватар жмите!
– Ага, пошло…
Отключаюсь, делаю звук на максимум и замираю. Язык прирастает к небу, горло пересыхает, в голове туман… Чувствую себя так, будто мне разрезали грудину и выгнали душу наружу.
Глава 45. Я люблю инстаграм
Тогда же:
Михаил
Я словно отделяюсь от тела и улетаю. Я больше не в своей гостиной. Я там, с Алей.
Смотрю, слушаю голос, впитываю ее. Она изменилась… Сильно… Черты лица заострились – голодом ее там морили, что ли? А вот губы, наоборот, припухли, как было, когда я ее целовал пару часов подряд. Прическа забавная: торчит челка, русые кудри хаотично спадают на плечи. Она раньше такую никогда не носила – заплетала волосы в косу или делала хвост. Черт подери, если б я ее издалека увидел, может, и не узнал бы. Но это моя Аля. Ее манера речи, ее взгляд.
– Живая… ты живая…
Это знание поднимает меня в небеса. Мне там хорошо, приятно, а еще спокойно. В кои-то веки мне спокойно, а ведь я уже забыл, что это за чувство. Наконец я могу расслабиться.
Я уже люблю инстаграм, я ему практически поклоняюсь.
Какая же у Али божественная кожа… любая телезвезда позавидует! Персики, а не щеки, бровки домиком. Прелесть моя. Вот так взял бы, сжал в объятиях и не отпускал сутки или двое.
– Что же с тобой случилось, милая? – спрашиваю у ее изображения.
Потеряла память? Украли? Я их найду и уничтожу! Мне бы только до тебя добраться, родная, и у тебя все будет хорошо!
Видео короткое – всего пятнадцать минут. Мне мало, очень мало, хочу еще.
Запускаю заново. Сердце стучит в ушах отбойным молотком. Смотрю на нее, любуюсь, слушаю, как говорит, но вот смысл сказанного от меня всё время ускользает. Словно моя девочка не на русском говорит, а на китайском или хинди. Получается разобрать раза с третьего. Когда наконец понимаю, о чем она говорит, на затылке начинают шевелиться волосы.
Аля делится впечатлениями о Краснодаре (!!!) – как ей нравится этот солнечный город, сколько он дал ей хорошего, какие у нее замечательные коллеги, как она любит свою работу фотографа.
«Вы замужем?» – читает она один из вопросов, которые сыплются на нее как из рога изобилия.
Замираю и вслушиваюсь в ответ:
– Я в процессе развода…
Этой фразой она словно бьет меня железной битой.
Ах вон оно что… Я, значит, ищу тебя по всей стране, забыл, что такое сон, медленно умираю в неизвестности, а ты у нас в процессе развода! Это вообще что?! Это как?! Это зачем?!
Новая информация мгновенно скидывает меня с небес, и земля встречает жестко.
Получается, она эти полгода жила нормальной жизнью, работала, общалась с друзьями, вела чертов инстаграм. У нее были все шансы заявить о том, где она и что с ней, но она этого не сделала, ибо плевать хотела на меня и мои страдания.
Значит, всё правда? Никакого похитителя не существует?! Она, мать ее так, просто сбежала, еще как сбежала и отлично замела следы!
О такой возможности мне в первый раз сказал Васильев. Я отмахнулся. Моя Аля, та, которая три года засыпала рядом, никогда не причинила бы мне такой боли. Она верная, преданная, заботливая… Ага, Потапов, держи карман шире.
Вторым человеком, который посмел озвучить такую мысль, была временная домработница. Пусть и сказано это было в пылу спора, от незнания, но ее слова запали в душу гораздо сильнее, чем умозаключения Васильева.
«Сбежала от трудов рабских…» – так она сказала. Ее слова оскорбили меня настолько, что готов был выгнать женщину взашей.
Бред, бред, чистейший бред, как мне тогда казалось. Аля – разумная девушка, должна понимать, что она для меня гораздо важнее каких-то там полов.
Разумная, так ее растак, как же… Разумом прямо светится.
Да будь они прокляты, эти гребаные полы! Я согласен мыть их сам, я согласен нанять хоть десяток горничных, как бы мне ни было неприятно их присутствие. Только бы с ней было всё в порядке.
Неужели сбежала из-за чертовой уборки? Это никак не укладывается в моей голове. Жена делала всё вовремя и именно так, как я ее просил. Всегда. Если бы ей было так уж тяжело, она хоть что-то да не успевала бы. Должна быть какая-то другая причина.
Третьим человеком, который посмел при мне озвучить возможность побега, был Громов. Меня прибила к плинтусу его история о том, какими методами девчонок склоняли к замужеству. Этого борова, Авзурага, от моего кулака спасло только то, что, по словам детектива, душа и так еле теплится в его искалеченном теле. Там уже и без меня постарались, то же самое и с Улданом.
Мне мерзко думать, что Алю заставили со мной переспать. Но потом-то у нас с ней всё было супер. Когда брал ее замуж, я от нее никаких особых чувств не ждал, все-таки не в кафе с ней познакомился и не ухаживал за ней перед тем, как положить под себя. Но чувства появились и быстро, причем с обеих сторон, чего от себя никак не ожидал.
Да, я не образец романтики, в любви ей не клялся, серенад не пел. Зато баловал как мог, в деньгах не ограничивал, проводил с ней всё свободное время. Я делами свои чувства доказывал. На теле жены нет места, которое я не целовал. Каждая ее клеточка, каждый волосок и каждый ноготок – всё мое и только мое.
Кроме того, не выбери я ее тогда, она просто досталась бы кому-то другому. Так что чувства вины за то, что купил ее, у меня точно не было ни тогда, ни сейчас. Лучше я, чем какой-нибудь престарелый придурок. Так что сбегать от меня из-за этого она точно не стала бы.
Так в чем причина?
Мы ведь с ней даже не ругались! Ничего, как говорится, не предвещало. В последние недели у нас не было никаких трений, ничего, что могло бы настолько ее обидеть, задеть, заставить поступить со мной так жестоко…
За что она так со мной?
Меня захлестывает чувство несправедливости, как когда-то в юности.
«Ты никому не нужен! Ты недостоин хорошего отношения! Таких, как ты, не любят, обходят стороной, потому что чувствуют, какой ты внутри гнилой и испорченный!» – вспоминаю я крики матери.
Она частенько орала на меня, когда я в очередной раз сбегал из дома, чтобы погулять с друзьями. У нас с ней была масса конфликтов после того, как впервые проделал этот финт. Физически она не могла на меня воздействовать, поскольку я с двенадцати лет был сильнее ее. Помню тот день, когда впервые вырвал из ее рук хворостину и больше не позволял себя хлестать. Тогда она переключилась на моральный прессинг.
Она не всегда была такой. По большей части мы с ней сосуществовали вполне мирно, ну, когда я выполнял всё, что она хотела. А когда показывал норов, она делала всё, чтобы заставить меня подчиняться. Я фактически сбежал от нее в армию, а потом ее не стало.
Но Аля… Я для этой девки делал всё, и в результате получил такую черную неблагодарность! Видимо, не любила, не нужен ей, а может, и не был никогда нужен…
Получается, мать была права? Я недостоин?
Кстати я, дурак, считал, что Аля не умеет врать. Если пыталась что-то скрыть, я это сразу видел и строго ей за это высказывал.
Выходит, научилась?
Мне будто кол в грудь воткнули.
– Жестокая, лицемерная сучка… Предательница!
Звоню Васильеву, и мне всё равно, что сейчас середина ночи.
– Добудьте адрес!
– Я узнал на видео обои, заметил их в квартире знакомой вашей жены… Так что адрес у меня уже есть. Только, Михаил, я надеюсь, вы обойдетесь без насилия?
Глава 46. Рейс в другую жизнь
На следующий день:
Пятница, 10 сентября 2021 года
21:20
Михаил
Толчея в аэропорту в кои-то веки меня не раздражает. Я просто не замечаю других людей. Есть только я, мой телефон, наушники и видео Али. Не знаю, сколько раз я успел посмотреть этот ролик.
Тут вдруг изображение меркнет и исчезает.
– Какого лешего? – рычу я.
Куда оно могло деться? Лезу в интернет узнать, как его вернуть, и выясняю, что инстаграм хранит живые эфиры всего сутки.
«Вот сука!»
Успокаивает только то, что скоро буду лицезреть жену вживую.
До посадки еще есть время, и я в который раз за сегодня лезу в аккаунт «Вишенки для торта». Она публикует не только фото с рецептами, но также размышления о жизни, делится впечатлениями о книгах, фильмах, покупках, поездках.
Я словно смотрю на свою жену не в обычном плоском, а в 3D изображении. Сколько же разного в ней намешано. Любит читать романтическую лабуду и… Достоевского. Хочет научиться готовить рыбу фугу, в то же время фанатеет от вареников с клубникой. И всё это лишь верхушка айсберга.
Кстати, даже если бы мне не сказали, что этот Алин аккаунт, всё равно догадался бы, наткнись я на него раньше. То, как разложены приборы, сервированы блюда, подобраны цвета, выдает мою жену с головой. У нее особая манера подавать еду.
Узнаю на фото торт, с которого начинает жизнь ее аккаунт: двухъярусное нечто с вишнями по кругу. Еще бы не узнать, ведь это первый и единственный торт, с помощью которого Аля призналась мне в любви. Так и написала на нем кремом: «С днем рождения, любимый». Меня это тогда дико тронуло.
Получается, она врала мне. Всё время врала, и, когда подвернулась возможность, предала… Вырезала мое сердце, швырнула в мясорубку, сделала из него котлеты и выставила фото в своем инстаграме – вот что она сделала.
Безжалостная, бесчеловечная живодерка! Она растоптала меня, наш брак, всё хорошее, что между нами было. Но почему она так со мной поступила? Что такого ужасного я ей сделал?
Она ответит, обязательно ответит и скоро… Самолет уже мчит меня в Краснодар.
Аля расплатится за свою жестокость сполна. Как именно, я еще не решил, но обязательно придумаю.
Как только приземляюсь, сразу заказываю такси и называю адрес, который от частых повторений успел выучить наизусть.
Прибываю на место. Попадаю в подъезд, благо домофон не работает, поднимаюсь на нужный этаж. Мне плевать, что сейчас два часа ночи, я с силой давлю на звонок.
В крови вовсю гуляет адреналин. Соображаю, что буду делать, если она не откроет. Но нет, после того, как убираю палец от кнопки звонка в замочной скважине, почти сразу слышится звук поворота ключа. Я тяну дверь на себя, не давая жене возможности ее захлопнуть.
Аля чуть не вываливается мне в руки, а когда понимает, кто перед ней, резко отпрыгивает обратно в прихожую. Кутается в синий махровый халат и ни слова не говорит.
Смотрю на нее, вбираю ее образ в себя. Да, она изменилась, но кое-что в ней осталось прежним – огромные испуганные глаза косули. Она смотрела на меня так каждый раз, когда я отчитывал ее за что-то или выражал недовольство. Слушала, кивала, делала, что я велю… А потом взяла и ушла от меня. Полгода скрывалась, позволяя мне думать, что ее покалечили, прибили, разодрали на части.
Перенапряжение всех этих месяцев прокатывается электрическим разрядом по каждой мышце моего измученного тела. Взгляд застилает красная пелена, руки сами тянутся к девушке.
– Сейчас я тебя возьму, и от того, с какой охотой ты мне отдашься, будет зависеть наш дальнейший разговор!
Часть 3. Бои без правил
Глава 47. Пожалуйста, остановись…
Тогда же:
Аля
Я смотрю и не верю глазам. На его месте должна была стоять Иришка!
Подруга забыла телефон, ключи и, похоже, голову, ведь обещала вернуться домой к полуночи. Я открывала дверь в полной уверенности, что это она. Видимо, домой Малышева сегодня не придет, ей с друзьями слишком хорошо. Зато мне вот не очень…
«Господи, почему сейчас? Еще немного, и я от него освободилась бы!»
Хлопаю ресницами в надежде, что с очередным взмахом картинка сотрется и мой муж исчезнет. Но нет, исчезать он и не думает.
Взгляд такой, словно сейчас меня придушит. Я помню, он именно так смотрел на ту худющую блондинку, которая подловила меня в коридоре ресторана, – его бывшую жену. Даже стоял в той же позе перед тем, как броситься на нее и схватить за горло. Я тогда думала, придушит. Вот… настало и мое время. Вполне возможно, меня ждет участь похуже, ибо сейчас он даже злее, чем тогда, намного злее.
Я пячусь, пока не упираюсь в стенку. Понимаю: мне не сбежать, не скрыться. И столбенею. Наблюдаю за тем, как он шагает в прихожую, закрывает дверь. Еще шаг, и вот он уже рядом. Его горячее дыхание опаляет мне кожу, а руки сжимают плечи.
Он буквально вминает меня в стену своим телом, впивается в мой рот поцелуем. Только разве ж так целуют. Он сплющивает мои губы, кусает их, рычит и одновременно шарит рукой по моему халату. С силой дергает за пояс. Впервые в жизни я рада, что я мерзлячка. Под халатом у меня пижама. Забавная такая, с Микки Маусом. Подарок Иришки. Но для меня сейчас другое главное – одежда абсолютно закрытая: длинная майка с рукавами и штаны.
Впрочем, для Михаила это не преграда. Он хватает ворот майки, с силой тянет вниз. Ткань как-то даже не очень сопротивляется. С противным треском рвется, открывая мое плечо.
Я вижу, как взгляд Потапова загорается еще больше. Его эта картина заводит. Зато у меня внутри всё болезненно сжимается, и возникает лишь одно желание – исчезнуть.
Прямо здесь и сейчас желаю: «Пусть меня просто не будет, пусть я растворюсь, пусть больше никогда нигде не появлюсь». У меня даже не хватает сил, чтобы ему сопротивляться. Да и понимаю – бесполезно. Я даже боли никакой не смогу ему причинить. Мой муж – медведь, а разве можно причинить медведю боль голыми руками?
Всё, что могу, – это жалобно скулить:
– Остановись, пожалуйста, не надо…
Он не слушает, а может быть, и не слышит. Слишком сосредоточен на изучении моего тела руками и губами.
– Пожалуйста… – прошу снова, уже реву практически навзрыд.
Тут он, наконец, откликается:
– Лучше отдайся! Всё равно возьму…
Понимаю, не пожалеет. Раньше ведь не жалел, с чего должен начинать сейчас. И всё равно не могу перестать просить:
– Пожалуйста… Ну пожалуйста!
Он еще крепче прижимает меня к стене, рычит прямо в ухо:
– Что пожалуйста? Что?!
– Можно мне в ванную? Мне очень нужно, я на минутку… – шепчу, смотрю в глаза, пытаясь установить контакт, воззвать к его разуму. – Я правда на минутку, потом всё будет, как ты скажешь…
Вру, я безбожно ему вру, но он верит, разжимает хватку. Я почти падаю на пол, он поддерживает меня, помогает добраться до нужной комнаты. Сама идти не могу, слишком подгибаются колени.
– Иди, у тебя минута! – строго чеканит он и закрывает за мной дверь.
Я закрываюсь на замок, включаю душ, а сама тянусь к полочке у раковины. Там возле пузатой розовой косметички Иришка и оставила свой телефон. Не знаю, какого черта она его туда сунула, но сейчас я этому черту безумно благодарна. А еще благодарна Громову за то, что вручил мне тогда свои визитки. И я, и Иришка сразу же внесли себе в память мобильных номер того полицейского.
Звоню ему.
«Пожалуйста, возьми трубку! Ну возьми, ну что тебе стоит!» – кричу я про себя, слушая длинные гудки.
О чудо, трубку наконец снимают.
– Алло… – заспанный и прокуренный голос.
– Я Аля Потапова, – шепчу тихо в трубку.
– Кто? – не понимает меня мужчина.
– Потапова… Он меня нашел… Заберите! Спасите!
Мысли путаются, объяснить ничего не могу, даже адрес свой, кажется, напрочь забыла.
– Аля? – вдруг спрашивает собеседник совсем другим тоном. – Да, помню, Громов предупреждал, описал ситуацию. Где вы находитесь?
– В своей квартире, в ванной… – шепчу как можно тише, но собеседник каким-то чудом слышит.
– Оставайтесь там, сейчас отправлю наряд!
Связь разъединяется. Я кладу телефон обратно к пузатой косметичке, сажусь прямо на пол и считаю отведенные мне секунды. Их осталось совсем немного. Успеваю насчитать шестьдесят, прежде чем раздается первый стук в дверь. Он почти нормальный, почти спокойный. Но за ним следует второй и третий. С каждой минутой он всё усиливается.
– Аля, я дал тебе достаточно времени! – рычит Михаил. – Открой немедленно!
«Э-э-э, нет, для того, чтобы меня отсюда достать, тебе придется высадить эту дверь, сволочь ты эдакая!»
Он словно слышит мои мысли, прикладывается к двери раз, другой. Замок не выдерживает, и она распахивается, чуть не ударив меня. Михаил вваливается в ванную, а я так и остаюсь на полу, лишь плотнее прижимаю к подбородку колени.
– Пойдем! – рычит он.
А я на него даже не поднимаю глаз. Зачем мне на него смотреть, мне и так страшно до икоты.
– Пойдем, сказал!
Он хватает меня за плечо, пытается поднять, но я не даюсь. Тогда Михаил наклоняется, поднимает меня и уносит в гостиную. Усаживает на диване, обхватывает своими огромными ручищами, прижимается и громко шепчет:
– Ты моя, слышишь! Только моя!
«Слышу, слышу, не глухая!» – хочется мне прокричать, но я не провоцирую.
Слава богу, он хоть не пытается больше меня раздеть, просто с периодичностью раз в пару секунд впечатывает в меня свои губы так, что, кажется, оставляет синяки.
Вдруг слышу скрип входной двери, в прихожей раздаются шаги. Михаил не замечает, слишком поглощен мной. Шаги приближаются. И вот я вижу за спиной мужа троих ребят в полицейской форме. Они с оружием наизготовку.
И громкий бас:
– Слезь с нее, утырок!
Они громко матерятся, не ждут, пока Михаил подчинится, бросаются на него сзади.
Я зажмуриваю глаза, мне не хочется видеть, как ему выворачивают руки. Слышу звуки борьбы, рычание мужа, удар тяжелого тела об пол, а потом клацанье наручников. Только тут решаюсь взглянуть.
– За что ты так со мной? – орет Потапов.
Его уже подняли с пола и ведут к выходу, а он упирается, продолжает ко мне поворачиваться и выкрикивает одни и те же вопросы:
– Что я плохого тебе сделал? За что ты так со мной?
– Глаза разуй, утырок! – орет на него один из полицейских. – На нее смотреть жалко, а тебе мало?
Да, наверное, сейчас я представляю собой жалкое зрелище. Волосы растрепаны, губы саднят, скорее всего опухли, пижама разорвана, лицо до сих пор мокрое от слез.
Михаил морщится, тяжело вздыхает и снова спрашивает:
– За что, Аля?
Тут понимаю, что он не о моем звонке в полицию. Он о побеге.
Я не хочу ему отвечать, я его видеть не могу. Тут, к моему счастью, его уводят.
