Текст книги "Туман (СИ)"

Автор книги: Диана Курамшина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Глава 17

Как оказалось, вынужденное ожидание протянулось довольно долго, но скучать нам с Екатериной Петровной не пришлось. Через день после суаре мы получили несколько карточек с ангажементами на обед, чай, ужин, литературный вечер…

Больше всего нашей popularité[102]102
  Популярность


[Закрыть] была рада, конечно, «бабушка». Она отобрала несколько приглашений для визитов, остальным мне пришлось писать пространные извинительные письма.

Все эти посещения немного раздражали, но Екатерина Петровна уверяла, что мне стоит развлечься. Поэтому были срочным образом закуплены ещё платья, ибо в одном и том же появляться совершенно не comme il faut[103]103
  Не прилично.


[Закрыть].

Хорошо, что мне как незамужней не требовалось много украшений. Нитка жемчуга, подаренная Марией, порой носилась в причёске, иной раз на шее, а изредка и в виде браслета. А найденный мною дедушкин кулон даже иногда представал в виде фероньерки.

Павел Матвеевич, как я поняла потихонечку обзаводился полезными знакомствами, оттого почти постоянно отсутствовал. В посланиях, которые он мне оставлял, очень сожалел, что не мог прогуляться со мной по «старому Питеру».

Правда довольно неожиданно стала получать букетики цветов. Странным было отсутствие в них записок. Надеюсь, это господин Рубановский так выражает свои извинения. Хотя внезапно в один день их принесли сразу два, и я начала сомневаться.

Василий Львович тоже был занят, по причине того, что «дорогой» племянник наконец переезжал в лицей. Как всегда, в самый последний момент выяснилась недостача чего-то самого нужного.

Наконец в субботу княгиня прислала «ответ» вдовствующей императрицы. Записка содержала всего несколько слов – пожелание удачи в предстоящем экзамене. Срочно созванный «совет» утвердил общее мнение, что ждать осталось не долго.

Так и случилось. В понедельник на моё имя в гостиницу пришло письмо о назначенной на среду комиссии. Радовались все… кроме меня. Странно, но я от предстоящего ничего хорошего не ждала. И кто знает, была ли я права…

Не ведаю, как обычно проходила экзаменация, но на мою собралась целая толпа народа. Хотя «бабушка» настаивала на своём присутствии, её не допустили. Поэтому Екатерине Петровне пришлось вернуться в трактир.

Не вижу смысла описывать те три часа, что меня поочерёдно опрашивали профессора. Скажу только, что всё было весьма неоднозначно. Многие мои ответы (хотя я и старалась не сильно расходиться с известным на данный момент) вызывали недоумения. Но что было самым неприятным для экзаменаторов – я осмеливалась вступать с ними в полемику и отстаивать свою точку зрения. Рассказывала об опыте и якобы практиках, имевших быть в больнице. Что-то вызывало недоумение, а то и смех. Как оказалось, доктора – самые закостенелые в своём уме люди. Хотя… к основным знаниям они придраться никак не могли.

В конце, комиссии зачитали несколько писем – первое от господина Недзвецкого, которого впечатлили мои хирургические и патологоанатомические умения. А второе было отчётом Арнольда Викторовича, о проведённой мною операции. Как я позже узнала, Витольд Христианович подсуетился сразу после нашего отъезда. В этом правда была большая такая ложка дёгтя. Меня можно было обвинить в оказании врачебных услуг без надлежащего разрешения, но доктор несколько раз указывал на то, что случай был исключительный и меня «слёзно упросили родственники» и «это было христианское милосердие», иначе бы роженица не дожила до приезда врача. Он также напоминал о том, что в уезде не хватает персонала, и он надеется в этом смысле на меня.

Мнения, как всегда, разделились. Если не упоминать криков о том, что женщинам тут не место и мне следовало бы заняться вышиванием…

– Пусть лучше в повивальные бабки идёт! В N-ском уезде обучать некому.

– Ну зачем же… дадим диплом акушера[104]104
  Соответствует самому младшему, 14 классу в табели о рангах – Коллежский регистратор.


[Закрыть], самое то с роженицами возиться…

– Ей операции проводить только под надзором опытного оператора[105]105
  Так в это время назывались хирурги.


[Закрыть].

– Позвольте… вы же видите её знания… давайте признаем лекарским учеником[106]106
  Соответствует 12 классу в табели о рангах – Губернский секретарь.


[Закрыть] и пусть получает опыт в губернской больнице. Если по прошествии двух лет не убежит заниматься балами да платьями… и надлежащий отчёт начальствующего инспектора будет хвалебный, думаю сможет получить лекарскую[107]107
  Соответствует 10 классу в табели о рангах – Коллежский секретарь.


[Закрыть] должность.

Было несколько высказываний и полемик о том, что если сподоблюсь написать работы по «своим» опытам, о которых тут рассказывала, и смогу их подтвердить документальными свидетельствами, подписанными врачами больницы, то может через несколько лет и звание доктора[108]108
  Соответствует 8 классу в табели о рангах – Коллежский асессор.


[Закрыть] заслужу.

Нашлись некоторые, припомнившие, что я – баронесса, а значит стремиться расти в классах мне не нужно[109]109
  Личное дворянство чиновник получал только с 9-го класса, а потомственное с 5-го.


[Закрыть]. Дворянское звание у меня есть и так, а значит буду занимать место и мешать продвижению более, по их мнению, достойного для этого человека.

Правда, были слышны и слова о том, что медиков не хватает, пусть даже женщин.

На удивление, Яков Васильевич, присутствующий здесь ни задал ни одного вопроса и в обсуждение моей судьбы не вступал. В начале он смотрел на меня достаточно неприязненно, постоянно поглядывая на лежащий перед ним документ. Но к концу экзаменации взгляд его сменился на заинтересованный, но всё ещё довольно колючий.

Иван Иванович Мартынов, представляющий тут Министерство народного просвещения тоже молчал. Он вообще сидел наособицу, лишь время от времени что-то записывая в свою неизменную папку. Отношение его к происходящему понять было сложно, потому как лицо его совершенно ничего кроме скуки не выражало.

В конце концов обсуждение перешло в настоящий гвалт, и я просто перестала за ним следить. Чувствовала себя мышью, которую препарируют на столе с особым исследовательским интересом. В голове с болью пульсировала мысль, что надо было соглашаться на предложение Витольда Христиановича и спокойно получить должность акушера в губернской больнице. Амбиции – Зло!

Не знаю сколько прошло времени, когда всё затихло, и я услышала голос Виллие, говорившего с заметным акцентом.

– Баронесса Клейст, высокая комиссия, собравшаяся здесь признаёт ваши теоретические знания в искусстве медицины, хотя документов о вашем образовании вы представить не смогли. Также о вашей практике, кроме ваших слов, мы должны получить более весомые доказательства. Посему… вы получаете должность «старшего лекарского ученика» с направлением в военный госпиталь Могилёва. После двухгодичной практики в оном, сможете претендовать на получение звания «лекаря». Все соответствующие документы вам предоставят в канцелярии академии.

Ну что сказать… мне хотелось заплакать, но я медленно присела в реверансе и развернувшись гордо покинула зал. Боялась истерика накроет меня прилюдно. Перед входом академии находился экипаж с ожидающим Павлом Матвеевичем. Оказавшись внутри отпустила себя и разревелась.

– Что случилось, Анна Викторовна? Они не приняли экзамена?

– Ученик… ученик лекаря, а только через два года практики – лекарь, – сбиваясь на хрипы и вытирая слёзы пробормотала я.

– Ну так вроде это хорошо. Вы же за этим и ехали? Не так ли?

– Вы… вы не понимаете… не понимаете… лекаря!.. не доктора!..

– Так… а есть разница?

Я попыталась успокоиться и взять себя в руки.

– Лекарь – это первая степень, получаемая студентами врачебного искусства. Студентами!!! – слёзы опять полились из моих глаз.

После некоторого раздумья он ответил.

– В принципе, я их понимаю. Документов у вас нет, опыт недоказуем. Заставить учиться в академии и заново прослушивать лекции по темам, на которые вы как я понял ответили, смысла тоже нет. И вот если они вам засчитали экзамен как теоретический и теперь направляют на студенческую практику, тут всё в порядке.

– А как же степень доктора? – я всё ещё немного всхлипывала.

– Анна Викторовна, – он аккуратно вытер мои слёзы платком, – вы, кажется, забылись. Вы молоды, а докторскую степень просто так без выслуги лет не дают. Я боялся, что вам и врачевать-то не разрешат. А так… скоро война, на ней Виллие тоже будет присутствовать. Не сомневаюсь, вы сможете впечатлить его вашими способностями! А пока в больнице опыта наберётесь, не всё же с крепостными в сенях…

У гостиницы нас встречала целая делегация, во главе с «бабушкой». Пришлось поведать им «радостную» новость. Господин Рубановский тут же предложил это «отметить» в ресторации. Но Екатерина Петровна, с ужасом вспомнив столичные цены, предложила по-простому отобедать при трактире. На что все с удовольствием согласились. Кушать мне действительно хотелось.

Перед отъездом нам следовало нанести несколько благодарственных визитов. На моё письмо княгиня Долгорукова ответила приглашением на поэтический вечер в пятницу. Ну а в четверг ожидал граф Разумовский.

Всё тот же дворецкий проводил нас в кабинет Андрея Кирилловича. И тот опять был не один. Посредине кабинета стоял низенький и толстый мужчина с кудрявой копной иссини-чёрных волос длиной по плечи. Он бурно жестикулировал руками сопровождая это французской речью, почему-то в стихах. Рядом стоял маленький мальчик.

– Сударь, вынужден повторить, что помочь вам не в силах. Более не могу уделить вам своё внимание. Как видите, у меня визитёры.

Проситель развернулся, показывая своё очень смуглое лицо с маленькими чёрными глазками. Пространная стихотворная тирада сопровождала его выход. Ребенок, которого он вёл за руку напоминал его самого, разве что был намного светлее.

Увидев неподдельный интерес на моём лице, граф поведал, что мы имели радость видеть князя Порюс-Визапурского, служившего при Коллегии иностранных дел, тоже внезапно решившего пристроить своё чадо в открывающийся Лицей. Но кроме того, что они безбожно опоздали с экзаменами, по правилам, лицеистами могли стать мальчики не младше десяти лет. Сыну же князя, Александру, было всего шесть.

Выслушав ремарку о смуглокожих князьях на службе империи, я выразила графу Разумовскому заранее подготовленную и заученную благодарность. «Бабушка» ещё вчера старательно готовила со мной её текст.

В ответ же услышала много лестного в адрес своей «светлой головки» и пожелания всяческих успехов. Мне была передана карточка, с предложением «всегда быть к услугам», если только понадобиться. Екатерина Петровна при этом выглядела такой благостной и довольной, как будто мне как минимум дали орден Святой Екатерины[110]110
  Орден для награждения великих княгинь и дам высшего света, фактически второй по старшинству в иерархии орденов Российской империи. Имел две степени: «большой крест» – для особ царской крови и высших чинов придворных дам; «малый крест», или кавалерственный – для лиц женского пола из высшего дворянского сословия и жён особо отличившихся военных и чиновников. Награждённые именовались соответственно «дамами большого креста» и «кавалерственными дамами».


[Закрыть].

Днём наконец удалось отправиться на прогулку с Павлом Матвеевичем. Мы неспешно шли по аллеям Летнего сада. Красивейшее место… с деревьями, которые сохранились ещё со времён Петра I. С удивлением обнаружила, что даже сейчас у некоторых скульптур отсутствуют носы или даже пальцы. «Провидец» уточнил, что статуи будут постоянно «подправлять», но время безжалостно. А в его будущем всё просто заменят на копии. Хотя… фонтаны сада затмевали собой все неприятные воспоминания об экзаменации.

Господин Рубановский предложил так же пройтись по Царицыному лугу, который в моё время уже будет зваться Марсовым полем, но к тому моменту я уже утомилась.

Пятничный вечер был посвящён визиту к Екатерине Фёдоровне. Вручила ей благодарственное письмо для вдовствующей императрицы. Самой же княгине был преподнесён букет экзотических цветов, которые невообразимым образом удалось достать Павлу Матвеевичу.

– Ma chère, баронесса, я весьма рада, что смогла оказать вам эту маленькую услугу. Кроме того, надеюсь сегодня вы сможете также насладиться декламацией довольно известной актрисы Екатерины Семёновой[111]111
  Екатерина Семёновна Семёнова (1786–1849) – русская актриса. В Александринском театре играла первые роли.


[Закрыть]. Она должна будет прочесть что-то из «Эдипа». Её выступления у графа Строгонова имели большой успех…

– Конечно, княгиня, мы будем рады приобщиться.

– Располагайтесь где вам будет удобно, – ответила хозяйка с улыбкой и развернулась встречать следующих гостей.

– Надеюсь это исполнение будет стоить тех пятисот рублей гонорара, что она запросила, – произнесла она тихо, но я услышала.

Мы с «бабушкой» заняли небольшой диванчик у окна, стараясь не привлекать особо внимания. К нам подходили знакомые по прошлому суаре и интересовались нашими впечатлениями о столице. Хотя основной темой разговоров вокруг была театральная жизнь.

– Вы слышали, сама мадемуазель George[112]112
  Маргарита Жозефина Веймер, известная как мадемуазель Жорж (m-lle George) (1787–1867) – французская трагическая актриса, любовница Наполеона и, по слухам, Александра I, гастролировала в России в 1808–1812 годах.


[Закрыть] завидует темпераменту госпожи Семёновой.

– Ну что вы, это всё сплетни завистников, она сама эффектна на сцене.

– Просто император охладел к француженке, хотя та и поселилась на Каменном острове, дабы быть к нему поближе…

– Не может быть, Мария Антоновна[113]113
  Мария Антоновна Нарышкина, урождённая княжна Святополк-Четвертинская (1779–1854) – фрейлина, жена обер-егермейстера Д. Л. Нарышкина, фаворитка императора Александра I.


[Закрыть] никогда не допустит подобного.

– Конечно, ведь эта George была любовницей Бонапарта!

– Я слышала, что она просто шпионка…

– Бедный Александр Христофорович[114]114
  Граф (c 1832) Александр Христофорович Бенкендорф (1782–1844) – российский государственный деятель, военачальник, генерал от кавалерии; шеф жандармов и одновременно Главный начальник III отделения Собственной Е. И. В. канцелярии (1826–1844). В 1807–1808 гг. состоял при русском посольстве в Париже.


[Закрыть]. Ведь, он так любил эту бесстыдницу.

– Ой, и не говорите. Ходят слухи, что она жила в его доме на правах супруги!

Великосветские сплетники продолжали обсуждение чужой личной жизни даже во время декламации.

Прочтение мне понравилось. Екатерина Семёновна была необыкновенно красива. Черты её лица поражали классической правильностью, профиль напоминал античные портретные барельефы. Контральто голоса выдавал разнообразные эмоции… благородство одушевлённых переживаний и порывы истинного вдохновенья.

В субботу, девятнадцатого октября мы были приглашены на открытие Царскосельского Лицея. Планировалось, что с утра уже отправимся домой, и по пути, заедем на торжественное мероприятие, как раз к самому интересному, пропустив только молебен, ведь там должен был присутствовать сам император с супругой и матерью.

Но… как оказалось, у Екатерины Петровны не были ещё куплены все гостинцы и подарки, которые она планировала привезти из столицы. В спешном порядке пришлось опять наведываться в Гостиный Двор. К счастью, после наших прогулок «бабушка» записала приглянувшиеся ей вещи, так что мы не тратили время на пустое изучение товара, а наведывались сразу в нужные лавки.

В это время Павел Матвеевич отправился договариваться о возможности присоединиться к какому-нибудь «поезду», идущему в нашу сторону. Как выяснилось, две повозки выдвигались только в понедельник.

В воскресенье к нам за прощальным обедом присоединился Василий Львович. От него было получено приглашение запросто бывать у него в Москве или в Болдино, где ему принадлежало часть имения.

Весьма неожиданно господин Рубановский попросил у «бабушки» разрешения преподнести мне «полезный» подарок. На что Екатерина Петровна немного напряжённо согласилась, вспоминая, что один такой «полезный» уже лежал у меня в сундуке.

Но Павел Матвеевич удивил вновь, выложив на стол небольшой чемоданчик и раскрыл его. Это оказался «полевой» набор хирурга, содержащий в себе все необходимые инструменты. «Бабушка» шокировано вздрогнула, а Василий Львович заливисто рассмеялся, сказав, что ещё не видел, чтобы подобное дарили барышням.

Мне чемоданчик понравился. Поэтому я выражала благодарность вполне естественно и от чистого сердца, о чём и сказала.

Как оказалось, на этом неожиданности не закончились…

В понедельник, выехав из столицы и пройдя всю бумажную волокиту с подорожными на рогатке, мы наконец отправились в обратный путь. Уже в дормезе, господин Рубановский протянул мне маленький кожаный клатч. Ничего не подозревая, открыла его и вынула небольшой револьвер. Я не верила своим глазам, в моей руке был «Кольт». Но… ведь его ещё не изобрели!

Глава 18

– Откуда? – только и смогла спросить я, понимая, что никакие вопросы задавать в присутствии Екатерины Петровны просто нельзя.

– Я тут, намедни, свёл знакомство с одним умельцем из мастеровых. Мне кажется, и блоху подковать сможет, если сподобится. Ему и заказал. Нарисовал пару идей… Хорошо он успел за то время, пока мы в городе были.

– Вы опять преподносите моей внучке оружие, Павел Матвеевич? Я ещё от последнего вашего «подарка» не пришла в себя.

– Ну… это как бы не совсем новый подарок… это замена предыдущему. И если баронесса не захочет его себе оставить…

– О-нет, мне этот, очень нравится! – быстренько произнесла я, пряча «игрушку».

– Что за модное веяние… то оружие… то ножи… – тихо ворчала «бабушка», – чем плохи старые проверенные временем методы?

– Угу, а чего мне стоило отыскать этот «набор маньяка» – добавил он очень тихо.

– Что вы сказали, Павел Матвеевич? Не расслышала, – спросила она приподняв бровь.

– Говорю, что подаренный мною набор инструментов весьма популярен у врачей. Его удобно брать в дорогу. Ведь как я понял, мадмуазель Луиза не собирается прекращать «пользовать» крестьян. Я прав?

– Совершенно верно. Я собираюсь продолжить принимать деревенских.

– Но милая… тебя же направили в Могилёв! Я вот думаю, надо по приезду посмотреть, что можно арендовать для проживания в городе, – сразу вскинулась Екатерина Петровна, – хотя пока мы доедем и ноябрь начнётся… боюсь ничего приличного уже не останется.

– Ну что вы, Екатерина Петровна, мы же не Петербург, чтобы после отъезда с летних дач исчезали квартиры в наём.

– Не скажите, Павел Матвеевич, не скажите. Хоть и не столица, а всё-таки город губернский. Поболее двадцати тысяч проживает.

Подъезжая к Великим Лукам, случилась неожиданная остановка. У одной из пристроившейся к нашему «поезду» карет сломалось колесо. Мы с Павлом Матвеевичем перебрались на лошадей, чтобы предложить место в нашем дормезе пожилой женщине с двумя маленькими мальчиками, чей транспорт пострадал. Колонна собиралась проследовать на ближайшую почтовую станцию, оставив карету прямо на тракте. Если её не смогут починить сами извозчики, то на помощь им будут посланы люди из яма.

До трактира при станции добрались буквально через полчаса неспешной езды. Попутчицей нашей оказалась Евдокия Александровна Исупова, супруга вице-губернатора Могилёва. Она с сыном Петром и внуками как раз возвращались обратно.

Мы успели только неспешно приступить к обеду, когда вбежал запыхавшийся малец. Окинув горящим взором зал, он бросился в ноги к Евдокии Александровне. Я так ничего не смогла понять из его причитаний кроме повторяющегося «убился».

При помощи господина Рубановского мы наконец смогли выяснить, что когда уже на карету собирались ставить новое колесо, мужики не удержали её вес, и она накренившись завалилась. Сверху упал обитый железом сундук, который почему-то отвязали но забыли снять. По несчастью, Пётр Акимович стоял рядом, наблюдая за работой. Он и пострадал. Слава Богу удар пришёлся не на голову, а в спину. По словам мальчонки барин упал на землю без чувств и дышит как-то странно.

Я сразу поднялась и поспешила к дормезу, чтобы собрать необходимое. Сбоку послышался голос Павла Матвеевича, поторапливающего кого-то седлать наших лошадей. Позади меня «бабушка» успокаивала госпожу Исупову.

– Вы не волнуйтесь, сейчас Луизонька его осмотрит. Мы из самой столицы едем, она там в Медицинской академии с отличием экзамен выдержала. Всё будет хорошо! Вот возьмите капельки, лучшее нервическое средство.

Дальше уже не слушала, мне подвели Ветра, на которого я быстро взобралась сама.

До оставленной на тракте кареты мы неслись галопом. Сбоку от дороги, на чьём-то расстеленном кафтане лежал без движения мужчина. На мои прикосновения он не реагировал, и рубашка с сюртуком его были сильно в обтяжку, как будто он неожиданно быстро поправился.

– Что с ним, Анна Викторовна?

– Большая проблема. Как я поняла образовался пневмоторакс после удара и воздух постепенно наполняет плевральную полость.

– И в чём проблема?

– Мне нужно вскрыть грудную клетку… здесь недостаточно чисто, а до города мы можем его просто не довести.

– Минуточку… – Павел Матвеевич прикрыл глаза, – надо же просто выпустить из него воздух, чтобы лёгкое раскрылось?

– Да, но…

– Насколько я помню из кино… они просто делали маленький разрез между рёбрами и просовывали туда трубку, конец которой опускали в воду.

– Хм, интересно, но откуда мы здесь возьмём каучуковую трубку?

– В вашем «наборе маньяка» у одного из молоточков длинная ручка из полого металлического стержня. Можно использовать её. Как я понял, баклага с кипячёной водой и спиртом у вас с собой.

– Только не спирт, а хлебное вино.

– Всё одно. У меня тут с собой в переметной сумке походный стаканчик, сейчас сполоснём и наполним водою. Думаю, у вас всё получится…

Сначала все предметы, а также мои и его руки были промыты вином. Потом, рядом со мной на колени опустился господин Рубановский, придерживая трубку в серебряном стакане с водой. Помолившись, нашла промежуток между рёбрами и надавила скальпелем. В отверстие вставила поданную трубку и в воде появились пузырьки. Грудная клетка потихоньку приходила в норму.

Повернувшись к Павлу Матвеевичу, хотела выразить свою благодарность, но засмотрелась в его смеющиеся голубые глаза.

– Ce qui se passe?[115]115
  Что происходит?


[Закрыть] – вдруг раздался немного слабый голос с земли.

– Пётр Акимович, вы немного ушиблись. Не двигайтесь. Я скоро закончу и можно будет доставить вас в трактир, где вас матушка и дети ожидают. Только пожалуйста, не двигайтесь!

Положила руку на его грудь, удерживая от любых движений. Видно, не имея сил говорить, мужчина просто закрыл глаза.

– Боюсь у него могут быть сломаны рёбра. Если везти его так, будут проблемы, – прошептала я на ухо «провидцу».

– Гипсовая повязка?

– Хорошо бы, Пирогов[116]116
  Николай Иванович Пирогов (1810–1881) – русский хирург и учёный-анатом. Впервые в истории русской медицины применил гипсовую повязку, дав начало сберегательной тактике лечения ранений конечностей и избавив многих от ампутации.


[Закрыть] так и рекомендовал, но где мы сейчас найдём гипс? Хотя… в самом начале он использовал глину…

– Милейший, – обратился господин Рубановский к стоящему недалеко мужику, – можно ли тут где глину достать? Фунта два.

– Ну значится туточки речка недалече, берега-то глинисты. Мальцов можно значится послать, наберут-с. – ответил тот почесав голову.

– Распорядись! – приказал «провидец», протягивая ему монетку.

Пузырей в воде больше не было, господин Исупов дышал вполне нормально, можно было вынимать трубку. За время, пока я занималась обработкой отверстия вернулись посланные на речку мальчики. Закрыла место прокола мхом и куском кожи, чтобы влага от глины не проникла в рану.

Павел Матвеевич предложил мне не пачкаться и вполне ловко, как он выразился, «упаковал» пациента в глиняный «корсет». Я в это время отвлекала Петра Акимовича разговорами о своих столичных впечатлениях.

Мужики, аккуратно держа за края сюртука, совершенно замызганного глиной, переместили господина Исупова на подъехавшую телегу. Уложенный на всё ещё пахнущее сено, он старательно бравился, но бисеринки пота на его лбу говорили об обратном. Пришлось заставить его принять лауданум[117]117
  Лекарство, в состав которого входит опиум, успокоительное и снотворное средство.


[Закрыть].

Кажется, вся таверна высыпала на встречу, когда мы наконец въехали во двор. Евдокия Александровна всхлипывала на «бабушкином» плече, но улыбалась.

Пока размещали раненого, пока отмывались и ужинали, день закончился, и я смогла только обессиленно упасть на кровать. Теперь баронесса Клейст официально «старший лекарский ученик» и не надо больше стоять перед выбором помогать человеку или нет.

Госпожа Исупова слёзно уговорила Екатерину Петровну задержаться на несколько дней, чтобы сын её был под моим присмотром. Из-за чего и Павел Матвеевич вынужден был остаться вместе с нами.

Из трактира почтовой станции нам пришлось съехать, перебравшись в небольшую гостиницу в городе. Сменив глиняный «панцирь» на гипсовый, и через пару дней, дождавшись подходящего «поезда» мы наконец выехали.

«Пациента» пришлось расположить в нашем дормезе. Тут сыграли роль, как и рессоры, так и возможность моего присмотра. Почти весь путь он спал, принимая настойку от болей, хотя весь был обложен подушками. Степаниде досталась обязанность «няни» в карете Исуповых. Дети на удивление были очень тихими и послушными. Узнав о том, что с отцом всё будет в порядке, пытались задарить меня всевозможными детскими «сокровищами». Согласилась принять только рисунок младшего. Старшей же уверял, что по приезде даже напишет мой «портрет».

Слава Всевышнему до самого Могилёва добрались без происшествий. Естественно, пришлось остановиться в доме у Исуповых. Аким Петрович, встретивший семью у входа, ничего не захотел слышать. Господин вице-губернатор, узнав, что именно произошло с единственным сыном и чем это всё могло для него закончиться, решительно взял нас под своё крыло. Только Павел Матвеевич покинул нас, обременённый своими заботами. Правда испросил разрешения осведомляться о моих делах. У его семьи была здесь контора, в которой всегда можно оставить для него записку. Ещё через пару дней он планировал приехать в город, чтобы помочь Екатерине Петровне подыскать мне будущее жилище.

Нас поселили в двух небольших комнатах, приставив ещё горничную в помощь Степаниде. Вечером, за ужином, супруга Петра Акимовича была бледна и постоянно переспрашивала меня, не может ли чего случится, и когда уже можно будет снять эту чудную повязку, под которой, по жалобам «пациента» у него всё чесалось.

Разочаровавшись ответом «ещё седмицы три», потеряла всякий ко мне интерес. Зато в лице Аким Петровича я приобрела хорошего собеседника. Его интересовало всё, что было связано с моей экзаменацией и направлением в больницу. Единственно, мужчину сильно огорчало то, что меня направили в военный госпиталь. Ведь уже как девять лет в городе открыты губернская больница, правда всего на 40 коек, и повивальный дом. Где тоже очень нужны лекари. Особенно такие умелые как я.

Советник вообще был настроен просить графа Толстого[118]118
  Граф Дмитрий Александрович Толстой (1754–1832) – могилёвский губернатор (1811–1818).


[Закрыть], бывшего в это время могилёвским губернатором, о моём переводе. Не знаю, насколько это в ведении Дмитрия Александровича, но я очень сильно в этом сомневалась, о чём и сообщила господину Исупову. Но он не разочаровался и предложил взять в обучение желающих мещанок, коих особенно не хватало в повивальном доме.

– Побойтесь Бога, Аким Петрович! Я пока ещё «старший лекарский ученик», какое обучение? – воскликнула я, чуть не подавившись птицей, которую в этот момент жевала.

– Я уже наслышан о вашей помощи семье Славинских. Правду сказать, не верил. Думал наши сплетницы украшают. Но после того, как вы вернули мне сына… Скоро у губернатора будет осенний маскарад, граф обычно его старается до рождественского поста[119]119
  Рождественский пост. Соблюдается с 15 (28) ноября по 24 декабря (6 января).


[Закрыть] давать. Я устрою для вашей семьи приглашения, и надеюсь вы, Екатерина Петровна, не откажитесь.

Конечно, «бабушка» была рада такому ангажементу, ведь это выводило нас сразу на самый верх могилёвского света. Хотя… учитывая какие мы получили знакомства в столице, этот был уже и не столь «высок».

Благодаря стенаниям Петра Акимовича, поддержанного слезами его супруги, я разрешила ему вставать и потихонечку передвигаться по дому. Он рьяно заверял меня что, болей никаких нет и дышится ему спокойно. Правда заметила, что «пациент» иногда хватается за бок, когда никто не видит. Но обезболивающие настойки я ему давать прекратила. Может это немного усмирит его непоседливость.

Старший сын Петра Акимовича – Иван, своё обещание выполнил. В течении трёх дней он заставлял меня позировать ему по несколько часов, старательно вырисовывая портрет. Не могу сказать, что вышла я похоже, но маленький художник был похвален, а работа выставлена в гостиной.

Как и обещал, Павел Матвеевич появился через три дня, сообщив, что его приказчик нашёл несколько удобных квартир, которые мы можем осмотреть. Но вышло явно какое-то непонимание. Екатерина Петровна уже на второй просмотренной квартире стала выражать нервозное недоумение.

– Милостивый государь, позвольте спросить, как вы думаете мне размещаться тут с дочерью, внучкой и слугами? Помилуйте, всего же несколько комнат! Или вы возомнили, что я отпущу Луизу жить в городе одну? – её хитрый прищур резал не хуже ножа.

– Вы извините, Екатерина Петровна, моя вина, я не проверил заранее. Давайте сегодня объеду все адреса, а уже завтра мы сможем наведаться туда, где возможно, для вас будет уместно остановиться.

Я старательно отворачивалась, и сдерживала смех. Привыкший к другому «прорицатель» даже и не подумал, что всё семейство решит жить со мной. Естественно, «исправление ошибки» заняло не один день.

Как сказано в документах, я должна зарегистрироваться в губернской врачебной управе[120]120
  За военными госпиталями сначала было поручено наблюдать корпусным и дивизионным докторам. Но поскольку войска постоянно меняли места дислокации, а госпиталя оставались на одном месте, контроля за последними фактически не осуществлялось. Тогда вверху приняли решение возложить контроль над госпиталями по медицинской части на губернские врачебные управы.


[Закрыть]. Это было довольно странно, учитывая, что направили меня в военный госпиталь. Всё выяснилось в понедельник, когда пройдя несколько шагов по Торговой площади, где управа и располагалась, рядышком с домом Исуповых, встретилась там с господином Недзвецким. Витольд Христианович, оказавшийся местным доктором-инспектором, и поведал мне, что контроль над госпиталями по медицинской части возложен именно на них. Он был также недоволен моим назначением. Ведь во всей управе – один доктор-инспектор, один доктор-оператор[121]121
  Хирург.


[Закрыть], один доктор-акушер и один писарь. Акушер и оператор занимались лечением больных, так что контроль медико-санитарной службы всей губернии ложился на плечи одного человека, инспектора. Кроме того, Недзвецкий отвечал за судебную медицину и ветеринарные дела. С акушером, Арнольдом Викторовичем Лаппо я была уже знакома.

Выяснилась и причина такого недовольства Витольда Христиановича. Оказывается, в военном госпитале работало пять врачей, семь фельдшеров, имелась своя аптека. Больных обслуживало более ста человек из состава подвижной инвалидной роты. Да и средств на содержание одного больного выделялось по шестнадцать копеек в сутки, тогда как в губернской больнице на две копейки меньше. Вроде как мелочь, но разницы хватало на дополнительный килограмм первосортного мяса в месяц. Также в госпитале круглосуточно дежурили лекари, и назначались дежурные офицеры от местного гарнизона, которые следили за дисциплиной в палатах.

В общем недовольство было ощутимым. Даже то, что здание у них теперь заметно больше, так как их перевели из дома купца Монкевича в Бернардинский монастырь, который находился у Днепра, выводило Недзвецкого из равновесия.

Но всё это совершенно меня не расстраивало и воспринималось с долей иронии пока мне не сообщили совершенно ошеломляющую новость.

Весь медицинский и обслуживающий персонал военного госпиталя был исключительно мужским[122]122
  Женщины в военных госпиталях появились намного позже. Сначала была образована Крестовоздвиженская община сестёр милосердия, первое в мире женское медицинское формирование по оказанию помощи раненым во время войны, один из предшественников Международного движения Красного креста. Она была создана в связи с началом Крымской войны по инициативе профессора Пирогова. Датой основания общины принято считать праздник Воздвижения Креста Господня (14 (27) сентября 1854). Из 163 волонтерок около 110 принадлежали к привилегированным слоям общества (жены, вдовы, дочери чиновников и помещиков), около 25 были представительницами мещанства, 5 – духовенства; кроме того, было пять монашек. И уже только намного позже 14 января 1863 года император Александр II утвердил «Положение о сёстрах Крестовоздвиженской общины, назначаемых для ухода за больными в военных госпиталях» официально прикрепив их к госпиталям. А в 1879 году Общество было переименовано в «Российское общество Красного Креста» (РОКК). Почётными членами стали: сам император, все великие князья и княгини, многие высокопоставленные светские лица, представители высшего духовенства, а также знаменитые русские учёные, врачи, писатели и музыканты. Общество находилось под покровительством императрицы Марии Александровны.


[Закрыть]! Месть Виллие была впечатляющей…