Текст книги "Надеюсь и жду"
Автор книги: Диана Гамильтон
Жанр:
Короткие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
– Что ты сказал? – с трудом проговорила Клодия, поскольку губы ее внезапно пересохли и онемели.
– Ты слышала. – Сухие льдинки в его голосе захрустели от холодной ярости. У Клодии болезненным спазмом сжало желудок, тело обдало жаркой волной. – У нее подходящий возраст и цвет волос. Она – Уэстон. Это не ребенок Тони Фавела.
Тон его был жестким и непреклонным, словно сказанное было настолько бесспорным, что помоги Господь каждому, кто посмеет это опровергнуть.
По коже Клодии пробежали мурашки. Ей захотелось броситься в дом, запереть все двери и превратить его в неприступную крепость, но ноги едва держали и не способны были преодолеть даже короткую дистанцию.
– Ну? Ты же не посмеешь отрицать?
Слова звучали резко и сурово и напоминали промозглый зимний ветер, пронизывающий насквозь.
Потрясенная Клодия не могла отвести от него безумного взгляда, отчаянно ища спасения от этого кошмара и не находя его. Раздраженный ее молчанием, он тонкими сильными пальцами схватил ее за руку. Клодия вздрогнула, и ее застывшие чувства снова вернулись к жизни. Это прикосновение было самым худшим, что случилось с ней за сегодняшний день. Он как будто нажал волшебную кнопку, и она перенеслась в безмятежное прошлое, погрузившись в бездну пьянящих бурных ощущений и забытых желаний, которые считала давно погребенными.
– Ты с ума сошел! – процедила она сквозь стучавшие зубы и лихорадочно затрясла головой, стремясь освободиться от его сокрушительного и пугающе примитивного воздействия, а ее волосы выбились из заколки и беспорядочно разметались по плечам.
Она попыталась выдернуть руку, но его пальцы сжались сильнее, и он притягивал ее все ближе.
Адам не обратил внимания на ее жалкий выпад, и в глубине его серых глаз вспыхнула решимость.
– Я все равно узнаю, Клодия. Даже если придется сделать анализ на ДНК. – Он сжал губы. – И если понадобится, я этого добьюсь.
Она не сомневалась, что он так и поступит. Маска обаяния, которую он носил с такой безупречностью, когда она его впервые встретила, сейчас была сброшена. Ему она больше не требовалась – ни к чему очаровывать женщину, которая почти лишилась всего своего состояния. Она не имела больше материальных благ, которых он мог пожелать. Теперь ему нужен был от нее только ответ, и он ни перед чем не остановится, чтобы его получить.
Должно быть, он прочитал в ее глазах капитуляцию, потому что угрюмо улыбнулся и привлек ее к себе еще на дюйм, достаточно близко, чтобы она почувствовала, как исходящее от него напряжение обжигает ей кожу.
– Итак, – продолжал он, – мне нужна правда. Рози – моя дочь?
Слишком взволнованная, чтобы говорить, Клодия кивнула и так низко опустила голову, что густые шелковистые пряди упали ей на лицо и закрыли его. Она услышала, как он с шумом выдохнул воздух. Взяв ее рукой за подбородок, резко поднял ей голову.
– Ты знала, что ждешь ребенка от меня, и вышла за Фавела, – заключил он тоном беспощадного судьи.
Сердце Клодии больно забилось о грудную клетку. Никогда в жизни никто не изливал на нее презрение в таком изобилии, и к тому же незаслуженное. И от этого ей было еще хуже. Ведь не кто иной, как Адам, виноват в том, что случилось.
– Да, я вышла за него! – Это уже слишком. В то время предпринять что-либо еще, кроме как согласиться на предложение Тони стать его женой, было нереально. – А что мне оставалось делать? – Она сверкнула глазами, небесную голубизну которых омрачили гнев и боль. – Разве у меня был выбор?
– У тебя был выбор, – выговорил он бесстрастно. – Тебе понадобился муж и отец для твоего ребенка, потому что ты не захотела или не могла справляться в одиночку, и ты прикинула и выбрала. Обеспеченный счетовод показался лучшей партией, чем временный рабочий без гроша в кармане. А тот ничтожный факт, что настоящим отцом являюсь я и тоже имею кое-какие неоспоримые права, ты не учла.
Адам отступил назад и опустил руки, похоже было, что теперь ему противно прикасаться к ней. Он исподлобья посмотрел в сторону крыльца, по которому всего несколько минут назад резво бежала его маленькая дочка, и на глаза Клодии внезапно навернулись слезы – она разглядела, как в его лице промелькнуло страдальческое выражение.
Однако в следующий миг впечатление развеялось, а возможно, все это и вовсе ей показалось. Теперь в его взгляде она видела только жестокость.
Клодия снова вздрогнула, чувствуя себя совершенно разбитой. Как это похоже на него – сваливать свою вину на кого-то другого. Наверное, эта черта присуща всем обманщикам. Они очаровывают доверчивых простаков, выдают черное за белое, а потом, если правда вдруг выплывет наружу, заявляют, что те сами и виноваты, раз не разглядели, что к чему.
– Фавел знал, что не он отец ребенка?
Клодия обхватила себя руками за плечи. Рози могла в любое мгновенье снова выбежать из дверей, недоумевая, что задержало мамочку. Уже не было смысла уклоняться от правды. Он и сам до нее докопается, как ни старайся она скрыть факты. Лучше признаться сейчас, пока не появилась дочка.
– Тони погиб в дорожной аварии меньше двух месяцев назад. – Клодия заставила себя говорить абсолютно спокойно, только так она могла это осилить. – Да, он знал, что Рози ему не родная дочь. Он удочерил ее. – Это было частью договора. – Больше не знал никто, даже отец. – И это тоже было частью договора, самой основной… – И мне очень хотелось бы, чтобы все осталось по-прежнему.
Она уныло подумала, что надеяться на это вряд ли приходится. Скрыв от него рождение ребенка, она поступила несправедливо, Клодия готова была признать это. И теперь он любым способом захочет отплатить ей.
Адам ничего не ответил, только посмотрел на нее долгим загадочным взглядом, повернулся и направился к своей машине.
– А теперь расскажи все по порядку. – Эми устроилась за тщательно выскобленным кухонным столом, помешивая какао и неодобрительно поглядывая на бокал с красным вином, стоявший перед Клодией, – уже второй за сегодняшний вечер и, как истерически подумала Клодия, должно быть, далеко не последний.
С того момента, как уехал Адам, Клодия избегала оставаться наедине с домоправительницей, боясь ее расспросов, которым, как она знала по долгому опыту, не будет конца.
– Кто бы мог подумать, что Адам Уэстон вдруг объявится здесь? В то время, когда вы с ним так славно гуляли вдвоем, у него и шестипенсовика в кармане не отыскалось бы. Я хорошо помню, как он был благодарен, когда ему предложили здесь работу, ночлег и пропитание. А теперь он сваливается, словно снег на голову, и предлагает купить все поместье!
Едва ли. Теперь он пальцем о палец не ударит, чтобы помочь им выбраться из глубокой черной дыры, в которой они оказались.
Клодия отпила глоток вина. Ей ничего не оставалось, как только кивать. Теперь, после того как она призналась Адаму, что он является отцом ее ребенка, Клодия распрощалась со всякой надеждой на то, что Адам порекомендует компании «Халлем» приобрести «Фартингс-холл». Больше не будет ни визитов, ни предложений.
Но тяжелее всего для Клодии стало его полное равнодушие к собственному ребенку. Вырвав у нее признание, он не проявил никакого желания увидеть свою маленькую дочь снова.
Но ведь она правильно поступила, открыв ему правду? У него возникли сомнения по поводу происхождения Рози, и, если бы Клодия начала все отрицать, он сам занялся бы расследованием и Бог знает, каких наломал бы дров. Он получил свою правду и отмахнулся от нее. Глупо обижаться на то, что он повернулся спиной к Рози, безразличный к ее благополучию, будущему, холодно вычеркнул родное дитя из своей жизни. Глупо потому, что он вовсе не желает возвращения в их с Рози жизнь…
– Значит, вы сейчас пойдете и расскажете отцу последние новости? Теперь, когда дело сдвинулось, откладывать больше нельзя. – Эми допила какао и откинулась на стуле, сложив руки на пухлой груди. – Разумеется, он расстроится, но постарается не слишком волноваться из-за этого – он сейчас намного крепче, чем был недавно. Тяжелее всего на него подействует эта история с долгами…
Как будто сама Клодия этого не знала! Ее особенно пугала необходимость объяснить отцу, почему им приходится продавать дом его предков. Ей предстояло рассказать, что его жена и муж его дочери не только состояли в близких отношениях; они, кроме того, изымали значительные суммы дохода от отеля и ресторана, оставляли неоплаченными огромные счета, по которым теперь можно заплатить только при условии продажи поместья. Это причинит ему боль, а он и так уже достаточно пережил. Продолжать свой бизнес они дальше не в состоянии – управляющий банком не оставил ей никакой надежды. Даже самая щедрая закладная, самое авторитетное поручительство не могли их спасти.
– Я расскажу ему все в понедельник. Мы используем эти выходные наилучшим образом – пусть еще два дня он проведет спокойно. Отдохнет на солнышке, прогноз вполне благоприятный.
В мертвый сезон ресторан по воскресеньям не работал, и Клодия всегда считала для себя непреложным законом сделать этот день по-настоящему семейным днем, когда каждый мог отдохнуть в свое удовольствие. Неважно, какое у нее настроение, – она постарается, чтобы и это воскресенье не отличалось от прочих. Понедельник не заставит себя ждать, и тогда царство Гая Салливана окончательно разлетится вдребезги.
– Правильно. – Эми тяжело поднялась. – Пора идти спать. В воскресенье я спрошу Эдит, как она смотрит на то, чтобы я поселилась у нее. Когда это место продадут, конечно. До тех пор я ни за что не уйду отсюда. – Лицо домоправительницы внезапно сморщилось, и измученное сердце Клодии болезненно сжалось. Каждое воскресенье Эми проводила со своей сестрой Эдит, жившей в расположенном неподалеку селении Сен-Мо. В небольших дозах они еще могли выносить друг друга, но не больше. Эдит слишком любила напоминать сестре о ее незамужнем положении, в то время как у нее самой были и муж, и дети. – Это не затянется надолго, – добавила Эми дрогнувшим голосом. – Только до тех пор, пока я не подыщу себе новое место с проживанием.
– Ох, Эми! – Клодия порывисто обняла пожилую даму, желая хоть как-то утешить ее и гадая, какую бездну несчастий в человеческих силах вынести. Сколько Клодия помнила себя, Эми всегда была рядом, особенно после смерти ее матери. И за все годы преданности, Клодия могла вознаградить ее только своей крепкой привязанностью. А это вряд ли особо полезный подарок человеку, в лицо которому смотрит бездомное, безработное будущее.
– Почему это старый Рон так любит пироги? – любопытствовала Рози, прыгая, как мячик, около локтя Клодии. Сама Рози терпеть не могла пироги всех сортов, предпочитая сосиски и мороженое, а в это воскресенье, как и в любое другое, они отправляли в комнаты над конюшней два – один с почками, другой яблочный.
– Потому что он понимает, что для него полезно, – улыбнулась Клодия сгустку энергии, без устали скакавшему вокруг нее. Шелковистыми, мягкими, почти черными волосами, огромными дымчато-серыми глазами, девочка так напоминала своего настоящего отца, что Клодия не понимала, как это люди, знавшие Адама Уэстона, ни о чем не догадывались. Если бы все сложилось иначе, и Рози росла, опекаемая обоими родителями! Боль сдавила ей сердце. Но судьба распорядилась иначе. В свое время, предложение Тони Фавела выйти за него замуж, казалось ей, если и не самым привлекательным выходом из трудной ситуации, то, по крайней мере, самым приемлемым.
Откуда ей было знать в тот октябрьский день шесть лет назад, когда он нашел ее, беспомощно рыдавшую на ступеньках служебной лестницы, о всей глубине коварства, присущего его натуре, о его тайных побуждениях?
Она хорошо помнила, как он сочувственно спросил ее тогда:
– Клодия? Что с вами стряслось?
Не будь Клодия так сокрушена горем, она могла бы задаться вопросом, почему это отцовский счетовод крадется по служебной лестнице, и сделать определенные выводы.
– Вы не должны расстраиваться, Клодия. Ваш отец выкарабкивается. Раз они перевели его из реанимации в палату, то на следующей неделе выпишут домой. – Он легонько коснулся ее плеча, дружески утешая. – Все обойдется, если только он будет избегать волнений.
При этих словах Клодия зарыдала еще безутешнее. Она сознавала, что ставит беднягу в неловкое положение, но ничего не могла с собой поделать. Когда первый, и едва не ставший роковым, сердечный приступ внезапно поразил ее отца, лечащие его кардиологи серьезно предупредили о нежелательности всякого рода беспокойства и стрессовых ситуаций.
Ну как сумеет она сказать ему о своей беременности? Естественно, он спросит, кто отец будущего ребенка. И что она ответит на это? Хорошо зная его решительный характер и всю силу его любви, Клодия понимала, что Гай Салливан перевернёт землю вверх дном, лишь бы разыскать Адама Уэстона.
Как она скажет ему, что даже под угрозой смерти, не выйдет замуж за Адама Уэстона? Притвориться, что не любила его, что, только повинуясь минутному капризу, завела с ним интрижку? Разве могла она предстать в глазах отца вульгарной дешевкой? Но как открыть ему всю правду? Разве можно объяснить, что для нее немыслимо связать свою жизнь с мужчиной, который намеренно влюбил ее в себя, пообещал жениться, сделал ее своей любовницей – возможно, именно затем, чтобы она забеременела и окончательно попалась в ловушку, – и все только потому, что ее отец владеет завидной собственностью. Более того, с мужчиной, который за спиной этого отца украдкой пробрался в спальню к его жене, чтобы обольстить ее.
– Послушайте! – Тони прокашлялся. – Вы навещали отца сегодня утром. Разве ему стало хуже? Вы потому так расстроены? Если можно чем-то помочь, вы только скажите, Клодия, дорогая…
Этого было достаточно, чтобы Клодия выложила ему все. Он был бухгалтером отца, можно сказать, другом дома, неизменно обходительным и благожелательным и, в то же время, бесстрастным наблюдателем – он не будет чересчур шокирован, расстроен и разочарован в ней.
– Я жду ребенка! И не представляю, как сообщу об этом папе. Его нельзя волновать, мы все об этом знаем. Я ума не приложу, что же мне теперь делать!
– Это тот ваш помощник садовника? – предположил Тони после нескольких секунд глубокого молчания. Голос его звучал серьезно и сочувственно. – Я невольно обратил внимание, что летом вы проводили с ним довольно много времени.
Клодия только кивнула, слезы душили ее. Она ненавидела Адама, ненавидела себя за то, что позволила так себя одурачить. Тони произнес спокойно:
– Давайте найдем другое место, где можно поговорить без помех. Вероятно, я сумею вам помочь, если мы решим, какой выход является самым лучшим.
Он принял на себя заботу о ней, и Клодия с облегчением позволила ему это. Конечно, не стоило продолжать разговор на лестнице – Элен, которая утром удалилась в свою спальню, сославшись на мигрень, что помешало ей посетить плимутскую больницу, могла появиться каждое мгновение.
Клодия была втайне рада передать отцу сожаления мачехи, ее любовь и обещание навестить его завтра, так как смогла по дороге купить набор для определения беременности, не опасаясь, что Элен захочет зайти в аптеку вместе с ней.
– Тот парень, кажется, покинул вас недели две назад или около того? – Незаметно для обитателей дома, Тони сумел провести Клодию в беседку, стоявшую в розовом саду. – Вы знаете, как с ним связаться?
Клодия сидела, съежившись на скамье, и комкала в ладонях мокрый платок. Элен сказала тогда, что лучше всего позволить всем думать, будто Адам Уэстон, как это свойственно вольным бродягам, просто-напросто отправился дальше своей дорогой. Никто, кроме них двоих, не знал, что произошло в действительности. Это самый разумный и наименее унизительный во всех отношениях выход, считала мачеха.
Клодия решительно затрясла головой.
– Я больше не хочу его видеть! Никогда в жизни.
Тут она открыла ему все до конца. И то, как Адам обманул ее, использовал и предал. Как он сказал потом Элен, что всегда был заинтересован только в ее наследстве. И как Элен, не помня себя от гнева, сказала Адаму, что ненавидит и презирает его. Но, несмотря на свое отчаяние, Клодия сочла за лучшее не говорить Тони, как этот отвратительный тип пробовал подъехать к Элен. Элен тогда же попросила Клодию не рассказывать о нем отцу. Она желала как можно скорее позабыть о случившемся.
– Клодия… – Тони нежно погладил ее руку, и его спокойный голос прервал ее взволнованное повествование. – Вы сейчас не в том состоянии, чтобы рассуждать здраво, я это понимаю, так что просто выслушайте мой слова и подумайте над ними. День или два, и уже потом примите решение.
Она поглядела на него красными заплаканными глазами. Если он собирается предложить ей сделать аборт, ему придется придумать что-нибудь другое. Ни за что она не посягнет на жизнь своего еще не родившегося ребенка. Пусть даже его отец – гнусная скотина.
Но когда он снова заговорил, серьезно и душевно, она раскрыла рот от изумления.
– Я женюсь на вас. Никто и никогда не узнает, что не я отец вашего ребенка. – Он улыбнулся, его бледно-голубые глаза выражали участие. – Вы изумительно расцвели в это лето, и я, по правде говоря, завидовал тому молодому бездельнику. Он мог назначать вам свидания, приглашать на прогулки, а я не мог. Вдруг бы вы сказали: «Только на твоем мопеде, дедуля». Я почувствовал бы себя ужасно.
Клодия почти улыбнулась.
– Вы не такой старый. – Но тут до нее дошел смысл сказанного. – Но ведь вы не можете предлагать это всерьез! – ахнула она. – Зачем вам это?
Клодия с изумлением вглядывалась в его лицо. Она знала Тони Фавела с детства, но только сейчас поняла, что никогда прежде в действительности не видела его. Она решила, что он по-своему привлекателен – в английском духе, несмотря на то, что его светлые волосы начинали редеть, а талия утолщаться.
Он имел собственное бухгалтерское дело, квартиру в престижном районе Плимута, дорогой автомобиль, и Клодия однажды слышала, как две официантки, хихикая, называли его эротичным. Многие женщины нашли бы Тони Фавела завидным женихом. Так почему ему вздумалось связать себя с недотепой, ожидающей ребенка от кого-то другого?
Он улыбнулся, и в глазах его вспыхнули огоньки.
– Потому, что вы мне нравитесь. Или подобная причина вам кажется недостаточно веской? – Он взял ее за руки и мягко сжал их. – Я знаю вас много лет, Клодия, и мне известно, что в вашем характере нет ничего низкого или вздорного. На моих глазах вы преобразились из неуклюжего подростка в привлекательную молодую барышню. И – это правда – я ревновал вас к молодому… не знаю его имени. Я честно признаюсь вам в этом.
Клодия вспыхнула, отвела глаза и уставилась на их соединенные руки. Он, словно прочитав ее мысли, отпустил ее и твердо произнес:
– Месяц назад мне исполнилось тридцать. Я пожил для себя, а теперь хочу остепениться и создать семью. Я не могу иметь детей, Клодия, из-за перенесенной в детстве серьезной болезни. Я приму вашего ребенка, как родного, с радостью, и буду очень гордиться, если вы согласитесь стать моей женой. Сейчас я прошу вас только подумать над моими словами.
Она так и сделала.
Все это вспомнилось Клодии, пока она наблюдала за Рози, которая побежала на террасу, к дедушке.
Брак с Тони Фавелом казался самым мудрым выходом из ужасного положения. Итак, она искренне сказала Тони, что уважает его, испытывает к нему симпатию и, возможно, со временем сумеет привязаться к нему. Но полюбить не сможет никогда. На что он выразил свое полное понимание, и это решило исход дела. Клодия дала согласие принять его не только как мужа, но и как отца своего, еще не родившегося, ребенка.
Что же касается отца Клодии, то он не сумел скрыть своего удивления перед внезапностью их помолвки, как и перед неожиданным отказом дочери от поступления в колледж, но примирился с этим. А стоило ему впервые увидеть свою крошечную, красную, пронзительно кричащую внучку, как она прочно завладела его сердцем.
Гай кинул вопрошающий взгляд на дочь, которая уселась на противоположном конце чугунного стола.
– Как старый Рон – хорошо себя чувствует?
– Как обычно, – Клодия откинулась на спинку стула, подняв лицо к теплому осеннему солнцу, и заставила себя безмятежно улыбнуться. Она сделает все, чтобы сегодняшний день был таким же обычным и спокойным; ничем не выдаст ни своей мучительной тревоги за будущее, ни страха перед тяжелой необходимостью сообщить отцу о предстоящей утрате родного дома, который также давал им средства к существованию. – Наслаждается собственным ворчанием.
Больше Клодия ничего не добавила. Привычные полчаса, проведенные в обществе старика, чтобы выслушать его ворчание по поводу буквально всего на свете, добавились к бремени, которое она уже несла в своей душе, и едва не разорвали ей сердце. Разве новые хозяева «Фартингс-холла» разрешат старому Рону оставаться в его любимом скромном обиталище, станут платить за «руководство» садовыми работами, дадут возможность чувствовать себя необходимым?
Но сейчас она не может позволить себе предаваться горестным раздумьям.
– Кажется, уже время пить кофе.
Врачи предписали отцу Клодии сократить потребление кофеина и алкоголя, а сигары выбросить совсем, но он решительно этому воспротивился. Гай Салливан считал, что если ему и суждено в ближайшем будущем отправиться к праотцам, то лучше сделать это счастливым, а не несчастным. Но Клодия втайне полагала, что он отказался следовать советам врачей, поскольку после потрясения, вызванного смертью Элен и свидетельствами ее измены, больше не видел в жизни особого смысла.
– Думаю, что сегодня, пожалуй, довольствуюсь апельсиновым соком, – произнес вдруг Гай Салливан, заставив Клодию удивленно раскрыть глаза. Его болезненно худое лицо осветила широкая улыбка. – Ты ни за что не угадаешь, кто звонил нам, пока ты навещала старика Рона, и сам себя пригласил к нам на ужин!
Отец выглядел таким веселым, каким Клодия не видела его уже много месяцев. Она с улыбкой склонила голову набок.
– Глядя на тебя, можно подумать, что это сам Дед Мороз.
– Не совсем. – Он усмехнулся. – Но фигура не менее интересная. Ты должна его помнить – одно время, если не ошибаюсь, ты была им даже немного увлечена. Это Адам Уэстон, славный парень. Я всегда считал, что он слишком незауряден, чтобы шататься без дела и перебиваться случайными заработками. Мне было очень жаль, когда он взял и исчез, не сказав никому ни слова.
Он нежно разжал ручки, душившей его в объятиях, Рози и проводил ее ласковой улыбкой, когда внучка, соскользнув с его колен, побежала на полянку играть в мяч. И не заметил, как пепельная бледность покрыла лицо его дочери.
– Вот кто преуспел в жизни! Ты можешь поверить, что теперь он возглавляет компанию «Халлем»? Любезно с его стороны было вспомнить о нас, как ты считаешь?
Клодия смотрела на отца широко раскрытыми глазами и чувствовала, как к горлу подступает тошнота. Нет, этого не может быть! Просто не может. Но это случилось.
– Ты сказал, что он приедет к нам ужинать? – пробормотала она, подавляя желание закричать. ― Когда?
– Сегодня. Тебе не придется возиться со стряпней, он довольствуется тем, что есть. Он сам так сказал. – Отец взглянул на нее несколько озадаченно. – Не стоит волноваться понапрасну. Я решил, что нам этот визит пойдет на пользу – свежий человек и все такое. Мне хочется расспросить его, как это он, от едва наскребающего на жизнь разнорабочего, поднялся до директора такой компании.
Клодия могла бы объяснить, что Адам Уэстон унаследовал этот пост от своего покойного дяди, но не стала этого делать.
– Я схожу за напитками.
Она поднялась со стула, и у нее подкосились ноги.
Отец озабоченно нахмурился.
– Ты ведь не против, дорогая?
– Нет, разумеется, я не против.
Клодия едва заставила себя выговорить это. Но она была настолько против, что едва успела добежать до уборной, как тут же рассталась со съеденным завтраком. Клодии показалось, что она умирает. Дрожащими руками она ополоснула лицо холодной водой и подняла помутневшие голубые глаза на свое отражение в висевшем напротив зеркале. Выглядела она соответственно самочувствию.
Следовало взять себя в руки, и побыстрее. Она не могла понять, зачем Адаму вдруг понадобилось напроситься к ним обедать. Чтобы пощеголять своим богатством и могуществом, и позлорадствовать над их отчаянным положением? Заявить человеку, который некогда позволил ему воспользоваться старым фургоном, кормил его и даже что-то приплачивал за его работу в саду и на огороде, что теперь он запросто мог бы купить его поместье… но не сделает этого, потому что его дочь родила от него ребенка и в течение пяти лет скрывала это?
* * *
Неужели он настолько жесток и низок? Клодия не могла ни за что поручиться. Она знала только, что должна этим вечером встретить Адама первой и успеть, с глазу на глаз, сказать ему со всей убедительностью, что убьет его, если только ему в голову придет нечто подобное.
Пощипав себя за щеки, чтобы вернуть им живой цвет, она выпрямилась, глубоко вздохнула и пошла готовить напитки. Остаток дня она провела как на иголках, в то же время изо всех сил, стараясь не дать своим близким это заметить. Когда настало время сменить хлопчатобумажную рубашку и старые джинсы на что-нибудь более приличествующее ужину, нервы ее были натянуты до предела.
Во что переодеться? Поскольку смятенный ум Клодии не в состоянии был прийти к определенному решению, она достала из шкафа то, что первое попалось под руку, – классическое платье из черного шелкового крепа, скроенное по косой линии и подчеркивающее фигуру, без рукавов, с треугольным вырезом у шеи. Шикарное, изящное.
Клодия не помнила, когда надевала его последний раз. Кажется, на праздничный ужин, в годовщину их с Тони свадьбы. На первую годовщину, несколько месяцев спустя после рождения Рози? Вполне возможно. Ко времени второй годовщины, Тони перестал беспокоиться о таких вещах.
Как будто все это имеет теперь значение! Она слышала, как отец спустился вниз. Заботясь об удобствах гостя, он собрался растопить камин в гостиной. Она была озабочена только одним – как бы увидеться с ним прежде отца. По словам Гая, Адам приедет к восьми. У нее в запасе оставалось три четверти часа. Слава Богу, что Рози сегодня уснула быстро – девочка очень утомилась после их похода в бухту, тогда как Гай весь день отдыхал дома.
Но стоило мыслям Клодии обратиться к спящей дочери, как она застыла. Что, если Адам задумал добиваться опекунства над дочерью?
Охваченная внезапным ужасом, Клодия решила, что у него есть для этого веские основания, ведь она держала в тайне от него существование ребенка и приписала отцовство другому мужчине. А также тот факт, что после продажи «Фартингс-холла» и выплат по огромной просроченной закладной, и устрашающих размеров долговым обязательствам, им придется жить в дешевом доме до тех пор, пока она не подыщет себе какую-нибудь работу, которая позволит обеспечить жизнь им троим, и не оставит Рози на попечении дедушки, чье здоровье весьма неустойчиво, чтобы не сказать больше.
Подобная возможность ужаснула Клодию. Сердце учащенно забилось, в мыслях начался переполох. А внезапный шум автомобиля, подъехавшего к главному входу, расположенному прямо под окном ее маленькой спальни, парализовал молодую женщину. Но только на мгновенье.
Клодия метнулась к окну. Ее худшие опасения подтвердились, из «ягуара» выходил Адам Уэстон. Он был одет в легкий серый костюм и выглядел тем, кем и был в действительности, – сильным, властным мужчиной в расцвете лет, в развороте широких и мускулистых плеч которого, чувствовалось вызывающее высокомерие, полностью отсутствовавшее в те далекие времена, когда она знала и любила его.
Выругавшись вполголоса, Клодия сунула ноги в туфли, окинула себя взглядом в зеркале и отметила, что являет собой просто кошмарное зрелище. Платье, которое некогда облегало ее пышные формы, теперь висело, словно плохо скроенный мешок на исхудавшей фигуре, делая ее длинной и сухопарой. На косметику и прическу времени уже не оставалось.
Но это не имело и не могло иметь никакого значения. Пусть даже он сочтет ее вороньим пугалом, Клодии это было неважно. Важно перехватить его до появления отца и, если понадобится, умолять не говорить ничего такого, что может расстроить больного человека.
Но спешка оказалась напрасной. Отец опередил ее и приветствовал Адама у входа. А тот улыбался во весь рот!
Клодия замедлила шаги, изо всех сил стараясь обрести достоинство, которое, как она боялась, было необратимо утрачено. Она не доверяла этому человеку, казавшемуся теперь воплощением любезности. Разве она могла?
– Как приятно снова вас видеть! – Гай Салливан, помолодевший лет на десять, горячо пожимал руку гостю. Он был откровенно рад обществу человека, не имевшего – как он считал – отношения к семейной трагедии, и предвкушал приятный вечер. – А вы возмужали, мой мальчик, и, судя по вашим словам, многого достигли. Мне не терпится услышать об этом. Я очень любил раньше такие истории о юноше из бедной семьи, который становится богачом. Клодия, не прячься, иди и поздоровайся со старым другом.
– Мы уже возобновили наше знакомство, – сердечно откликнулся Адам, с притворной улыбкой глядя на нее.
Она набралась мужества и приготовилась услышать, как Адам станет в деталях пересказывать отцу их бесплодную деловую встречу, а сама, в это время, лихорадочно придумывала, как ослабить удар. Адам прошел несколько разделявших их шагов. Глаза смотрели на нее в упор с пугающей настойчивостью. Она ответила ему откровенно недоверчивым взглядом.
– Прежде чем начать разговор, мы с Клодией должны кое в чем признаться вам, сэр. Не так ли, любимая?
И Адам по-хозяйски обнял ее за талию. От прикосновения его теплой руки по коже Клодии пробежали мурашки. Его близость, от которой пульс Клодии невыносимо участился, и это нелепое, фальшивое, ласковое обращение настолько потрясли ее, что она застыла на месте, лишившись дара речи. Но всякая способность рассуждать окончательно покинула ее, когда этот человек посмотрел на нее нежным взглядом и произнес:
– Я знаю, что совсем мало времени прошло после гибели первого мужа Клодии. Но когда мы встретились снова, то поняли, что все наши прежние чувства до сих пор живы и важны для нас. Мы оба сочли бы лицемерием притворяться, что это не так. Мы намерены пожениться как можно скорее, и надеемся, сэр, что вы поймете нас, благословите и разделите нашу радость.