Текст книги "Тайная жизнь, или Дневник моей матери"

Автор книги: Диана Чемберлен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

ГЛАВА 20

7 марта 1945 г.

На прошлой неделе у матери Мэтта развилась пневмония, и в четверг она умерла. Мэтт винит себя в ее смерти, считает, что должен был отправить ее в больницу раньше, но врач уверил его, что это вряд ли что-нибудь изменило бы.

Он попросил меня прийти и помочь ему разобраться в квартире. Работы никакой особой не было, ему просто было тяжело одному приводить в порядок вещи матери, просматривать и перебирать их, каждая причиняла ему невыносимые страдания, напоминая о ней.

Во время болезни мать Мэтта читала журналы, проводя в постели долгие часы. Я присела на диван и взяла в руки номер «Лайф», но читать не смогла: было как-то не по себе находиться в доме, где совсем недавно умер человек.

Мэтт наводил порядок в ее комнате, я же вообще не могла переступить ее порога.

Через некоторое время Мэтт вышел в гостиную и сел рядом со мной на диван. Я поняла, что он плакал. Он вообще часто плачет, как говорят, глаза на мокром месте.

– Я хочу, чтобы отныне эта вещь принадлежала тебе, – сказал он, втискивая в мою ладонь овальный медальон с перламутровым цветком в центре. Ничего красивей я не видела. – Мать часто его носила, и он всегда напоминал мне о тебе, ты ведь тоже одиноко цветешь на поляне, как вот этот цветок.

Потом он надел медальон мне на шею, его лицо было совсем рядом с моим, настолько, что я ощутила прикосновение его давно не бритой щеки. Неожиданно он притянул меня ближе к себе и хотел поцеловать, но я увернулась.

– Но почему, Кэт? – спросил он.

– Не делай этого, никогда не делай, – я понимала, что мой поступок требует объяснения, а оно было простым: я не любила его. Я ему в этом призналась, он, бесспорно, был по-своему привлекателен, но я не была влюблена. Нет, это не жеманство. Вовсе не обязательно быть мужем и женой, чтобы заниматься любовью, но по крайней мере хоть какое-то чувство должно быть.

Все это я сказала Мэтту, он смутился:

– Я лишь хотел поцеловать тебя.

– Да, но если мы целуемся, можно подумать, что мы любим друг друга.

Он выглядел расстроенно и мне было не по себе. Мы с Мэттом прекрасно понимали, что были не более, чем друзьями, да, думаю, никто из нас не ждал чего-то еще.

– Я провожу тебя, – сказал он.

– Это не обязательно, я доберусь сама. Что-то вдруг коренным образом изменилось в наших отношениях. Если раньше мы могли поделиться всеми сокровенными секретами, то теперь мы не могли даже спокойно смотреть друг другу в глаза. Я собралась встать, но он обнял меня сзади за талию и спрятал лицо в моих волосах:

– Кэт, пожалуйста, не оставляй меня здесь одного. Скоро я все равно ушла, точнее пулей вылетела из этого дома и бежала до самой пещеры, вся в слезах, а потом долго еще не могла отдышаться и прийти в себя.

Сегодня я себя отвратительно чувствую. У меня болит живот. Это потому, что я обидела Мэтта. Меня мучает совесть. Мне надо было бы обнять его, постараться успокоить и разделить его горе, но я боялась, что он снова полезет целоваться.

Отношения между нами и так близкие, но зачем ему нужно большее?

То, что было между нами, теперь нельзя назвать дружбой. Жаль, что Кайла нет рядом и не у кого спросить совета, что же мне делать дальше.

12 марта 1945 г.

Мэтт не показывался в пещере с тех пор, как умерла мать. После Кайла, он для меня самый дорогой друг и мне его очень не достает. В тот вечер, у него дома, он искал у меня поддержки и сочувствия, а я боялась сближаться с другими людьми, и потому ушла. Я люблю покой и уединение, и я не могла поступить иначе. А ему, бедному, наверное, тогда было очень плохо: рядом ни матери, ни меня.

Мэтту нужен друг лучше, чем я. Он заслуживает лучшего. Может стоит запретить ему приходить сюда? Я должна заставить его общаться с другими людьми. На мне свет клином не сошелся.

13 марта 1945 г.

Вчера вечером Мэтт пришел в пещеру, сел на уступку и сказал:

– Все будет только так, как ты захочешь, Кэт.

– Не понимаю, о чем ты.

– Да и неважно, – он покачал головой.

Я хотела извиниться за мое поведение и сказать, что он мне очень нужен, что я сожалею, что причинила ему боль. Но не могла вымолвить ни слова, самым правильным поступком с моей стороны было дать почитать ему мою вчерашнюю запись в дневнике. Я так и сделала. Из нее он поймет все мои чувства.

Мне было очень неловко, как в тот день по дороге на рождественскую вечеринку, когда я распахнула перед Мэттом пальто, под которым не было даже нижнего белья.

Когда он поднял на меня глаза, в них стояли слезы:

– Я не собираюсь молить тебя о любви и добиваться обратного. Я прошу только: не запрещай мне приходить в эту пещеру.

Потом он читал, а я писала, будто ничего и не произошло.

2 июня 1945 г.

Сегодня я окончила школу и на торжественной церемонии Сара Джейн объявила, что выходит замуж в июле за Томми Миллера. Я написала как можно полегче об этом Кайлу.

14 августа 1945 г.

Сегодня японцы капитулировали, и мы получили сообщение о том, что Кайл возвращается!

21 августа 1945 г.

Я подшила 10 рассказов, что написала за этот год, так что получилась небольшая книга. Когда Кайл приедет, он обязательно ее прочитает. Осталось два дня до его приезда. Обломки стрел я припрятала в коробку, чтобы тоже показать ему. Я так волнуюсь, что совершенно не могу спать и ем ровно столько, чтобы не умереть с голоду. Мы с Сюзанной покупаем его любимые лакомства. Мэтт купил ему новые рубашки, а отец – шампанское!

23 августа 1945 г.

В эту минуту Сюзанна, отец, Кайл и Мэтт сидят в доме и празднуют приезд Кайла, а я здесь в пещере снова одна, снова наедине сама с собой. Мне гораздо больше хочется плакать, чем писать, а на самом деле я занимаюсь и тем и другим.

Кайл приехал несколько часов назад, весь в пыли, и раньше, чем мы ждали. Меня не было дома, я как раз сидела в пещере и писала, стараясь хоть чем-нибудь заняться, чтобы успокоиться и снять волнение. Вдруг я увидела у входа его фигуру. Он был в военной форме, высокий и красивый. Я вскочила и бросилась к нему на шею, но Кайл вытянул руки и остановил меня.

– Что за чертовщина, Кэт? Что ты делаешь до сих пор в этой пещере? – Я внимательно посмотрела на его лицо, но не увидела глаз – было темно. Он наверное шутит, подумала я и снова шагнула к нему, но на этот раз он схватил меня за руку:

– Ты же дала мне слово.

– Но мне нравится писать здесь, – возразила я, чувствуя, что виновата.

– Боже мой, что с тобой происходит? Это ненормально, Кэт. Ты слышишь меня? Ты сумасшедшая! Тебе, черт возьми, уже 18 лет. Ты женщина, в конце концов. – Он схватил книжечку рассказов, что я приготовила для него, – проклятая писанина, – зашвырнул ее в угол.

Он схватил меня за плечи и тряхнул так, что я думала, он хочет меня убить. Просто он слишком привык убивать и причинять боль на войне и теперь ему нелегко расстаться со своими привычками вояки.

– Я же не враг, которого надо убивать, Кайл, – взмолилась я до смерти перепуганная.

Он отдернул руки и шагнул в сторону так внезапно, что я чуть не упала.

– Я думал ты вырастешь и наберешься ума, пока меня не будет, – зло бросил он и пошел прочь.

Я ждала, надеясь, что он успокоится и вернется, но напрасно. Я пробралась к дому, прошла поближе к окну и видела их вчетвером на кухне. Интересно, отца и Сюзанну волнует, где я? Я рассматривала лицо Кайла, он выглядел старше на несколько лет. В этом месяце нам обоим исполнится 18, но он настоящий мужчина с выступающими скулами на красивом лице, мне же в душе не больше 10. Постояв немного, я побрела обратно к пещере.

Первый раз в жизни я поняла чувства людей, находящихся на грани самоубийства. Мне жаль мою бедную мать и ее сестру, их это чувство преследовало слишком долго.

24 августа 1945 г.

Я подождала, пока в доме не выключат свет, и лишь потом пришла ночевать. Вообще-то я собиралась оставаться на ночь в пещере, но не могла находиться так далеко от дома, зная, что там Кайл, хотя его, видимо, совершенно не волновало, где я. Я думала, что все улеглись, но пройдя на цыпочках через кухню к нашей спальне, обнаружила, что Кайла не было в постели. Оказалось, он спит на диване в гостиной, накрывшись с головой одеялом.

С минуту я смотрела на него, а потом побежала к себе и разревелась.

Наконец я уснула, а проснулась от того, что Кайл сидел на краю кровати и держал мою руку. На улице было темно. Когда я открыла глаза, он сказал:

– Ты меня беспокоишь, Кэт. Прости, что я так поступил вчера, но весь этот год я был уверен, что с пещерой покончено, что ты живешь как все остальные нормальные девушки в 18 лет. А когда я увидел тебя в пещере, я просто пришел в отчаяние. Ты живешь в каком-то своем мире, мире той пещеры, а так нельзя!

Я чувствовала, что была для него обременительной ношей. Я села на кровати и прислонилась к стене.

– Тебе не нужно волноваться из-за меня. Я вполне довольна своей жизнью.

Он посмотрел на меня, будто не верил своим ушам. Потом подвинул кровать так, чтобы тоже облокотиться спиной. Он совсем вырос из своей старой пижамы.

– Почему ты спишь в гостиной? – спросила я.

– Мы слишком взрослые, чтобы спать в одной спальне, Кэт. Мы выросли и так дальше не может продолжаться.

– Чепуха. Все 18 лет спали в одной комнате и ничего.

– Все же я пока устроюсь на диване в гостиной.

Я не стала спорить. Через несколько дней он вернется сюда и все опять встанет на свои места. Мы еще немного поболтали, а потом он спросил:

– А ты не заметила, что я вернулся домой гораздо раньше, чем предполагалось?

– Ну, война же кончилась, – удивилась я.

– Да, но с войны не возвращаются на следующий же день после ее окончания. Меня комиссовали. По болезни.

У меня остановилось сердце:

– Ты ранен?

Он теребил мою руку.

– То, что я тебе сейчас скажу, должно остаться между нами, договорились? Обещаешь никому не говорить, даже Мэтту?

– Обещаю, – шепнула я.

– Меня комиссовали из-за нервного расстройства.

Он сник, уставился в пол, я не разобрала, что он сказал, но поняла, что ему очень стыдно.

– Что ты имеешь в виду?

– Тебе никогда этого не понять, Кэт. Я убивал людей, понимаешь, убивал? В первом бою мне было тяжело, но потом стало гораздо легче. Привыкаешь к простой мысли: если ты не будешь убивать их, они убьют тебя. Мне было страшно от того, что на войне ни в грош не ставится человеческая жизнь. По ночам меня стали мучить кошмары, в голове всплывало все, что я видел в джунглях. Иногда я видел маму в ночь ее… ну ты понимаешь, о чем я. Дела пошли настолько плохо, что в конце концов я попал в госпиталь, но и там чувствовал себя немногим лучше. В общем, командование решило, что от меня им никакого проку и отправило меня домой.

– Ну и правильно сделали.

– Я до сих пор с ужасом жду наступления ночи. Я отодвинулась от Кайла:

– Вот почему ты не хочешь спать со мной в одной комнате?

Он улыбнулся, как мне показалось, впервые со вчерашнего вечера:

– Нет, просто теперь мы будем спать врозь. И закончим на этом. Все время, пока я был в госпитале, я думал о тебе. Доктора отчаянно пытались вызвать меня на разговор, думая, что я сумасшедший, со мной в общем так и обращались. А я думал, что есть только один человек в мире, который может понять сразу и безошибочно, что со мной происходит. Я скучал по тебе, Кэт, и я не хочу с тобой опять так надолго расставаться.

– Ну теперь ведь ты дома. Ты в безопасности. Нет места более надежного, чем родной Линч Холлоу.

Он все равно, как я не протестовала, ушел спать в гостиную.

Утром за завтраком он признался, что впервые за последние месяцы так хорошо спал.

Иден застала Кайла в мастерской. Она молча стояла у двери некоторое время, наблюдая за ним. Он сидел к ней спиной, склонившись под тусклой лампой. Он наносил порядковые номера на осколки посуды. Подписанные осколки занимали три длинных деревянных стола и места в комнате почти не оставалось.

– Кайл?

Старое кресло заскрипело, когда он обернулся к ней:

– Заходи, – он махнул рукой на свободное кресло у стола.

Иден села. В помещении было холодно, но не настолько, чтобы сидеть съежившись и чуть ли не стуча зубами, как это было сейчас с ней. Она наблюдала как Кайл уверенной рукой наносит последние штрихи на осколок. Его очки блестели при свете лампы, он вопросительно посмотрел на нее.

– Я не знала, что тебя комиссовали с фронта, Кайл.

– Об этом знают немногие, – он отложил кисть и отодвинулся на несколько дюймов от рабочего стола, – в конце концов я рассказал об этом Мэтту пару недель спустя после моего приезда. Мэтт – удивительно здравомыслящий человек. Он всегда вернет тебя с небес на землю. Ему можно рассказать все, что угодно, он на все будет реагировать так, будто речь идет о погоде. И, конечно, я все рассказал Лу. Вот, пожалуй, и все, кто знает об этом.

– Ты хотел, чтобы и я узнала об этом?

Кайл рассмеялся:

– О таких вещах стесняются говорить в 18, но не в 64. Тогда я был уверен, что у меня не все в порядке с головой, что мне передалось по наследству от матери ее психическое заболевание. – Он снял очки. – С одной стороны, знаешь, я сердился на Кэт за то, что она пропадает в этой пещере. С другой – я просто ей завидовал. Мне тоже нужно было спрятаться от внешнего мира и от людей, меня окружавших. Но я считался совершенно здоровым и психически уравновешенным. У Кэт была возможность уединиться, а у меня не было.

Кайл улыбнулся и вдруг резко выпрямился, взгляд его остановился на ее шее:

– Давненько я не видел эту вещицу.

– Я впервые надела ее, – она дотронулась до медальона. Она надела его час назад, когда прочла о нем в дневнике матери.

Кайл слегка поежился и вновь взялся за кисть:

– Просто я немного шокирован, ты так похожа на Кэт!

Иден дотронулась рукой до большого черепка, что лежал перед ней на столе, потерла пальчиком его гладкую поверхность и сказала неторопливо, вкладывая смысл в каждое слово:

– Кайл, я буду очень рада помочь тебе. Даже не знаю, как сказать. Только не сердись на меня… Я хотела бы материально помочь твоим раскопкам.

Он поднес глиняный осколок ближе к свету:

– Благодарю тебя, голубушка, но я не хочу, чтобы эти раскопки существовали за твой счет.

– Я понимаю. Но все же, если передумаешь, сообщи мне, – она встала. – Бен заедет за мной через несколько минут. Мы собираемся после обеда съездить в Белхерст, – она ждала, что он скажет:

– Желаю хорошо отдохнуть. У двери она остановилась.

– Ты не оставишь мне последнюю записную книжку?

– Хм… – Кайл откинулся назад и посмотрел на нее, – а ты не можешь подождать с дневниками несколько дней? Утром я читал тетрадь, охватывающую период, когда мы были вместе в Университете Джорджа Вашингтона.

– В Университете Вашингтона?

– А ты не знала, что твоя мать провела один семестр в этом университете, когда там был я?

– Даже не подозревала, что она когда-либо покидала Линч Холлоу.

– Дневник ее теперь включает лишь краткие отрывочные заметки, она вела его не так аккуратно, как раньше. Дело в том, что она все больше времени уделяла работе над рассказами. И к тому же эта тетрадь… понимаешь, ее нелегко читать. В ней полно такого, о чем и подумать неловко.

– Кайл, мне 36, и я уже не ребенок. Меня ничто, я думаю, не удивит из дневников. Я не могу ждать.

– Ну хорошо, – он опять принялся за работу, – утром я отдам его тебе.

ГЛАВА 21

Иден ждала Бена у дороги, сидя на большом камне. Сегодня она высоко подобрала волосы, на ней была голубая блузка с большим вырезом, открывающем плечи, и белые брючки.

Она забралась в кабину грузовика и улыбнулась Бену:

– Привет!

Он хотел было обнять ее, но вместо этого крепко вцепился в руль.

– Здравствуй, – он отъехал на обочину, – ну как обстоят дела с чтением? Ты закончила?

– Ага, – она восхищенно рассматривала пейзаж вокруг, – жаль, что я не могу спрятать это все в стеклянную колбу и увезти с собой. Здесь просто райская красота!

– Тебе надо чаще бывать у Кайла и Лу.

– Наверное.

– А ты сегодня в хорошем настроении.

– Думаю, что да. Утром начала писать сценарий. Я всегда радуюсь, когда какие-то планы и задумки осуществляются.

– Как чувствует себя сегодня Лу?

– Замечательно! Сегодня опять села за мольберт, – ответила Иден и спросила, но уже другим тоном, – а какие проблемы у нее с ногами, ты не знаешь?

Конечно, он знал. Увечье Лу создавало в Южной Америке множество проблем для ее родных. Но Бен считал, что Иден не обязательно знать об этих проблемах.

– У нее гораздо меньше проблем, чем ты думаешь. – Инвалидная коляска у нее очень удобная. Несколько раз в Колумбии мы попадали в ресторан или гостиницу, где не было предусмотрено специального подъемника для инвалидных колясок. Но мы с Кайлом без труда поднимали ее по лестнице.

– Но Кайлу не следует ее поднимать.

– Сейчас они совсем не путешествуют, поэтому никаких особых проблем нет. Как-то раз она попробовала носить протез, но от него пришлось отказаться. Она так и не смогла к нему привыкнуть.

– Я думаю, я многого о ней не знаю. Или о Кайле.

– Однажды она попала в больницу, – продолжал Бен, не уверенный, стоит ли все это рассказывать Иден, – это было в Эквадоре. У нее образовались пролежни из-за сидения все время в одном положении. Думаю, что они всегда ее мучили, но тогда в них попала инфекция и они воспалились.

Бен взглянул на Иден. Она отвернулась, но слеза, как маленький дорожный камушек, катилась по щеке. Бен понял, что переборщил:

– Прости, Иден, я не хотел, – он обнял ее за плечи, – ты была в таком хорошем настроении, а я его тебе испортил.

– Нет, ты здесь ни при чем, я задала вопрос, ты лишь ответил на него.

Бену нравилось осознавать, то она с ним рядом, что она тоже разделяет его чувства. Очевидно, что она заинтересована в нем. Прошло много лет с тех пор, как он чувствовал к женщине нечто подобное. Неожиданная потребность в ней увела его далеко от своих собственных неприятностей.

– Лу очень гордая женщина. Думаю, что больше всего она страдает, ощущая свою зависимость от других.

Иден вздохнула.

– Жаль, что с ней случилось это несчастье, но я не в состоянии изменить прошлое.

– Да, я прекрасно понимаю, о чем ты говоришь, – согласился Бен.

Они подъехали к Белхерсту около полудня. Бен остановил грузовик у магазина игрушек. Когда они зашли внутрь, Иден повеселела. В магазине было несколько торговых залов, набитых многочисленными кукольными домиками и мебелью.

– Сколько лет твоей крестнице? – спросила Иден.

– Исполняется восемь. Я сам соорудил ей почти вот такой же домик, – он показал на невысокий особняк времен королевы Виктории, – когда ей было три годика, и с тех пор всегда покупаю для него какую-нибудь новую мебель.

Раньше он брал самое дорогое, но в этом году так не получится.

– А как она попала тебе в крестницы?

– Мы с Алексом, ее отцом, хорошие друзья. Еще со студенческой скамьи. Кстати, он тоже учился у Кайла. Потом мы вместе преподавали в университете Мэриленда, примерно в одно и то же время женились. Его жена хорошая подруга Шарон.

Бену было больно вспоминать их дружбу, то, чего давно уже не существовало:

– Мы не виделись с тех пор, как развелись с Шарон. Так часто случается: люди разводятся, и от них отворачиваются лучшие друзья.

– У нас с Уэйном не было общих друзей. В этом и заключалась вся проблема. Наша совместная жизнь была ограничена лишь Кэсси и ее интересами, – она заглянула внутрь игрушечного испанского ранчо, – а для Блисс ты тоже сделал домик?

– Да, это был наш в миниатюре. А у Кэсси есть какой-нибудь?

– Совсем крошечный, ничего особенного.

Он мог бы подарить Кэсси кукольный домик, сделанный своими руками. Остановись, Бен, куда тебя несет? Кстати, набор инструментов сейчас стоит не менее ста долларов.

Если он собрался пригласить Иден на ланч, то может купить лишь маленький спальный гарнитур. Он решил уточнить это, достал бумажник, просмотрел счета, прикинул, сколько останется. В другой раз он взял бы взаймы у Кайла, но сейчас не мог: сейчас они расходовались бы в его личных целях, служили бы для поддержки его обманчивых и мимолетных связей.

За ланчем Иден рассказала, как думает начать картину. Заставка должна заинтересовать зрителя, сначала он увидит с высоты вертолета долину, затем взгляд его скользнет по Шенандоу, затем перед ним предстанут окрестности Ручья Ферри и место раскопок и в конце концов – лес и пещера, затем экран станет совершенно черным (это будет частично раскрывать замысел режиссера) и все титры пойдут на черном фоне. Зеленые гущи лесов и совершенная темнота в пещере.

– А ты подумала над названием?

– «Одиночество».

Он одобрительно кивнул:

– Это подойдет. Но Кайл не пустит тебя в пещеру.

– Да, я знаю, – ответила она, проглатывая салат. – Но пещеру для съемок можно сделать. Потом в кадре покажется дом, но не в том виде, в котором он сейчас. Мы построим похожий на тот, где росли Кэт и Кайл. Кэт сидит в дупле вяза и делает запись в дневнике, она напугана до слез, так как мать обнаружила ее.

– Так оно и было на самом деле?

– Да. Только Кайл взял вину на себя. И ему влетело. – Бен рассмеялся. – Да, он рано начал жертвовать собой ради других.

Иден промокнула губы салфеткой:

– Мама сделала мне ценнейший подарок, оставив после себя свой дневник. Когда читаешь его, сцены фильма уже прямо стоят перед глазами.

– Когда думаешь начать съемки?

– Надеюсь, следующим летом.

Что-то сжалось в груди Бена, он положил вилку на стол, внезапно он осознал, что ему-то нечего ждать и не на что надеяться. Жизнь идет своим чередом, все определено заранее, времена года медленно сменяют друг друга. И следующее лето вряд ли сулит ему что-то новое и свеженькое. Будем надеяться, оно будет не хуже нынешнего. Что может быть хуже для человека, если у него нет будущего. Может быть, в январе его отпустят без суда, может быть, ему разрешат повидаться с Блисс, но это в том случае, если Сэм постарается и найдет подходящих юристов. Может, Блисс еще не совсем забыла его?

– Бен, с тобой все в порядке? – Иден схватила его за руку; в его глазах была тревога и боль.

– Да, все нормально, – он еле выговорил эти слова, подавился, хлебнул воды, – не в то горло попало, – соврал он.

Он спрятал руки под стол (они дрожали) и попросил Иден:

– Расскажи мне еще о фильме.