Текст книги "Спи, моя радость (СИ)"

Автор книги: Диана Билык

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

13

Отпускаю тебя уже навсегда. Больно стрелки царапают вены -

В часы жизни ворвалась порочная мгла.

Я нелепо тобою болею.

Петляю темными коридорами в поисках холла, но неожиданно выхожу к другому крылу клуба. Здесь уже три месяца ремонт идет. У мамы сорвался меценат, что обещал вложить средства в развитие заведения, вот теперь все и зависло: стены ободраны, полы сорваны, а над головой висят, как мертвые медузы, ошметки старых люстр.

Замираю, вглядываясь в темноту и понимаю, что моя жизнь-точно эти помещения: забита ненужным хламом, где нет места свету и теплоте. И любви места нет. Вернутся к Киму и послать все… Не могу, в душе буря поднимается, и сердце рвется на части. Швы натягиваются, трещат, и вот-вот я сделаю вдох, и все закончится.

– Милочка, вы заблудились? – говорит за спиной елейный голос. Я вздрагиваю и оборачиваюсь. Невысокая, кудрявая женщина звенит ключами в руке и показывает на разодранные плакаты на другой стороне разрушенного коридора: – Там выхода нет.

Голос мне кажется отдаленно знакомым, но я не вижу ее лица: оно скрыто тенью коридора. Наверное, встречала ее, когда к маме в гости приходила. Хотя отчего-то мелкая дрожь пробирает плечи и сковывает спину.

– Тайное желание – хороший способ полечить душевные раны? – говорит она и выступает вперед. Тень перемещается по ее лицу, угол света отпечатывает на ее щеке треугольник. – Правда? – женщина наклоняет голову и снова звенит ключами.

– Да, – отвечаю и переступаю с ноги на ногу. В туфлях далеко не уеду, но возвращаться в малый зал не стану. Разве только, если Ким уже ушел. Протягиваю задумчиво: – Творчество отвлекает, а вдохновение окрыляет.

– Хорошие мысли.

– Только бесполезные, – отвечаю и снова всматриваюсь в темноту. Почему она так манит меня? Когда я была маленькой, класс первый или второй, мама брала с собой на занятия и я танцевала с ребятами вальс. Особенно мне запомнился кудрявый русоволосый мальчик из соседней школы. Танцевал он неуклюже и вечно наступал на ноги, зато с ним было весело. Вон те двери, смотрю на черный зев в стене, и был наш зал, сейчас он умер, затих, и неизвестно оживет ли когда-то.

– Помочь найти путь? – ближе говорит вахтер и клацает ключами.

– Я помню, куда идти.

– Ну, тогда – пора домой?

– Пожалуй.

Мы идем по коридору. Неловкое молчание затягивается. Помещение длинное и будто бесконечное, а ступеньки отпечатывают наши шаги, особенно мои, и эхом разлетаются по нарядному холлу. Морщусь, глядя на мишуру и елочные игрушки, что мерцают мелкими фонариками. Балеринки кружатся, а бумажные разноцветные шары ловят яркие вспышки от гирлянд и окрашиваются на разные оттенки.

– Завтра уже будем отдыхать, праздновать, – говорит женщина и выходит на свет. Меня прошибает и толкает на перила лестницы. Больно ударяюсь боковиной и почти падаю, но крепкая рука позади хватает меня за локоть.

– Держись, – говорит Ким, смотрит на меня, чувствую, как режет взглядом, а я не могу глаз отвести от старушки, которую спасла много лет назад.

14

При свете лун иду куда-то в осень Ищу свободу, улетаю в сон.

И обо мне уже никто не спросит Ведь я лишь эхо, отраженье, звон…

– Вы? – не могу совладать с собой. Отталкиваюсь от мужчины и напираю на бабку. Она юрко прячется за стеклом вахты и запирает дверь. – Вы мне жизнь сломали! Прекратите это! Слышите?!

– Девонька, я вас вижу впервые, – ошарашено бормочет карга старая. Я ее на клочки порву, задушу и не моргну. Хочу рвануть дверь и налететь плечом на тонкий пластик, но Ким оттаскивает меня назад.

– Тише-тише… Там стекло, поранишься!

– Отстань, – поворачиваюсь и кричу ему в лицо: – Отстань от меня! Что ты вцепился? Терпеть тебя не могу еще со студенческих лет! Рожа твоя маячила на каждом углу, с плакатов усмехалась, а мне противно было. До того противно, что когда печатала номера с твоими интервью и похождениями, вечно плеваться хотелось! Несчастная звязда!

Ким багровеет, синие глаза стекленеют.

– Сучка! – шипит мужчина и, бросив мне под ноги сапоги, уходит. Когда от грохота вздрагивают стены, я закрываю ладонями лицо и беззвучно кричу. На языке катается соленая влага и горит дерзкий поцелуй. Взволновал он меня, заставил разгореться, а я не хочу себя чувствовать предательницей. У меня Призрак есть, я ради него на все готова. Сказал, что наступит время, и он придет ко мне, значит, буду ждать.

– Уходи, не то полицию вызову, – грубо вякает из-за стекла бабка. Я поворачиваюсь. Видно, взгляд у меня сумасшедший, потому что она тут же прячется за столом. Вижу только кудрявую макушку, она шевелится, как пучок макарон.

– Вы мне ответите! Я никуда не уйду, пока не снимете с меня проклятие.

– Ты что, перепила? – слышится противный голос откуда-то снизу. – Я тебя знать не знаю. Иди с миром. Ох, и неспокойные рабочие дни пошли: то танцульки до поздней ночи, то сумасшедшие бродят, – она ворчит, а мне кажется, что я схожу с ума. Готова на все, лишь бы вытрясти из нее правду и свою свободу.

– Вы что будете продолжать притворяться? Я вам жизнь спасла, а вы наградили меня подарочком. Ну, хватит уже! Заберите его, прошу вас!

Она смеется, как-то жутко-истерично и осторожно выглядывает из окошка.

– Моей старой жизни угрожает разве что радикулит, милочка. А вот тебе стоит нервы полечить. Явно же неудовлетворенная. Вон какого мужика обидела. Будешь до старости лет старой девой, – она так улыбается, что мне хочется запустить протянуть руки в дырку стекла и стиснуть пальцы на сухой старческой шее.

– Но вы же… – голос вылетает на жуткий писк. Не могу ничего сказать, связки горят, будто иглы туда вставили.

– Иди, иди, – бабка кивает в сторону двери. – Накричалась, голос сел, надо дома чайку попить, успокоиться. Иди, – будто не просит, а наговаривает. Жутко он ее взгляда и говора.

Хватаю сапоги и иду к расфуфыренной пышной елке, что упирается в пятиметровый потолок в углу. Яркие гирлянды стянуты к центру со всех сторон и напоминают громадного паука. Я ищу взглядом пуфик и падаю, не чувствуя ног. Быстро переобуваюсь. Дыхание царапает, и голоса нет совсем. Сомнение выжимает из меня последние силы. А если я ошиблась? Вдруг обозналась? Но она так похожа. Не могла я так ошибиться. И Кима зря обидела, не нужно было срываться.

Смотрю на огромный стеклянный шар, что висит на одной из пышных еловых веток. В нем отражается мое лицо, и мне чудится, что мой Призрак рядом стоит: опустил руки на плечи и хмурится, злится. Правильно, злись, милый – я поступила нечестно. Но я вернусь к тебе, ночь у нас еще есть, а потом снова буду ждать. Сколько понадобиться.

– Только не оставляй меня… – шепчу и перевожу взгляд на снежинку, что венчает дерево. – Я так хочу тебя встретить, Призрак, обнять. Любить тебя хочу всего: чувствовать и видеть. Знать. Не во сне, а по-настоящему.

Гирлянды мерцают назойливо, и в какой-то миг верхушка елки вспыхивает сильней. Я жмурюсь от слепящего света, а потом поднимаюсь и, минуя испуганную бабку, бегу на улицу. Сейчас я даже благодарна ей, той с остановки, потому что иначе я бы не испытала всего, что было между мной и Призраком.

15

Если ты не вода, я не пламя… Кто мы есть и куда же идем?

Поделись со мной крошечкой веры даже если не быть нам вдвоем.

Я не знаю, как добираюсь домой – на автомате. Мне все равно, что происходит на улице, в паутинах цветных ночных дорог, в набитых до предела маршрутных такси. Среди шумной толпы не могу удержаться от слез. Они ползут по щекам и рвут душу на части. Только бы он пришел… Только бы не обиделся. Вина грызет под лопатками и ускоряет мой бег. Лечу, как сумасшедшая, мимо панельных домов, мимо цветастых, наряженных снежинками и гирляндами, окон. Я готова любить Новый год, готова праздновать, восхищаться фейерверком, наслаждаться мандариновым и хвойным запахом, только бы любимый меня не бросил. И приходил, как прежде.

Да только вина и предчувствие жмут под ребрами и не дают дышать спокойно. Я столько лет к нему привязана и потому не могу осознать, как буду жить, если он меня бросит.

В супермаркете на перекрестке покупаю фонарики, игрушки, пластиковые елочные шары, даже фигурки Снегурочки и Деда Мороза. Я готова верить во что угодно, только бы не страдать сейчас, не остаться в эти несколько дней в одиночестве. И дождаться Призрака в грядущем году.

Возле забитой автомобилями стоянки паренек в вязаной шапке продает облезлые елки. Не рассматривая, хватаю одну из них и отдаю последние деньги. Завтра придется посидеть на голодном пайке, а с первого числа искать новую работу. Щемит в груди от этой мысли, ведь рекомендательных писем нет, а пару звоночков шеф обязательно сделал, и меня просто никуда не возьмут.

Но я буду об этом думать позже, сейчас в мыслях пульсирует только одно: Призрак.

Квартира встречает невыносимой пустотой и мраком. Включаю везде свет, развешиваю лампочки и украшаю елку. Из остатков еды готовлю сырный суп, но есть не могу – ничего не лезет. После душа заползаю в постель и долго не могу согреться. Заставляю себя спать, но не сплю. Не идет сон, будто нарочно, только задремлю, меня выбивает в реальность. Отдаленно слышу соседские голоса, где– то взрываются ранние предновогодние петарды. Мороз мчит по коже, и меня крутит в постели, сматывая-сминая простынь, бросает в пот. Когда доходит до абсурда, и трепет превращается в судороги, я понимаю, что заболела.

Тяжело сползаю с кровати и заставляю себя выпить жаропонижающее. Не проверяю температуру, и так чувствую, что горю изнутри. Кутаюсь в одеяло, заливаю в себя теплый малиновый чай и только тогда отключаюсь.

И проходят ко мне черные сны. Пустые и безжизненные. Я брожу бесконечными коридорами и все время выхожу к одной и той же двери: изломанной, рваной… за которой когда-то звучала музыка, и пары кружились в воздушном вальсе. Манит меня эта дверь. Заглядываю сквозь рубленную щель и вижу себя и Кима.

Мы танцуем страстно, будто в паре много лет. Белое платье летит вверх, вниз, в стороны. Руки Кима сильные и гибкие, а размах плеч восхищает. Мне кажется, что я чувствую здесь, как он касается моей кожи там, и приятный жар льется по венам. Каждое наше движение и поворот высекают в воздухе странные вибрации, и они волной катятся к моим ногам, прошибая насквозь. Как иглы. Мне кажется, что я помню его, но не могу понять откуда. Не с плакатов, намного раньше.

Когда музыка накаливается, и переливы струн задыхаются на высоких нотах, меня вырывает из сна.

16

Снова распылившись Ищем счастье слепо.

Оно не дождавшись Улетело в лету.

Не пришел. Призрак не пришел. Я предала его мыслями о другом. Тем поцелуем, что Киму удалось сорвать. Я жалею, так сильно жалею, что реву целый день, не отвечаю на звонки и не открываю дверь, когда кто-то приходит. Не хочу никого видеть, даже родителей. Мне просто нужно побыть одной. Я и так одна всегда, но сейчас мне лишние голоса и внимание совсем не в радость.

Когда под вечер в дверь кто-то начинает колотить ногами, я все-таки приподнимаюсь и ползу к дверям.

– Ярина, открывай! Это мама! – слышу родной голос с другой стороны. Нащупываю замок, но сил не хватает даже ключ провернуть.

– Погоди, – приваливаюсь плечом к стене и со второго раза получается. В глазах на миг темнеет, падаю, но мне все равно. Он бросил меня. Так больно мне еще не было.

– Неси ее в комнату, – слышу мамин голос из вакуума. Меня отрывает от земли, я не открываю глаза и не вслушиваюсь больше в голоса. Хочу просто провалиться в вечный сон.

– Забери меня, умоляю, забери меня… – с губ срывается шепот, а потом кто-то гладит по щеке и отвечает:

– Все будет хорошо. Ты только держись.

Прихожу в себя через несколько часов. Открываю тяжело глаза и вижу, как в окне разливается темень. Плотная, как и тьма в моей душе.

Колючая тоска бьет в грудь и сгибает пополам. Реву, как сумасшедшая, вою и терзаю зубами подушку. Почему я согласилась на этот вальс? Зачем? Ненавижу Кима! Себя ненавижу.

– Эй, как ты? – кто-то кладет руку на плечо и я приподнимаюсь. Сквозь дрожащую муть слез вижу силуэт мужчины, а когда понимаю, кто передо мной стоит, хочется взорваться от ярости. Только сил нет.

– Иди прочь, Ким. Зачем ты здесь? Как?

– Мама переживала за тебя, попросила помочь дверь открыть, – он присаживается рядом и подает стакан воды. – Выпей. Ты в бреду была.

– Проваливай, я не хочу, чтобы за мной ухаживали.

– Я не ухаживаю, – он мягко улыбается и, приподнимая мне голову, притискивает стакан в губам. – Как только твоя мама вернется, я уйду.

– Для нее же выступление важней меня, – вырывается обида. Знаю, что тридцать первого у них вечер вальса. Жадно пью воду и откидываюсь на подушку. – Можешь уходить сейчас, я уже в норме.

– Конечно, – хмыкает Ким. – Но я все же останусь, не хочу отвечать потом за твой трупик, если ты пойдешь в туалет и грохнешься головой об умывальник.

– В уборную со мной попрешься?

– Если нужно будет, – отрезает и громко ставит стакан на тумбочку.

– Иди ты, Альдов! Ненавижу тебя всем сердцем.

– Само собой. Я это уже слышал. И не удивлен, пиар – злая штука, может, изменить человека в глазах других кардинально. Так ведь?

Смотрю в его синие морозные глаза и не понимаю, что меня так бесит в нем. Привлекательный, обходительный, но я не могу удержаться от неприязни и злобы.

– Расскажешь, за что ты меня так не любишь?

– Нет.

– Мне же интересно, – он усмехается и присаживается на край кровати. Я отодвигаюсь и подтягиваю одеяло на подбородок.

– Потому что ты самоуверенный козел! – все что могу сказать. Перед глазами расплывается мир, и мне приходится захпопнуть веки и справиться с полетом на кровати – голова кругом.

– Не убедительно, – наклоняясь ближе, шепчет Ким. Теплое дыхание скользит по щеке и нагревает ее еще сильнее. Меня подкидывает от дрожи.

– Ты разрушил… – хочу сказать «мою жизнь», но понимаю, как это глупо звучит. Разве сон можно назвать жизнью? Разве иллюзия перевернется в миг и станет реальностью? Нет. Так за что я его обвиняю?

Молчу и жую потрескавшиеся губы, а потом тихо выжимаю: – Извини.

17

Разлетаюсь вдребезги, связи все нарушила.

Не видать нам, уж, ни зги, страсти вьются кружевом.

Через час приходят родители. Мне приходится выбраться из постели и даже позволить Киму отвести себя в ванную.

– Помощь нужна? – говорит он, придерживая за плечи. Мне уже легче, но все еще потряхивает от эмоций, да и мышцы крутит от болезни, но на ногах стою крепко.

– Нет, – не говорю, а гаркаю.

Мужчина хмыкает и тихо запирает за собой дверь. Ненавижу его за то, что такой хороший. Давно понимаю, что ошиблась и нет смысла злиться на Кима, но признать не могу. Любовь к Призраку еще жива. Да что там? Я никогда не смогу его забыть и всегда буду ждать.

Дрожу под душем, но теплая вода смывает мерзкий пот и позволяет телу расслабиться. Мне легче и даже немного хочется есть.

Когда выползаю из душа, понимаю, что не взяла одежду. Только грязная измокшая потом ночная сорочка валяется на кафеле. Пока обтираюсь, слышу в коридоре голоса и напевы знакомой песни. Кажется Litesound, одна из любимых групп – заслушала до дыр. Песня напоминает мне о том, кого потеряла. По глупости. По нелепому влечению к другому. К незнакомцу.

– Ты как там? – тихо говорит Ким за дверью и аккуратно постукивает по дереву.

Завернувшись в полотенце, выглядываю в коридор и шепчу, чтобы никто не услышал:

– Принеси мне из комнаты халат. Пожалуйста.

Ким глядит ясным взглядом, улыбается уголком губ и тянется ко мне.

– Прости за клуб, сорвался. Ярин, хотел тебе понравится, а получилось…

Внезапно его голос мне кажется знакомым. От него мелкой дрожью и приятными колючками обсыпает плечи.

– Замерзла, сейчас, я быстро, – говорит он и, бегло целуя в щеку, смущается, как подросток, и выскальзывает через коридор в комнату. Вижу, как впопыхах чуть не сбивает широким плечом косяк.

Приносит вместо халата вечернее красно-медное платье с v-образным вырезом и бисерной вышивкой. Не мое.

– Прошу… – и протягивает комплект алого белья, упакованного прозрачным тонким пластиком и перевязанного мерцающим дождиком. – Это от меня подарок к Новому году.

– Не нужно…

– Тише. Не говори. Просто ужин в кругу семьи, и только. Никаких обязательств, – он легко толкает меня в ванну и, оставаясь в коридоре, закрывает дверь.

Смотрю на платье в руках, мну мягкую ткань и не знаю, что делать дальше. Наверное, просто идти. Пытаться жить в настоящем. Со временем сны затрутся, воспоминания отдалятся, и я смогу задышать по-новому. Смогу. Должна.

Мама принесла оливье и запекла курицу. По дому растекается сладкий аромат поджаристой корочки. А еще запах апельсин и хвои.

В зале стало уютно и сказочно: фонарики дрожат, но не мерцают, не переключаются. В лентах дождика путаются еловые ветки и прячутся игрушки.

Ким возится с сервировкой, ведет себя непринужденно, словно не в гостях, а у себя дома. На нем белая рубашка и обтягивающие стройные ноги джинсы. Задерживаю взгляд на его локтях и спине. Как бы я хотела найти в нем сходство с Призраком. Понять, что не зря столько лет мучилась и сейчас ошиблась.

Я замираю в проходе и смотрю, как мужчина красивыми пальцами поправляет приборы, скручивает салфетки и укладывает каждому на тарелку крошечного лебедя. Это мило, даже позволяю себе улыбнуться.

Бросаю взгляд на часы на стене и замираю. Стрелки показывают половину двенадцатого: я потеряла последний шанс увидеть Призрака. Каждая минута разрывает наши отношения и прокладывает между нами пропасть. Меня качает, но Ким подходит ближе и, поддерживая за талию, ведет к столу.

– Веришь в чудеса и совпадения?

– Не очень, – голос слабый от переживаний и болезни, но я стараюсь показать сдержанную улыбку. Я не хочу быть тварью и портить родным праздник. И Киму не хочу его портить.

– Хочешь расскажу тебе кое-что?

Киваю и тянусь за долькой апельсина. Кладу в рот и с удовольствием облизываю пальцы. Никогда не любила цитрусовые, а сейчас жутко захотелось. Ким сглатывает, присаживается напротив и только собирается начать, как в комнату заходят родители.

18

Тихо, ласково шепчет ветер, и скользит по разогретой коже нежно пальцами сладкий вечер, и остыть мы уже не можем.

– Ты помнишь Максима, доча? – спрашивает мама. Она ставит по центру стола тарелку с горкой пюре. – Помнишь мальчика, что ноги тебе обтаптывал на уроках?

Гляжу на мужчину, а она не сводит глаз с мамы. Почти с сыновьей любовью смотрит на нее и улыбается. Какой же он красивый. Как я могла думать о нем плохо, совсем не зная?

– Ты меня не узнала? – говорит он, повернув голову. В синих глазах грозы и дожди, волны и моря, а в светлых волосах пятнышки цветных лампочек отражаются. – Времени прошло много, да. А я узнал тебя. Такая же рыжая веснушка, как и раньше.

– Но ты же в Америку уехал еще в третьем классе. Да и поменялся очень, – немного дрожу от волнения. Вот почему я видела Кима во сне, в том зале. Вот почему он так потрясающе танцует. Бывший мамин ученик, бывший мой партнер. Столько лет прошло, не сосчитать. После него я бросила танцы, увлеклась сочинительством и рисованием. Правда, мама заставляла два раза в неделю на контемп ходить, для души, так сказать. Ну, и гибкость телу не помешает. Я и не сопротивлялась.

– Ярина, а ты почему не сказала, что с работы ушла? – строго спрашивает папа. Несет перед собой румяную курицу. Ставит ее и подходит ко мне. Садится на диван и ласково обнимает за плечи.

– Меня ушли, – отвечаю натянуто. – Вовка меня в плагиате обвинил…

– И почему не поделилась? Мы что не люди, поняли бы? Перед праздником сидишь без гроша, – отец убирает мои волосы за ухо и прижимает к себе сильней. – Ох, упертая и самовольная. Все правильно. Так и должно быть, Яра, но только в меру. А если бы мы не пришли?

– Отмечала бы в постели, – я грустно улыбаюсь и пожимаю плечом, ласково глажу папину сухую руку.

– Все, садимся! – декламирует мама. – На часах без пяти, скорее.

Ким откупоривает шампанское, я гляжу в его лицо и хочу, пытаюсь, узнать. Не получается. Просто старый знакомый, просто далекий забытый друг. Не более. Каждый поворот секундной стрелки, впивается в грудь и заставляет сцепить зубы до боли. Я просто должна отпустить прошлое и начать будущее. Ступить в Новый год с новыми надеждами и желаниями.

Ким подает наполненный бокал и слегка касается моей руки теплыми пальцами. Нежно и осторожно, не навязываясь. Смотрит на меня, как на божество, а мне от этого неловко и горько. Он здесь – реальный, настоящий, а я тоскую по тому, кто украл покой на много лет. По мужчине, что остался за пределами декабря. Разве это справедливо? Ведь уже тогда, четыре года назад, глядя на Кима на плакатах, я безумно была влюблена. Тайно мечтала познакомиться, услышать его голос вживую, а не только из колонок. Убеждала себя, что ревность к его похождениям беспочвенна, что он «звязда», а я – никто. Да только, когда появился Призрак, я о шебутном музыканте сразу забыла.

И сейчас Ким, как простой обычный парень, стоит рядом и говорит мне:

– С Новым годом, Ярина! С Новым…

Его слова обрывают куранты. Бой переплетается с широкой композицией Ханса Зиммера, что звучит из динамика. Меня ведет от осознания, что все слишком знакомо и близко. Повторяется. Гляжу в глаза мужчины и вижу в них золотое пламя: фейерверк взрывается за окном огромным пионом и отражается в радужках Максима кругляшками боке. Обнимаю его от накативших чувств и узнаю запах чайного дерева от волнистых волос.

Мой. Призрак. Нашел меня.