Текст книги "Куропатка и беременность (ЛП)"

Автор книги: Девни Перри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Девни Перри
Куропатка и беременность

Пара: Тобиас и Ева

Глава 1

Ева

Я беременна.

– Нет, – пробормотала я. Я ни за что не смогла бы произнести эти два слова вслух. Ещё нет.

Может быть, завтра, но определенно не сегодня.

У меня все внутри перевернулось, когда я уставилась на дом передо мной. Это было не то место, где я хотела быть.

Холод становился невыносимым. Мой нос, вероятно, к этому времени был таким же красным, как у Рудольфа. И был очень реальный шанс, что я потеряю мизинцы из-за обморожения, если останусь здесь еще надолго. Мне пора идти. Вернуться к машине. Отойти от двери.

И все же я стояла здесь.

Замерзшая.

Я планировала провести Сочельник дома, развалившись в своей фланелевой пижаме перед газовым камином с чашкой какао в одной руке и книгой в другой. Вместо этого я примерзла к тротуару перед домом моего парня на одну ночь, набираясь смелости позвонить в дверь и объявить, что беременна.

Я беременна. О, как бы я хотела, чтобы эти два слова перестали крутиться у меня в голове, а вместо этого вылетели изо рта.

Но сначала мне нужно было начать двигаться.

Моя машина была припаркована на подъездной дорожке позади меня. Поездка через весь город не была проблемой. Не было проблем и с тем, чтобы припарковать седан и выйти. Мне даже удалось дойти до тротуара. Двадцать футов отделяли меня от места назначения. Но с таким же успехом мои сапоги могли быть ледяными глыбами в бетоне.

Как до этого дошло? Как я вообще здесь оказалась? Я задавала себе эти вопросы несколько часов назад, когда сидела на полу в ванной с положительным тестом на беременность в руке.

Одна ночь. Одна ночь с Тобиасом. Прощание.

И вот я была беременна.

Дурацкие прощания. Хотя технически это было еще одно прощание.

Мы с Тобиасом встретились, чтобы выпить и наверстать упущенное. Было немного флирта. И много «Каберне». Когда он попросил меня поехать с ним домой, я решила, что это судьба дает мне второй шанс попрощаться.

Наше первое прощание прошло не так хорошо. Были слезы – у меня. Было сердитое молчание – у него. Была душевная боль – у нас обоих.

На протяжении многих лет я много думала о той ночи, когда мы с Тобиасом разорвали наши отношения. Я прокручивала это бесчисленное количество раз, задаваясь вопросом, что я должна была сделать и что должна была сказать.

Сожаления по-своему подкарауливают тебя в моменты затишья.

Итак, шесть недель назад я рассматривала совместный вечер как своего рода завершение. Мы провели ночь, смеясь и разговаривая, вспоминая о прошлых временах. И в истинном стиле Тобиаса, он не разочаровал меня в спальне. Это был роман на одну ночь, чтобы все исправить.

Почему «роман на одну ночь» звучит так дешево и слащаво? Тобиас не был ни тем, ни другим. Он был красивым и заботливым. Остроумным и харизматичным. Верным и непоколебимым.

Наша ночь напомнила мне, каким замечательным он был. И, возможно, он тоже вспомнил, что когда-то я не была злодейкой. Когда-то я была женщиной, которую он любил, а не женщиной, разбившей его сердце.

У нас было второе прощание. Идеальное прощание. И все же я была здесь, беременная, и собиралась поздороваться.

– О боже. – У меня скрутило живот. Не слишком ли рано для утренней тошноты?

Я ни хрена не знала о беременности. Я ни хрена не знала о детях. Я ни хрена не знала о том, как быть матерью. Как я должна растить ребенка, если не могла даже перейти тротуар, позвонить в дверь и произнести два слова?

Это Тобиас. Я собиралась рассказать эту новость не незнакомцу. Он знал меня, возможно, слишком хорошо, что делало это пугающим.

У меня не получалось скрывать свои страхи. Затягивать неудобные разговоры. Мне не нужно было поднимать подбородок и притворяться, что я не вспотела.

Один шаг. Просто сделай один маленький шажок.

Я подняла ногу. И поставила ее обратно на снежный след, где она уже была.

Может, мне написать ему записку? Мои руки дрожали так сильно, что я сомневалась, что смогу удержать ручку.

Тест на беременность лежал в кармане моей красной парки. Может быть, я могла бы просто бросить его у двери и сбежать, как в той подростковой шалости, когда дети накладывали собачьи какашки в бумажный пакет, поджигали его, звонили в дверь и убегали, как будто от этого зависела их жизнь.

Не то чтобы я когда-либо проделывала такую шалость.

То, что я была водителем для побега и ждала своих друзей в квартале не считалось.

Мой подбородок начал дрожать.

Почему это было так тяжело? Почему я не могла пошевелиться?

Слава богу, у Тобиаса не было соседей. Они, вероятно, уже вызвали бы на меня полицию.

Если подумать… Жаль, что у него не было соседей. Потому что, если бы появилась полиция, я могла бы просто отдать им тест на беременность и попросить сообщить ему новость.

Черт бы побрал Тобиаса и его загородный дом.

Я беременна.

Всего два коротких слова. Одно предложение. Скажи это, Ева. Просто скажи.

Я открыла рот.

Ничего. Просто дуновение белого воздуха.

Эта поездка была бессмысленной. Мне следовало остаться дома и ходить взад-вперед. После того, как у меня не начались месячные, я начала беспокоиться, но, будучи самопровозглашенной мастерицей избегать, когда дело касалось моих личных проблем, я списала это на стресс.

Переезд всегда был стрессом, независимо от того, как часто я переезжала, и я была занята подготовкой к переезду в Лондон. Но избегание не могло длиться так долго, и на этой неделе, когда прошел еще один день без месячных, а мои сиськи стали такими же нежными, как мой любимый филе миньон средней прожарки, пришло время взглянуть правде в глаза.

Я пошла в ближайший продуктовый магазин, нашла тест на беременность, быстро купила его и поспешила домой пописать.

Мир перестал вращаться, когда на белой палочке розовыми буквами появилось слово «беременна». Я прижимала его к груди, пока целый час сидела на полу в ванной. Потом я ходила взад-вперед.

Квартира, лишенная всякой мебели, давала девушке много места для этого. Настолько, что я ходила взад-вперед в течение двух часов. Затем мои ноги сами понесли меня к моей машине, которая привезла меня сюда.

Вся храбрость, которая была у меня по дороге сюда, испарилась. И теперь я оцепенела. Я уже много лет не была в таком состоянии.

Мои руки не переставали дрожать. На глаза навернулись слезы. Как я должна была это сделать? Не просто рассказать Тобиасу, но и справиться с тем, что произойдет дальше? Как я собиралась стать матерью?

Я была в нескольких секундах от того, чтобы рухнуть в снег и разрыдаться, когда дверь в его дом распахнулась. И вот он был там, высокий и широкоплечий, заполняя собой порог.

– Ева, что ты делаешь?

Я взглянула на свои ноги.

– Ты стоишь там, – ответил он за меня.

Я кивнула.

– Прошло тридцать минут.

Так долго, да? Теперь стало понятно, почему мне было так холодно.

– Ты собираешься постучать? – спросил он.

– Я пока не уверена. – Я слегка встряхнула себя за то, что действительно озвучила мысль. Прогресс. Это было здорово. Слова – это хорошо.

– Холодно.

– Да. Тебе следует зайти внутрь. Мне и здесь хорошо.

– Ева.

Видите? В этом была проблема с Тобиасом. Он мог посмотреть на меня и понять, что мне было очень, очень нехорошо.

– Заходи внутрь, – приказал он.

– Я не могу.

– Почему? – Он сошел с крыльца на тротуар. Его широкие шаги сокращали расстояние между нами, и когда он остановился, то возвышался надо мной. – Что происходит? Все в порядке?

Я покачала головой.

– Я оцепенела.

Он протяжно выдохнул, затем выудил мою правую руку из кармана пальто, соединив свои пальцы с моими так, чтобы наши большие пальцы были противоположны.

– Один. Два. Три. Четыре. Я объявляю войну большому пальцу.

Я закрыла глаза, чтобы не заплакать, а затем произнесла следующие слова.

– Пять… Шесть. Семь. Восемь. Старайся держать большой палец прямо.

– Я выиграл, ты заходишь внутрь.

– Хорошо, – прошептала я.

– Встряхнись. – Он прикоснулся своим большим пальцем к моему, покачивая им вверх-вниз. Потом прижал мой большой палец к своему, потому что я не сопротивлялась.

Мы оба знали, что мне нужно было, чтобы он победил.

Именно так обычно проходили наши войны за большой палец. Он провоцировал. Я сдавалась.

И когда он крепче сжал мою руку, слегка потянув, он вынул меня из оцепенения.

Тепло в прихожей было таким, словно я вошла в сауну после долгого пребывания на улице.

Тобиас закрыл за нами дверь.

– Хочешь, я возьму твою парку?

– Нет, спасибо. – Я снова засунула руку в карман и сжала в кулаке тест на беременность. Позже, после того, как я сброшу бомбу, я скажу ему, что ему лучше вымыть руки.

– Не хочешь присесть? – спросил он.

Я приподняла плечо в уклончивом пожатии.

Возненавидит ли он меня за это? Может быть, за последние шесть недель он нашел кого-то другого. Женщину, с которой он решил завести ребенка. От этой мысли у меня заколотился пульс в висках, поэтому я отогнала ее.

– Ева.

У меня снова перехватило горло.

Он вздохнул и, взяв меня за локоть, повел на кухню, где выдвинул для меня табурет, чтобы я могла сесть за островок из черного кварца. Затем он завернул за угол и прислонился к дальней стойке, чтобы подождать.

Он ждал.

Это было единственное, что мне в нем всегда нравилось. Тобиас никогда не торопил меня. Мою сестру так выбесило бы мое молчание, что она бы бросила меня на улице, в снегу. Мой отец задавал бы вопрос за вопросом, изводя меня, пока я не заговорю.

В юности мне нужно было, чтобы папа давил на меня, пока я не признаюсь в своих чувствах. О школе. О друзьях. О маме. Но я больше не была подростком, переживающим отсутствие родителей и подростковую драму.

Тобиас знал, что, если он будет давить, я сломаюсь.

Почему я была такой? На данный момент это был не самый важный вопрос, но, казалось, он кричал громче всего. На работе я никогда не цепенела. Никогда. Я всегда знала, что сказать. Что делать. Возможно, именно по этой причине я любила работать и уклонялась от всего, что напоминало личный разговор.

Будет ли наш ребенок таким же терпеливым, как Тобиас? От этого вопроса у меня внутри все перевернулось. У нас родиться ребенок. Он разозлится, если меня стошнит на его модные деревянные полы?

Я зажмурила глаза, желая, чтобы тошнота прошла. Это произошло после нескольких глубоких вдохов, и когда я приоткрыла веки, Тобиас не двигался. Он стоически стоял возле раковины.

Свет из окна за его спиной очерчивал его широкую фигуру. Его волосы были длиннее, чем в ту ночь, когда мы были вместе. Темные пряди были слегка влажными и расчесаны пальцами, как будто он недавно вышел из душа. Рельефный подбородок Тобиаса был покрыт бородой, которая идеально сочеталась с мягкой фланелевой рубашкой в клетку цвета буйвола, облегавшей его мускулистую фигуру.

Он выглядел как сексуальный лесоруб.

– Мне нравится твоя борода.

Он кивнул.

– Ты это уже говорила.

Верно. Я говорила ему об этом несколько раз шесть недель назад, когда эта борода была у меня между бедер.

Должно быть, это было до того, как порвался презерватив, и его сперма беспрепятственно проникла через мое влагалище в фаллопиевы трубы, где один из сперматозоидов попал в яйцеклетку.

Гребаная сперма.

Но, эй, могло быть и хуже. Тобиас Холидэй был находкой. Он часто смеялся. Его улыбка была ослепительной, как звезды ясной ночью в Монтане. Эти голубые глаза были похожи на драгоценные камни, и всегда сияли особенно ярко, когда он смотрел на меня.

Или… так было когда-то.

Теперь он смотрел на меня так, словно я сошла с ума.

Нет, но мой менструальный цикл – да.

Говори, Ева. Скажи что-то. Что-нибудь.

– Счастливого сочельника.

– Счастливого сочельника.

– Ты, эм… чем-нибудь занят сегодня?

Он кивнул.

– Сегодня вечером ежегодная праздничная вечеринка моих родителей.

– В Сочельник? – Я много раз ходила на эту вечеринку, но она всегда была за неделю до Рождества.

– На прошлые выходные был конфликт в расписании.

– А. Что ж, это всегда весело.

– Должно получиться хорошее времяпрепровождение.

Я выдавила дрожащую улыбку, затем огляделась, поворачиваясь к нему спиной и пряча ужас на лице.

Дом Тобиаса, без сомнения, был чем-то, что он спроектировал сам. Это напомнило мне об одном из рисунков, которые он сделал в колледже. Мы ходили на свидания, и он рисовал домики на салфетках, пока мы ждали свою еду.

Он всегда хотел место за городом, где ему не нужно было бы беспокоиться о соседях, заглядывающих в его окна, или о шуме от постоянного уличного движения.

После многих лет скитаний из города в город я бы, наверное, сошла с ума здесь в одиночестве.

– Ева, – в глубоком голосе Тобиаса слышалась легкая хрипотца, от которой у меня всегда замирало сердце.

– Да? – Я напряглась.

– Ты не повернешься и не посмотришь на меня?

Я съежилась, но подчинилась, обернувшись как раз вовремя, чтобы увидеть, как он оттолкнулся от прилавка и подошел к островку, держась руками за край.

– Что не так?

– О-откуда ты знаешь, что что-то не так?

Он бросил на меня равнодушный взгляд.

– Ева.

Было несправедливо, что он так хорошо знал меня, даже после стольких лет.

– Я… – фраза застряла у меня в горле.

– Ты пугаешь меня. – Беспокойство на его лице разбило мне сердце. – Это твой папа?

Я покачала головой.

– Твоя сестра?

– Нет, – прошептала я. – Это…

Моя рука так крепко сжала тест на беременность, что я испугалась, что он треснет. Я снова закрыла глаза, расправила плечи и сделала первое, что пришло в голову.

Я запела.

– На третий день Рождества моя любовь подарила мне…

В колледже Тобиасу всегда нравилось, когда я сочиняла глупые песни в душе. Он прокрадывался в ванную и садился на унитаз, чтобы послушать. Он часто пугал меня до чертиков, когда я отдергивала занавеску и там был он, его голубые глаза плясали от моих нелепых слов.

– Ева, что, черт возьми, проис…

Я подняла палец.

– Трех фаверолей. Двух горлиц.

Я открыла глаза, вытащила руку из кармана и бросила в него тест.

Тобиас поймал ее в воздухе.

– И куропатку, и беременность (прим. ред.: текст песни «12 дней Рождества», где оригинальный текст звучит так: На третий день Рождества моя любовь подарила мне трех фаверолей, двух горлиц и куропатку на грушевом дереве).

Глава 2

Тобиас

Подумай об этом.

Это то, что Ева сказала мне два дня назад после того, как бросила в меня положительным тестом на беременность.

Подумай об этом.

Я почти ничего не делал, кроме как думал об этом.

Ева была беременна. У нас будет ребенок. Срань господня. Может быть у нас будет ребенок. Я был так ошеломлен, что не спросил, что она планирует. Когда мы встретились несколько недель назад, она сказала мне, что переезжает в Лондон. Она все еще собирается?

Вопросы полились как из ведра. Хотела ли она ребенка? Хотел ли я?

Да.

Когда я смотрел через пустой вестибюль на «Дома Холидэев», осматривая здание, которое я спроектировал, я с таким же успехом мог бы написать «да» на стене.

Да, я хотел этого ребенка. Я не был готов к нему. Я сомневался, что Ева тоже. Но в глубине души ответ был утвердительным. Это был, пожалуй, единственный вывод, к которому я пришел за последние два дня.

Это, и то, что мне нужно было поговорить с Евой.

Я вытащил свой телефон из кармана, мое сердце колотилось в груди, как барабан, когда я нашел ее номер. Он хранился в моем телефоне много лет, но с тех пор, как мы расстались в колледже, я звонил по нему только один раз.

После инсульта ее отца.

Когда мой палец нажал кнопку вызова, я прислонился к стойке в вестибюле, боясь, что могу упасть, если не опрусь на что-нибудь.

Она ответила после третьего гудка.

– Привет.

– Привет.

Неловкое молчание тянулось и тянулось, но мое сердце продолжало бешено колотиться.

– Как прошло твое Рождество? – спросила она.

– Отлично. А твое?

– Было приятно. Мы просто тусовались с папой. Моя сестра с мужем и детьми поехала к родственникам со стороны мужа.

– Как твой папа?

– Хорошо. Дом престарелых, в котором он находится, очень хороший. У него есть своя комната и куча друзей.

– Это хорошо.

– Я так и не поблагодарила тебя за цветы, которые ты прислал после его инсульта. Они были прекрасны. Спасибо.

– Пожалуйста. – Эта светская беседа была такой же мучительной, как гвоздь, который я однажды случайно вогнал себе в руку. – Нам нужно поговорить.

– Да. – Она вздохнула. – Нужно.

Даже несмотря на вчерашнее Рождество, оставшиеся без ответов вопросы начинали раздражать.

– Ты можешь зайти попозже?

– Конечно. Во сколько?

– У меня сейчас встреча примерно на час или два. Потом я отправлюсь домой. – Офис был закрыт всю неделю до Нового года.

– Я зайду около двух.

– Тогда увидимся. – Я закончил разговор, убрал телефон, и напряжение в груди немного ослабло. Два часа. Мне нужно было продержаться только до двух.

Входная дверь открылась, и мой брат Мэддокс вошел в здание, глубоко вздохнув.

– Привет. Здесь пахнет, как в старом папином кабинете.

– Совершенно новое здание, а пахнет как старое. Но мне это нравится. – Как крепкий кофе и опилки. Этот запах был причиной того, что я проводил значительную часть времени в офисе в последние два дня. Это меня заземлило. Это было постоянно, когда казалось, что мир вращается слишком быстро в неправильном направлении.

– Мне тоже. – Мэддокс подошел и пожал мне руку. – Спасибо, что смог встретиться со мной сегодня.

Это я был благодарен. Мне было полезно поработать. Сжимать пальцами карандаш и просто рисовать.

Мэддокс решил переехать домой в Бозмен со своей семилетней дочерью Вайолет. Он уже много лет жил в Калифорнии, создавая свою стриминговую компанию «Мэдкаст» стоимостью в миллиард долларов. Но его бывшая была сукой, и сбежать от нее, вернувшись домой, было очень заманчиво.

За исключением того, что ему нужен был дом. Буквально. И вот тут-то появлялся я.

Я был главным архитектором в «Домах Холидэев», и строительство на заказ было нашей специализацией. Наш отец основал эту компанию в гараже дома моего детства. Он отказался от места для парковки, чтобы хранить внутри свои инструменты. После десятилетий строительства качественных домов по всей долине Галлатин его репутация не имела себе равных.

Мэддокс никогда не интересовался строительством или компанией по недвижимости нашей матери. Он проложил свой собственный путь. Я всегда восхищался этим в нем. Мэддокс рисковал. И, черт возьми, все окупилось.

Тем временем мы с моим братом-близнецом Хитом оба обосновались здесь. Нам всегда нравилось ходить с папой на стройки и помогать ему раскладывать инструменты в гараже или сооружать наши собственные домики для игр. Работа в «Домах Холидэев» подходит нам обоим.

Хит предпочитал менеджмент, в то время как я просто хотел проектировать красивые здания.

Дом Мэддокса определенно попадет в эту категорию. У него были деньги на что-то великолепное, и я бы его не подвел. Папа был не единственным Холидэем, репутацию которого нужно было поддерживать. Я тоже делал себе имя.

– Хочешь кофе? – спросил я, ведя его в комнату отдыха.

– Конечно. – Он последовал за мной, по пути осматривая офис.

Проекту было всего три года, и он считался одним из моих любимых. Балки, которые я нашел для сводчатых потолков, были взяты из старого сарая на местном ранчо. Мне так понравился паркет из гикори, что я выбрал такой же для своего дома. От огромных сверкающих окон до деревянной отделки фасада, я бы ничего не изменил в этом здании.

– Здесь мило, – сказал Мэддокс.

– Ты знаешь маму и папу. – Они знали цену красивым зданиям и не возражали потратить немного денег.

Они упорно трудились всю свою жизнь, чтобы оставить наследство своим сыновьям. Они намного превзошли свои собственные ожидания и несколько лет назад заявили, что собираются пожинать плоды. Они это заслужили.

Огромный дом мамы и папы в предгорьях был еще одним моим любимым проектом. Они дали мне свободу творчества, поэтому я спроектировал дом, который вписывался в ландшафт и дополнял его.

Единственной просьбой мамы были спальни. Много-много спален. Одна была для Вайолет. А остальные для ее будущих внуков.

Думаю, скоро она сможет выделить еще одну комнату.

Для моего ребенка.

Свитер, который я натянул сегодня утром, стягивал мои ребра, как ремень, затрудняя дыхание, пока мы несли дымящиеся кофейные кружки в мой офис.

– Ты в порядке? – спросил Мэддокс, когда я сел за стол.

– Да, – солгал я, потирая бороду. – Отлично.

Мэддокс на это не купился. Он изучал мое лицо, совсем как вчера во время рождественских праздников в доме наших родителей. Вайолет была в центре внимания, развлекая нас всех, пока открывала свои подарки. Я надеялся, что с ней в центре внимания никто не заметит, что я был занят размышлениями.

Думаю, нет.

– Скучал по тебе на вечеринке в «Бакстере», – сказал он.

– Да. Кое-что случилось. – Надвигающееся отцовство убило мое желание танцевать и пить.

– Тобиас.

Я проглотил комок в горле.

– Что случилось? – спросил он.

– Ничего.

– Поговори со мной. В последнее время я был дерьмовым старшим братом. Дай мне шанс загладить свою вину.

В последнее время мы с Мэддоксом почти не разговаривали. Он был занят в Калифорнии. Я был занят здесь. Я с нетерпением ждал возможности снова пообщаться с ним. Кататься на лыжах по выходным или пить пиво в центре города.

Может быть, он научит меня менять подгузники.

– Ты помнишь Еву? – спросил я, тупо уставившись в стену.

– Я никогда не встречал ее, но да. – Он наклонился вперед в своем кресле, уделяя мне все свое внимание.

– Она приходила на днях утром. В Сочельник.

– Хорошо. Вы снова вместе или что-то в этом роде?

– Нет. – Я потер лицо руками, затем произнес слова, в которые все еще не мог поверить. – Она беременна.

– О. – «Дерьмо», которое должно было следовать дальше, повисло в воздухе.

– Мы переспали некоторое время назад. Презерватив порвался. Она беременна. И переезжает в Лондон. – Вот. Правда выплыла наружу. Теперь я хотел приступить к работе. Поэтому взял со стола карандаш. – Давай обсудим, что ты хочешь для своего дома.

– Мы можем сделать это в другой раз.

Я подсунул блокнот под графитовый наконечник и подождал.

– Нет, сегодня подойдет.

– Тоб…

– Пять спален? Или ты хотел бы шесть?

Мэддокс вздохнул, но не настаивал.

– Шесть. И одна в гостевом доме.

– Ванные комнаты?

После часа обсуждения его дома, когда я задавал вопросы, а Мэддокс отвечал, у меня было все, что мне было нужно, и я был готов вернуться домой на случай, если Ева появится раньше.

– Я сделаю предварительный набросок и принесу его в течение недели.

– Спасибо. – Он кивнул, и после того, как я проводил его до двери, я надел пальто и запер за собой офис.

Я ехал по знакомым улицам города, пока не выехал на проселочную дорогу, которая вилась в сторону гор. Мой дом находился в центре участка площадью шесть акров, который я купил до того, как цены на землю в долине резко выросли. Мама следила за объявлениями о продаже, потому что знала, как сильно я хотел жить за городом.

Я владел землей два года, прежде чем начал строить собственный дом. Теперь, когда строительство было завершено, я не мог представить, что буду жить где-то еще. Не только потому, что это была еще одна любимая постройка, но и потому, что Монтана была моим домом.

Ева тоже была отсюда. Это давало нам на одно препятствие меньше, которое нужно было преодолеть. Ее семья была здесь, и это было очевидным местом для нас, чтобы растить нашего ребенка.

Я заехал в гараж, направляясь внутрь, где задержался в гостиной, переводя взгляд с пола на окна, выходящие на подъездную дорожку. Часы на стене тикали слишком медленно, и каждый раз, когда я поднимал взгляд, ожидая, что уже почти два, стрелки едва двигались.

Тиканье становилось все громче и громче, пока я не издал разочарованный стон и не заставил себя выйти из гостиной. Я прошествовал в свою комнату, не по какой-то особой причине, просто ее окна не выходили на фасад дома. Мои ноги замерли, когда взгляд упал на кровать.

Неделями я представлял Еву там. Ее темные волосы разметались по моей подушке. Ее карие глаза встретились с моими, пока я двигался внутри нее.

Я не заметил, что презерватив порвался. Конечно, мы выпили бутылку вина в центре города и еще одну, когда приехали сюда. К тому времени, когда я доставил ей три оргазма, я был измотан и ни на что не обращал особого внимания.

Или, может быть, она вскружила мне голову. Потому что та ночь с Евой, ну… это было похоже на путешествие назад во времени.

Я подошел к комоду у стены, осторожно выдвинул верхний ящик. Под рядами сложенных носков, засунутых в дальний угол рядом с моими боксерами, была квадратная бархатная коробочка. Последний раз я держал ее в руках в тот день, когда переехал сюда.

Петли слегка щелкнули, когда я открыл крышку. Золотое кольцо прочно сидело в белом атласном футляре. Бриллиант огранки «маркиз» сверкал в свете лампы в спальне, как звезда, попавшая в эту крошечную коробочку.

У меня не было логической причины хранить это кольцо. Я купил его для Евы, и не то, чтобы приберегал его для другой женщины.

И все же в тот день, когда я, двадцатидвухлетний мужчина с разбитым сердцем, отнес его в ломбард, я не смог с ним расстаться. Я подошел к прилавку, показал продавцу кольцо, и прежде чем он успел пробормотать цену, я сказал ему, что это была ошибка, и вышел за дверь.

Никто не знал, что я сделал предложение. Ни мои родители. Ни мои братья.

Я также сомневался, что Ева кому-либо рассказала. Может быть, отцу. Может быть, и нет. Я подозревал, что она поступила так же, как и я, и попыталась забыть ту ночь.

Мы встречались в колледже. Мы с Евой познакомились в кафетерии общежития на первом курсе, и после нашего первого свидания – ужина в пиццерии и похода в кино – мы были неразлучны.

Она упоминала о желании переехать в город и исследовать мир после окончания учебы, но это всегда были только комментарии. Как мечты, которые ты подбрасываешь в воздух, как воздушный шарик, зная, что его подхватит ветер и он исчезнет.

В течение нашего последнего семестра она подавала заявления в несколько мест в Бозмене. Я не понимал, что это были ее запасные варианты, а не ее первый выбор.

Она многое скрывала от меня в наш выпускной год.

Как, например, планы уехать из Монтаны. Как, например, планы уйти от меня. Как, например, собеседование, которое она проходила в международной строительной компании, специализирующейся на управлении крупномасштабными проектами. Они помогали строить огромные, квадратные, скучные здания по всему миру.

Она хранила все это в тайне, пока я не сделал предложение.

После окончания учебы я пригласил ее на шикарный ужин, прежде чем привести к себе домой, где опустился на одно колено и попросил ее стать моей женой. Ей хватило одного взгляда на кольцо, и правда выплыла наружу.

Жизнь в Бозмене не была ее мечтой.

Она покинула мою квартиру со слезами, струящимися по ее лицу, и семь дней спустя переехала в Нью-Йорк.

Мы не разговаривали годами. Общие друзья время от времени сообщали мне последние новости о ее местонахождении. Нью-Йорк. Сан-Франциско. Токио. Мельбурн. Бостон. Ева, казалось, всегда была где-то в другом месте.

Тем временем я был в Монтане, задаваясь вопросом, сколько лет мне потребуется, чтобы отпустить ее.

До нашей ночи вместе шесть недель назад я не осознавал, что обида исчезла. И вместо того, чтобы злиться на нее, я просто… скучал по ней.

По ее смеху. По ее язвительности. По ее интеллекту.

По ее причудам. И улыбке.

Та связь была заключительной. Второй шанс достойно попрощаться.

Теперь у нас будет ребенок. Может быть. Боже, все так запутано.

Я сунул кольцо в ящик стола, задвинув его, затем пересек спальню, услышав звук хлопнувшей дверцы машины. Я ускорил шаги по гостиной.

Найду ли я ее снова на тротуаре? Или она все таки дойдет до двери? Я давным-давно усвоил, что торопить Еву обычно означало, что она замкнется. Ей нужно было отвлечься, когда она оказывалась в тупике, вот почему я придумал наши «войны пальцами».

Один из нас всегда позволял другому победить.

Сегодня я не дам ей тридцать минут простоять на холоде. Психует она или нет. Войны пальцев не будет. Если мне придется затащить ее внутрь, так тому и быть. Но когда я открыл дверь, она шла по тротуару.

Мой свитер снова стал слишком тесным, сдавливая ребра, так что я не мог наполнить легкие воздухом.

Густые шоколадные волосы Евы были собраны в конский хвост, несколько завитков обрамляли ее лицо. Ее глаза были скрыты за парой солнцезащитных очков, в которых отражалась яркая белизна снега на моей лужайке. На ней была та же красная парка, что и в Сочельник, но на этот раз ее руки не были засунуты в карманы.

Она была прекрасна. Как и всегда.

– Привет. – Я отступил в сторону, придерживая дверь.

– Привет. – Она заправила солнцезащитные очки в волосы, когда вошла внутрь. Затем оперлась рукой о стену, чтобы снять заснеженные ботинки. – Как работа?

– Отлично. Я встречался с Мэддоксом. Он возвращается домой.

– В самом деле? Это хорошо. Я уверена, твоей маме понравится, что вы все трое будете в городе.

– Она будет рада. – Единственное, чего мама хотела бы больше, так это чтобы у всех нас были жены, чтобы она могла баловать своих невесток. Особенно, если бы одной из них была Ева.

Я помог Еве снять парку, повесив ее на крючок в прихожей, затем махнул ей, чтобы она шла в гостиную, а не на кухню. Сидеть на диванах казалось безопаснее, чем на острове. И учитывая, что ее футболка с длинными рукавами плотно прилегала к телу, а легинсы почти не оставляли простора воображению, я сомневался, что сегодня она швырнет в меня палочкой, испачканной мочой.

– У тебя прекрасный дом. – Она провела рукой по кожаному подлокотнику кресла. – Окна. Дерево. Сводчатые потолки. Горы снаружи говорят: «Доброе утро». Деревья как соседи, которые желают спокойной ночи. Я так и думала, что ты построишь нечто подобное.

– Спасибо.

Комплимент, казалось, немного разрядил напряжение в моем позвоночнике. Как будто она знала, что мне нужна миллисекунда нормального разговора. Возможно, мы мало общались в последние годы, но она знала меня. И если бы была женщина, с которой можно было бы пройти через это, я бы не хотел, чтобы это был кто-то другой.

– Итак… – Она плюхнулась в кресло.

– Ты беременна.

– Я беременна. – Слова были хриплыми и грубыми, как будто она произнесла их в первый раз. Возможно, так оно и было. Ева встретилась со мной взглядом, и в нем было извинение. – Насчет того дня. Я не очень хорошо с этим справилась.

– Все в порядке. – Никто, кроме Евы, не стал бы придумывать новые слова к рождественской песне, чтобы объявить о беременности. Может быть, когда-нибудь в будущем это рассмешит меня. В зависимости от того, что она сделает. – Ты решила, что собираешься делать?

– Это не только мое решение. Мы вроде как в этом вместе.

– Я ценю это. Но если бы это было только твое решение, чего бы ты хотела?