Текст книги "Дар сопереживания"

Автор книги: Дэвид Вилтц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

16

Полицейское управление Нью-Йорка постоянно испытывает нехватку личного состава. Хуже всего в этом смысле приходилось подразделению по борьбе с терроризмом. Гигантский город представляет собой обширнейшее поле деятельности для террористов всех мастей. Населенный людьми практически всех существующих на свете национальностей, выпускающий наиболее значимые в масштабе страны газеты, имеющий на своей земле штаб-квартиры двух ведущих телекомпаний и консульства всех государств, представленных посольствами в Вашингтоне, он обладал всеми необходимыми элементами для проявления террористической активности в огромных размерах, и, как ни странно, эта активность была крайне малой. Факт, что в Нью-Йорке никогда не производились крупные террористические акты, имел два важных последствия для подразделения по борьбе с терроризмом. Первое: управление настолько урезало ему бюджет на оперативные нужды, что его хватало на содержание всего пяти сотрудников. Второе: подобное отношение начальства к подразделению вызывало сильное беспокойство у этих самых пятерых, понимавших, что отсутствие террористической активности в прошлом не гарантирует ее отсутствия и в будущем и что нынешнее спокойствие в городе, возможно, лишь затишье перед бурей. Они были уверены – чем дольше продлится мир, тем страшнее потом будет война.

В 1989 году подразделение возглавлял капитан Эд Дженисс. По натуре тихий и вежливый человек, что проявлялось у него при общении со своими подчиненными, он становился жестким и колючим, когда разговаривал с сотрудниками других правоохранительных учреждений, особенно с агентами ФБР. Беккеру была знакома и понятна подобная позиция. Задача полиции, ФБР и им подобных организаций состояла в предупреждении преступности, и следовательно, влекла за собой деньги в виде огромных бюджетов, награды, почет и славу.

Однако в настоящий момент Дженисс был настроен более или менее дружелюбно. Беккер без труда добился этого, выставив себя в глазах капитана полным невеждой. Правда, по интересующему Беккера вопросу осведомленность капитана не превышала его собственную, но, находясь в епархии Дженисса, он не мог себе позволить подчеркнуть это.

– У меня тут имеются ООП, ЕЛО [1]1
  ЕЛО – Еврейская Лига Обороны.


[Закрыть], хорватские сепаратисты, китайские «щипцы», бритоголовые неонацисты и белые сепаратисты. У меня есть, вернее, был Сулейман ибн Ассад. Кстати, мы узнали о нем раньше федералов.

Последнее замечание Дженисса вызвало кислую улыбку на лице Хэтчера.

– Его проморгала иммиграционная служба, – сказал он.

– Неважно. – Дженисс махнул рукой на шкаф с досье, казалось, трещавший по швам от огромного количества набитых в него папок. – Еще у меня имеются кубинцы – противники режима Кастро, пуэрториканские сепаратисты, бывший радикал, работающий теперь на Уолл-стрит. Есть ИРА и британский агент, который неофициально собирает сведения о деятельности ИРА. Дальше: коммунистические группы примерно дюжины различных направлений и, по меньшей мере, столько же антикоммунистических групп... – Дженисс прервался, чтобы отдышаться, и картинно вздохнул.

Хэтчер немедленно воспользовался паузой.

– В Бюро имеют данные на все эти группировки и на многие другие. Уверен, вы это понимаете, – сухо произнес он.

Но Дженисс, оказывается, не закончил вступительную часть.

– Вдобавок ко всему этому у меня куча банд по всему городу. Их передали в мое ведение, потому что кому-то взбрело в голову, что я здесь прохлаждаюсь. А теперь еще, конечно, на мне висит эта чертова встреча в ООН по случаю Года Детей. Семьдесят шесть мировых лидеров. Семьдесят шесть! Чья это была идея? Вашингтона? Прекрасно, вот и устраивали бы ее в Вашингтоне. Так нет же, она состоится здесь. Любая из группировок может решить, что им здорово подфартило и не стоит отказываться от удовольствия прихлопнуть какого-нибудь особо нелюбимого лидера, а их сюда понаедет выбирай – не хочу. Почему бы нам просто не объявить о начале продажи лицензий на отстрел. Так будет проще и хлопот меньше.

– Вы превосходно справляетесь со своей работой, – сказал Беккер. – Не представляю, как вам до сих пор удается удерживать этот котел от взрыва.

– Только вкалывая до седьмого пота. – Дженисс не отвергал лесть, когда считал, что она заслужена.

– Единственное, чего вам не хватает, это хорошего специалиста, чтобы загнать всю эту информацию в компьютер. – Беккер кивнул на шкаф с досье. – Хэтчер, как ты полагаешь, мы можем выделить в помощь капитану кого-нибудь из своих компьютерщиков?

Хэтчер – большой мастер умасливать начальство, всячески избегал благотворительности в общении с подчиненными. Какой тогда смысл подниматься по служебной лестнице, если нужно по-прежнему быть вежливым и предупредительным с мелкими сошками? Он не мог припомнить, чтобы кто-нибудь из его боссов когда-либо заботливо к нему относился.

– Возможно, – буркнул он.

– Вы не возражаете, если мы пришлем к вам своего человека на несколько недель? – спросил Беккер у Дженисса. – Он, разумеется, не будет вмешиваться в ваши действия.

– Господи, – простонал Дженисс. – Чтобы я отказался от помощи? Это при моем-то бюджете и недостатке в людях?

– Хэтчер прикинет, что он может для вас сделать, – пообещал Беккер.

– Да вознаградит вас Господь, – отозвался Дженисс. – Мне нечем вас отблагодарить.

– Вы можете рассказать нам об этом «СБ.», – проворчал Хэтчер.

– Разве я вам не сказал? Я думал, что сказал. Черт возьми, я не знаю, кто они такие. Мы навели справки в «Б'наи Брит» и других еврейских группировках. Они все в один голос твердят, что никогда не слышали ни о каком «СБ.», что они, конечно, очень сожалеют о случившемся, что подобный радикализм не принят в еврейском сообществе и прочая, и прочая, и прочая. Да, я не упомянул, мы предположили из-за содержания надписей на мечети: «Больше никогда» и «ООП должна заплатить за свои злодеяния», что «СБ.» – еврейская группировка и обратились в Еврейскую Лигу Обороны. Подобные лозунги в их стиле. Там никогда не слышали про «СБ.». На улицах про них тоже ничего не известно. Кто бы они ни были, это новая группа, что означает – пока малочисленная, очевидно, агрессивная и с серьезными претензиями.

– И с убийством на счету, – напомнил Хэтчер.

– Об этом я и говорю, – откликнулся Дженисс. – Это убийство выделяет их среди всех остальных им подобных. Остальные группировки стараются избегать убийств в черте города, хотя в других частях мира это для них обычный способ действий. Поверьте мне, я не меньше вашего хочу узнать об этом «СБ.» как можно больше.

Дженисс замолчал. Хэтчер открыл рот, чтобы что-то сказать, но Беккер остановил его взглядом.

– Теперь они, конечно, могли сменить окраску, – добавил Дженисс.

– Что вы имеете в виду?

– Начинают с одного, а затем переключаются на другое. Такое иногда случается в политике. Большинство студенческих групп начинали в шестидесятых вполне мирно, но постепенно становились все более и более радикальными.

– То есть, вы хотите сказать, что у вас ровным счетом ничего нет об этом «СБ.»? – фыркнул Хэтчер.

– Я хочу сказать, что у меня имеется об этом «СБ.» ровно столько же информации, сколько и у вас – федералов. Однако не я пришел к вам за помощью, а вы ко мне.

Беккер рассмеялся.

– Не вижу здесь ничего смешного, – едко заметил Хэтчер.

– Вполне естественно. Иного я от тебя и не ожидал, – легко парировал Беккер и повернулся к Джениссу. – Капитан, не стану вас обманывать. Нам ничего не известно об этом проклятом «СБ.». Вы это понимаете. Мы на вашей территории. Вы знаете город как свои пять пальцев, мы же здесь чужаки. У нас сложилась крайне тяжелая ситуация, у нас практически нет времени и, честно говоря, мы в отчаянии. В вашем городе затерялся человек, которого нам позарез нужно отыскать. Я совершенно уверен, что он связан со смертью Ассада и, следовательно, с «СБ.», если таковое существует на самом деле, а не является отвлекающим маневром с его стороны. Если «СБ.» реально существует, вы со временем непременно о нем услышите, и скорее раньше, чем позже нас, правильно?

– Да, если оно существует, я обязательно о нем услышу, – подтвердил Дженисс.

– Если они проявят себя, нам нужно знать об этом немедленно. Подчеркиваю: немедленно, в любое время дня и ночи. Отдаемся на вашу милость, капитан.

– Нет проблем, – пожал плечами Дженисс.

– Я рассчитываю на вас, – сказал Беккер, – и знаю, что более надежного человека мне не найти.

Перед уходом Беккер и Хэтчер пообещали, что завтра пришлют капитану оператора на компьютер.

– Не имел представления, что ты такой подхалим, – сказал Хэтчер, когда они вышли из полицейского участка.

– Нам необходимо, чтобы он сотрудничал с нами, – ответил Беккер, – ради этого можно поступиться чинами и важностью.

– Он и так бы стал с нами сотрудничать. Это его долг.

– В конечном счете он бы стал с нами сотрудничать. Это его долг, верно. Но «в конечном счете» нас не устраивает. Бахуд не будет нас баловать долгими увертюрами. Мы должны действовать мгновенно, по первому тревожному звонку, иначе будет поздно.

– Ты волнуешься, – с удовлетворением отметил Хэтчер. Не знал, что за тобой такое водится.

– Да, я волнуюсь, и по-моему есть от чего. Нам ничего не известно, не за что уцепиться. У Бахуда полное преимущество, все карты на руках, а у нас дырка от бублика.

– Ошибаешься, кое-что у нас есть.

– Что у нас есть?

– У нас есть ты, – сухо обронил Хэтчер.

– Забавно, – так же сухо сказал Беккер.

– Так у кого не хватает чувства юмора?

– Этот сукин сын убил четырех человек в течение недели. Какое уж тут чувство юмора, когда опускаются руки, потому что нет уверенности, что мы сможем его остановить.

– Ты похоже преклоняешься перед своим обожаемым Бахудом.

– Преклоняюсь – не совсем точное слово, – сказал Беккер. – Он – профессионал высочайшего класса, убивает без малейшего сомнения. К тому же, время работает на него, но я перед ним не преклоняюсь.

– Что же тогда?

– Не знаю, я не психолог.

– То есть ты чувствуешь определенную психологическую связь с ним, ты это хочешь сказать?

Беккер раздраженно качнул головой.

– Нет, ты все равно не поймешь, а у меня нет времени объяснять. Не забудь послать кого-нибудь к Джениссу.

– Мы можем послать к нему Крист, – предложил Хэтчер.

– Нет, мы не можем послать к нему Крист, потому что у меня на нее другие планы.

– У-гу, – промычал Хэтчер.

Беккер медленно повернулся к нему, но Хэтчер, не дожидаясь его реакции, двинулся к поджидавшему автомобилю.

17

Хэнли жил на пятом этаже старого кирпичного дома без лифта на Западной Восемьдесят шестой улице менее, чем в полуквартале от набережной Гудзона. Его комнатка номинально считалась квартирой, но это определение казалось смешным в применении к коробке размером три с половиной на два с половиной метра с ванной в коридоре, которую Хэнли разделял с обитателями других «квартир» на этаже. Хэнли его клетушка напоминала склеп, поскольку обладала примерно теми же очарованием и жизненным пространством. Однако большего он не мог себе позволить. К тому же дом стоял совсем близко от Риверсайд-парка и реки. А он не мог бы жить без реки, думал Хэнли.

Вернувшись от Майры Голдсмит, Хэнли поднялся к себе в квартиру с намерением закончить дневную работу, но за порогом давящая атмосфера комнаты почти физически легла ему на плечи. Развернувшись на каблуках, Хэнли захлопнул дверь, вновь спустился по лестнице, встретив в вестибюле человека, читавшего имена на почтовых ящиках, и вышел на улицу. Дойдя до набережной он на миг остановился, подняв лицо к солнцу, и закрыл глаза. Звук плещущейся воды успокоил его. Вот так она плещется во всем мире. Он мог стоять на берегу Темзы, Ганга или аляскинской стремнины, и звук бьющейся о камни воды был бы тем же самым. Так же пахло бы влагой, и со стороны водной глади дул бы такой же прохладный ветерок. В подобные краткие секунды Хэнли как бы уносился из Манхэттена, и они единственные примиряли его с жизнью в ненавистном городе, к которому он питал нечто вроде отвращения здорового человека к неизбежному заболеванию.

Солнце склонялось к искусственной перспективе зданий на другом берегу. Хэнли прикинул, что до темноты оставалось примерно три четверти часа. Ежедневные прогулки по набережной служили ему для поддержания формы, размышления и развлечения. Он гулял, чтобы освободиться от стресса и пощекотать воображение, наблюдая за людьми, и, тем самым, немного скрасить тяжелое одиночество. По вечерам он, однако, не гулял, незаметно для себя достигнув такого состояния души, при котором он никогда не чувствовал себя в безопасности в ночном городе. Он избегал выходить в мир после заката солнца с ужасом, сродни ужасу средневекового крестьянина, робевшего перед ночным лесом. Ежедневные утренние газеты только подтверждали мудрость такого поведения Хэнли, печатая заметки, сколько еще человек подверглись ночью нападению в городе – в центре и на окраинах, в восточной части и в западной, в «престижных» и в «бедных» районах.

Хэнли двинулся на север, решив дойти до Сотой улицы и вернуться к восьмидесятым до наступления сумерек. Этот маршрут всегда позволит ему вовремя добежать до дома, если возникнет такая необходимость. Хэнли верил, что только поспешное бегство является верным спасением от грабителей. Не единожды он бросался бежать, когда к нему приближался подозрительный, на его взгляд, человек. Грабитель не станет гнаться за ним, полагал Хэнли, это привлечет слишком много внимания. Если бы он находился в лучшей форме, он мог бы, облачившись в спортивный костюм, бегать где и когда ему заблагорассудится. Секрет выживания, был уверен Хэнли, состоит в том, чтобы никого не допускать к себе ближе определенного расстояния. Он чувствовал себя спокойно в свободном пространстве радиусом не меньше двадцати метров, и если кто-нибудь пересекал границу этой сферы, когда он оказывался на улице после наступления темноты, Хэнли воспринимал это как потенциальную угрозу, прикидывал, похож ли нарушитель на грабителя и что ему теперь делать – сменить курс или пуститься в бегство. Хэнли не особенного волнована мысль, что его могут принять за идиота, ибо только последний идиот может решиться бегать по проезжей части среди движущегося транспорта. Хэнли предпочитал попытать счастья с машинами, чем нарваться на настоящего грабителя.

Разумеется, не каждый встречный нес в себе потенциальную угрозу его жизни и кошельку; до такого уровня паранойя Хэнли не доходила. Он делил всех людей на безобидных и опасных. Большинство он причислял к первой категории, но в многомиллионном городе имелось отнюдь не малое количество тех, кто относился ко второй.

Дойдя до скопления огромных булыжников, Хэнли перелез через ограждение и присел на корточки на плоской вершине одного из камней. Суетливая семейка водяных крыс при его появлении спряталась в щели каменного лабиринта. Где-то поблизости находилось их гнездо, знал Хэнли. Водяные крысы не казались ему опасными существами, так как жили на открытом воздухе. Он предполагал, что они находили пропитание в реке, а не на свалках или людских кухнях, и убедил себя, что это вовсе не те жуткие серые грызуны, которыми наполнены кошмары жителей гигантского мегаполиса. Если не считать птиц и немногочисленных белок, водяные крысы были единственными представителями дикой природы в городе. Хэнли ощущал определенное родство с ними: крысы тоже жили в каменной норе в окружении опасных соседей.

Через тройку секунд крысы привыкнут к его присутствию и, не таясь, займутся своими повседневными делами. Хэнли с опаской осмотрелся, не пересек ли кто границу безопасной сферы. Дальше к северу женщина толкала перед собой детскую коляску. В парке позади нее мелькали силуэты людей, прогуливающихся по травке и играющих в баскетбол, но на набережной никого не было. Взглянув на юг, Хэнли увидел мужчину, наблюдавшего за плывущими по реке кораблями. Через мгновение он вспомнил, где видел этого человека – в вестибюле своего дома, без сомнения, поджидающим кого-то. Мужчина показался Хэнли вполне безобидным, и он тут же забыл о нем.

Крысы вскоре появились и засновали между камнями, иногда замирая и взблескивая на Хэнли любопытными бусинками глаз. Он сидел достаточно далеко, чтобы не представлять непосредственной опасности, но стоит ему приблизиться хотя бы на один шаг, они немедленно нырнут в укрытие. Хэнли относился к подобной осторожности с пониманием: у крыс были собственные зоны безопасности, и он их не нарушал.

Оглянувшись еще раз, Хэнли увидел, что человек из вестибюля идет в его направлении. Он прошел совсем близко по ту сторону ограждения, и, не замедляя шага, стал удаляться на север. На Хэнли он не посмотрел, но Хэнли провожал его взглядом, пока мужчина не покинул опасную зону. Хотя по классификации Хэнли он относился к первой категории, в нем имелись черты, позволявшие приписать его и ко второй: он был достаточно молод, чтобы считаться опасным; выглядел по-спортивному подтянутым (Хэнли не считал опасными толстяков) и был в кроссовках.

Когда незнакомец отошел подальше, Хэнли встал и потянулся. Крысы бросились врассыпную, и Хэнли улыбнулся. «Не надо считать всех подряд своими врагами», – мысленно сказал он крысам и самому себе. От отдавал себе отчет, что в городе его охватывает параноидальная мания преследования, но понимание ситуации, конечно, не приносило чувства безопасности, а только позволяло ощущать себя психически нормальным человеком – раз он все еще способен смеяться над собой и своей маниакальной осторожностью, значит не все потеряно, значит он еще не полностью лишился разума. Это успокаивало.

Он прошел несколько кварталов на север, проигрывая в мыслях переиначенную пьесу и обдумывая, что еще нужно подправить. К этим размышлениям примешивались приятные мысли о грядущем успехе, который позволит ему достойно вознаградить себя за прошлое прозябание. Мысли о пьесе навели его на мысли о Майре Голдсмит. Они как-то сблизились в последнее время, чувствовал Хэнли, и это приятно волновало кровь.

Думая о Майре, он развернулся и пошел обратно. Сердито просигналил автомобильный гудок. Хэнли посмотрел вверх на эстакаду, нависающую в этом месте над набережной. Там, прислонившись к чугунным перилам ограждения, стоял, как и прежде глядя на реку, мужчина из вестибюля. На Хэнли он опять же не смотрел, но на сей раз у Хэнли возникло пронзительное чувство, что за ним наблюдают.

Нет, не наблюдают, подстерегают. Вероятно, после встречи в вестибюле неизвестный наметил Хэнли своей жертвой: человек прогуливается в одиночку у реки незадолго до сумерек, выглядит респектабельно (Хэнли надел на встречу с Майрой твидовый – «писательский» пиджак); в общем, легкая добыча. И теперь его будут преследовать, пока он не потеряет бдительность.

Мужчина наверху отступил от ограждения и быстро стал невидим для Хэнли. Куда он направился? К дому Хэнли? Он был ближе к дому и мог добраться туда раньше Хэнли. Что ему делать, если неизвестный будет поджидать его в вестибюле? Вытащить ключи, повернуться к незнакомцу спиной и подниматься к себе? Нет, этого делать не рекомендуется. Хэнли внезапно почувствовал неуверенность перед лицом опасности. А если снова выйти на улицу, что тогда? Наступает ночь, уже почти стемнело. Он слишком долго тянул с возвращением домой.

Конечно, он мог вообразить себе Бог весть что без всякой на то причины. Хэнли это прекрасно понимал. Мужчина мог прийти в гости к кому-нибудь из соседей и, не застав хозяев дома, отправиться прогуляться по набережной, чтобы убить немного времени. Он почти в точности следовал маршруту Хэнли, ну и что? Это, скорее, благоразумно, чем странно.

Хэнли быстро пошел к дому, избегая приближаться к кромке воды, и пересек наискосок парк. Риверсайд-парк совсем не похож на Центральный парк Нью-Йорка. На протяжении многих кварталов его ширина не превышает сотни метров. Хэнли проскочил это расстояние за несколько секунд.

Взобравшись на холм, он перелез через перила и оказался на тротуаре Риверсайд-драйв в нескольких сотнях метров от того места, где в последний раз видел незнакомца из вестибюля. Быстро сориентировавшись, он не заметил вокруг ничего угрожающего. Однако тревога не отпускала и все возрастала по мере приближения к дому. Оглянувшись, Хэнли увидел в отдалении старика и двух женщин. Эти безобидны, решил он. Впереди было больше пешеходов, но ему навстречу шла только молоденькая девушка. Еще три квартала, и он дома. Лучше подойти к подъезду по противоположному тротуару, так он сможет издали заглянуть в вестибюль, и, если тот будет пуст, Хэнли со спокойной душой войдет в дом. В вестибюле негде спрятаться. Если мужчина окажется там, Хэнли просто пройдет мимо и вернется домой позже. Если понадобится – пойдет в кино. Не такая уж он ценная добыча, чтобы грабитель поджидал его всю ночь.

Теперь Хэнли находился всего в квартале от дома и шел, непрерывно оглядываясь по сторонам. Внезапно на тротуар в пугающей близости от него шагнул из-за припаркованных машин какой-то человек. Хэнли не раздумывая бросился бежать: незнакомец подкарауливал его и, вероятно, хотел напасть сзади, как только он вошел бы в вестибюль. Хэнли выскочил на проезжую часть и под возмущенные гудки водителей юркнул между машинами, совсем как крыса между камнями. Добежав до тротуара, он увидел, что пешеходы на другой стороне улицы смотрят на него с любопытством. Пусть себе смотрят, Хэнли это не смущало, он хотел выжить. На бегу он не сумел различить в толпе незнакомца – к этому времени тени сильно сгустились, – но он там, был уверен Хэнли, и, вероятно, ошеломлен быстротой реакции жертвы.

Хэнли, не останавливаясь, добежал до своего подъезда. Около входа он огляделся, тяжело дыша. Незнакомца нигде не было видно, вестибюль зиял пустотой. Он запрется у себя в комнате, прежде чем мужчина начнет подниматься по лестнице. Быстро и без суеты открыв своим ключом дверь на лестницу, Хэнли финишным броском взбежал на пятый этаж и перегнулся через перила, чтобы посмотреть в лестничный пролет. На лестнице никого не было, в подъезд никто не входил.

Вставив ключ в замок своей квартиры Хэнли почувствовал себя дураком: шарахается от каждой тени. Он даже не задержался, чтобы как следует рассмотреть мужчину, материализовавшегося из-за припаркованных автомобилей. Судя по всему, пугаться было нечего, и он глупо поступил, ни с того ни с сего бросившись бежать со всех ног.

«Зато теперь я в полной безопасности, – подумал Хэнли. – Пусть я сглупил, зато теперь я в безопасности».

Войдя в квартиру, он включил верхний свет. Прежде чем зажечься, лампочка щелкнула и на миг ярко вспыхнула. Ослепленный Хэнли ругнулся в сердцах и двинулся, вытянув руку, к стоявшему около кресла торшеру.

И только схватившись за стойку торшера, он увидел, что в кресле сидит улыбающийся незнакомец из вестибюля. Хотя в руке у него грозно блестело шило для колки льда, Хэнли гораздо больше испугала его поразительно приятная улыбка.

– Вы сильно запыхались. Бежали от кого-нибудь? – полюбопытствовал Бахуд.

Вытерев шило о простыню, Бахуд обшарил комнату в поисках доказательств причастности Хэнли к какой-нибудь правительственной организации и не нашел ни одного намека на связь жертвы с ФБР, ЦРУ, полицией или даже советом местной школы. Первые ростки убеждения, что Хэнли абсолютно безвреден, возникли у него, как только он вошел в квартиру: федеральным агентам, конечно, платят не слишком много, но все же им вполне по карману более благоустроенное жилье. Однако он не мог позволить себе пойти на риск и оставить Хэнли в живых. Он слышал, как тот сказал Майре, что работает на ФБР. И этот интерес, который Хэнли проявил к тому, кто ответил по интеркому; его наводящие вопросы, кто еще в квартире с Майрой... Конечно, шанс, что Хэнли выслеживал Кейна-Бахуда, исчезающе мал, но лучше перестраховаться.

Ему нужно еще два дня. Смерть Хэнли, в которой, предположим, и не было никакой необходимости, являлась мизерной ценой за уверенность в собственной безопасности в течение этих двух дней, особенно если учесть, что эту цену заплатил не Бахуд. Убогая обстановка квартиры подсказывала, что Хэнли жил, не имея возлюбленной, семьи и, собственно, жизни как таковой. От своей смерти проиграл только он сам и никто больше. Он даже не пожаловался на свою горькую судьбу. Когда Бахуд напал на него, он не сделал попытки защититься, даже не закричал. Он словно ждал, что это должно случиться, и давно смирился с неизбежным, не то что Сулейман ибн Ассад, который боролся до последнего. Бахуд находил любопытным, как совершенно разные люди реагируют на близость смерти. Их поведение не всегда было предсказуемо, и поэтому он предпочитал нападать по возможности неожиданно и убивать быстро.

Бахуд уложил тело Хэнли в стенной шкаф и прикрыл сверху пиджаком и плащом, чтобы труп нельзя было случайно увидеть через окно. Он сомневался, что тело найдут в ближайшие два дня. Наверняка пройдет несколько суток, прежде чем полиция начнет опрашивать людей, не имеющих к Хэнли прямого отношения, – вроде его машинистки. К тому времени «Майера Кейна» давно не будет в списке живых. Как, впрочем, и Говарда, и Майры Голдсмитов. Сейчас его задача в том, чтобы в следующие два дня сохранить хорошие отношения с братом и сестрой. Бахуд ощущал, что Говард отдаляется от него, словно страх перед Кейном пересиливал растущую признательность за помощь. Майра же, наоборот, стала совсем ручной, а после сегодняшней ночи окажется полностью в его власти. Обработкой Говарда он займется утром. Вызвать у человека привязанность к себе несложно, для этого нужно всего лишь умело подладиться под него. А за восемь миллионов долларов, напомнил себе Бахуд, он готов на все.

Два миллиона уже у него в руках. Вторые два миллиона ему переведут, когда смерть Ассада получит официальное подтверждение. Бахуд ожидал, что о ней будет напечатано в вечерних газетах. И последние четыре миллиона он получит после выполнения акции. Обозревая беспорядок, оставленный им в квартире Хэнли, Бахуд произвел в уме некоторые подсчеты, касающиеся его состояния: восемь миллионов в четырехпроцентных не облагаемых налогом облигациях – это триста двадцать тысяч долларов в год чистого дохода. На это можно безбедно прожить до конца своих дней. Конечно, можно придумать что-нибудь и получше, но и эта минимальная базовая цифра не плоха.

Комнатушка выглядела так, словно ее перерыли в поисках ценностей. У Хэнли не было ничего мало-мальски стоящего кроме подержанного телевизора и механической пишущей машинки, но разве взломщик мог знать об этом заранее? «Какое отвратительное место, – подумал Бахуд. – Как можно опуститься до жизни в такой дыре? По-моему, камеры, в которых я сидел, иногда бывали получше», – со смешком заключил он, выйдя в коридор и убедившись, что дверь за ним захлопнулась на замок.