355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дэвид Вебер » Одинокий тролль. Дорога ярости. Путь Эскалибура » Текст книги (страница 27)
Одинокий тролль. Дорога ярости. Путь Эскалибура
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 02:48

Текст книги "Одинокий тролль. Дорога ярости. Путь Эскалибура"


Автор книги: Дэвид Вебер



сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 69 страниц)

Компьютер жужжал за ее оледенелыми глазами, и она начала отход в том направлении, откуда пришла.


* * *

– Есть наконец что-нибудь от два-девятнадцать?

– Нет, сэр. – В голосе Рендлмана прозвучала обеспокоенность.

Хоуэлл напряженно думал – и не без оснований. Неопознанный объект приближался, и все еще с ускорением. Этот капитан явный лихач, и было ясно, что он собирается зацепить Мэтисон Пять как раз на пределе дестабилизации. Коммодор молча чертыхался, потому что никто не думал, что можно оказаться здесь так быстро. Его грузовики не смогут долго выдерживать такое ускорение. Если он собирается вывести их вовремя, они должны отправляться сейчас.

– Проклятые идиоты! – бормотал он, глядя то на хронометр, то на Рендлмана. – Старт всем грузовикам и поторопите «бета-шаттлы». Отмена всех промежуточных посадок с окном более часа. Всем «альфа-шаттлам» стыковка с грузовиками. Потом мы вернем и перераспределим часть боевых «бета-шаттлов».


* * *

Их осталось четверо. Они отсиживались в домике-контейнере и матерились с грубой монотонностью. Где остальные? Где эти окаянные «шаттлы» поддержки? И кто – что – там, снаружи?

Человек у двери сарая для консервирования стирал пот с глаз. Как он хотел, чтобы у домика было больше окон. Но они таки ущучили этого сукина сына, он видел кровь на снегу. Кто бы он ни был, вреда от него… Конечно, сюда ему не подойти без…

Краешком глаза он заметил летящий предмет. Предмет влетел в открытую дверь мастерской напротив, и кто-то шлепнулся на живот, пытаясь побыстрее схватить эту вещь. Он сжал это рукой, вставая на колени, отвел руку назад, размахнулся – и тут исчез в расширяющемся огненном шаре, возникшем на том месте, где только что была мастерская.

Граната. Граната! И она летела из-за угла. Сза…

Он повернулся на коленях на звук распахнувшейся задней двери, спрятанной за консервными полками сарая. Сумерки вдруг осветились вспышкой, распластавшей его товарища по стене. Его глаза заполнило кошмарное видение. Высокая фигура, стройная, несмотря на окутывавший ее мех; стеганая штанина цвета темного бургундского, рваная и пропитанная кровью. Волосы цвета восхода солнца, глаза изумрудного льда. И смертельное дуло винтовки, глядящее на него с высоты бедра, качаясь, качаясь…

Он закричал и нажал на спуск как раз в момент, когда сумерки снова исчезли.


* * *

– С два-один-девять все еще ничего?

– Нет, сэр.

– Поднимайте дистанционно.

– Но, сэр, как же Сингх и…

– К черту Сингха! – Хоуэлл зарычал и ткнул пальцем в экран.

Синяя точка была внутри орбиты Мэтисон Пять. Еще час, и эсминец будет на дальности сенсора, готовый к маневру, которого он больше всего боялся: полный оборот, чтобы стряхнуть со своих сенсоров черную дыру трассы Фассета. Другой капитан может снять его данные, сделать обратный полный оборот и пойти по орбите, используя свой привод как непроницаемый щит против вооружения Хоуэлла. Конечно, Хоуэлл смог бы его достать, но для этого надо было бы слишком растянуть свои силы – и ничего не достичь.

– Сэр, это всего лишь эсминец. Мы можем…

– Ничего мы не можем! Этот сукин сын лезет в игольное ушко, и, если он подойдет достаточно близко для хорошего сканирования, все полетит к чертям! Он может развернуться и записать нас. Он может запустить беспилотный дубль, у него их три на борту. Мы собьем первый, он поймет как и перекодирует остальные, а сбив его после этого, мы уже ничего не добьемся. Поднимайте «шаттл»!

– Слушаюсь, сэр!


* * *

Она поникла над телом брата, гладя его светлые волосы. Лицо его осталось нетронутым, снежинки покрыли мертвые зеленые глаза. Она чувствовала, как уходит кровь, пропитывая куртку. Кровь пузырилась в уголках рта. Теперь силы покидали ее быстро.

Рампа «шаттла» втянулась, корабль поднялся на антигравитации, повисел мгновение, затем взвыли турбины, нос задрался и корабль рванул вверх. Она осталась одна со своими мертвыми. Наконец хлынули слезы. Больше не было нужды концентрировать силы, ее вселенная замедлялась и сжималась, входя в согласие с остальным сущим. Она укачивала своего мертвого брата.

Я послала тебе сопровождение, Стиви, думала она. По крайней мере, я послала тебе свиту.

Но этого мало. Этого очень мало. Ублюдков, стоящих за этими, ей не достать. Она отдалась своей ненависти. Она наполняла ее отчаянием, смешивая с ним, как яд с вином. Она увлеченно пила эту смесь.

Я пыталась, Стиви, я пыталась! Но меня не было здесь, когда я была вам нужна. Она согнулась над телом. Будь они прокляты! Будь они прокляты! Она подняла голову, безумно глядя вслед исчезнувшему «шаттлу».

Что угодно! Все что угодно за еще один выстрел! Еще один!..

<Все, малышка?>

Она замерла, когда чужая мысль просочилась в бушующий мозг. Это была не ее мысль. Не ее!

Она закрыла глаза, алый лед хрустнул под кулаками, когда она оперлась на рваную куртку брата. Под конец еще и сойти с ума!

<Нет, малышка, ты не сошла с ума.>

Воздух шипел в ее ноздрях, когда снова зашептал чужой голос. Он был тих, как вздох снега, но гораздо холоднее. Ясный, как хрусталь, почти нежный, но вибрирующий жестокостью, сравнимой с ее собственной. Она попыталась собраться с духом и отключить его, но в нем было слишком много от нее самой, и она склонилась еще ниже над своим братом, а силы покидали ее вместе с кровью.

<Ты умираешь, – шептал голос, – я узнала о смерти больше, чем могла вообразить. Так скажи мне, ты это серьезно? Ты действительно отдашь все за свою месть?>

Она нервно засмеялась шепоту своего безумия, но колебаний не было.

– Все! – выдохнула она.

<Подумай хорошенько, малышка. Я могу дать тебе то, чего ты ищешь, но цена может быть… ты сама. Согласна ли ты на эту цену?>

– Все! – Она подняла голову и выкрикнула это ветру, своей утрате и ненависти, шепоту своего сломленного ума. Странное молчание на миг воцарилось в мозгу.

Затем…

<Решено!> – выкрикнул голос, – и тьма поглотила ее.

Глава 2

Капитан Оканами вошел в свой крошечный кабинет, дрожа, несмотря на желанное тепло. Ветер стонал снаружи дома-контейнера, но дрожал капитан не от холода. Скинув флотскую куртку, капитан потер лицо. Все обнаруженные живыми обитатели Мира Мэтисона, общим счетом триста шесть, находились под его опекой здесь, в этом сооружении. Все, кто остался из сорока одной тысячи человек.

Он опустился в кресло, посмотрел на свои тщательно вымытые руки. Он не имел представления о числе вскрытий, проведенных им за время службы, но мало что приводило его в такой ужас, какой он испытал здесь, в главном госпитале колонии. По стандартам Главного Мира это был не ахти какой госпиталь, даже до рейда пиратов, но мертвым это безразлично.

Он снова потер лицо ладонями, содрогаясь от воспоминаний. Зачем? Зачем и кому это было нужно, во имя Господа?

Эти ублюдки оставили кучу добычи, которую могли забрать. Они справились бы с ней, если бы не тратили время, чтобы поразвлечься. Они не ожидали появления «Грифона», заставшего их врасплох. Они спаслись бегством, а «Грифон» был слишком занят спасением уцелевших, чтобы даже подумать о преследовании. Его команда из шестидесяти человек была безнадежно мала перед лицом такого несчастья. Его микроскопический медицинский состав работал сверх своих физических возможностей… Но все же многие искалеченные и сломленные жертвы умерли. Ральф Оканами был врач, целитель, и он боялся своего желания быть кем-то иным при мысли о чудовищах, которые сделали все это.

Он вслушался в завывание ветра, слабо слышное здесь, внутри, и его снова передернуло. Температура на поверхности обжитого континента Мэтисона за последнюю неделю не поднималась выше минус пятнадцати градусов, а главной целью рейдеров была силовая сеть планеты. Они не встретили никакого сопротивления – хотя жалкие силы самообороны Мэтисона вряд ли могли им что-то противопоставить – и продвигались, не пропуская даже самого крошечного селения, изымая любой генератор, который смогли обнаружить. Большинство из тех немногих, кто избежал бойни, умерли от переохлаждения, прежде чем Флот смог развернуть полномасштабные спасательные операции.

Это было хуже, чем на Моли. Хуже, чем на Бригадой. Тут было меньше людей – и у них было больше времени на каждого.

Оканами принадлежал к меньшинству, физически неспособному использовать нейрорецепторы, поэтому он забегал пальцами по клавиатуре консоли данных, продолжая работу над незавершенным докладом. Астросвязь была восстановлена, штаб адмирала Гомес требовал точных цифр для своей сводки. Точных цифр, мысленно повторил он, болезненно морщась, пробегая глазами длинный список имен. И это были только те, кого смогли до сих пор опознать. Поисковые партии еще работали в наиболее удаленных местах континента, надеясь найти еще кого-нибудь, но шансы были крайне малы. Облеты местности не обнаружили работающих источников энергии, не обнаружили и каких-либо термосигналов, которые могли бы исходить от оставшихся в живых.

Брякнул звонок, и капитан с облегчением оставил доклад. На экране появилось изображение женщины в форме лейтенанта на фоне кабины «шаттла». Глаза ее возбужденно сверкали, но в них читалось что-то странное, какая-то неуверенность, быть может, даже страх. Он отбросил эту мысль и улыбнулся:

– Чем могу быть полезен, лейтенант?..

– Хирург лейтенант Сикорски, сэр, поисковая партия корабля «Виндикейшен».

Оканами подтянулся, брови его приподнялись.

– Мы обнаружили выжившего, капитан, но это что-то невероятное, и я решила вас предупредить.

– Невероятное? – Поднятые было брови сошлись над посерьезневшими глазами в ответ на едва заметное колебание в голосе лейтенанта Сикорски.

– Это женщина, сэр, и она… она должна была умереть.

Оканами пошевелил пальцем, ожидая продолжения, а Сикорски перевела дыхание:

– Сэр, она пять раз ранена. У нее раздроблено бедро. Сквозное пулевое левого легкого. Две пули в печени, одна прошла сквозь селезенку и тонкую кишку.

Оканами передернуло от перечня ранений.

– Мы вкачали в нее литр крови, – продолжала Сикорски, – но давление остается таким низким, что его едва можно измерить. Все ее реакции сильно ослаблены. Со времени рейда она лежала в поле. Мы нашли ее рядом с телом, промерзшим насквозь, но ее температура – тридцать два с половиной.

– Лейтенант. – Голос Оканами стал резким. – Ваш юмор неуместен.

– Да нет же, сэр! – Голос Сикорски звучал почти умоляюще. – Это правда. Еще, сэр: у нее имплантированная система жизнеобеспечения с самой необычной рецепторной сетью, какую я видела. Очевидно, военная, но такого материала я никогда не встречала.

Оканами потер верхнюю губу, глядя в ее серьезное, обеспокоенное лицо. Лежать неделю на таком морозе и потерять только пять градусов температуры тела? Невероятно… Но все же…

– Доставьте ее как можно скорее, лейтенант. Скажите диспетчеру, что я ожидаю вас в двенадцатой операционной. Я буду там к вашему прибытию.


* * *

Оканами и его команда хирургов стояли, окутанные стерилизующим полем, и смотрели на тело, распростертое перед ними. Да не могла она выжить с такими ранениями, черт побери! Но она жила… Медтехническая автоматика латала тонкую кишку, продырявленную в одиннадцати местах, работала над селезенкой, печенью и легкими, пыталась спасти ногу, которая уже после ранения подвергалась недопустимым перегрузкам. Повторные переливания крови… и она жила. Еле-еле. Ее реакции даже ослабли после начала вмешательства – но все же она жила.

Сикорски оказалась права относительно ее системы жизнеобеспечения. У Оканами был много больший опыт, чем у Сикорски, но и он никогда не видел ничего подобного. Эта система начинала, очевидно, как стандартный вариант Корпуса морской пехоты, частично оставаясь таковой и поныне, но остальное… Она включала три отдельные сети нейрорецепторов – не параллельные, а совершенно самостоятельные. Имелся сложный набор усилителей сенсорики. Какая-то сложная нейротехническая сеть покрывала жизненно важные органы. У него не было времени на детальное исследование, но это было подозрительно похоже на невероятно уменьшенный силовой щит, как ни абсурдно это звучит. Щит такого малого размера построить невозможно, а более громоздкие модели, встроенные в боевую броню, стоят двести пятьдесят тысяч кредитов каждый. Если думать о невероятных вещах, можно упомянуть и ее фармакопею. Она включала достаточно анальгетиков, коагуляторов, стимуляторов (большей частью из закрытых списков), чтобы и мертвеца держать на ногах. Плюс к тому сверхсложный генератор эндорфина и по меньшей мере три вещества, о которых Оканами не имел представления. Однако уже экспресс-анализ ее жизненных параметров показал, что выжила она благодаря не фармакопее – даже если бы весь набор веществ был способен на такой подвиг, – потому что он оставался почти нетронутым.

Оканами облегченно вздохнул, когда торакальная и абдоминальная команды закончили операции на грудной клетке и брюшной полости соответственно. Можно было приступить к остеопластике и сконцентрироваться на бедре. Жизненные параметры чуть повысились, давление крови возвращалось к норме. Что-то неясное происходило с показателями мозговой активности. Неудивительно, если после таких потрясений умственная деятельность окажется расстроенной. Но это могло быть и результатом вмешательства все тех же имплантированных рецепторов.

Оканами кивнул женщине-нейрологу. Коммандер Форд начала манипуляции со своими мониторами. Второй рецептор был явно главным узлом. Капитан Оканами наблюдал за мониторами через плечо нейролога, осторожно подключавшей свое оборудование и приступавшей к стандартной тестовой процедуре.

В первое мгновение не было никакой реакции. Абсолютно никакой. Оканами нахмурился. Должна была идти хоть какая-то информация. Хотя бы коды имплантатов. Но не было ничего. И вдруг – завопила сигнализация. Угрожающе заалели предупреждающие сигналы, и глаза пациентки открылись. Они были пусты, как зеленые окна покинутого дома, но энцефалограмма взбесилась. Бедро было все еще вскрыто, поэтому, как только она сделала движение, чтобы подняться, автоматика зафиксировала ногу в неподвижном состоянии. Хирург бросился вперед, намереваясь удержать истощенное тело от нежелательного напряжения, но пациентка ударила его, чуть промахнувшись мимо солнечного сплетения.

Падая на пол, хирург вскрикнул, но крик потонул в вопле новой тревоги, и Оканами побледнел – теперь взбесились мониторы состава крови. Бинарный агент нейротоксин лавинообразно увеличил токсикологические показатели. Их невинная диагностическая попытка вызвала самоубийственную реакцию имплантированных систем.

– Отставить! – крикнул Оканами, но нейролог уже манипулировала своими клавиатурами в бешеной спешке. Через мгновение сигналы тревоги пропали, завершившись трелью еще более мощного антитоксина, появившегося после уже полусформировавшегося агента. Женщина с янтарными волосами снова упала на стол, неподвижная, без сознания. Сбитый ею с ног хирург всхлипывал в шоке, его коллеги пораженно переглядывались.


* * *

– Вам повезло, что она жива, доктор. Капитан Оканами сердито покосился на чрезмерно подтянутого полковника в черно-зеленой форме морской пехоты, стоявшего рядом и смотревшего на молодую женщину на койке. Медицинская аппаратура наблюдала за ней еще более внимательно, готовая предотвратить неожиданные реакции со стороны якобы беспомощного пациента.

– Коммандер Томсон был бы счастлив это слышать, полковник МакИлени, – прохладно ответил хирург. – Нам понадобилось всего полтора часа, чтобы привести в порядок его диафрагму.

– Ему еще больше повезло. Была бы она в сознании, он бы никогда не узнал, что его ударило.

– Кто она такая? – спросил Оканами. – Это не она была на столе, а чертовы процессоры, которые ею управляли.

– В этом я с вами совершенно согласен. В них есть подпрограммы ухода, отклонения, противодопросные… – Полковник повернулся, чтобы смерить хирурга оценивающим взглядом. – Во флоте вы вряд ли сталкивались с такими, как она.

– В таком случае она из ваших? – Глаза Оканами сузились.

– Близко, но не совсем. Наши часто поддерживают их во время операций. Она принадлежит – принадлежала – к Имперским Кадрам.

– Боже мой, – прошептал Оканами. – Коммандос?

– Коммандос. Извините, что ушло так много времени, но Кадры не слишком щедры на сведения о своих. Пираты изъяли данные на базе Мэтисон, когда взорвали резиденцию губернатора. Поэтому я запросил файлы Корпуса морской пехоты. Там о ней немного, но я сразу переслал вам всю доступную информацию о ее жизнеобеспечении. Этого, конечно, очень мало, биоданные еще жиже, почти только генетика да радужка. Но я совершенно точно могу вам сказать, что это, – его подбородок указал на женщину на больничной койке, – капитан Алисия Де Фриз.

– Де Фриз? Де Фриз из Шеллингспорта?

– Она самая.

– Уж слишком она молодая… Ей не может быть больше двадцати пяти – тридцати!

– Двадцать девять. Ей было девятнадцать во время Шеллингспортской операции. Она – самый молодой мастер-сержант за всю историю Кадров. Их было девяносто пять. Вернулись только семеро. Но они вернулись с освобожденными заложниками.

Оканами пристально вглядывался в бледное лицо на подушке. Овальное, симпатичное, но без особенной красоты. Почти нежное в состоянии покоя.

– Как же она оказалась здесь, на самых задворках вселенной?

– Мне кажется, что она искала покоя, – печально сказал МакИлени. – Она получила звание, награду и двадцатилетний бонус от Шеллингспорта, каждый милликред которого она честно заслужила, ручаюсь. Пять лет назад она подала свои бумаги и получила эквивалент тридцатилетнего пенсионного кредита в виде земельного участка в колониях. Они часто так делают. Главный Мир не даст им держать у себя свое снаряжение.

– Не без оснований, – буркнул Оканами, вспомнив пострадавшего коммандера Томсона. МакИлени нахмурился.

– Они солдаты, доктор, – холодно сказал он. – Не маньяки, не машины для убийства – солдаты. – Полковник холодно посмотрел на Оканами, и доктор первым отвел глаза. – Но это было не единственной причиной, по которой она направилась сюда, – продолжил МакИлени через мгновение. – Она использовала свой участок как ядро для четырех заявок развития. Ее семья переселилась сюда.

Оканами охнул. МакИлени медленно покачал головой. Продолжал он совершенно безжизненным голосом:

– Когда эти ублюдки приземлились, ее не было. Когда она вернулась, они уже убили всех. Отца, мать, младших брата и сестру, деда, тетку, дядю, троих двоюродных братьев… Всех.

Он протянул руку и чуть прикоснулся к плечу спящей женщины. Жест был неожиданно нежным для такого мускулистого здоровяка. Потом он положил большую, тяжелую винтовку на прикроватный столик. Оканами посмотрел на нее, думая о дюжине правил, нарушаемых ее присутствием, но полковник продолжал, прежде чем он смог возразить.

– Я побывал на их хуторе. – Его голос стал совсем тихим. – Она охотилась на снегопарда или на волков. Это «форлунд-экспресс», четырнадцать миллиметров, полуавтоматический, со смягченной отдачей. – Он указал на винтовку. – И она пошла с ним на двадцать пять мужчин в нательной броне, с гранатами и штурмовыми винтовками. – Он провел рукой по винтовке и посмотрел доктору в глаза. – Она прикончила их всех.

Оканами посмотрел на нее и покачал головой:

– Но это не объясняет всего. По всем медицинским показателям, которые мне известны, она должна была умереть там и тогда, если в ее системе жизнеобеспечения нет чего-то такого, что обеспечивает обратное. Чего я, руководствуясь здравым смыслом, тоже допустить не в силах.

– И не старайтесь, не тратьте зря энергию. Наши медики совершенно с вами согласны. Капитан Де Фриз, – МакИлени еще раз прикоснулся к неподвижному плечу, – не может быть живой.

– Но вот она, – тихо сказал Оканами.

– Согласен. – МакИлени оставил винтовку и отвернулся, вежливым жестом предлагая доктору выйти из комнаты впереди него. Хирург чувствовал себя неуютно, оставляя винтовку, даже без магазина, возле кровати пациента, но ленточки боевых наград полковника, а также его интонации подавили протест. – Вот почему адмирал Гомес направила сюда на всех парах команду специалистов.

Оканами первым вошел в скудно обставленную комнату отдыха, пустую в этот час, и взял две чашки кофе из автомата. Они присели к столу, и, пока доктор работал со своим карманным терминалом, пытаясь получить медицинские данные, полковник наблюдал за открытой дверью. Чашка доктора остывала на столе, а губы сжимались все плотнее, когда он в очередной раз получал вместо данных гриф все более астрономической засекреченности материала.

– Страшная тайна, – пробормотал Оканами полуиронически, покачав головой и протянув наконец руку к своей чашке.

Полковник усмехнулся:

– Еще страшнее, чем вы думаете. Сообщаю вам специально – информация прямо от адмирала Гомес. В конце концов, вы ведете этот случай, лишь пока не прибудет команда Кадров. Вы хотя бы должны знать, что знаем мы. Понимаете?

Оканами кивнул. Во рту он ощущал странную сухость, несмотря на кофе.

– Я летал на хутор Де Фриз, потому что первоначальному сообщению невозможно было поверить. С одной стороны, три облета поисковых партий не показали ничего. Если бы капитан Де Фриз была жива, ее засекло бы термосканирование, особенно если она лежала на открытой местности. МакИлени поднес чашку к губам и пожал плечами. – Не сходится. Свидетельства совершенно очевидны. Она появилась с юга, по ветру, застав их врасплох. Она оставила широкую кровавую тропу, по которой достоверно воссоздаются события. Это можно сравнить с саблезубым, выпущенным на гиен, доктор. Они таки обезвредили ее, но сначала она их всех прикончила. «Шаттл» взлетел на дистанционном управлении, это очевидно. Вести его было некому.

Но тут начинаются странности. Наши патологоанатомы установили примерное время смерти каждого из пиратов и членов ее семьи. Они исследовали также ее кровь, пролитую в то же время. По логике она должна была умереть от кровопотери через считанные минуты после смерти последнего пирата. Или же замерзнуть насмерть, тоже достаточно быстро. Если бы она не умерла, то термосканирование ее обнаружило. Ничего подобного не случилось. Она словно была где-то в другом месте до момента, когда команда Сикорски нашла ее на месте своего приземления. Доктор, это невозможно даже для коммандос. – Взгляд полковника был предельно сосредоточен.

– Так что же вы можете предположить? Колдовство?

– Я только говорю, что с ней случились как минимум три совершенно невозможные вещи и никто не имеет ни малейшего представления, как они могли случиться. Поэтому, пока все не выяснится, мы хотим, чтобы она оставалась в ваших заботливых руках.

– На каких условиях? – В голосе Оканами послышались ледяные нотки.

– Лучше всего, – осторожно произнес МакИлени, – чтобы она оставалась такой же, как сейчас.

– Без сознания? Забудьте это, полковник.

– Но…

– Невозможно, полковник. Вы не можете бесконечно держать пациента под наркозом, особенно такого, который перенес то, что она перенесла, и особенно имеющего в себе неопознанные фармакологические вещества. В ее состоянии всякая игра опасна, а ваша информация, – он помахал перед полковником своим ручным терминалом, – далека от полноты. Я даже не знаю до сих пор, каково действие тех трех неизвестных мне средств ее фармакопеи, а вживленная система безопасности спроектирована безнадежным параноиком. Я не только не могу отменить коды ее имплантатов, но даже не могу опорожнить резервуары системы хирургически. Попробуйте понять, насколько это осложняет ее положение и состояние. Ведь те же системы безопасности, которые перекрывают мне доступ к ее резервуарам, не дают применять стандартные соматические единицы, так что единственный способ держать ее в таком состоянии – химический.

– Понимаю. – МакИлени, поигрывая кофейной чашкой, нахмурился, наткнувшись на гиппократову броню капитана. – В таком случае пусть она остается под вашим наблюдением… неопределенного характера.

– Не важно, требуется ли это наблюдение по медицинским показаниям? А если она решит, что ей надо покинуть клинику раньше, чем прибудут ваши деятели из разведки?

– Исключено. Эти «рейды» совершенно недопустимы. Если сложить все вопросы без ответов, связанные с ней… – МакИлени пожал плечами. – Она никуда не должна деться, пока мы не получим ответов.

– Все-таки должны быть пределы для грязной работы, которую я должен выполнять для вас и ваших шпиков, полковник.

– Какая грязная работа? Она, может быть, и сама не захочет покинуть клинику. Но если захочет, то вы – ее лечащий врач, а она – пациент военного госпиталя.

– Пациент, – уточнил Оканами, – который не является военным. – Он откинулся на спинку стула и уставился на полковника с заметным отсутствием дружелюбия во взгляде. – Вы представляете себе, что такое «гражданское лицо»? Ну, те, кто не носит форму. Те, кто имеет гражданские права? Если она захочет уйти, то она уйдет, если не будет достаточной медицинской причины ее задержать. А ваши «вопросы без ответов» таковой причиной не являются.

Несмотря на свое недовольство, МакИлени ощутил уважение к хирургу и его доводам. Он задумался:

– Послушайте, доктор. Я не хочу наступать на какие-либо профессиональные мозоли. Уверен, что адмирал Гомес тоже. Мы не средневековые монстры, жаждущие исчезновения неудобного свидетеля. Она одна из наших людей. И к тому же весьма выдающихся. Нам только нужно… выяснить некоторые вопросы.

– Но в чем проблема? Даже если я ее отпущу, куда она денется? По крайней мере, без звездолета. Вы всегда сможете найти ее.

– Вы так думаете? – МакИлени натянуто улыбнулся. – Я должен напомнить вам, что она уже была где-то и мы не можем установить где. По всем показателям она должна была лежать без движения на виду. А если она снова сделает то же самое?

– Да зачем ей это делать снова? – раздраженно спросил доктор.

– Незачем. Но кто может утверждать, что она так поступила специально? – Оканами удивился, а на лице МакИлени появилась кислая улыбка. – Об этом вы, конечно, не думали. Потому что вы не такой параноик, как мы, всех и вся подозревающие шпики. Дело в том, что, пока мы не знаем, что с ней произошло, мы не можем знать, случится ли это снова, мы не можем знать, что случится с ней, если это случится снова.

– Вы правы, вы параноик, – пробормотал Оканами. Он задумался, потом продолжил: – Но это не имеет значения. Если умственно дееспособный гражданский индивидуум захочет покинуть клинику, то он покинет клинику, если у вас нет каких-либо особых причин, уголовного, например, характера, чтобы его задержать. И точка. Конец связи, полковник.

– Не совсем. – МакИлени снова улыбнулся. – Дело в том, что она служила не во флоте или морской пехоте. Она – это Имперские Кадры.

– И что же?

– Есть одно обстоятельство, о котором большинство людей не подозревает. Неудивительно, ведь оно не столь важно, чтобы заинтересовать всех и стать общеизвестным. Она вовсе не гражданское лицо. – Оканами удивленно замигал, а МакИлени улыбнулся еще шире. – Вы не можете уволиться из Кадров. Вы можете перейти в пассивный резерв. И если вас так беспокоят ее «гражданские права», мы моментально восстановим ее активный статус.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю