Текст книги "Одинокий тролль. Дорога ярости. Путь Эскалибура"

Автор книги: Дэвид Вебер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 69 страниц)

Глава 14

Вертолет ВМФ США СН-53Е «Супер Стеллион» завис над вертолетной площадкой на корме «МакКи» и стал медленно опускаться в ярко освещенный прожекторами круг, мигая сигнальными огнями. Лишь усилием воли Мордехаю Моррису, сидевшему в его грохочущем брюхе, освещенном красноватым светом, удалось заставить себя сохранять спокойствие.

Он повернул голову и улыбнулся Джейн Гастингс. Неужели он сам в летном костюме и шлеме выглядел так же неестественно, как она? Он точно должен казаться таким же усталым, подумал Моррис, снова мысленно пробегая прошедший день, завершавшийся на палубе «МакКи».

На первый взгляд, вся затея казалась абсурдной, и единственным оправданием ей был тот факт, что адмирал МакЛейн тоже хорошо знал Дика Эстона. Но, несмотря на это, он выразил недоумение и был недоволен скудостью информации, которую мог предоставить ему Моррис. Правда, в конце концов, главнокомандующий Атлантическим флотом согласился, что если существует хоть малейшая вероятность того, что Эстон что-то знает, то стоит отправиться в путь, и шестеренки завертелись.

Первоначально они собирались лететь на самолете В-1В, который направлялся на учебное задание в Великобританию, но из этого ничего не вышло потому что напряжение на юге Атлантического океана неожиданно достигло предела. Моррис покачал головой, раздумывая, что же там могло произойти. У него было много знакомых в Королевском Флоте, и он был уверен, что никакой наступательной акции британцы не планировали. Однако что-то там случилось – жалобы аргентинцев на беспричинные нападения, убийства и зверское обращение с пленными звучали весьма убедительно. Оставалось только сожалеть, что США не выслали туда свой разведывательный самолет, чтобы составить собственное мнение о происходящем. У Морриса создалось впечатление, что впервые о случившемся британцы узнали, когда одна из их плавучих вертолетных баз была внезапно атакована четырьмя «Миражами» 2000-5s, которые заменили в аргентинском Военно-воздушном флоте достопочтенные «Супер Энтендары».

Судно Королевского флота «Оушн», с полным батальоном морской пехоты на борту, подверглось нападению с воздуха неподалеку от Фолклендских островов. Защитным системам ближнего радиуса действия удалось сбить две или три ракеты, не остальные долетели до цели. Корабль взорвался. Ввиду чудовищных потерь, ответ Объединенного Королевства был массированным. Сообщения о нем продолжали поступать, но было ясно, что эскадрильи Королевских воздушных сил при поддержке флота стирали с лица земли один аргентинский военный аэродром за другим. В сообщениях указывалось, что решение британцев разместить пару самолетов ДРЛО* [дальнего радиолокационного обнаружения] E-3D в Порт-Стенли принесло свои плоды: им удалось за последние двенадцать часов сбить более тридцати истребителей и штурмовиков аргентинцев.

В связи с этими событиями загадочные зверские убийства привлекли внимание командования Военно-воздушных сил, в особенности когда Аргентина с возмущением обвинила США в пособничестве коварным британцам. И, невесело размышлял Моррис, если их обвинения не беспочвенны, то они правы – ведь дипломатический корпус и разведывательные структуры США заверяли Буэнос-Айрес, что никакого нападения Великобритания не планирует. Как бы то ни было, командование решило держать крупные бомбардировщики поближе к родине.

Военные действия на юге Атлантики полностью занимали большинство сотрудников разведки Атлантического флота, но адмирал МакЛейн не отменил своего решения. Хотя он как раз формировал боевую группу, ядро которой составляли авианосцы «Нимиц» и «Вашингтон», на всякий случай направлявшиеся на юг, он не отменил данное Моррису и Гастингс разрешение отправиться в Шотландию. Раз В-1 оказался недоступен, он предложил им лететь на «Викинге» S-3, и после пяти часов полета, которые никогда не изгладятся из памяти Морриса, противолодочный самолет приземлился на аэродроме Королевских ВВС в Сторновее в Шотландии. Отвратительные погодные условия заставили Морриса с большим уважением относиться к людям, пилотирующим эти четырехместные самолеты, хотя запрещение пилотам задавать вопросы о причинах, по которым их тактиков заменили какими-то «пассажирами», не способствовало дружескому общению во время перелета.

При приближении к Британским островам погода наконец смилостивилась над ними, и перелет от Сторновея до Холи-Лоха был бы не так уж плох, если бы Моррис не обнаружил, что вертолет является, по-видимому, самым шумным из всех транспортных средств, изобретенных человеком. Каждый мускул его тела болел, а культя налилась кровью и пульсировала. «И если у Дика не окажется чертовски убедительной причины для вызова, – со смесью раздражения и надежды подумал Моррис, – то я его просто…»

* * *

– Они будут здесь минут через десять, Мила, – предупредил Эстон.

Людмила подняла глаза от бумаг, которыми был завален кабинет лейтенанта Шу, и пожала плечами.

«Она выглядит вполне отдохнувшей», – подумал Эстон с легким оттенком зависти. Глаза Людмилы смотрели ясно, на лице не было даже тени тревоги, так что оно резко контрастировало с его собственным напряженным лицом и усталыми, покрасневшими глазами. Она заставила его принять душ и побриться, и Эстон ощутил прилив сил, хотя прекрасно знал, что это иллюзорное чувство вскоре исчезнет.

– Я готова, – спокойно сказала Людмила. Она посмотрела в другую сторону и улыбнулась: лейтенант Шу склонилась над письменным столом, положив голову на сложенные руки, и издавала едва слышный храп. Людмила беззвучно встала, взяла Эстона за локоть и, стараясь не разбудить врача, повела его обратно в изолятор. За ними шел вооруженный капрал, составивший потом компанию часовому на посту у входа в изолятор.

– Ты уверена, что сможешь принять решение без помощи врача? – спросил Эстон, как только дверь за ними закрылась.

– Уверена, – без колебаний ответила Людмила и тут же поправилась: – Ну, скажем, уверена настолько, насколько это возможно. Элемент риска остается, но, мне кажется, это допустимый риск. Без него в этом деле не обойтись.

Ее манера чеканить слова проявлялась в особенно напряженные моменты, заменяя плавную манеру произношения, которую Людмила прилежно осваивала. Это было единственным, что выдавало ее волнение.

– Что в таком случае мы уже имеем?

– Адмирал Роуз подходит, – ответила Людмила, – капитан Хелсинг – нет. Не подходит и сама доктор Шу, к сожалению. – Она пожала плечами. – Старпом и большинство офицеров морской пехоты подходят. Соотношение получается примерно такое же, что и дома: сознание тридцати шести из ста десяти проверенных может оказаться доступным для тролля.

– Гм. Что ж, хорошо, что с Джеком все в порядке, – отозвался Эстон, устало поглаживая лысину. – В самом худшем случае мы сможем открыться хотя бы ему, если ничего нельзя будет рассказать Эм-энд-Эм или капитану Гастингс.

– Не горюй заранее, Дик. Очень скоро мы будем это знать точно, и тогда…

Она замолчала: кто-то негромко постучал в дверь.

* * *

Меры безопасности, предпринятые Эстоном, произвели впечатление на Мордехая Морриса. На палубах не было ни одного человека; он никого не встретил на протяжении всего пути от вертолетной площадки до лазарета, если не считать морских пехотинцев «МакКи». Их-то как раз было много, и они были вооружены не только пистолетами.

Лейтенант морской пехоты, указывавший им путь, остановился у входа в лазарет. Часовые встали по стойке «смирно», и лейтенант постучал в дверь.

– Войдите, – раздался низкий голос.

Лейтенант открыл дверь и отступил в сторону.

Моррис и Гастингс обменялись выразительными взглядами, проходя между двух вооруженных часовых, а затем их внимание обратилось на тех двоих, что ждали их внутри.

Оба узнали Эстона, и Морриса поразила усталость, заметная во всем его облике. Одет он был аккуратно, но его глаза покраснели и опухли, а лицо выражало крайнюю степень утомления. Он был в гражданском, а вот молодая женщина, или, скорее, девушка, сидевшая на краю койки, была одета в странную комбинацию из рабочих брюк и одной из тех футболок с кричащим рисунком, которые Моррис от души ненавидел.

Ему показалось удивительным, что Эстон встречает их не один, и он еще раз внимательно оглядел девушку. Она спокойно взглянула ему в глаза, и в ее взгляде не было ни смущения, ни нахальства, к которому прибегают некоторые тинэйджеры, чтобы скрыть недостаток уверенности в себе. Она была привлекательным подростком – не красивым, но с яркой внешностью. Особенно хороши были ее невероятно голубые глаза. Пожалуй, слишком мускулиста на его вкус, но ведь сам Моррис по природе был лежебока.

– Здравствуй, Мордехай, – сказал Эстон, протягивая руку.

Моррис почувствовал твердое и вместе с тем осторожное пожатие большой мозолистой ладони, и ему очень захотелось выглядеть менее утомленным, чем Эстон.

– Здравствуй, Дик.

Он в свою очередь сжал руку Эстона и кивнул в сторону Гастингс:

– Кажется, ты знаком с Джейн Гастингс?

– Мы встречались, – ответил Эстон, протягивая руку лейтенант-коммандеру. Она улыбнулась, но ее зеленые глаза за стеклами очков так и впились в лицо Эстона.

– Что ж, дамы и господа, – сказал Эстон несколько более бодрым тоном, – прежде чем что-либо предпринимать, дайте-ка нам взглянуть на ваши электроэнцефалограммы.

– Дик, что за…

– Эм-энд-Эм, пожалуйста, потерпи еще немного… – негромко попросил Эстон, и Моррис был поражен почти умоляющей интонацией его сильного голоса. Это заставило его воздержаться от протестов; он открыл портфель и вытащил из него несколько сложенных листов бумаги.

– Хорошо, Дик, – со вздохом сказал он. – Вот они. Адмирал МакЛейн решил прислать заодно и свой график.

– В самом деле? Отлично! – воскликнул Эстон. – Я всегда знал, что ты умеешь говорить убедительно!

Он взял электроэнцефалограммы и, к удивлению Морриса (хотя тот не понимал, каким образом у него еще сохранилась способность удивляться), передал их девушке.

– Держи, Мила, – сказал он, и Моррис постарался не показать, как он поражен необычной нежностью, звучавшей в голосе Эстона. Неужели он?.. Нет-нет! Сама мысль об этом была бы абсурдом.

Девушка, сидевшая на койке, скрестила ноги и положила развернутые электроэнцефалограммы на колени. Больше всего она напоминала Моррису подростка-скаута, решившего заняться оригами, вот только ее гладкое юное лицо было слишком сосредоточенным. Она поводила розовым пальчиком по графику, явно отыскивая что-то, затем отложила его в сторону и принялась исследовать следующий. Потом третий. Затем она подняла голову и взглянула на Эстона со вздохом облегчения. Ее глаза радостно сверкнули:

– Отлично, – сказала она. – Все трое подходят.

– Слава богу! – пробормотал Эстон и опустился на стул, стоявший у кровати. Моррис с недоумением смотрел, как тот потирает свою лысину. Ему уже доводилось видеть этот жест Эстона, но он не замечал, чтобы его сильные пальцы при этом дрожали. Даже после боя в Аммане.

– Дик!

Реакция друзей вернула Эстона к реальности. Было очевидно, что они испытывают сильнейшую досаду из-за отсутствия информации.

– Извини, Мордехай. – Эстон заставил себя улыбнуться. – Тебе будет приятно узнать, что вы оба, и адмирал МакЛейн тоже, принадлежите к группе избранных. Тех. кому можно поведать обо всем. Садитесь.

Он указал на стулья, едва умещавшиеся в тесной каюте, и офицеры разведки молча уселись, переглянувшись и во все глаза уставившись на Эстона.

– Должен сообщить, – медленно произнес Эстон, – что на нашу территорию случилось вторжение.

Увидев, как оба напряглись, он снова улыбнулся усталой улыбкой.

– Это произошло дважды. Сначала к нам пришли плохие ребята, а потом хорошие. К сожалению, у плохих ребят преимущество в силе, и если мы не придумаем, как изменить ситуацию, то окажемся в чертовски скверном положении.

Оба гостя внимательнейшим образом следили за речью Эстона, и абсурдность происходящего забавляла его. Он подавил в себе желание захихикать, вызванное, вероятнее всего, усталостью, и откашлялся.

– Капитан Моррис, лейтенант-коммандер Гастингс, позвольте познакомить вас с хорошими ребятами, – продолжал он и указал на Людмилу. – Полковник Людмила Леонова, прошу любить и жаловать. Нет, она не русская, – поспешно добавил он, прочитав это предположение в глазах обоих слушателей и вспомнив, как он сам отреагировал впервые на это имя. И вновь ему захотелось рассмеяться, но он пересилил себя. – Она даже не землянка. Видите ли, она прилетела из системы Сигмы Дракона…

* * *

– …такая вот история, – часа через три закончил свой рассказ Эстон, и оба офицера разведки одновременно покачали головами. То, что поведали им Эстон и Людмила, было невероятно, абсурдно, немыслимо… И тем не менее это было похоже на правду.

– Боже мой, – негромко произнес Моррис, открыв рот впервые за последние полчаса. – Боже мой!

– Аминь, – откликнулась Гастингс так же тихо, и вид у нее был донельзя встревоженный. Несколько мгновений она сосредоточенно потирала кончик носа, а потом бросила пронзительный взгляд на Леонову:

– Простите, полковник… – начала она.

– Пожалуйста, называйте меня просто Людмила. Или Мила, – перебила ее Леонова.

– Хорошо, Людмила, – согласилась Гастингс. – ужасно хочется задать вам два вопроса.

– Только два? – спросила Людмила со странной улыбкой.

– Эти два – самые срочные, – сказала Гастингс, едва заметно улыбнувшись в ответ. – Первый – и самый важный – вопрос касается вашего симбиота… Вы говорите, что он передается при переливании крови?

– Да.

– В таком случае я думаю, что мы столкнемся с проблемой, – негромко сказала Гастингс. – И, возможно, очень серьезной.

Людмила вопросительно приподняла брови, приглашая ее продолжать.

– Комары, – тихо произнесла Гастингс и почувствовала, как напрягся Моррис.

– Не волнуйтесь, – быстро ответила Людмила. – Поверьте, «нормальные» люди моей эпохи опасались того же самого, но мы не обнаружили ни одного случая передачи симбиота через насекомых.

– Почему? – резко спросила Гастингс.

– По двум причинам, – невозмутимо ответила Людмила. – Во-первых, нашему симбиоту укусы насекомых не по нраву: он выделяет нечто вроде естественного репеллента. Вторая причина существеннее: человек, инфицированный симбиотом, в среднем достигает критической стадии заболевания примерно за двенадцать часов, но на другие формы жизни симбиот воздействует значительно быстрее, и выжить им не удается. Любое насекомое, которое меня укусит, погибнет раньше, чем вытащит свой хоботок из моей кожи. И уж во всяком случае не проживет столько, чтобы успеть передать симбиот кому бы то ни было.

– Вот как… – Гастингс на мгновение задумалась, затем кивнула. – А как же насекомые на вашей родной планете? – с любопытством спросила она. – Ведь они обладают иммунитетом к симбиоту, так как состоят из другого набора аминокислот?

– Коммандер Гастингс, – ласково проговорила Людмила, – Мидгард привлекает туристов, в частности, тем, что местные насекомые не любят вкуса человеческой крови.

– Да, это в самом деле звучит заманчиво, – с улыбкой согласилась Гастингс, и Людмила поняла, что настроение у нее улучшается. В этой улыбке она прочла не только доверие, но и веселье. Какое-то мгновение Людмила опасалась, что Гастингс начнет относиться к ней с параноидальным страхом. В свое время она не раз сталкивалась с таким отношением к себе, хотя причин для этого было не в пример меньше, чем теперь.

– Но у вас, кажется, было два вопроса? – напомнила Людмила через минуту.

– Да-да. Я, конечно, не специалист в этой области, но мне пришло в голову, что вся эта история представляет собой… гм… причинно-следственный кошмар.

– Я с вами полностью согласна, – искренне сказала Людмила.

– Так вот – если мы вообще принимаем причинность, то, мне кажется, перед нами расхождение интерпретаций копенгагенской школы и школы множественных миров, – сказала Гастингс. – Весь вопрос в том, что происходит, когда суперпозиция сходится и…

– Джейн, – строго перебил Моррис, – я тебя предупреждал: не говори слишком умно!

– Не мешай, Мордехай! – огрызнулась его непочтительная помощница, однако все-таки замолчала на мгновение. – Ладно, говоря попросту, проблема в том, каким образом полковник Леонова, я хочу сказать, Людмила, и это чудовище, тролль, могут изменить собственное прошлое. На первый взгляд, эта идея совершенно опровергает понятие причинности.

– Это что, старый парадокс: «может ли путешественник во времени убить своего дедушку»? – задумчиво спросил Моррис.

– Более или менее. Дело в том, что происходящее сейчас является серьезным изменением истории. Людмила, имелись в ваше время какие-то сведения о том, что произошло с двадцать третьим оперативным соединением?

– Нет. А так как моим хобби была военная история, то, поверьте, я непременно знала бы об этом. Знала бы, если бы существовали какие-либо сообщения о твердо установленном факте нападения НЛО на вооруженные силы какой-либо земной страны.

– Таким образом, в вашей истории уже произошел заметный сдвиг, – отметила Гастингс. – И, надо думать, усилия, которые мы предпримем, чтобы что-то сделать с вашим троллем, значительно усилят этот эффект. И, кстати, теперь мы знаем, что существуют канги. А зная это, мы можем с уверенностью предположить, что в будущем мы подготовимся к встрече с ними более серьезно, чем это «было» в вашем прошлом. В результате чего ваш мир вообще не состоится!

– Я это знаю, – негромко сказала Людмила.

– Но если ваш мир не будет существовать, то вы в нем никогда не родитесь, а если вас не будет, то как раз ваш мир и станет реальностью, – медленно произнес Моррис, потирая лоб в мучительном раздумье. – Замкнутый круг.

– Именно тут и вступает в игру теория множественности миров, – сказала Гастингс. – Но если Эверетт был прав… – Она покачала головой. – Не знаю даже, какие вопросы тут нужно ставить, а уж каковы могут быть ответы, даже и отдаленно представить себе не могу!

– Это никому не известно и там, откуда я сюда попала, – сухо отметила Людмила. – Послушайте: теоретическое обоснование трансляции Такешиты – не более чем голая теория. Никто никогда не пытался ее осуществить – во всяком случае, никто не вернулся после, чтобы рассказать, чем дело кончилось, а споры о том, какие явления имеют место быть в момент перехода, продолжаются уже полтора столетия.

Джейн, вы упомянули о копенгагенской школе и теории множественности миров. Мы уже давно не пользуемся этой терминологией, но я понимаю, о чем вы говорите. И должна сказать, что главная проблема так и не решена, потому что нет никакого способа проверить правильность этих теорий.

Эстон и Моррис выразили на своих лицах полнейшее недоумение, и она недовольно поморщилась.

– Потерпите еще минутку, – сказала она, – и я попытаюсь объяснить то, как я сама это понимаю, идет?

Эстон с Моррисом кивнули, и Людмила продолжила:

– Джейн говорит об одной из самых серьезных проблем квантовой механики. С двадцать первого века наука значительно продвинулась вперед, но я ведь всего лишь пилот истребителя…

В общем, спор идет о том, что со времен Эйнштейна мы любовно называем «реальностью». По мнению математиков, любое возможное взаимодействие – точнее, результат любого возможного взаимодействия – является суперпозицией функций, каждая из которых представляет один из возможных исходов взаимодействия. Вы пока следите?

– Ты хочешь сказать, что, с точки зрения математики, любой исход в равной степени возможен?

Эстон был настроен явно скептически, и Людмила шутливо погладила его по лысине.

– Ты не так уж плохо соображаешь, – поддразнила она Эстона. – Нет, не совсем так, но для начала можно принять и такую формулировку. Понимаешь, проблема в том, что при каждом взаимодействии мы наблюдаем один – и только один – исход, в то время как математика утверждает, что в событии заключаются потенциальные возможности всех мыслимых исходов. Так вот, та теория, которую Джейн называет копенгагенской школой, утверждает, что в момент взаимодействия волновая функция… – Она сморщилась и замолчала, а потом продолжила снова, подбирая слова. – В общем, в тот момент, когда происходит взаимодействие, реализуется один из вероятных исходов. Вплоть до этого момента потенциальная возможность разных исходов сохраняется, и ни один из них невозможно с полной уверенностью исключить. Правда, вероятность их можно посчитать и таким образом добиться относительно надежного предсказания осуществления одной из нескольких потенциальных возможностей. Вы следите за ходом мысли?

– Да, хотя и теряюсь немного. А ты, Мордехай?

– Не вынуждай меня выказывать мое невежество. Продолжайте, полковник.

– Хорошо. Альтернативная гипотеза, предложенная в прошлом веке, утверждает, что осуществляется не один из нескольких возможных исходов, а все, независимо от степени их вероятности. Это правда, что мы можем наблюдать только один из них, но это лишь из-за того, что другие возможные исходы осуществляются в других «потоках» реальности.

– Параллельные миры, да? – спросил Эстон. – Наши писатели, сочиняющие научную фантастику, их обожают.

– Наши тоже, – заверила его Людмила. – Как бы то ни было, копенгагенская школа, о которой говорила Джейн – мы ее называем классической школой, – считает, что существует одна и только одна реальность: единственная, линейная реальность, в которой единственный реализующийся исход любого взаимодействия определен и создает необходимые условия для следующего. Однако та школа, которую мы называем ревизионистской – теория множественности миров в терминологии Джейн, – за последние двести лет стала необычайно популярной, и некоторые ее сторонники даже утверждают, что смогут доказать истинность своей теории при помощи каких-то манипуляций с многомерником. Я видела расчеты такого эксперимента, и у меня голова болит при одном воспоминании – понять такое я неспособна. Так вот, ревизионисты утверждают, что существует не одна, а множество реальностей, которые берут начало в одной общей точке. Они в одинаковой степени «реальны», но никогда не взаимодействуют.

– А какое отношение это имеет к перемещению во времени? – спросил Эстон, хотя хитрый огонек, зажегшийся в его взгляде, позволял предполагать, что он уже сообразил, к чему клонит Людмила.

– Есть, в общем, три гипотезы, объясняющие то, что происходит во время трансляции Такешиты, – сказала Людмила. – Одна из них утверждает, что подобное просто невозможно. Тот, кто попытается ее осуществить, попросту теряет когерентность, и для него все на этом заканчивается. Эта гипотеза, по крайней мере, ясна и логична, но тот факт, что я выжила, опровергает ее.

Вторая гипотеза – так называемая «первая гипотеза Такешиты» – утверждает, что путешественник, совершающий трансляцию Такешиты, перемещается в обратном направлении вдоль единственного потока реальности, признаваемого классической школой. Тут есть кое-какие тонкости, но в общем утверждается, что когда путешественник прекращает движение – так сказать, снова совпадает по фазе с реальностью, – он становится событием, наложенным на поток реальности. Он лично существует, откуда бы ни явился и каким бы образом ни попал туда, где находится. Но, так как он существует, он в состоянии воздействовать на мир, а это неизбежно повлияет на природу реальности «дальше» по потоку времени. Из этого следует, что он может, как выразился капитан Моррис, убить своего дедушку, не уничтожив при этом себя. Ведь он родился в реальности, которая существует независимо от той, в которой он никогда не родился.

Такешита потратил много лет на математическое подтверждение своей гипотезы, но в последние годы жизни проникся убеждением, что правы все-таки ревизионисты. Можете себе представить, в какое бешенство пришли его последователи! Как бы то ни было, Такешита создал вторую гипотезу, согласно которой классическая аргументация, отвергающая парадокс, все-таки верна и человек не может оказаться в собственном прошлом. Дело в том, что двигаясь в прошлое, путешественник в самом деле накладывает свое существование на события, но при этом заставляет поток реальности разделиться на два. Парадокса вторая гипотеза Такешиты избегает, утверждая, что дальнейший поток реальности, в которой существует путешественник, отличен от того, в котором он родился.

Разумеется, основная проблема в том, – закончила Людмила, загадочно улыбаясь, – что полностью отсутствуют надежные экспериментальные данные. Точнее, отсутствовали до сих пор.

Казалось, наступившее молчание будет продолжаться вечно, но вот Гастингс заговорила.

– И какая же теория правильна? – негромко спросила она.

– Давайте начнем с неоспоримых фактов, – предложила Людмила. – Я присутствую здесь – и тролль тоже. Двадцать третье оперативное соединение было атаковано и сбило два истребителя троллей. Эти факты, по-видимому, доказывают, что случившееся – реальность и, стало быть, тролль может совершить то, что задумал, если мы ему не помешаем. Таков практический взгляд на вещи. Вы со мной согласны?

Три головы кивнули в ответ, и она продолжала:

– Хорошо. Мне лично кажется, что вторая гипотеза Такешиты верна, а это значит, что ревизионисты были правы. Это значит, кроме того, что сейчас я нахожусь не в моем прошлом, и это прекрасно объясняет, почему мне неизвестно о ядерной атаке на эскадру ВМФ США в 2007 году. Она произошла не в моей реальности, а в вашей.

– Ты хочешь сказать, что явилась не только из будущего, но вдобавок из не нашего будущего? – спросил потрясенный Эстон.

– Почему бы и нет? Ник Мияги смог бы объяснить это все гораздо понятнее – он был приверженцем второй гипотезы Такешиты. – Людмила печально улыбнулась. – Он едва не стал мне доказывать ее истинность в тот самый момент, когда она начала осуществляться. В общем, ответ – да. Я не из вашей реальности, не из вашего мира, Дик.

– Но ведь… – Гастингс нахмурилась, пытаясь разобраться в услышанном. – Извините меня, но вы ведь утверждаете, будто были практически уверены в том, что канги, совершив переход Такешиты, появятся в чьем-то чужом, а не в вашем прошлом.

– Ну, полной уверенности в этом не было и быть не могло.

– Но тогда к чему с ними бороться? – спросила Гастингс, пропустив слова Леоновой мимо ушей. – Вы говорите, что ваша эскадра была полностью уничтожена вместе с многими тысячами ваших людей. Ваша собственная эскадрилья истребителей была уничтожена, и вы – единственный уцелевший человек. Чего ради вам было идти на такие жертвы, если эти канги не могли причинить никакого вреда вашему потоку реальности?

– Для этого, по-моему, есть две причины, – ответила Людмила после некоторого раздумья. – Во-первых – и это главное, – полной уверенности у нас не было. Вспомните, что Такешита предложил две гипотезы, и ни одна из них не была экспериментально проверена. А что, если он был прав в начале и канги в самом деле изменили бы нашу историю?

Гастингс кивнула, но вопросительное выражение не исчезло с ее лица, и Людмила грустно улыбнулась.

– Есть и еще одна причина. В чьем бы прошлом не оказались канги, мы знали, что в нем должно существовать человечество. Возможно, не наши предки, но все-таки целая планета, населенная людьми. Коммодор Сантандер и я не говорили об этом, но это было и ни к чему. Мы знаем, каковы канги и тролли. Мы не смогли бы спокойно жить, зная, что позволили им уничтожить человечество в каком бы то ни было потоке реальности.

В каюте наступило молчание. Эстон, не говоря ни слова, пожал руку Леоновой. Она сжала в ответ его ладонь – достаточно сильно, чтобы выдать свое волнение, скрывавшееся за внешним спокойствием, – и его сердце пронзила жалость к Людмиле. Она не просто оказалась в чужой эпохе: она попала в совершенно иной, неизвестный ей, чуждый мир, в котором ничто из того, что было ей знакомо, уже никогда не станет реальностью. И она навсегда останется единственным в своем роде существом, совершенно одиноким.

Людмила посмотрела на Эстона и улыбнулась. Он оценил мужество, скрывавшееся за ее спокойным выражением лица, и отсутствие малейшего намека на бесконечное одиночество в ровном тоне ее голоса, когда она обратилась к Гастингс:

– Независимо от того, куда и каким образом я попала, коммандер, не забывайте, что вам придется иметь дело с троллем! – Гастингс утвердительно кивнула, и Людмила пожала плечами. – Так вот, это доступно моему пониманию в любом мире, ибо моя профессия – убивать троллей. Так что давайте-ка поразмыслим вместе, как нам покончить с этим троллем!