Текст книги "Лига «Ночь и туман»"

Автор книги: Дэвид Моррелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)

24

Сол очнулся от ночного кошмара – во сне, в полной темноте, он пал крики Эрики. Он подскочил, снова услышав крик жены, и, соскочив с кровати, понял, что это звонит телефон. Когда голова окончательно прояснилась, Сол обнаружил, что стоит, одетый, посреди номера в отеле. Ночь он провел на диване, Дрю и Арлен – на двуспальной кровати. За задернутыми шторами светило солнце. Сол надеялся, молясь про себя, услышать голос Эрики. Он поднял трубку и услышал усталый, хриплый голос Галлахера:

– Ромул, священник готов исповедоваться тебе. Спускайся.

– Иду, – Сол взглянул на часы: было чуть больше десяти утра.

Он проспал шесть часов, но его измучили кошмары. Сол чувствовал себя таким же измотанным, как и когда ложился спать. Проснулись Дрю и Арлен.

– Кто это был? – спросил Дрю.

– Галлахер. Время задавать вопросы. – Сол прошел в ванную, прыснул в лицо холодной водой и вернулся к Дрю и Арлен. – Вы еще настаиваете на том, чтобы я один работал с агентством?

– Мне хватает проблем с Братством. Я не хочу усугублять их, связываясь еще с одной сетью. После “Скальпеля” я сыт по горло этими разведслужбами, – сказал Дрю. – Агентство захочет узнать обо мне. Они постараются завербовать меня, а когда у них это не получится, будут держать меня под наблюдением. Стоит им к тебе прикоснуться, и ты влип навсегда. Мы с Арлен просто хотим, чтобы нас оставили в покое.

– Тогда у нас появляется проблема, – сказал Сол. – Я должен идти к Галлахеру и священнику, но я не знаю, какие вопросы задавать. Вы здесь, чтобы узнать, кто пытается разрушить Братство, и найти кардинала. – Я – чтобы найти Эрику и ее отца. Уверен, что наши поиски имеют много общего. Ответы на ваши вопросы могут помочь мне. Но если вы не хотите связываться с агентством, как мы сможем вместе допросить священника?

25

Сол постучал в номер Галлахера. В тот момент, когда открылась дверь и он шагнул внутрь, у него защекотало в носу от запаха медикаментов. Он подошел к лежащему на кровати отцу Дуссэлту. Священник был бледен. Сломанный нос распух. Над бровью выступил синяк. Челюсть припухла. С него сняли пиджак, расстегнули рубашку и закатали рукава. От сенсоров на груди и руках священника шли сигналы на портативные мониторы, контролирующие пульс и давление. Вся эта аппаратура стояла на бюро, придвинутом ближе к кровати.

Сол осмотрел остальную часть комнаты. Дверь в ванную была открыта. Доктор и его помощники ушли.

– Где?..

– Я велел им пойти позавтракать, – сказал Галлахер. – То, что они не услышат, не превратится для них в бремя, о котором надо забыть. Если понадобится помощь, я могу вызвать их из ресторана. Они позвонят через час – узнать, когда можно возвращаться.

Сол снова повернулся к отцу Дуссэлту и посмотрел на установку, которая контролировала амитал натрия, поступающий в руку священника.

– Он еще спит, – сказал Сол. – Означает ли это, что у него сотрясение мозга?

– Нет, в действительности он пришел в себя два часа назад. Доктор вынужден был дать ему успокоительное.

– Но он может отвечать на вопросы?

– Мониторы показывают, что он в идеальном полубессознательном состоянии. Он расскажет тебе все, что ты хочешь узнать.

– Хорошо. Теперь я хочу попросить об одном одолжении. – Галлахер проворчал:

– Тебе и так уже оказали немало услуг. Может, ты забыл, новее началось с того, что ты обещал оказать нам услугу, если мы разрешим тебе вернуться из ссылки. Но мало-помалу ты вынудил нас оказывать тебе услуги. Это начинает утомлять.

– Еще одну. Какой от этого вред?

– Узнаем, когда скажешь, чего ты хочешь.

– Я хочу быть один, когда буду допрашивать священника. Галлахер окаменел.

– Господи, у тебя нервы, как…

– Это для вашей же пользы. Если что-нибудь произойдет, если он умрет, вы действительно хотите присутствовать при этом? Вы хотите, чтобы агентство было связано с гибелью ватиканского чиновника?

– Ерунда, Ромул. Если он умрет, кто об этом будет знать, кроме тебя и меня?

– В том-то и дело. Нас двое, это на одного больше, чем надо. Если во время допроса священник умрет, вы начнете волноваться – можно ли мне доверять, не много ли я знаю. Может быть, вы сочтете, что я слишком опасен. Я не горю желанием снова продать душу агентству или стать участником неожиданного инцидента. Так что окажите себе услугу и позавтракайте со своей командой. Сделайте мне одолжение и позвольте взять весь риск, связанный с допросом, на себя. Я расскажу все, что у знаю.

– Как я могу быть в этом уверен?

– Потому что вы нужны мне. Без вашей помощи я бы не забрался так далеко. А, получив помощь, я надеюсь продвинуться еще дальне. Я смогу разобраться в том, что он мне расскажет, не используя возможности агентства. Даю слово. Я расскажу вам все, что узнаю о Братстве. Меня интересует только то, что случилось с моей женой и ее отцом.

Галлахер поджал губы:

– Я знаю, что пожалею об этом. Слово? – Сол кивнул.

– Ты всегда играешь честно, – сказал Галлахер. – Это одна из причин, почему я зашел с тобой так далеко. Надеюсь, ты не изменился, потому что в противном случае произойдет два несчастных случая. Два часа. После того, что бы ты там ни говорил, я вернусь.

– Договорились.

Галлахер ушел. Сол дал время, пока он спустится вниз и снял телефонную трубку. Как можно тише он набрал номер и, услышав один гудок, положил трубку на место. Сол подошел к отцу Дуссэлту. Два часа. Он должен выложить им все, что только может. В спешке Сол отсоединил сенсоры от груди и ног священника. Он застегнул на нем рубашку, но оставил трубку в его руке. Подняв священника с кровати, Сол взял колбу со смесью амитала натрия и потащил святого отца к двери. Он умудрился повернуть ключ. Кто-то снаружи открыл дверь – это был Дрю. Услышав условный звонок по телефону, он сразу побежал к номеру Сола. Без слов помог вынести отца Дуссэлта в коридор и закрыл дверь.

Тишина была обязательным условием. Если Галлахер вышел из номера, то это еще не означало, что Арлен и Дрю были застрахованы от преследований агентства: Сол был уверен – в номере установлены микрофоны. Галлахер прослушивал. Ему была нужна запись доктора, пленка, которую он мог бы слушать, просеивая информацию, полученную от священника. Предлагая Галлахеру спуститься вниз, Сол рассчитывал на то, что в номере будут микрофоны. В конце концов, с точки зрения Галлахера, какая разница – присутствует он на допросе или нет, если у него есть запись? Но если допрос проводился в номере, на пленке были бы голоса Дрю и Арлен, и тогда Галлахер следующими допросил бы их.

В коридоре Сол чувствовал себя незащищенным, его беспокоило то, что может появиться любой постоялец или кто-нибудь из обслуживающего персонала отеля и заметить его и Дрю, поддерживающих священника. Избежать этой опасности было невозможно. Сол слышал, как поднимается лифт, и приглушенные голоса внутри него. Сзади щелкнул замок. Они с Дрю подтащили священника к номеру Сола и вошли внутрь, как раз когда кто-то вышел в коридор.

Отца Дуссэлта усадили на кровать, подложили под спину подушки и вытянули ноги.

– Галлахер дал мне только два часа.

– Не так много, – сказал Дрю.

– Должно хватить.

– Что, если команда Галлахера слушает микрофоны, которые, как ты считаешь, установлены в номере? – спросила Арлен. – Если они услышат только тишину, они поймут, что ты не допрашиваешь священника и доложат об этом Галлахеру.

– Не думаю, что есть команда, – сказал Сол. – Узнав, что я похитил ватиканского чиновника, Галлахер начал беспокоиться из-за своей связи со мной. Он знает, что потеряет работу, если что-нибудь случится. Он уже считает, что доктор и его ассистенты знают слишком много. Прежде чем послать за мной, он приказал им уйти. Думаю, микрофоны никто не слушает. Запись допроса предназначена только для его ушей.

– Ну, тогда мы можем рассчитывать на те два часа, что у нас есть

– Уже меньше, – сказал Сол. – Пора начинать. Дрю поднял бутылку с раствором амитала натрия, Арлен вставил иглу капельницы в клапан трубки, ведущей к руке священника. Сол придвинулся ближе к отцу Дуссэлту.

– Мы ваши друзья. Вы в безопасности. Вам не о чем волноваться. Расслабьтесь.

– Расслабьтесь… – голос священника был слабый и скрипучий, будто у него пересохло в горле.

– Вы спокойны. Расскажите нам все, о чем мы вас спросим. Ничего не утаивайте. Вы можете доверять нам.

– Доверять вам…

Сол колебался, стараясь решить, какой вопрос должен быть задан первым. Выбор был большой, но, если он будет спрашивать наугад, чтобы соединить разрозненные ответы священника, потребуется слишком много времени. Вопросы необходимо было задавать в такой последовательности, в какой они бы логично шли один за другим.

Но Дрю сбил его, напрямую спросив о самом для него главном:

– Вы знаете, что произошло с кардиналом Павеликом?

– Я убил его… тело кремировал.

В шоке Дрю посмотрел на Арлен и Сола.

– Почему?

– Он узнал о том, что я сделал.

– Что вы сделали?

– Сказал евреям. – Сол напрягся:

– Евреям?

– Что вы им сказали? – спросила Арлен.

– О нацистах.

В комнате наступила тишина. У Сола было такое ощущение, будто перевернули бревно, и из-под него стали выползать чудовища. Чудовища выползали медленно.

26

В 1941 году в Югославии в результате государственного переворота было свергнуто прогерманское правительство, и Гитлер решил наказать Югославию с такой жестокостью, чтобы уже ни одна страна не осмелилась предпринять подобную попытку отделиться от Третьего Рейха. Столица страны Белград была разрушена массированными бомбардировками с воздуха. Германская армия подавила восстание. Страна была разделена; части ее отошли Болгарии, Албании, Венгрии, Италии. Большая часть стала отдельным марионеточным государством, называющимся Хорватия.

Сатана прав ил бал. Новое правительство Хорватии проводило политику расового и религиозного очищения такими жестокими методами, что даже бывалые офицеры SS были в шоке. Группа хорватов-фанатиков, называвшая себя “усташи”, превратилась в инструмент чистки. Они охотились за сербами, евреями и цыганами. Жертвы топили в прудах, ставили на карачки и отпиливали им головы; просовывали в горло острые деревянные колья и, вкручивая, вгоняли все глубже, пока не протыкали прямую кишку; потрошили, жгли, дробили молотком кости, заводили в горы и сбрасывали в ущелье, а потом закидывали гранатами. Те же, кого не убивали сразу, были обречены на агонию концлагерей, они медленно умирали от голода, дизентерии и холода. Те, кого просто расстреливали, были счастливчиками.

Родившийся и выросший в Югославии Крунослав Павелик поддерживал усташей и их нацистских хозяев. Им руководили как практические интересы – быть на стороне победителя, – так и идеологические – он твердо верил, что работает для Господа. Не говоря о расовой проблеме, он приветствовал уничтожение всех религий, кроме римского католицизма. Он считал, что евреи и цыгане – язычники, а сербы, которые в основном являются прихожанами греко-католической церкви, должны быть уничтожены за свой отход от истинной веры. Павелик не только поддерживал усташей, но сотрудничал с ними.

Официальные представители церкви не знали о личной святой войне Павелика. Но узкому кругу было известно о массовых убийствах греко-католиков в Хорватии и еще более массовом уничтожении нацистами евреев. За некоторым исключением, представители церкви ничего не делали, чтобы остановить эту бойню. Они объясняли это тем, что церковь, чтобы сохранить себя, должна остаться нейтральной. Если Гитлер победит в войне и посчитает церковь врагом, он уничтожит ее, как Югославию: “Молись и жди” – таким был девиз церкви. “Сделать все, чтобы выжить в эти страшные времена”.

После поражения Гитлера в 1945-м одним из способов компенсации за свою пассивность церковь сделала оказание помощи беженцам через Красный Крест. К этому времени отец Павелик был переведен из Хорватии в Рим, где он договорился о своем участии в программе Красного Креста по помощи беженцам. Через свои контакты он передал усташам, что может помочь бывшим соратникам избежать наказания за то, что союзники называли военными преступлениями.

Он мог сделать это за определенную мзду, чтобы помочь церкви. Сумма равнялась двум тысячам долларов с человека. Только высокопоставленные нацисты могли иметь столько награбленных денег. Поэтому, естественно, клиенты отца Павелика были среди тех военных преступников, на которых велась серьезная охота: некоторые из них несли прямую ответственность за организацию и проведение акций массового истребления евреев. Через Красный Крест отец Павелик снабдил их новыми паспортами и организовал безопасный проезд в Южную Америку, Мексику, США, Канаду, на Средний Восток. Иногда он маскировал клиентов под священников и отправлял их в монастыри, потом выжидал, пока охотники потеряют след, и, используя ватиканские паспорта, содействовал их бегству.

Но если его клиенты думали, что, обретя безопасность, больше никогда о нем не услышат, то очень скоро были удивлены, узнав, что Павелик продолжал следить за ними. Он знал, где они обосновались, как зарабатывали на жизнь, и каждый год требовал с них определенную сумму за свое молчание. Он знал, что рискует. Если ры клиенты отказались платить и он бы выдал их, тем самым он выдал бы и свое участие в их бегстве. Но до этого никогда не доходило: клиенты слишком боялись возмездия за свои преступления, чтобы отказаться выполнять его требования. Кроме того, был риск, что они попытаются убить его. Чтобы защитить себя, он убедил их в том, что документы спрятаны в надежном месте и, если его убьют, его верный помощник получит инструкцию, где сказано, как найти документы, и приказ передать их властям.

Клиенты уступили. Сначала их годовая выплата равнялась двум тысячам долларов. Но когда они начали богатеть, стали возрастать и аппетиты отца Павелика. В общей сложности получались миллионы. Деньги предназначались не только для него. Каждый цент отдавался церкви на поддержку веры. Благодаря силе, которую ему давали деньги, и таланту бюрократических интриг Павелик смог обрести сторонников в Ватикане. Другие члены курии, которым стало известно о его деятельности во время войны, поняли, что они также должны поддерживать его, так как он угрожал, что в случае, если не получит повышения, поставит церковь в затруднительное положение, связав ее со своей помощью нацистским военным преступникам. Здесь Павелик тоже рисковал. Он был настолько верен церкви, что никогда бы не допустил скандала вокруг нее, но его враги не знали об этом и вместе со, сторонниками содействовали его повышению. К тридцати пяти годам он стал кардиналом и младшим членом кардинальской коллегии. Через пять лет – старшим членом и одним из тех, кто отвечал за финансы церкви.

Все это Сол, Дрю и Арлен узнали от отца Дуссэлта. Объяснения священника были бессвязными. Они сами пытались прояснить картину. Покончив с вопросами, касавшимися личности Павелика, они занялись Дуссэлтом и узнали, что он, будучи членом Братства в качестве помощника кардинала Павелика, был переведен в Ватикан, и вскоре у него появились подозрения об источниках фондов кардинала. Пользуясь возможностями Братства, Дуссэлт открыл секрет кардинала. Возмущенный участием кардинала в истреблении евреев и тем, как он манипулировал церковью, отец Дуссэлт решил положить конец этой несправедливости.

27

Сол наклонился ближе к Дуссэлту. Дрю и Арлен узнали почти все, что им было надо. Теперь наступила его очередь. Где Эрика и ее отец? То, что сказал священник о нацистах и евреях, убедило Сола в том, что он близок к раскрытию этой тайны.

– Что вы сделали с тем, что узнали? Как вы искали справедливости?

– Рассказал евреям.

– Каким? Кому вы сказали?

– Моссаду.

– Кому в Моссаде?

– Эфраиму Авидану.

Сол оцепенел. Дрю и Арлен удивленно посмотрели на него. Конечно, подумал Сол, они не знают о домике в Альпах, где мы были с Эрикой. Они не знают о дневнике.

– Почему вы выбрали его? – спросил Сол.

– Он был в лагере… Нужен был человек, который будет действовать.

Сол понял. В последние годы в Израиле все меньше усилий тратили на поиски военных преступников, давая понять всему миру, что они выше своих врагов и не используют их методы. Политика заменила месть законом. Но отец Дуссэлт был нетерпелив. Благодаря источникам Братства, он нашел оперативника Моссада, который ненавидел нацистов за то, что они преследовали его семью, его самого и его народ, который мог решиться на открытую борьбу.

– Но кардинал Павелик узнал о том, что вы сделали? – спросила Арлен.

– Угрожал мне. Пришлось застрелить. Тело Павелика было сожжено, как и тела многих его жертв, – благоразумный и достойный способ уничтожения останков кардинала.

– Это вы убили отца Виктора? – спросил Дрю. Сол попытался было выяснить, кто это такой, но Дрю жестом остановил его.

– Да.

– Потому что он подозревал вас в убийстве кардинала?

– Нет.

– Тогда почему вы его убили? – спросил Дрю.

– Он узнал о том, что я хочу разрушить Братство.

Открылась еще одна сторона. Священник не принимал воинственную философию ордена, к которому принадлежал, он был убежден, что Господу нужны служители, радеющие за мир, а не воины.

Он чувствовал, что обязан очистить церковь от коррупции Павелика и вырезать раковую опухоль – Братство – из ее тела, для чего он, когда имел такую возможность, всегда срывал операции ордена. Отец Виктор, следователь Братства, стал слишком подозрителен, и его пришлось застрелить во время ночной встречи в садах Ватикана. Пистолет был с глушителем, и тем не менее выстрел услышал патруль и поднял тревогу. Отцу Дуссэлту пришлось бежать, прежде чем он смог избавиться от тела. Это объясняло, почему при встрече с Дрю он отдал предпочтение ножу.

Сол терял терпение. Священник уходил от того, что ему хотелось узнать.

– Вам знакомо имя Йозеф Берн штейн?

– Нет.

– Моя жена следила за вами в саду. Кто-нибудь был там с вами, вас кто-нибудь прикрывал? Вы знаете, почему она исчезла?

– Нет.

Сол потер виски и посмотрел на часы.

– До возвращения Галлахера осталось только двадцать минут, – сказал он Арлен и Дрю. – Этого недостаточно. Как мне узнать… Резко зазвонил телефон. Сол удивленно вздрогнул:

– Если это Галлахер…

– Возможно, он позвонил в свой номер, – предположила Арлен, – никто не подошел, и он решил позвонить сюда.

– Может быть, – сказал Сол. – Но я не думаю, что Галлахер стал бы пользоваться телефоном. Он бы поднялся сам. Кроме того, еще не кончилось мое время. Он обещал мне полных два часа.

– Может, у него появились какие-нибудь опасения, и он передумал, – сказал Дрю.

Телефон продолжал звонить.

– Может, это не Галлахер, – размышлял вслух Сол. – А может, это…

Он не назвал имени, но, когда подбежал к телефону, он думал только об Эрике.

– Алло.

– Сол Грисман? – говорил мужчина. Голос был тонкий, с металлическими нотками, будто о брусок затачивали нож.

– Да.

– Вы, наверное, очень расстроены по поводу своей жены. Не удивляйтесь. Она у нас.

– У нас? Кто, черт… – Дрю и Арлен встали.

– Вы, конечно же, не думаете, что мы назовем свои имена, – сказал мужчина. – Все, что вам надо знать, это то, что она у нас и она в безопасности.

– Как я могу верить? Дайте мне переговорить с ней, – потребовал Сол.

– К сожалению, это невозможно. В данный момент ее со мной нет, и даже если бы и была, она под действием успокоительного. Но вы можете увидеть ее.

– Как?

– На самом деле, – сказал мужчина, – вы можете получить ее, если пойдете на определенные условия. Мы хотим организовать обмен. Ваша жена – на священника. Священник, я надеюсь, у вас. В противном случае эта беседа не имеет смысла.

– Да, священник у меня.

– Мы бы хотели быть в этом уверены. Не стоит основывать нашу сделку на обмане. Если вы не честны, это может очень плохо отразить на вашей жене.

– Я же сказал, он у меня!

– В шесть часов вечера приведите его в Колизей. За час до закатав руины будут еще полны народа. Смешайтесь с туристами. Посадите священника в центре северной террасы. Я узнаю его с помощью бинокля с противоположной стороны. Сделайте так, чтобы он был мобилен – в разумных пределах, разумеется. Он должен идти сам, но нежелательно, чтобы он был в состоянии поставить меня в трудное положение. Когда я буду уверен в том, что вы привели священника, на южной террасе, напротив вас, я посажу вашу жену. Прихватите бинокль, чтобы убедиться, что она в удовлетворительном состоянии. Когда каждый из нас увидит то, что хочет; рядом с вашей женой один турист поставит синюю дорожную сумку и уйдет. Это сигнал к началу обмена. Вы пойдете к жене по правой стороне арены. Я пойду по кругу слева. Таким образом, мы избежим неприятного столкновения. Перед тем как уйти из Колизея с женой, подождите пять минут. Я не хотел бы в спешке выводить оттуда священника.

Сол так крепко сжимал трубку в руке, что ему казалось, она вот-вот треснет.

– Договорились, в шесть часов.

– Есть еще одно условие. Сол покрылся испариной.

– Допрашивая вашу жену, – сказал мужчина, – я узнал, что раньше она была оперативником Моссада. Они участвуют в вашем деле? Что бы вы ни говорили, я должен быть уверен. Это крайне необходимо, от этого зависит жизнь вашей жены – при обмене с вами никого не должно быть. Это касается и мужчины с женщиной, одетых как священник и монахиня, которые были в садах Ватикана прошлой ночью. Мы знаем, как они выглядят. Если мы увидим их, если мы заметим хотя бы намек на слежку, любую попытку вмешаться – ваша жена умрет. Даже после ухода со священником, если я почувствую, что за мной следят, я смогу организовать смерть вашей жене.

Сол подумал о снайпере в Колизее, который по рации поддерживает связь с этим человеком. Но он не был готов к тактике, которую описал мужчина.

– Под пиджак вашей жены я спрячу взрывчатку. Бомба имеет радио-детонатор, спусковой электронный крючок будет у меня в кармане. Пока я буду находиться в радиусе одной мили от нее, вы не сможете снять с нее бомбу. Она будет в металлическом ремне, который устроен так, что любая попытка снять его – с помощью плоскогубцев, например, – разорвет вашу жену на части. Детонатор дезактивизируется, только когда я буду на расстоянии больше мили, и тогда ремень можно будет снять без риска для жизни.

У Сола мурашки пробежали по коже.

– Кажется, вы все предусмотрели.

– Поэтому я до сих пор жив. В шесть часов. Не старайся быть умнее. Просто делай, что тебе сказали. – Раздались гудки, мужчина положил трубку.

Сол пытался унять дрожь в голосе, пересказывая разговор Дрю и Арлен.

Дрю молча оценивал информацию. Наконец он заговорил:

– Сейчас двадцать минут первого. У нас есть только пять минут на то, чтобы до появления Галлахера отнести священника к нему в номер. Потом вы еще можете какое-то время допрашивать его. Но если необходимо, чтобы он сам шел из Колизея, лучше перестать давать ему амитал натрия.

– Это при условии, что Галлахер согласится отдать священника.

– Ты думаешь, он может не согласиться? – удивленно спросила Арлен.

– Галлахер хочет узнать о Братстве как можно больше. Ему не очень понравится моя сделка. Предположим, он решит послать в Колизей команду наблюдения. Предположим, он решит, что угроза взорвать Эрику – ложь, и, следовательно, он может после обмена забрать священника обратно. Я не могу позволить, чтобы жизнь Эрики зависела от чьих-нибудь уловок. И еще – предполагалось, что я не буду забирать священника из номера. Как я объясню Галлахеру этот телефонный звонок? Мне придется сказать ему, что я привел его сюда, чтобы вы помогли допросить его. Он узнает о вас.

Дрю посмотрел на Арлен. Она кивнула.

– Скажи Галлахеру, – произнес Дрю. – Твоя жена важнее. Сол почувствовал, как теплая волна разливается по телу. Его голос срывался от избытка чувств:

– Я знаю, как много это для вас значит, и ценю ваш жест. Правда. Мне не высказать этого.

– Это не просто жест, – произнес Дрю.

– Но даже если я расскажу о вас Галлахеру, это не решит проблему. Я не могу рассчитывать на него в этой сделке. Я не хочу, чтобы в Колизее были его люди, я могу гарантировать, что их там не будет, только если…

– Если не скажешь ему? – спросил Дрю.

– Мы украдем священника. – Дрю мгновенно приступил к делу – так, будто они с Солом многий годы были партнерами.

– Арлен, проверь коридор. Убедись, что там нет Галлахера. Мы с Солом спустим священника по пожарной лестнице. Возьми машину. Жди нас на улице.

– Но вас увидят, когда вы будете выводить его из отеля!

– Мы изобразим, что ему срочно нужна помощь. Уйдем так быстро, что никто не успеет спросить нас, в чем дело.