Текст книги "Череп колдуна"

Автор книги: Дэвид Мэйсон (Мейсон)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

Оуэн повернул и медленно пошел прочь. Он направился в ту сторону, где по его расчету должны были быть городские ворота. И опять отовсюду навстречу ему бежали люди, и большинство их стремилось к морю: некоторых невидимые убийцы не поражали, но все же чаще люди падали. Оуэн понял, что по неизвестной ему причине трогать его вриколам было запрещено.

И вдруг на темной улице он увидел знакомое мохнатое существо, в панике мчавшееся без всадника, с развевающимися поводьями. С коротким криком Оуэн схватил юлла под уздцы и заставил остановиться. Животное тяжело дышало и скалило зубы.

– Ну-ну, дружище, – Оуэн крепко держал юлла, – а где... – Он рассмотрел животное в метавшихся кругом красноватых отсветах огня. Дьявольски трудно различать этих мохнатых чертовых детей, но этот... был явно не из тех трех, на которых они приехали в город. Во всяком случае, на нем было чужое седло: с узорами и притороченной связкой стрел.

Всадники на юлла в городе? Оуэн задумчиво почесал бороду. Что же это?

А за углом уже показались гигантские ворота и толпа беженцев... и всадники на юлла! Он видел, как они цепью мчались по бульвару, примкнув к беспорядочным кучкам бегущих горожан, а за ними... неслось что-то невероятное.

Оно было похоже на громадную железную гусеницу, безглазую и громко клацавшую по мостовой. Гусеница, высоко выгибая спину, с бешеной скоростью скакала за убегавшими. А с другой стороны уже шагало дюжины две стражников, чтобы перекрыть путь к воротам.

Четверо всадников повернули и с проворством, которого Оуэн и не подозревал у юлла, врезались в шеренгу стражи. Подлетая к стражникам, всадники низко пригибались. Зазвенели короткие луки, полетели стрелы, и стражники начали падать, хотя некоторые так и остались стоять.

Остальные всадники опустили копья и атаковали железную гусеницу. Один из них, промчавшись мимо нее, метнул копье, но гусеница подняла свою ужасную голову и поразила его. Юлла завизжал и упал в конвульсиях на мостовую, всадник был сметен на камни. В ту же секунду ударил второй копьеносец, и его копье проникло глубоко в тело чудовища. Но страшная голова взметнулась снова, и опять удар ее был смертоносным.

– Ну что ж, – вслух сказал Оуэн, – похоже, эти ребята сейчас больше всех нуждаются в помощи. – Он бросился вперед, размахивая топором, мимо потрясенного всадника, который резко остановил юлла, когда Оуэн проскочил прямо под его копьем. Топор глубоко вонзился в тело страшилища, рядом с его ужасной головой, и взметнулся снова, когда Оуэн отпрыгнул, спасаясь от смертельного укуса. Еще удар – на этот раз огромные челюсти клацнули в нескольких дюймах от его руки. Но второй удар поразил зверя. Чудовище попятилось, жутко вереща, и укусило само себя. Потом оно, извиваясь, покатилось, забилось о камни мостовой, скорчилось и замерло.

– Ах-хай! – Один из всадников одобрительно закричал и поднял копье, салютуя Оуэну. Остальные сделали круг и вновь атаковали ряды стражников, сметая их копьями и стрелами.

И тогда беженцы кинулись к воротам, по пути перебираясь через трупы, в изобилии лежавшие повсюду, и Оуэн, чуть задыхаясь, двинулся за ними. Всадники полукругом поехали следом. Один из них догнал Оуэна.

– Ха! – произнес он, с улыбкой наклонившись с седла. – Ты... мы искать тебя. Твой... друзья. Там, за город. Скорей иди, где мы. Этот плохой место.

– Этот очень плохой место, – подтвердил Оуэн. – Значит, за городом? Уж наверняка Кайтай отыскал безопасное местечко. – И он пошел к воротам, с интересом глядя на лежавшие вокруг тела стражников – людей, которым в этом странном городе пришлось умереть дважды.

По дороге его иногда обгоняли отставшие всадники на юлла, некоторые везли на седлах раненых: было видно, что они выдержали тяжелый бой. За городом черный дым начал понемногу рассеиваться. Вриколы успели собрать свою жатву и здесь: по обочинам дороги лежали мертвые тела, – но все-таки Оуэн уже не слышал за собой того леденящего кровь шепота, который преследовал его всю эту ночь. Вдруг он увидел, что дорога впереди перекрыта сложенными в груду бревнами и ветвями деревьев, а рядом привязаны юлла. За этим незатейливым укреплением горели костры. Оглянувшись вокруг, он увидел, что костры зажжены и вдоль всей городской стены. Отсветы пламени плясали на мозаике, и от этого казалось, что громадные фигуры на стенах начинают шевелиться.

Судя по всему, за укреплением находился большой военный лагерь. В нем уже было несколько сотен людей с гор, пеших и на юлла, и продолжали прибывать новые. Беженцы из города смешались с едва волочившими ноги рабами из деревень и возбужденно шумели: ужас их соединялся с бурной радостью.

Наконец чуть выше на холме Оуэн отыскал палатки горного народа. Они были сделаны из кожи и украшены витиеватой, непонятной росписью: там были и тотемные знаки, и щиты с цветными изображениями, и группа людей, похожих на церемонных вождей племен или маленьких князьков. Была там и простая коричневая палатка, возле которой стоял старец в одежде из грубой темно-синей ткани.

Они ждали его внутри, под мигающим масляным светильником. Кайтай, и Зельза – глаза Оуэна обрадованно блеснули, когда он увидел ее, – и Хургин, который стоял, не проронив ни слова, сумрачно глядя из-под густых бровей. И Саймон, который, сложив руки, сидел на единственном в палатке стуле и встретил Оуэна холодной улыбкой.

Оуэн встал у входа и тяжело бросил на землю топор. Затем снова обвел их всех глазами.

– Зельза, – тихо сказал он и улыбнулся: они поняли друг друга без слов.

– Кайтай... тебя никакая смерть не возьмет, дружок мой, – продолжал он. – И ученик здесь. Привет тебе, Саймон. И вам я рад, магистр Хургин.

– Если бы я знал, что ты везешь, рыжебородый, твои кости белели бы сейчас в горах, – заговорил Хургин ледяным тоном. – Ты хоть представляешь, что ты сделал?

– Думаю, что да, – спокойно ответил Оуэн, – но у меня не было выбора.

– Нет смысла проклинать его сейчас, любезный Хургин, – сдержанно заметил Саймон. – Он прав. Такие вещи предписывает судьба. Никто не в силах ничего изменить, когда приходит час. В конце концов, то, что он сделал, поможет и тебе, Часовой, приблизиться к желанному концу. По крайней мере, ваши посты уже не нужны.

– Этот конец может теперь наступить и для всей земли, – ответил Хургин. – Твое колдовство пока что противодействует его черной магии и сдерживает его дьявольскую силу, не давая ей вырваться за пределы города. Но сколько мы еще так продержимся? Не отыщется ли у него что-нибудь посильнее?

– О, несомненно, и очень скоро, – хладнокровно отвечал Саймон. – Мой могущественный учитель может поднять на нас такие силы, которые сметут всех, как мышей сметает метла хозяйки. Но не сейчас... не сейчас. А пока я установил невидимую преграду вокруг стен города. Так что твои всадники и народ моря, с той стороны, могут спокойно увести отсюда все человеческие стада, которыми они кормятся. Сколько могут выдержать вриколы без пищи? День-два... а в городе живых людей уже не осталось. Те дураки, что не ушли оттуда, уже пали жертвой жадности или испуга своих господ. Перепуганные божества! Многое бы я отдал, чтобы посмотреть на них сейчас! – Смех его эхом раскатился по палатке.

– Если даже все вриколы, которые служат ему сегодня, завтра умрут, безрадостно сказал Хургин, – он одолеет нас и один. К тому же вряд ли он останется один. Не забывай, у него есть ключи от многих миров.

– Мне это известно лучше, чем кому-либо, – Саймон кивнул, по-прежнему невозмутимо, – но я все же знаю, как погубить его. Я уничтожу его с помощью того рыжебородого, которого ты проклинаешь. – Он встал и потянулся. – Ну а сейчас надо отдохнуть. Приведи сюда свои древние машины, магистр Хургин, и скажи повелителям морского народа, чтобы были поближе к гавани и следили за моими огнями: нельзя позволить ни одной из этих теней выскользнуть из города. Завтра в своем знаменитом саду они будут убивать друг друга и познают вечные муки. Они будут биться о мои магические огни, как мотыльки о стекло, и один за одним умирать от голода.

19

Красные лучи утреннего солнца, смешиваясь с черными лентами дыма, расчертили небо яркими полосами. Лагеря осаждающих были рассыпаны по полям вдоль всей огромной стены города. Ночью пришли воины из народов, живших за сотню дней пути: эти кочевники каким-то чудом узнали, что день, которого они ждали, близок, и снялись со своих мест задолго до начала сражения. Люди из множества горных племен все подходили и подходили, верхом и пешком. Часть всадников была призвана старцами из Братства, но большинство пришло по велению собственного сердца.

Явились и одетые в серое рабы из вымирающих деревень, впервые за сотни лет полумертвого существования поднявшись в каком-то подобии жизни. Они больше всех ненавидели своих хозяев-призраков, так долго правивших ими.

Гигантские ворота города были все еще закрыты, но вдоль стен уже не было никаких признаков движения или борьбы. Всадники охраняли подходы к городу, но никто больше не пытался прорваться туда, и никто не бежал оттуда.

Оуэн и Зельза стояли на границе главного лагеря. Они смотрели на море, наблюдая за далекими всплесками воды, которые указывали на то, что там дежурили морские всадники.

– Я, должно быть, крепко наступил на мозоль какому-то божеству в одной из прошлых жизней, – нахмурившись, сказал Оуэн. – Пройти полсвета в поисках женщины-призрака, в то время как такая красотка ходила за мной по пятам...

– Мне дорог твой комплимент, рыжебородый, тем более что я так мало слышала их от тебя, – радостно отозвалась Зельза.

– Сейчас я должен пойти и убить этого дьявола. Честно говоря, я не питаю особого желания, однако придется, раз уж вся эта бесовщина началась отчасти по моей вине. – Оуэн передернул плечами. – Как мне все это осточертело. Мы с тобой, красавица моя... возьмем золото, что я оставил в Мазайне, купим лошадей и хорошую повозку и поедем в богатые земли, где-нибудь на востоке. О пропитании волноваться нечего: будем торговать понемногу, а где надо, и приворуем, верно? Как ты думаешь, могу я сделаться цыганским королем на восточных дорогах?

Зельза рассмеялась, но в голосе ее зазвенела дрожь:

– Я припомню тебе эти слова, когда ты вернешься оттуда.

– Если я вернусь оттуда. – Оуэн обернулся к городской стене. Волшебник Саймон мне кое-что рассказал. Он говорит, что ни сам Мирдин, ни вриколы не посмеют убить меня: им это запрещает какой-то закон чародеев. Однако он сказал, что сейчас по городу рыщут такие существа, которые не признают никаких законов, кроме убийства. Это что-то наподобие тех мертвых стражников, но гораздо страшнее: больше похожи на чудовищ, что гонялись за людьми вчера ночью.

– Хургин говорил о таких, – тихо сказала Зельза. – Он рассказывал, что в давние времена, когда велись великие войны, и маги города, и восставшие использовали такие создания друг против друга.

– Все они прокляты богом, – проворчал Оуэн. – Чем им не нравится чистая сталь, меч и секира, или почему не пустить в дело лук со стрелами? Кто заставляет их применять грязные средства? Не удивительно, что боги отвернулись от них и оставили править дьяволов.

– Уже пора, – сказала Зельза. – Морские всадники будут ждать тебя у берега. Им известен потайной ход, и ты сразу попадешь в пещеры под городом.

– Я знаю, – ответил Оуэн. – Мне придется отыскать нашего приятеля, который сидел в ящике, и разбить его зеленую колонну, а если выживу, то разнести в куски и его проклятый череп. Саймон говорил, что при этом ему наступит конец. Ну, и мне, наверное, тоже.

Зельза молча кусала губы.

Морские всадники ждали его на берегу, в одной лиге от города. Пять рослых жителей моря стояли по пояс в воде, а существа, на которых они приехали, покачивались на волнах чуть дальше от берега. Подойдя ближе, Оуэн задумчиво оглядел всю компанию, предвкушая мало удовольствия от этого путешествия.

[Рис.5]

Оказалось, они только издали похожи на людей. Их кожа была блекло-синей, а высокий открытый лоб был скошен назад так круто, как не бывает у человека. Острые лица обрамляла странная кожаная складка. Они холодно оглядели Оуэна круглыми немигающими глазами и знаками перепончатых рук попросили следовать за ними. Он вошел в воду, а Зельза стояла на берегу и смотрела ему вслед.

Оказалось, что морские всадники ездят на оседланных и с уздой дельфинах. Оуэн скоро понял, что ездить на них весьма нелегко. Эти мощные морские животные выскакивали из воды и, описав дугу, падали снова, головой вниз, так что Оуэну приходилось держаться изо всех сил, чтобы не соскользнуть зверю на нос. Ехавшие за ним морские жители, видя его страдания, не сдерживали улыбок, но так и не издали ни звука.

Они сделали широкий круг и теперь приближались к городской гавани. Сквозь поднимаемые дельфином брызги Оуэну все же удалось кое-что разглядеть со стороны моря: длинные пустые причалы и что-то, напоминавшее огромный корабль, полузатонувший и заржавевший. Все было неподвижно, не считая черного дыма, все еще клубившегося по пустым улицам.

Один из всадников подъехал к Оуэну и стал жестикулировать, закрывая рукой свой приплюснутый нос и указывая на Оуэна. Оуэн все понял. Он глубоко вдохнул, зажал ладонью нос и рот, и в то же мгновение его дельфин нырнул в толщу зеленой воды.

Вокруг, над черневшей внизу бездной, Оуэн видел размытые очертания каких-то башен, арки, образованные переплетениями водорослей, и яркие вспышки бледно-сиреневых огней, которые, должно быть, служили для освещения в городах морского народа. Дельфин опустился глубже, и легкие Оуэна едва не разорвались.

Они проскочили какой-то тоннель и вылетели наверх, в зеленый бассейн, освещенный слепяще-ярким сиреневатым светом. Оуэн, задыхаясь, стал жадно хватать ртом воздух.

Сопровождавшие его всадники вынырнули рядом с ним и помогли ему выбраться на скользкую мокрую платформу: они улыбались и молча одобрительно кивали друг другу. Выжимая из бороды воду, Оуэн огляделся вокруг.

От бассейна во все стороны вели узкие коридоры, освещавшиеся бледно-сиреневыми огнями. Вокруг собралось много морского народа, и один из них, с медным ожерельем на шее, улыбаясь, приблизился к Оуэну. В руке он держал большую гладкую пластинку и какой-то предмет наподобие мелка. Приподняв доску, он начал быстро чертить фигурки, пользуясь безошибочным языком рисунков.

Вглядываясь в его письмо, Оуэн понял, что все эти существа вообще не могут говорить.

Было ясно, что их мало волнуют проблемы земных людей. Но смысл сообщения Оуэн понял сразу. Он должен был проникнуть в подземный ход, который приведет его в сад вриколов, крепко закрыть за собой ворота, чтобы не выпустить кого-нибудь из его призрачных обитателей, и, если ему случится возвращаться тем же путем, он обязуется, что с ним в ворота не пройдет ни одна из теней, населяющих сад.

Оуэн кивнул в знак того, что он понял. Мужчина с медным ожерельем поклонился в ответ, и они пошли по освещенным переходам.

Оуэну подумалось, что, может быть, он – первый обитатель суши за долгие века, который видит город морского народа, и, вполне вероятно, последний. Но, быстро следуя за провожатым, Оуэн едва успевал рассмотреть все, что открывалось ему: необыкновенные мастерские, где в кузнице горел холодный огонь, группы синеватых морских жителей, глядевших на него круглыми глазами без век, странные росписи по стенам, содержание которых не поймет ни один земной житель.

И вот в мрачной комнате они увидели медную дверь с непонятными надписями. Здесь изображения на стенах были непохожи на произведения морского народа. На них Оуэн узнал людей с теми же гордыми лицами, которые он хорошо запомнил, – правители города. Их руки лежали на каких-то удивительных сосудах и испускавших лучи устройствах. То там то здесь из-под этих предметов появлялся ребенок. Сначала обычный ребенок... а потом блекло-синий, с кожистой складкой вокруг головы. Смысл изображений был ясен: сотворение морского народа.

И вот наконец древняя медная дверь дождалась, чтобы ее открыли: ее вековая ржавчина отпадала кусками, когда морские жители отодвигали засовы. Потайной ход не использовался уже многие века, но в нем горел все тот же сиреневатый холодный свет.

Оуэн пробрался внутрь, и дверь с лязгом захлопнулась за ним. Безо всякого воодушевления двигался он вперед по узкому извивавшемуся проходу, скользя размокшими ботинками по мягкой слизи на полу.

Проход спирально изогнулся и вывел в другую мрачную комнату, без росписей на мокрых стенах, освещенную всего одним сиреневым огоньком. На одной из стен выделялось огромное медное колесо, с которого свисал обрывок толстой цепи. Рядом виднелась труба, круглая и такая широкая, что в ней спокойно мог поместиться человек. Тут же была и еще одна дверь, которая вела дальше, в глубь потайного хода.

Здесь Оуэн задержался, чтобы обследовать громадное колесо. Прислонившись к краю трубы, он прислушался. Оттуда шел глухой мягкий гул ровное биение моря.

Он понял, что это шлюз. Если сейчас открыть его, разве море не затопит их подземный сад? Ведь наверняка шлюз установили здесь именно для этого. Но, подумалось ему, вряд ли удастся одолеть Мирдина Велиса столь простым способом. Да и наверняка невозможно было так легко решить ту задачу, которую ему предстояло выполнить.

И он пошел дальше по новому, теперь уже ставшему прямым, тоннелю. Появился знакомый, непрозрачный белесый туман.

20

Народ, собравшийся за стенами города, находился в напряженном ожидании. Под чахлыми низкорослыми деревцами ждали и их вожди: Хургин, с блуждающим взглядом и сжатыми губами, и Саймон, спокойный и хладнокровный.

– Если понадобится, мы пробьемся и войдем туда, – сказал Хургин и поглядел на дорогу, ведущую на восток.

Оттуда медленно двигалось что-то громадное, устрашающее. Это была древняя военная машина, простоявшая без дела сотни лет и теперь приведенная в действие людьми Хургина по его приказу. За ней шла другая, а за той – еще и еще.

– К чему прорываться? – спросил Саймон. – Он дойдет, если поставит это себе целью. Возможно, нам придется поддержать его, чуть позже. Кто знает?

– Ты слышишь? Под землей... шум?

Саймон кивнул:

– Вопли. – Он зло засмеялся. – Да, да, они проголодались! – Он посмотрел на Хургина: – Магистр Хургин, как вы думаете, я стар или молод?

– Ты стар, как и я, – отвечал тот.

– Ого, – усмехнулся Саймон. – Я недооценивал вас из-за вашей мягкости в подходах к лечению людей и их защите. А вы посвящены больше, чем я думал. Значит – ваш ровесник? Но почему?

– Ты служил у своего учителя с дней своей молодости, – сказал Хургин. – Я тоже был юношей, когда он покинул наше царство. Отчего же ты так ненавидишь его, ведь вы с ним во многом очень похожи?

– Я хочу быть таким же могущественным, как он, – отвечал Саймон. Вдвоем нам не ужиться. Только в отношении питания я не столь требователен. Он уже очень давно питается человеческими жизнями... а мне нужна такая же пища, как и вам. Вот и вся разница.

– Нет, – возразил Хургин. – Я чувствую твою ненависть. А ведь тебе наверняка известно, что мудрый не должен ненавидеть или быть пленником ненависти. И ты все-таки позволил этому зерну прорасти в тайных глубинах сердца. Все это время, что ты служил ему... ты прятал свою ненависть. Это тоже своего рода чародейство.

Саймон улыбнулся:

– Это было мастерское чародейство. Ведь стоило ему уловить легчайший намек на то, что ты сейчас заметил без труда... ах, сегодня я выражаю это открыто. Да, я ненавижу. И хоть моя ненависть велика, я позволил другому увидеть его последний час. Я – почти святой, как и ты, не правда ли?

Хургин пристально взглянул на него из-под бровей:

– Можно нескромный вопрос? Черты твоего лица мне кажутся знакомыми с очень давних времен. Тебе ничего не говорит имя Ринель?..

Саймон широко улыбнулся:

– Верно! Ты угадал, во мне течет ее кровь. Теперь я – последний в роде. Больше никого в живых не осталось. Ведь ты знаешь, такие люди, как я, обычно не заводят ни семьи, ни детей. Там, впереди, – мой город и мой народ.

– Теперь я все понял, – сказал Хургин и замолчал.

Через некоторое время Саймон снова заговорил, как бы про себя, по-прежнему не сводя глаз со стены города.

– Я всегда был умен. Даже в юности. Я выследил его, нашел способ остаться у него в доме, как раз в те времена, когда он погружался в самые глубины колдовского искусства... и выучился всему, что знал он сам. Я очень долго... так долго шел за ним... и вот сейчас – близок к цели.

Где-то возле запертых ворот города вдруг послышались крики. Саймон посмотрел в ту сторону:

– Ну вот, мой бывший учитель сделал свой первый ход. Идемте, сторонник мирных решений, пора вступить в дело и нам.

Ворота распахнулись, и из них вышли колонны воинов в плащах, с белыми перьями на шлемах. Они обнажили мечи и двинулись вперед, быстро выстраиваясь в боевом порядке. Их становилось все больше; незрячие глаза смотрели прямо, а бледные лица были обращены в сторону осаждающих. Они выстраивались до тех пор, пока их не набралось огромное количество. Шеренги стояли недвижно и чего-то ждали. Всадники на конях и на юлла с криками атаковали их ряды: полетели копья, но мечи поднимались и опускались с механической точностью, и люди падали замертво, упало и несколько стражников. Нападавшие отступили, и воины тут же сомкнулись вновь.

Пробовали стрелять из луков, но это оказалось не очень эффективно. Стражники так и оставались стоять, не обращая внимания на торчавшие в их телах стрелы, будто не ощущая их... ведь они уже были не способны что-либо чувствовать.

Кайтай, который уже подружился с горными всадниками, стоял теперь среди них. Они удерживали животных на месте и ждали. За его спиной была Зельза: переодетая воином, она держала оружие. Она была готова переодеться кем угодно, лишь бы ей не запретили участвовать в битве.

– Эти создания не так-то легко уничтожить. – Кайтай закусил губу. Интересно... постойте, друзья. Я вижу нашего волшебника там, на холме. Прежде чем вступить в игру чародеев, я должен быть допущен в нее. – Он пришпорил своего маленького скакуна и помчался туда, где молча стоял Саймон.

– Господин мой волшебник, позвольте ничтожному заклинателю попробовать свое колдовство, – крикнул он, и Саймон поднял на него глаза.

– Будь осторожен, желтолицый, – ответил он, – я не буду спасать тебя, если твои заклинания подействуют неверно.

– Я не стану просить помощи, – улыбнулся Кайтай. – Вы даете мне разрешение?

Саймон кивнул, и Кайтай развернул юлла и понесся прямо к стоявшим у ворот мертвым стражникам.

Он натянул поводья почти у самых рядов, в одном шаге от направленных на него мечей. Мертвые глаза воинов, не меняя выражения, смотрели на него, а он простер руки к небу и начал заклинать. Он долго бормотал, потом наклонился с седла и стал вглядываться во что-то под ногами. Затем опустил руку к земле и запел снова, бесконечно, с завываниями повторяя одну фразу и чертя в воздухе над землей какие-то непонятные знаки.

Наконец под его рукой из земли появилось слабенькое, бледное пламя. Плохо различимое в свете солнца оно вдруг прыгнуло высоко вверх и стало расти, пожирая траву. Кайтай поднял руки к небу и радостно засмеялся.

– Благодарю тебя, небесный медведь, и всех небожителей! – неистово кричал он. – Я вызвал подземный огонь! Я – настоящий чародей, хай-ха!

Пламя у его ног разрасталось и поднималось, сверкая и коптя черным дымом... оно выросло в человеческий рост. Юлла задрожал и попятился, но Кайтай, крепко держа его за узду, заговорил со своим созданием на неведомом языке.

Огонь снова взвился и заплясал, а Кайтай указал на ряды стражников. Тогда, сначала медленно, а потом все уверенней, огонь пополз к ним.

И тут стражники пошли на осаждающих. Они надвигались ряд за рядом, обнажив сверкающие мечи. Готовясь к бою, горные всадники опустили копья, лучники начали прицеливаться.

Но огненное существо опередило всех. Со странным шипением, будто живое, оно скакнуло на плащ высокого стражника, мгновенно оставив от него клочья. И едва оно прикоснулось к мертвецу, он загорелся, но продолжал шагать, как огромная свеча, пока обгорелые кости не посыпались на землю. А существо прыгнуло снова и продолжало свой путь, перескакивая и поражая одного стражника за другим. И ни один не издал ни звука, не повернул назад. Пламя металось между ними и бешено плясало, пока все они не оказались охваченными сплошной стеной огня. Всадники на время отступили: им оставалось только добивать, когда кто-нибудь из стражников выползал из огня, все еще поднимая раскаленный докрасна меч.

Кайтай прыгал от радости, издавая победный рев, а Саймон наблюдал все это со снисходительной улыбкой.

– Прекрасно горят, ведь они были хорошо просушены, – задумчиво сказал он.– Я не знал, какое именно маленькое колдовство приготовил наш желтолицый, но это неплохо.

– Сомнительно, чтобы это помогло нам победить Мирдина, – заметил Хургин, – он сделает новых.

Дым начал рассеиваться, и послышались дикие крики радости, когда стало ясно, что все вооруженные мертвецы сгорели. Огонь стал утихать и вскоре ушел обратно в землю.

И тут огромные ворота распахнулись, и все увидели, что Мирдин приготовил новое оружие, много страшнее первого.

Все пространство высокой арки было занято темной, скользкой, студенистой массой, будто из города поползла бездонная илистая трясина. Из черноты вылезло длинное, как веревка, щупальце и потянулось к осаждавшим. Всадники из передних рядов отступили, предостерегая своих товарищей испуганными криками. Несколько смельчаков остались и пытались атаковать эту вязкую жижу с тем оружием, что у них было. Но она обошла их и, сделав петлю, захватила, смяв и людей, и животных в один шевелящийся ком.

Послышались ужасные крики, и ближайшие всадники хором ахнули, когда студенистое щупальце поволокло свои жертвы. Сжимая кольцо, оно мотало их в воздухе из стороны в сторону. Куски растерзанных тел и брызги крови дождем посыпались на осаждавших.

Затем чудовище превратилось в подобие огромного кулака и ударило в ряды воинов, вколачивая их в землю, будто мух. Лучники, ряд за рядом, отступали, стараясь поразить скользкое щупальце стрелами, но те тонули в черной грязи, как в болоте. Копьеносцы попробовали было атаковать страшилище, но оно растерло их в ничто вместе с лошадьми.

Щупальце слепо шарило вокруг, чем-то напоминая дождевого червя, хлестало из стороны в сторону, уничтожая все, что попадалось ему на пути. Саймон внимательно наблюдал за ним.

– Кажется, пора пустить в дело вашу древнюю механику, любезный Хургин, – наконец сказал он. – Должен признаться, я и сам не знаю, как расправиться с этой штукой.

– Но ее надо уничтожить как можно быстрей, ибо она разобьет твою магическую ограду вдоль стен города и на нас может обрушиться самое худшее, – отвечал Хургин. Он обернулся к одному из братьев в синих капюшонах: Доставьте сюда стенобитные машины, скорей, мы попробуем пустить их на это создание. – И обращаясь к Саймону, добавил: – Если бы знать, из чего она сделана...

– Ну, это просто, – отозвался Саймон, – обычная плоть. Мясо. Скорее всего, останки убитых ночью людей, так как он наверняка должен был их как-то использовать. Он очень искусно слил их в одну безмозглую массу, но в общем она ничем не отличается от той плоти, что у нас с вами на костях, продолжал он, раздумывая над разгадкой этого создания.

Выкатилась первая из машин Хургина – огромная и неуклюжая, на зубчатых колесах, с большим окованным железом клювом и сложной механикой, которая и заставляла ее медленно, но неуклонно двигаться вперед.

– Знаете, любезный Хургин, если мы выживем, – сказал Саймон, – я хотел бы немного узнать от вас, как движутся такие машины. В свое время я недостаточно уделял внимания малым ремеслам.

Хургин махнул рукой, дав сигнал водителям машины, и железный стенобитный баран двинулся в сторону шарившего щупальца. Он врезался в скользкую массу, и огромные зубцы колес стали вгрызаться в ее упругую поверхность, перемалывая щупальце. На несколько мгновений чудовище оказалось прижатым к земле тяжестью машины, но затем оно вырвалось, отчаянно забилось и нанесло страшной силы ответный удар. Машина накренилась и почти сразу же перевернулась, со скрежетом и лязгом.

– Машин больше не надо, по крайней мере сейчас, – приказал Саймон. Существо ранено, но все же не погибло.

Некоторое время скользкая рука лежала неподвижно. Затем она яростно метнулась к машине и стала бить ее снова и снова, пока не превратила в расплющенный кусок металла. Потом начала вытягиваться и дотянулась до того места, где в бронзовом светильнике стоял один из зажженных Саймоном магических синеватых огней.

– Игра складывается неудачно, – заметил Саймон. – Похоже, наше положение становится серьезным.

– Если в городе остались еще вриколы, способные двигаться... – сказал Хургин. – О! Смотрите! Ваше защитное кольцо прорвано! Чудовище перевернуло светильник!

– Если там есть живые вриколы, они сейчас кинутся на нас и начнут убивать, – кивнул Саймон. – Я надеялся продержаться, пока они все не сгинут. Теперь... похоже, можно рассчитывать лишь на рыжебородого, посланного против самого Мирдина.

Вдруг один из всадников вскрикнул и вывалился из седла. За ним другой, и третий. Саймон посмотрел туда из-под руки.

– По крайней мере, один из вриколов жив, – сказал он. – О... И там человек упад. Нет, их больше одного. Хургин, похоже, мы проиграли. Какое несчастье!

21

Сквозь густеющий туман Оуэн продвигался все ближе к цели. Подземный ход расширился, и Оуэна окружал уже не бледно-сиреневый свет, а та белесая жемчужная мгла, которую он не мог забыть с прошлого посещения.

Тоннель кончился. Оуэн открыл маленькую дверь и вышел.

Крутом разливалось белое сияние, без теней, без видимого источника. Но мгла исчезла. Теперь он видел ясно весь сад и все, что в нем было.

Оказалось, что дверь, в которую он прошел, находится в гладкой стене, и теперь он стоял на возвышении, высоко над огромной пещерой. Вниз вела лестница, но сверху Оуэн видел далеко, почти до другой стены подземного сада. Река из его сна, тихая и сверкающая, пролегала по дну пещеры, и резные силуэты каменных деревьев отражались в ее неподвижных водах. А среди деревьев стояли белые дома. Но на этот раз здесь не было никаких голосов. Все будто замерло в тихом сне смерти.

Оуэн почувствовал резкий сладковатый запах, который он хорошо знал: это был запах тления, который разносится над полем битвы в последующие дни после боя. Он поморщился и повернулся, чтобы идти вниз.

Мирдин Велис стоял у схода с лестницы и снизу вверх смотрел на Оуэна.

Он был юн, хладнокровен и спокоен, как всегда. Глаза его бесстрастно скользнули по фигуре Оуэна, а губы растянулись в улыбке.