Текст книги "Война Хонор"

Автор книги: Дэвид Марк Вебер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 66 страниц)

Первые же взрывы изрешетили выставленный манти электронный щит, укрывавший их ЛАКи. В брешь прорвались ракеты второго эшелона. Они взорвались на десять тысяч километров ближе к манти, сделав дыру глубже и шире, а ворвавшийся в нее третий ракетный вал породил последнюю волну взрывов, жара и жесткой радиации, когда до неприятельских ЛАКов оставалось всего две или три тысячи километров.

Суммарный эффект был разрушительный. «Тройная волна» – как окрестил этот приём Клапп – не только облучила и серьезно повредила дистанционные платформы (а многие просто уничтожила), но и, пусть на время, ослепила системы наведения и сенсоры собственно ЛАКов противника. Как и все сенсоры военных кораблей, они были защищены от электромагнитного импульса, но совершенно не были готовы к точно рассчитанному губительному воздействию энергии многомегатонных взрывов, произведенных в столь короткое время и в столь малом объеме пространства. Да и как можно быть к этому готовым… Сенсоры на мгновение словно заглянули в пылающие недра звезды – и на несколько драгоценных секунд оказались ошеломлены и сбиты с толку.

Нескольких секунд хватило, ибо пока манти приходили в себя, «Скимитеры» произвели следующий залп. Выпущенные ракеты не могли похвастаться совершенными системами самонаведения, но они были достаточно эффективны против защитных систем, которые едва даже видели их приближение. Ракеты устремились к целям, безжалостно наводясь на намеченные жертвы, следуя за ними в их отчаянных предсмертных попытках уклониться – это все, что оставалось доступным манти в их полуослепленном состоянии, – а потом сдетонировали на расстоянии всего пять тысяч километров.

На этот раз на них были лазерные боеголовки. Малиновые значки мантикорских «супер-ЛАКов», громивших один хевенитский флот на другим во время триумфального наступления Восьмого Флота ера, начали исчезать с чудовищной быстротой.

– Боже мой, восемьдесят два процента уничтожено! – вскричал коммандер Ламперт, когда на контрольном мониторе появились цифры. – Восемьдесят два процента!

– Пока восемьдесят два, – спокойно поправила его Форейкер.

Ламперт кивнул в знак согласия. «Скимитеры» продолжали атаковать поредевший, изломанный строй противника.

Однако мощные энергетические орудия мантикорских ЛАКов класса «Шрайк» все же сказали свое слово, несмотря на частично выведенные из строя системы прицеливания. Мощные гразеры принялись пожинать свою жатву, с экрана стали исчезать и зеленые значки ЛАКов Республики. Но «Шрайков» осталось не так уж много, а уцелевшие оказались под огнем не столь метких, но чрезвычайно многочисленных вражеских ракет малого радиуса действия. Уклоняясь или используя активные системы обороны, неприятель мог отбиться от четырех, пяти, даже шести ракет, но седьмая, восьмая, или девятая непременно находила цель. Потери «Скимитеров» составили примерно десять процентов, но ЛАКи манти погибли все до единого. Соотношение в потере тоннажа было не столь ошеломляющим, но и здесь Республика получила неоспоримый перевес. В полном восторге капитан Андерс так хлопнул коммандера Клаппа по спине, что тот едва устоял на ногах.

– Учебный бой завершен! – прозвучало по радио, но это объявление утонуло в возбужденных криках людей, работавших в БИЦ «Властелина».

– Это всего лишь симуляция! – напомнил Клапп, старательно перекрикивая поднявшийся шум и радостные вопли Андерса.

– Но самая лучшая симуляция, какую нам удавалось разработать, – ответила Форейкер. – Не говоря уж о том, что при моделировании ситуации мы исходили из самой пессимистической оценки наших сравнительных возможностей. Нет, Митчелл, что ни говори, – она ухмыльнулась почти так же широко, как Андерс, – исход реального боя мы могли только преуменьшить.

– Только первого, – заметил Клапп, махнув в сторону начальника штаба. – Как справедливо указал капитан Андерс, стоит нам применить этот маневр один-два раза, они найдут адекватный ответ. По крайней мере, используют большее рассредоточение и выставят перед собой заслон из нескольких последовательных волн беспилотных платформ, чтобы уничтожить их было труднее.

– До этого они додумаются, – согласилась Шэннон, – да, наверное, не только до этого. Разумеется, при следующих столкновениях наши потери круто пойдут вверх. Но суть оперативной концепции состоит как раз в том, что, не имея возможности сравниться с ними в способности уничтожать с помощью ЛАКов звездные корабли, самое большее, на что мы можем надеяться, – это навязать им борьбу «на измор». Нейтрализовать их способность наносить противокорабельные удары, раз уж наша техническая база не позволяет нам самим обзавестись подобной. Именно это и было сейчас проделано, Митчелл. То, что мы видели, не слишком изысканно и красиво, но обладает куда более важным достоинством: оно работает. – Она покачала головой. – Признаюсь честно, искренне надеюсь, что нам никогда не придется испытать ваше детище в реальных условиях. Но если всё же придется, думаю, результаты будут близки к тому, чего вы добивались.

Глава 21

– Плевать мне на всё, что говорят «эксперты» из разведки! – буркнул Арнольд Джанкола. – Я и без них знаю, что чертовы манти не собираются возвращать нам захваченные звездные системы.

Он откинулся в кресле и обвел сердитым взглядом стол роскошной, обшитой драгоценными панелями частной совещательной комнаты в здании, некогда именовавшемся Залом Народа. Теперь архитектурному комплексу вернули более старое название: Зал Сената. Вообще-то, государственный секретарь находился здесь для того, чтобы обратиться к сенатскому Комитету по иностранным делам. Однако заседание должно было начаться только через полтора часа, и он, прибыв заранее, решил в ожидании потратить несколько минут на неспешную беседу с близкими друзьями.

Один из них, сенатор Самсон МакГвайр (по совместительству председатель сенатского Комитета по иностранным делам и старый приятель Джанколы), с почти видимым усилием подавил вздох, и вместо этого покачал головой.

– Арнольд, ты говорил это и раньше. Не скажу, что ты совсем не прав, но давай взглянем правде в глаза. У манти нет причин для того, чтобы цепляться за большинство из этих систем. Черт, да все они, кроме полудюжины висели дотационной гирей на шее старого режима! Зачем кучке думающих лишь о своей мошне плутократов убыточные владения?

– А почему они их не возвращают? – гневно спросил Джанкола. – Господь свидетель, мы пытаемся договориться с ними невесть сколько времени. Кроме того, по последним отчетам экономика некоторых из этих систем уже начала приходить в порядок. Так разве не лучше, чтобы они участвовали в возрождении нашей общереспубликанской экономики? Не сомневаюсь, живущие там люди предпочли бы работать на наше государство, вместо того, чтобы всего лишь отрабатывать зарплату на принадлежащих манти предприятиях и концессиях. Но их экономики уже начинают приносить доход – по крайней мере, для самих манти, если не для народа, у которого манти их украли. А если манти превратят оккупированные системы в источник прибыли, то что останется от твоего аргумента?

– И не забудьте о соображениях военного характера! – вставил сенатор Джейсон Джанкола. – Они захватили эти системы, прежде всего, чтобы использовать их как трамплин для прыжка во внутреннее пространство Республики. Таким образом, у них имеется минимум одна причина удерживать захваченное, причем причина, не имеющая отношения к экономике.

– Знаю, – неохотно согласился МакГвайр.

В отличие от большинства сенаторов республики Самсон был выходцем из семьи, принадлежавшей к Законодателям. Семья эта занимала не настолько высокое положение, чтобы привлечь внимание Народного трибунала во время чисток, но в войне с Мантикорой сенатор потерял двух кузенов и племянника, так что относился к Звездному Королевству с глубоким недоверием и враждебностью.

– На самом деле, Арнольд, – продолжил Самсон, – поэтому я собираюсь тебя поддержать, пусть и не думаю, что с экономической точки зрения твои идеи имеют хоть какой-то смысл.

– Весьма содержательная дискуссия, – резко и нетерпеливо высказался очень молодой по сравнению с остальными присутствующими депутат Джеральд Юнгер. Как и госсекретарь, он, собственно говоря, был здесь посторонним, но многие депутаты регулярно посещали Зал Конгресса, и Юнгер принадлежал к их числу. – Беда только в том, что президент Причарт придерживается по данному вопросу точки зрения, существенно отличающейся от прозвучавших здесь. И, при всем моем уважении к госсекретарю, политику кабинета определяет она.

– Да, определяет… пока, – признал старший из братьев Джанкола. – Но не всё так просто, как может показаться со стороны. Тейсман, конечно, с ней заодно. Анрио, ЛеПик, Грегори и Сандерсон – в большей или меньшей степени тоже.

Рашель Анрио занимала пост министра финансов, Деннис ЛеПик – генерального прокурора, Стэн Грегори – министра по делам городского развития, а Вальтер Сандерсон – министра внутренних дел.

– … Однако Сандерсон уже склоняется к моему видению проблемы, а Несбит, Стонтон и Барлой в приватных беседах говорили, что они на моей стороне.

Тони Несбит возглавлял министерство торговли, Сандра Стонтон – министерство развития биологических наук, а Генриетта Барлой – министерство технологий.

– … Вот и получается, что, если Сандерсон решится открыто выступить на моей стороне, кабинет расколется на две равные половины.

– В самом деле? – удивился Юнгер. Лицо его сделалось задумчивым.

– Так и есть, черт бы меня побрал, – заверил его госсекретарь.

– А как насчет Траяна и Ушера? – спросил Юнгер.

Федеральная разведывательная служба Вильгельма Траяна и Федеральное следственное агентство Кевина Ушера были подчинены министерству юстиции и отчитывались перед ЛеПиком, к величайшему недовольству Джанколы. По его глубокому убеждению, министерство юстиции по праву контролировало ФСА, но ФРС следовало отдать в ведение министерства иностранных дел. Причарт, однако, смотрела на это иначе и объединила два силовых ведомства под руководством ЛеПика. Как полагал Арнольд, в пику ему.

– Оба смотрят в рот президенту, – язвительно сказал он. – А чего ты хотел? Но они ведь даже не члены правительства, а просто чиновники, хоть и высокопоставленные. В конце концов, на расстановку сил в кабинете их мнение все равно не влияет.

– Расстановка сил в кабинете тоже мало на что влияет, – спокойно указал МакГвайр. – Элоиза Причарт у нас президент, и по Конституции один её голос перевешивает голоса всех членов кабинета, вместе взятых. А если бы и нет: ты что, и вправду хочешь пойти на риск раздразнить Тома Тейсмана?

– Будь на его месте Пьер или Сен-Жюст, я бы не рискнул, – откровенно признался Джанкола. – Но этот другой. Он и вправду одержим идеей восстановления «власти закона». В противном случае президентом был бы он, а не Причарт.

– И если он решит, что ты бросаешь вызов этой самой «власти закона», у тебя появится возможность обменяться мнениями с Оскаром Сен-Жюстом, – сухо сказал МакГвайр.

– Не решит, пока всё, что я делаю, полностью укладывается в рамки Конституции, – возразил Джанкола. – Если я ничего не нарушу, он ничего со мной не сделает, не превысив свои полномочия, а на это Тейсман не пойдет. Это будет всё равно, что задушить собственного ребенка.

– Возможно, ты прав, – согласился МакГвайр после недолгого молчания. – Но если Причарт потребует твоей отставки, он, несомненно, её поддержит. Особенно если ЛеПик и министерство юстиции тоже выскажутся «за».

– Ну… может, да, а может, и нет, – с ехидной ухмылочкой сказал Джанкола.

– Что значит «нет»?

– Видишь ли, существуют разные взгляды на право президента отправлять в отставку членов кабинета исключительно по собственной прихоти.

– Смехотворное заявление! – решительно сказал МакГвайр.

Джанкола нахмурился.

– Нет, я согласен, не будь у неё такого права, было бы удобнее, – добавил Самсон примирительным тоном, – однако, Арнольд, прецеденты при старой Конституции толкуются однозначно. Министры кабинета исполняют волю президента, которая в любой момент может отправить в отставку любого из них по своему усмотрению.

– Не совсем так, – вставил Джейсон Джанкола. – Или, точнее, при новой Конституции не совсем так.

– Но ведь новая Конституция и есть восстановленная старая, – указал МакГвайр.

– В основном, – сказал старший Джанкола, снова перехватывая инициативу в разговоре. – Но если вы обратитесь к протоколу Конституционной Ассамблеи, а потом внимательно прочтете текст резолюции, заново утверждающей Конституцию, действовавшую до Законодателей, вы увидите, что второй абзац подраздела три гласит, что «все акты, законы, декреты и указы, вводящие в действие данную Конституцию, подлежат рассмотрению и одобрению данной Ассамблеей или Конгрессом, который станет её преемником».

– Ну и что? – озадачился МакГвайр.

– То, что, с определенной точки зрения, выбор Причарт членов её первого кабинета – кабинета, непосредственно осуществлявшего ввод старой Конституции в действие, – подпадает под определение тех самых «актов, законов, декретов и указов». В таком случае любые изменения, в одностороннем порядке вносимые ею в состав кабинета, подлежат утверждению Конгрессом. Особенно если речь идет о политически значимом изменении, касающемся лица, к которому при неспособности президента исполнять свои обязанности переходят президентские полномочия.

– Все это весьма туманно и спорно, Арнольд, – скептически сказал сенатор.

– Наверное, многие с тобой согласятся, – спокойно признал Джанкола. – Но некоторые могут и не согласиться. И, учитывая серьезный конституционный подтекст данного вопроса, особенно в период, когда ведущие политические институты республики еще пребывают в стадии становления, те, кто не согласен с видением проблемы, предлагаемым президентом, должны для прояснения передать вопрос в суд. И, разумеется, добиться приостановления полномочий президента до рассмотрения дела Верховным Судом.

– А я, – с плохо скрытым самодовольством добавил брат Арнольда Джейсон, – могу весьма ответственно заявить, что, если это случится, Верховный судья Таллингэм подойдет к рассмотрению проблемы со всей возможной скрупулезностью и объективностью.

– Вот как?

МакГвайр выпрямился и пристально посмотрел на Арнольда, которого, похоже, откровение брата не слишком обрадовало. Метнув на Джейсона сердитый взгляд, госсекретарь пожал плечами и снова повернулся к МакГвайру.

– Джефф Таллингэм – достойный доверия юрист. Он участвовал в Ассамблее с правом голоса. Он более чем серьезно относится к соблюдению решений Ассамблеи и духа Конституции. Именно поэтому я всячески поддерживал его кандидатуру на пост Верховного судьи.

В мозгах у МакГвайра что-то явственно щелкнуло, он присмотрелся к совершенно невозмутимому лицу Джанколы, и взгляд его стал пронзительно-острым.

– Все это чрезвычайно занимательно, – медленно проговорил он, – но на данный момент не актуально. Насколько мне известно, раскола в кабинете пока нет, и президент никому не предлагала уйти в отставку.

– Разумеется, – подтвердил Джанкола.

– И с чего бы вообще дело могло дойти до открытого раскола? На каком основании?

– Я бы предположил, что наиболее вероятной почвой для разногласий мог бы стать вопрос о необходимости настоятельно потребовать от манти возврата оккупированных систем и заключения приемлемого для республики мирного договора, – ответил Джанкола. – Разумеется, речь идет о сугубо гипотетическом предположении.

– Само собой. Но если продолжить рассмотрение этой гипотетической ситуации, хотелось бы понять, зачем какому-либо члену кабинета понадобится заострять этот вопрос, даже ценой возможного публичного разрыва с президентом?

– Он мог бы пойти на это, руководствуясь осознанием своего долга перед гражданами республики и ответственностью за сохранение её территориальной целостности, – ответил Джанкола. – Если нынешняя администрация выкажет неспособность или нежелание активно добиваться справедливого и устраивающего обе стороны мирного разрешения проблемы, это станет обязанностью того, кто сможет предложить Конгрессу и избирателям… альтернативный политический курс.

– Понятно, – тихо сказал МакГвайр.

В совещательной комнате воцарилось молчание. Затем МакГвайр откинулся назад, сцепил пальцы перед грудью и, искоса глядя на Арнольда Джанколу, вежливо спросил:

– Существует ли конкретная причина, делающая переход к столь энергичным мерам необходимым именно сейчас?

– Не исключено, – ответил Джанкола, подавшись вперед. Глаза его блеснули, маска вкрадчивой любезности спала, обнажив распаленное честолюбие. – Дело в том, что ситуация в Силезии складывается не в пользу манти, хотя сами они, надо полагать, об этом еще не догадываются. Едва ли им известно, что Канцелярия Иностранных Дел Империи официально запрашивала, какова будет позиция Республики в случае предъявления Империей требований по пересмотру существующих границ Силезской конфедерации.

– А почему в комитете по международным делам об этом ничего не слышали? – вскинулся МакГвайр.

– Потому, что запрос поступил только позавчера. К тому же он носил конфиденциальный характер и никак не влияет на нашу внешнюю политику. У Республики нет никаких интересов в Силезии, – сказал госсекретарь с едва заметной улыбкой, – и, стало быть, у нас нет причин впутываться в чьи-то там раздоры. Именно так я и сказал послу императора во время частного обеда.

Глаза МакГвайра сузились, и Джейсону потребовалось усилие, чтобы подавить смешок.

– И кому еще ты собрался открыть зеленый свет, Арнольд? – осведомился, помолчав, МакГвайр. – Как председатель сенатского Комитета, вроде бы ведающего внешней политикой, я был бы тебе очень признателен, если бы в дальнейшем ты предупреждал нас хотя бы немного заранее, прежде чем окончательно скомпрометируешь Республику, закрывая глаза на захват чужой территории.

– Что такого? У нас ведь действительно нет интересов в Силезии! – парировал Джанкола. – А хоть бы и были! Положим, мы захотели бы помешать Андерманской Империи в том, что они намереваются сделать, – как ты себе представляешь это на практике? Самсон, от Нового Парижа до Конфедерации три сотни световых лет. Пока мы не разобрались с собственными проблемами, связанными в первую очередь с манти, нам нечего лезть в разборки вокруг Силезии!

– А президент Причарт тоже так считает? – поинтересовался МакГвайр, тщательно выдерживая нейтральный тон.

– На основе наших прошлых дискуссий на подобные темы я вправе предположить, что да, – ответил Джанкола еще более нейтральным тоном. – А поскольку, по моему глубокому убеждению, её взгляды известны мне достаточно полно, я не видел причин тратить драгоценное время президента, повторно обсуждая с ней уже решенный вопрос.

– Понятно.

Напряжение в комнате переговоров нарастало.

– Ну что ж, полагаю, нам действительно не следует вмешиваться в дела Империи и пытаться отговаривать её от защиты давних и, возможно, законных интересов в Силезии. – МакГвайр выдавил сухой смешок. – Особенно, если тем самым бы убавим проблем у манти.

– По крайней мере пока они не убрались из наших звездных систем, – с воодушевлением поддержал его Юнгер.

– Эта мысль приходила мне в голову, – признался Джанкола. – Кстати, Королевский Флот только что официально объявил об усилении оперативной группировки на Сайдморе. Джейсон?

– Согласно прозвучавшему на последнем совещании Комитета по делам флота, они направляют туда не меньше пяти эскадр кораблей стены, плюс как минимум одну эскадру носителей. Конечно, эта информация наверняка устарела, поскольку курьер добирался от Звезды Тревора около двух недель. Собственно говоря, если они выдержали изначальный график, их корабли должны быть уже в пути, но разведка флота уверяет, что они наверняка опаздывают. Но пусть не сразу, в Силезию все равно прибудут значительные силы. А командовать ими назначили не кого-нибудь, а Харрингтон.

– Надо же! – МакГвайр призадумался.

– Вот именно. Всем известно, что их с Высоким Хребтом сложно назвать сердечными друзьями, – сказал госсекретарь, – но даже он должен понимать, что она один из лучших флотоводцев Звездного Королевства. Тот факт, что они посылают в Силезию более трех десятков кораблей стены, да еще и во главе с таким адмиралом, говорит, что они готовятся занять в отношениях с андерманцами довольно жесткую позицию.

– А судя по вопросу, затронутому послом фон Кайзерфестом во время обеда с тобой, андерманцы, похоже, готовы проявить такую же… твердость, не так ли? – сказал, размышляя вслух, МакГвайр.

– Эта мысль также приходила мне в голову, – ответил Джанкола. – Кроме того, если дела пойдут совсем худо, манти придется перебросить в Силезию все свободные силы. А это означает неизбежное ослабление флота, который они смогут выставить против нас.

– Не уверен, что мне нравится этот разговор, Арнольд, – произнес МакГвайр с несколько обеспокоенным видом. – Одно дело – рассматривать возможность дезориентировать Высокого Хребта и Декруа в международном положении, а совсем другое – целенаправленно разжигать новый военный конфликт с манти! Ты разве забыл, что с нами сделал Восьмой флот? А вот я помню, и, уверяю тебя, как бы я не расходился с президентом по вопросу занимаемой ею позиции на переговорах, поддерживать что-либо, способное вернуть нас к тому положению, я не стану.

– И я тоже, – заверил его Джанкола, – но именно та ситуация повториться уже не может.

– Мы уже не первый месяц слышим от тебя хитроумные намеки, но до сих пор было много тумана и ничего конкретного, – произнес МакГвайр ледяным тоном. – А я скажу откровенно: только конкретные факты и очень веские аргументы могут убедить меня в том, что, задирая манти, мы не попадем в эту мясорубку снова. Ты можешь думать, что мы сумеем избежать этой ситуации или, по крайней мере, выжить, получив по зубам. Но я, видишь ли, не согласен с тобой и, при всём уважении, не готов поставить под удар существование Республики в слабой надежде на то, что ты все-таки знаешь, о чем говоришь.

– Я не «все-таки знаю», – спокойно ответил Джанкола. – Я абсолютно уверен. Что бы я ни думал о Тейсмане, когда дело касается внешней политики и его явной неспособности соотнести теорию с реальностью, как только речь заходит о власти закона, в его способностях флотоводца я не сомневался никогда. Ты с этим согласен?

– Нужно быть идиотом, чтобы не согласиться, – отрезал МакГвайр.

– Рад это слышать, – отозвался Джанкола, – потому что именно с ним связаны мои «хитроумные намеки». Дело в том, что наш доблестный военный министр, не беспокоя никого излишними докладами, в глубокой тайне, без шума, но зато с исключительной эффективностью предпринимал особые меры по исправлению нашей военной несостоятельности.

– И в чем это выражалось? – настороженно спросил МакГвайр.

– По счастливому стечению обстоятельств, Самсон, у нас есть возможность ответить на твой вопрос, – спокойно сказал Арнольд Джанкола и повернулся к брату. – Джейсон, почему бы тебе не рассказать Самсону и Джеральду о «Болтхоле» нашего милейшего адмирала?