355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дэвид Марк Вебер » Гвардия Бога Войны » Текст книги (страница 5)
Гвардия Бога Войны
  • Текст добавлен: 13 сентября 2016, 17:44

Текст книги "Гвардия Бога Войны"


Автор книги: Дэвид Марк Вебер



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц)

Но, поскольку Вейжон не мог винить бога, оставалась только одна личность, которую он мог винить. Он все сильнее скрежетал зубами, идя по коридору к своей небольшой, скромно обставленной комнате. Он сражался со своим гневом, словно со слугой Тьмы, и, даже ослепнув от ярости, понимал, что рыцарь Ордена не должен испытывать подобных чувств. Но он был всего лишь человеком, он был очень молод, и чем больше он бился, тем сильнее становился враг.

Вейжон завернул за угол, не глядя по сторонам, и охнул от удара – он едва не упал, наскочив со всего маху на кого-то, кто шел ему навстречу.

– Прошу прощения, – начал он сдавленно, с трудом восстанавливая равновесие, – я…

Но тут он увидел, к кому обращается, и слова застыли у него в горле.

– Ничего страшного, мальчик, – дружелюбно отозвался Базел. – Коридор не слишком широк, а я из тех, кому требуется много места. Поэтому…

– Нечего смотреть на меня свысока! – процедил Вейжон сквозь зубы.

Едва прозвучали эти слова, как он понял, что совершил оплошность. Подобная неучтивость была даже хуже оплошности, это было нарушение клятвы. Он только рыцарь-послушник, даже не рыцарь-компаньон, а этот градани – избранник. Но сейчас это не имело значения. То есть, наоборот, имело… но он ничего не мог поделать. Предательство и ненависть туманили его голубые глаза, он увидел, как потяжелел взгляд обычно приветливых глаз градани, увидел, как он прижал уши к голове, увидел, как его рука легла на рукоять кинжала, и ему стало все равно.

– Я вовсе не смотрел на тебя свысока, сэр Вейжон.

Глубокий рокочущий бас прозвучал холодно, в нем угадывался скрытый гнев. Яркий яростный огонек в глазах Базела дал бы понять другому градани, насколько велика угрожающая ему опасность. Но Вейжон был человеком, и он никогда не видел градани в раже. Он понятия не имел, что он сейчас наблюдает, но как бы ни была велика его собственная злость, он заметил, насколько хорошо Базел владеет собой.

И это все окончательно испортило. Базел говорил, как должен говорить настоящий мужчина, но Вейжон слышал лишь голос взрослого, выговаривающего непослушному ребенку.

– Нет, смотрел! – выплюнул он, не в силах сдержать ураган бушующих в нем страстей. – Я не нуждаюсь в твоем сочувствии, градани! Мне ничего не нужно от тебя и от твоего вонючего клана, я…

– Вейжон!

Властный голос хлыстом стегнул его на середине тирады, и он похолодел. На какой-то миг ему показалось, что вся вселенная затаила дыхание, замерла в ожидании, застыла между двумя мгновениями. Но потом наваждение прошло… и реальность оказалась хуже его. Гораздо хуже.

– Мне кажется, ты забыл о вежливости, сэр Вейжон, – продолжал голос у него за спиной. Он был холоднее зимы в Вондерланде и острее дворвенхеймского клинка. – Ты забыл себя, ты забыл, как следует обращаться к избраннику нашего Бога, а это значит, что ты оскорбил Его, Того, кому мы служим клинком, кровью и душой.

– Я думаю, что не стоит… – начал Базел.

– Прошу тебя, милорд. – Чарроу говорил вежливо, но в его голосе звенела сталь. Мастер дома Белхадана был в своем праве, и Базел закрыл рот, глубоко вздохнул и понуро склонил голову.

– Так как, сэр Вейжон? – Сэр Чарроу снова смотрел на рыцаря-послушника. – Что ты можешь сказать в свое оправдание?

– Я… – Вейжон глотнул и заставил себя поднять глаза на старика. На наставника, как он вдруг осознал, которого уважал больше всех на свете… и которого он только что опозорил. Но даже это понимание не помогло справиться с клокочущей в сердце злобой, он глядел на сэра Чарроу, захваченный в тиски повиновения, стыда и не отпускающей его ярости.

– Я задал вопрос, сэр рыцарь, – произнес Чарроу очень, очень спокойно, и Вейжона залила новая волна негодования.

– И что? – горестно спросил он. – Что бы я ни сказал, все будет неверно, разве не так? Он ведь защитник Ордена. Все, что он делает, правильно, все, что делаю я, неправильно!

Чарроу слегка растерялся, заметив снедающий Вейжона гнев, который тот больше не мог скрывать, и какая-то часть его существа исполнилась сочувствия. Но только часть. То, что он услышал в голосе Вейжона, была обида и злость ребенка, а рыцари-послушники не должны вести себя как дети. Какой-то миг он смотрел на Вейжона с жалостью, потом его лицо приняло суровое выражение.

– Ты… – начал он, но Вейжон отвернулся от него и уставился на Базела.

– Ты! – выкрикнул он. – Это ты оскорбляешь Бога! Само твое присутствие наносит Ему оскорбление! – Он смотрел на градани, вскинув руки и задыхаясь. – Разве ты знаешь, чего Он требует от своих воинов? Ни один из вашего проклятого племени никогда не служил Свету, это вы привели Тьму в Контовар! Может быть, это Фробус отправил тебя играть роль избранника? Может, ты хочешь привести Тьму во всю Норфрессу?

Сэр Чарроу замер, мертвая тишина заполнила Дом Ордена, Вейжон побелел, осознав, что именно он только что сказал. Он стоял, чувствуя, как вся его жизнь рушится, и даже не двинулся, когда Чарроу протянул руку и молча расстегнул пояс, на котором висели меч и кинжал Вейжона.

– Ты опозорил себя и Орден, – произнес Чарроу голосом, похожим на хруст гранитных крошек под ногами, – мы лишаем тебя оружия, которое ты носил во славу Бога.

Руки Вейжона слабо шевельнулись, словно он хотел вернуть то, что забрал сэр Чарроу. Но в его движении не было силы, ужас застыл в его глазах.

– Твою судьбу решит командование, – продолжал Чарроу. – Тебя будет судить братство, которое ты оскорбил, и…

– Погоди, сэр Чарроу!

Капитан быстро повернулся, когда голос, ледяной как сталь кинжала, прервал его речь. Вейжон развернулся медленнее, словно марионетка в неумелых руках. Базел белозубо улыбнулся.

– Да, милорд? – по-прежнему официально переспросил Чарроу. Он наморщил лоб, пытаясь понять, чего хочет Базел. Он тоже не замечал отсвета ража в глазах градани. Злость он видел ясно, но кроме нее было что-то еще. Что-то ужасное и дикое, ледяная жестокость и раскаленная страсть рвались наружу, несмотря на усилия Базела.

– Мне кажется, что оскорбление было нанесено не братству, а лично мне, – прорычал градани.

– Тебе, а через тебя самому Богу, – подтвердил сэр Чарроу, – но тебя оскорбил брат Ордена, опозорив таким образом всех нас.

– Даже если так, пусть Томанак сам разбирается с нанесенными ему оскорблениями, позор Ордена меня тоже не заботит, – холодно заявил градани. Сэр Чарроу был закаленным, опытным воином, но и он содрогнулся, заметив плотоядную улыбку, с которой Базел смотрел на Вейжона. – Ты совершенно прав, мой мальчик, – заявил Конокрад окаменевшему молодому рыцарю, – я всего лишь тот, кто я есть. Старина Томанак смеялся бы до колик, если бы я вздумал величать себя «сэр такой-то» или «поборник того-то», и мое генеалогическое древо выглядит не особенно ветвистым. Однако своими словами ты оскорбил меня, не сэра Чарроу, не Орден, а меня, Базела Бахнаксона. Поэтому мне сдается, что и отвечать ты будешь передо мной, а не перед братьями.

– Милорд, ты не можешь… – взволнованно начал Чарроу, но градани жестом прервал его. От мертвящего взгляда Базела сэр Чарроу лишился дара речи.

– Все эти дни вы называли меня избранником Томанака, – продолжал он бесстрастно. – Разве это не так? – Чарроу покорно кивнул, и Базел снова оскалился. – Полагаю, избранник имеет право на свое собственное понимание правосудия Держателя Весов? – Чарроу снова кивнул. – И ваше командование признает справедливым решение избранника? – Чарроу не оставалось ничего, кроме как кивнуть в третий раз. Базел кивнул в ответ, потом указал подбородком на Вейжона:

– В таком случае, тебе лучше вернуть юноше его оружие, сэр Чарроу, потому что утром оно ему понадобится.

Его леденящая кровь улыбка сверкнула прямо перед глазами Вейжона, а голос прозвучал мягко и вкрадчиво, словно шуршание змеи по камням.

– Ты достаточно наговорил о варварах, градани и слугах Тьмы, Вейжон из рода Алмерасов. Отлично. Утром один варвар покажет тебе, что такое настоящий градани.

Глава 5

Сэр Вейжон провел неспокойную ночь.

Но надо признать, что причиной его бессонницы был не страх. Он ни разу не терпел поражений за восемь лет напряженных, иногда жестоких, тренировок, он не мог даже представить, что проиграет, и объяснялось это не только его самоуверенностью. Он совершил непростительный поступок – виной тому его слепая ярость – ведь он был рыцарем Томанака, он поклялся повиноваться Ордену и тем, кто поставлен над ним. И он нарушил клятву, пал в своих собственных глазах и в глазах своих товарищей. Каковы бы ни были намерения Базела Бахнаксона, когда он назначил поединок, но теперь, осознает он это или нет, он предоставил сэру Вейжону возможность вернуть все на свои места. Потому что, какими бы чувствами ни руководствовались они оба, состязанием, Судом Меча, будет управлять сам Томанак.

И с этого суда сэр Вейжон не собирался уйти проигравшим, хоть и понимал, что это окажется невозможным, если для начала он не выиграет спор с самим собой. Нет, он не сомневался в собственной доблести, но где-то глубоко внутри его кто-то невидимый нашептывал, что он все-таки может потерпеть поражение. Как он ни пытался, он так и не сумел найти объяснения своим сомнениям. Сэр Чарроу прав, он опозорил себя и Орден. ПУСТЬ часть его души продолжает кричать от горького разочарования, утверждая, что Томанак не должен был оказывать столь высокую честь дикарю, но настоящий рыцарь в любом случае не имел права вести себя так как он. Вейжон был уверен, что превзойдет градани, докажет, что у Базела нет права называться избранником, и в то же время у него все-таки оставалось смутное подозрение, слабое и призрачное, но неистребимое, что в этот раз он, возможно, не заслуживает победы.

Совершая бдение над оружием, он отгонял мысль о возможном поражении. Вместо этого он растравлял себя, вспоминая все грехи градани или то, как само присутствие великана наполняло его ненавистью. Но завтра утром, обещал он себе, все увидят, что он способен подавить негодование и обиду и держаться с безупречным спокойствием, достойным рыцаря. Пока ночь медленно, очень медленно подходила к концу, он заставил себя подумать и о последствиях возможного поражения. Базел сам предложил суд оружия, значит, если Вейжон проиграет, он скорее всего умрет. Он был слишком молод, чтобы до конца в это поверить, хотя умом понимал, что такое может случиться. Странным образом сама мысль о том, что если он проиграет, то уже будет наказан за свой проступок, почему-то приносила утешение. Он был полон надежды победить и этим доказать свою правоту, поражение же выставит его прежнее поведение в совершенно ином свете. И та часть его души, и которая была полностью предана Томанаку и которая когда-то привела его в Орден, была бы рада подобному исходу.

* * *

– Но ты же не собираешься на самом деле… – Брандарк деликатно умолк, наставив на Базела искалеченное ухо и глядя, как его друг аккуратно соединяет шнурками передние и задние части доспеха и затягивает их.

– Не собираюсь чего? – переспросил Конокрад, не отрываясь от своего занятия.

– Я согласен, что Вейжон бывает невыносимым, – ответил Брандарк безразличным тоном, – мне и самому много раз хотелось его прикончить. Я просто хочу узнать, что именно ты собираешься сегодня с ним сделать.

– «С ним сделать», теперь это так называется? – Базел покончил с последним шнурком и наконец поднял голову, его глубокий голос насмешливо загрохотал. – Ты же слышал о нем уже не раз то же, что и я, Брандарк, дружище. Этот Вейжон с его умением владеть мечом и копьем – дар самого Томанака смертным! Он непобедим, и мое сердце трепещет от ужаса перед встречей с ним. – Конокрад холодно улыбнулся, подтвердив худшие подозрения сэра Чарроу, которые разделял теперь и Брандарк.

– Не принимай поспешных решений, Базел. Никто не спорит, у тебя были все причины разозлиться, но он всего лишь мальчишка, к тому же испорченный мальчишка. Это так же очевидно, как и то, что у тебя на голове, ладно, у меня на голове, два уха. Ему никто никогда не говорил…

– Слишком поздно рассказывать мне все это, Брандарк, – перебил Базел, снимая меч с крюка в стене и надевая перевязь. Его голос звучал так мрачно, что Брандарк содрогнулся. – Вейжон никакой не мальчишка, – добавил он угрюмо. – Он достаточно взрослый для своего народа, как и мы – для своего, к тому же он рыцарь, владеющий мечом. Он вечно талдычит о том, что это по-рыцарски, да то по-рыцарски, что именно достойно и благородно, а сам все время ноет, словно капризный ребенок. Полагаю, теперь у него появится последняя возможность узнать, что же означают все эти слова на самом деле. У него и у всех остальных, которые, как и он, задирают носы.

– Но… – начал было Брандарк и закрыл рот, клацнув зубами, когда Базел взглянул на него.


* * *

Сэр Чарроу Малакай плотнее закутался в плащ. Стоя в центре огромного гулкого зала для тренировок, он пытался скрыть от посторонних снедавшее его беспокойство. Пол зала был засыпан свежими опилками, которые наполняли воздух смолистым ароматом, смешивающимся с запахом дыма от двух огромных каминов, в которых бушевал огонь.

Почти во всех северных домах Ордена имелись подобные помещения, и стоявшая в это утро на улице погода напоминала о причине их появления. Порывы ветра, казалось, сотрясали небеса, скудно цедившие ледяной серый свет, несмотря на разведенный в каминах огонь, дыхание сэра Чарроу вырывалось струйками пара. В такую погоду даже речи не могло идти о тренировках на свежем воздухе, разве что кому-нибудь вздумалось бы вести занятия по выживанию в условиях снежной бури. Но сегодня учебный зал будет служить другой, мрачной, цели. Сэр Чарроу вздохнул, еще раз оглядывая систему освещения зала.

Огромные лампы горели перед ярко начищенными отражателями, наполняя похожую на пещеру комнату светом, который одинаково ярко осветит обоих соперников. Все члены Ордена, за исключением тех, кто как, например, братья-привратники, был занят неотложной работой, собрались посмотреть на поединок. Рыцари, оруженосцы, простые братья – все теснились на деревянных скамьях, поставленных амфитеатром вдоль длинных стен зала, море зеленых накидок и плащей бурлило, волновалось, то и дело по нему пробегал шепот. Сэр Чарроу оглядел ряды, взгляд его карих глаз потяжелел, когда он заметил группу, расположившуюся в центре двух нижних скамей у западной стены. Главными в этой группе были сэр Йорхус и сэр Адискель, и на них, по правде говоря, сэр Чарроу был зол гораздо больше, чем на Вейжона.

Вейжон – просто избалованный, самовлюбленный мальчишка. Его отцу следовало бы больше времени уделять воспитанию своего отпрыска вместо того, чтобы портить его подарками и забивать ему голову всей этой чепухой об исключительности их родословной. Но дело уже сделано, и теперь придется расплачиваться. Йорхус же и Адискель были старшими членами Ордена, обоим было под сорок, оба они неплохо служили Томанаку в походах. Это накладывает на них определенные обязательства – не в последнюю очередь подавать пример послушникам. Но они были так же раздражены появлением градани, как и Вейжон, хотя, в отличие от него, не заявляли об этом вслух.

В любом случае эта пара была гораздо опаснее для Базела, чем Вейжон. Сэр Чарроу понял это слишком поздно и не знал, осознает ли это сам градани.

В Ордене Томанака было гораздо меньше интриг и тайной борьбы, чем в других рыцарских орденах, но теперь существование недовольных, собравшихся вокруг Йорхуса и Адискеля, обозначило для сэра Чарроу проблему, о которой он раньше даже не подозревал. Проблему, которая может больно ударить по дому в Белхадане. Рыцари-командующие не были настолько заносчивы, чтобы рассматривать появление избранника-градани как личное оскорбление. Но они, как и Вейжон, ощущали себя преданными, потому что были настоящими фанатиками, ненавидевшими градани, а сэр Чарроу прежде даже и не догадывался об этом.

Теперь, когда его глаза наконец открылись, он не понимал, как мог не замечать этого раньше. Может быть, все развивалось так постепенно, что никто бы не смог ничего заметить, а может быть, он просто не хотел замечать. Теперь причины не имеют значения. Имеет значение только то, что это уже произошло… и то, что Орден Томанака просто не может допустить фанатизма, который культивировали многие другие религиозные ордена. Приверженность Ордена к правде и к тому, чтобы судить по справедливости, должна сохраниться навсегда. Именно поэтому Йорхус и Адискель так опасны. Они не заявили о своем недовольстве открыто, как это сделал Вейжон. Наоборот, они использовали внешне безобидные слова, слова, которые, как был уверен сэр Чарроу, были выбраны не случайно, чтобы исподтишка посеять недоверие к Базелу.

На фоне кипящей ярости Вейжона их слова звучали еще более разумно. У сэра Чарроу зародилось мрачное подозрение, что более опытные рыцари намеренно раздували злобу Вейжона. Их желание скрытно манипулировать другими во имя собственных предрассудков делало их и полдесятка их единомышленников настоящей проказой, разъедавшей самое сердце Ордена. Они противились принятому в Ордене правилу открыто высказывать свои мысли, тщательно рассматривать факты, прежде чем вынести суждение, и на Чарроу нахлынула новая волна беспокойства, когда он задумался, как будет разрешать возникшую проблему. А разрешать ее непременно придется: Орден Томанака никогда не возглавляли люди, отлынивающие от своих обязанностей. Но сэр Чарроу был достаточно честен с собой, чтобы признать – ему страшно приступать к этой борьбе.

«Конечно, я займусь этим, – нетерпеливо сказал он самому себе. – Только сумасшедший стал бы уклоняться, видя, как растет неблагополучие внутри Ордена. По крайней мере, теперь я вижу, с чем мне предстоит бороться, и этим я обязан Томанаку… и Базелу».

Он усмехнулся. В Ордене знали истории, повествующие о том, что избранники обладают способностью указывать на то главное, что до поры до времени было скрыто от глаз людей, для этого они и появляются тогда, когда их меньше всего ожидают. Правда, Чарроу сомневался, что Базел Бахнаксон смог бы посмотреть на себя с такой точки зрения. Невольная улыбка сошла с лица рыцаря, он вздрогнул, вспомнив взгляд Конокрада и его леденящее кровь обещание показать Вейжону, «что такое градани».

Несмотря на все недостатки рыцаря-послушника, а Томанак знает, как их много, сэр Чарроу любил его. Иногда он даже думал, что его любовь мешает молодому рыцарю искоренять дурные черты своего характера. Вдруг он, Чарроу, не нашел правильного подхода к воспитаннику? Может быть, он упустил момент, когда надо было вбить хоть каплю здравого смысла в эту красивую золотоволосую голову вместо того, чтобы продолжать указывать Вейжону правильный путь? Но в этом юноше что-то было, Чарроу заметил это с самой первой их встречи. В нем действительно жила настоящая сила, скрытая под маской чрезмерной вежливости и высокомерия. Чарроу хотел сохранить эту силу, пробудить спящие в Вейжоне задатки, научить его использовать их, но, наверное, он слишком долго выжидал, пытался залатать отдельные прорехи в дырявой лодке вместо того, чтобы пройтись по ней молотом железной дисциплины, увидеть, настолько ли она крепка, чтобы выдержать эти удары. Возможно…

Ход его мыслей прервался, когда Базел с Брандарком вышли из двери в северной стене. Кровавый Меч казался взволнованным, словно он не был уверен в исходе поединка и его последствиях, зато лицо Базела казалось лицом статуи, изваянной из железа. Оно абсолютно ничего не выражало, когда он остановился, держа шлем надетым на согнутую правую руку, а треугольный щит – в левой. Рукоять меча выглядывала у него из-за спины, и даже Йорхус с Адискелем и их сторонники умолкли, когда градани застыл, освещенный лампами.

Семь с половиной футов роста, широкий и крепкий, как сами горы, на которых возведен Белхадан. Взгляд его карих глаз был холоден. Опасность исходила от него, словно клубы зимнего тумана. Чарроу взволнованно сглотнул. Он никогда не встречался с градани в бою, и сейчас, глядя на Базела Бахнаксона, он понял, как ему повезло.

Открылась еще одна дверь, в противоположной, южной стене, и вошел Вейжон. Как и Базел, он появился с обнаженной головой, неся шлем в руке, но на этом все сходство между ними заканчивалось. Базел был мрачным и холодным, он выглядел как неприступная башня из блестящей стали и темной кожи, Вейжон сверкал и переливался словно сам Бог Войны. Отделанная серебром кольчуга сияла в свете ламп, шелка, драгоценные камни и белоснежная кожа доспехов добавляли великолепия его виду, золотые волосы блестели, словно корона. Он был на фут ниже соперника, но двигался с кошачьей грацией, и, если глаза Базела блестели холодно, его – пылали огнем.

По залу пронесся шепот. Чарроу похолодел, услышав его. Он исходил от сторонников Йорхуса и Адискеля, в нем явно звучало одобрение Вейжону.

Но у главы дома не осталось времени на размышления, потому что Вейжон уже подошел к Базелу. Чарроу лишь расправил плечи, когда они оба приблизились к нему. Обычно было не меньше двух судей, следящих за ходом боя и ведущих счет. Сегодня не было никого – бой будет настоящим. У соперников в руках не учебные мечи с затупленными краями, а счет будет складываться из ран и порезов, которые они сумеют нанести друг другу.

Базел с Вейжоном остановились одновременно, каждый в шаге от Чарроу, он переводил взгляд с одного воина на другого. В любом другом случае его обязанностью было бы попытаться отговорить их от боя даже сейчас, но Базел сделал подобную попытку невозможной. Огромный градани, который так настаивал на своем праве, не стал бы даже раздумывать, и никто не смог бы ему возразить. Право избранника было выше даже власти командования Ордена. Он и только он мог отменить поединок, но лед в его глазах ясно давал понять, что он не собирается этого делать. Чарроу не пытался напомнить противникам о том, что они братья по Ордену, не просил их подумать еще раз. Он только откашлялся и начал, стараясь говорить как можно яснее и спокойнее.

– Братья по Ордену, вы здесь, чтобы биться с оружием в руках, – просто произнес он. – Пусть Томанак рассудит вас.

Он сделал шаг назад, развернулся и пошел к высокому, приготовленному для него креслу. Чарроу сел, Базел с Вейжоном сдержанно поклонились друг другу и надели шлемы. Два стальных лезвия со звоном вышли из ножен. Чарроу подождал еще несколько мгновений, словно запечатлевая сцену в памяти.

Длинный меч Вейжона сверкал у него в руке, и даже яркие камни на его рукояти не скрывали его смертоносной силы. Да, это была красивая игрушка, но она вышла из рук кузнеца, эта длинная полоска стали, и была так же опасна, как и великолепна.

На мече Базела не было никаких украшений. Его лезвие было на два фута длиннее, чем клинок меча соперника, но это было простое боевое оружие, и его красота заключалась только в его функциональности. Градани держал меч одной рукой, и даже легкое дрожание кисти не позволяло догадаться о настоящем весе этого оружия. Весь вид Вейжона выражал довольство – его оружие короче, но зато гораздо легче. Им можно действовать быстрее и сподручнее. Вейжон был совершенно уверен в своей отваге и быстроте реакции.

Сэр Чарроу бросил на них последний взгляд и наконец произнес:

– Начинайте.

Базел стоял неподвижно, только глаза сверкали по бокам металлической пластины, защищающей нос, правый угол рта кривился в подобии усмешки. Он ощущал присутствие ража где-то в укромном уголке своей души, неистовство пыталось выйти вперед и захватить над ним власть, и он мысленно наступил каблуком ему на горло. Он чувствовал, знал, что был на волосок от того, чтобы сорваться, когда Вейжон оскорбил его, и даже теперь ощущал темную жажду крови, взывающую к его сознанию. Как было бы сладостно откликнуться на этот зов. Отдаться ражу, чтобы крушить и уничтожать всех тех, кто оскорблял и ненавидел его, называя себя его братьями. Лично он не напрашивался им в братья. Это было их решение, правила их разлюбезного Ордена, требовавшие породниться, и от этого они ненавидели его еще сильнее. Теперь у него была не только возможность, но и причина отомстить всем сразу, и раж бился в нем, требуя для себя свободы. Но чем больше Базел размышлял над этим, тем увереннее отказывался выпустить его наружу. Противостоять его требованиям было нелегко, нелегко противиться жажде, которую человек даже не может себе представить. Это требовало от него железной самодисциплины, но у него не было выбора – он мог только противостоять ражу. От исхода этого противостояния зависело слишком многое.

Вейжон напал с быстротой молнии. Он нанес удар без предупреждения, никак не изменившись в лице, не шевельнув ни одним мускулом, что могло бы предупредить противника, и Базел невольно восхитился наставниками Вейжона. Требовались годы постоянной суровой подготовки, чтобы научить человека наносить смертельные удары, ничем не выдавая при этом своих намерений.

Но и сам Базел прошел подобную, не ведающую компромиссов школу, он даже не моргнул, когда его правая рука пришла в движение. Его меч был бы двуручным мечом для обычного человека, но Базел держал его в одной руке легко, словно сотойскую саблю. Сталь грозно зазвенела, когда клинок натолкнулся на клинок, но Базел даже не потрудился прикрыться щитом. Он почти физически ощутил, как изумила Вейжона скорость его реакции.

Молодой человек отшатнулся, его глаза в прорези шлема сузились, а Базел спокойно стоял, по-прежнему улыбаясь недоброй, рассеянной улыбкой. Его уши насмешливо подрагивали, он отказался ответить на выпад Вейжона, что выставляло последнего в смешном свете, он глумился над молодым рыцарем, сохраняя полное самообладание. А потом щит Конокрада слегка вздрогнул, как будто градани легонько поманил противника к себе. Движение скорее угадывалось, чем улавливалось взглядом, но Вейжон ощутил его как удар хлыста. Оно расковало его, выпустило на свободу его гнев, он зарычал, принимая вызов.

Однако вся его злость, вся ярость не затмили его умений. Наоборот, он использовал злость, заставляя ее служить себе, вместо того чтобы править им. Он двинулся на Базела собранно, быстро и блистательно, не один бывалый воин восхищенно вздохнул, наблюдая его атаку. Он сделал три шага, двигаясь с грацией танцора, его меч разил со скоростью змеи, щит он использовал как еще одно оружие, а не как простой заслон. Он ударил по щиту Базела с грохотом тарана, вложив в удар всю силу своих тренированных мышц, весь свой вес. По залу разнесся оглушительный треск.

Многие из присутствовавших видели, как Вейжон выполняет этот маневр на учениях. Он никогда не подводил, если выполнить его верно… а Вейжон никогда не выполнял его иначе. Удар был произведен под нужным углом, он должен был отбросить в сторону щит Базела, лишить его защиты, открыть мечу Вейжона дорогу к телу противника, по меньшей мере лишить его равновесия и заставить отпрянуть назад.

Но Базел не потерял равновесия. Он даже не покачнулся. Он просто принял на себя весь вес Вейжона и всю силу его броска без видимых последствий. Это Вейжон покачнулся, широко распахнув изумленные глаза, когда Базел повернул руку, отбрасывая щит Вейжона, и его самого, в сторону, оставив тело рыцаря открытым для ответного удара градани.

Многие зрители закричали, когда Базел сделал ленивый выпад. Удар показался слабым, почти нежным, но меч опустился на щит с грохотом топора, впивающегося в ствол древнего дуба. Вейжон снова качнулся назад, когда клинок Базела отхватил изрядный кусок его щита.

Рыцарь пытался собраться, обрести равновесие, но Базел не позволил ему этого. Градани больше не выжидал, и Вейжон ощутил неведомую ему раньше панику. Это был все-таки не страх, потому что у него просто не было времени испугаться. Это было изумление – недоверие и даже потрясение, – оттого что кто-то с габаритами Конокрада может передвигаться так быстро, смешанное с ощущением, будто сам Вейжон каким-то неведомым образом застрял посреди зыбучих песков. Базел, такой огромный, двигался с грацией дикой кошки, нанося удары с ужасающей точностью, которой Вейжон никак не ожидал от него. Его огромный меч свистел в воздухе, он взмахивал им так, словно тот весил не больше прогулочной трости. Удары казались несильными, но каждый из них откалывал кусок от щита Вейжона.

Рыцари вскочили с мест, когда Вейжон начал пятиться назад, безжалостно теснимый неутомимым врагом. Сэр Чарроу глядел на происходящее с таким же недоверием, как и остальные братья. Базел не нападал непосредственно на Вейжона. Он атаковал его щит, не обращая внимания на открытое ударам тело, он использовал огромный меч как молот, чтобы гнать противника все дальше и дальше назад. На меч Вейжона он тоже не обращал внимания, используя собственный щит для отражения редких неверных ударов, которые иногда удавалось нанести рыцарю.

Если братьям было нелегко поверить в происходящее, Вейжону это было еще сложнее. Он никогда не испытывал ничего подобного, никогда не думал, что такие сражения возможны. Никто не смог бы выдержать этот ужасный темп, да еще с таким огромным двуручным мечом! Базел должен был устать, замедлить движения, выпасть из ритма, дать ему хотя бы миг передышки, чтобы он смог обрести равновесие!

Но эта похожая на ствол дерева рука не знала устали… ее движения не замедлялись. Вейжон пытался развернуться, пытался заставить себя отражать удары Базела, но ничего не получалось. Тогда он решил отступать быстрее, чем наступал Базел, стараясь уйти от него, увеличить расстояние между ними, чтобы хотя бы уменьшить силу ударов градани, но из этого тоже ничего не вышло. У Базела было явное преимущество благодаря длинному мечу, кроме того, он, казалось, знает о каждом движении Вейжона раньше самого Вейжона. Он наступал, ударяя, кромсая, рубя щит Вейжона, щепки летели во все стороны, пока от щита не остался лишь жалкий обломок.

Вейжон хватал ртом воздух, слишком ошеломленный неудержимой силой и напором Базела, чтобы испугаться хотя бы теперь, но всем зрителям было очевидно – он полностью в руках градани. Базел играл с ним, оттесняя его назад, заставляя его спотыкаться, двигаться так, что от обычной изящной грации молодого рыцаря не осталось и следа. Градани гнал его назад, пока Вейжон едва не ступил каблуком в камин в южной стене зала. Рыцарь пошатнулся, чуть не упал, и собравшиеся разом ахнули, когда он полностью раскрылся, подставляя себя под удар градани.

Но Базел не стал бить. Вместо этого он, коротко засмеявшись, сделал шаг назад. Насмешка больно хлестнула Вейжона, его судорожные попытки вдохнуть воздух перешли в рыдание ярости и стыда, и он снова бросился вперед, прикрываясь обломком щита. Он поднял меч, целясь в лицо Базелу, но щит градани отмел меч и его владельца в сторону. Вейжон потерял равновесие от удара и упал на одно колено.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю