Текст книги "Конвой PQ-17. Смертельная битва в Северной Атлантике"
Автор книги: Дэвид Ирвинг
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 31 страниц)
3
Спасшиеся с потопленных транспортов моряки, имевшие неадекватную для этих широт одежду, все еще пробирались к Новой Земле. Плотик, на котором находились главный инженер и еще двенадцать моряков с «Олопаны», причалил к берегу в тридцати милях к югу от того места, где на берег вынесло плотик капитана. Моряки обнаружили в прибитой к берегу волной канистре немного нефти и с ее помощью развели из топляка костер. Дым от костра привлек внимание русского каботажного судна, которое приняло на борт семерых больных моряков и отвезло их в госпиталь у залива Белужий. Продолжая двигаться вдоль берега, этот маленький кораблик подобрал еще около сорока спасшихся с «Алкоа Рейнджер» и «Олопаны» и доставил их на английский транспорт «Эмпайр Тайд», стоявший в заливе Моллера.
Прибывшие создали массу неудобств капитану Харви и его офицерам, так как на корабле к тому времени почти не осталось свободного места. Но офицеры с «Эмпайр Тайда» не знали, что худшее еще впереди. Страдавшие от холода, голода и истощения команды с «Вашингтона» (сорок три человека) и «Паулуса Поттера» (двадцать восемь) достигли Новой Земли в сорока милях к северу от залива Моллера, пробиваясь в течение нескольких дней сквозь льды и снежные штормы. Добравшись до берега, они разогрели консервированный утиный суп, поели, немного отдохнули и отправились в шлюпках вдоль побережья к югу. 15 июля их подобрало русское каботажное судно и вместе с пятнадцатью другими людьми с «Хартлбери» и «Олопана» переправило на борт забитого людьми «Эмпайр Тайда». После того как на транспорте оказалось в общей сложности 129 «гостей», всем, включая хозяев, основательно урезали рационы, а потребление пресной воды сократили до минимума14. Почти все спасшиеся, которым пришлось преодолеть в шлюпках несколько сот миль морского пространства, были в неудовлетворительном физическом состоянии и находились на грани нервного срыва. Пятьдесят человек и вовсе не могли ходить, так как страдали от обморожения конечностей. Неожиданно в проливе приводнилась «Каталина» из Британского берегового командования. Капитан Харви велел спустить катер и отправился на «летающую лодку». Капитан попросил пилота сообщить военно-морскому начальству в Архангельске об отчаянной ситуации, в которой он оказался. Его не оставляла мысль, что у него на судне из-за какого-нибудь пустяка может в любой момент вспыхнуть ссора между членами команд разных кораблей.
Помимо спасшихся, русский каботажник доставил на английский транспорт небольшой запас продуктов с «Уинстон-Салема» – консервированную свинину, говяжью тушенку, несколько мешков соевых бобов и мешок пшеничной муки. Это был, если так можно выразиться, неприкосновенный запас. Хозяйственный русский каботажник притащил на буксире в пролив несколько шлюпок с потопленных кораблей – вдруг пригодятся? И в самом деле, если бы с транспортом по пути в Архангельск что-нибудь случилось, спасательных шлюпок с «Эмпайр Тайда» наверняка бы на всех не хватило. Признаться, перспектива путешествия в Архангельск в таких условиях мало кого прельщала.
Все-таки капитану Харви удалось отделаться от тяжелобольных с обморожениями конечностей, у которых на руках и ногах уже почернели пальцы. Он лично перевез их на своем катере в поселок на берегу. Остальные спасшиеся кое-как поели, после чего расползлись по всем мало-мальски утепленным закоулкам судна и завалились спать. «Куда бы ты ни бросил взгляд, повсюду вповалку лежали измученные долгим пребыванием в открытом море несчастные бедолаги»15.
Девятерых моряков с обморожениями первой и второй степени перенесли на носилках на «Каталину» Мазурука, когда он 17 июля снова прилетел на остров. «Каталина» сразу же умчала больных на Большую землю, так как, если бы им не сделали вовремя операцию, они умерли бы от гангрены. Мазурук прихватил с собой также капитана Стоуна, желавшего лично переговорить с представителями союзнических миссий, от которых до сих пор не поступало почти никаких известий. Чтобы добраться до Архангельска, Стоуну потребовалось почти два дня.
Оказавшись в Архангельске, Стоун доложил обстановку помощнику военно-морского атташе США капитану С.Б. Френкелю и британскому военно-морскому представителю капитану Маунду. В частности, он сказал Френкелю, что капитан «Уинстон-Салема» требует, чтобы его с командой вывезли с Новой Земли на американском эсминце, а потом переправили воздухом в Соединенные Штаты. «Черта с два! Пусть поварятся в своем дерьме», – отреагировал Френкель16. Капитан Маунд из рапорта Стоуна уяснил, что мастер «Уинстон-Салема» переправил на берег с корабля «чертову уйму» продуктов питания17. Следствием приезда Стоуна явилась отсылка в залив Моллера дополнительной партии одеял и консервов. Кроме того, туда прибыли специалисты, чтобы выяснить, возможно ли снять «Уинстон-Салем» с мели. «Тот факт, что нам пришлось везти самолетами на север России даже мазь от отморожения, – писал капитан Стоун, – свидетельствует об отсутствии тесных контактов между русскими и западными союзниками».
После того как гидросамолет Мазурука улетел, состояние у некоторых спасшихся еще больше ухудшилось. По этой причине на борт «Эмпайр Тайда» был приглашен врач из поселка. Когда вечером 17 июля он осматривал и лечил больных, в небе над заливом появился одиночный Ю-88, совершивший на большой высоте облет транспорта. Капитан Харви хотел было запустить с катапульты находившийся у него на борту истребитель «си-харрикейн», но, как только у истребителя завертелся пропеллер, немец, словно почуяв недоброе, сделал еще один круг и удалился. Однако вой сирены воздушной тревоги, заунывный звук которой потерпевшие крушение уже начали подзабывать, явился для большинства последней каплей, переполнившей чашу их терпения. Всякому, кого хоть раз в жизни топили немцы, даже и помыслить страшно, что такое может повториться. После импровизированного, но крайне эмоционального «военного совета» сорок шесть человек из спасшихся приняли решение оставить судно и разбить лагерь на суше. Если уж корабль потопят, им, по крайней мере, не придется плыть в ледяной воде к берегу. «Это решение было принято ими по собственной инициативе. Никаких указаний относительно оставления судна ни я, ни мои помощники не давали», – подчеркнул капитан Харви18.
«Добытые» с «Уинстон-Салема» продукты были разделены поровну между тремя шлюпками. Кроме того, капитан Харви распорядился передать на шлюпки по мешку муки из его «собственных запасов». В 11.45 вечера шлюпки, переполненные моряками с потопленных «Вашингтона», «Олопаны» и «Хартлбери», отвалили от борта. Они добрались до берега и разбили лагерь в виду «Эмпайр Тайда», который, по их мнению, был обречен на гибель.
Мастера кораблей (от имени уехавшего в Архангельск капитана Стоуна действовал его старший помощник) подписали совместную декларацию, осуждавшую дезертиров. Она гласила:
«Эмпайр Тайд»
«Сим удостоверяем, что люди, решившие покинуть указанное выше судно, получили равное с прочими количество припасов, доставленных на борт для нужд объединенной команды. Мы также уполномочены заявить, что они оставили судно по своей собственной свободной воле, не получив на то никаких распоряжений с нашей стороны, вследствие чего мы, нижеподписавшиеся, всякую ответственность за действия и судьбу этих людей с себя слагаем»19.
Помимо проблем дезертирства, капитана Харви тревожили и другие проблемы – в частности, острая нехватка пресной воды.
Как это всегда бывает в критических случаях, на выручку пришли британская изобретательность и смекалка. Поначалу капитан Харви велел наполнить снегом американские стальные спасательные шлюпки, надеясь пополнить запасы пресной влаги с помощью талой воды. Увы, в холодном климате снег таял медленно, так что большого прибытка это не принесло. Исследуя по заданию капитана окрестные скалы, британские моряки обнаружили на берегу протоку с пресной водой. Вставал однако вопрос, как доставить воду с берега на корабль. На сушу были посланы партии землекопов, которые получили задание прорыть канаву, отводившую воду от протоки к берегу. Чтобы оградить воду от жидкой грязи, стенки и бока канавки были укреплены камнями и кусками дерева. Чтобы контролировать течение воды, в некоторых местах были сооружены крохотные запруды и даже подобия шлюзов. Чтобы подвести воду поближе к шлюпкам, на берегу было построено нечто вроде маленького акведука, который заканчивался трубой, изготовленной из пустых жестяных банок. Стальную шлюпку подгоняли к трубе, наполняли на три четверти пресной водой, после чего транспортировали на буксире к «Эмпайр Тайду», где воду перекачивали насосом в корабельные танки. Таким путем на «Эмпайр Тайд» было доставлено свыше двадцати тонн пресной воды. Воду с берега использовали прежде всего для питания котлов, так как назвать ее абсолютно пригодной для питья все-таки было нельзя. Вода же из бойлеров направлялась на камбуз. Итак, мы видим, как общими усилиями моряков из команд разных кораблей проблема питьевой воды была решена. Теперь у матросов было чем запить скудный пищевой рацион из вареных соевых бобов и пойманных в силки береговых чаек15.
В Архангельске тем временем начали предпринимать кое-какие шаги по спасению последних «насмерть перепуганных» транспортов из конвоя PQ-17. Военное поражение обычно сопровождается хаосом. Так вот: в связи с разгромом каравана хаос в Архангельске царил ужасный. Относительно причин разгрома конвоя ходили самые разные, противоречившие друг другу слухи. Правда, однако, пробивала себе дорогу с трудом. Складывалось такое впечатление, что информацию об истинных причинах разгрома специально придерживали в «верхах», дабы окончательно не обрушить моральный дух союзных моряков, который и без того находился на критически низком уровне. Лейтенант Карадус и другие офицеры эскортных кораблей частенько наведывались в так называемый «Норвежский дом», где обосновался капитан 1 – го ранга Маунд, в надежде узнать в подробностях о том, что произошло с кораблями конвоя и куда подевались немецкие эсминцы, которыми их так пугали. «Руководство особого желания обсуждать эти темы не проявляло. Вообще, разговоры о судьбе конвоя хотя и не запрещались, но и не приветствовались»20.
16 июля из девятидневного поиска вернулся корвет «Дианелла», которым командовал лейтенант Рэнкин. Он привез с собой шестьдесят одного человека из команды британского парохода «Эмпайр Байрон», который первым пошел на дно после рассредоточения конвоя. Рэнкин сообщил американским представителям, что встретил на своем пути массу дрейфовавших по морской поверхности обломков кораблей и прочих материальных свидетельств потопления конвоя. В частности, в одном опустевшем плотике он обнаружил бронзовый корабельный колокол с надписью «КСШ (Корабль Соединенных Штатов) Эдмор». В соответствии с корабельным регистром Ллойда так прежде именовался транспорт «Хоному» – один из бесследно исчезнувших кораблей конвоя. Теперь всем стало ясно, что он тоже нашел свой последний приют на дне Баренцева моря[80]80
17 июля старший морской британский офицер (СМБО) в Архангельске передал на корвет «Дианелла» радиограмму следующего содержания: «Командующий флотилией Белого моря просил передать вам, вашим офицерам и команде вашего корабля горячую благодарность за спасение шестидесяти одного моряка с транспорта „Эмпайр Байрон“ в трудных штормовых условиях Баренцева моря».
[Закрыть]21.
Ближе к полуночи того же 16 июля коммодор конвоя Даудинг отправился на корвете «Поппи» в сопровождении корветов «Лотус» и «Ла Малоуин» в сторону Новой Земли на поиски уцелевших транспортов и спасшихся с потопленных кораблей моряков. Несокрушимый и непотопляемый Даудинг за неимением другой одежды облачился в поношенную армейскую форму и украсил голову морской фуражкой для младшего командного состава. По его просьбе русские выдали ему подробные карты Баренцева моря, но он, надо сказать, относился к русским картам с известным предубеждением. Так как продукты на корабли все еще не подвезли, моряки с корветов пробавлялись все больше рисом. Сигареты тоже выдавались в строго ограниченном количестве. Когда корветы выходили из «горла» Белого моря, пошел дождь, сопровождавшийся сильными порывами ветра. Зато совершенно исчезли паковые льды, которые десять дней назад запирали горловину.
На следующий день море продолжало оставаться неспокойным, а холод усилился. «Лотус» подошел с траверза к «Ла Малоуину» и просигналил: «Меняю двух русских офицеров на пятьдесят спасенных или на две пачки „Вудбайнс“ (дешевые сигареты)». Потом, сделав паузу, добавил: «Русские страдают от морской болезни, и от них разит блевотиной, дешевым одеколоном и другими небританскими запахами». С «Ла Малоуина» коротко ответили: «Пожалуй, мы оставим две пачки „Вудбайнс“ при себе»22.
В первой половине дня 19 июля корветы вошли в залив Белужий, где обнаружили брошенный плотик, загруженный жестянками с бисквитом, пеммиканом, коробками с тонизирующими таблетками «Хорликс» и шоколадом. Проголодавшиеся моряки поделили продукты, перевезли их на корабли и устроили пир. Продолжив движение дальше к северу, они заметили два русских тральщика, пытавшихся стащить с мели транспорт «Уинстон-Салем». «Лотус» замигал семафором и стал переговариваться с «Уинстон-Салемом», а «Поппи» направился к маяку. Неподалеку от маяка Даудинг обнаружил импровизированный лагерь, где все еще влачили жизнь Робинзонов девятнадцать человек из команды американского транспорта. «У них имелись две шлюпки и большой запас продуктов»[81]81
22 июля морское руководство США в Лондоне отправило в Вашингтон радиограмму: «СМБО в Архангельске сообщил, что „Уинстон-Салем“ засел на мели неподалеку от мыса Северный Гусиный. Днище не повреждено, транспорт сидит на мели не очень прочно. Команда оставила корабль и разбила неподалеку от маяка лагерь. Матросы выбросили в море затворы от пулеметов и не оказывают никакой помощи русским, которые пытаются стащить транспорт с мели. Капитан Френкель лично вылетел на место происшествия и докладывает, что члены команды „Уинстон-Салема“ возвращаться на судно отказываются. В этой связи командующий русским Северным флотом предложил при необходимости составить команду из русских моряков».
[Закрыть]. Корвет «Поппи» шаркнул днищем о мель и повредил купол гидролокатора «Асдик». Таким образом в полном порядке остался только корвет «Лотус». Ночью 20 июля корвет «Ла Малоуин» вошел в залив Моллера, где стоял на якоре «Эмпайр Тайд» и где в окрестных скалах испокон веку селились миллионы птиц, мясо и яйца которых использовали теперь для пропитания члены команды транспорта. Лейтенант Бидвелл вел свой корвет среди метавшихся в воздухе и пронзительно кричавших огромных стай пернатых, которых вспугнул приход «Ла Малоуина». Когда корвет подошел к борту транспорта, его, как показалось Бидвеллу, приветствовали «сотни» высыпавших на палубу моряков. Бидвелл лаконично просигналил: «Рад встрече. Чуть позже попробую вывести вас из залива». Потом Бидвелл сказал капитану Харви, чтобы тот был готов к отплытию на следующий день.
Начались активные действия по подготовке к выходу в море. Девятнадцать больных моряков, лежавших в поселке в госпитале, перевезли с берега на транспорт. Заодно на корабль перевезли и «дезертиров», которые решили отсиживаться в лагере на берегу. Офицерская кают-компания была превращена в лазарет для раненых и тяжелобольных. «Большинство из них не могли сами о себе заботиться, – писал в своем дневнике капитан Харви. – Уж и не знаю, что с ними будет в случае нападения немцев на транспорт. Лучше об этом не думать»15. На «Эмпайр Тайд» подняли и установили шесть дополнительных шлюпок. Каждый человек на корабле был закреплен за определенной шлюпкой и знал, куда ему бежать при чрезвычайных обстоятельствах. Все отверстия для стока воды и пулевые пробоины в шлюпках были закрыты и заделаны. Покончив с работой, моряки «Эмпайр Тайда» стали ждать возвращения корвета «Ла Малоуин», который отправился в пролив Маточкин Шар.
Несколькими часами позже корветы вошли в пролив Маточкин Шар. Сверкало солнце, отражаясь от выкрашенных белоснежной краской бортов тральщика «Айршир» и трех стоявших рядом с ним транспортов. Моряки на корветах, увидев маленький тральщик Лео Градвелла в целости и сохранности, разразились громкими приветственными кликами. После совещания между командирами корветов и мастерами, которое созвал коммодор Даудинг, было решено выйти в море в тот же вечер. Но сначала из пролива вышел «Ла Малоуин» – чтобы вывести в море «Эмпайр Тайд». По пути он забрал из госпиталя, располагавшегося на берегу пролива Маточкин Шар, восемь обмороженных моряков с «Паулуса Поттера» и десять – с «Хартлбери».
21 июля в 2 часа ночи лейтенант Бидвелл, крикнув в мегафон: «Следуйте за мной», повел «Эмпайр Тайд» к выходу из залива Моллера. Хотя гидролокатор «Асдик» у него был поврежден, «Ла Малоуин» тем не менее совершал поисковый противолодочный маневр, дабы вдохнуть мужество в души сомневающихся и маловеров. Потом «Ла Малоуин», держась впереди «Эмпайр Тайда», лег на курс и пошел к месту встречи с кораблями коммодора Даудинга, которые в это время продвигались в юго-восточном направлении.
Двумя днями позже к вновь сформированному конвою для обеспечения дополнительной защиты присоединились британские эскортные корабли «Позарика», «Леда», «Хазард», «Дианелла» и два русских эсминца. На корвете «Ла Малоуин» кто-то без конца проигрывал на граммофоне одну и ту же пластинку – «Ветер надежды качает лодку моей мечты». Командир «Ла Малоуина» дремал в деревянном кресле у себя на мостике.
Немцы в этом квадрате так и не появились. Для них все эти корабли просто-напросто не существовали.
Глава 9. РАССЛЕДОВАНИЕ
Ходят упорные слухи, что конвой PQ-18
так в море и не вышел. А это значит, что мы
пробудем в этой дыре гораздо дольше,
нежели рассчитывали.
Частный дневник офицера Королевскихвоенно-морских сил, находившегося вслужебной командировке в Архангельске.29 июля 1942 года
1
После разгрома конвоя PQ-17 Британское адмиралтейство предложило отложить проводку Арктических конвоев до осени. Мистер Черчилль набросал предварительный план проводки новых конвоев, в соответствии с которым сопровождать караваны торговых судов в Россию должны были два линкора. По мнению мистера Черчилля, кораблям следовало двигаться ближе к югу, а не жаться ко льдам на севере. По счастью, Адмиралтейство на этот раз на уговоры не поддалось, план премьер-министра не приняло и свою точку зрения отстояло. Так что мистеру Черчиллю ничего не оставалось, как принести маршалу Сталину свои извинения и сообщить со всем «подобающим маршалу уважением», что посылка конвоя PQ-18 приведет к огромным бессмысленным потерям, которые могут только повредить «общему делу». Когда мистер Черчилль обменивался посланиями с маршалом Сталиным, окончательные результаты проводки PQ-17 все еще не были известны. Премьер сказал, что в Архангельск пришли только четыре транспорта, а еще шесть пароходов укрываются в «гаванях» на Новой Земле, но в любое время могут быть атакованы немецкой авиацией. Премьер предложил прислать на север России старшего офицера британских военно-воздушных сил, чтобы тот обсудил с русским командованием вопрос об усилении воздушного прикрытия караванов1.
Полученный от маршала Сталина ответ мистер Черчилль охарактеризовал как «невыдержанный и грубый». Русский лидер, которого история о многочисленных бедствиях конвоя PQ-17 нисколько не тронула, заострил внимание премьер-министра на роковом приказе Британского адмиралтейства об отходе кораблей прикрытия и рассредоточении конвоя, в результате чего транспортам пришлось следовать в российские порты в одиночку и без всякой защиты2. (Здесь уместно напомнить, что подобные приказы отдавало не только Британское адмиралтейство. Годом раньше, в августе 1941-го, русские оставили без прикрытия шестьдесят семь торговых кораблей, транспортировавших несколько тысяч солдат из Таллина в Ленинград, по причине чего немецкой авиации удалось потопить не менее половины судов. В описываемый нами период в Англии об этом ничего не знали.)
Масштабы материальных потерь, когда они были просчитаны до конца, и в самом деле поражали воображение. Последним в Молотовск пришел транспорт «Уинстон-Салем», который по приказу капитана Френкеля был снят с мели и 28 июля отконвоирован в порт назначения. Из тридцати пяти кораблей, которые вышли из Исландии в составе конвоя PQ-17, до русских портов добрались только одиннадцать. Три из них спаслись благодаря храбрости и инициативности лейтенанта Лео Градвелла, который взялся довести их до Архангельска. К сожалению, в самом конце своей арктической эпопеи маленькому тральщику «Айршир» пришлось перенести незаслуженное унижение. Когда корабли вошли в устье Двины, на тральщике закончился уголь, и оставшуюся часть пути до Архангельска он проделал не своим ходом, а на буксире у одного из корветов коммодора Даудинга.
Таким образом, всего было потоплено двадцать два транспорта, одно спасательное судно и один вспомогательный танкер ВМФ. Общее водоизмещение потопленных судов достигало 142518 тонн. Из одиннадцати британских кораблей конвоя увидеть родные берега довелось только двум. На обратном пути в Англию «западный» конвой серии QP лишился еще трех транспортов, переживших поход PQ-17, – «Силвер Сворда», «Беллингхэма» и «Грей Рейнджера».
Но союзников угнетала не только потеря торгового тоннажа. Вместе с кораблями пошли на дно 3350 автомобилей, 430 танков, 210 бомбардировщиков, а также 99316 тонн самых разнообразных военных грузов, в том числе железнодорожные вагоны, радары, боеприпасы, продукты, стальной и алюминиевый прокат и другие стратегические материалы. Рассуждая об оказавшемся на дне грузе, можно добавить, что потери танков составили одну треть от общего числа бронированных машин, уничтоженных в гигантской битве под Курском; что же касается бомбардировщиков, то при проводке PQ-17 их было потеряно в три раза больше, чем при катастрофическом рейде американских ВВС на Швейнфурт в 1943 году. Кроме того, русский танкер «Азербайджан» получил такое количество пробоин, что из танков вытекла в море большая часть льняного масла, которое он вез. Равным образом, «Уинстон-Салем» не довез до Архангельска большую часть находившихся у него на борту продуктов питания. Эти потери позволили Гитлеру в конце августе заявить; «По-видимому, конвой PQ-18 так никогда из Исландии и не выйдет»3.
Казалось, беды продолжали преследовать конвой PQ-17 даже после его разгрома. В Архангельске ходили упорные слухи, что семерых из восьми покинувших «Азербайджан» русских моряков расстреляли их же собственные соотечественники. Восьмой, как говорят, желая избегнуть подобной участи, умолил одного из мастеров тайно доставить его в Англию4. Одного из британских моряков с конвоя застрелил по ошибке русский часовой во время немецкого налета на Архангельск. Что же касается исполненной мятежного духа команды «Трубадура», то ее после драки из-за женщин арестовали и посадили под замок чуть ли не в полном составе5. В Архангельске получила также распространение сплетня, что моряки «Карлтона» сдали свое судно из-за обещанного им немцами крупного денежного вознаграждения6. На транспорте «Силвер Сворд» была раскрыта попытка саботажа – кто-то из команды хотел вывести из строя его двигатели, подмешав в смазочное масло наждачный порошок7. Мастер «Уинстон-Салема» серьезно заболел, и его пришлось срочно вывозить самолетом в Америку8. При подходе к берегу русский лоцман посадил на мель один из кораблей ПВО. По этому поводу лейтенант Карадус в своем дневнике заметил: «Никого из наших это особенно не озаботило, и желающих помочь стащить корабль с мели не нашлось». Похоже, члены команд кораблей ПВО были просто не в состоянии это сделать, так как основательно напились. Артиллерист из вооруженной охраны мистер Годфри Уинн перебирался из одной кают-компании в другую и всех поил виски. На «Ла Малоуине» его спросили, понравилось ли ему быть гостем капитана «Позарики». На это он сказал: «Ну, с капитанами я всегда умел ладить, меня только адмиралы смущают»[82]82
Лейтенант Карадус с «Ла Малоуина» писал, что Уинн был довольно-таки беспокойным и агрессивным типом. «Этот артиллерийский офицер стал застрельщиком нескольких вспыхнувших среди моряков ссор и драк». Надо сказать, что на «Позарике» любили-таки подраться, и она в этом смысле пользовалась в Архангельске дурной славой. В команде этого корабля ПВО было много буянов, о которых люди отзывались не самым лучшим образом.
[Закрыть]9.
На пирсе с уцелевших транспортов первым делом сгрузили танки. Их вытаскивали из контейнеров, смазывали, заправляли, осуществляли на них пробный пробег, после чего грузили на железнодорожные платформы. Перед отправкой на фронт русские рабочие трудолюбиво закрашивали выведенные белой краской на бортах танков, грузовиков и санитарных машин надписи вроде: «Дар граждан города Плимута» – и тому подобные. Интересно, что принадлежавший крейсеру «Норфолк» старый гидросамолет «Валрус», который привел на буксире в Архангельск корабль ПВО «Паломарес», русские разобрали на части и тоже погрузили на железнодорожную платформу. Они отказывались верить в то, что он не является частью союзной поставки по ленд-лизу.
Возможно, по той причине, что союзники с открытием второго фронта в Европе не торопились, русские обращались с союзными моряками не очень-то любезно. В особенности это относится к морякам с конвоя PQ-17. Так, морякам с кораблей конвоя запрещалось посещать стоявшие в порту другие союзные корабли, у сходней была выставлена вооруженная охрана, а почта задерживалась. Кроме того, русские отказались поставлять на корабли продукты питания. Уголь, который грузили на корабли в доках, по словам лейтенанта Элсдена с «Айршира», был «очень дурного качества». Так как при проводке конвоя PQ-17 транспорты и корабли эскорта расстреляли все снаряды и патроны, а русские пополнить боезапас отказались, союзникам пришлось везти снаряды, патроны и продукты на четырех эсминцах, которые пришли в Архангельск в конце месяца[83]83
Существует немало примеров отказа от сотрудничества со стороны русских. К примеру, в Мурманск на крейсере «Норфолк» прибыли двести человек персонала Королевских военно-воздушных сил для усиления авиации Берегового командования, базировавшейся на севере России. Хотя приезд английских пилотов и техников был согласован с Москвой, в Мурманске им не позволили сойти на берег, и «Норфолку» пришлось отвезти их в Англию.
[Закрыть]. Адмирал Товей, не раз получавший от адмирала Майлса «неутешительные известия» о том, как неласково обходятся с больными моряками из конвоя PQ-17 в Архангельске, хотел было переправить на эсминцах на север России подразделение британских военно-морских медиков, но русские ему в этом отказали10. Тогда адмирал Майлс лично отправился в Архангельск и обнаружил, что 1200 моряков, спасшихся с потопленных транспортов, пребывают там в весьма «запущенном состоянии». За ланчем капитан Маунд сказал ему, что русские превратили в госпитали многие архангельские школы и по части медицинского обслуживания делают, что могут. Другое дело, что могут они немногое. В качестве одного из примеров неудовлетворительного отношения к больным можно вспомнить случай, когда из-за нехватки лекарств, неадекватного лечения и различных проволочек двум молодым британским морякам, страдавшим от обморожения, пришлось распрощаться со своими нижними конечностями[84]84
Хотя жалоб на медобслуживание и кормежку поступало множество, капитан Стоун с «Олопаны» в этом смысле был исключением. Он ни к врачам, ни к столу претензий не имел. По его мнению, рацион у него был лучше, чем у большинства русских. Что же касается медобслуживания, то русские поместили его в «самый новый госпиталь» из всех, какие были выделены в распоряжение спасшихся. По-видимому, все дело в том, что русские впервые имели дело с таким количеством измученных, больных и обмороженных иностранцев и не смогли разрешить эту проблему ко всеобщему удовольствию.
[Закрыть].
Ко всему прочему, количество шлюпок, спущенных с потопленных транспортов, никак не хотело совпадать с количеством обнаруженных, и союзное руководство это очень беспокоило. Однако постепенно этот разрыв сокращался. До Новой Земли дошли, наконец, две шлюпки с «Алкоа Рейнджер», а третья добралась даже до мыса Канин Нос. Тридцать семь моряков, спасшихся с «Хоному», дрейфовали тринадцать дней, прежде чем их за сотни миль от Мурманска подобрал британский тральщик. Люди с «Питера Керра» почти уже добрались до берега на востоке от Мурманска, как вдруг напоролись на русский торпедный катер, команда которого отнеслась к ним с подозрением и стала с пристрастием расспрашивать, кто они и откуда. И это после того, как они прошли на веслах по студеному морю 360 миль!
Две шлюпки с «Болтон Кастла» дрейфовали отдельно друг от друга, так как одна шла под парусом, а на другой стоял лодочный мотор, тянувший ее, пока в баке оставался бензин. Шло время, и по мере того, как рацион сокращался, а количество пресной воды уменьшалось, на шлюпке, где находился капитан, между составлявшими команду арабами и белыми все чаще вспыхивали ссоры. Так как вода и продукты кончались, а на лодке назревала поножовщина, Паско решил, что до берега им уже никогда не добраться. Неожиданно моряк, сидевший на носу, крикнул, что видит шлюпку. Они подошли поближе и увидели у нее на борту надпись: «„Эль Капитан“. Панама». Шлюпка была пуста. Видно было, что команда оставила ее в страшной спешке: на дне валялась брошенная в беспорядке одежда, а на скамье лежал недоеденный засохший бисквит. Но людей с «Болтон Кастла» куда больше интересовало содержимое контейнера с «неприкосновенным запасом». Капитан Паско открыл крышку и – о чудо! – обнаружил в контейнере солидный запас продовольствия, пресную воду и даже выпивку. Кроме того, в шлюпке были найдены морские карты, компас, охотничьи ружья, рыболовные удочки, крючки и леска. Благословляя предусмотрительность панамских моряков, Паско велел перетащить все найденные припасы и вещи в свою шлюпку и стал смотреть в будущее веселее. Выдача пресной воды увеличилась до чайной чашки в день на человека. Равным образом увеличился и пищевой рацион. Прошло еще несколько дней, и обе шлюпки с «Болтон Кастла» независимо друг от друга достигли наконец северного побережья России.
Через неделю после потопления «Эрлстона» одна из его шлюпок с двадцатью восемью спасшимися была обнаружена британским эскортным судном. Моряки, находившиеся в другой шлюпке, гребли на протяжении десяти дней и ночей. Рацион у них был крохотный, так как докеры с берегов Клайда вскрыли контейнер с «неприкосновенным запасом» и украли большую часть его содержимого. На одиннадцатый день, когда рацион сократился до пригоршни пресной воды, слегка забеленной сгущенным молоком, со шлюпки увидели землю. Пошатываясь от голода и усталости, моряки сошли на берег. Скоро, однако, выяснилось, что они оказались не на русском севере, а в оккупированной немцами Норвегии в 10 милях к востоку от мыса Нордкап. Их схватили, и все оставшееся до конца войны время они провели в германском лагере для военнопленных12.
К 24 июля, то есть почти через месяц после того, как конвой вышел из Исландии, все моряки, спасшиеся с потопленных транспортов, оказались на суше или на борту отправившихся на их розыски кораблей. Все – за исключением семнадцати матросов с несчастливого «Карлтона», которые продолжали дрейфовать в шлюпке по свинцовым волнам Баренцева моря. Среди этих семнадцати неудачников был один уже хорошо известный нам субъект, чье присутствие всегда несло с собой беду окружающим. Вот что Джеймс Акинс – этот новоявленный Иона – писал о том, как завершилось их одиссея:
«День был похож на день, как родной брат. Мы видели в небе много птиц и думали, что земля где-то рядом. Но она все не появлялась. Между тем трудно чувствовать себя комфортно в лодке, которая имеет всего 32 фута в длину и в которой помещается семнадцать человек. Первые пять дней было еще ничего, но потом всем нам, тершимся друг о друга спинами, стало казаться, что еще немного – и позвоночник у нас переломится. Лейтенант Хэррис и К. Блокстоун так и норовили ко мне прислониться. Я их отталкивал, но они через минуту снова на меня наваливались.
Мы начали нормировать пищу и воду буквально с первого дня. Херли, который всем этим заведовал, сказал, что нас отделяет от России не более сотни миль. Я попросился в наблюдатели и шесть часов подряд всматривался в горизонт в надежде увидеть землю: Келли и Гонзалес предложили ящик виски тому, кто первым ее увидит. Потом пришел Мэлчи и сменил меня. Я сказал ему, чтобы он смотрел в оба, так как по расчетам Херли выходило, что мы можем увидеть землю в любую минуту. На это Мэлчи мне сказал, что ветер переменился и гонит нас не к берегу, а от него. Я чуть за борт не выпрыгнул – до того мне стало не по себе.
На девятый день мы заметили в отдалении то, что поначалу приняли за эсминец. Корабль все увеличивался в размерах, и в скором времени мы поняли, что перед нами не надводное судно, но субмарина, двигающаяся в надводном положении. Немцы подошли к нам довольно близко и стали задавать вопросы. Когда мы дали на них исчерпывающие ответы, они передали нам компас, одеяла, бочонок с пресной водой, жестянку с бисквитами и несколько пачек сигарет. Потом они сказали нам, каким курсом идти, чтобы добраться до побережья СССР, и извинились за то, что не в состоянии взять нас на борт, сославшись на отсутствие места[85]85
Это была U-376, которой командовал капитан-лейтенант Фридрих-Карл Маркс. Маркс заметил шлюпку 13 июля в 2.30 дня, когда он находился в 350 милях от мыса Норд. В показаниях, которые позже дали спасшиеся с «Карлтона», отмечалось, что немец очень сетовал по поводу того, что не может взять их всех на борт. Он говорил, что на подлодке мало места и что он находится на патрулировании. Потом он сообщил, куда надо плыть, чтобы добраться до норвежского побережья, и предложил медицинскую помощь, которая, впрочем, была отвергнута. Подводник также передал спасшимся бисквиты, одеяла и сигареты. Все эти вещи были американского производства. Немец подтвердил, что несколько дней назад торпедировал американский транспорт «Хусиер», а когда его оставила команда, поднялся со своими людьми на борт.
[Закрыть].
