Текст книги "Вилла загадок"

Автор книги: Дэвид Хьюсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

Дэвид Хьюсон
Вилла загадок

ПЕНФЕЙ. А служите вы ночью или днем?

ДИОНИС. Ночь лучше. Мрак имеет обаянье.

Еврипид. Вакханки

Луперкалии[1]1
  В Древнем Риме – празднества в честь Луперка (Фавна), покровителя стад; праздновались ежегодно 15 февраля. – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть]

Бобби и Лайэн Декстеры были приятными людьми. Они жили, в тридцати милях от Сиэтла, в новом деревянном доме, стоявшем посреди бескрайнего соснового леса. Оба работали в «Майкрософт» – Бобби занимался маркетингом, Лайэн финансами. Выходные они старались проводить на природе, а раз в год отправлялись на туристический слет в Маунт-Рейнир[2]2
  Национальный парк в штате Вашингтон.


[Закрыть]. Они также занимались спортом, хотя у Бобби все-таки появился, как он говорил, «семейный животик», который все время вылезал из джинсов. А ведь ему было всего тридцать три года!

В общем, Декстеры весь год оставались тихими и респектабельными представителями американского среднего класса, за исключением двух весенних недель, когда они отправлялись в отпуск. На то были свои причины. Пятьдесят недель упорного труда требовалось сбалансировать двумя неделями безудержного разгула в незнакомом месте, где действуют иные правила. Или вообще не действуют никакие. Вот почему в один холодный февральский день они оказались в десяти милях от Рима, вдребезги пьяные от красного вина и граппы. Бобби гнал арендованный "рено-клио" по ухабам не обозначенной на карте проселочной дороги, которая вела от аэропорта Фьюмичино в сторону извилистого русла Тибра.

Лайэн тревожно поглядывала на мужа. Бобби курил. Все утро он, вооружившись металлоискателем, прочесывал подступы к руинам береговой крепости, пока их не прогнали недовольные археологи, которые вылезли из раскопа и разорались. Декстеры не знали итальянского, но суть дела уловили прекрасно: либо они быстро убираются отсюда вместе со своим металлоискателем, либо рискуют нарваться на воспитательную беседу с парочкой решительно настроенных латиноамериканских студентов, которые прямо-таки рвались в бой.

Обиженные Бобби и Лайэн ретировались в придорожную закусочную, где им тут же нанесли новое оскорбление – небритый официант в грязном свитере высмеял их американскую манеру произносить слово "паста".

Бобби молча слушал, его полные белые щеки раскраснелись от бешенства.

– Тогда дайте мне бифштекс! – не выдержав, рявкнул он. И добавил к заказу литр домашнего красного вина – для ровного счета.

Лайэн ничего не сказала, зная, когда нужно уступить, чтобы поднять Бобби настроение. Если они чересчур напьются, можно будет оставить машину в аэропорту и доехать до города на такси. Хотя итальянцы вроде бы и не против вождения в нетрезвом виде. Они сами так ездят – или ей это только кажется? В Италии все так – без особых строгостей. Они с Бобби просто ведут себя как местные.

– Не понимаю я этих людей, – пожаловался Бобби, въезжая в грязь, застывшую после недавних дождей. – Неужели им жалко такой ерунды?

Лайэн прекрасно его понимала. Прошлой осенью Йоргенсены вернулись из Греции с великолепным мраморным бюстом размером с футбольный мяч. Это было скульптурное изображение молодого человека (как утверждали Йоргенсены, Александра Македонского) с курчавыми волосами и красивым, немного женственным лицом. Сначала, для пущего эффекта, они хранили все это в тайне. Затем Том Йоргенсен вдруг пригласил их – вроде как на вечеринку – в свой большой коттедж, построенный в скандинавском стиле: три этажа да еще участок акра полтора. На самом деле все затевалось ради мраморной головы. Йоргенсен дал понять, что "нашел" ее возле археологических раскопок неподалеку от Спарты. Когда археологи ушли домой, один местный житель показал ему, где находится главная жила. Том много рассказывал, как нелегально вывез находку из страны, но Лайэн подозревала, что все это выдумки и на самом деле он просто купил бюст в магазине. Мускулистый ублюдок всегда всем впаривал подобные истории. Вот почему он сумел оттереть в сторону Бобби и пролезть в сферу секс-музыки и телепрограмм, которыми занималась теперь компания. Сейчас он встречался с рок-звездами и киношниками, тогда как Бобби, не менее, а может, даже и более способный, по-прежнему валандался с нудными компьютерщиками, помешанными на базах данных.

Однако на Бобби этот маленький розыгрыш сильно подействовал. Спустя две недели он объявил, что ежегодный отпуск они проведут в Италии. Ее мнение он даже не спросил, хотя Лайэн втайне мечтала об Арубе. Тем не менее возражать она не стала. Это вообще было опасно, к тому же Рим оказался не таким уж плохим городом. Он даже начал ей нравиться, но в одно прекрасное утро все вдруг круто изменилось к худшему. В гостинице за завтраком какой-то противный британский профессор прочитал им целую лекцию по истории. О том, как древние римляне отмечали день мертвых, принося в жертву козла или собаку и выливая их кровь на головы своих детей, чтобы те помнили своих предков. После этой истории Бобби как с цепи сорвался. Уже через пятнадцать минут он принялся искать прокат металлоискателя.

И вот теперь они не поймешь где, вдребезги пьяные и не знают, что делать дальше. Лайэн тосковала по Арубе, и эта тоска все больше усиливалась, хотя она и понятия не имела, как эта Аруба выглядит. Незаметно для Бобби она взялась за руль, в последний момент едва успев уклониться от встречи с большим камнем, внезапно выросшим на пути. Дорога, усеянная грязными лужами, оставшимися после недавнего дождя, становилась все уже и уже. Возможно, им следует бросить машину и вернуться за помощью на шоссе. Правда, эта идея ей не слишком нравилась – она не взяла с собой туфли.

– Это просто алчность, Бобби, – пояснила Лайэн. – Что тут еще можно сказать?

– Я имею в виду... к чему все это? Если я не найду эту дрянь, она все равно останется там лежать! Как будто гребаные итальянцы выкапывают из земли все это дерьмо!

Здесь он ошибался – там было все перекопано, причем половина раскопов казалась заброшенной, возможно, как раз потому, что не хватало рабочих рук. Но лучше было с ним согласиться.

– Им это не нужно, Бобби. У них уже и так больше, чем они в состоянии переварить. Все эти находки скоро полезут у них из ушей.

Это была правда. У нее голова кружилась от всех этих музеев, которые они посетили за последние два дня. Там столько всего было! В отличие от Бобби она читала путеводители и поэтому знала, что пока они только прошлись по поверхности. Даже проведя в Риме целую неделю, они не осмотрят здесь все. Просто ужас! Плюс плохое планирование. Безвкусица. Бобби прав – воспитанные люди наверняка поделились бы своими сокровищами.

Машина подпрыгнула на ухабе и с грохотом ударилась о землю. Судя по звуку, снизу от нее что-то отвалилось. Лайэн окинула взглядом лежавшую впереди местность. За странной, похожей на болотную, травой виднелась серая, грязная полоса воды. У низкого берега дорога закончилась. Теперь надо было выбираться отсюда, позволить Бобби немного расслабиться, а затем отогнать машину обратно в "Эйвис"[3]3
  Фирма по прокату автомобилей.


[Закрыть] и побыстрее смотаться в город, пока кто-нибудь не заметил на ней вмятины или еще что-нибудь похуже.

– Не беспокойся, – сказала она. – Ты обязательно что-нибудь найдешь там, Бобби, – я в этом уверена. Обязательно найдешь, и этот м... Том Йоргенсен будет страшно завидовать. Ты...

Не доезжая двадцати метров до конца дороги он ударил по тормозам, и машина резко остановилась. Муж смотрел в лицо Лайэн с тем жестким, холодным выражением, которое появлялось у него пару раз в году, и тогда она горько сожалела, что когда-то вышла замуж за Бобби Декстера – толстого Бобби, над которым потешались все ее подруги.

– Я – что? – спросил Бобби тусклым, безжизненным голосом – очевидно, с его точки зрения, весьма многозначительным.

– Я только, только... – Она запнулась и замолчала.

Он ткнул себя в грудь толстым пальцем. От него разило перегаром.

– Ты что, и вправду думаешь, будто все это из-за Тома Йоргенсена?

– Нет, нет!

– Ты что, и вправду думаешь, будто я спланировал и оплатил весь этот гребаный отпуск, привез тебя в эти красивейшие места, к этому вонючему болоту... только из-за гребаного Тома Йоргенсена и его дерьмового куска мрамора?

Лайэн ответила не сразу. За три года супружеской жизни Бобби довел ее до слез лишь однажды – это было в Канкуне[4]4
  Мексиканский курорт.


[Закрыть], когда он сделал ей сексуальное предложение, которое она посчитала глупым, ненужным и совершенно негигиеничным. Воспоминания об этом все еще разрывали ей сердце, хотя она и сама не понимала, почему они никак не испарятся.

– Конечно, нет. Мне просто показалось... не знаю... – невпопад ответила она.

– О Господи! – заревел Бобби. – Господи Боже!

Он нажал на акселератор, включил первую передачу, и машина с головокружительной скоростью рванулась вперед, но тут ее занесло в сторону и она застряла в засохшей грязи, из которой, как показалось Лайэн, торчал обломок изгороди. Автомобиль накренился под немыслимым углом, и переднее правое колесо беспомощно завертелось в воздухе.

– Замечательно, – осуждающе глядя на Лайэн, проворчал Бобби. – Замечательно!

Стараясь подавить рыдания, она молча глотала слезы.

– Не делай этого, Лайэн. Только не сегодня. Сейчас ты не в Канкуне и не сможешь позвонить животному, которого называешь своим отцом, чтобы он приехал и выбил из меня мозги только потому, что у тебя головная боль или что-нибудь в этом роде.

Жаловаться старику явно не стоило, и она прекрасно это понимала. Однако Бобби сам напросился. В Канкуне он переступил границу дозволенного и должен был об этом знать.

– Бобби... – прорыдала она.

Он молча смотрел из окна на серую реку и лениво кружащую по ней пену.

– Ну?

– Я чувствую запах бензина, – сказала она, слезы на щеках мгновенно высохли. – А ты?

– Господи! – ахнул он и, быстро отстегнув ремень безопасности жены, рывком распахнул дверцу машины.

Лайэн невольно улыбнулась. Первым делом он бросился спасать ее, даже не расстегнув свой собственный ремень.

– Бобби...

Он вытолкнул ее наружу.

– Ради Бога, выходи! Тупая безмозглая сука...

Убедившись, что она в безопасности, Бобби Декстер повернулся, сбросил на землю лежавшие на заднем сиденье вещи и сам выкатился из перекошенной машины. Он был настолько пьян, что не устоял на ногах и упал на четвереньки, больно ударившись локтями о холодную, твердую землю, и громко выругался.

С трудом поднявшись на ноги, он собрал вещи и еще раз убедился, что жена находится на вполне безопасном расстоянии. Стиснув руки за спиной, словно школьница, ожидающая указаний, она смотрела на него с другой стороны дороги, метрах в десяти от умирающего "клио".

– Ты как, в порядке? – подойдя, спросил Бобби.

"Кажется, он и вправду беспокоится, – подумала Лайэн. – Это уже что-то".

– Конечно. – Она перестала плакать, чему он, к счастью, обрадовался.

Машина издала звук, похожий на вздох. Из-под капота вырвался тонкий язычок пламени и начал подбираться к ветровому стеклу.

– А теперь, – усмехнулся Бобби, – я скажу, что действительно мне нравится в этих арендованных машинах. С ними может твориться вот такое прямо у тебя на глазах, а ты просто стоишь в сторонке и любуешься представлением. Жаль, что я не взял что-нибудь посолиднее.

Набежавший ветер раздувал пламя. Перевалив через крышу, огонь проскользнул в окно и принялся пожирать сиденья, на которых всего минуту назад сидели Бобби и Лайэн Декстеры. Затем пламя вдруг загудело и охватило весь "рено", который тут же исчез в облаке черного дыма.

Схватившись за руку мужа, Лайэн молча наблюдала за спектаклем. Бобби прав – это проблема "Эйвис". Именно для этого они и существуют, именно поэтому и назначают такие сумасшедшие цены.

– И что мы теперь будем делать, Бобби? – поинтересовалась она и с облегчением увидела, что муж улыбается, впервые за последние часы чувствуя себя вполне довольным.

Он поднял металлоискатель, который взял напрокат неподалеку от гостиницы в Риме.

– Вот зачем мы сюда приехали, – заявил Бобби Декстер. – Папочка отправляется на охоту.

Лайэн робко засмеялась и тут же испуганно замолчала, не зная, правильно ли поступила. Правда, это все равно не имело значения – Бобби ее не слушал. С наушниками на голове, он уже двигался к реке, по этой странной, болотистой почве, которая, казалось, в любой момент могла провалиться под ногами. И очень скоро Бобби Декстер тоже вдруг рассмеялся, должно быть, услышав какой-то отчетливый сигнал. Лайэн поспешила к мужу. Сейчас они находились в двадцати футах от воды. Вокруг на целые мили не было ни одной живой души. Все, что они здесь найдут, будет принадлежать только им.

– Слышишь?

Она поднесла к уху один из наушников. Тот отчаянно пищал, словно какая-то детская игрушка.

– Гребаный Том Йоргенсен! – сплюнул Бобби. Когда он так говорил, Лайэн не осмеливалась смотреть ему в глаза. – Я еще проучу этого толстого мерзавца! Дай-ка мне инструменты.

* * *

Он сидел в маленьком кафе, расположенном неподалеку от полицейского участка, когда туда вошла Барбара Мартелли. Черная форма сидела на ней безукоризненно, в руке она держала мотоциклетный шлем, светлые пряди волос покачивались на ходу.

– Ник! – удивилась она. – Ты что, вышел на работу?

– Первый день, – зачем-то взглянув на часы, ответил он. – Решил вот показаться.

– А!

– Как у тебя дела?

– Прекрасно. У меня всегда все прекрасно. А у тебя?

Он сделал глоток маккьято[5]5
  Молоко с капелькой кофе (ит.).


[Закрыть].

– Тоже.

– Хочу тебе напомнить, что полицейские не ходят в это кафе.

– Тогда почему ты здесь?

Она засмеялась. Барбара Мартелли была примерно одного с ним роста и с такой фигурой, что все в участке на нее засматривались, а копна светлых волос никак не желала влезать в маленький черный шлем. Ее лицо вовсе не походило на лицо полицейского – слишком привлекательное, слишком приветливое. С таким лицом нужно работать на телевидении – давать прогноз погоды или вести какое-нибудь шоу. Вместо этого Барбара носилась по Риму на своем большом мотоцикле, выписывая штрафные квитанции с таким очаровательным видом, что некоторые водители специально превышали скорость, увидев ее неподалеку.

В прежние дни, до того злополучного ранения, после которого ему пришлось долго сражаться с демонами, Нику иногда казалось, что она к нему неравнодушна. Кое-кто подстрекал его назначить свидание Барбаре – при условии, что потом он все расскажет. Этого так и не случилось – она была слишком идеальной. С легкостью сдавала любые экзамены по вождению машины или мотоцикла. Умела найти подход к людям, в результате чего нередко получала весьма деликатные поручения. В общем, Барбара Мартелли была слишком хороша, чтобы ее домогаться.

– Иногда человеку хочется куда-то спрятаться. Кажется, именно это с тобой и происходит. Если так, то ты немного спешишь. Когда хочешь услышать гонг, возвращайся на ринг.

– Я просто пил кофе, – пробормотал он.

– И сколько уже прошло?

– Шесть месяцев. – Шесть долгих месяцев медленного выздоровления после ранения и последовавшего за ним посттравматического синдрома. Иногда Ник думал, что вряд ли пошел бы на это, если бы знал о последствиях.

Барбара смотрела на него с искренним сочувствием. Чем больше он об этом думал, тем больше ему казалось, что она самая привлекательная женщина в полицейском участке. Странно, что он до сих пор так никуда ее и не пригласил. Правда, нельзя сказать, что он желал каких-то далеко идущих отношений. Просто она была хорошим товарищем, располагала к общению, но, по сути дела, он ее не знал.

– Ты ведь хочешь вернуться? А разве не Фальконе толкнул тебя на это?

– Нет. То есть я хочу сказать, что не могу думать ни о чем другом. А ты?

– Я тоже.

– Такая вот у нас у всех ситуация, – проговорил Ник. – Нет особого выбора.

Тон, которым он это сказал, ему не слишком понравился. Что в нем слышалось? Раздражение? Жалость к себе? В свои двадцать восемь лет он никогда еще так не говорил. Он сильно изменился после так называемого дела Денни, когда необъяснимое стечение обстоятельств стоило жизни его напарнице, Люке Росси, и едва не унесло его собственную жизнь. Этот новый Ник Коста больше не бегал, бешено размахивая руками, по тротуарам Кампо деи Фьори, когда ему требовалось освежить голову. Продав свою крошечную квартирку на Виколо дель Болонья, он переехал в дом, принадлежавший покойному отцу, – старый деревенский дом возле древней Аппиевой дороги, в котором прошло его детство. Физические раны по большей части затянулись, душевные время от времени все еще напоминали о себе.

Нику Косте по-прежнему недоставало сдержанного юмора и тонкой проницательности Люки Росси, которых он за краткое время их совместной работы так и не успел как следует оценить. Он знал, что стал теперь совсем другим – холодным скептиком. Фальконе, буквально вытащивший его из инвалидной коляски, назвал бы это прагматизмом.

Сам Фальконе – суровый, преданный своему делу инспектор – считал такую трансформацию неизбежной. Вероятно, он был прав. Коста, ненавидевший прежде цинизм и пораженчество, призывавшие довольствоваться минимумом, потому что альтернативой являлось полное фиаско, все еще был в этом не уверен. Ему не хотелось поступаться принципами ради того, чтобы вписаться в жестокую реальность. В этом он напоминал отца – упрямого, несгибаемого политика-коммуниста, благодаря своей честности нажившего себе больше врагов, чем другие наживают благодаря лживости.

Опустив маленькую чашку, Барбара Мартелли о чем-то размышляла. Она казалась немного смущенной, словно что-то скрывала.

– Я знаю, что ты имеешь в виду.

– Знаешь?

– Насчет выбора.

По лицу Барбары пробежала тень, и Ник вдруг подумал, что ее внешность не всегда ей помогает. Иногда создает проблемы. Люди судят о ней по наружности, а ее подлинная суть остается незамеченной.

– Послушай, Ник! Лучше принять все как есть и продолжать работать, а не... – она посмотрела на кофейную чашку, которая давно уже опустела, и оба они знали об этом, – ...не забиваться в угол. На тебя это не похоже. По крайней мере насколько я тебя знаю.

Он уже опаздывал. Если бы она не пришла, он так бы и сидел здесь, не зная, на что решиться. А потом все бросил бы и вернулся домой – может быть, открыть бутылку доброго вина и расстаться со всем, чего достиг за последние месяцы, восстанавливая здоровье, достоинство и самоуважение. В том, чтобы вот так все разрушить, была даже некая прелесть. Если бы только удалось продлить это ощущение навсегда, на всю жизнь! Проблема заключалась в том, что рано или поздно наступает пробуждение. Реальный мир заглядывает в дверь и говорит: "Вот смотри!" И от этого не скроешься, причем по одной простой причине – от себя не убежишь.

– Так что, доставить тебя туда или как? – спросила она.

– Я могу сказаться больным.

– Нет! – В ее больших зеленых глазах вспыхнул гнев.

Это походило на флирт. Легкий флирт, решил он. Просто Барбара хочет заставить его действовать. При необходимости она с любым повела бы себя так.

– Этим мы зарабатываем себе на жизнь, – заявила она. – Это наша профессия, и тут никаких компромиссов быть не может. Ты или работаешь, или нет. Так что ты решил?

В его голове мелькнула дикая мысль, и он ее высказал прежде, чем успел подумать о последствиях:

– А как насчет свидания, Барбара? Это возможно?

Щеки ее слегка покраснели. Барбару Мартелли приглашали на свидание десять раз на дню.

– Можешь пригласить меня завтра, – сказала она. – Но при одном условии.

Ник молча ждал, все еще смущенный внезапной смелостью.

– Ты пригласишь меня вон там. – Палец с длинным, покрытым лаком ногтем указал в сторону полицейского участка.

* * *

В Италии все делают неправильно. В капуччино не хватает молока, у макарон не тот вкус, пицца слишком тонкая. А уж выпивка! Лайэн Декстер не могла понять, в чем тут дело.

Обычно к этому времени, то есть через два часа после обеда, пора было уже и протрезветь. А она чувствовала себя такой же пьяной, как в тот момент, когда они вышли из закусочной, и это ее сильно нервировало. Единственную бутылку минеральной воды "Пеллегрино", лежавшую в рюкзаке, который Бобби выхватил из горящей машины, они уже допили, и теперь не было ни питья, ни еды, да и денег осталось не много. О том, чтобы пешком возвращаться на шоссе по разбитой дороге, не хотелось даже думать. Поймать бы какого-нибудь итальянца, который отвез бы их в "Эйвис", чтобы возместить ущерб за эту паршивую машину. А что делать с находкой Бобби? Что-то вроде монеты, штука, похожая на огромный и очень старый гвоздь, и еще какая-то полукруглая фигня размером с детскую голову, вся покрытая грязью, – Бобби уверял, что это нечто вроде древнеримского ожерелья и будет прекрасно выглядеть, если очистить его от грязи. Все это замечательно, за исключением того, что им нельзя выкапывать подобные вещи. Уж итальянцы все это прекрасно знают. К тому же "ожерелье" здорово смахивает на тормозную колодку. Отец Лайэн был автомехаником, так что в этих вещах она немного разбирается. "Оно" ужасно похоже на тормозную колодку.

Она облизнула губы. Во рту пересохло. В висках пульсировала боль, вызванная дешевым вином. Время приближалось к трем часам, так что начинало темнеть. Пора идти. Ей вовсе не улыбается провести всю ночь в этой странной пустынной местности, где так мерзко пахнет и каждые две минуты над головой проносятся самолеты из аэропорта Фьюмичино.

– Бобби! – взмолилась она.

Но он пока не был удовлетворен своей добычей. Мраморная голова Тома Йоргенсена выглядела все еще привлекательнее любой из его собственных находок.

– Что? – рявкнул он, сорвав с головы наушники.

– Скоро стемнеет. Надо идти.

– Пять минут! – взглянув на серое небо, бросил он, снова надел наушники и побрел к воде. Прямо в болото – Лайэн инстинктивно это чувствовала. Такой странный кислый запах она уже встречала на клюквенных фермах в Мэне, где однажды они провели свой отпуск.

– Это торф! – внезапно вспомнила она.

– Чего тебе? – рявкнул Бобби, но голоса не было слышно – "боинг" пролетел так низко, что затряслась земля. Чтобы не оглохнуть, ей пришлось зажать руками уши.

– Нет, ничего, – прошептала она вслед самолету, мечтая оказаться подальше отсюда. Возможно, даже вернуться домой. На клюквенной ферме было хорошо. Интересно. Люди там говорили на одном с ней языке и она не чувствовала себя лишней. Не то что в Риме. Здесь она постоянно ощущала косые взгляды: все словно ждали, что она не то скажет или не туда свернет. Здесь все было такое иностранное!

Раздался новый, неожиданный звук. Присвистнув, Бобби сорвал с головы наушники и пальцем указал на покрытый чахлой травой клочок влажной земли, расположенный примерно в метре от него.

– Тут еще кое-что, милая. А потом мы уходим. Подай лопату.

Она выполнила приказание. Вонзив лопату в землю, Бобби Декстер наступил на нее обеими ногами. Лезвие вошло в почву, как нож в горячее масло. Вытащив лопату, Бобби снова копнул ею грязь.

– Это торф, – повторила она, глядя, как Бобби с проклятиями ковыряет землю. – Он мягкий, Бобби. Не надо прилагать столько усилий. Вот смотри...

Она взяла привезенную с собой лопатку и присела рядом на корточки. Когда-то Лайэн смотрела по телеканалу "Дискавери" передачу по археологии и знала, как делаются подобные вещи, но стремление этих людей копаться в земле по шесть – восемь часов было выше ее понимания.

– Тут надо осторожнее, – сказала она, вонзая лопатку в мягкую землю. В лицо ударил резкий, острый запах, напомнивший ей о клюкве, о смешанном с водкой ярком красном соке. – Вот смотри...

Сдерживая дыхание, она принялась ворошить землю. И тут лопатка вдруг наткнулась на что-то твердое. Лайэн Декстер непроизвольно сглотнула, чувствуя, как перехватывает горло. Осторожно углубляясь в землю, она все время натыкалась на все тот же твердый предмет.

Забрав у нее лопатку, Бобби принялся копать сам.

"Пожалуй, чересчур небрежно", – подумала она.

– Что это?

На поверхности показался непонятный предмет. Он был цвета торфа – темно-коричневый и твердый на ощупь. Бобби копнул еще немного, после чего оба глубоко вдохнули и стали осматривать находку. То, что постепенно проступало из-под земли, напоминало вырезанную из дерева человеческую руку, вероятно женскую, обтянутую складками грубой ткани, воспроизведенными с невероятной точностью.

– Совсем как настоящая, – промолвила наконец Лайэн.

– Эй! – с сарказмом воскликнул Бобби. – Вернись на землю, Лайэн! Это статуя. Она и должна выглядеть как настоящая.

– Статуи другого цвета.

– Лайэн... – Он начал раздражаться, в глазах появилась злость. – Эта штука пару тысяч лет пролежала в дерьме, так какого же цвета она должна быть? Сиять белизной? Думаешь, ее упаковали, прежде чем сюда засунуть?

Лайэн ничего не ответила – он был прав.

Бобби еще раз копнул землю, и на поверхности показалась кисть руки – изящные пальцы крепко обхватывали древко. Они застыли, глядя на свою находку. Лайэн статуя казалась очень женственной и странно знакомой. Потом в голове будто что-то щелкнуло, и она поняла, в чем тут дело. Древняя штуковина напоминала статую Свободы, пытавшуюся вытащить из грязи факел.

– Это не металл, Бобби, – упрямо продолжила она. – Как же твоя машина ее обнаружила? Ты подумал об этом?

– Иногда ты меня просто удивляешь, – злобно ответил он. – Я тут, может, открыл новую гробницу Тутанхамона, а ты все капаешь и капаешь на мозги. Слушай, отвяжись, а? Мне нужно подумать.

Он начал копать с другой стороны – там, где могла быть вторая рука. И она действительно там оказалась, всего в нескольких дюймах от поверхности – вероятно, недавний дождь смыл часть покрывавшей ее почвы. Бобби осторожно прокопал пространство между руками, обнажая грудь статуи, прикрытую чем-то вроде классической тоги с V-образным вырезом, спускавшимся достаточно низко, чтобы продемонстрировать маленькие и очень естественные груди. Поверхность статуи, которую Бобби очистил от грязи, оказалась весьма своеобразной – цвета старой кожи и слегка блестящей. Лайэн вдруг показалось, будто статуя немного сместилась, но, очевидно, это ей лишь почудилось под влиянием выпивки.

Опустившись на колени, Бобби примерно в футе от раскопок снял слой земли толщиной дюймов пять. И угадал совершенно точно: показались лодыжки, слегка разведенные в стороны; они были голыми – без какой-либо стилизованной одежды.

– Она сделана в натуральную величину, Бобби, – сказала Лайэн.

– Я знаю!

– И что же ты собираешься делать?

– Господи! Если бы я мог сейчас видеть рожу этого жирного козла Йоргенсена. Ты взяла камеру?

– Забыла, – покачала она головой.

– Как всегда. Большое тебе спасибо!

– Бобби!

Он смерил ее взглядом. Лайэн понимала, что действует чересчур смело, но это ее сейчас не заботило. Происходило нечто неправильное, и, вероятно, пора было действовать.

– Что я собираюсь делать? – переспросил он. – Да все, что захочу, Лайэн! Все, что захочу.

– Она слишком большая. Ее нельзя будет отправить багажом. Кроме того, она цвета дерьма. И воняет. Ты чувствуешь запах?

– Она миллион лет пролежала в болоте. Ты хочешь, чтобы она пахла розами?

Немного отступив, она с вызовом сложила руки на груди.

– Я не хочу, чтобы она все время так воняла. И перестань постоянно меня шпынять. Это некрасиво.

Вполголоса выругавшись, он перешел к тому месту, где должна была быть голова, и начал осторожно счищать землю. Лайэн надеялась, что головы там нет. Если Бобби найдет лишь торс и пару торчащих ног, Тому Йоргенсену это покажется забавным.

Однако голова оказалась на месте. Пожалуй, она была даже красивой – если, конечно, смыть с нее грязь. Пока Бобби Декстер, насвистывая, очищал ее от земли, его жена размышляла об их находке. Это была римская статуя величиной в рост человека – возможно, сделанная две тысячи лет назад. Пусть страшно грязная, но все равно великолепная. В наши дни многое возможно. Например, вернуть ее к прежнему состоянию и сделать идеально белой – какой она была, когда ее заказал Юлий Цезарь или какой-то другой древний итальянец.

Но есть одна проблема. Статуя чересчур большая. Вдвоем они даже не смогут вытащить ее из земли. Пять футов камня весят не меньше тонны. Даже позвав кого-нибудь на помощь, эту штуковину никоим образом нельзя будет доставить в США.

– Пойдем, Бобби! – взмолилась Лайэн. – Мы расскажем о своей находке. Может, нам дадут премию. Может, мы попадем в газету. Тогда ты помашешь ею перед носом у Тома Йоргенсена, и посмотрим, что будет.

– К черту премию! – огрызнулся он. – Это же Италия, Лайэн! Они украдут ее для себя и, может, даже упрячут нас в кутузку за то, что мы тут шляемся.

– Тогда что же нам делать?

Она явно бросала ему вызов. Это был решающий момент, своего рода поворотный пункт, после которого их супружеская жизнь пойдет по одному из двух направлений – к свободе или к рабству.

Встав, он подобрал лопату, взвесил ее в руке и жадным взглядом окинул наполовину погребенную в почве коричневую фигуру.

Глядя на него, Лайэн почувствовала, как ее охватывает ужас.

– Бобби! – простонала она. – Бобби!

* * *

Ник Коста вел полицейский «фиат» на восток, по тянущейся вдоль реки длинной улице. Джанни Перони, его напарник на сегодняшнее утро, сидел на пассажирском сиденье, занятый панино[6]6
  Бутерброд, обычно с ветчиной (ит.).


[Закрыть]. Это был большой мускулистый мужчина лет пятидесяти, с незабываемым лицом. Когда-то в прошлом – Косту так и подмывало об этом спросить – Перони ударился головой о стену или еще что-то в этом роде. В результате нос его оказался сломан сильнее, чем у любого игрока в регби. Лоб низко нависал над блестящими, хитрыми поросячьими глазками. Правую щеку по диагонали пересекал ужасный шрам. И словно дополняя общую картину, Перони очень коротко стриг свои седые волосы – как североамериканский морской пехотинец. В безукоризненном темном костюме и свежей белой рубашке с галстуком он походил на бандита, разодевшегося на свадьбу. В участке, однако, утверждали, будто за все время он ни разу не поднял руку на нарушителя.

"Пожалуй, в этом и не было необходимости", – думал Коста. Взглянув на него один раз, преступники сразу во всем сознавались. По этой причине (хотя и не только) Перони был широко известен как один из наиболее популярных и уважаемых инспекторов, и Ник Коста не ожидал, что сегодня будет общаться с ним на равных.

– И как только они смеют называть это поркеттой[7]7
  Жареный молочный поросенок (ит.).


[Закрыть]? – проворчал Перони. – Сам я родом из маленького городка неподалеку от Сиены. Там все сплошь крестьяне, ничего интересного для туристов. Вот где действительно готовят поркетту – каждые выходные. Мой дядюшка Фреддо тоже был крестьянином и показывал мне, как это делается. Убиваешь поросенка, разделываешь его. Вынимаешь печенку, вымачиваешь ее в граппе. Потом всю ночь жаришь. Фреддо любил повторять, что это единственная ночь на неделе, когда он спит со свиньей, которая не храпит. – Перони посмотрел на Косту, ожидая реакции. – Ладно. Наверное, чтобы это понять, тебе нужно было взглянуть на его хозяйку. Она очень походила на поркетту – такая же горячая и свежая. А вот эта штука много дней пролежала в холодильнике. Хочешь?