Текст книги "Чмоки"

Автор книги: Дэвид Хаггинз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Дэвид Хаггинз
Чмоки

Вода из-под крана

Осколок кости позади левого глаза давил ей на мозг. Операцию назначили на вечер, и врач разрешил мне пока проведать ее. Санитар с рокабильным коком проводил меня к ней. Она спала в палате со стеклянными стенами, а столпившиеся вокруг машины писали какие-то данные, гнали ей в кровь лекарства по трубочкам. Я взял ее за руку – ладонь была ледяная. Слава богу, дрогнул уголок рта: жива. Она приоткрыла на секунду здоровый глаз и улыбнулась мне. И я понял, что люблю ее. Беззаветно. Как в кино.

Санитар стал менять ей повязку. Я посмотрел, и у меня оборвалось сердце: на месте левого глаза лопнувшей сливой вздулась огромная опухоль с прорезом посредине.

Я сжал ей руку.

Это все из-за меня. Я физически ощутил тяжесть дурной кармы. Навалилось так, что трудно стало дышать. Если б меня не понесло тогда к Алану, ничего бы этого не было.

Я попросил у санитара воды запить литий. Тот прошел к крошечной раковине, подставил под кран бумажный стаканчик, и я с ясностью галлюцинации вспомнил, как она смеялась тогда, узнав, что среднестатистический стакан лондонской воды прошел уже через семь желудков. Я проглотил таблетку, отвел ей со лба прядку волос и заплакал. Вытирая слезы, подумал: интересно, во скольких глазах они перебывали, прежде чем попали ко мне?

Санитар сказал, что пора, и отвел меня в пустую приемную. Совершенно невозможно было идти домой одному. Окно в приемной смотрело на юг, высотки в Патни [1]1
  Патни – южный пригород Лондона; известен многочисленными гребными клубами на Темзе.


[Закрыть]светились на фоне темного неба. На юго-западе собирались тучи. Все было точно так, как в ту злосчастную ночь.

Не пей за рулем

С неба лило потоком, то и дело мигала молния, как будто у кого-то наверху барахлил фонарик. Под первые удары грома я расплатился с водителем и вылез из такси напротив Аланова дома, чтобы пересесть в свою машину.

В доме горел свет, а у крыльца стоял уже знакомый мне голубой «Мини». Прежде чем садиться за руль, надо было глотнуть кофе. Я дважды стукнул в дверь медным молоточком. Внутри пел Марвин Гей. Я постучал еще раз, и тут раздался глухой удар, как будто наверху упало что-то тяжелое. Даже стекла зазвенели. Я встал на колени и, стоя на мокрых камнях, покричал Алану в прорезь для писем.

Потом заглянул внутрь. Мне видна была спинка дивана и за ней кусок кухни-гостиной, причем возле раковины стояла зеленая винная бутылка. Полчаса назад, когда я уходил, ее там не было. Звуковая дорожка кончилась, и промежуток до следующей песни заполнило громкое потрескивание. Мне показалось, что наверху кто-то застонал.

Я загремел молотком и заорал, пытаясь перекрыть ветер. Дом был маленький, хоть и двухэтажный. Что они там, оглохли, что ли? В эркерном окне занавески были задернуты неплотно, но в щель была видна только аккуратная стопка книг на журнальном столике и абстрактная картина в рамке на дальней стене.

Я хотел было позвонить в полицию, но батарейка в мобильнике сдохла. Посмотрел, не горит ли где свет в округе – нет, поздно уже, час ночи.

Придется, значит, прогуляться до автомата на шоссе. Побежал. Поскользнулся на мокрых булыжниках, подвернул лодыжку. Метров триста хромал вдоль дороги, пока не заметил стальную будку «Бритиш телеком», здоровенную дуру, каким-то образом вколоченную в тротуар. Хоть бы козырек от дождя приделали, что ли…

Я уже собрался было впервые в жизни набрать три девятки, как вдруг передумал. Если вызвать полицию, домой попадешь дай бог к утру, а я и так уже еле на ногах стою. Я вытер с глаз дождевую воду и сказал себе, что не надо паниковать раньше времени. Может, Клэр и Ален выясняют отношения. Что, люди поссориться не могут?

В конце концов я решил позвонить Алану. На шестой раз кто-то наконец снял трубку. На том конце по-прежнему играл Гей.

– Алан, ты? Это Стив…

Человек на том конце уронил трубку. Я услышал звуки борьбы, а потом – короткие гудки. Когда я перезвонил, было занято. Но даже теперь я не мог заставить себя набрать номер полиции. Я поковылял обратно к дому и на повороте увидел, как от крыльца отъехал BMW CSi. Когда машина вырулила на шоссе, свет фар скользнул по мне сквозь струи дождя. Я не разглядел, кто сидел за рулем. На втором этаже у Алана по-прежнему горел свет, но внизу было темно. Голубой «Мини» так и стоял напротив крыльца. Я постучал, но снова никто не отозвался. Мокрые булыжники отражали свет фонарей, но порог был сухой. На бледном камне поблескивали два пятнышка. Они были похожи на часовые колесики: совершенно круглые, с неровными, как будто зубчатыми краями. Я нагнулся и тронул пятнышко. У неизвестной жидкости был металлический запах свежей крови. Я заорал и забарабанил кулаком в дверь. В доме напротив из окна высунулся мужик и рявкнул: «Пшел вон! Счас в полицию позвоню!» Я покрутился там еще немного (может, действительно озвереет и позвонит), потом залез в свой «Мицубиси сегун» и уехал.

Я знал, что алкогольный лимит у меня превышен, поэтому сконцентрировался на дороге и ехал осторожно, поглядывая в зеркала на предмет голубых полицейских мигалок. В дни моей бурной юности я как-то раз прогулялся в участок по причине вождения в нетрезвом состоянии и теперь, заметив в зеркале заднего вида зловещее белое авто, пережил остаточный приступ копофобии. К счастью, машина свернула и покатила в сторону «Олимпии». [2]2
  «Олимпия» – большой выставочный зал в западной части Лондона; в нем проводятся разные ежегодные выставки, а том числе лондонская международная книжная ярмарка.


[Закрыть] «Дворники» не успевали смахивать воду с ветрового стекла, но на подъезде к Хаммерсмиту [3]3
  Хаммерсмит – район в западной части Лондона, где находится выставочный зал «Олимпия».


[Закрыть]ливень немного поутих. Я ехал и старался заглушить голос совести, говоривший мне, что зря я все-таки не позвонил в полицию.

Да, но, с другой-то стороны, Алан ведь формально мой начальник. Может, они с Клэр просто… поругались, ну там подрались малость… А я бы полицию вызвал. Он бы меня убил тогда. И вообще, мало ли что у людей бывает? Мы вон с Лиз тоже, когда ссоримся – тарелки летят будь здоров.

А кровь на крыльце? Я посмотрел на бурый мазок на пальце и вытер его о промокшие штаны.

Когда я добрался до нашего дома в Рохамптоне, [4]4
  Рохамптон – фешенебельное предместье Лондона.


[Закрыть]дождь уже перестал. Я припарковался на гравийной дорожке рядом с жениным «Фиатом Пунто». У нас с Лиз был домик с пятью спальнями в стиле Тюдор. Непогашенный фонарик на крыльце освещал черные деревянные балки и белые гипсовые панели фасада.

Я поставил телефон заряжаться, налил в стакан воды, бросил туда таблетку парацетамола и пошел с ним наверх, осторожно ступая на пострадавшую ногу. Я надеялся, что Лиз уже спит, но в спальне горел свет. Жена полулежала, откинувшись на украшенную пуговками спинку кровати и подоткнув под поясницу подушку. Нацепив очки на кончик носа, она читала какую-то книгу. Ее эльфийская мордочка блестела от кольд-крема «Клиник», которым она мажется на ночь, надеясь сгладить следы девяти лет супружеской жизни. Лиз подняла голову и кисло посмотрела на меня:

– Ну что, много народу передавил?

– Слушай, я же сказал: я не пьяный. – Я нетвердой рукой поднес стакан ко рту.

– Ну да. То-то ты заикаешься и дрянь всякую пьешь.

Недавно Лиз открыла для себя гомеопатию и с той поры презрела достижения западной медицины.

– У меня голова болит.

– Quelle surprise! – Лиз перевернула страничку.

Книга называлась «Раба любви» и куплена была исключительно из-за названия. Я потянул за конец покрывала, осторожно отвоевывая себе немного жизненного пространства.

– Алан еще не спал.

– То-то небось обрадовался…

– Он не знает. Я стучался, но никто не подошел.

– Так с чего ты решил, что он не спал?

Ее намазанное кремом личико поблескивало.

– Там была музыка и везде горел свет. Потом к нему Клэр приехала, я видел ее машину.

– Повезло тебе. Ну и как? Полюбовался на ее декольте? Доволен?

– При чем тут декольте? Я кофе хотел, чтоб не уснуть за рулем…

Правда, у меня все же мелькнула предательская мысль: может, Лиз права? Может, я действительно постучался еще и потому, что увидел у крыльца машину Клэр? Длинные волосы жены разметались по подушке. В спутанных черных завитках я видел тайные переплетения человеческих страстей.

– Слушай, там у них, судя по звукам, что-то было. Не то ссора, не то драка…

– Как это – драка?

– Я слышал, будто кого-то ударили, он упал и застонал еще. Я им кричал, но никто не открыл. Тогда я позвонил Алану, кто-то взял трубку, и был такой звук, как будто там дерутся.

Лиз приподняла брови, очки соскользнули по намазанному кремом носу и замерли у изящного вздернутого кончика.

– Ну ты, конечно, вызвал полицию.

– Не вызвал. Но хотел.

– Что ж ты? Надо было. Тебе б медаль дали за бдительность. Конечно, если б не посадили. За вуайеризм.

– Я подумал, может, он просто поссорился с Клэр. И потом я, когда вернулся, видел, как его машина отъезжала.

– Так что ты тогда ерундой страдаешь?

– А вдруг это был грабитель? Он уехал, а Алан лежит в доме и кровью истекает.

Мысленным взором я уже видел Алана, распростертого на ковре. Рядом в луже крови валялся гвоздодер…

– Так, все. Мне это надоело. Я спать ложусь. – Лиз щелкнула выключателем.

Воцарилось молчание.

– Я не выдумываю…

Лиз включила свет:

– Хорошо. Давай его телефон, я позвоню.

Я продиктовал ей номер, и она потянулась к стоявшему на тумбочке телефону.

– Занято. Может, трубка плохо лежит? Ты уверен, что это ее машина?

– Конечно уверен. Голубой «Мини», такой же, как мы у ее дома видели.

– Ну? С чего ты взял, что это ее? – Лиз еще раз набрала номер.

– Она стояла у его дома. Тот же цвет, тот же год. Думаешь, их так уж много таких?

Лиз позвонила на телефонную станцию и попросила проверить номер. Через несколько минут ей сообщили, что аппарат абонента неисправен. Лиз начала понемногу терять интерес.

– Не представляю, чтобы Алан мог ее избить, – сказала она, кровожадно расширяя глаза.

Лиз опять погасила свет. Крем на ночь означал, что секс ее сегодня не интересует. Жена скоро заснула, а я ворочался с боку на бок, угрызаясь, что не позвонил в полицию.

Лиз права, действительно трудно представить, чтобы Алан мог кого-нибудь избить. У этого все под контролем. За три месяца в компании даже голос ни разу не повысил. И вообще, Алан на пару лет старше меня, а выглядит моложе. И в себе уверен на 250 процентов. Такому на психотренингах не учат. Может, это школа? Он-то в частной учился, для мажоров. Последние пару месяцев я даже надеялся кое-что у него перенять в смысле уверенности.

Нет, спать было невозможно. Промаявшись часа полтора, я покинул спящую супругу и пошел вниз звонить Алану. Телефон выдал короткие гудки, похожие на пиканье кардиомонитора. Я попросил телефонистку проверить номер. Меня попросили подождать. Я ждал, уставившись на нашу свадебную фотографию, стоявшую в рамке на столе. Из-за стекла на меня улыбаясь смотрела незнакомая молодая пара.

Я тогда учился в художественном училище в Челси и однажды на дискотеке повстречал Лиз. Это было в «Табу» на Лестер-сквер. [5]5
  Лестер-сквер – площадь в Уэст-Энде, фешенебельном районе Лондона. В центре площади разбит сквер, на ней и вблизи нее расположено множество ресторанов, кинотеатров и театров.


[Закрыть]Лиз было девятнадцать, и волосы ее были выкрашены в серебряный цвет. В те времена у нее был, говоря родительским языком, переходный возраст: она сбегала в Лондон из дорогого пригородного спальника, курила шмаль в туалете электрички и, несмотря на тряску, смело подводила глаза карандашиком. Потом она переехала в Лондон и на троих с подружками сняла квартирку на улице Бофорт. Тогда-то я и завоевал ее сердце в упорной борьбе с двумя конкурентами. Один из них, между прочим, был мрачный гитарист из какой-то второсортной команды, игравшей новый романтический рок. Хотя, по-моему, первосортные группы никогда его и не играли. В то лето мы с Лиз полюбили друг друга, и примерно тогда же она стала работать моделью. Потом я вдруг сделал ей предложение и вместо скромного похода в соответствующее учреждение поимел, стараниями ее мамаши, свадьбу «как у людей». Мы повенчались в их приходской церкви в Гемпшире и получили в подарок семь органайзеров черной матовой кожи.

Но сейчас мне казалось, что это было сто лет назад. Оператор сообщил мне, что телефон Алана по-прежнему неисправен, и я пошел спать, а верней, заново проигрывать весь сегодняшний вечер в поисках разгадки.

Love is…

Алан пригласил нас с Лиз в ресторан, причем мы договорились, что сначала зайдем к нему чего-нибудь выпить. Я был рад, что Лиз тоже идет: значит, не придется весь вечер обсуждать с Аланом проблемы компании. В кои-то веки у меня было хорошее настроение, и портить его мне совершенно не хотелось.

Последнюю неделю Алан все добивался, чтобы я поддержал его план. План состоял в том, чтобы уволить моего партнера Тони Молда, того самого Тони, с которым мы основали наше дизайнерское дело в середине восьмидесятых. Мы с Тони дружим еще с худучилища, и я не собирался подставлять его, особенно теперь, когда после десяти лет супружеской жизни он открыто объявил себя приверженцем однополой любви, и теперь ему светили совершенно заоблачные алименты.

Как только я перешагнул порог дома Алана возле Глостер-роуд, он сразу же поднял эту тему:

– Стив, я тебе откровенно скажу: три директорских оклада мы не потянем. Салли нас просто пошлет.

– Слушай, давай потом, а? – сказал я. – Мы вроде выпить собирались?

Алан пожал плечами и сделал мне водку с тоником. Салли Мур – наша спонсорша, это она предложила нам взять Алана управляющим директором. На другой день у нас с ней планировалось совещание совета директоров – по ее же инициативе. Собирались обсуждать дальнейшие инвестиции в нашу компанию.

– Просто Тони дизайнер, а дизайнер нам прямо сейчас не нужен, – продолжал Алан. – Мы сейчас в основном зарабатываем на импорте, а это твоя линия, ты ее сам развивал. И потом, если мы еще хотя бы год продержимся, он сможет вернуться.

– Слушай, серьезно: давай потом. Сейчас придет Лиз, я при ней не хочу. Мы с ним знаешь сколько лет дружим?

– Как скажешь, босс. Только поговорить-то все равно придется.

Босс – это прозвище. Как управляющий директор Алан имел право самостоятельно принимать серьезные деловые решения, чтобы не отвлекать нас с Тони от дизайна и маркетинга.

Алан пошел наверх переодеваться, а я тем временем огляделся. Обстановочка – прямо как из журнала. Холостяцкая гостиная с современной мебелью и аудио-видео в черных тонах; все предметы – последний писк. Диски расставлены в алфавитном порядке: от «Аэросмита» до Фрэнка Заппы. Два года уже, как он этот дом купил (переделан из конюшни, кстати), а тут все как с картинки. Книжки и журналы на столике стопочкой, ровно край в край со столешницей.

Алан сперва был пиарщиком, потом здорово заработал на импорте пива под маркой известного дизайнеpa, а позже сумел этот бизнес выгодно продать. Потом умно сыграл на рынке недвижимости и стал рекламировать себя как корпоративного реаниматора.

Я подливал себе водки в «кухонной зоне», когда он сбежал по лестнице одетый в черные джинсы, байкерские сапоги и джинсовую рубашку навыпуск, весь из себя бодрый и свежий. У меня-то фигура самая типовая: модель 64-го года с мягким, вместительным пузом без всяких там наворотов. Поэтому рядом с Аланом я сразу почувствовал себя жирным и грязным и попросился в ванную помыть руки.

– Наверх, вторая дверь налево.

Сияющая белая ванная была втиснута между спальней и небольшим кабинетом. Я пробыл там какое-то время, надеясь, что скоро подойдет Лиз и избавит меня от Алановых подъездов насчет Тони. От нечего делать я заглянул в навесной шкафчик и обнаружил там маникюрные ножницы, ватные палочки и запаски для бритвы. Все это добро было рядком выложено на полотенце, как инструменты в анатомическом театре. Тут же были многочисленные мужские парфюмы и шампунь от трихологической клиники, в которой я сам побывал два года назад, когда обнаружил у себя первые признаки выпадения волос. Только Алану-то зачем? У него их, слава богу, девать некуда: рыжая шевелюра до плеч. Когда я домыл руки, мыло изрядно посерело, и я счел своим долгом сполоснуть его, а уж потом положил обратно в мыльницу. Внизу раздался стук в дверь, и я спустился вниз.

В прихожей Алан приветственно лобызал Лиз, облаченную в новое платье в цветочек: на груди в обтяжку, юбка – солнце-клеш. Лиз смеялась какой-то его шутке, но, увидев меня, оборвала смех и вяло чмокнула меня в губы.

– Ну, Алан! – простонала она, немного оглядевшись. – Ты же обещал ковер купить! Поярче какой-нибудь, чтобы оживить комнату. У тебя же комната холодная! – В подтверждение своих слов Лиз зябко передернула плечами. – Здесь обязательно нужно что-то яркое. Хотя бы цветы.

– Да я знаю. Но что делать: времени нет.

– Так найди кого-нибудь. Найми декоратора.

– А мне и так нравится, – сказал я. – Строго, порядок, без этих ваших рюшечек.

– Строго? Да тут все стерильно, как в больнице! Порядок, главное дело. Тоже мне, специалист по порядку!

– Нет, Лиз права, – вмешался Алан. – У меня тут попахивает восьмидесятыми. А в наше время нужно что-то более живое, подчеркивающее связь с природой…

– Ну да, – сказала Лиз. – Картину какую-нибудь хорошую над камином. Да, и убери ты этот ужас, – добавила она, махнув рукой в сторону репродукции оп-артовского творения Вазарели. Вздувшаяся сине-серая сетка пульсировала и выпирала из рамы.

– Тебе не нравится? Она у меня еще с университета.

– Ну теперь ты можешь позволить себе и получше что-нибудь, – заметила Лиз.

Я всматривался в картину, пока не заболели глаза. Мы еще выпили, и Алан отвез нас в «Ла Паэзану» – дорогой итальянский ресторан на Фулем-роуд. Я о таком никогда не слышал, но Лиз, как выяснилось, была здесь как-то с подружкой. Интересно, Алан за счет компании платить собирается? При ресторане сзади был еще крытый дворик-сад, где официанты в синих майках обслуживали клиентуру высшего звена. Сорокалетние загорелые бодрячки в рубашках апаш угощали жен и боевых подруг. Ни детей, ни негров в поле зрения.

Менеджер ресторана блеснул металлокерамикой из-под довольно приличных усов:

– Мистер Дентон, сюда, пожалуйста.

Он провел нас в глубь дворика и усадил рядом с двумя дядечками в полосатых рубашках и их дамами, отделанными «под Диану». Алан заказал бутылку шардонне. Лиз тут же принялась критически осматривать публику.

– Смотрите, одни блондинки кругом.

Я выглянул из-за меню формата A3. Действительно, кроме Лиз, было еще только две темненьких.

– Небось половина крашеные, – заметил я.

Алан обернулся и окинул взглядом дворик:

– Даже больше, наверное.

– И все как инкубаторские: все блондинки, все в золоте, и у всех лак прозрачный, – съязвила Лиз. – И носят только синее и бежевое. Дурдом! Их, наверно, при бутиках выращивают, а потом выпускают.

Брюнетка Лиз считала себя более продвинутой, чем все эти блондинки, однако же, несмотря на бунтарскую юность и последующие модельные эскапады, училась она в тех же частных школах, что и инкубаторские, а теперь и к парикмахеру, наверное, ходит тому же самому, что и они. На тренинге по мерчандайзингу такую реакцию описывали как «нарциссизм, обусловленный незначительными отличиями».

– Они все репликанты, как в «Бегущем по лезвию бритвы», – сказал Алан. – Базовая модель для развлечений.

– Ой, мы со Стивом в самом начале на «Бегущего» в кино ходили. Я думала, я там умру! – простонала Лиз. – Значит слушай: дело было так. Фильм начался, через двадцать минут он меня обнял. Ну, думаю, началось. И тут он взял меня за локоть и стал мне его жать. И так три часа. Я уж думала, он извращенец какой-то… И знаешь, что он мне потом сказал?

– Что?

– Он думал, это грудь!

Алан рассмеялся. Я вяло улыбнулся: эту историю я слышал не раз и не два. Лиз любила про это рассказывать.

– Между прочим, некоторые от локтей заводятся, – сказал Алан. – Это у них фетиш такой. Серьезно. Там ведь на конце такая кожица морщинистая, они от нее возбуждаются.

Лиз скривилась. В ответ на ее гримаску Алан угостил нас ответной историей, очевидно тоже не раз побывавшей в употреблении.

– …Пошел я с девушкой в кино. Мне тогда было лет восемнадцать, и мне только-только вырезали аппендицит. Ну, естественно, перед операцией мне там все сбрили. Но девушке-то я про это не сказал… И вот сидим мы в кино, все хорошо… И она мне запускает руку в штаны. Потом выдергивает так резко и говорит: «Господи, тебе сколько лет-то?» Представляете? Я там чуть сквозь землю не провалился!

Трудно было представить, чтобы суперпупер Алана можно было чем-то смутить. Он вообще-то сам на репликанта похож: держится непринужденно – дальше некуда, шестизначные цифры в уме перемножает, красив тоже, как манекен. Какая-то типовая красота, штампованная. Плюс и бреется два раза в день: сохраняет, так сказать, дистанцию между собой и простыми смертными.

– А что потом? – спросила Лиз. – Как ты потом с этой девушкой?

– Встречались еще месяца два…

– Долго по твоим-то стандартам, – брякнула Лиз и тут же покраснела. Дело в том, что, когда они первый раз встретились, она его полчаса допрашивала – выясняла, почему он неспособен на длительные отношения.

– Лиз, отцепись от человека, – встрял я.

– Нет-нет, она права, – сказал Алан. – Но я, похоже, наконец дозрел до чего-то серьезного.

– Что, на вечный бой потянуло? – поинтересовался я.

– А что? Если встретится подходящий человек…

– А что ты делаешь завтра вечером? – оживилась Лиз.

– Меня тетя на обед пригласила.

– Заходи к нам после нее.

– Погоди, у нас же Мэри завтра… – начал было я, но Лиз пихнула меня под столом.

Я сообразил, куда она клонит. Мэри Маригела – ее ближайшая подруга, в прошлом модель, а ныне мать-одиночка с семилетним отпрыском. Лиз уже два года пытается ее пристроить, но пока безуспешно.

– Так что заходи, если сможешь, ладно?

Алан бессильно воздел руки и сказал, что, может, и вырвется, поскольку тетя уже пожилая и живет в Барнзе, недалеко от нас.

Мы сделали заказ, и разговор бодренько покатился дальше, прерываемый гоготом за соседними столиками. Лиз вся светилась, я ее уже несколько недель такой не видел. Она гоняла спагетти по тарелке и вела интеллектуальные беседы на материале, почерпнутом из телевизора. Алан отдавал должное телячьей печени, я же трудился над отбивной, запивая ее шардонне.

Когда принесли десерт, а Лиз перешла к пересказу статьи об особенностях концепции Квентина Тарантино, в ресторан вошла блондиночка в сопровождении двух сопливых юнцов. Троица проследовала к бару и заказала коктейли. Девушка была красивая, и я был приятно удивлен, когда она оставила своих спутников и пробралась между едящих к нашему столику. С неуверенным смешком она тронула Алана за плечо и нагнулась для поцелуя.

– Алан, привет! Ты как? – Она была взволнованна и немного смущена.

Алан обрадованно обернулся к ней:

– Клэр! Ты что здесь делаешь?

Алан представил нас, а Лиз тем временем быстро окинула девушку оценивающим взглядом. Клэр уже знала, что она красива, но еще не научилась эту красоту подавать. Хрупкая и женственная, она улыбалась нам с Лиз, выглядывая из-за длинной пепельной челки.

– Садись к нам, выпей чего-нибудь, – сказал Алан.

– Я только на минутку, ладно? А то мы столик ждем…

– А ты с кем?

– Да там ребята с курса. Руперт и Тарквин.

Алан обернулся и посмотрел, куда она показала. Юнцы мрачно смотрели на нас и явно комплексовали. У одного была кожаная куртка, похожая на одну из наших, но из более качественной кожи. Триста фунтов как с куста.

Клэр села, встряхнув своей светлой гривой так, что волосы рассыпались по плечам. Я налил ей вина. Сколько ей, интересно? Года двадцать два. Умная не по годам девочка в жакетике от «Аньес Б.».

Клэр поднесла к полным губам бокал с вином и потянулась к пачке «Кэмел лайт». Она немножко сутулилась от подростковой застенчивости, но уже видно было, что через пару лет фигурка у нее будет что надо… Черт, надо было рубашку сменить. Я поднес ей зажигалку, надеясь, что она не заметит предательский несвежий душок. Лиз прострелила меня неодобрительным взглядом.

– Как идет подготовка? – спросил Алан.

– Ничего, нормально. Слава богу, один реферат остался.

Глаза у нее были широко расставленные, но не глупые, между бровей морщинка от зубрежки.

– Клэр выпускные сдает, – пояснил Алан, накрывая рукой ее ладошку. Клэр положила сверху вторую лапку, и я вдруг ощутил укол чувства, в котором опознал ревность. Хотелось пришлепнуть это сооружение ладонью, как в детской игре.

– А что ты изучаешь? – спросила Лиз, ограничившаяся в свое время подфаком в Саутгемптонском университете.

– Философию.

– Ой, ты, наверное, такая умная! – ядовито пропела Лиз. Бедняжку мою обошли сразу по двум фронтам: соперница попалась не только моложе, но еще и умнее.

– Я – умная? Да мне дай бог на троечку.

– На какую троечку? Не придумывай! – Алан сжал ей ладошку.

Они переглянулись, и Клэр опустила плечи, словно растаяла. Когда она сняла жакетик, оставшись в белой маечке, над воротом-лодочкой обнаружился синяк явно не спортивного происхождения.

– Бедная. Выпускные – это, наверное, ужасно, – улыбнулась Лиз, мысленно поджаривая соперницу на вертеле в подземном застенке. – У меня подружка десять лет назад все сдала, а ей до сих пор кошмары снятся. Честное слово. Как будто у нее последний семестр, а она ничего не сделала, бегает по подругам и рефераты просит. А потом еще пытается их наизусть выучить!

– Может, и мне у кого-нибудь реферат попросить? – сказала Клэр.

– А после института чем займешься? – спросил я и сам себе подивился: превращаюсь в занудного старого хрена.

– Не знаю. Наверно, устроюсь куда-нибудь работать. А может, попутешествую сначала. Я еще не решила.

Такое ощущение, что этот вопрос ее не очень-то беспокоит. А может, она так и будет плыть без цели, пока кто-нибудь на ней не женится. Да, может быть, так именно и получится: есть в ней какая-то отрешенность, как будто она видела то, что ей рано еще видеть, и знает, что за штука – взрослая жизнь. Наверняка из неполной семьи. Как и мы все, впрочем.

– Правильно, – сказала Лиз. – Поезди, пока можешь.

– А ты много ездила, когда моделью работала? – спросил Алан.

– Господи, я, по-моему, везде была. Только мало что видела. Это же работа: аэропорт – отель и больше ничего. Так что, можно сказать, почти не путешествовала.

До верхов модельного мира Лиз так и не поднялась, но за пять лет заработала достаточно, чтобы сделать первый взнос за наш дом в Рохамптоне.

– Да ладно! – вмешался я. – Мы с тобой и в Индию ездили, и в Перу на месяц. На Мачу Пикчу лазали.

– Ну да, влезли, а там какой-то обкурившийся дури американец, абсолютно голый и с трусами на голове. Клэр, а ты никогда не думала стать моделью?

– Я? Куда мне? Я же толстая!

Очевидно, девочке основательно промыли мозги современным досочным стереотипом, потому что талия у нее была осиная.

– Ерунда. У тебя бы хорошо получилось: на такой свежий, здоровый тип всегда спрос есть.

Тут крылась шпилька, и Клэр это поняла. Свежая-здоровая читай зеленая-простоватая.

– А вы по-прежнему моделью работаете?

– Ой, нет, сто лет назад бросила. У меня кость не та. Я теперь дизайном занимаюсь, мы с подругой делаем сумочки.

Лиз действительно сделала несколько эскизов на пару с Мэри Маригелой, но, как оказалось, мир сумочного дизайна не так-то просто покорить.

– Я хочу в Южную Африку поехать. Алан там был, – мечтательно сказала Клэр, как будто сам факт однократного пребывания Алана на данном субконтиненте был уже достаточной причиной туда отправиться.

– Я ездил туда после школы на полгода, – сказал Алан. – Там местами опасно было.

– Да? Даже тогда? – удивилась Лиз.

– Ну, не так уж давно это было! – спохватился Алан. Ему явно хотелось как-то сократить разрыв в десять лет между собой и Клэр.

Да, Алану хорошо. А я вот лично после школы восемь месяцев трудился на фабрике по производству клубничного джема. До сих пор без судорог клубнику видеть не могу.

Вихляющей походкой подкатился парень в кожаной куртке. Клэр сообщила, что его зовут Тарквин. Тарквин нервно ухмыльнулся и сообщил, что им с Рупертом надоело ждать столик и они собираются в Пиццу-Экспресс. Клэр выслушала его с таким видом, как будто ей было абсолютно все равно, пойдет он сейчас в пиццерию или повесится на фонарном столбе.

– Знаешь, мне что-то есть не хочется. Я, наверно, поеду домой. – Она стряхнула пепел с сигареты и неторопливо затянулась.

Тарквин пожал плечами. Он жутко комплексовал и, кажется, пребывал в полной уверенности, что все в ресторане смотрят исключительно на него.

– Ну как хочешь. Ладно, бывай, – небрежно бросил он, шмыгнув носом. Ну-ну. Богатенький сынок изображает крутого.

Тарквин той же походочкой направился к бару, чтобы рассказать Руперту, какие мы все придурки. Надеюсь, он не на мои налоги эту куртку себе купил.

– Это твой парень, да? – невинно поинтересовалась Лиз. – Симпатичный, на Джонни Деппа похож.

– Господи, нет конечно! Так, просто знакомый. Он меня от университета подвез. – Клэр испугалась, что мы вдруг решим, что ее что-то связывает с потерпевшим.

– У него машина? – удивился Алан. – Он же вроде студент.

– Ну и что? – не поняла Клэр. – У меня же есть машина!

– «Мини»? Ты же говорила, это мамина.

– Она мне ее уже подарила на день рождения.

Подошел официант, и мы заказали кофе. Жена недовольно нахмурилась, когда я в придачу к двойному эспрессо спросил еще стаканчик граппы.

– Так, Алан, немедленно рассказывай нам про Южную Америку, – потребовала Лиз.

– Да что там рассказывать? Было это давно и неправда.

– Ну пожалуйста! – попросила Клэр. – Ты же тогда интересные вещи рассказывал.

Алан повернулся к Лиз и стал рассказывать, как они со школьным приятелем по дороге из Боготы куда-то познакомились с колумбийским хиппи.

Лиз подалась вперед, подперла ладонью подбородок, и вообще, вид у нее был, как у ребенка, который смотрит мультяшки. Клэр, похоже, уже слышала эту историю, и интерес ее был слегка наигранный. Когда Алан дошел до волшебных свойств колумбийской конопли, она отключилась и принялась вертеть прядку волос, высматривая секущиеся кончики. Придет день, и она познает грустную истину со вкладыша жвачки: Love is… любовь – это когда улыбаешься, в сотый раз прослушав его любимый анекдот.

Официант принес кофе и граппу. Алан тем временем подошел к самому захватывающему месту, когда новообретенный друг Карлос раздел их с приятелем догола под дулом пистолета.

– Господи, кошмар какой! – сокрушалась Лиз. – Вам же тогда лет по шестнадцать было, да?

– Да ладно, сами виноваты: надо было головой думать. Просто он как-то вызывал доверие. Знаешь, что самое интересное? Я его, по-моему, через несколько лет в Лондоне видел. На Карнаби-стрит. Шел себе в пончо…

– Да? А ты мне не рассказывал, – удивилась Клэр. – И что ты сделал?

– Да ничего. Я ведь даже не уверен был, он это или нет. А если и он, то что? Я на него не обижаюсь, я на его месте сам бы, наверно, то же самое сделал. Да и что он такого сделал? Ну подумаешь, обобрал там каких-то гринго…

– Господи, что ты такое говоришь! – воскликнула Лиз.

Алан пожал плечами и велел принести счет. Ему приспичило за всех заплатить, и к чести его надо заметить, что платил он собственной кредитной карточкой, золотым «Американ Экспресс». Когда встали из-за стола, я помог Клэр надеть жакет. От нее пахло, как от новорожденного младенца. Подошел менеджер и с чувством пожал Алану руку. Потом нацелился на Клэр.