Текст книги "Бог войны"

Автор книги: Дэвид Гилман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Кивнув, Блэкстоун позволил взгляду последовать за контурами старых городских стен, через болота и реку к дороге, ведущей прямо к сильно укрепленному мосту.

– Лето выдалось засушливое, болота подсохли и дадут опору для ног, а в речных руслах воды не так уж много. Вряд ли можно будет проехать там на лошадях, но люди перебежать смогут.

Сэр Гилберт проследил направление взгляда Блэкстоуна.

– И бой будет жаркий. Но ты прав; мы можем штурмовать их там. Это Иль-Сен-Жан, – указал он на купеческий пригород, полностью окруженный рекой. – Это мягкое подбрюшье града, и там можно поживиться, но этот мост… – голос его стих и оборвался. Мост, связывающий пригород с городом, был сильно укреплен, а рядом на приколе стояли баржи с арбалетчиками.

Они просидели под сенью дерева добрый час, наблюдая за движением людей по улицам. Солдаты и латники ходили по мосту туда-сюда, выстраивая баррикады из перевернутых повозок, палисадов, стопок снятых с петель дверей и мебели, вытащенной из домов. Перейти мост, обороняемый арбалетчиками в барбаканах – навесных башнях – на одном конце и баррикадой на другом, было невозможно. Вдруг сэр Гилберт цыкнул.

– Дурачье, – только и сказал. И через миг: – Говори, что видишь.

Блэкстоун вгляделся в суету внизу. Солдаты и горожане до сих пор строили баррикаду на мосту, арбалетчики забирались в баржи, причаленные к берегу реки, другие взбирались на верхние этажи домов и поднимали ставни, чтобы держать под обстрелом улицы.

– Они обороняют главный мост и восточные стены.

– Ведя войну, надо выбрать позицию. Где ты сражаешься, ничуть не менее важно, чем то, как ты сражаешься. Погляди еще раз, – велел сэр Гилберт.

Блэкстоун видел лишь, что величайшей преградой для сражения станут тесно застроенные улицы. Хоть одна из рек и огибает излучиной южную часть города, а вторая рассекает его надвое, дома негоциантов на Иль-Сен-Жан вкупе с собственными земельными наделами определенно самая слабая точка на юге. Если удастся пробиться через эти улицы и через мост в старый город в достаточном числе, город взять можно. Но не сейчас, когда возведены новые оборонительные сооружения. Сэр Гилберт ковырялся в зубах, не отводя взора от широко раскинувшегося города.

И тут Блэкстоун сообразил, что именно высмотрел сэр Гилберт.

– Они обороняют Иль-Сен-Жан и град, а не крепость. Большинство оборонительных сооружений на этом южном мосту. Если наши люди проникнут в город и атакуют их с тыла, они попадут в ловушку, учиненную собственными руками. – Он указал вдоль западной стены. – Там. Ворота в стене. Видите? Они старые, кладка будет крошиться, а ворота разлетятся в щепу. И обороняют их скверно. Это самая слабая точка в стене.

Сэр Гилберт отступил поглубже в пеструю тень, где были привязаны их лошади.

– Мы еще сделаем солдата из этого камнескреба, – проронил он.

* * *

Блэкстоун всю ночь просидел, обняв колени, на склоне холма, наблюдая за тысячами факелов, светлячками мерцавших во тьме: люди внизу готовились к обороне города. Он не знал, испытывают ли они такой же страх, как он, потому что пришло время встретиться с врагом лицом к лицу, а не убивать его издали. Когда сэр Гилберт сказал людям, где, по его мнению, они должны атаковать, Блэкстоун следил за их лицами. Они жаждали убивать. Кан даст им богатство и женщин.

Английская армия поднялась и выступила перед рассветом. Три корпуса, по четыре тысячи человек каждый, двинулись по склонам холмов. Томас увидел вымпелы и знамена, возносящиеся над тускло-серым горизонтом, развевающиеся на ветру, как хлопающие крыльями хищные птицы. Авангард принца Уэльского двинулся к северным предместьям, а за ним хлынули нестроевые и гражданские, приумножившие английские ряды – маркитанты, возничие, кашевары, конюхи, кузнецы и плотники. Они остановились на порядочном расстоянии позади авангарда, будто еще одно боевое подразделение – военная хитрость, чтобы заставить французов думать, что наступающая армия больше, чем они предполагали. Королевский корпус прямо с запада. Арьергардом командовал Томас Хатфилд, солдат и священник, он же епископ Даремский.

Элфред держал Ричарда при себе, пока Блэкстоун выехал с сэром Гилбертом доложиться Готфриду д’Аркуру.

Томас чувствовал бьющийся в груди трепет. Он ехал прямо к принцу Уэльскому и маршалам армии. Рыцари в латах, щиты и знамена с гербами, их гербовые накидки с крестами святого Георгия на рукавах, ощетинившийся лес копий в руках оруженосцев, тысячи пехотинцев, лучников и валлийских пикейщиков шагали вперед. У Блэкстоуна в глазах зарябило от золотых, алых и синих вышивок на сюрко, фыркающих дестриэ, рвущихся в галоп, чуя волнение воинов – и он не мог не подивиться, что кто-то может не бояться надвигающейся орды. Трубы надрывались так громко, что казалось, один лишь звук способен сокрушить стены города.

– Зачем мне говорить с сэром Готфридом? – полюбопытствовал Блэкстоун, когда они подъехали ближе к надвигающемуся авангарду.

– А затем, что не каждый день простолюдину из рядовых выпадает шанс отрапортовать маршалу английской армии. Он хотел знать твое мнение и ожидает, что ты его представишь. Тебе не повредит быть замеченным. Он нормандец, Христос всемилостивый, и такой же плебей, как ты. С той только разницей, что с его мамашей прелюбодействовал некто важный, – ответил сэр Гилберт.

– Но вы же разглядели их оборону раньше меня, – заметил Блэкстоун.

– Если есть возможность, я предпочитаю не говорить с предателями, на чьей бы стороне те ни бились. – Сэр Гилберт натянул поводья, чтобы подождать на месте. Отряд всадников в золотых и алых цветах Готфрида д’Аркура галопом устремился вперед.

– Итак? – сдвинув брови, поглядел на лучника хромой барон. – Нашел ты способ потратить мою награду на французских шлюх?

5

Блэкстоун бежал во весь дух, хватая воздух полной грудью, с текущими по щекам от натуги слезами, сжимая лук с такой силой, что ныли костяшки. Он и другие лучники ждали приказа атаковать, напружинившись и осыпая проклятиями, отчаянно вожделея спустить с цепи сдерживаемую силу – колдовское варево из страха и ликования, стремясь рвануться вперед и нанести удар.

– Стоять… стоять… – отдал приказ какой-то почесывающий задницу командир позади. – Ждать труб. Ждать…

Уж лучше быть в обозе, возиться с лошадьми, чем стоять здесь с людьми, видящими, как им все отказывают в шансе ворваться в город, с каждым мгновением ожидания укрепляющийся все надежнее. Надо быть слепцом, чтобы не видеть, как шанс ускользает из рук.

– Стоять…

А потом лучники нарушили приказ, больше не в силах игнорировать ускользающую возможность. Горстка латников сэра Гилберта бежала вместе с ним, дребезжа кольчугами, лязгая латами и тяжело дыша. Валлийские пикейщики, испустив невнятный вопль неповиновения, устремились с ними к воротам. Лучники Элфреда держались впереди, но через сотню длинных шагов сотник поднял руку, остановив атаку, чтобы более тяжело вооруженные воины проследовали через их ряды. Следуя его примеру, лучники наложили стрелы, натянули тетивы и послали губительный град стрел, приземлившихся в двух десятках ярдов перед атакующими, истребляя защитников и выигрывая для сэра Гилберта время, чтобы подобраться поближе. Затем они побежали к воплям и первому лязгу стали о щиты и копья. Еще тридцать ярдов – и новый залп. Английские лучники и валлийские пикейщики начали падать от арбалетных болтов, врезающихся в их не защищенные броней тела. Обороняющиеся держались стойко, и кряхтящие, скрежещущие звуки рукопашной неразрывно слились для Блэкстоуна с разворачивающимся перед ним зрелищем. Войска в более легких доспехах свирепо бились против французских латников. Ярость атаки англичан и валлийцев упорно теснила защитников. Люди перебирались через баррикады, валлийцы вонзали в обороняющихся длинные пики, а люди сэра Гилберта рубили мечами и секирами, прорываясь в город. Блэкстоун узнал такие же сюрко, как были на людях, устроивших им засаду. Их обладатели склонялись со стен, используя для укрытия каждый камень, взводя арбалеты и выпуская болты в атакующих.

И снова Элфред остановил продвижение. Томас увидел, как тот втыкает в землю перед собой пригоршню стрел с бронебойными наконечниками. Лучники последовали его примеру. Нужно расчистить путь. Траектория низкая, и стрельба должна быть быстрой.

– Наложи! Натяни! Пускай! – сквозь рев крови в ушах расслышал Блэкстоун команды Элфреда.

Руки и тело каждого лучника следовали ритму команд. Ричард в полушаге позади него повторял действия Блэкстоуна секунда в секунду. Элфред выкрикнул быстрые команды еще полдюжины раз, и тела на пути латников валились одно за другим.

А затем они снова устремились на штурм. Выхватив свой длинный нож, Элфред полоснул противника, перебираясь через рвы и баррикады. Арбалетчик, прицелившись, выпустил болт, вонзившийся в пикейщика обок Элфреда. Блэкстоун натянул лук, но стрела брата вылетела первой, и итальянский защитник города упал с торчащим из горла древком. Томас почти достиг баррикад. По узким улочкам потянуло дымом: солдаты, сражаясь в тесных проходах, по пути поджигали тесно сгрудившиеся дома. А потом началась рукопашная. Блэкстоун запаниковал, забыв даже, что при нем есть меч, и ударил французского защитника в глаз острым роговым навершием лука. Вонзил его, потом еще раз, пока тот отчаянно хватался руками за древко, вопя от боли, но Томас что-то орал. Голос в его голове эхом откликался на их боевой клич: «Святой Георгий! Святой Георгий за короля Эдуарда! СВЯТОЙ ГЕОРГИЙ!» Сила, ревом рвущаяся из его легких, обрушивала панику Блэкстоуна на извивающегося противника. Волна тел понесла его вперед. Брата рядом больше не было. Обернувшись, он увидел, как Ричард натягивает лук и пускает стрелу, убив француза, размахивающего алебардой, а потом бой и напор наступающих скрыли его из виду.

Мимолетный удар вскользь задел Блэкстоуна сбоку по голове. Ощутив вкус крови, он запнулся, увидел француза, заносящего меч из верхней стойки, готовясь разрубить лучника от ключицы до бедра. Окровавленный меч со свистом промелькнул у него перед лицом. Кто-то позади него вонзил клинок французу под мышку, пробив кольчугу и сердце. Английский латник с безвольно болтающейся у бока раненной шуйцей продолжал размахивать мечом, крепко сжимая его в деснице. Блэкстоун поглядел в забрало спасителя, ничего не разглядел, но все равно рассмеялся. Рассмеялся от ярости, рассмеялся, потому что еще жив. И от приумноженного страха.

– Сражайся! – рявкнул латник, отворачиваясь, рубя налево и направо, покинув только что спасенного лучника.

Переулки буквально бурлили, латники смешались с пикейщиками. Французы бились с отчаянной доблестью; не отступил ни один. Блэкстоун перебрался через очередную баррикаду. Французские бойцы по-прежнему рубили нападающих. Элфред был уже в тридцати шагах впереди; Скиннера, Педло, Ричарда Уэта, Генри Торполая и остальных защитники отрезали, загнав их в переулки, и теперь одни удерживали позиции там. Ножны Блэкстоуна запутались в плетне укреплений, и он с разбегу плюхнулся во весь рост как раз в тот миг, когда полоска стали просверкнула у него перед носом. Он забыл совет сэра Гилберта, и это спасло его. У ног французского латника лежало с полдюжины трупов. Забрало его шлема было опущено, доспехи измазаны английской и валлийской кровью. Люди все гибли от его ритмичных дугообразных ударов в удушающе тесном ближнем бою. Он разил, не зная устали, размахивая своим боевым мечом с беспощадной действенностью. На его забрызганном сюрко красовался медведь в профиль на лазурном поле с геральдическими лилиями в каждом углу. Будучи рыцарем высокого ранга, он не мог сдаться никому менее знатному. А еще все ведали, что лучники не проявляют милосердия в бою и не ждут его ни от кого. Восстановив равновесие, Блэкстоун переступил через изувеченные трупы, поднял лук и натянул тетиву. Ему требовалась свободная линия выстрела лишь на секунду – краткое мгновение, когда атакующие либо рухнут у ног рыцаря, либо проскочат мимо него, чтобы сразиться с другими. Бронебойный наконечник прошьет латы. И каким бы отважным ни было его сердце, этого удара издали оно не переживет.

Пикейщик позади Блэкстоуна охнул от удара арбалетного болта, раздробившего ему лицо. Клокочущий пузырями ужас забрызгал шею Томаса кровью, а тело повалилось на него, сбив с ног. Стрела безвредно впилась в стену дымящегося дома; пламя уже начало лизать дранку его стен. Снова встав в позицию для стрельбы, Блэкстоун увидел, что французский рыцарь сдал позиции под натиском английских пехотинцев, теперь рубившихся секирами, ножами и палицами, отобранными у полегших французов. Припертый к стене, он уже не мог отступить, и англичане мало-помалу пересиливали его, как собаки, терзающие оленя. Ножи и мечи кололи и рубили наотмашь; пики кололи, пока ноги его не подкосились. Он рухнул на колени, и тогда его зарубили насмерть. Все разыгралось за считаные секунды. Выплюнув кровь изо рта, Томас почувствовал необъяснимое отчаяние из-за гибели доблестного рыцаря.

– Ричард! – надрывно крикнул Блэкстоун, чтобы быть услышанным в грохоте битвы, хоть и понимал, что брат ни за что не расслышит его крика, и уповая, что другие могут знать, куда занесло его сражение.

Пот лил по спине ручьями; кожаный камзол, надетый под стеганый поддоспешник для дополнительной защиты, льнул к телу, как вторая кожа. Блэкстоун ввалился в дверной проем, споткнувшись о труп. Мимолетный покой сумрачного коридора дал ему призрачную передышку от лязга. Ноздри ожег застарелый смрад мочи. Блэкстоун распрямил хребет, пытаясь загнать страх поглубже. Протянувшаяся рука коснулась его лодыжки. Он развернулся, шарахнувшись спиной к стене, и выставил нож для удара.

Из груди умирающего на полу вырвался надрывный кашель. По его штанам расплылась кровь из раны на животе, пронзившей жизненно важные органы. Смерть его была неминуема. Свищ в пронзенной груди булькал кровавой пеной. Мужчина с седыми висками был достаточно стар, чтобы годиться Блэкстоуну в дедушки. Лысеющую голову облепили пряди слипшихся от пота волос, шапка давно брошена или потеряна. Лук, изрубленный ударами мечей, лежал рядом, а колчан с торчащими оперениями из серых гусиных перьев был наполовину полон. Мужчина произнес что-то на непонятном языке, и тогда Блэкстоун сообразил, что это валлийский лучник – один из бросившихся в атаку вместе с пикейщиками. Умирающий вцепился в него крепкой хваткой, и Блэкстоун уступил. Склонившись, отер с лица старика кровь и пот с глаз.

– Лучник? – прошептал старик по-английски.

Блэкстоун кивнул.

– Лучшие… – проронил старик с улыбкой и запнулся. – Убей… ублюдков, отрок…

И ткнул свой колчан Блэкстоуну в руки. В этот момент его взгляд приковало лицо юного лучника, зардевшееся от страха, до сих пор не покинувшего его.

– Это ничего… умирать… Не бойся. Ты ведь лучник… а?

– Да, – шепнул Блэкстоун.

– Ну, тогда… они больше боятся… тебя.

Окровавленные зубы ветерана были оскалены в улыбке. Вытащив висевший на шее медальончик, он прижал его к губам и вложил Блэкстоуну в ладонь, сжав ее своими пальцами с узловатыми суставами. Потом его хватка ослабла, и из раны на груди вырвался последний пузырь воздуха.

Блэкстоун поглядел на талисман – незатейливую серебряную фигурку женщины в серебряном колесе, сомкнувшую согнутые руки над головой. Скрутив шнурок, сунул медальон в складки куртки, а потом заставил себя вернуться на улицу. Инфантерия и лучники бились бок о бок с пикейщиками, а латники прорубали дорогу через отступающие кучки французских защитников, ни ярда не сдававших без яростного сопротивления. Блэкстоун заметил Ричарда Уэта под защитой покосившихся, будто пьяные, деревянных устоев дома, неустанно стрелявшего в генуэзских арбалетчиков в верхних окнах. Французы забаррикадировались на следующем углу в попытке оттеснить атакующих в тесные коридоры переулков, где горожане швыряли им на головы плитку и камни. Улица была завалена телами; на булыжной мостовой запеклась кровь. Полдюжины лучников, укрывшись, кто где мог, разили обороняющихся, пока пехота и латники вели ожесточенные схватки на усеянных камнями улицах. Давка увлекла Блэкстоуна ближе к людям графа Уорика, врезавшихся в баррикаду, пока еще одна группа пробивалась по боковой улочке. Сражение разыгрывалось за каждый угол.

– Мой брат? – крикнул он, когда Уэт извлек из колчана последнюю стрелу.

– Со Скиннером и Педло. Они последовали за сэром Гилбертом, – указал тот вдоль переулка, тонущего в глубокой тени тесно стоящих строений. В ряды солдат затесались горожане, защищавшие свои дома. Женщина, выкрикивая оскорбления, прикрывалась оконной ставней, как щитом, а ее спутник напал на раненого, лежавшего на окровавленной мостовой. Стрела Уэта пробила самодельный щит, и женщина упала на спину, прижав ладони к ране, с обезумевшим от боли взглядом, свидетельством удара и силы снаряда.

– Мне нужны стрелы, Томас!

Сунув Уэту колчан валлийца, Блэкстоун побежал в переулок, накладывая стрелу на тетиву и придерживая ее большим и указательным пальцами в готовности натянуть лук и пустить снаряд. Узость улочки задерживала продвижение. Он пробирался мимо тел, привалившихся к дверным косякам и распростершихся на земле, свидетельствовавших своими ранами об ожесточенности схватки, прокатившейся тут до него. Переулок стал шире. На следующем перекрестке, затянутом дымом, рыцари из войска принца бились в пешем строю, плечом к плечу с пехотинцами – черная и белая кость, вместе искореняющие врагов короля. Выстрелив в обороняющихся, Блэкстоун двинулся вперед, отыскивая более глубокую тень, чтобы укрыться и стать менее приметной мишенью для арбалетчиков, по-прежнему осыпавших уличную схватку тяжелыми смертоносными стрелами. Стоило арбалету показаться на фоне неба над краем крыши, как Блэкстоун посылал стрелу на три дюйма выше его дуги, и итальянский наемник отлетал прочь. Несколько генуэзцев рухнули на улицу с пронзенными головами или шеями, а он все переходил с места на место, инстинктивно отыскивая укрытие, чтобы не стать для арбалетчиков неподвижной мишенью. Отчаянное стремление отыскать брата гнало его вперед сквозь бой вопреки страху.

Повсюду слышались стоны боли из-за разрубленной плоти, порванных сухожилий и сломанных костей; шок от чудовищных ран повергал раненых в беспамятство, очнуться от которого им было не суждено. Увидел раненого лучника, почти мальчишку, отползающего в безопасное место – лицо знакомое, но имя затерялось где-то в неразберихе конфликта. Французский пехотинец опустил пику, чтобы вогнать ее в ребра раненого отрока. Блэкстоун выкрикнул предостережение; сбитый с толку француз обернулся, и стрела Блэкстоуна вонзилась ему в грудь. Перебежав улицу, Блэкстоун затащил лучника в дверной проем. Когда Томас бережно, как мог, пристроил его у стены, крики боли пошли на убыль.

– Томас! Слава богу! Нога, перевяжи мне ногу, – взмолился юный лучник. Сорвав запятнанную алым рубашку с трупа, Блэкстоун перевязал сломанную ногу, приложив вместо лубков стрелу. Лучник снова завопил, прижимая запястье к лицу, впившись зубами в куртку. Томас почти ничем не мог ему помочь. Лучник со всхлипом втянул воздух. – У тебя есть вода? Господи, как пить хочется! Есть хоть капелька?

Блэкстоун внезапно осознал, как у него пересохло во рту.

– Нет. Ни капли. Ты не видел моего брата? Он со Скиннером и Педло. И сэром Гилбертом.

Покачав головой, лучник прислонился спиной к стене.

– Иисусе благий, как больно! Найди мне вина, Томас, найди хоть что-нибудь, Богом заклинаю!

Блэкстоун оглянулся на площадь. Французы отступали. Вспомнил имя отрока: Алан из Марша. Родом из соседней деревни. Его мать была крепостной лорда Марлдона. Блэкстоун тужился отыскать в памяти ее имя, чтобы хоть чем-то утешить паренька, но оно ускользало.

– Алан, я найду нам что-нибудь, – с этими словами он толкнул плечом полуоткрытую дверь, ведущую в сумрачную комнату. Никто не обчистил ее – бой обошел тесные комнатенки первого этажа городского дома стороной. Пнув в сторону лежанку с грязным соломенным матрасом, он разворошил усеивающий пол камыш в поисках каких-нибудь потайных полостей в досках пола, где могут быть припрятаны запасы. Но нашел лишь морковь и лук, отмокающие в миске с водой, и несколько последних яблок прошлогоднего урожая, еще обрастающих плесенью на полке. Нашел небольшой бочонок с покрасневшей от содержимого затычкой, но свежей воды не было и в помине, а общинный колодец может быть где угодно.

Откупорив бочонок, Блэкстоун съехал на пол по косяку двери, сев рядом с раненым парнишкой. Вино оживит его, а сырой лук на вкус почти ничуть не хуже, чем волглое яблоко. Пару минут ни один из лучников, изнуренных сражением и истерзанных страхом, не обмолвился ни словом. Томас поднялся на ноги, чувствуя, как мышцы молят о пощаде. Он не отдыхал слишком долго. Ему хотелось заползти обратно в полутемную комнату и уснуть на кишащем вшами матрасе, предоставив битве закончиться, когда придет пора.

– Я вернусь за тобой, когда закончим, – пообещал он, коснувшись плеча парнишки. Отцепил ножны и протянул клинок, чтобы тот не остался безоружным. Защититься с помощью лука, опертого о стену, он не сможет. Вино приглушило боль и жажду паренька, хоть Блэкстоун и понимал, что если не удастся сыскать лекаря, шансы того на выживание ничтожны.

– Поведай моим батюшке и матушке, Томас. Когда вернешься. Поведай, что я убил больше других. И дай им какого-нибудь столового серебра, трофеи есть в каждом доме. Пошли им что-нибудь от меня, заклинаю.

Родители мальчика крестьяне – невежественные, суеверные и не заслуживающие доверия – и запросто стащат твои дрова, а за свинью так и убьют. Снедаемые суеверием, они молятся духам лесов и полей, и гибель сына сочтут проклятием, потому что он больше не сможет собирать урожай. Но для раненого лучника это дом. Блэкстоун заколебался. Насколько человек должен пасть духом, чтобы утратить надежду?

– Я вернусь за тобой, сам и поведаешь, – изрек он.

Надежда – это все.

* * *

Тысячи человек запрудили улицы, защитники и нападающие мельтешили туда-сюда, собираясь в сражающиеся группки как придется, атакуя каждый оплот на пути. Блэкстоун бежал, отыскивая брата, молясь, чтобы не наткнуться на его тело среди многих, лежащих целыми грудами. Находя павшего лучника, он забирал неизрасходованные стрелы, хотя их было немного; лучники продавали свои жизни дорогой для французов ценой. Томас увидел дюжину валлийских пикейщиков и столько же лучников – графа Оксфорда; другие демонстрировали цвета Кобэма. Команды Блэкстоуна нигде не было видно. У очень немногих осталось по одной-две стрелы.

Томас побежал среди них, высматривая хоть кого-нибудь из знакомых. Когда добрался до передовых позиций, с другой стороны баррикады послышались крики и вопли. Кричали люди по ту сторону болот; валлийские пикейщики забрели в реку в самоубийственной атаке против барж и генуэзских арбалетчиков. У них в тылу английские и валлийские лучники прикрывали их как могли, но пикейщиков все равно косили, как траву. У находящихся на одной с Блэкстоуном стороне баррикад не было иного выбора, как ринуться на французских латников.

Дым затянул навесные башни, сторожившие ворота города и оборонявшие мост. Пикейщики собрались у самых стен башни. Старик с седыми волосами до плеч, стянутыми сзади шнурком, внушавший уважение, заговорил, и остальные согласно закивали в ответ. Выбора нет, они должны штурмовать сильнозащищенную баррикаду разом. Их соплеменники по ту сторону валятся под градом арбалетных болтов.

– Можешь ты со своими людьми прикрыть нас? – поглядел старик на Томаса.

Блэкстоун сообразил, что из всех присутствующих лучников его сюрко перемазано кровью больше всех, а волосы залубенели от раны, полученной на баррикадах. Он выглядит так, словно бился завзятей всех. И кивнул.

– Как сможем. Осталось не больше двух залпов.

– Готовьтесь, – бросил валлиец.

Блэкстоун обернулся к лучникам, даже не подумав, что в группе есть ветераны. Элфред уже показал ему пример, и эти люди подчинятся власти команд.

– Наложи! – Все подчинились, даже не пикнув.

– Натяни! – Дисциплинированная английская смертоносная машина была наготове. Обрезки пенькового шнура и согнутые тисовые и ясеневые древка прозвучали, как одно.

– Пускай! – крикнул он.

Валлийцы бросились вперед.

Услышав их боевой клич, французы обернулись. Дюжина повалилась от залпа лучников, но остальные ступили вперед, мигом зарубив пятерых или шестерых атакующих. Блэкстоун увидел, как седовласый солдат ткнул пикой латника, а потом скрылся из виду, когда люди вокруг него начали валиться от свирепых рубящих ударов.

Томас снова выкрикнул команду, и последние стрелы, взмыв по дуге, обрушились на людей в латах. Валлийцы убили столько же врагов, сколько пало их соратников, но пики с деревянными древками не могли устоять перед рубящими секирами и мечами. Атака могла захлебнуться. Блэкстоун пристроил лук за спиной, чувствуя, как древко прижалось к позвоночнику. Хребет из тиса в такой момент очень не повредит. Протянул руку к мечу, но ножен не было, и только тогда вспомнил, что оставил его у раненого лучника. При нем остался лишь длинный нож. Выхватив его из ножен, испустил крик, вырвавшийся из груди взрывом, – и ринулся в гущу безумия.

Никому из лучников не выжить. Они безоружны, не считая своих ножей, а их стеганые куртки от ударов секир и мечей французских латников лопнут, как кожура. Тела мертвых и умирающих валлийцев устилали землю, бок о бок с ними лежали трупы французов, пронзенных пиками или стрелами, а еще через двадцать шагов Блэкстоун увидел стену людей в броне, поднимающих мечи и готовящихся к самой легкой резне за день.

Десять шагов.

В спину его толкнул неистовый шторм леденящих душу воплей.

Черный дым отнесло ветром, и английские рыцари атаковали обороняющихся с фланга с такой яростью, что Блэкстоун и остальные лучники придержали шаг, пока англичане занялись уничтожением врага. Сталь лязгала о сталь, щиты грохотали от ударов. Один из щитов, принявший на себя удар, демонстрировал герб, возглашавший о репутации рыцаря.

– Сэр Гилберт! – крикнул Томас, но рыцарь прорубал путь сквозь ряды французов методичными ударами меча. Сокрушенные кости пронзали мышцы, кровь хлестала во все стороны. Сущая резня. Один из лучников Уорика, обогнав Блэкстоуна, наскочил на французского латника, поверженного на землю размахивающим булавой англичанином. Навалившись на упавшего, он изо всех сил вонзил нож в щель забрала и повернул клинок. Хлынула кровь, и француз в агонии задрыгал ногами.

Англичане перебирались через баррикаду с противоположной стороны моста, и вдруг французы сдались, опустившись на одно колено и протянув свое оружие равным себе по званию англичанам.

Английские рыцари преградили путь лучникам, чтобы те не убили больше ни одного латника; некоторых из людей Оксфорда оттащили в последний момент, когда те уже были готовы вонзить клинки своих ножей под шлемы рыцарей в незащищенное горло.

Похожее на сон видение английских рыцарей, обступивших своих французских заложников, защищая их от своих собственных людей, на миг заволокло дымом.

Кан пал.

* * *

Одиночные стычки продолжались весь день, и с закатом дома еще пылали. Очаги сопротивления еще оставались – горожане и некоторые из солдат сэра Робера Бертрана, пережившие главный штурм. Бертран и пара сотен человек, запершиеся в замке, угрозы королевским войскам не представляли. Была выставлена рота солдат, чтобы предотвратить попытки французов контратаковать под сенью тьмы. К исходу сражения больше сотни французских рыцарей и латников да еще столько же оруженосцев сдались людям равного звания, но улицы были завалены тысячами трупов французов. Англичане выказали свою доблесть, особенно лучники и пехотинцы, сражавшиеся рука об руку против французских латников. Но по городу рыскали волки. Опасность угрожала каждому. Ни мужчина, ни женщина, ни дитя не смели выступить против насилия и грабежа. Английская и валлийская солдатня потрошила их город с такой свирепой дикостью, какую жители Кана даже вообразить не могли.

Приняв капитуляцию местного рыцаря, сэр Гилберт доставил его вместе с другими пленными дворянами на борт английских кораблей, с приливом поднявшихся вверх по реке Орн. Их доставят в Англию и будут держать в плену, пока не получат за них выкуп. Король издал очередной указ, возбранявший чинить насилие женщинам и детям и грабить храмы, но добиться его исполнения маршалы и капитаны не могли. Спасения для богатых купеческих домов и рынков не было. Солдатам нужна была военная добыча, и это послужит хорошим уроком жителям других городов, дабы не думали оказывать сопротивление в будущем.

Элфред пережил сечу, равно как и Уилл Лонгдон – оба в крови от ран, но непоколебимо остававшиеся с сэром Гилбертом на протяжении всей схватки. Брат Блэкстоуна был с ними большую часть пути, но Скиннер и остальные попали под обстрел арбалетчиков и штурмовали уличную баррикаду. Сражение было жарким, но бой не стоял на месте, и люди разделились. Лучников в роте недоставало, и сэр Гилберт отправил своих людей на улицы искать погибших и созывать занятых мародерством или застрявших в последних стычках.

Блэкстоун брел по улицам в поисках брата, игнорируя очаги сопротивления, еще встречавшиеся в переулках и на площадях. Сажа въелась ему в кожу вместе с кровью и высохшим потом, и от смрада собственного тела страстно хотелось добраться до воды, чтобы смыть с себя наслоения грязи. Каждый мускул без исключения ныл, а десница болела, будто избитая палицей. Одни солдаты спали в дверных проемах, другие вытаскивали трупы на улицы, обирая с них каждую монету и украшение. Небольшие группки сидели, поглощая награбленное вино или уписывая хлеб, яйца и сыр, изголодавшись после дневных трудов. Мясо, найденное в погребах и коптильнях, оставляли без внимания: была среда, постный день, когда нельзя есть ни крошки скоромного, даже занимаясь истреблением мужчин и женщин.

Блэкстоун возвращался прежним путем, пытаясь отыскать переулки и улицы, которые выведут его к баррикаде, где он видел брата в последний раз. Вышел на Алана из Марша, по-прежнему лежавшего на пороге, но тело его было изувечено – скорее всего, горожанами. Меч пропал, но потеря невелика – в конце концов, это был меч бедного рыцаря. Парнишку ждет братская могила, но он хотя бы будет лежать вместе с другими лучниками. Жестокая цена сражения тяготила желудок Блэкстоуна, как свернувшееся молоко. Никакой разницы, где человека похоронят. Мертвый есть мертвый, и стоит мухам сесть, как в гнилом мясе закопошатся личинки.